Научная статья на тему 'Константин Великий, первый христианский император (+337)'

Константин Великий, первый христианский император (+337) Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
291
45
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Константин Великий, первый христианский император (+337)»

Санкт-Петербургская православная духовная академия

Архив журнала «Христианское чтение»

А.П. Лебедев

Константин Великий, первый христианский император

(+337)

Опубликовано:

Христианское чтение. 1912. № 7-8. С. 821-844.

@ Сканированій и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.

СПбПДА

Санкт-Петербург

2009

у.:,/), .................ЧІМЦІ'ИЦ'"""................-•■гиГІГ...................................................*.........................................................................Ч|і'ч1|і|с|1]і’.................................................................................ЧІ»"Ч

.........................иСЧЦІ'ПЦР......м...итнч,:ІИ|

Константинъ великіе, первый христіанскій императоръ

(т 837 г.).

, Общій очеркъ * *).

»ОЗНАКОМИВШИСЬ съ болѣе опредѣленно формулированнымъ взглядомъ на событіе таинственнаго видѣнія Константиномъ в. русскаго ученаго *) текущаго % времени, считаемъ не безполезнымъ ознакомиться со ‘Т взглядами'на’ тотъ же вопросъ хотя нѣкоторыхъ нѣмецкихъ ученыхъ нашего же времени. Всѣ они, нужно Оказать,г—становятся на путь отрицанія Евсѳвіева сказанія,

■ *у ■ Окончаніе. См. - іюнь.

*) Разставаясь съ этимъ ученымъ, т. е. съ проф. А. А. Спасскимъ, считаемъ нужнымъ сдѣлать нѣсколько замѣчаній обо всемъ произведеніи его: „Обращеніе Константина“. Сочиненіе построено по такой неотчетливой схемѣ: послѣ нѣкоторой критики сужденій проф. Адольфа Гарнака о числѣ христіанъ въ имперіи къ началу IV* вѣка, авторъ отъ имени современной наукисообщаетъ возраженія противъ извѣстнаго разсказа Евсевія (стр. 21— 80), не указывая ни того, кто это дѣлаетъ возраженія, ни того, гдѣ они находятся (поставляя тѣмъ читателя, желающаго контролировать автора, въ безвыходное положеніе), и затѣмъ дѣлаетъ попытку стать на защиту сказанія Евсевія въ этомъ случаѣ (30—36). Здѣсь, между прочимъ, встрѣчается такая фраза у автора: „значитъ, здѣсь у Евсевія все обстоитъ благополучно“ (!). Изъ этой фразы можно было бы вывести заключеніе, что авторъ на сторонѣ Евсевія, а не его возражателей (34). HP,вдѣлавъ подобное заключеніе, читатель жестоко ошибется, ибо вслѣдъ ёатѣмъ авторъ въ заключительномъ выводѣ вполнѣ и рѣшительно отрицаетъ историческую достовѣрность Евсевіева сказанія. Онъ буквально говоритъ такъ: „что касается исторической науки, то для нея не имѣетъ значенія (?) ни вопросъ объ объективности явленія, ни внѣшняя форма его; для нея важно лишь то субъективное впечатлѣніе, какое оно произвело въ душѣ Константина, и которое вполнѣ» достаточно, чтобы про-

. • л«

на который пытается, хотя и не удачно, стать и русскій профессоръ А. А. Спасскій.—Отчего бы это ни зависѣло, но это такъ. Передадимъ прежде всего взглядъ тюбингенскаго католическаго профессора Функа. Точкою отправленія для него служитъ Евсевій; но онъ даетъ послѣднему свое толкованіе. Указывая на ту внутреннюю борьбу, какую испытывалъ Константинъ в., начиная походъ, онъ, — говоритъ Функъ, — „очень легко какое-либо поразительное явленіе на небѣ истолковываетъ въ свою пользу. Феноменъ приблизительно могъ имѣть такую или другую форму, быть болѣе или менѣе похожимъ или на крестъ или на христіанскую монограмму. Его дѣйствительная природа не поддается нашему опредѣленію. Этого одного было достаточно для императора, чтобы въ его критическомъ положеніи повѣровать, что христіанскій Богъ хочетъ оказать *ему помощь, при чемъ знакъ христіанскаго Бога принятъ былъ, какъ залогъ побѣды“. А

лить свѣтъ на эту замѣчательную страницу въ исторіи христіанства,* (38). Выходитъ, что явленіе было только „субъективнымъ“. А если такъ, то теряютъ всякое значеніе и тѣ слабыя замѣчанія, которыя авторъ дѣлаетъ выше, яко бы, въ защиту сказанія Евсевія. Онъ ясно на сторонѣ отрицательнаго отношенія къ этому сказанію, а потому его замѣчанія въ защиту Евсевія являются какою-то черезполосицей въ его разсужденіяхъ, и ихъ нужно совсѣмъ вычеркнуть изъ брошюры автора. Въ остальной части брошюры (38 и дал.) г. А. А. Спасскій усиливается объяснить, какимъ чисто субъективно-психологическимъ путемъ Константинъ пришелъ къ обращенію въ христіанство. Разбирать въ подробности эту часть работы нѣтъ никакой надобности. Достаточно для ея характеристики привести лишь нѣсколько отрывковъ. Авторъ говоритъ: „Константинъ, можно сказать, выросъ въ кругу христіанства“ (38). И однакоже Константинъ живетъ и дышетъ въ сферѣ языческаго бога Аполлона; и это въ саглой крайней степени. Авторъ пишетъ: „походъ (противъ Максенція) былъ необходимъ, и весною 312 г. Константинъ двинулся въ походъ. Счастіе ему благопріятствовало, и Аполлонъ продолжалъ ему покровительствовать. Города Италіи одинъ за другимъ сдавались, и въ октябрѣ онъ стоялъ подъ стѣнами Рима“. Повидимому, чего же было больше желать Константину? Но нѣтъ. Авторъ ни съ того, ни съ сего заставляетъ Константина призадуматься... „Онъ началъ понимать, что его предпріятіе было однимъ безуміемъ“ (53). „Не должна ли была рождаться у Константина мысль, что языческіе боги недостаточно обезпечиваютъ благополучіе своихъ поклонниковъ“ (какъ такъ? почему же Константинъ вдругъ забылъ о великомъ Аполлонѣ?), „что Богъ христіанскій обладаетъ силою, превосходящею всѣ языческія чародѣйства“ (57). И вотъ,— „напряженная работа мысли Константина, борьба его чувствованій, сомнѣній и надеждъ разрѣшается видѣніемъ (субъективнымъ?) во снѣ или наяву. въ которомъ получается высшее повелѣніе идти на бой (?) во имя

