CC BY
30
А. Аллави
КРИЗИС В ИРАКЕ И ГРЯДУЩИЙ ПОРЯДОК НА БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕ.
(Размышления из прошлого
о наступившем будущем)
Что такое Ирак? Я задаю этот вопрос, потому что он - в самом сердце великого кризиса, который мы переживаем. Это не нация в традиционном смысле, поскольку у Ирака отсутствуют важные элементы государственности. Эрнест Ренан точно подметил: то, что нация предпочитает забыть, сплачивает ее не меньше, чем то, что люди помнят. Память у нации должна быть избирательной. Это очевидно, сколь настойчивыми ни были бы потуги арабских националистов превратить Ирак в уникальное арабское государство - метафорический и фактический оплот арабизма.
Ирак также не является нацией с династическими или монархическими традициями. Его нельзя сравнивать, например, с Саудовской Аравией. Ее границы были установлены в ходе завоеваний, и она является, возможно, единственной страной на Ближнем Востоке, напоминающей европейские национальные государства, корни которых уходят в королевские семьи. Почти 40 лет Ираком управляли хашимиты, но внедрить династическую идею в национальное сознание им не удалось. Иракцы не были готовы приравнять свою государственность к хашимитской династии, несмотря на геркулесовы усилия, предпринятые королем Фейсалом I. Иордания - пример намного более успешного государственного строительства хашимитов, в основном благодаря политическому гению короля Хусейна. Но и там пока рано приравнивать государство к династии.
Иракская нация не строится и на доминировании конкретного класса или общественной структуры, такой как армия. До недавнего времени иракские Вооруженные силы были самым могущественным институтом в стране и играли ключевую роль в насаждении официальной идеологии. Ирак даже считался «арабской Пруссией», поскольку военные воплощали национальные добродетели. Но в отсутствие юнкеров, которые сформировали бы основу офицерского сословия, идея армии в качестве ядра нации так и не пустила корни.
География также не определяющий фактор для иракской нации. Границы современного Ирака не совпадают с границами Древней Месопотамии - Страны двух рек, или «аль-Рафидаин» на
арабском, поскольку в ней весьма некстати высятся горы, населенные другими национальностями, простираются огромные пустыни, по которым бродят племена кочевников. Принадлежность к «рафидаинам» вряд ли может служить основой для иракской государственности, хотя патриотическая песня молодежи 1930-х годов начиналась словами: «О, сыны Рафидаина, бейтесь за свою страну!»
Ирак с его неочевидной географией не имеет цивилизацион-ного единства, присущего, допустим, Большой Сирии или Долине Нила. И эпитет «Плодородный полумесяц», применявшийся достаточно вольно для включения Ирака в Большую Сирию, ничего не дал с точки зрения государственного строительства.
Национальную идентичность Ирака также невозможно построить вокруг религии. Мусульмане составляют подавляющее большинство иракского населения, но идея формирования нации мусульманами Ирака по примеру мусульман Британской Индии не имеет смысла, если только речь не идет об исламистском государстве. Это совершенно иной вопрос. Лишь сравнительно недавно мусульмане-шииты Ирака были признаны большинством этого арабского государства. Подобная концепция и модель не просто противоречива - неясно, в какой степени Ирак может отождествляться с населяющим его шиитско-арабским большинством.
Эту нацию также не построить вокруг почти мистической привязки к основополагающей идее или Конституции, наподобие Конституции США, Великой хартии вольностей, демократии или Декларации прав человека. Иракские конституции были примитивными и утилитарными. Составлялись они под конкретные цели для регулирования или придания легитимности достигнутым договоренностям. Вряд ли американцы с таким же пиететом относились бы к основополагающему документу своей страны, будь он состряпан за несколько недель горсткой политиков под бдительным присмотром французских экспедиционных сил. В этом случае не было бы места ни Джефферсону, ни Гамильтону, ни Мэдисону, ни «Запискам федералиста».
