CC BY
87
УДК 81-114
Т. Л. Верхотурова
КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ НАБЛЮДАТЕЛЯ В ЯЗЫКОЗНАНИИ
Анализ концептуализации наблюдателя, т. е. формирование и развитие концептуального представления, осмысления этой категории в лингвистическом дискурсе имеет смысл начать с рассмотрения лексической категории обыденного языка (как русского, так и английского). В наивной картине мира эта категория номинируется полнозначным словом наблюдатель / observer. Но так как речь пойдет о научной, лингвистической эпистемологии, необходимо остановиться на принятом в языкознании дифференцированном отношении к картине мира как к продукту «теоретического и обыденного познания, собственно познания и когниции» [Болдырев, 2000.
С. 3]. Сравнение и противопоставление теоретического / научного познания и обыденного познания возможно только при наличии у них общей основы, которая определяется некоторыми параметрами. В частности, к таковым можно и нужно отнести характерное для обоих типов познания чувственное восприятие действительности, рассматриваемое «дифференцированно: как самодостаточное чувственное познание и как исходный пункт рефлексии для обыденного и, соответственно, научного познания» [Лазарев, 1999. С. 27].
Кроме того, важнейшим интегрирующим фактором для обоих типов познания является, несомненно, язык как средство формирования, хранения и передачи знания (точнее говоря, формирования знания и адаптивного поведения у коммуникантов в процессе языковой коммуникации).
Научное познание, научную рефлексию «обслуживает» язык науки, называемый в современных исследованиях метаязыком 1:
«Помимо лингвистики, метаязык в целом наиболее значим в литературоведении, филологии, образовании, обучении и т. п., а также в науке. Причем наука как сознательное познание и его сознательная объективация представляет самую развитую область сознательной рефлексии - когнитивной и коммуникативной одновременно, и поэтому является еще и важнейшей областью развития не только специального языка, терминологии, но и научного метаязыка -средств интерпретации знания, познания, мышления и коммуникации» (выделено нами. - Т. В.) [Рябцева, 2005. С. 455].
Для научного познания / сознания, для эпистемологии (как общей, так и частнонаучной) наблюдатель как метакатегория, т. е. категория, принадлежащая системе метаязыка, оказывается, как уже говорилось ранее, весьма «востребованным». Общенаучный дискурс демонстрирует, с одной стороны, вездесущность наблюдателя, но с другой стороны, явные различия в его концептуализации (см., например: [Верхотуро-
ва Т. В., в печ.]). Впрочем, и частнонаучный лингвистический дискурс, лингвистическая эпистемология и методология также весьма «неравнодушны» к этой перцептивно-когнитивной категории.
В отечественном языкознании еще в середине прошлого века Л. В. Щерба обращает внимание на понятийно-семантическое различие языкового представления мира в научной терминологии и в обычном литературном языке [Щерба, 1958. С. 68]. Ю. Д. Апресян пишет, что «наивная картина мира... отражает материальный и духовный опыт народа - носителя данного языка .» [Апресян, 1995. С. 57]. Эта мысль приводит к очевидному выводу: наивная картина мира
является языковой, национальной и культурно специфической. Далее Ю. Д. Апресян утверждает, что «наивная картина мира ... может разительным образом отличаться от чисто логической, научной картины, которая является общей для людей, говорящих на самых различных языках» (выде-
(а он совсем «не одинок» в этом отношении): в силу своей многозначности он допускает весьма различное осмысление / интерпретацию и, будучи оставлен без разъяснения, может ввести в заблуждение.
1818-7935. Вестник НГУ. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2006. Том 4, выпуск 1 © Т. Л. Верхотурова, 2006
1 Метаязык науки - это семиотическая система принципиально отличная от естественного семантического метаязыка (Natural Semantic Metalanguage), разрабатываемого А. Вежбицкой [Wierzbicka, 1996]. Последний представляет собой врожденную систему концептуальных / семантических универсальных примитивов в форме лексических единиц, обнаруживаемых в общем ядре (common core) естественных языков. Интересно отметить (подробнее речь об этом явлении пойдет ниже), что приписываемая научной картине мира в ее языковом выражении объективность «дает сбой» на примере термина «метаязык»
лено нами. - Т. В.) [Апресян, 1995. С. 57]. Следует признать, что наивная (языковая, национальная, культурная) картина мира весьма отличается от научной, но провести математически / логически четкую пограничную линию между ними не представляется возможным, поскольку современное развитие цивилизации с присущими ей процессами глобализации и общедоступными каналами к любой информации таково, что происходит явное сближение наивной картины мира и научной картины мира, «перекраивание» картин мира (см., например: [Кубрякова, 2004]). Как следствие, могут возникнуть (и возникают) сомнения по поводу объективности и универсальности научной картины мира. А это значит, что гипотеза об объективности (научной), осознанности, независимости (в культурноязыковом отношении) категорий научного текста / дискурса может быть только идеализацией, так как на каждого участника научного дискурса (создателя научного текста) оказывает влияние ряд факторов, формирующих концептуально-языковой каркас его научного опыта.