такъ какъ блистательная побѣда ознаменовала походъ императора, и въ римскомъ мірѣ произошелъ переворотъ, о которомъ назадъ тому нѣсколько лѣтъ и во онѣ никому нѳ снилось, то естественно, что Константинъ в. окончательно утвердился въ пониманіи феномена. Къ чести Функа; нужно сказать, что онъ признаетъ дѣломъ непозволительнымъ „считать разсказъ о чудѣ за выдумку или императора илю его •біографа“ 2). Изъ протестантскихъ ученыхъ укажемъ пёрвѣе всего на! ^профессора Цана. Онъ говоритъ: „вовсе не нужно •страдать чудобоязнію, чтобы недовѣрчиво относиться къ разсказу (Евсевія). Я думаю, что нельзя уже опредѣлить, что такое произошло на самомъ дѣлѣ. Могъ быть и сонъ, повліявшій на его убѣжденіе; но могло быть я дѣйствительное по|>азительное явленіе на небѣ, истолкованное въ смыслѣ ■(Йлагопріятнаго предзнаменованія. А христіанское духовенство, бывшее въ его свитѣ, могло направлять Константина

Христа“. Но всѳ хорошо, что хорошо кончается. А походъ Константина в. кончите я бл и ст ате л ь во. „Всѣ затрудненія ■разомъ (?) пади,—пишетъ восторженно, въ стилѣ Ёвсевія, авторъ,—Константинъ призываетъ христіан-•скихъ священниковъ, проситъ ихъ молитвъ къ христіанскому Богу“'. И что же? „28 октября 312 года христіанскій Богъ побѣдилъ языческихъ боговъ. Т&К& -мром^ошло,г—повѣствуетъ авторъ,—обращеніе Константина въ хри-~втіаліствои (58—59). Но напрасно читатель сталъ бы воображать, что сьатого момента Константинъ в. сталъ дѣйствительнымъ христіаниномъ. Совсѣмъ нѣтъ, по мнѣнію автора. Онъ разсуждаетъ: „Обращеніе Константина не было результатомъ его собственнаго религіознаго духа и •о6<ітояло0ь вдругъ (?), разомъ (да вѣдь, по словамъ г. А. А. Спасскаго, Кон-сіантинъ в. „выросъ въ кругу христіанства“?), подъ вліяніемъ случайныхъ (?) обстоятельствъ, на почвѣ суевѣрій (sic!), господствовавшихъ въ •qpo. время. Взывая о помощи къ христіанскому Богу, Константинъ оставался въ душѣ язычникомъ (да въ чемъ же, спрашивается, состояло его обращеніе, о которомъ такъ патетично говорилъ авторъ раньше?), языч-никомъ-суевѣромъ, для котораго божество (т. ѳ. Богъ христіанъ) было лишь удобнымъ средствомъ“ и т. д. (59—60). Словомъ: Константину в, еще много нужно было упражняться на психологическихъ гигантскихъ шагахъ, прежде чѣмъ онъ по настоящему обратился къ христіанству, •ерли только авторъ допускаетъ такой фактъ. На нашъ взглядъ, всѣ историческія построенія, въ которыхъ дѣло ведется на этотъ ладъ, т. е. когда историческимъ фактамъ дается произвольно-субъективная окраска, всѣ они возбуждаютъ чувство неудовлетворенности и носятъ черты какой-то дѣланности.

2) f Prof. Dr. F. X. Funk, Constantin der Grosse въ его Kircheu-geschichtliche Abhandlungen u. Untersuchungen, Bd. II (Paderborn 1899),

в. въ свою пользу. Одно мы твердо знаемъ; Тотъ, Кто умеръ, на крестѣ, не давалъ разрѣшенія употреблять свою монограмму (Namenszug) и свой крестъ, какъ магическое сред» ство въ бояхъ“ 3). Приведемъ еще воззрѣніе на дѣло профессора Зеекка, протестанта же. Воззрѣніе его тоже отри» цатѳльное. Онъ пишетъ; „не найдешь такого дитяти, которое бы не знало, какъ Константинъ получилъ откровеніе во снѣ (?) о томъ, что подъ знаменемъ креста онъ одержитъ побѣду. Для сновъ;нѣтъ надобности въ двухъ достовѣрныхъ свидѣтеляхъ (—камешекъ, очевидно, направляется въ сторону Константина в. и Евсевія—), чрезъ уста которыхъ утвѳржда-, лась бы истина; да и историческая критика не можетъ имѣть, дѣла со снами. Однако же не подлежитъ никакому сомнѣнію, что во время сильнаго религіознаго возбужденія и сны, играютъ свою историческую роль“.'Слѣдуютъ примѣры. Что, касается небеснаго видѣнія Константину в., то Зееккъ объ» являетъ его выдумкой, основываясь на томъ соображеніи, что еслибы это была правда, то она не осталась бы неизвѣстною ни Лактанцію, ни Евсевію, когда послѣдній издававъ свою Церковную Исторію 4). Вотъ главные мотивы современной западной исторіографіи; попасть въ тонъ съ ними пытаются и нѣкоторые русскіе писатели.