И Ирак - это не нация, построенная на обломках империи, наподобие Турции или Ирана, хотя там находился престол всемирной империи Аббасидов. Сознание славного прошлого, безусловно, присутствует, хотя оно и не всегда уместно. Ирак действительно считается колыбелью целого ряда древних цивилизаций, но нынешнее население может опираться на них в качестве источника национальной идентичности еще в меньшей степени, чем жители
современной Греции - апеллировать к Древним Афинам и Спарте. Иракцы не могут присвоить себе великое наследие Древнего Вавилона и Ассирии по примеру сегодняшних греков, которые используют славную историю античной Греции при обосновании современной государственности. Археология - не лучшее подспорье для национально-государственного строительства в Ираке.
В мире есть всего несколько стран, обладающих таким же сложным национальным достоянием и наследством, как современный Ирак. Как правило, преобладает одна идентичность или преданность какой-то одной идее, которая становится «хребтом нации», однако в Ираке всё иначе. Это нация раздроблена по той простой причине, что попытка навязать какую-то одну идентичность потерпела крах. Возникает вопрос: можно ли создать единую нацию из разрозненных частей?
Уверен, что это возможно. Но только если признать, что разрозненные части реальны и имеют подлинную связь с целым. Не так, как в странах, состоящих из разнородных частей, сосуществующих в силу географических причуд или из-за невозможности отказаться от своего геополитического статуса.
В Ираке живут представители разных наций, религий, сект, культур и племен. Но Ирак - не мультикультурное или многонациональное общество в современном плюралистическом смысле. Он не наследовал институционализированную многонациональную систему, свойственную Османской империи, или противоречивую мультикультурную среду, которую иммигранты привносят сегодня в страны Запада. Возможно, в прошлом и существовал значительный потенциал для внутринационального примирения и согласия как следствие потребности приспосабливаться или сосуществовать на протяжении долгих столетий. Но это естественное согласие было серьезно подорвано за прошедшие десятилетия -как во время баасистской диктатуры, так и в период после вторжения и оккупации.
В Ираке мы видим осколки разнородных народов и культур, оставшиеся после долгих веков иностранного владычества, когда страна входила в чужие империи. И они были объединены в одном государстве не на более прочных основаниях, чем Турция после грязной сделки о ее разделе, заключенной в 1917 г. между господами Марком Сайксом из лондонского Уайтхолла и Франсуа Жоржем-Пико из Парижа. Границы были позже уточнены на Каирской конференции 1921 г., а в 1926 г. к Ираку присоединена бывшая провинция Османской империи под названием Мосул.
Не то чтобы это было совсем уж надуманное и искусственное образование, как утверждали некоторые, но Ирак - не такая «естественная» нация, как, например, Египет. Ее контуры определялись государством. А первое иракское государство, образованное в 1921 г. и бесславно закончившее свой путь в 2003-м, внесло еще большую путаницу.
Вторая попытка
Недееспособность первого иракского государства стала притчей во языцех и зерном для мельницы историков. Не буду останавливаться на этом слишком подробно. Все три его разновидности - монархия, республика и, наконец, баасистская диктатура -оказались неспособны создать основы равноправного гражданства или представительного и ответственного правительства, не говоря уже о прочной государственности. Однако я твердо верю, что первое иракское государство могло бы преодолеть первоначальные проблемы при более мудром и дальновидном руководстве. Но ранняя смерть Фейсала I лишила его возможности сформировать государственную конструкцию, которая не обслуживала бы исключительно интересы узких фракционных групп. Затем пронеслись политические ураганы, сотрясавшие Ближний Восток в 1940-е годы и позже.
У первого иракского государства было несколько возможностей освободиться от своего наследия. Одна из них - период поздней монархии в 1950-е годы, совпавший с накоплением большого суверенного богатства благодаря нефти. Завершилось всё кровавым переворотом 1958 г., который положил конец монархии. Другой шанс представился, когда в середине 1960-х годов премьер-министром стал либеральный Абд-эль-Рахман аль-Баззаз. Все кончилось тем, что после гибели в авиакатастрофе президента Арефа власть в 1965 г. захватили военные. Волны либерализации накатывали и быстро отступали. Люди тогда не слишком горевали по поводу упущенных возможностей, но теперь, когда мы оглядываемся назад, становится понятно, что именно в такие моменты первое иракское государство могло бы свернуть с пути диктатур и войн к мирному национальному строительству и избежать последующего краха.
