CC BY
17
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2014. № 4
КРУГЛЫЙ СТОЛ «ДИНАСТИЯ РОМАНОВЫХ И РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА» НА ФИЛОЛОГИЧЕСКОМ ФАКУЛЬТЕТЕ МГУ
Четырехсотлетнему юбилею со времени избрания и восшествия на престол Михаила Федоровича, положившего начало более чем трехвековому правлению династии Романовых, был посвящен круглый стол «Династия Романовых и русская литература» (12 ноября 2013 г.) в Пушкинской гостиной филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова.
Во вступительном слове заведующий кафедрой истории русской литературы профессор В.Б. Катаев отметил, что юбилейная апологетика в последнее время заставляет пересматривать и даже замалчивать те оценки, которые давали царям русские писатели, причем создается новая историческая мифология. Он призвал еще раз осмыслить отношение русской литературы к этому важнейшему вопросу отечественной истории.
Декан филологического факультета, заведующая кафедрой русского языка профессор М. Л. Ремнёва во вступительном слове подчеркнула ту чрезвычайно важную роль, которую играли в истории России монархия как институт и монарх как личность. Отметила интерес, проявляемый сегодня к событиям эпохи Романовых, и указала на исключительное значение этих исторических традиций для современности.
Ведущий заседание профессор Д.П. Ивинский обратил внимание на то, что круглый стол должен не только продемонстрировать присущую науке объективность, не сводя обсуждение политических вопросов к идеологическим спорам, но и выявить собственно филологические аспекты предложенной темы, определив возможности применения филологических методов и подходов - критики текста, герменевтики, истории литературы.
В докладе заместителя директора по научной работе Государственного музея А.С. Пушкина профессора Н.И. Михайловой был рассмотрен диалог между Пушкиным и Николаем I, начавшийся в 1826 г., когда царь вызвал поэта из ссылки, и продолжившийся запиской Пушкина «О народном воспитании», «Стансами», стихотворением «Нет, я не льстец, когда царю...». Н.И. Михайлова выявила в заключительной строфе «Стансов» цитату из послания И.И. Дмитриева, изданного в 1791 г. и адресованного А.Т. Севериной - тогда 214
еще младенцу, придающую «Стансам» иронический характер наставления «младенцу» - монарху, недавно взошедшему на трон. А в стихотворении «Нет, я не льстец, когда царю...» Н.И. Михайлова указала скрыто полемичную реминисценцию из отзыва Николая на записку «О народном воспитании», сообщенного Пушкину А.Х. Бенкендорфом. Таким образом, диалог Пушкина с царем предстает как спор, в то же время отмеченный признательностью поэта императору: по словам директора Лицея Е.А. Энгельгардта, «в Лицее не было неблагодарных».
Профессор В.А. Недзвецкий посвятил выступление Елизавете Алексеевне Романовой - супруге Александра I, ее суждениям о русском языке и литературе. Урожденная Луиза Мария Августа, принцесса Баденская, она прибыла в Петербург в 1792 г., когда ей было 13 лет, а в 1793 г. стала женой Александра Павловича - будущего императора. 30 лет, проведенных в России, она называла своей тридцатилетней службой. Осваивая русский язык, она отмечала присущую ему музыкальность и высоко оценивала его поэтические возможности. Елизавета Алексеевна поддерживала дружеские отношения с Н.М. Карамзиным. Ей посвящены такие стихотворения Пушкина, как «На лире скромной, благородной.» и «Не розу пафосскую...»; она оставила сочувственный отзыв об одном из произведений Пушкина, относящийся, по В.А. Недзвецкому, к первой главе «Евгения Онегина», немногими вначале оцененной по достоинству, продемонстрировав тем самым глубокое понимание литературы.
Завершая пушкинскую тему, профессор Д.П. Ивинский проанализировал так называемый воображаемый разговор с Александром I, предложив новую текстологическую интерпретацию этого произведения. «Разговор.» известен лишь в одном черновике с многочисленными поправками; он никогда не был завершен. Д.П. Ивинский обосновал гипотезу о том, что в ходе переработки изменился адресат «Разговора.»: им оказался уже новый царь - Николай I, к беседе с которым готовился Пушкин, вызванный из Михайловского. Об этом свидетельствует, например, почти беспрецедентный в творчестве Пушкина характер переработки заключения, которое меняется на противоположное: в первоначальном варианте царь хочет простить поэта, в исправленном - сослать в Сибирь. Д.П. Ивинский сделал вывод, что такая трактовка позволяет объяснить незавершенность «Разговора.»: вначале, обращаясь еще к Александру I, Пушкин почувствовал невозможность объясниться даже на бумаге, впоследствии же использовал старый черновик как материал для размышлений в начале нового царствования.
Доцент Г.В. Москвин посвятил доклад истории взаимоотношений М.Ю. Лермонтова с Николаем I и - шире - рода Лермонтовых с династией Романовых. Г.В. Москвин подверг критике распространенное представление о ненависти императора к Лермонтову, предложив реинтерпретацию ряда фактов, и показал, что конфликт Лермонтова и царя имел не только биографическое, но историческое значение. В этом конфликте отразился кризис эпохи, свидетельствовавший о конце равновесия между властью и культурой. Это была третья волна кризиса, вслед за событиями 14 декабря и смертью Пушкина. Новое, послепушкинское поколение уже не существовало в пространстве династии Романовых, и именно к нему принадлежал М.Ю. Лермонтов. Далее, обратившись к истории рода Лермонтовых, Г.В. Москвин показал, что его связь с династией Романовых возникла двумя столетиями ранее: в царствование Михаила Федоровича поступил на русскую службу Георг Лермонт, предок поэта. Так возникает историческая «рифма»: поручик Георг Лермонт присутствовал при становлении династии Романовых, поручик Михаил Лермонтов - при ее кризисе.