Но Накъ бы то ни было,—для историка, руководящагося точнымъ смысломъ письменныхъ памятниковъ, остается фактомъ неопровержимымъ, что Константинъ в. во время своего похода на императора Максѳнція обратился къ христіанству и обратился частію по внутреннимъ влеченіямъ своего сердца, частію по небесному призванію. Свое обращеніе къ христіанству непосредственно послѣ завоеванія Рима онъ доказываетъ многими распоряженіями, не допускающими никакого' сомнѣнія. Прежде всего, когда жители Рима, послѣ указанной побѣды, воздвигли новому императору на самомъ людномъ мѣстѣ вѣчнаго города статую, онъ немедленно велѣлъ утвердить высокое копье въ видѣ креста въ рукѣ своего изображенія и сдѣлать слѣдующую надпись: „этимъ спасительнымъ знаменіемъ, истиннымъ доказательствомъ мужества, я освободилъ вашъ городъ отъ ига тирана и по осво-

3) Prof. Th. Zahn, Konstantin d. Grosse, въ его книгѣ: Skizzen aus d. Leben der alten Kirche (Erlangen 18982), S. 219.

4) Seeck, Geschichte des Untergangs der antiken Welt I (Berlin 1897— 1898), S. 126—127. 491.

•вожденіи ѳго возвратилъ римскому народу и сенату прежній блескъ и знаменитость“ (Евсев. Ц. И. IX, 9; Ж. К. I, 40).

Самымъ же выразительнымъ доказательствомъ приверженности Константина в. къ новой религій изъ этой эпохи былъ знаменитый его Миланскій эдиктъ. Онъ названъ такъ потому, что изданъ въ Миланѣ (Медіоланѣ) въ мартѣ 313 года. Приведемъ' главныя положенія этого эдикта. „Мы, Константинъ и Ликиній, занявшись внимательнымъ разсмотрѣніемъ способовъ, клонящихся къ общей пользѣ и благу, “прежде всѣхъ распоряженій заблагоразсудили сдѣлать постановленіе, которымъ охранялись бы страхъ и благоговѣніе ъіъ Богу, именно: заблагоразсудили христіанамъ и всѣмъ ЪтдаФЬ на волю соблюденіе того бойопочтѳнія, какого кто йожелаѳтъ, чтобы божественное и небесное Существо,—какъ бѣіг мы Его ни называли,—было благосклонно ко всѣмъ, находящимся' подъ нашею властію. Итакъ объявляемъ слѣдующее наше рѣшеніе: пусть рѣшительно никому не запрещается избирать и соблюдать христіанское богопочтеніе, но 1нШюдомуj опідйется на волю обращаться сердцемъ къ той рѳ-ШіМи, ‘ какую'J кто1 находитъ согласною : оъ собственнымъ •^бѣ&ДеМёйѢ ftit nfalli omrtino fäcultatem abnegandam putaremus, ^oi vel obseH^lioBe christianorum, vel ei religioni mentem suam dedfcrit, (piMn apse sibi...). Мы признали нужнымъ отмѣнить кНсател(іно': христіанъ все, что представляется жестокимъ и несообразнымъ съ нашею кротостію. Отнынѣ каждый, рѣшающійся соблюдать христіанское богопочтеніе, пусть соблюдаетъ его свободно и неуклонно, безъ всякаго затрудненія. Мы заблагоразсудили объявить о нашей волѣ, предостав-•ДЙЮщей Христіанамъ полное и неограниченное право отправлять богопочтеніе (qui eandem observandae religioni christianorum g$Nmt; y'oluntatem, circa ullara inquietudinem ac molestiam sui id ipsum observare contendant... scires, nos liberam atque absoluta?n dolendi religionis suae facultatem iisdem christianis dedisse). Если •tee мы это разрѣшили имъ, то вмѣстѣ съ тѣмъ дается право ^другимъ Соблюдать свои обычаи и вѣру. Такъ опредѣлено Йііми еъ тѣмъ, чтобы не показалось, что Мы хочемъ унизить ДеетоиВство какого бы то ни было богопочтѳнія“. Затѣмъ Миланскій эдиктъ приказываетъ, чтобы бѳЭЪ всякаго отла-Фательотва возвращены были • церкви христіанской (соргогі Christianoinm) тѣ мѣста, на которыхъ были храмы христіан-'fc&iey но Которые во время послѣднимъ гоненій отошли въ

постороннія руки (Laclanl. De mort. persec., cap. 48. Евсев. Ц. И. X, 5).