Вторгшись в Ирак, оккупационные силы США стали повитухой, которая помогла появиться на свет второму иракскому государству. Однако оккупационные власти демонтировали опоры
старой государственности прежде, чем стали вырисовываться контуры новой. Поскольку прежние правила объявили недействительными, а следующие еще не сформулировали, госаппарат Ирака вышел из-под контроля. Какие-то его составляющие просто развалились, какие-то перестали функционировать, а некоторые оказались безнадежно коррумпированными. Второму иракскому государству угрожают не только приверженцы прежнего режима и радикальные джихадисты, объявившие войну Америке, но и соседние страны. Все они за исключением Кувейта ощущают прямую угрозу из-за беспрецедентных перемен, происходящих в Ираке, притом каждая - по собственным соображениям. Баланс сил на Ближнем Востоке кардинально изменился.
На первом этапе периода, начавшегося после вторжения 2003 г., наметились основные черты нового государства. Если первое иракское государство опиралось на централизованную власть, сильную армию, доминирование арабов-суннитов, авторитарную политическую культуру и утверждение арабской идентичности Ирака, второе сменило почти все приоритеты на их противоположность. Кризис 2003-2007 гг. заключался в лихорадочном поиске отличительных черт нового Ирака и ожесточенном сопротивлении разных групп, стремившихся обратить вспять перемены и либо вернуться к прежнему статус-кво, либо предложить совершенно иную государственную структуру и цели. Политический процесс, начавшийся после передачи суверенитета иракскому переходному правительству в июне 2004 г., концентрировался на фундаментальных вопросах, хотя основные игроки не формулировали их в таких терминах.
Соединенные Штаты стремились говорить о новом Ираке с позиций демократии, свобод и прав человека, а также построения институтов современного демократического государства. Они и несколько иракских либералов считали, что создание основ демократии и правового государства позволит снять внутриполитическую напряженность и разрешить все конфликты с помощью механизма выборов, принятия Конституции и защиты прав человека.
Все эти цели были закреплены в новой Конституции, но на деле они помогли завуалировать и затмить собой более серьезную подковерную борьбу. Именно на этом уровне вспыхивали стихийные стычки на политических съездах и в ходе важнейших событий, когда предпринимались попытки выработать критерии и наметить новые ориентиры развития.
Способны ли шииты Ирака, будучи демографическим большинством, реализовать свое естественное право на создание новых государственных структур и доминировать в них? Речь идет прежде всего о ключевых ведомствах, таких как министерства безопасности и обороны. В состоянии ли курды превратить автономию в нечто более значимое - конфедерацию с Ираком либо самостоятельное курдское государство? Смирятся ли арабы-сунниты с потерей власти, пусть и от рук иностранного оккупанта? Должно ли арабское государство лишиться унитарности и стать федеративным или даже конфедеративным? Откажется ли Ирак от борьбы за общее дело всех арабов - в частности в том, что касается исхода арабо-израильского конфликта? Перестанет ли Ирак быть враждебным Ирану? Займут ли шииты командные посты в новом Ираке и будут ли они играть руководящую роль? Потребуют ли США особого признания и статуса за вклад, который они внесли в построение нового Ирака? Все эти вопросы запутались еще больше из-за недееспособности государства, невероятного уровня насилия и борьбы против повстанцев и «Аль-Каиды».
