Исламский фундаментализм, сунниты и шииты Текст научной статьи по специальности «История и археология»

и Р. Бути, окончились неудачей. Власти планировали в дальнейшем интегрировать ее в существующую политическую структуру и таким образом направить исламские настроения в официальные юридические каналы. Выражая полную лояльность режиму и лично президенту, верховный муфтий САР А. Кефтару, а также М. Шей-хо и Р. Бути высказались против подобной идеи, мотивируя свою позицию тем, что, во-первых, большинство членов Прогрессивного национального фронта - мусульмане, а следовательно, выражают интересы большинства населения страны, во-вторых, создание подобной партии при наличии в стране представителей других религий неминуемо привело бы к их стремлению создать собственные партии и, как следствие, возможному обострению конфессиональной обстановки.

(Окончание в следующем номере)

«Социально-политические процессы в арабских странах Ближнего Востока», М., 2008 г., с. 73-82.

Георгий Мирский, доктор исторических наук ИСЛАМСКИЙ ФУНДАМЕНТАЛИЗМ, СУННИТЫ И ШИИТЫ

«XXI столетие будет для ислама веком шиитов», - такие предсказания можно слышать в наши дни, когда шиитский Иран превращается в державу мирового класса, шииты доминируют в Ираке, а шиитская «Хизбалла» оказалась единственной вооруженной силой арабского мира, сумевшей устоять перед армией Израиля. Иорданский король Абдалла с тревогой говорил о «шиитском полумесяце», врезающемся в сердцевину суннитского массива Арабского Востока. А известный ирано-американский ученый Вали Наср пишет, что характер нового Ближнего Востока «будет формироваться в плавильном тигле шиитского возрождения и суннитского ответа на него... Когда пыль уляжется, центр тяжести будет находиться не в арабских суннитских странах, а в шиитских. Этот центр тяжести будет перемещаться к востоку, от Египта и Леванта к Ирану, Ираку и Персидскому заливу».

Что же это за новый феномен - «шиитское возрождение»?

Пророк Мухаммед, живший в VII в. нашей эры, был не только основателем новой религии - ислама, но и руководителем мусульманского сообщества (по-арабски «умма»), и главой созданного им государства. Он не назвал имя своего преемника (халифа), и на эту должность его сподвижники избрали в 632 г. его тестя Абу Бакра, которому наследовали Омар и Осман. Лишь четвертым халифом стал Али, которого его сторонники, называвшие себя шиитами (шиа Али - партия Али), не без основания считали самым близким к пророку человеком - ведь он был двоюродным братом Мухаммеда и его зятем, женатым на дочери пророка Фатиме. Шииты объявили трех первых халифов узурпаторами и вступили в борьбу с родственником третьего халифа Османа Муавией, бросившим вызов Али. Войну они проиграли, Али был убит, Муавия стал халифом и основал династию Омейядов. Но шииты не смирились с этим, они провозгласили халифом сначала Хасана, старшего сына Али и Фатимы, а после смерти Хасана - его брата Хусейна. В 680 г. в бою со сторонниками Омейядов Хусейн был зверски убит, разрублен на куски под городом Кербела в Ираке, и с тех пор Кербела для шиитов является святыней, такой же, как расположенный неподалеку Наджаф, где похоронен Али, а день мученической гибели Хусейна отмечается шиитами как траурная дата - ашура. Их противники, сторонники Муавии и его потомков, назвали себя суннитами (ахль ас-сунна - люди Сунны). Сунна - вторая после Корана священная книга всех мусульман, содержащая описание жизни, поступков и высказываний пророка; шииты тоже признают Сунну, но так вышло, что название святой книги стало ассоциироваться с враждебной им общиной, всегда бывшей гораздо более многочисленной хотя бы потому, что сунниты господствовали в Омейядском халифате, великой мусульманской империи, простиравшейся в эпоху своего расцвета от Франции до Китая, и в покоренных странах, естественно, утверждался суннитский толк ислама. Сейчас шииты составляют лишь десятую часть мусульманского населения мира.

Сунниты и шииты - это не секты, а два толка ислама, или два главных направления; сект насчитывается множество. Для шиитов Али - вторая по значению фигура в исламе после Мухаммеда. К мусульманской формуле веры - «Нет божества, кроме Аллаха, и Мухаммед - посланник Аллаха» - шииты добавляют: «и Али - исполнитель воли Аллаха». Шииты на протяжении столетий считают, что только прямой потомок Мухаммеда (от Али и Фатимы) может

претендовать на должность имама, главы мусульманской уммы; этот титул в глазах шиитов стал выше халифа. У суннитов оба титула фактически слились воедино. Халиф, согласно суннитской концепции верховной власти, является имамом всех мусульман. Властитель крупнейшей мусульманской державы, образовавшейся после распада арабского халифата - Османской империи, т.е. турецкий султан, именовался халифом вплоть до XX в., когда монархия в Турции была упразднена. Для шиитов же верховная власть имама предопределена свыше и не может зависеть от желания людей, имам не может быть выбранным. Большинство шиитов, в частности жители Ирана, называются имамитами, или двунадесятни-ками, поскольку в 873 г. двенадцатый имам из прямых потомков пророка, как считается, «исчез», и его возвращения в качестве мах-ди (мессии) шииты-имамиты ожидают и поныне.

Как видно из всего сказанного, разногласия между двумя толками ислама касаются вопросов, не связанных напрямую с развитием мусульманского сообщества, не влияющих на реальную жизнь людей. Даже теологическими эти расхождения можно назвать лишь условно (в отличие, например, от причин раскола между католиками и православными); ведь в вопросах исламской догматики принципиальных различий между суннитами и шиитами нет. Почему же на протяжении более чем тысячи лет сохраняется отторжение, взаимное неприятие, даже вражда? Дело не в религии как таковой, а в истории, в особенностях общественного развития мусульманского сообщества, в проблемах власти, социального статуса, распределения ресурсов. Уже во времена халифата шииты, проиграв борьбу за власть суннитам, оказались в положении меньшинства, причем меньшинства гонимого, угнетаемого, презираемого, дискриминируемого. Известно, что внутривидовая борьба является наиболее жестокой и беспощадной; больше всего ненавидят не тех, кого считают совершенно чужими, далекими, поклоняющимися абсолютно иным богам и говорящими на непонятном языке, а тех, кто близок, даже родственен, похож и по облику, и по языку, молится тому же божеству, но в чем-то отошел, не согласился, отстаивает свои особые взгляды и интересы, уверен в правоте только своего кредо, пусть даже не слишком отличающегося. Согласно Библии, первым человеком, убившим себе подобного, был его родной брат. Вспомним историю христианского мира, истребление гугенотов, альбигойцев, русских старообрядцев. Шииты всегда были в самом низу социальной лестницы во всех странах халифата и в

государствах, возникших на его развалинах, за исключением персидских Буйидов, правивших в Багдаде в середине X в., и Фатими-дов, установивших свое господство в Египте. Даже в Иране, нынешней великой шиитской державе, шииты стали преобладать лишь в XVI в., когда воцарилась династия Сафавидов, но через 200 лет она пала под ударами суннитов, в руках которых опять надолго оказалась власть. А на западе бывшего халифата, в его арабской части, где утвердилась власть суннитской элиты Османской империи, и в империи Моголов в Индии шииты оставались нижестоящей общиной. В этом смысле история шиитов схожа с историей евреев и первоначальных христиан - трагедия долгих столетий мученичества, преследований и страданий. Так образовалась и жила в мире ислама эта особая общность со своей уникальной судьбой, окруженная врагами, терпевшая угнетение и унижения, но свято верившая в свою избранность, в единственную истинность своей конфессии.