Во-первых, коль скоро даже «очень» научные тексты оформлены на каком-либо национальном языке (поскольку нет универсального естественного или искусственного языка науки), все научные категории в первую очередь суть языковые категории, и их концептуализация, понимание и определение диктуется конкретным национальным языком.
Во-вторых, понимание и определение категории проявляет (радикальную) зависимость от научной дисциплины и даже от определенной научно-исследовательской
концепции и методологии в рамках одной дисциплины.
В-третьих, говоря о научных лексикали-зованных категориях, следует отметить, что их можно (условно) разделить на две группы: а) категории, выражаемые узкоспециальными и техническими терминами, имеющими (более или менее) точное и четкое (хотя и в этом случае есть трудности и неоднозначности 2) определение / дефиницию (но не дескрипцию или толкование, как это часто / почти всегда имеет место и необходимо в случае категорий / слов естественного языка); б) категории-универсалии или метакатегории, в изобилии встречающиеся в научном дискурсе и как инструмент анализа включенный в методологическо-кон-
2 См., например: [Зяблова, 2004].
цептуальный аппарат, в язык частной эпистемологии, и как предмет / объект анализа. В подавляющем большинстве такие категории одновременно принадлежат также обыденному сознанию (естественному языку, наивной картине мира, например, время, пространство, понятие, язык и т. п.); очень часто они приходят в научную картину мира из языка философии, психологии и других «мировидческих», антропологических, антропоцентрических систем и концепций.
В-четвертых (и, возможно, не в-послед-них), личные характеристики и убеждения, авторское мировоззрение оказывают особое влияние на концептуализацию таких категорий, которые носят универсально-философский или психологический характер.
Интересующая нас категория наблюдатель / observer по всем критериям относится к таким метакатегориям, т. е. не имеющим точного, конкретного, фиксированного, наукообразного определения и когерентного, общепринятого, вербализованного и удовлетворяющего всех концептуального (понятийного) осмысления. Это неудивительно, поскольку она: а) явно принадлежит к классу универсальных психологических и философских категорий; б) не выделяется как узкоспециальный (технический) термин ни в одной из научных дисциплин, даже в тех, где активно используется, включая и языкознание; в) не имеет четкой конкретной дефиниции и, значит, г) используется интуитивно: авторы не оговаривают значения и смысла этой категории, видимо полагая, что они самоочевидны. Но так ли это? На наш взгляд, концептуализация / осмысление категории «наблюдатель» носит чрезмерно произвольный, неопределенный характер и как следствие ее употребления обладают слишком большим интерпретативным разбросом, вызывающим противоречивый и непродуктивный диссонанс в ее использовании.
Возвращаясь к обыденному, «наивному» происхождению этой категории, уместно посмотреть, как слово наблюдатель / observer семантизируется в обоих языках, т. е., прежде всего рассмотреть и сравнить словарные дефиниции, поэтому отметим два основных аспекта ее семантического осмысления. Во-первых, наблюдатель / observer - это субъект зрительного восприятия (тот, кто внимательно следит глазами за чем-, кем-либо; one who sees and notices; watches carefully, attentively). Во-вторых, наблюдатель / observer - это субъект зрительного восприятия, наделенный конкретными характеристиками особого типа вос-
приятия (тот, кто внимательно следит глазами; one who sees and notices; watches carefully, attentively).
Наблюдатель / observer в значении субъекта обыденного зрительного восприятия встречается в обоих языках чрезвычайно редко. А вот наблюдатель в значении профессионала, имеющего конкретное служебное задание, - это вполне распространенный лексико-семантический вариант этого слова. ср.: военный наблюдатель, политический наблюдатель, дипломатический наблюдатель, независимые наблюдатели (за голосованием), квалифицированный наблюдатель социально-культурных процессов и явлений и т. п.; an observer sent to a conference, an impartial observer of the current political scene [Longman, 1990]; The United Nations sent a team of observers to the peace talks [Ibid]; Military observers have been allowed into the area to monitor the ceasefire [Aviator, 1996] и многие другие. Здесь нам очень важно напомнить, что наблюдатель / observer в этих ипостасях - обыденной и служебно-профессиональной - не просто субъект (зрительного) восприятия / per-
ceiver, но реализует особые, перцептивнокогнитивные характеристики: внимательное слежение (за объектом, развитием событий) / careful, attentive watching.