Гражданская война
До нападения на гробницы в Самарре в феврале 2006 г. необъявленная подпольная война между Соединенными Штатами и повстанцами, между «Аль-Каидой» и шиитским гражданским населением не затрагивала широкие слои общества. После этих событий ландшафт полностью изменился. Могу без колебаний заявить, что Ирак пережил гражданскую войну с февраля 2006 по лето 2007 г. Повстанцы, «Аль-Каида», представители партий арабов-суннитов в правительстве противостояли ополченцам из Армии Махди (шиитские полувоенные отряды. - Ред.), бригадам Бадра (организация, курирующая МВД. - Ред.), а также материально-технической и кадровой поддержке, оказываемой частями Иракской армии и силами безопасности. Это не были две организованные силы, сражающиеся общепринятым способом, как происходит в большинстве других гражданских войн. Имели место стычки на местном уровне с применением всех разновидностей тактики: произвол, убийства, теракты с использованием камикадзе, политические покушения, изгнание с насиженных мест и террор, делавший невыносимой жизнь невинных людей и их семей. Официальное правительство просто наблюдало и выступало с пус-
тыми заявлениями, но шиитские партии были в полной мере вовлечены в подготовку войны и боевые действия.
Война началась не на пустом месте. Уже в 2005 г. налицо были все признаки ее приближения. Большую часть грязной работы выполняла Армия Махди. Другие снабжали ее оружием, деньгами и разведданными. В конце концов, хоть мне и неприятно об этом говорить, война завершилась очевидной победой одной из сторон. Шииты взяли Багдад под полный контроль и были готовы наводнить западные пригороды; вряд ли их можно было остановить, если бы не многонациональные силы, остановившие это наступление. На войне были убиты десятки тысяч человек - преимущественно арабы-сунниты. Итог - миллионы перемещенных лиц, этнические чистки или принудительная ссылка многих людей. Целые районы стали этнически однородными.
В чем был смысл противостояния? Это не только ограбления и расхищение частного и государственного имущества, рвущиеся к власти командиры ополчений, садистские убийства и зверства. На кону стояла идентичность нового Ирака, особенно с точки зрения долговременного перехода власти от ранее доминировавших в управленческих структурах арабов-суннитов к постоянно усиливающемуся шиитскому большинству. На другом уровне война велась за то, каким после американского вторжения будет институциональное, судебно-правовое и политическое устройство, то самое второе иракское государство. Война закончилась, когда повстанцы - опора прежнего режима в лице военных и офицеров службы безопасности, функционеров баасистской партии и вождей племен - признали, что не смогут победить по двум фундаментальным причинам. Первая - демографическое преобладание шиитов; вторая - контроль шиитских партий над новым иракским государством - его ресурсами и формирующимися силами безопасности. Еще один мощный фактор, по моей оценке, заключался в том, что массовый исход арабов-суннитов из Ирака привел к резкому сокращению суннитского населения в главной агломерации -Багдаде.
Долговременный мятеж невозможно поддерживать при ухудшающейся демографии. Это вынудило повстанцев - конечно, не «Аль-Каиду», - вступить в диалог с американцами. Они в основном выбрали проявление лояльности, но, подчеркиваю, не правительству Ирака, а американским военным, представляя себя в качестве противоядия «Аль-Каиде» и оплота против иранского проникновения в Ирак. В этом суть так называемых «Советов про-
буждения - Сахват». Зверства «Аль-Каиды» и стратегические просчеты, связанные с ужасами массового террора, возможно, оттолкнули от нее население. Но главными побудительными мотивами был холодный расчет и признание того, что новый иракский порядок невозможно уничтожить бомбами и терактами.
Я также считаю, что, осознанно или нет, два государства, оказавшие наибольшее влияние на кризис в Ираке, - США и Иран -участвовали в гражданской войне. Иран, безусловно, сыграл роль советника и помощника шиитского ополчения в преддверии гражданской войны и во время сражений. Соединенные Штаты не помогали ни одной из воюющих сторон для подавления насилия или патрулирования районов, находившихся под угрозой, пока наступление шиитов не привело к депопуляции суннитов в Багдаде. Арабские страны, на помощь которых повстанцы рассчитывали, не пришли на выручку иракским суннитам-единоверцам.
Объявленная «Аль-Каидой» стратегия раздувания гражданской войны в Ираке в качестве прелюдии к региональной войне между суннитами и шиитами провалилась. Арабы слишком испугались последствий открытой поддержки одной стороны против другой, а также дестабилизации ситуации у себя. Они также не знали, как поведут себя американцы, поэтому поступили так, как поступают обычно, когда особого выбора нет, - не делали ничего.