Традиция мученичества определяет доктрину шиизма, в центре которой - память о Хусейне, о Кербеле, символизирующая преданность имамам и долг борьбы за справедливость против тирании. Можно сказать, что шиитская идентичность и духовность сформировались в тени истории мученичества в Кербеле, и это наглядно проявляется и в ежегодном ритуале - процессии ашуры, когда люди бьют себя цепями и режут ножами, как бы вновь переживая муки Хусейна, и в черно-красно-зеленых цветах шиитских флагов (черный цвет символизирует скорбь по Али, красный -кровь Хусейна, зеленый - неувядающую кровную линию потомков пророка), и в шиитском символе - человеческая рука, пять пальцев которой означают пророка Мухаммеда, Фатиму, Али, Хасана и Хусейна. По своему духовному складу и менталитету шииты отличаются от суннитов. В основе суннитской концепции власти лежит утверждение порядка, незыблемой власти правителя. «Лучше шестьдесят лет тирании, чем один день смуты» - это суннитский, но не шиитский афоризм. Шииты отвергали легитимность власти халифов и султанов, всегда были готовы свергнуть правителя, если считали его неправедным. Они - бунтари по натуре, недаром уже в нашу эпоху из их среды вышло столько политических бойцов левых взглядов, начиная от почти всех лидеров коммунистической партии Ирака и кончая приверженцами Беназир Бхутто в Пакистане. Некоторые авторы, безусловно утрируя, даже считают, что суннизм больше подходит буржуазным слоям общества, а шиизм -

беднякам. На самом деле все гораздо сложнее. У суннитов уважение порядка, закона, подчинение избранной власти, неуклонное выполнение предписанных религиозных обязательств часто сочетаются с пуританизмом. Они верят в легитимность власти большинства, в консенсус общины, в то время как шииты полагают, что истину выражает не мнение общины, а праведное руководство потомков пророка. Как пишет Вали Наср, «у суннитов все вертится вокруг закона и формул "ты должен" и "ты не должен", а шиизм полон ритуалов, страсти и драмы». Шиитам всегда была присуща традиция мученичества, жертвенности, доходившей до исступления и экстаза. Видимо, шииты более глубоко и остро ощущают свою веру и свою органическую принадлежность к ней, чем большая часть суннитов за исключением таких экстремистских фанатических суннитских сект, как ваххабиты и другие приверженцы наиболее суровой ханбалистской школы ислама. Уникальной особенностью шиитского толка ислама является наличие духовной иерархии, отсутствующей у суннитов. Вообще в исламе нет Церкви как института и духовенства как корпорации. Мусульманин не нуждается в посреднике между собой и Богом, он как бы напрямую общается с Аллахом; мулла - это учитель религиозной школы, знаток мусульманского ритуала и шариата, то есть комплекса норм и предписаний, определяющих образ мыслей и поведения, нравственные ценности мусульман, а улем - знаток богословия и шариатской юриспруденции. Нет ни папы, ни патриарха, ни епископов. Но существуют муджтахиды, ученые-богословы, имеющие право выносить суждения по вопросам фикха, мусульманского права. У шиитов-имамитов муджтахид - это высший духовный авторитет, призванный на период «сокрытия имама» вести общину верным путем. Самые почитаемые муджтахиды, прославившиеся своими знаниями и благочестием, собирающие вокруг себя учеников и последователей, получают от коллег звание марджа ат-таклид (образец для подражания), а наиболее выдающиеся из них носят титул аятолла (знамение Аллаха) и великий аятолла.

Значение богословов в общественной жизни шиитов исключительно велико. Небывалый подъем шиизма в последние десятилетия связан в первую очередь именно с этими людьми, многие из которых по сути являются властителями дум верующих. Положение второсортных и дискриминируемых помогло шиитам сплотиться, солидаризироваться, как это всегда бывает у гонимых и презираемых общин. Накапливавшиеся столетиями чувство уни-

жения, непреходящая вековая боль - все это рано или поздно должно было дойти до критической точки и вырваться наружу. Для того чтобы «скрытый заряд» взорвался, требовались лишь подходящие условия, и они назрели в Иране, где в 1979 г. произошла «исламская революция». Здесь проявилась уже упоминавшаяся особенность шиизма - идея о допустимости свержения неправедного правителя, и бунт против шаха, «тирана, угнетателя и отступника от законов ислама», который возглавила духовная корпорация под руководством великого аятоллы Хомейни. Находясь в эмиграции, он присылал в Иран аудиокассеты, обличающие шаха, завоевал в народе огромную популярность, и когда правительственная газета выступила с грубыми нападками на Хомейни, в священном городе Куме, где находятся главные духовные семинарии, негодующая толпа вышла на демонстрацию и была расстреляна. «На сороковой день после событий в Куме, - писал польский журналист Рышард Капущинский, - во многих городах Ирана в мечетях собрались люди, чтобы помянуть тех, кто стал жертвой побоища. В Тебризе ситуация настолько накалилась, что там вспыхнуло восстание. Толпа высыпала на улицы, требуя смерти шаха. Ввели войска, которые потопили город в крови... Через сорок дней города погружаются в траур - настало время помянуть резню в Тебризе... иранская революция развивается как бы в ритме взрывов, следующих друг за другом с интервалом в сорок дней. Каждые сорок дней - взрыв отчаяния, возмущения и кровопролития. В первых, наверняка обреченных рядах демонстрантов, шли муллы и другие духовные лица. За ними устремлялись толпы людей, каждый раз все более многочисленные, с плакатами и возгласами: «Смерть шаху!» Итог известен: солдаты не устояли. Иранская революция имела принципиальное значение: она ознаменовала политическое пробуждение шиитов, в течение столетий веривших, что законная власть установится только после возвращения «скрытого имама», но в конце концов потерявших терпение. Скрытым до поры до времени оказался не имам, а бунтарский «шиитский дух». В Иране это был бунт не против суннитов - власть тоже была шиитской, но «неправедной, нечестивой», при ней появились настроившие себе роскошные дворцы миллионеры, нажившие свои капиталы под эгидой Америки, этого «Большого сатаны», по выражению Хомей-ни. Здесь в полной мере проявился шиитский менталитет, материальные стимулы отошли на второй план, и когда через несколько лет выяснилось, что благосостояние людей ухудшилось, Хомейни

сказал: «Мы не для того совершали революцию, чтобы снизить цены на дыни».

На всем Ближнем Востоке шииты обрели новое дыхание, и следующей страной, где они взялись за оружие, был Ливан, в котором шла многосторонняя гражданская война - бились друг с другом христиане-марониты, сунниты, друзы, обосновавшиеся в стране палестинские боевики Ясира Арафата. Обездоленные и забитые шииты в отличие от всех остальных даже не имели своей вооруженной милиции и вообще не принимались в расчет, но именно они поднялись на борьбу, когда в гражданскую войну вмешались внешние силы - Израиль, США, Франция. Из среды шиитов вышли первые арабские шахиды-смертники. В 1983 г. грузовик проломил ворота американской казармы и взорвался. Был убит 241 солдат. Американский часовой, промахнувшийся, стреляя в водителя, рассказывал, что он видел лицо этого человека - тот улыбался за несколько секунд до своей смерти. Другой шиит в тот же день взорвал в казарме сотни французских солдат. Шииты заставили заговорить о себе.

На политической сцене Ливана, где всегда оспаривали пальму первенства христиане-марониты, сунниты и друзы, появилась новая мощная сила - политический шиизм. Согласно давно установленным порядкам в рамках «конфессиональной системы правления», каждая из традиционно значимых общин имеет твердо обозначенные позиции: президент - только маронит, премьер-министр - суннит и т.д. Роль шиитов была второстепенной, но они составляют две пятых всего населения, и если бы конфессиональная система была заменена обычной, пропорциональной, шииты могли бы доминировать в правительстве, поскольку друзы слишком малочисленны, а сунниты и марониты раздроблены на враждующие фракции. Это хорошо заметно сейчас, когда в политическом тупике, приведшем к тому, что много месяцев парламент не мог избрать президента, лагерь премьер-министра Синьоры (суннита) поддерживается большинством маронитов, а другие марони-ты, возглавляемые генералом Ауном, входят в противоположный просирийский лагерь вместе с шиитами. Уже в ходе гражданской войны возникла сильная шиитская партия «Амаль», но вскоре среди шиитов стала доминировать экстремистская организация «Хиз-балла» (партия Аллаха), та самая, которая прославилась акциями смертников. Фактически «Хизбалла» была филиалом иранской партии того же названия, и ее боевики получают из Ирана деньги и

оружие. Вот когда на Арабском Востоке начало сказываться влияние иранской революции.