Какое значеніе имѣетъ Миланскій эдиктъ? Онъ знаменуетъ собою эпоху, великій переворотъ въ исторіи - человѣчества. Главную отличительную черту Миланскаго эдикта, иногда указываютъ въ томъ, что онъ провозгласилъ общую религіозную толерантность въ имперіи, сдѣлался для всѣхъ религій своего рода magna Charta libertatum. Но такой взглядъ не соотвѣтствуетъ сущности эдикта. Еслибы эдиктъ провозглашалъ общую религіозную терпимость, поставлялъ это главною своею задачей,—въ такомъ случаѣ значеніе его было бы ограниченнымъ, и даже болѣе: онъ былъ бы мертворожденнымъ законодательнымъ актомъ, мелькнувшимъ на минуту метеоромъ, отъ котораго въ самомъ скоромъ времени не осталось бы никакого слѣда. Въ самомъ дѣлѣ, если признаемъ, что Миланскій эдиктъ провозглашалъ общую религіозную терпимость; то онъ потерялъ свою силу и значеніе съ того момента, какъ Константинъ в. началъ покровительствовать и оказывать милости христіанству преимущественно предъ какою-либо другою религіею; а такъ какъ подобнымъ покровительствомъ христіанству Константинъ в. заявляетъ себя въ томъ же 313 году, въ которомъ появился и эдиктъ, то отсюда само собою слѣдовало бы, что императоръ фактически уничтожилъ знаменитый эдиктъ въ то же самое время, въ какое объявилъ его. Мыслимо ли это? Какой взглядъ мы должны составить себѣ о Константинѣ в., этомъ безспорно замѣчательнѣйшемъ римскомъ императорѣ, если съ оДной стороны станемъ допускать, что онъ своимъ эдиктомъ провозгласилъ общую терпимость, а съ другой будемъ принуждены утверждать, что онъ въ то же время ясно и открыто отдавалъ предпочтеніе одной религіи, именно христіанской, предъ прочими, и не въ домашнемъ только быту, а въ жизни общественной, государственной, въ самомъ законодательствѣ? Никакихъ затрудненій въ пониманіи эдикта не будетъ для историка, когда мы рѣшимся утверждать, Что никакой обшей религіозной толерантности и не было провозглашено изучаемымъ законодательнымъ актомъ. Въ Миланѣ Константиномъ в. предоставлена толерантность всѣмъ л каждой религіи въ имперіи, за исключеніемъ христіанской. Этимъ эдиктомъ христіанство не помѣщено въ ряду съ прочими многими религіями въ государствѣ, а поставлено выше

всѣхъ ихъ, объявлено стоящимъ во главѣ всѣхъ религій, провозглашено единственною религіей, значеніе которой, понятое теперь государемъ, должны—рано ли, поздно ли—признать и всѣ подданные. Вотъ смыслъ знаменитаго эдикта Миланскаго! Христіанство выдвинуто при посредствѣ эдикта на первое мѣсто; подлѣ него, христіанства, но ниже его поставлены всѣ прочія религіи. Къ христіанству государь обращаетъ свое лицо, а отъ прочихъ религій онъ отвертывается; первое онъ возлюбилъ и хочетъ ему покровительствовать, съ прочими же религіями онъ не имѣетъ никакихъ связей, но терпитъ ихъ, не препятствуетъ имъ быщь. Такое пониманіе эдикта основывается не на почвѣ субъективизма, а на самомъ текстѣ Миланскаго памятника. Кто прочтетъ Миланскій эдиктъ, хотя бы въ тѣхъ выдержкахъ изъ него, какія сдѣланы нами выше, и обратитъ вниманіе на подчеркнутыя нами Выраженія,—тотъ пойметъ, что смыслъ, нами приписываемый эдикту, дѣйствительно присущъ послѣднему. Разсматривая Миланскій эдиктъ съ этой точки зрѣнія, мы находимъ очень справедливыми два замѣчанія, какія дѣлаютъ касательно ,этого эдикта двое западныхъ ученыхъ, изучив-ягахъ эдоху .Константина в., именно профессоровъ Цана и Вейка. Первый говоритъ: „ни отъ чего Константинъ не былъ такъ далекъ, какъ отъ мысли создать государство без-рѳлигіовноѳ или толерантное“ 5). Второй со своей стороны очень основательно замѣчаетъ: „Миланскій эдиктъ въ сущности представляетъ ничто иное, какъ первую попытку воввысить христіанство, сдѣлавъ его религіею государственной“ 6).

Мы разъяснили, что эдиктомъ 313 года христіанству дано первенствующее значеніе въ ряду другихъ религій, при чемъ права нвычества in tacito въ значительной мѣрѣ являлись ограниченными. öto особенно ясно становится изъ отношеній Константина в. къ христіанству послѣ этого событія. Въ это время онъ рѣшительно ничего не дѣлаетъ въ пользу язычества и равнодушенъ къ нему, а—напротивъ—для христіанства Дѣлаетъ многое и очень многое. Уже самый тонъ и языкъ, йакями онъ на*чинаѳтъ говорить о христіанствѣ, показываютъ,

) Zahn, Skizzen aus d. Leben der alten Kirche, S. 2221.

) Keim, Die römische Toleranzedicte für das Christentum въ „Theolog. Jahrbücher“ 1852, S. 243.