У наблюдателя / observer как лексической категории обыденного сознания выделяется еще один интересующий нас аспект -наблюдатель-ученый / исследователь [КСРЯ, 2001], где наблюдатель включен только как дериват от наблюдать, последнее, в частности, может означать следующее: вни-
мательно следить за кем-, чем-л. с целью изучения, исследования. Ср. в английском словаре: to watch someone or something in order to learn more about them; to notice something as a result of watching or studying it closely [Activator, 1996. С. 910, 1536]. Такая концептуализация наблюдателя превращает его в субъекта, служащего в эпистемологическом отношении одним из тех элементов, которые связывают / соединяют обыденную и научную картины мира: наблюдатель как исследователь, занимающийся научными наблюдениями, существует эксплицитно в языковой картине мира обыденного сознания, а также принадлежит научной картине мира, языку науки. Однако его концептуализация (не просто как наблюдателя, а как наблюдателя-ученого) зависит от «картинной» принадлежности. Если в наивной картине наблюдатель-исследователь / ученый получает самое широкое, унифицированное осмысление, отвлеченное
от конкретной научной области, задачи, методологии и т. п., чтобы быть доступным обыденному сознанию, то в научной картине концептуализация наблюдателя впечатляет разнообразием подходов и интерпретаций. Иначе не могло и быть, коль скоро научное познание вообще и любая научная дисциплина в частности - это совокупность наблюдения, опыта и интерпретации (объяснения, построения гипотез) и ученый -это наблюдатель, экспериментатор, мыслитель-интерпретатор. При этом роль наблюдений в науке столь велика, что даже ученые-теоретики, создающие чисто умозрительные гипотезы, признают их необходимость. См., например, замечания Нила Тьюрока и Стивена Хокинга (Цит. по: [Томпсон, 2003. С. 82]): «Я хотел бы предупредить о том, что построенные нами теории пока не подкреплены экспериментальными данными. Мы часто говорим о них как об истинных, поскольку сами убеждены в этом, но, естественно, не претендуем на непогрешимое видение истины. Мы всего лишь выдвигаем гипотезы, которые согласуются с довольно строгими критериями теоретической физики, и вполне осознаем, что пока наши теории не получат полного подкрепления посредством эксперимента и наблюдений, они будут оставаться гипотезами (курсив наш. - Т. В ).
Общенаучный контекст допускает два основных способа концептуализации наблюдателя - наблюдателя-исследователя (и здесь возможны самые разнообразные трактовки его функции в зависимости от научной отрасли, концепции, исследовательских задач и т. п.) и наблюдателя-субъекта восприятия / perceiver per se, когда становится нерелевантной даже вторая характеристика наблюдателя в его первичном, обыденном значении - внимательное слежение (глазами) за кем-, чем-либо.
В контексте исследований языка, как и в общенаучном контексте, наблюдатель может выполнять следующие функции:
1. Наблюдатель - субъект обыденного акта / процесса восприятия per se как, например, в работе [Jackendoff, 1997]: «A case sometimes offered against this approach to reference is that of logical and mathematical facts, which, though abstract, are often held to be true independent of human observers. <...>I-semantics claims that, although «the world» is experienced as external to the observer, it is full of entities that strictly speaking exist because of the observer’s construal of the world.» [Ibid. P. 558].
Наблюдатель здесь осмысливается как перцептивный субъект обыденного сознания, т. е. психологический (биологический) субъект восприятия, относительно которого оценивается и противопоставляется мир математики и логики миру эмпирики. В такой концептуализации наблюдатель предстает во многих работах и теориях, посвященных философии языка (см., например: [Матурана, Searle, Imoto, Kravchenko]).
2. Наблюдатель - эпистемический субъект, т. е. ученый-исследователь, наблюдающий различные объекты или явления / процессы (в зависимости от конкретных целей анализа и частного направления в рамках лингвистики). Подробное осмысление фигуры наблюдателя-ученого можно найти в работе Р. М. Фрумкиной (1999), и нам бы хотелось привести комментарии из этой статьи, в которой автор анализирует и оценивает наблюдение как одну из познавательных процедур в лингвистике, где наблюдать предполагает несколько разных эпистемичских смыслов, хотя речь идет о научном наблюдении, используемом как исследовательская процедура в гуманитарных науках: «Культурологи, социологи, историки и литературоведы наблюдают (курсив в оригинале) некоторые «данности», и именно наблюдения служат материалом для их умозаключений. Данностями могут быть документ и обломок керамического сосуда, симфония и собор, эпизоды поведения -например, свадебный обряд или публичное выступление; сценическая речь и речь ребенка в естественных условиях и т. д.» [Фрумкина. C. 31].
Поскольку речь здесь идет о наблюдении «данностей» в естественных условиях, то исследователь выступает как внеэкспери-ментальный, «пассивный» наблюдатель.
А вот далее по тексту статьи автор описывает (свои) психолингвистические эксперименты, где имеют место экспериментальные, в этом смысле «активные», наблюдения: «Разумеется, меня интересует не решение задачи об остановившихся или отстающих, а также спешащих часах. Но я не могу напрямую наблюдать содержание психики моих испытуемых. Я могу варьировать условия задачи, а затем, исходя из результатов их решения, умозаключать о тех психических операциях с понятием ‘время’, ‘правильное’ и т. д., которые предположительно совершают испытуемые» [Там же. С. 32].
Кроме того, автор пишет о самонаблюдении - специфической познавательной процедуре, имеющей два варианта реализации. Один из них предполагает наблюдате-
ля над собственной языковой интуицией: автор считает, что, работая с текстами, над текстами и контекстами, чаще всего исследователь становится наблюдателем именно такого рода. Другой вариант - это (само)на-блюдение над собственной психикой, называемое интроспекцией, при этом указывается на необходимость не путать (как это часто бывает, по мнению автора) наблюдателя над собственной интуицией, занимающегося самонаблюдением, с наблюдателем над собственным внутренним, психическим содержанием, занимающегося интроспекцией.