По окончании гражданской войны Сирия де-факто установила контроль над Ливаном, и «Хизбалла» сделала ставку на нового покровителя. С тех пор Иран и Сирия остаются двумя патронами «Хизбаллы». Мощная поддержка со стороны таких сильных региональных держав позволила организации превратиться в самую влиятельную военно-политическую силу в Ливане. «Хизбалла» стала единственной ливанской политической партией, имеющей хорошо подготовленные военные формирования в общенациональном масштабе. И когда летом 2006 г. боевики этой группировки захватили в плен двух израильских солдат и армия Израиля вошла в Южный Ливан, «Хизбалла» оказала ей неожиданно сильное сопротивление, опираясь на заранее созданный ею настоящий укрепленный район. Отличная военная подготовка, высокий боевой дух, иранское оружие современного типа - все это позволило «Хизбал-ле» успешно противостоять израильской армии. И хотя в конце концов ее боевики вынуждены были покинуть южный Ливан, где расположились международные войска и регулярная ливанская армия, в Израиле эта война была расценена как самая неудачная из всех, какие вело еврейское государство. Политический вес «Хиз-баллы» невероятно возрос, и даже ее противники из среды суннитов не могли не отдать должное организации, столь успешно противостоявшей традиционному врагу. В продолжающейся внутри Ливана конфронтации «Хизбалла» показала, что без нее нормализация обстановки, стабилизация в стране недостижимы. Итак, случилось то, чего никто не мог предвидеть: ливанские шииты стремительно взметнулись с самого дна общества наверх. К удивлению арабов других конфессий, извечно дискриминируемая и презираемая маргинальная община породила наиболее стойких и самоотверженных бойцов за общеарабское дело (как его понимают арабские националисты) - дело борьбы против «империалистов и сионистов». Их деятельность вышла далеко за рамки отстаивания интересов шиитской общины и даже интересов Ливана как государства.

Начали активизироваться шииты и в других арабских странах. В Бахрейне шииты, составляющие около 75% населения и считающие себя солью земли, недовольны правлением суннитского меньшинства, этих пришельцев, прибывших из Катара в XVIII в. Возникли шиитское движение «Аль-Вифак» («согласие») и «Фронт

исламской революции в Бахрейне». Как писал Вали Наср, «когда началась вторая война в Заливе, в Бахрейне уже было неспокойно. Шиитская молодежь, безработная и протестующая, выглядела как молодежь в Садр-сити в Багдаде. Не хватало бахрейнского Мукта-ды ас-Садра. Портреты иранского аятоллы Хаменеи и ливанского аятоллы Фадлаллы украшали стены торговых лавок и домов. Когда местная газета опубликовала в июле 2005 г. карикатуру на аятоллу Хаменеи, огромные толпы вышли на демонстрацию в столице Манаме, скандируя "Мы отвечаем на твой призыв, Хаменеи"». А в последнее время шииты вновь выразили свое недовольство, возмущенные слухами о том, что правительство якобы собирается начать выдавать бахрейнские паспорта суннитам из других стран с тем, чтобы превратить шиитов в меньшинство населения.

В Саудовской Аравии шииты составляют 10-15% населения, большинство их живет в Восточной провинции, где расположены, между прочим, главные нефтепромыслы. Они подвержены дискриминации со стороны суровой ваххабитской власти, и положение их ухудшилось после того, как вождь иранской революции Хомей-ни бросил вызов Саудовской Аравии. В совещательном совете при короле из 120 членов - всего два шиита, нет ни одного мэра города или начальника полицейского участка из числа шиитов, ни в одной из трехсот школ для шиитских девочек в Восточной провинции нет директора-шиита. В школьных учебниках шиизм характеризуется как форма ереси, худшая, чем христианство и иудаизм. Ваххабиты-учителя говорят шиитам-школьникам, что их вера является еретической! Можно предположить, что последствия межконфессионального конфликта в Саудовской Аравии будут весьма тяжелыми.

Но шииты живут не только в арабском мире. Вторая по численности шиитская община (после Ирана) проживает в Пакистане -примерно 30 млн., почти пятая часть всего населения страны. Основатель Пакистана Мухаммед Али Джинна был шиитом, равно как и многие из последующих лидеров страны, включая военных правителей - Искандара Мирзу и Яхья Хана. Шиитской является и знаменитая семья Бхутто, в том числе и Зульфикар Али, отец Бена-зир Бхутто, премьер-министр, казненный по приказу военного диктатора Мухаммеда Зия уль-Хака, который вступил в альянс с суннитскими фундаменталистами. Правление Зия уль-Хака ознаменовало начало заката шиитов в Пакистане; под флагом ислами-зации фактически проходила «суннитизация», и «Пакистан стал все больше выглядеть, как арабский мир, с суннитами наверху и с по-

степенно вытесняемыми шиитами». «Шиитское возрождение, -считает Вали Наср, - опирается на три краеугольных камня: недавно овладевшее властью шиитское большинство в Ираке, нынешний подъем Ирана как регионального лидера и рост силы и самосознания шиитов в Ливане, Саудовской Аравии, Кувейте, ОАЭ и Пакистане. Все это будет означать более равномерный шиитско-суннитский баланс сил на Ближнем и Среднем Востоке, чем когда-либо на протяжении почти четырнадцати столетий».

Шиитская власть в Ираке

Ирак - особая страна для шиитов, поскольку в ней находятся два священных города - Наджаф и Кербела, где покоится прах Али и Хусейна. На протяжении столетий шииты в Ираке, составляя большинство населения, находились в подчинении у суннитского меньшинства. Сунниты правили в Багдаде и во времена турецкого господства, и при хашимитской монархии, и после ее свержения в 1958 г., и в мрачную эпоху власти баасистов. Ко времени достижения Ираком независимости в 1932 г. арабы-шииты составляли 53% населения по сравнению с 21% арабов-суннитов (кроме них, были еще курды, в основном сунниты, а также христиане и другие общины). Все сколько-нибудь значимые административные посты занимали сунниты, они же составляли ядро правящей партии Баас, офицерский корпус армии, руководство спецслужб. Тоталитарный режим по определению не может терпеть существование некоего сегмента населения, который не полностью ему подвластен, испытывает лояльность не только и не столько к власти, сколько к собственным духовным лидерам, имеет свое мировоззрение, отличное от официального, свои ценности и идеалы, свои культовые объекты. Поэтому вполне закономерно, что наряду с курдами с их особой этнической идентичностью гонениям со стороны саддамовско-го режима подвергались шииты, и главный удар пришелся, естественно, по духовным лидерам, авторитет которых в шиитской общине неизмеримо выше авторитета власти. Чтобы сделать шиитов покорными и полностью лояльными режиму, нужно было разгромить и унизить всех этих марджи и аятолл. Предлогом же было обвинение духовных лиц в том, что они являются агентами Ирана, тем более что многие из них были этническими персами. Во второй половине 70-х годов из страны было выслано до 200 тыс. шиитов, обвиненных в иранском происхождении и принадлежности к «пя-

той колонне». Крупнейшую шиитскую организацию «Ад-Дауа» («призыв»), вынужденную действовать в подполье, разгромили, а ее главу - аятоллу Мухаммеда Бакр ас-Садра, которому прочили славу «иракского Хомейни», казнили в 1980 г. В 1999 г. был казнен его племянник аятолла Мухаммед Садек ас-Садр. Почти полностью уничтожили вторую авторитетнейшую шиитскую семью аль-Хаким, и едва ли не единственный уцелевший член ее аятолла Мухаммед Бакр аль-Хаким бежал в Иран, где возглавил организацию - Высший совет исламской революции в Ираке и создал вооруженную группировку - Бригада Бадра. Репрессии против шиитов напоминали геноцид. После разгрома саддамовских войск американцами в ходе операции «Буря в пустыне» в 1991 г., проведенной с целью освобождения захваченного Саддамом Кувейта, шииты подняли восстание на юге страны, надеясь (как и одновременно восставшие на севере курды) на американскую помощь, которая, однако, не пришла. Во время проведенного с особой жестокостью подавления восстания погибли до 30 тыс. шиитов. К этому же времени относится разгром «болотных шиитов», племен, живших на крайнем юге Ирака; болота, в которых пасли буйволов и выращивали финики, были осушены, людей лишили средств к существованию.