(311—313),

что послѣднему отдается полное предпочтеніе предъ какою бы то ни было религіей. Императоръ говоритъ о христіанствѣ въ тонѣ почтительномъ, языкомъ глубокаго чувства. Государю въ этомъ случаѣ подражаютъ и другіе правители. Въ документахъ, въ которыхъ Константинъ в.. выражаетъ свою волю по религіознымъ вопросамъ временило христіанствѣ теперь говорится: „святое богопочтеніѳ“, „святѣйшее каѳолическое богопочтѳніе“, „святая религія, заслуживающая благоговѣнія“, „достопочтеннѣйшій законъ“ (такъ въ письмахъ Константина в. у Евсев. Ц. И. X, 5 — 7). Какъ императоръ выражалъ свое благоговѣніе къ „каѳолической церкви“, такъ и проконсулъ Анулинъ, который предъ этимъ былъ гонителемъ христіанъ, говоритъ уже, когда обращаетъ свою рѣчь къ карѳагенскому епископу, о „благоговѣніи, подобающемъ святому закойу“, т. е. христіанскому 1). Въ письмахъ къ епископамъ (Цециліану -я Мильтіаду въ 313 г. и Хрѳсту сиракузскому въ 314 г.) Константинъ в. не забываетъ пожелать имъ покровительства „Великаго Бога“ и „Бога Вседержителя“ (Евсев. Ц. И. X, 5). Этотъ языкъ, эта благопопе-чительность, ѣти живыя сношенія съ епископами ясно показываютъ, что Миланскимъ эдиктомъ Константинъ в. даровалъ христіанству не просто толерантность, а нѣчто гораздо большее. Та изумительная поспѣшность, съ какою императоръ требуетъ исполненія свой воли о возвращеніи христіанамъ отнятыхъ у нихъ въ гоненія имуществъ, показываетъ, что христіанство для него есть религія, о которой онъ больше всего заботится (Евсев. Ц. И. X, 5). Констинтинъ в. публикуетъ одинъ указъ за другимъ или съ тѣмъ, чтобы матеріально обезпечить, имѣющія нужду, церкви христіанскія или возвысить служителей этой церкви (ibid. X, 6—7). Такъ относился къ церкви Константинъ в.: онъ даровалъ ей права, пролагавшія для нея путь къ возвышенію въ качествѣ государственной религіи. Что касается язычества, то императоръ даетъ ясно знать, что языческій политеизмъ съ этихъ поръ. долженъ отойти въ область преданія: будущее уже не принадлежитъ ему: Константинъ в. относится къ язычеству Такъ, какъ незадолго предъ тѣмъ относился къ христіанству императоръ Галерій; роли перемѣнились. Галерій называлъ христіанъ бранными именами, приписывая имъ „нѳразумѣніе“ (stultitia), а языче- 7

7) Keim въ „Theolog. Jahrbücher“ 1852, S. 244.

окихъ боговъ чествовалъ наименованіемъ „небесныхъ боговъ“; напротивъ. Константинъ в. называетъ, какъ мы видѣли, христіанскаго Бога „Великимъ Богомъ“, „Богомъ Вседержителемъ“, между тѣмъ какъ язычество безъ всякой церемоніи называетъ „суевѣріемъ“. Въ 319 году Константинъ в. въ одномъ указѣ уже пишетъ о язычникахъ: „желающіе рабствовать своему суевѣрію могутъ отправлять свои обряды“, а затѣмъ императоръ говоритъ ‘(Cod. Theod. lib. IX, tit. XYI,'cap. 1—2): „можете идти къ вашимъ общественнымъ жертвамъ, ибо мы не запрещаемъ (только не запрещаемъ — non prohibemus) и явно совершать дѣла устарѣвшаго злоупотребленія“ (praeterita usurpatio). Очевидно, Константинъ в. только не лишаетъ государственной терпимости культъ языческій, какъ не лишался этой терпимости при Галеріи культъ христіанскій. Произошло,—значитъ,—перемѣщеніе силъ: сила христіанская беретъ верхъ надъ языческою.

Изданіемъ миланскаго эдикта и дѣятельностію Константина в. въ пользу христіанства по его изданіи положены прочныя основанія для. торжества христіанства и церкви надъ язычествомъ. Но еще болѣе для этого торжества дѣлаетъ императоръ впослѣдствіи. Когда Константинъ в. сталъ единодержавнымъ государемъ имперіи, онъ довершилъ начатое имъ дѣло, утвержденія христіанства въ греко-римскомъ мірѣ. А это было тогда, когда онъ (въ 323 г.) побѣдилъ императора Востока Ликинія и подчинилъ своей власти все царство римское. Теперь Константинъ в. уже не довольствуется выраженіемъ предпочтенія культа христіанскаго языческимъ, а прямо заявляетъ, что стоитъ на сторонѣ христіанства. Константинъ в. открыто говоритъ, что миссія его заключается въ томъ, чтобы „призвать родъ человѣческій (humanum genus) къ служенію священнѣйшему закону (христіанству) и подъ руководствомъ Высочайшаго Существа возрастить бяа$еен-«ѣйщую вѣру“ {Евсев. Ж. К. II, 28). Въ миланскомъ эдиктѣ уже видно было пренебреженіе къ язычникамъ; они тамъ *в«ваны были неопредѣленнымъ именемъ „alii“ („другіе“ -въ лраИненін съ христіанами), тогда какъ христіане прямо на-«ыйались своимъ именемъ. Теперь же пренебреженіе къ язычникамъ стало еще яснѣе и полнѣе. Константинъ в. болѣе не церемонился съ тѣми, отъ чьихъ вѣрованій сердце его стояло далеко. Онъ называетъ язычниковъ „нечестивыми“ (qui im-piam sententiam amplexi sunt); позволяетъ себѣ назвать ихъ