Таким образом, автор статьи настаивает на последовательной дифференциации как минимум четырех эпистемических типов наблюдателей-исследователей в контексте лингвистических (психолингвистических) исследований: наблюдателя существующих языковых материалов («данностей»), наблюдателя опосредованных экспериментальных данных (в психолингвистике, в когнитивной психологии), (само)наблюдателя лингвистической интуиции и (само)наблю-дателя за собственной психической сознательной деятельностью, т. е. занимающегося интроспекцией.
В англоязычной литературе по когнитивным исследованиям, в частности, когнитивной психологии, которая в экспериментальной части очень часто базируется на языковых данных, observer также имеет различное осмысление. Так, находим следующих субъектов научного наблюдения [Gardner, 1985]:
а) observer как ученый-обозреватель всего происходящего (включая литературные данные) в интересующей его научной дисциплине / отрасли. См., например: «...this work on schemas, stories, and depth of processing strikes many observers (including me) as closer to what psychology ought to focus upon» [Ibid. P. 127];
б) observer как наблюдатель-экспериментатор (в смысле Фрумкиной). Ср., например, комментарий к психолингвистическим экспериментам (по определению различий в весе): «The present data are quite sufficient to draw the conclusion that no psychological conditions of judgments exist. <...> Even... the observers concerned... were extremely surprised to note the paucity of experiences that were connected with the judgmental process» [Ibid. P. 106]. А также: «And yet the question arises whether this strand of psychology has achieved much that was not evident to our predecessors or, indeed, to nonpsychologi-cally trained observers» [Ibid. P.. 127].
Таким образом, наблюдатель в науке как эпистемологический субъект - субъект научных наблюдений - фигура разносторонняя 3 и даже спорная, когда речь заходит об объектах и методах наблюдения.
В контексте лингвистических работ «наблюдатель» очень часто используется в отличной от выше рассмотренных «ипостасей», а именно как категориальный инструмент семантического (концептуального) анализа. В этой инструментально-категориальной функции «наблюдатель» выступает большей частью в чисто перцептивной роли, роли субъекта чувственного восприятия per se. Далее будут приведены примеры употребления и / или обнаружения наблюдателя в семантическом / концептуальном анализе языкового материала различного уровня, предпринятого разными исследователями, включая и автора данной статьи.
По нашим наблюдениям в собственно лингвистических исследованиях (в отличие от философии языка) наблюдатель как метакатегория (в дальнейшем - Наблюдатель) более востребован в отечественном языкознании, нежели чем в англоязычной лингвистической картине языка. Думается, можно говорить о целых школах в отечественном лингвистическом дискурсе, демонстрирующих, наряду со сходством, различие взглядов на эту категорию и различие объектов анализа. Вообще говоря, авторов, обращающихся к этой категории и хотя бы вкратце упоминающих ее в своих исследованиях, такое множество, что перечислить всех невозможно, как бы нам того ни хотелось.
Как говорилось ранее, Наблюдатель получает различное осмысление и как метакатегория лингвистического анализа. Прежде всего, он концептуализируется как субъект восприятия, причем не только зрительного, но и слухового, осязательного и т. п., хотя
3 Различное осмысление наблюдателя подтверждает, на наш взгляд, тезис А. В. Кравченко о концептуализации наблюдателя «как живого организма в физической (и социальной) среде, с которой он вступает во взаимодействия и на изменения которой он реагирует, находясь с ней в состоянии взаимообусловленной каузации», и предполагает учет: «а) человеческого восприятия и эмоционального состояния, б) накопленного в процессе жизни эмпирического опыта, влияющего на восприятие и интерпретацию, и
в) характер (физический, социальный, языковой) среда, в которой протекает жизненный процесс...» [Кравченко, 2004. С. 49]. Этот тезис мы попытаемся подтвердить в процессе последующего анализа.