После свержения саддамовского режима весной 2003 г. в Ирак триумфально вернулся аятолла Мухаммед Бакр аль-Хаким, а вместе с ним и Бригада Бадра численностью 10 тыс. бойцов. Высший совет исламской революции в Ираке сразу стал влиятельнейшей силой в стране. Но уже 29 августа 2003 г. аятолла был убит в результате мощнейшего взрыва при выходе из мечети в священном городе Наджаф. Погибли еще более 100 человек. Это стало началом кампании террора, которую развернули ушедшие в подполье баасисты совместно с нахлынувшими в Ирак иностранными боевиками-исламистами, людьми из «Аль-Каиды». Дело в том, что аятолла аль-Хаким выступал посредником между американцами и шиитами, участвовал в политическом процессе, инициированном главой оккупационной администрации Полом Бремером, и этого ему не простили. Однако по существу тот же курс продолжил и ставший новым духовным лидером иракских шиитов великий аятолла Али ас-Систани, который вскоре не побоялся в атмосфере всеобщей ненависти к оккупантам объявить священным долгом мусульман участие в выборах, организованных по американскому плану. Систани по существу солидаризировался с теми шиитскими

лидерами, которые поняли, что демократический конституционный процесс, запущенный американцами по формуле «один человек -один голос», предоставляет шиитам огромные возможности: поскольку арабов-шиитов в Ираке почти втрое больше, чем арабов-суннитов, выборы обеспечат им доминирующие позиции в государстве, что позволит впоследствии, решив суннитскую проблему, избавиться и от иностранной оккупации.

Действительно, на выборах в постоянный парламент 15 декабря 2005 г. Объединенный иракский альянс, в который входили Высший совет исламской революции в Ираке, «Ад-Дауа» и другие, получил больше всех мест - 128 из 275. Решающую роль в победе альянса - блока явно клерикальной направленности - сыграла поддержка его со стороны марджиийя (коллективное название высших духовных лиц). Вывод ясен: шииты вняли призыву аятоллы Систа-ни, пошли голосовать и выбрали тех, кто заручился поддержкой духовной элиты. Но победивший альянс меньше всего походил на монолитное образование даже при том, что общим знаменателем входивших в него группировок была убежденность в необходимости развития Ирака по клерикальной, антисекуляристской модели. В альянсе обозначились три главные тенденции.

1. Первая, представленная Систани и тремя другими великими аятоллами из Наджафа, может быть названа умеренной; ее сторонники, несмотря на свои высокие духовные титулы, не являются приверженцами идей Хомейни, выступавшего за создание теократического государства (концепция вилайят е-факих, т.е. правления богословов). Систани, богослов традиционного типа, не революционер и не исламист, не поддерживает хомейнистскую теократическую модель «исламской республики». Он не поддерживает также (как видно хотя бы из его призыва участвовать в выборах даже в условиях оккупации) и идею категорического отказа иметь дело с американцами и бескомпромиссной вооруженной борьбы. Как пишет крупнейший специалист по политическим проблемам Ирака, бывший министр временного правительства Али Аллауи, «молчаливое согласие Систани с присутствием иностранных войск означает не поддержку оккупации как таковой, а прагматический выбор, основанный на убеждении, что у шиитов появилась историческая возможность изменить баланс сил внутри страны».

2. Вторую тенденцию выражает Высший совет исламской революции в Ираке, переименованный сейчас в Исламский высший совет Ирака, и его военное крыло - Бригада Бадра. В принципе это

хомейнисты, сторонники создания исламской республики, но сейчас не вполне ясно, действительно ли они собираются направить Ирак строго по пути Хомейни. К ним примыкает «Ад-Дауа» -старейшая политическая партия шиитов, сейчас явно уступающая по своему влиянию Исламскому высшему совету, не в последнюю очередь потому, что не располагает вооруженным эквивалентом Бригады Бадра. Исламский высший совет Ирака, судя по последним событиям, стал близок к умеренной линии Систани, осознав, что есть смысл сотрудничать с американцами, помогающими шиитам занять доминирующие позиции в стране.

3. И третья тенденция представлена организацией «Армия Махди», во главе которой стоит молодой амбициозный религиозный лидер Муктада ас-Садр, один из самых колоритных персонажей на политической сцене Ирака. Его авторитет базируется прежде всего на том, что он - сын аятоллы Бакра и внучатый племянник аятоллы Садека из фамилии Садров; оба были убиты саддамовски-ми палачами, и в честь одного из них главный шиитский квартал Багдада, ранее называвшийся «город Саддама», переименован в «город Садра», или «Садр-сити». Принимая во внимание огромный пиетет, испытываемый шиитами в отношении духовных лидеров, неудивительно, что Муктада, ближайший потомок двух мучеников, уже благодаря этому приобрел большой авторитет. Кроме того, он всегда подчеркивал, что является единственным настоящим «иракским арабом» среди шиитских лидеров, намекая на то, что остальные жили в эмиграции в Америке или в Иране; говорили, что он даже позволял себе высказываться по поводу персидского акцента аятоллы Систани. Сам Муктада не может быть назван ни высшим духовным лицом (он даже не закончил семинарию), ни выдающимся оратором, но его энергия, динамизм, бескомпромиссная антиамериканская позиция позволили ему завоевать славу бесстрашного борца за веру и за независимость. В 2004 г. его «Армия Махди» вела с американцами настоящее сражение на улицах священного города Наджаф, закончившееся только благодаря посредничеству Систани. Фракция Муктады вошла в состав Объединенного иракского альянса и имеет возможность серьезно влиять на расстановку сил внутри шиитского лагеря, в котором сразу же после выборов проявились разногласия. Так, Исламский высший совет Ирака, в котором преобладают бывшие эмигранты, скрывавшиеся при режиме Саддама в Иране, выступил с инициативой образования шиитской автономии на юге Ирака в рамках федерального государст-