Профессор В.А. Воропаев обратился к вопросу о том, как Николай I воспринял комедию Н. В. Гоголя «Ревизор». Известно, что пьеса была разрешена к постановке (а следовательно, и к печати) благодаря распоряжению царя. В течение 1836 г. он присутствовал на двух представлениях, причем вместе с наследником престола - будущим Александром II. Царь заставлял и своих министров смотреть комедию Гоголя, а посещая уездный город Чембар, сказал местным чиновникам, что всех их знает - по «Ревизору». В свою очередь, и Гоголь придавал большое значение той поддержке, которую оказывал ему император, и преподносил царю все свои произведения. В.А. Воропаев высказал предположение, что пьеса понравилась царю, так как он понял авторский замысел, согласно которому зритель должен в героях увидеть себя. В «сцене вранья» Хлестаков «примеряет на себя» шапку Мономаха, и Николай с присущей ему проницательностью не мог этого не заметить.
Доцент А.Б. Криницын рассказал об истории взаимоотношений Ф.М. Достоевского с Николаем I и Александром II. Николай, по свидетельствам современников, читал «Бедных людей» и, возможно, поэтому, рассматривая дело петрашевцев, отнесся к писателю мягче, чем к кому бы то ни было, сократив срок каторги с восьми лет до четырех. Достоевский был благодарен; вернувшись с каторги, он стремился как можно скорее снова вступить в литературу. Особое внимание в докладе было уделено трем одам Достоевского, адресованным Нико-
лаю I, его вдове - императрице (на смерть царя) и Александру II (на день восшествия на престол), ранее не подвергавшимся подробному анализу. А.Б. Криницын обратил внимание на присущую одам внутреннюю диалогичность и провел историко-литературные параллели: в частности, образ Николая I был сопоставлен с образом Петра I в «Медном всаднике». В докладе был также освещен поздний период творчества Достоевского, когда он часто бывал принят при дворе.
Профессор В.Б. Катаев посвятил доклад теме «А.П. Чехов и Романовы». Чехов не был знаком ни с кем из царей, но его детство прошло в атмосфере исторических воспоминаний о царствующей династии - в Таганроге, где умер Александр I. В Московском университете Чехов смог учиться благодаря стипендии, назначенной Таганрогской городской управой в память избавления Александра II от гибели при третьем покушении на его жизнь. В эпоху реакции Чехов не раз выражал несогласие с политикой самодержавия. В 1895 г. он подписал обращенную к Николаю II коллективную петицию с просьбой об отмене предварительной цензуры; требования удовлетворены не были, а за писателем был установлен негласный надзор. Известность получил «академический инцидент» 1902 г., когда Чехов и В.Г. Короленко сложили с себя звание почетных академиков в знак протеста против отмены избрания почетным академиком М. Горького, вызванной недовольством, которое высказал царь в связи с этим решением. В отличие от многих современников, Чехов не демонизировал Николая II, но знал ему цену; не участвуя в политической борьбе, он выразил свою оценку режима как художник.
Профессор А.А. Пауткин интерпретировал суждения о литературе, высказанные великим князем Константином Константиновичем (поэтом К.Р.) в дневнике, который он вел на протяжении многих лет. А.А. Пауткин отметил, что К. Р. присуще осторожное, деликатное, несколько застенчивое отношение к собратьям по перу, причиной которого было, возможно, занимаемое им высокое положение и вместе с тем осознание своего скромного места в литературе. Из писателей-современников наиболее душевно близок ему И.А. Гончаров; недосягаемый образец в поэзии - А.А. Фет; постоянно упоминается Достоевский, но редко - Л.Н. Толстой; душевный подъем вызывают «Соборяне» Н.С. Лескова, отвергаются С.Я. Надсон и К.М. Фофанов. С началом XX в. литературные темы встречаются в дневнике все реже; война стала для Константина Константиновича и личной трагедией - погиб его сын. Суждения о литературе теперь чаще появляются в письмах. Поэзию символистов он не принял, критиковал Брюсова,
Бальмонта, Бунина; Блока считал преемником Фета. К.Р. остался верен традициям «чистого искусства».
Соискатель кафедры истории русской литературы ХХ века А.Н. Кравцов охарактеризовал мемуарные свидетельства о династии Романовых, опубликованные в журнале «Возрождение», - одном из важнейших изданий русской эмиграции. В Советской России эта тема была табуирована, а в эмиграции, напротив, вызывала большой интерес. В русском зарубежье были осознаны причины революции, и тем не менее образы последнего царя и его семьи в большинстве источников носят мифологический характер, нередко окрашиваются в мистические тона. С фактической стороны интерес представляют, прежде всего, три источника, опубликованных в послевоенном «Возрождении»: воспоминания баронессы С.К. Буксгевден (фрейлины императрицы), мемуары И.В. Степанова «Милосердия двери» и очерк Нео-Сильвестра «Царь и художник».
В заключительном слове профессор В.Б. Катаев отметил интерес аудитории к прозвучавшим на заседании докладам. Круглый стол продемонстрировал актуальность обсуждавшейся темы и плодотворность междисциплинарных подходов в истории русской литературы.
Л.А. Трахтенберг
Сведения об авторе: Трахтенберг Лев Аркадьевич, канд. филол. наук, старший преподаватель кафедры истории русской литературы филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: [email protected]