главным образом речь идет о визуальном и / или звуковом восприятии. Например, Е. В. Падучева (1998. С. 9) отмечает, что «Звенела музыка в саду означает не столько процесс издавания звука, сколько наличие процесса в поле зрения (слуха) Наблюдателя» (выделено нами. - Т. В.). Наблюдатель выступает как недифференцированный по зрительному и слуховому параметру перцептор / субъект восприятия, безразличный к особым характеристикам собственно наблюдения, т. е. внимательного слежения глазами за объектом, процессом. В одной из своих последующих работ Е. В. Падучева уже более подробно останавливается на этой фигуре, ставя «задачу семантической экспликации понятия Наблюдатель» [Падучева Е. В., 2000. С. 185]. Языковым материалом, в котором обнаруживается эта фигура, служат глаголы семантического поля восприятия. Рассматривая значение и употребление этих глаголов, она, естественно, пишет о главном (одном из главных) фигуранте ситуации / процесса / акта восприятия -воспринимающем субъекте / субъекте восприятия / Экспериенте, который становится Наблюдателем, только когда лишается синтаксически выраженной позиции, т. е. «уходит за кадр» и получает чисто дейктиче-скую контекстную функцию [Там же. С. 198]. Однако же Е. В. Падучева усматривает некоторую степень дейктичности и определенную семантическую дифференциацию Наблюдателей (даже за кадром!) в зависимости от семантики глагола: «Итак, Наблюдатель, бесспорно, присутствует в семантике глаголов обнаружить и обнаружиться. Однако он «менее дейктичен», чем у показаться. <...>У показаться перфектное состояние чисто перцептивное -оно очень кратковременное и быстро становится неактуальным. Между тем в семантике глагола обнаружить вйдение легко превращается в знание, которое, в отличие от вйдения, является устойчивым состоянием. Кроме того, знание легко передается от человека к человеку, становится достоянием сообщества. Поэтому у обнаружить(ся) Наблюдатель часто ощущается как собирательный. <.>Семантика показаться фиксирует относительное расположение Предмета и Наблюдателя (удаленность), а восприятие - как зрительное. Между тем для обнаружить каналы, по которым Экспериент получает информацию, не фиксированы. <.>Обнаружение может быть результатом осознания, а не просто восприятия» [Там же. С. 198-199].
Иначе говоря, с одной стороны, Наблюдатель - дейктический компонент значения глаголов восприятия, не обнаруживающий себя в синтаксисе предложений / высказываний, а с другой стороны, он все же поддается определенной семантической / концептуальной интерпретации, обнаруживая следующие оппозиции концептуальных (семантических) признаков у дейктического (!) Наблюдателя в пределах семантического поля глаголов восприятия: +визуальное : +(-)ви-зуальное : -визуальное восприятие; восприятие как чисто перцептивный кратковременный акт : восприятие как более сложное когнитивное состояние, включающее осознание; Наблюдатель как некий более определенный индивид : Наблюдатель как некая более обобщено-собирательная категория. Нетрудно заметить, что эта металингвистическая концептуализация весьма далека от концептуализации наблюдателя как естественно-языковой категории.
В работах Ю. Д. Апресяна Наблюдатель фиксируется в некоторой части значения языковой единицы как дейктическая фигура в определенном положении «относительно реальных актантов описываемой ситуации» [Словарь синонимов, 1999. С. 29], т. е. является «фиктивным актантом», не имеющим синтаксического выражения. Наблюдатель как таковой вне контекста не получает никакой семантической / концептуальной характеристики и поэтому должен пониматься как некая дейктическая позиция субъекта восприятия, терминологически получающая более скромное определение, чем, например, субъект «модальных рамок». ср.: «модальные рамки» (часть толкования, экспликации значения, в которой «фиксируются интеллектуальные позиции горящего по отношению к описываемым объектам и явлениям» и «рамки наблюдения» (часть толкования значения, опирающегося на фигуру наблюдателя [Апресян, 1999. С. 49]. Наблюдатель, при этом - фигура, обнаруживающая себя на различных уровнях в структуре языка: в грамматических формах глагольного вида, в определенных синтаксических конструкциях - Винит. падеж + не было: Отца не было на море, в семантике некоторых (тематических) классов глаголов: дескриптивных, «описывающих расположение материальных объектов в пространстве.», глаголов с перцептивным компонентом в семантике (типа показаться) [Там же].
Однако же Наблюдатель, несмотря на постулируемую дейктичность, подвергается некоторой (смысловой) классификации. «Помимо. внутреннего наблюдателя, пи-
шет Ю. Д. Апресян, - в значениях некоторых слов закодировано представление о внешнем наблюдателе - том, который не участвует в ситуации на правах актанта, пусть только мыслимого, а обозревает ее извне» [Апресян, 1999. С. 50]. Для иллюстрации приводятся два дескриптивных глагола вилять и виться (о дороге, тропинке): в контексте предложений с вилять усматривается внутренний Наблюдатель на том основании, что он перемещается по дороге, тропинке и тем самым включен в описываемую ситуацию, как полагает автор. В контексте предложений с виться Наблюдатель внешний, так как ему отводится функция статического обозревателя . Кроме того, значения этих глаголов приписывают определенные аксиологические характеристики своим Наблюдателям - отрицательную утилитарную внутреннему Наблюдателю и положительную эстетическую внешнему Наблюдателю [Там же. С. 50].