ва, против чего возражала «Ад-Дауа», с которой в этом вопросе сблизился Муктада. Но еще более важные противоречия возникли в связи с проблемой контроля над министерствами, территорией и ресурсами. Здесь явный перевес оказался на стороне Высшего совета: Бригада Бадра, во-первых, прочно укрепилась в министерстве внутренних дел, что дало Высшему совету огромное преимущество в смысле контроля над полицией, во-вторых, фактически стала хозяйкой во втором городе страны - Басре. Там «бадровцы» прославились введением норм шариата в самых крайних формах, закрыли кинотеатры и видеотеки, жестоко преследовали продавцов спиртного и проституток, следили за соблюдением «правильного» вида одежды, изгнали из муниципалитета суннитов. Но при них в Басре развернулись и коррупция, и непотизм, так что их противники стали называть власть Бригады Бадра в Басре «теократией, смешанной с бандитизмом». В то же время боевики «Армии Махди» превратились как бы во вторую, нелегальную или, вернее, полулегальную полицию (притом что немало людей Муктады проникли и в официальные структуры полиции и спецслужб). Именно им приписывается ответственность за большую часть разбойных нападений на суннитское население, что особенно усилилось после того, как 22 февраля 2006 г. суннитские террористы, связанные с «Аль-Каидой», взрывами бомб разрушили одну из известнейших шиитских святынь, мечеть Аскарийя в городе Самарра, называемую еще «Мечетью двух имамов», так как там похоронены десятый и одиннадцатый имамы, и оттуда же исчез двенадцатый, «скрытый» имам. Уже через несколько часов на улицы вышли бойцы шиитской милиции, главным образом люди Муктады, в результате были убиты около 1300 человек, подавляющее большинство которых - обычные жители, сунниты, непричастные к разрушению мечети. Это послужило сигналом к началу беспощадной «войны милиций», в ходе которой осуществлялась так называемая «этническая чистка»; правда, назвать ее этнической трудно, поскольку арабы убивали арабов. Суннитские и шиитские боевики по очереди осуществляли «зачистку» соответствующих кварталов Багдада; сунниты, среди которых выделялись боевики руководимой иорданцем Абу Муса-бом аз-Заркауи организации под названием «"Аль-Каида" в Месопотамии», принесли в Ирак практику акций смертников, столь характерную для последователей Усамы бен Ладена. Шииты отвечали ударом на удар. Тысячи людей гибли при выходе из мечетей, когда в толпу врезалась автомашина и водитель пускал в ход

взрывное устройство. Стали обычными взрывы при входе в пункты вербовки добровольцев в армию и полицию; как правило, добровольцами были молодые шииты, и они погибали тысячами.

Вот здесь и проявилась застарелая ненависть суннитов к шиитам. Еще в XI в. ханбалистские богословы заклеймили шиитов как рафиди (отвергших истину), запретили им браки с суннитами, а их последователи уже в наши дни объявляют шиизм ересью и еще большей угрозой подлинному исламу, чем христианство и иудаизм. Уже упоминавшийся (несколько лет тому назад убитый американцами) лидер иракских ваххабитских исламистов - приверженцев «Аль-Каиды» Абу Мусаб аз-Заркауи называл шиитов «непреодолимым препятствием, затаившейся змеей, хитрым и зловредным скорпионом, шпионящим врагом и глубоко проникающим ядом». И когда началась «война милиций», связанный с «Аль-Каидой» интернетовский сайт призвал к «полномасштабной войне против шиитов по всему Ираку, где бы они ни находились». Для суннитских боевиков борьба против оккупантов фактически стала неотделимой от войны против шиитов, более того, по сути дела их атаки на американских солдат (а из каждых десяти убитых в Ираке американцев семь погибли от рук суннитов) преследовали главную цель: не допустить создания государства, в котором доминировали бы шииты. Убивая американцев и шиитов, суннитские повстанцы стремились продемонстрировать (прежде всего общественности Соединенных Штатов), что сунниты будут продолжать насильственные акции бесконечно, в Ираке не будет ничего, кроме кровавого хаоса, до тех пор, пока Америка не осознает, что единственный выход - уйти из этой жуткой страны, где идет война всех против всех. Расчет был на то, что американское общество, видя перед собой кошмарную перспективу гибели тысяч и тысяч своих солдат, заставит Белый дом вывести из Ирака войска, и тогда, оставшись один на один с презираемыми шиитами («один суннит стоит двух шиитов»), суннитская община восстановит прежние порядки, вновь обретет статус гегемона. Шиитские лидеры прекрасно это понимают и, хотя рядовые шииты вряд ли относятся к американцам лучше, чем сунниты, руководство шиитской общины, как духовное, так и светское, не могло не прийти к выводу, что если главари суннитов так настойчиво стремятся избавиться от американского присутствия в Ираке, значит, это им выгодно, а потому необходимо сорвать замыслы бывших баасистов и «Аль-Каиды». Следовательно, присутствие американцев (которые, как бы к ним ни относить-

ся, все же дали шиитам возможность занять господствующие позиции в парламенте и в правительстве) на какое-то время придется рассматривать как меньшее зло по сравнению с перспективой возвращения к власти суннитов. С другой стороны, однако, стало ясно, что суннитов игнорировать невозможно, они будут воевать до конца, если каким-то образом с ними не договориться.

Постепенно стали делать шаги, направленные на то, чтобы выбить почву из-под ног у суннитских экстремистов, удовлетворить те из их требований, которые не являются смертельными, абсолютно неприемлемыми для шиитской общины. Речь идет о гарантиях того, что Ирак не будет разделен на три региона - проект, реализация которого привела бы к получению доходов от экспорта нефти северными (курдскими) и южными (шиитскими) провинциями, в то время как не имеющие нефти центральные, суннитские районы оказались бы обездоленными. Далее, давно уже стоял вопрос об отмене злополучной, безрассудно предпринятой американцами «дебаасизации», в ходе которой потеряли свои должности десятки тысяч суннитов - ведь именно из них при режиме Саддама состояли почти все кадры в администрации, системе образования и т. д. Наконец, сунниты требовали амнистии, которая позволила бы выпустить из тюрем тысячи повстанцев. И вот уже в начале 2008 г. иракским властям удалось в конце концов договориться о решении главных спорных вопросов, разделявших суннитов и шиитов. Наконец, принят бюджет, отменена «дебаасизация», а также принято решение о таком разделе прибылей от продажи нефти, которое более или менее устраивает суннитов. Создается впечатление, что ядро иракского политического класса, как суннитского, так и шиитского, пришло к выводу, что продолжение обоюдных террористических действий не приведет к достижению тех максимальных результатов, на которые каждая из противоборствующих сторон рассчитывала еще недавно, и имеет смысл попробовать пойти на компромисс. Сенсационной стала перемена фронта многими суннитскими боевыми группировками, заключившими с американцами альянс (видимо, временный) и начавшими нападать на боевиков «Аль-Каиды». Последние вызывали возмущение иракцев своим курсом на неукоснительное соблюдение принципов шариата в духе самых жестоких и бесчеловечных ваххабитских установок, равно как и организацией взрывов бомб, установленных в густонаселенных районах, и убийствами иракцев, вызвавшихся служить в полиции. По-прежнему ненавидя американских оккупантов, многие

сунниты пришли к выводу, что «Аль-Каида» представляет собой еще большее зло. Было создано «Движение озабоченных граждан», в котором объединились как местные суннитские боевики, так и рядовые жители, решившие положить конец бесчинствам бойцов «Аль-Каиды». Начавшись в провинции Анбар, к западу от Багдада, традиционно одной из самых беспокойных для американцев, движение распространилось и на другие суннитские провинции. Правда, есть и оборотная сторона медали: возглавляемое шиитами правительство с подозрением и недоверием относится к суннитским боевикам, справедливо полагая, что им в случае какого-либо изменения обстановки ничего не стоит «обратно» переменить фронт.