„сѣменемъ беззаконныхъ“ (stirpem improbissormn hominum); ихъ мнѣнія считаетъ „развращеннымъ безуміемъ“. (Евсев. Ж. К. II, 24, 42, 48). Тѣмъ *йе менѣе государь не объявляетъ язычество религіею, не заслуживающею снисхожденія и терпимости. Совершенно такъ же, какъ въ миланскомъ эдиктѣ, и въ эдиктахъ, появившихся послѣ побѣды надъ Ликиніемъ (послѣ 323 г.), Константинъ е. объявлялъ во всеобщее свѣдѣніе, что каждый, * кому нравится язычество, можетъ свободно его исповѣдывать, и никто не долженъ посягать на религіозныя права язычниковъ (ibid, стр. 56). Въ законодательныхъ актахъ разсматриваемой эпохи Константинъ в. по прежнему выражаетъ свое особенное благоволеніе христіанамъ и церкви и по прежнему же ограничиваетъ свои отношенія къ язычникамъ — отношеніями толерантности. Но все это выражено въ новыхъ законодательныхъ актахъ яснѣе, прямѣе и энергичнѣе,. Теперь уже никто изъ подданныхъ не могъ сомнѣваться, что права, какія прежде, во времена гоненій, принадлежали языческой религіи, отнынѣ принадлежатъ христіанству, а языческая религія только не лишена защиты, однако, не имѣетъ основаній разсчитывать на покровительство. Къ этому нужно прибавить, что хотя съ теченіемъ времени Константинъ в. и примѣнялъ частныя мѣры, направленныя даже къ ослабленію язычества, но весьма сомнительно, чтобы въ его царствованіе предпринимались какія-либо общія и рѣшительныя мѣры противъ язычества, какъ полагаютъ нѣкоторые писатели (напр;, Цанъ, проф. Ѳ. А. Кургановъ и нр.).

Церковно-общественная дѣятельность Константина в. была столь обширна, что изобразить ее въ нашей статьѣ не представляется возможности; ограничимся краткою характеристикой перваго христіанскаго императора въ интеллектуальномъ, нравственномъ и религіозномъ отношеніи.

Евсевій хвалитъ этого императора за его образованность (Ж. К. I, 19) и, кажется, не безъ основанія. Царь знакомъ былъ съ философіею; изъ философовъ ему извѣстны были Платонъ, Сократъ, Пиѳагоръ (Constcmtini Orat. ad sanct. coetum, cap. 9). Онъ не чуждъ былъ знанія классической поэзіи. Изъ поэтовъ Константинъ в. особенно цѣнилъ Биргилія; послѣдняго онъ называлъ мудрѣйшимъ изъ поэтовъ (ibid., cap. 19—20). Императоръ изучалъ книги Сивиллъ, имѣвшія значеніе священнаго кодекса для язычества (ibid., cap. 18). Инте-

ресно, что ко всѣмъ этимъ произведеніямъ языческой мысли онъ относился критически, —а что еще важнѣе, — и разсматривалъ ихъ съ точки зрѣнія христіанскаго апологета. Но особенно усердно царь занимался изученіемъ Свящ. Писанія и различныхъ вопросовъ, имѣющихъ отношеніе къ христіанскому богословію (ibid., cap. 16). Константинъ в. очень интересовался и современною ему христіанскою литературой. Несомнѣнно, съ нѣкоторыми изъ еписковъ Константинъ в. вошелъ въ очень близкія отношенія, главнымъ образовъ, потому, что высоко цѣнилъ ихъ ученость; по этому именно побужденію онъ былъ очень друженъ съ Евсевіемъ кесарій-. скимъ (Ж. К. III, 60). Отъ Евсевія онъ получалъ богословскія сочиненія, написанныя этимъ ученымъ, читалъ ихъ съ живѣйшимъ удовольствіемъ и поощрялъ автора къ дальнѣйшимъ трудамъ на этомъ поприщѣ; онъ выражалъ желаніе, чтобы сочиненія эти были переведены на латинскій языкъ (ibid. ІУ, 34 — 35). Обладая общими и богословскими познаніями и начитанностію въ разныхъ областяхъ знанія, Константинъ в. заботился о томъ, чтобы дѣлиться своими свѣдѣніями съ публикою. Залы дворц*, поэтому, не рѣдко прѳ-вращамвсъ въ аудиторіи, — само собою понятно,—наполненныя змкшатѳльнѣйшими слушателями (ibid. ІУ, 29,55. Or. ad da&ot. ooetum, .cap. 2). Современные намъ историки также отдаютъ дань уваженія образованности и трудолюбію Константина в. Seeck приписываетъ ему и знанія и начитанность. По его сужденію, Константинъ в. много читалъ, писалъ и съ необычайною ревностію декламировалъ. Его ораторскія рѣчи,-—по замѣчанію этого историка,—потомъ пріобрѣтаютъ характеръ проповѣдей. Нельзя скрывать, впрочемъ, и того, что этотъ историкъ находитъ немало недостатковъ въ стилѣ и оборотахъ вѣнценоснаго писателя; а также приписываетъ ему хвастливость своими познаніями. Но съ этими критическими замѣчаніями Seeck’a едва ли можно соглашаться. Онъ

смотритъ на Константина в., какъ на обыкновеннаго ритора, софиста по профессіи; но такая точка зрѣнія не примѣнима J№f» Константину в., — тѣмъ болѣе, что самъ же этотъ писа-твяь »замѣчаетъ: „какъ сынъ лагеря, Константинъ в. въ юно-'С*и йе могъ удѣлять много времени книгамъ“. А что касается научнаго тщеславія Константина в., то взглядъ этотъ настолько субъективенъ, что съ нимъ можетъ соглашаться лишь человѣкъ, предубѣжденный противъ перваго христіан-