В работах А. В. Кравченко (1992, 1993, 1996) Наблюдатель занимает особенно значимую роль: он выступает как субъект перцептивно-познавательной деятельности, относительно которого автор противопоставляет два уровня в системе языковых знаний - феноменологический, базирующийся на данных Наблюдателя, и структуральный, в основе которого лежит коллективный, обобщенный опыт социума, т. е. известные факты, знание как таковое [Кравченко, 1996]. Какое же осмысление получает эта метакатегория в работах А. В. Кравченко? По его мнению, целый ряд грамматических категорий (морфологических и синтаксических) и множество лексических значений характеризуются когнитивным
4 И внешний, и внутренний наблюдатель, очевидно, являются субъектами зрительного восприятия в различных контекстах - дескриптивном и активном. А вот следующее определение наблюдателя как внешнего свидетельствует
о другом смысле, вкладываемом в это определение: «.Обычный спор тоже сопровождается звуками, но в этом случае спор утих значит, скорее, ‘перестал быть слышным - и поэтому, скорее всего, прекратился’. Здесь явно присутствует внешний наблюдатель: человек, который присутствует при споре, а не слышит его за стеной, вряд ли скажет Спор утих» [Кустова, 2002. С. 80]. Речь здесь явно идет о субъекте звукового восприятия в противопоставлении зрительному восприятию: в контексте анализируемого автором высказывания внешний Наблюдатель является слушающим и обязательно не является видящим.
содержанием, суть которого сводится к указанию на субъект восприятия. Этот субъект восприятия и есть Наблюдатель как элемент интерпретативной модели языкового значения самого различного уровня [Кравченко, 1996. С. 19]. Наблюдатель - это «главный источник информации о положении дел», он может совпадать / не совпадать с говорящим, он может быть назван / не назван в высказывании, но обязательно подразумевается при интерпретации высказывания. Будучи субъектом восприятия per se, он не сводим только к зрительному каналу информации и безразличен к особым характеристикам восприятия-наблюдения.
Категория Наблюдателя рассматривается А. В. Бондарко в рамках более широкой категории - перцептивности, определяемой им как «скрытой» [Бондарко, 2002. С. 275]. В отличие от осмысления Наблюдателя в названных выше работах, А. В. Бондарко называет главным субъектом перцептивно-сти (восприятия) перцептора со всем набором каналов чувственного восприятия, а наблюдатель / наблюдение / наблюдаемость рассматриваются только в режиме зрительного восприятия. См., например: «наблюдаемости и других типов восприятия» [Там же. С. 273], «наблюдаемость и другие разновидности восприятия мира человеком» [Там же. С. 276]. Это ограничение приближает концептуализацию Наблюдателя к естественно-языковой категоризации наблюдателя как субъекта зрительного восприятия (без учета признаков внимательности и слежения).
В статье Л. М. Ковалевой, посвященной модусу восприятия (категоризации воспринимаемых событий в английском языке) [Ковалева, 2004], субъект восприятия альтернативно категоризуется (терминологически) как наблюдатель. ср.: «В следующем примере сначала наблюдатель (автор) рассказывает о своем восприятии состояния Мейсона(а). Затем появляются события, воспринимаемые приходящим в себя Мейсоном...» [Там же. С. 81]. Модус восприятия (наблюдения), в частности, рассматривается автором в контексте глаголов восприятия see, notice, overhear, find и т. п., что открывает субъекту восприятия / наблюдателю «выход на синтаксическую поверхность» в качестве реального (семантического) актанта. Вследствие такого более глубокого и расширенного осмысления наблюдателя / субъекта восприятия Л. М. Ковалева обнаруживает различные типы синтаксической категоризации воспринимаемого (наблюдаемого) события - инфинитивную и
причастную и объясняет их противопоставление как релевантное в смысловом отношении полноты / неполноты (кратковременности) восприятия / наблюдения. Употребление той или иной синтаксической формы может зависеть от семантического типа глагола восприятия - кратковременного notice, glimpse или длительного observe, watch, а может и автономно (независимо от вводимого контекста восприятия) задавать характеристику восприятия события / событий и тем самым характеризовать Наблюдателя (субъекта восприятия): Наблюдатель-субъект кратковременного (одномоментного) восприятия (причастная форма), Наблюдатель-свидетель полностью воспринятого события (инфинитивная форма). Переход на уровень текста позволяет автору дифференцировать Наблюдателя как автора повествования, героя повествования и т. п. и установить зависимость употребления видовременных форм от этих ипостасей и режимов наблюдения - полного / неполного, более / менее внимательного и от восприятия события или результата. Таким образом, автору удается осуществить более детальную концептуализацию интересующей нас фигуры Наблюдателя, выявив его различные онтологические характеристики и текстовые функции, влияющие на грамматическую категоризацию воспринимаемого события.