Окончание гражданской войны в Ираке не разрешило множества других проблем, они только усугублялись. Но завершилась первая стадия кризиса, разразившегося после вторжения. Произошли грандиозные и необратимые перемены, как положительные, так и отрицательные, в зависимости от того, с какой стороны смотреть. Однако остался просто-таки рой тяжелых дилемм и неразрешенных споров. Они - суть компоненты второго, нынешнего этапа мук, в которых рождается и становится на ноги второе иракское государство.
Проблемы иракского становления
Региональные требования курдов, статус Киркука, природа иракского федерализма, провинциальные и региональные державы, развитие нефтяной промышленности, разделение доходов и поправки к Конституции - все эти вопросы ждут разрешения. Но парламентские фракции составлены почти исключительно по религиозно-этническому принципу, и эти факторы предопределяют их тактику и поведение.
Нынешняя правящая коалиция основана на крепком альянсе между курдскими партиями и Исламским верховным советом (ИВС), лидером которого является Абд эль-Азиз аль-Хаким. Этого оказалось недостаточно, чтобы обеспечить руководство страной и определить направление ее развития, особенно с учетом многих вопросов, согласия по которым достичь не удалось. В качестве примера можно привести потенциальную уступку требованиям курдов относительно проведения раннего референдума по Киркуку или предоставления им права вести переговоры о собственных нефтяных контрактах. Иракцы арабского происхождения не спешат удовлетворять курдские запросы. Последние обычно ожидают поддержки своей позиции от шиитов, но политики-шииты расколоты на два лагеря: сторонников федерализма и унитарного государства. Особенно отчетливо это проявляется в наши дни, когда замаячили перспективы формирования безраздельной власти в Багдаде.
Возможность паралича власти существует всегда, поэтому споры могут вестись еще долго, прежде чем возникнет национальный консенсус по поводу их разрешения. Правящий альянс также раздираем серьезным внутренним противостоянием. Между основными группами влияния внутри шиитского блока не прекращаются трения, которые часто выплескиваются на улицы в виде насилия и открытой конфронтации. Продолжается борьба за власть над южными провинциями с преимущественно шиитским населением, включая контроль над провинциальными собраниями и правительствами. Нередки случаи контрабанды, вымогательства, рэкета, предоставления «крыши», захвата влияния в нефтяной индустрии. Арабам-суннитам в правительстве, особенно Исламской партии вице-президента аль-Хашеми (бежал из Ирака в 2012 г., заочно приговорен к смерти. - Ред.), бросают открытый вызов Советы пробуждения, которые стремятся вытеснить эту партию и стать главной суннитской силой. Даже курдское руководство сталкивается с растущим разочарованием и недовольством внутри Курдистана из-за своего авторитарного стиля, вытеснения других политических групп на периферию, преобладания кумовства и узких интересов в экономике региона.
Повседневное управление в Ираке чудовищно. Чиновничий аппарат функционально парализован, любое начинание душится на корню некомпетентностью, утомительными процедурами, отсталой системой и непрозрачностью ведения дел. Коррупция просто зашкаливает в высших эшелонах, включая кабинет
министров, региональные власти и местных правителей (губернаторов). Коррупция в Ираке - вопрос национальной безопасности, поскольку она может уничтожить всякие шансы на успешное восстановление национальной экономики.
Однако я не верю, что эти проблемы приведут к распаду страны или очередному всплеску гражданской войны. «Аль-Каида» не ушла, но ее влияние слабеет. С благословения американцев повстанцы провели «ребрендинг» и с легкой руки экспертов по общественным связям называются теперь «встревоженными местными гражданами». Всего несколько месяцев назад руки большинства этих парней были по локоть в крови! Муктада аль-Садр занимается модернизацией Армии Махди, которая, возможно, будет главным противником нынешнего статус-кво.