В шиитском лагере проигравшим выглядит Муктада ас-Садр. Если дело идет к компромиссу, к стабилизации, то Муктада, главный козырь которого - репутация самого стойкого и неустрашимого борца с оккупацией, оказывается ненужным ни традиционной верхушке шиитского духовенства, всегда презиравшего его как опасного выскочку, претендующего на место, законно занимаемое старыми аятоллами, ни политическим лидерам шиитской общины. Последним он был необходим для страховки, на случай, если все же не удастся избежать решающего силового столкновения с суннитами, в котором его стойкая, идущая на смерть «Армия Махди» могла бы сыграть ключевую роль. И тем более он не нужен Исламскому высшему совету Абдель Азиза аль-Хакими, для которого все эти годы Муктада был соперником, то и дело вступая в конфронтацию с Бригадой Бадра. Американский посол в Ираке Райан Крокер заявил: «Бадристы некоторое время тому назад приняли решение отойти от деятельности милиций и вступить в политический процесс. Теперь этот выбор стоит перед движением Садра». Однако Муктада такого выбора не сделал. Неудивительно, что в марте 2008 г. премьер-министр Нури аль-Малики, представитель партии «Ад-Дауа», вынужденный играть вторую роль при Исламском высшем совете, решился на силовую операцию против «Армии Махди» в Басре. Плохо подготовленная операция, о которой Малики даже не счел нужным предупредить американцев, вначале принесла неудачу; части иракской армии и полиции, брошенные против садристов, уступали им и по боевому духу, и по вооружению. Тысяча полицейских сложили оружие, а часть их даже перешли в стан Муктады. Еще хуже было то, что против правительства немедленно поднялись жители Садр-сити в Багдаде, квартале с двухмиллионным шиитским населением, среди которого Муктада поль-

зуется огромной популярностью. Американский журнал «Форин полиси» писал в прошлом году: «Каждую пятницу пополудни можно пойти в мечеть Аль-Мухсен в Садр-сити и увидеть 25 тыс. человек, коленопреклоненных под открытым небом, восклицающих: Муктада! Муктада! Муктада!» Для того, чтобы справиться с боевиками-садристами и поддерживающим их народом в Садр-сити, Малики пришлось обратиться за помощью к американской морской пехоте, и весь квартал, заранее отделенный от других районов столицы бетонной стеной, превратился в поле битвы.

Экстремисты с обеих сторон - шиитской и суннитской - с тревогой увидели, что намечается некий компромисс, и сопротивление американцам ослабло, уменьшились жертвы среди мирного населения; акции насилия между двумя общинами с июня 2007 г. до марта 2008 г. снизились на 90%. Естественно, «непримиримые» должны сейчас сделать все, чтобы возродить состояние кровавого хаоса в Ираке. И судя по всему, трагедия иракского народа еще далека от завершения.

Роль Ирана

Осуществленная под руководством аятоллы Хомейни первая в истории «исламская революция» активизировала и взбудоражила не только шиитское сообщество, но весь исламский мир. Мусульмане повсеместно восприняли ее как эпохальное событие в жизни их уммы. Казалось, ислам, отошедший куда-то в тень на фоне грандиозных мировых событий, участниками которых были страны других религий, обрел новое дыхание; стали говорить о его возрождении, что, конечно, неверно, если иметь в виду религию как таковую, никогда и не умиравшую. Речь идет об исламском сообществе, которое именно после иранской революции оказалось в центре внимания всего мира. Примечательно, что Хомейни стал героем и кумиром в глазах не только шиитов, но и многих суннитов, что может показаться удивительным, учитывая историю взаимоотношений между двумя мусульманскими общинами. Даже в арабском мире, где своих шиитов обычно считали персами и не вполне мусульманами, иранский и шиитский характер «исламской революции» не повлиял на позитивное отношение широких суннитских масс населения к этому феномену. Хомейни от имени ислама бросил вызов западному миру, извечным захватчикам, коло-

низаторам, «крестоносцам», провозгласил «Смерть Америке, смерть Израилю!» - и этого было достаточно.

Сам Хомейни своей политикой, своим поведением подтверждал это мнение. Как пишет Вали Наср, «амбиции Хомейни простирались за пределы шиизма. Он желал, чтобы его воспринимали как лидера мусульманского мира... Он определял свою революцию не как шиитскую, а как исламскую, и видел в Исламской Республике Иран базу для глобального исламского движения, подобно тому, как Ленин и Троцкий видели в лице России трамплин для глобальной коммунистической революции... Хомейни отодвигал свой шиитский облик на задний план. Он выступал как борец за возрождение ислама». Но подспудно его движение все равно было вызовом со стороны шиизма, претендовавшего на лидерство в мире ислама. И это сразу почувствовали руководители арабских государств, тем более что Хомейни вскоре дал понять, что он относится к ним не лучше, чем к свергнутому им шаху, а затем стал провозглашать лозунги борьбы за подлинный, чистый ислам, против отступников и нечестивых правителей. По сути дела, Хомейни дал толчок новому исламскому фундаментализму, но уже не суннитскому, как было прежде (ваххабиты, «Братья-мусульмане» и др.), а шиитскому. И правители суннитских стран столкнулись с внезапной угрозой «исламской революции», исходившей от Ирана, причем для большинства из них опасность была не в пробуждении их собственных шиитов (стран со значительным шиитским населением немного), а в подъеме революционно-фундаменталистского духа суннитских масс. Но застрельщиками революционного движения все же могли быть, по мнению арабских политических классов, именно шииты... Из 21 арабской страны сунниты находятся у власти в 20, и любая попытка изменить традиционный баланс сил вызывает беспокойство суннитских элит. Король Иордании Абдалла предупредил в 2004 г. об опасности образования «шиитского полумесяца». Он имел в виду распространение шиитского политического радикализма от Ирана (а теперь уже и со стороны все более «шиитизи-рующегося» Ирака) на северо-запад - по направлению к Сирии и Ливану и на юго-запад - к Персидскому заливу. Как писал Генри Киссинджер, «страх перед Ираном привел к перестройке приоритетов в арабском мире. Для умеренных суннитских государств угроза, представляемая доминирующим Ираном, стала главным предметом озабоченности».

Действительно, при первом взгляде на ближневосточную ситуацию создается впечатление, что главным вопросом, постоянно беспокоящим правящие классы арабских стран, является палестинский конфликт. Это не совсем так: само по себе существование Израиля - это факт, с которым арабские элиты (в отличие от общественного мнения, обычно мало влияющего на политику авторитарных режимов) давно примирились, а судьба палестинского народа волнует их меньше, чем может показаться, если ориентироваться на официальные заявления. Палестинско-израильский конфликт доставляет арабским элитам головную боль лишь в том смысле, что он постоянно чреват таким обострением (акции палестинских террористов, ответные безжалостные удары Израиля), которое может привести к втягиванию арабских государств помимо их воли в новую конфронтацию, к возникновению необходимости занять более жесткую позицию в отношении Израиля, чем это бы им хотелось. Кроме того, палестинский вопрос возбуждает и революционизирует арабские массы, что при периодически случающемся обострении играет на руку радикальной оппозиции исламистского толка. Но в общем арабские элиты понимают, что реальная опасность грозит им со стороны не Израиля, а Ирана - хотя бы потому, что воинственная антиимпериалистическая и антисионистская пропаганда, исходящая от Тегерана, всегда находит благоприятный и сочувственный отклик у населения арабского мира, и на этом фоне умеренная, взвешенная позиция арабских правительств выглядит почти предательской, капитулянтской, проамериканской, о чем неустанно твердят арабские радикалы, влияние которых именно поэтому растет и причиняет элитам большое беспокойство. Дело еще в том, что вот уже более полусотни лет наряду с государствами Арабского Востока, Ираном и Израилем на ближневосточной сцене маячит тень еще одного могущественного актора - Соединенных Штатов.

Еще не так давно все было проще: существовал «классовый союз» Вашингтона с Египтом, Саудовской Аравией и шахским Ираном - тремя столпами американской политики в регионе (наряду с Израилем). После превращения Ирана из союзника в противника противовесом «исламской революции», угрожающей Америке и ее региональным партнерам, стал саддамовский Ирак, но альянс Вашингтон - Багдад закончился после захвата Саддамом Кувейта и последовавшей войны. В 90-х годах обстановка снова, как казалось, стала для Америки благоприятной: Иран почти сошел со сце-

ны, зализывая раны от войны с Ираком, утратив после смерти Хо-мейни свою революционную экспансивность; палестинский конфликт, как представлялось, перешел в фазу мирного урегулирования на базе соглашений в Осло. Оставался озлобленный после поражения в военной операции «Буря в пустыне» саддамовский Ирак, быстро ставший маяком и опорой антиамериканского и антиизраильского «сопротивления» во всем регионе. Буш-мл. решился, в отличие от Клинтона, покончить с Саддамом и, воспользовавшись благоприятными для себя общественными настроениями в США после террористического акта исламистов 11 сентября 2001 г., организовал вторжение в Ирак. Но тут опять пробудился иранский вулкан. Тегеран начал осуществлять свою ядерную программу, а вскоре подъем «Хизбаллы» в Ливане при иранской поддержке, а затем приход на президентский пост в Тегеране Ах-мадинежада, позиционирующегося в качестве наследника Хомейни и продолжателя его дела, возродил опасения арабских суннитских элит. Теперь уже Иран занял место саддамовского Ирака в качестве опоры и вдохновителя «антиимпериалистического сопротивления». И снова естественным союзником Америки должны были стать суннитские арабские режимы, но развитие событий в Ираке смешало все карты: к власти при помощи американцев пришли шииты, а в роли главного врага выступили иракские сунниты.