Т. И. Семенова, автор работ о категории кажимости (на материале английского языка), прибегает к категории Наблюдателя при рассмотрении перцептивных и эписте-мических смыслов, выражаемых в языке в рамках указанной категории. «Имплицитный субъект модуса [кажимости], - пишет Т. И. Семенова, - синкретичен - он выполняет семантическую роль субъекта сознания и субъекта восприятия (наблюдателя). Признак “наблюдаемость” предопределен семантикой глаголов кажимости, словарные дефиниции которых указывают на воспринимающего субъекта (наблюдателя)» [Семенова, 2004. С. 85]. Приведенный отрывок позволяет сделать следующие выводы об авторском осмыслении Наблюдателя: Наблюдатель - это уже не дейктический / ин-дексальный (смысловой) компонент значения (фиктивный актант в терминологии Ю. Д. Апресяна), а семантический, реальный актант, выражение которого в синтаксисе принципиально возможно; дифференциация перцептивных и эпистемических смыслов приводит к дифференциации наблюдателя (как субъекта восприятия) и субъекта сознания (суждения, оценки); яв-
ление семантического синкретизма допускает нерасчлененное выражение Наблюдателя и какого-либо другого семантического актанта (какой-либо другой семантической роли). Более того, в случае слов (высказываний) с семантикой кажимости Наблюдатель не может оставаться субъектом восприятия per se, так как речь здесь идет не только о чувственном опыте, но и о суждении (оценке) (пусть даже ошибочном), основанном на чувственном опыте. Поэтому Наблюдатель - это одновременно и субъект суждения, оценки даже в том случае, когда речь идет о внутреннем мире объекта наблюдения (He seemed nervous): «Суждение о внутреннем мире человека связано с конкретным чувственным опытом наблюдателя как источника информации» [Семено-
ва, 2004. С. 85]. В концепции Т. И. Семеновой Наблюдатель как субъект кажимости предстает как главный центр координации (в частном случае совпадающий с говорящим), как диалектически-двойственная фигура, объединяющая в себе «два вида Эго -субъективное, ощущающее, внутреннее и. объективное, наблюдающее, внешнее» (Iknow I must seem just nothing to you). Однако противопоставление внешнего и внутреннего Наблюдателя обусловлено совсем другими соображениями и языковыми фактами, нежели у Ю. Д. Апресяна, - внутренний «незримый» Наблюдатель наблюдает / переживает и оценивает сферу собственного внутреннего (психического, духовного и т. п.) мира (См. подробней: [Семенова, 2005]).
К «рангу» реальных / семантических актантов относит Наблюдателя Т. Л. Верхотурова (2004) . Она рассматривает множество перцептивных глаголов как совокупность подсистем глаголов (глагольных предикатов) единой категориально-семантической принадлежности, т. е. отражающих единую когнитивную модель перцептивной ситуации наблюдаемости в различных ракурсах в зависимости от подсистемы: например, предикаты собственно чувственного (зрительного) восприятия (типа ви-
5 Указанный автор отнюдь не пренебрегает возможностью пользоваться Наблюдателем и как категориально-дейктическим инструментом языкового анализа, т. е. обнаруживая его в виде фиктивного актанта по Ю. Д. Апресяну, Экспе-риента «за кадром» по Е. В. Падучевой, например, на уровне синтаксиса высказываний определенного типа в русском языке [Верхотурова, 1999].
деть / see), предикаты перцептивных действий (типа смотреть /look) и т. д. В результате детального анализа когнитивно-перептивной ситуации (модели) наблюдаемости представляется возможным сделать ряд выводов, в частности вывод о полифункциональности Наблюдателя, или в другой терминологии, о синкретизме семантических ролей, включающих Наблюдателя. В зависимости от семантики подсистемы (и отдельного глагола) оказываются совмещенными роли Агенса и Наблюдателя, Адресата (Реципиента) и Наблюдателя и даже Наблюдателя и Наблюдаемого. Кроме того, в работе ставится вопрос о возможности (и необходимости) рассмотрения фигуры внутреннего Наблюдателя в смысле Субъекта сознания при глаголах внутренней визуализации (видеть /see в одном из своих значений, представлять /imagine и т. п.).
Завершая этот обзор, нам хотелось бы: а) отметить, что включить здесь в обсуждение все концепции, пользующиеся метакатегорией Наблюдателя, не представляется возможным, и б) подвести некоторые итоги анализа концептуализации Наблюдателя как категориально-семантического, когнитивного инструмента.
• Метакатегория Наблюдателя рассматривается и как фиктивный актант (синтаксически невыразимый, дейктический, индек-сальный компонент языковой семантики / смысла), и как реальный, семантический актант предикатных слов.
• Наблюдатель допускает возможность и необходимость определенной семантической дифференциации / дополнительного концептуального осмысления и как фиктивный актант, и как реальный, семантический актант предикатных слов с перцептивным компонентом (в виде эксплицитной части дефиниций), что обеспечивает более глубокое проникновение в семантическую / концептуальную систему языка.
• При осмыслении этой фигуры восприятие выделяется как главный семантический / концептуальный компонент, и там, где речь идет о процессах / актах восприятия, неизбежно возникает главный создатель различных (языковых) картин мира (фрагментов картины мира) - наблюдатель.
The cognitive figure, observer or perceiver, is very often referred to by semantic / conceptual analysis of both grammatical and lexical categories in contemporary linguistic discourse. The present article reviews certain works with the purpose of explicating different conceptualizations / interpretations of this cogni-
tive (perceptual) figure. It presents an argument against scientific language objectivity which is quite disputable.
Список литературы
Апресян Ю. Д. Избр. тр. М.: Шк. «Яз. рус. культуры»: Изд. фирма «Вост. лит.» РАН, 1995. Т. 1. Лексическая семантика: 2-е изд., испр. и доп.