скаго императора. Тотъ же историкъ хвалитъ законодательство Констаинтина в., когда оно касалось народнаго хозяйства и управленія; въ этомъ случаѣ его законодательство отличалось практическою проницательностію. Онъ же отмѣчаетъ законодательную плодовитость Константина в., упрекая, однако же, императора въ законодательномъ перепроизводствѣ и въ неуваженіи къ юридическимъ преданіямъ. Въ послѣднемъ случаѣ (въ неуваженіи къ преданіямъ) историкъ дѣлаетъ упреки не одному Константину в., но и Діокли-тіану, вопреки обычной высокой оцѣнкѣ законодательной дѣятельности предшественника Константинова 8). Спорный вопросъ о томъ, въ какой мѣрѣ Константинъ в. участвовалъ мыслію и дѣломъ въ издаваемыхъ имъ законодательныхъ актахъ, въ настоящее время рѣшается въ смыслѣ благопріятномъ для чести и славы Константина в. Его указы и манифестаціи часто такъ смѣлы въ своихъ сужденіяхъ, что никакой секретарь не взялъ бы ихъ на свою отвѣтственность; а языкъ этихъ произведеній часто вдается въ такого рода паѳосъ, который не составляетъ принадлежности канцелярской работы 9).

Нравственный характеръ Константина в. подъ благотворнымъ вліяніемъ христіанства достигаетъ великаго совершенства. Евсевій, близко знавшій императора, бывшій его другомъ и описавшій „жизньц его послѣ его смерти, когда— .слѣдовательно—открывалась для историка возможность говорить безпристрастно, рисуетъ привлекательный нравственный образъ Константина в., подтверждая свою характеристику фактами, противъ которыхъ едва ли можетъ возражать даже придирчивая историческая критика 10). Евсевій восхваляетъ кротость и человѣколюбіе Константина в. (Ж. К. I, 46). По его словамъ, онъ такъ далеко простиралъ свою кротость и

8) Seeck, Geschichte des Untergangs der antiken Welt I, S. 52—54.

9) Funk въ Kirchenguchichtliche Abhandlungen und Untersuchungen II, S. 12. Zahn, Skizzen aus d. Leben der alten Kirche, S. 2226.

10) Сочиненіе Евсевія „Жизнь Константина“, чѣмъ далѣе идетъ время, тѣмъ болѣе повышается въ своей цѣнности. Историкъ Зееккъ разсказываетъ о себѣ, что, руководясь авторитетомъ- Момзена* онъ сначала не пользовался этимъ сочиненіемъ, какъ источникомъ, считая его недостовѣрнымъ, но потомъ убѣдился, что оно построено на документахъ несомнительной подлинности (Geschichte des Untergangs der antiken Kirche I, S. 464—465).

челшѣколюбіѳ, что оставлялъ безъ строгаго наказанія даже злодѣевъ; и это ставили ему5 даже въ вину, находя, что отъ этого1 происходилъ вредъ въ управленіи (ibid. IV, 54). Народъ чувствовалъ себя благоденствующимъ, ибо имъ управлялъ нѳ тиранъ или деспотъ, а какъ бы „отецъ“. Евсевій даже добавляетъ, что „въ царствованіе Константина мечъ висѣлъ на судьяхъ безъ употребленія“ (ibid. Ill, Д—разумѣется,—не въ томъ смыслѣ, что во времена Константина в. не было преступленій, подлежащихъ наказанію и суду, а въ томъ,' что при Константинѣ в. законъ и судъ стали такъ снисходительны къ проступкамъ людей, какъ никогда прежде. Указаннаго рода крототость и человѣколюбіе Константина в. Отнюдь нѳ отвергаютъ и современные намъ историки, не-cMotpH1 иа всю строгость своихъ отношеній къ первому христіанскому императору. Зееккъ говоритъ: „Константинъ не запятналъ сѳбя никакого казнію, которая противорѣчила бы правовымъ нормамъ того времени, а кромѣ того онъ скло-НяЬьѵКЪ .ііоіц|йа?ѣ-Ьй!'.-въ-'тЬмъ случаѣ, когда не только могъ, #0 ' ДАжеѴ пожалуй, долженъ былъ прибѣгать къ казни. Онъ о£0#ОД,^Ао<’дладіаДО» этого же историка,—прощалъ враговъ о’«омъ, чтобы (—и это онъ разсматривалъ, ll?H§$o|Hhto 'награждать отличіями вѣрныхъ привер-

враговъ (т. е. побѣжденныхъ импѳ-рИ^оройЪ)^ Такъ, важнѣйшихъ полководцевъ, предводительствовавшихъ «войсками Максѳнція и Ликинія, тотчасъ послѣ Törö^ Какъ побѣждены были эти послѣдніе, Константинъ возвелъ въ достоинство »консуловъ, а затѣмъ одарилъ ихъ другимЦ' почестями и высокими должностями. Когда народная масса, возбуждаемая бунтовщиками, низвергала его еФй/руй* императоръ наказывалъ виновныхъ лишь презрительнымъ смѣхомъ“ и)і Константинъ в. отличался большою

SeecJc, Geschichte des Untergangs der antiken Welt I, S. 55.68. Для того, чтобы отвергнуть значеніе древнихъ свидѣтельствъ о кротости и человѣколюбіи Константина в., новѣйшіе историки ссылаются иногда на извѣстные печальные факты насильственной смерти Фавсты, его жены, и Криспа, сына его (о чемъ разсказываетъ Zosimus — языч. писатель — Hist. lib. II, cap. 29),—смерти, совершенной по волѣ императора. Но, во-1-хъ, исторія точно не знаетъ, при какихъ обстоятельствахъ это совершилось; во 2-хъ, мы должны призвать разсматриваемыя событія скорѣе несчастіями въ его жизни, чѣмъ преступленіями,—несчастіями, которыя несомнѣнно послужили къ дальнѣйшему перерожденію его духовнаго существа.