Институты нового порядка постепенно закрепляются в обществе, и вокруг них формируется другая политическая культура. Происхождение у них демократическое, но они пока не пользуются таким уважением, как в более зрелых демократиях. Есть антикоррупционные комитеты, которые сами погрязли в коррупции. Есть избирательные комиссии, открыто встающие на сторону той или иной партии. Суды, где судей регулярно подкупают. Парламент, который больше похож на театр и грешит злоупотреблениями и массовым отсутствием депутатов при голосовании, что уже стало обыденным. Политические партии, которые суть не более чем инструменты личной власти. Парламентарии и высокопоставленные чиновники, которые лгут, рассказывая о прекрасном образовании и высокой квалификации. Министры, которые десятилетиями оставались не у дел, а теперь фамильярничают с сильными мира сего. Это политическое сословие, унаследовавшее власть, и теперь оно держится за нее крепче, чем за жизнь. Вся шаткая конструкция пока не рухнула благодаря двум факторам: ценам на нефть и невероятно дорогостоящим и упорным усилиям США по сохранению страны, поскольку они понимают, что эта ситуация была отчасти вызвана грубыми просчетами самого Вашингтона.
Ирак сегодня купается в наличности благодаря продажам нефти по цене выше 90 долл. за баррель. Золотовалютные резервы Центрального банка Ирака оцениваются в 25 млрд долл. (данные 2009 г. - Ред.). Министерство финансов постоянно добивается профицита бюджета вследствие незапланированного роста нефтяных доходов. Государственный бюджет позволяет трудоустроить сотни тысяч человек; грубейшие просчеты в планировании и управлении экономикой исправляются с помощью практически
безграничных потоков наличности. Население выигрывает от самого щедрого и всеобъемлющего плана снабжения бесплатным продовольствием, принятого мировым сообществом. Все государственные служащие могут рассчитывать на щедрое пенсионное обеспечение. Нефтяное проклятие нанесло удар по Ираку, равно как и «Голландская болезнь», из-за которой иракский динар стал на 15% дороже доллара США.
Однако нефть не только дает, но и берет. Падение цен, скажем, до уровня 50 долл. за баррель - маловероятный сценарий, но его нельзя полностью исключить. Он приведет к катастрофическим последствиям для экономики и уничтожит способность правительства использовать бюджетные средства в качестве камуфляжа собственной некомпетентности и коррумпированности, а также финансировать с их помощью силы безопасности и субсидировать разные отрасли национальной экономики.
Американское присутствие - совсем другое дело. Многонациональные силы сохраняют на плаву правительство Ирака и играют важнейшую роль в противодействии «Аль-Каиде». Но неясно, к каким последствиям приведет их уход из страны. Не верится, что Советы пробуждения сумеют снова стать серьезной повстанческой силой. На этот раз арабско-суннитское население будет гораздо более уязвимым, чем в мрачные дни 2006-2007 гг. Силы безопасности преодолеют частичную независимость от религиозной принадлежности и будут полностью отождествляться с шиитскими партиями. При таком раскладе новый мятеж лишь еще больше осложнит жизнь арабов-суннитов в Ираке. В то же время сокращение вооруженных сил США может вынудить правительство взять на себя больше ответственности за безопасность и таким образом скорректировать баланс сил, чтобы улучшить положение суннитской общины. Единственными реальными бенефициарами присутствия американских военных в стране являются Советы пробуждения, которые держатся за Соединенные Штаты, видя в них противовес шиитскому доминированию. В меньшей степени от американского контингента зависит правящая коалиция в Багдаде, которой придется отвлекать все больше ресурсов и прилагать все больше усилий для обеспечения безопасности.
* * *
События последних пяти лет перевернули вверх дном региональный порядок на Ближнем Востоке. Второе иракское государст-
во должно стремиться найти способы успокоить соседние страны, выражающие законную озабоченность. Одновременно следует убеждать в необходимости принять новое устройство общества, которое укрепит экономику и обстановку в разных государствах, защитит права граждан и остановит процесс радикализации и та-либанизации молодежи. Одним из неприятных и опасных побочных эффектов иракского кризиса стало усугубление религиозных разногласий между шиитами и суннитами во всем мусульманском мире.
В Ливане этот фактор становится определяющим. Усиление шиитов в Ираке уже воспламеняет антишиитскую риторику, которая удивительным образом напоминает кампанию Саудовской Аравии по сдерживанию иранской революции в 1980-е годы. Последствием ее стало тогда появление джихадистской культуры, предвестницы массового терроризма и терактов в исполнении камикадзе.