И когда шииты в Ираке, отражая атаки суннитских боевиков, обратились за помощью к Тегерану и возникла угроза того, что новый Ирак станет клиентом Ирана, главного регионального противника Америки, сложилась парадоксальная ситуация: опираясь в целом на суннитские арабские режимы в регионе, американцы в Ираке оказались по одну сторону баррикад с шиитами. Смириться с тем, что Ирак станет «вторым Ираном», еще одним очагом воинственного по своей природе, непредсказуемого шиизма - это уже слишком, и суннитские элиты Арабского Востока дали понять, что не допустят такого варианта. Появились сообщения о том, что Саудовская Аравия готовится начать действия по оказанию поддержки суннитским боевикам в Ираке, тем самым, которые убивают американских солдат. Соединенные Штаты оказались между двух огней. Поэтому американцы, видимо, вздохнули с облегчением, когда в Ираке появились признаки прекращения ожесточенной суннит-ско-шиитской междоусобицы и достижения своего рода «исторического компромисса». Ведь усиление межобщинной конфронтации поставило бы США в отчаянное положение ввиду того, что

влияние Ирана на ход событий в Ираке неуклонно растет, и чем дальше, тем больше иракские шииты стали бы опираться на помощь Тегерана. Это, однако, не означает, что Ирак может превратиться в сателлита Ирана. Даже персидские корни многих иракских духовных лидеров, даже тот факт, что доминирующий сейчас в шиитской общине Исламский высший совет Ирака возглавляется людьми, в свое время эмигрировавшими в Иран и вернувшимися на родину с обученной и вооруженной в Иране Бригадой Бадра, не позволяют забыть о тысячелетней взаимной неприязни арабов и персов. Стоит также отметить, что центр духовной жизни шиитов, некогда переместившийся из Ирака - вследствие саддамовских репрессий - в иранский город Кум, опять возвращается в Наджаф, и иракская клерикальная верхушка не намерена подчиняться иранским аятоллам.

Нереальной также представляется выдвигаемая многими политиками и публицистами идея разделения Ирака на три государства - курдское на севере, арабское суннитское в центре и арабское шиитское на юге. Курды - да, они, видимо, сохранят свою фактическую самостоятельность под флагом автономии, в рамках федерального государства; с этим иракские арабы, видимо, уже смирились, хотя и тут остается тяжелейшая, больная проблема Киркука (и киркукской нефти), рациональное решение которой выглядит почти невозможным. В недалеком будущем из-за Киркука, который курды называют своим Иерусалимом, а арабы не намерены уступать, может разгореться серьезный конфликт. Но вот что касается арабских провинций страны - здесь разделение практически невозможно хотя бы только из-за статуса Багдада, который географически расположен в центре гипотетического суннитского государства, но в котором живут минимум 2 млн. шиитов. Невозможно себе представить, что они покинут столицу государства и переселятся на шиитский юг, или же что они согласятся жить под властью суннитов, как в прежние времена. Поэтому реальным выглядит вариант федерации с тремя более или менее автономными регионами. Это устроит и иранцев - ведь раздел Ирака означал бы для них утрату контроля над Багдадом, а федеративная модель закрепляет иранское влияние в стране в целом, поскольку в центральном правительстве главенствующую роль - и это скорее всего уже необратимо - будут играть шииты, которые, при всех возможных разногласиях между арабами и персами, все же будут нахо-

диться в сфере влияния могущественной шиитской державы, этого нового регионального «тяжеловеса».

Борьба фундаментализмов

Когда говорят об экстремистских течениях в исламском мире, то применительно к суннитам обычно употребляют термины «фундаменталисты» и «исламисты», а к шиитам - радикалы. Это неточно и упрощенно. Понятия «исламизм» и «исламский фундаментализм» во многом практически совпадают. По формулировке отечественного востоковеда Алексея Малашенко, исламизм «призывает к реставрации первоначальных, недеформированных или утраченных на дорогах истории исламских ценностей», и это же можно сказать о фундаментализме, которому в общем соответствует арабский термин «салафийя» от слова «салаф» (предки). Речь идет о возвращении к тому, что по-английски называется «fundamentals», то есть основы, базовые ценности предков, первых поколений мусульман. История исламского фундаментализма, возникшего среди суннитов как ответ на упадок исламского могущества, связана с такими именами, как богословы Ибн Таймийя, живший в XIV в., Ибн Абд аль-Ваххаб (XVIII в.), положивший начало ваххабизму, ныне официальной идеологии Саудовской Аравии, а в XX в. - Абу Аля Маудуди из Индии, египтянин Хасан аль-Банна, основатель организации «Братья-мусульмане», и другие. Все они -сунниты, и для них типично резко отрицательное отношение к шиизму; еще Ибн Таймийя считал шиизм ересью, а шиитов называл внутренним врагом, извратившим ислам и способствовавшим гибели халифата. Тем не менее было бы ошибкой приписывать концепцию фундаментализма и исламизма только суннитам, хотя в наше время фундаменталистами обычно называют именно суннитов, в первую очередь салафитов и ваххабитов. Малашенко отмечает, что «между суннитским и шиитским вариантами исламизма принципиальной разницы нет». Действительно, шиитские богословы не в меньшей мере, чем суннитские, видят причины всех бедствий исламского сообщества в отходе от истинного ислама, в упадке нравов, разложении господствующих классов, заимствовании чуждых моделей развития, таких как капитализм с его неприемлемой для мусульман демократией западного образца и коммунизм. Лозунг «Братьев-мусульман» - «Ислам - вот решение» вполне может быть воспринят и шиитами.

И все же именно сунниты в первую очередь могут быть названы «пуританами мусульманского мира», суннитские улемы распространяли в массах идеи салафийи. Но суннитский фундаментализм в политическом плане не был по-настоящему революционным в отличие от шиитского; как уже отмечалось выше, шиитам, по своей натуре бунтарям и нонконформистам, в гораздо большей степени присущ дух революционного разрушения старых устоев. Вали Наср пишет, что фундаментализм Хомейни, например, кажется «красным», подлинно революционным, а пропасть между фундаментализмом как духовным возрождением и фундаментализмом как социальной революцией была очевидной и совпадала с водоразделом «между суннитами - традиционными представителями имущих слоев мусульманского мира, озабоченными более всего консервативной религиозностью, и шиитами - вечными аутсайдерами, более склонными к радикальным замыслам и проектам». По мнению этого автора, в 70-х годах прошлого века такой контраст проявился в Пакистане, ставшем «полем битвы между двумя фун-даментализмами: "красный" вариант, пришедший из Ирана, и "зеленый", насаждавшийся военными во главе с Зия уль-Хаком с помощью фундаменталистских партий Пакистана».