Апресян Ю. Д. Отечественная теоретическая семантика // Изв. РАН. Сер. лит. и яз., 1999б. Т. 58, № 4. С. 39-53.
Болдырев Н. Н. Когнитивная семантика: Курс лекций по английской филологии. Тамбов: Изд-во Тамб. ун-та, 2000. 123 с.
Бондарко А. В. Теория значения в системе функциональной грамматики: на материале русского языка. М.: Яз. слав. культуры, 2002.
Верхотурова Т. Л. Синтаксическая семантика и фактор наблюдаемости // Когнитивные аспекты языкового значения 2: Говорящий и Наблюдатель: Межвуз. сб.
научн. тр. Изд-во Иркут. гос. лингвист. ун-та, 1999. С. 43-52.
Верхотурова Т. Л. Наблюдаемость в языке (на материале русских и английских перцептивных глаголов) // Вопросы когнитивной лингвистики. Тамбов: Изд-во Тамб. гос. ун-та, 2004. № 2-3. С. 14-26.
Зяблова О. А. К пониманию природы термина с когнитивной точки зрения // Вопр. когнитивной лингвистики. Тамбов: Изд-во Тамб. гос. ун-та, 2004. № 2-3. С. 41-46.
Ковалева Л. М. Модус восприятия и употребление видовременных форм глагола и вербоидов в зависимых и независимых синтаксических единицах (категоризация воспринимаемого события // Вестн. НГУ. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация / Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск, 2004. Т. 2. Вып. 1. С. 78-83.
Кравченко А. В. Вопросы теории указа-тельности: Эгоцентричность. Дейктичность. Индексальность. Иркутск, 1992.
Кравченко А. В. К проблеме наблюдателя как системообразующего фактора в языке // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1993. Т. 52, № 3.
Кравченко А. В. Язык и восприятие: Когнитивные аспекты языковой категоризации. Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 1996. 160 с.
Кравченко А. В. Когнитивная лингвистика сегодня // Вопр. когнитивной лингвистики. Тамбов: Тамбов. гос. ун-т, 2004. № 1. С. 37-52.
Кубрякова Е. С. Новые единицы номинации в перекраивании картины мира как транснациональные проблемы // Языки и транснациональные проблемы: Материалы
1 Междунар. научн. конф., 22-24 апреля 2004 г. М.: Ин-т языкознания РАН; Тамбов: Изд-во Тамбов. гос. ун-та, 2004.
Лазарев В. В. К теории обыденного / когнитивного познания (от Коперника к Птолемею) // Вестн. Пятигор. гос. лингвист. ун-та. 1999. № 2. С. 25-34.
Падучева Е. В. Парадигма регулярной многозначности глаголов звука // Вопр. языкознания. 1998.№ 5. С. 3-23.
Падучева Е. В. Наблюдатель как Экспери-ент «За кадром» // Слово в тексе и словаре. М.: Шк. «Яз. рус. культуры», 2000. С. 185-201.
Рябцева Н. К. Язык и естественный интеллект / Ин-т языкознания РАН. М.: Academia, 2005.640 с.
Семенова Т. И. Модус кажимости как способ репрезентации внутреннего мира человека // Вестн. НГУ. Серия: Лингвистика и меж-культурная коммуникация / Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск, 2004. Т. 2. Вып. 1. С. 84-89.
Семенова Т. И. Субъектный синкретизм в высказываниях с модусом кажимости // Современные лингвистические теории: проблемы слова, предложения и текста: Вестн. Иркут. гос. лингвист. ун-та. Сер.: Лингвистика / Под. ред. проф. М. В. Малинович. Иркутск: Иркут. гос. лингвист. ун-та. 2005. № 3. С.136-150.
Словарь синонимов / Сост. Ю. Д. Апресян, О. Ю. Богуславская, И. Б. Лнвонтина, Е. В. Урысон, М. Я. Гловинская, Т. В. Крылова. Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. 2-е изд., испр. М.: Яз. рус. культуры, 1999. Вып. 1.
Томпсон М. Философия науки / Мел Томпсон; Пер. с англ. А. Гарькавого. М.: ФАИР-ПРЕСС, 2003.
Фрумкина Р. М. Самосознание лингвистики - вчера и сегодня // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1999. Т. 58, № 4. С. 28-38.
Щерба Л. В. Избранные работы по русскому языку. М., 1957.
Gardner H. The mind’s new science. Basic Books, Inc., Publishers / N. Y., 1985.
Jackendoff R. Semantics and cognition // The Handbook of Contemporary Semantic Theory / Ed. by Shalom Lappin. UK, USA: Blackwell Publishers, 1997. P. 539-559.
Wierzbicka A. Semantics: primes and uni-versals. Oxford University Press. 1996.
Словари
КСРЯ. Комплексный словарь русского языка / А. Н. Тихонов и др.; Под ред. д-ра фи-лол. наук А. Н. Тихонова: М.: Рус. яз., 2001.
Activator. Longman Language Activator dictionary. Longman, UK, 1996.
Longman. Longman Dictionary of Contemporary English. Longman, UK, 1990.