Путь, который выберет Ирак или по которому он будет вынужден следовать в ближайшее десятилетие, изобилует колоссальными рисками и одновременно возможностями. Тупиковая ситуация может сохраниться и после окончания переходного периода или на втором этапе кризиса - возможно, до середины следующего десятилетия (2010-е годы. - Ред.). Конечным итогом вполне может явиться приход полудемократии с авторитарными чертами в виде доминирования клики политических семей, поддерживаемой нефтяными доходами. Главной проигравшей стороной рискует оказаться народ Ирака, который заплатит высокую цену в виде упущенных возможностей и высоких издержек из-за долгого обучения и формирования нового политического класса.
Аналогичный путь прошли некоторые постсоветские страны, где переходные периоды были затяжными и бурными. Однако наиболее подходящий аналог - Ангола или Нигерия, богатая, но коррумпированная страна. Гигантское достояние оказалось в руках нескольких господствующих кланов, тогда как остальное население обездолено и борется с нищетой; недемократические кулуарные интриги и игры ведутся между политиками и их партнерами из мира бизнеса под прикрытием красивого демократического фасада.
Перемены возможны. В этом беспорядке и хаосе все еще брезжит надежда на лучшее будущее для Ирака. Однако необходимо выполнить ряд условий.
Во-первых, нужны серьезные попытки по созданию нового политического центра в Ираке в процессе подготовки к общим вы-
борам 2009 г. Нет сомнений в том, что люди негодуют в связи с общей некомпетентностью и коррумпированностью правительства. Также не оставляет ощущение, что у политики, которая определяется религиозной принадлежностью, нет будущего, и она не должна доминировать во внутриполитической жизни Ирака. Конечно, если Ирак не окажется расколот на ярко выраженные этнические или религиозные анклавы. Но самого по себе этого недостаточно, чтобы участь страны решительно изменилась к лучшему. Нужна генеральная стратегия, кардинальный план развития, отчасти основанный на необходимости сформировать из разнородных частей элементы единой государственности и опирающийся на более эффективное государственное управление. Этот план и посыл должны бросить вызов глубоко укоренившейся политике идентичности и самоопределения разных групп и преодолевать ожесточенное сопротивление религиозных, этнических и идеологических партий любым внутриполитическим переменам.
Всякое новое движение должно научиться справляться с тем обстоятельством, что правящие альянсы лучше финансируются -часто по причине разворовывания государственных активов, рэкета и вымогательства в обмен на предоставление «крыши» - и лучше защищены вооруженными формированиями, ополчениями и армией.
Второе условие - составление плана, призванного примирить весь Ближневосточный регион с необратимыми переменами, которые произошли в Ираке. Требуется общерегиональный экономический и политический план. Ирак не может позволить, чтобы к нему относились как к пустому месту или перевели на карантин, что, похоже, происходит почти со всеми арабскими странами Ближнего Востока. Багдаду следует стать инициатором снижения напряженности в регионе, а также более энергичной региональной интеграции. Он должен активно отстаивать формирование наднациональных структур, преследующих цель углубить экономическую интеграцию и гармонизацию законодательств государств региона. Возможно, потребуется создать организацию регионального развития, которая помогла бы разработать и профинансировать общую политику в сфере энергетики и инфраструктуры.
Наконец, важнейшим конечным итогом был бы региональный пакт безопасности, в соответствии с которым арабские страны Ближнего Востока создали альянс с Ираном и Турцией - поначалу в целях борьбы с терроризмом, а впоследствии и для более широкого взаимодействия по обсуждению и разрешению вопросов
безопасности всего региона. Это также означало бы созыв форума, способного возглавить борьбу с распространением вредоносных и заразных, сектантских и человеконенавистнических идеологий, а также заложить фундамент для мирного сдерживания и снятия тревоги, которая не дает покоя некоторым государствам, опасающимся очевидного расширения иранского влияния в регионе.