В последнее десятилетие термину «фундаментализм» все больше предпочитают «исламизм», а также «джихадизм», благодаря образованию мощного исламистского террористического интернационала сетевого типа, ставшего известным всему миру под названием «Аль-Каида». Люди типа бен Ладена, мусульманские радикалы экстремистского толка с абсолютной убежденностью в том, что они действительно защищают ислам от нависшей над ним смертельной угрозы, решились на беспощадную борьбу против того, что они считают непримиримым врагом их веры и образа жизни. Их боевая задача - спровоцировать именно то «столкновение цивилизаций», о котором предупреждал несколько лет тому назад американский профессор Сэмюэл Хантингтон в своей нашумевшей одноименной книге. Как пишет об исламистах-экстремистах английская «Файненшел таймс», «именно к такому глобальному столкновению они и стремятся подтолкнуть мир, причем они как будто бы предвидят возможность восстановления той мощи и влияния ислама, которыми тот обладал до конца XVIII столетия. Они намереваются не только использовать падение доверия к Соединенным Штатам в общественном мнении арабского и мусульманского сообществ, но и спровоцировать реакцию, которая

перевела бы эту враждебность в русло боевой акции, разворачивающейся по всему мусульманскому миру».

Еще в 2003 г. Усама бен Ладен в записанном на пленку обращении возносил хвалу «отряду рыцарей», атаковавших Америку 11 сентября 2001 г. Вслед за взрывами в Нью-Йорке и Вашингтоне были совершены террористические акции в Алжире, Касабланке, Мадриде и Лондоне, в Стамбуле, Эр-Рияде и Джидде, Карачи, Шарм аш-Шейхе, Табе, Кувейте, Мумбае, Нью-Дели, на о. Бали и других городах и странах. Сам Усама бен Ладен скрывается где-то в горах - то ли в Афганистане, то ли в Пакистане. Время от времени он посылает миру свои выступления, записанные на видеокассеты. Но реальным руководителем и главным стратегом «Аль-Каиды» является египтянин Айман аз-Завахири, в свое время брошенный в египетскую тюрьму за связь с боевиками, убившими президента Садата. В своей книге «Рыцари под знаменем пророка» он характеризует всемирное джихадистское движение как «растущую силу, сплачивающуюся под флагом джихада во имя Аллаха и действующую вне рамок нового мирового порядка. Она свободна от прислужничества перед доминирующей западной империей. Она обещает крушение и гибель новым крестоносцам, выступающим против стран ислама. Она готова мстить руководителям мирового сборища неверных Соединенных Штатов, России и Израиля. Она требует возмездия за кровь мучеников, за горе матерей, за бедствия сирот, за страдания заключенных, за несчастья народов, подвергающихся мучениям на всей земле ислама, от Восточного Туркестана до Андалусии». А в одном из своих интервью Завахири предсказал «освобождение человечества от Цезарей Белого Дома, Европы и сионизма».

Важно отметить, что новое глобальное джихадистское движение, оперирующее под брендом «Аль-Каиды», уже существенно изменило ландшафт мирового исламского сообщества.

- Во-первых, оно фактически разрушает традиционные исламские авторитетные структуры: вместо привычных, так сказать, «должностных» мусульманских духовных лиц на передний план выдвигается новое поколение - боевые исламисты, часто даже не имеющие настоящего религиозного образования и ранее никому не известные. Они дерзко берут «дело ислама» в свои руки, пользуясь уже отмечавшимся отсутствием в этой религии единого духовного центра, издают фетвы, распространяют при помощи Интернета

свои проповеди по всему миру, создают многочисленные ячейки, образующие глобальную джихадистскую сеть.

- Во-вторых, новые джихадисты делают упор не столько на локальные и региональные дела и проблемы в исламских странах, сколько на создание глобального фронта, вовлекая в свои сети живущих в западных государствах выходцев из мусульманских стран, для которых первостепенным делом является уже не внутренняя борьба на их родине (они от нее чаще всего уже оторвались), а всемирный, не знающий границ поход «в защиту ислама». Как писал мусульманский автор Маха Аззам, «путешествие или бегство активистов из своих родных стран в Афганистан, Судан, Чечню, а сейчас и в Ирак было радикализирующим опытом, призванным отвлечь их от обязательств по изменению положения в отдельно взятых государствах и подвигнуть к борьбе за перемены в положении уммы в целом. Региональные кризисы дадут горючий материал для движения как такового и станут новым толчком для акций и вербовки новых участников, но повестка дня по-прежнему будет формулироваться на базе противостояния Соединенным Штатам и их союзникам в региональном и глобальном масштабе».

Оторванные от родной почвы и живущие в неисламских странах мусульмане, особенно молодое поколение, как ни странно это может показаться, оказываются не менее, а чаще еще более ис-ламистски настроенными, чем их соплеменники, проживающие на «старой родине». Отвлеченные от конкретных внутренних проблем мусульманских стран, вынужденные приспосабливаться к культурно чуждому обществу и часто противостоять ему, ощущая себя нежеланными пришельцами, такого рода мусульмане-иммигранты легче поддаются джихадистскому «промыванию мозгов». Они начинают осознавать себя уже не как египтяне, пакистанцы или алжирцы, а как члены всемирного исламского братства - уммы, находящейся под угрозой. Так исламизм трансформируется в универсальный, глобальный феномен. Этому способствуют известные мировые события, интерпретируемые джихадистами как «крестовый поход» Запада во главе с Америкой против ислама. Американский автор Скотт Атран писал: «Нет доказательств того, что большинство людей, поддерживающих атаки самоубийц, ненавидят американские культурные свободы, скорее они осуждают внешнюю политику США, особенно на Ближнем Востоке... По данным отчета ООН, как только Соединенные Штаты начали готовиться к вторжению в Ирак, численность новых рекрутов «Аль-

Каиды» выросла в 30-40 странах. Вербовщики террористических групп, как сообщается, заявили исследователям, что добровольцы буквально ломятся в двери».

Главным оружием джихадистов становятся взрывы самоубийц (suicide bombing). Доводы в пользу применения столь жуткого метода борьбы звучат так: «У американцев есть сверхмощное оружие - ядерные бомбы, ракеты и т.д. Мы в этом смысле ничего не можем им противопоставить (по крайней мере, пока не можем). Мы отвечаем нашим сверхмощным оружием - человеческой волей пойти на смерть ради великого дела защиты ислама. Это сильнее того, что есть у Запада, с нашими героями-шахидами никому не справиться». «Шахид» по-арабски - свидетель, а формула принятия ислама называется «шахада» (свидетельство). Что же может быть более сильным свидетельством защиты своей веры, чем готовность во имя этого пожертвовать собой? Так появилась концепция использования «человеческих бомб». Джихадисты категорически отвергают приравнивание акции шахида к самоубийству, что запрещено Кораном. «Это не самоубийство, - говорят они, - а смерть в бою. Шахид убивает врага, как и любой солдат, но при этом жертвует своей жизнью». Используется арабское слово «истиш-хад» (мученичество или самопожертвование во имя служения Аллаху). Считается, что «истишхад» - высшая форма джихада. Террористические акции официально называются «амалийят аль-истишхад» - операция самопожертвования.

Таков суннитский, ваххабитский, джихадистский фундаментализм. Пожалуй, слово «фундаментализм» здесь уже и не подходит, все критерии данного термина превзойдены, речь идет о беспощадном террористическом фанатизме. Многие авторы полагают, что цель «Аль-Каиды» - воссоздание мирового халифата, но это явное преувеличение. Джихадисты ставят перед собой более ограниченную цель: захватить власть в ключевых мусульманских государствах - Саудовской Аравии, Египте, Пакистане, Иордании (последняя важна, так как она граничит с Палестиной, ареной борьбы за уничтожение Израиля). Тогда они будут контролировать ядро исламского мира и, по их представлению, «обезопасят» этот мир от пагубного проникновения западной цивилизации. Однако шиитские исламисты никак не могут быть в восторге от столь мощного усиления их суннитского противника. Они ненавидят Запад и особенно Америку ничуть не меньше, но еще большее зло для них -выход на доминирующие позиции в мировом мусульманском со-

обществе суннитских фундаменталистов, неспособных отказаться от враждебности к шиитам. И не исключено, что беспокойный исламский мир ждет еще и борьба фундаментализмов.

«Мировая экономика и международные отношения», М., 2008 г., № 7, с. 3-15.