Ирак должен согласиться со своим уникальным многообразием. Речь идет не о затертом призыве к плюрализму и построению многонационального общества, а скорее о том, чтобы закрепить «национальное единство разнородных частей», которое откроет путь для сотрудничества с другими державами региона. Арабам-шиитам Ирака предстоит способствовать началу диалога Ирана с арабским миром, который боится иранской экспансии в регионе. Сунниты в Ираке также должны протянуть руку арабско-суннитскому миру в более широком его измерении и снизить уровень тревоги по поводу того, что шиитское большинство в Ираке способно однажды стать «когтистой лапой» Тегерана. Иракским шиитам и суннитам нужна исламская доктрина сосуществования и взаимного уважения, которую государство и гражданское общество могли бы распространять во всем исламском мире.
Курдам в Ираке следует использовать свои права и свободы как образец для других курдских общин и населения в Турции, Иране и Сирии. Подтвердив свою приверженность идее Ирака как нации, состоящей из разнородных частей, они могли бы развеять опасения, например, Анкары по поводу своих долгосрочных целей.
Третье предварительное условие - формулирование иракского плана по выработке долгосрочных отношений с США. Они должны основываться на критическом изучении прошлого и подготовке договоренностей, которые сохранят и приумножат колоссальные выгоды для Багдада и Вашингтона от доверительных и равноправных отношений. Нефть, энергетическая политика, военные базы, поддержка Соединенными Штатами перестройки и институциональной реформы Ирака, координация антитеррористической деятельности - список можно продолжать бесконечно.
Иракцам необходимо также понимать, чего США хотят от Ирака. Будет ли достигнут общенациональный консенсус по Ираку после следующих выборов в Америке? Или вся иракская авантюра изгладится из памяти как глупая затея Джорджа Буша? К тому времени, когда нынешний этап участия Вашингтона в делах Ирака завершится, Соединенные Штаты, возможно, истратят на эту экспедицию триллион долларов. Только подумайте: триллион долла-
ров! Могу понять американцев, требующих положить конец конфликту в «далекой стране, о народе которой мало что известно», если перефразировать Невилла Чемберлена. Но не думаю, что это произойдет. Однако принципы взаимодействия США с Ираком должны быть изменены после аномального и удивительного фарса в годы правления Джорджа Буша. Прежде всего американцам необходимо пересмотреть свои внешнеполитические приоритеты на Ближнем Востоке: как они собираются строить отношения с Ираном, решать вопрос нераспространения ядерного оружия, конфликт между Палестиной и Израилем, как быть с «Аль-Каидой». Также важно понять разницу между радикальным исламом и террористами, использующими ислам в своих целях.
* * *
Выживание или сохранение Второго иракского государства -не священная или неизбежная догма. Его может ожидать распад -и не вследствие агрессивных войн, которые привели к гибели первое иракское государство. Оно может просто утратить актуальность или смысл для некоторых или большинства его жителей. При более благоприятном раскладе его институты могут раствориться в дружественной конфедерации ближневосточных государств.
Великобритания стала повитухой при появлении на свет первого иракского государства, которое затем уничтожили США или по крайней мере нанесли ему смертельный удар. В промежутке иракцы в большей или меньшей степени управляли своей страной. Соединенные Штаты, по сути, породили второе иракское государство. Сегодня иракцы в большей или меньшей степени управляют им, а американцы с волнением наблюдают за тем, чем все закончится. От иракцев и американцев зависит, выживет ли это государство и оправдает ли минимальные ожидания своего народа. Иракцы - хозяева и попечители своей страны. Но, как сказал Авраам Линкольн, цитируя Христа, «дом, разделившийся сам в себе, не сможет устоять». Когда жители дома нападают на соседей, те обычно вызывают полицию. Иногда полицейский появляется и в случаях, когда жильцы нападают друг на друга. Иракцам предстоит понять, что на сей раз дом рухнет на их головы, если они не найдут способа жить в нем вместе и получать удовольствие от общежития без вмешательства органов охраны правопорядка.
«Россия в глобальной политике», М., 2014 г., т. 12, № 3, май-июнь, с. 162-176.