простотой отношеній. Константинъ. в.,—по словамъ Евсевія,— спаренно выслушивалъ длинныя рѣчи послѣдняго, конечно, религіознаго содержанія, не позволяя себѣ выдѣляться изъ ряда прочихъ слушателей и присѣсть, хотя дѣло происходило де въ храмѣ, а во дворцѣ (Ж. К. IV, 33). Та изумительная простота, та ласковость тона, съ какими пишетъ пдеьмо великій императоръ Евсевію кесарійскому, выражая ему признательность за присылку этимъ послѣднимъ какого-то своего богословскаго сочиненія о празднованіи пасхи, даютъ видѣть въ Константинѣ в. человѣка, котораго счастіе и владычество не сдѣлали ни гордымъ, ни высокомѣрнымъ (ibid. IV, 35). Какъ видно, хотя бы, изъ указаннаго факта, Константинъ в. остался „человѣкомъ и на тронѣ“. Въ числѣ привлекательныхъ чертъ характера императора Евсевій указываетъ на его скромность; онъ мало цѣнилъ тѣ шумные восторги, къ какимъ прибѣгала толпа при видѣ своего властелина. „Они наводили на него скорѣе тоску, чѣмъ доставляли удовольствіе“ (De laudibus Constantini, cap. 5). Далѣе: правдивость и искренность, по свидѣтельству Евсевія,—были отличительными чертами Константина в.: „царь что возвѣщалъ, то и дѣлалъ“ (Ж. К. I, 6); его олово не расходилось съ дѣломъ. Изъ другихъ личныхъ нравственныхъ качествъ Константина в. слѣдуетъ упомянуть о его трудолюбіи и воздержности въ жизни. Трудолюбіе его было явленіемъ поразительнымъ. Константинъ в. никогда не былъ празденъ; отъ одного дѣла онъ переходилъ къ другому. Даже въ преклонныхъ лѣтахъ онъ былъ неутомимо дѣятеленъ: онъ „или писалъ рѣчи, или своимъ слушателямъ, преподавалъ христіанское ученіе, или составлялъ законы то военные, то гражданскіе“ (ibid. IV, 55). Онъ писалъ такое множество писемъ къ епископамъ, начальникамъ областей и другимъ лицамъ, что Евсевій не могъ не удивляться самоотверженію царя (ibid. Ill, 24). Прибавлять ли еще и то, что сколько ни сплетали клеветъ на Константина в. греческіе писатели древнихъ временъ, начиная съ племянника его Юліана-Отступника, ни одно перо, руководимое ненавистію къ императору, объявившему себя христіаниномъ, не дерзнуло записать или намекнуть на какіе-либо факты, которые дѣлали бы подозрительными нравственную чистоту и цѣломудренность Константина в.? Первый христіанскій императоръ принадлежалъ къ цѣломудреннѣйшимъ государямъ въ исторіи, не смотря

на семейныя ««счастіи, цъ смотря «я то, что кругомъ,, его царнла нравственная распущенность, цечцльнылці образными которой бьцщ Ликиній, ЭДокрендій, ЭДоксямднъ 1%

Сдѣлаемъ нѣсколько замѣчаній о религіозномъ характерѣ Константина в., какъ христіанина, У современныхъ намъ историковъ не рѣдко можно встрѣчать мысль, будто бы Константинъ в- обратился къ христіанству изъ разсчетовъ политическихъ. Но „кто думаетъ, что онъ хотѣлъ воспользоваться религіею, какъ средствомъ, выгоднымъ въ политическихъ. интересахъ, тотъ впадаетъ въ ошибку“ (Seeck). Въ садомъ дѣлѣ, чѣмъ могли помочь Константину в. христіане ЯЬ, ^рр^бѣ съ его врагами и соперниками, кромѣ своихъ мо-д^ітв.ъ? Дѣло другое было бы, еслибы въ это время христіанъ щь ^ыцеріи было больше, чѣмъ язычниковъ, но этого не ви-^щмъ. Напр., въ арміи (—что очень важно—) христіанъ было кесравненно меньше, чѣмъ язычниковъ. Извѣстно, что императоры Діоклитіавъ и Ликиній, начиная гоненія на христіанъ, ц^рвѣе .всего иагдади христіанъ изъ состава войска. Очевидно, отъ такого распоряженія количество войска не много убави-иначе—исключенія христіанъ изъ военныхъ, кадровъ щ мррдо бы дррлѣдовать. Тогдашній сенатъ, благодаря СНРННЪ ЗСМѲДЬРЫМЪ богатствамъ, распространялъ свое вяія-здо . ед , всѣ провинція, въ своемъ громадномъ большинствѣ твердо держался древней религіи,; представители науки и литературы, за немногими исключеніями, принадлежали къ язычеству и враждебно смотрѣли на христіанъ, мало цѣ- * •

1а) Слѣдуетъ признать совершенно неосновательнымъ и лживымъ слѣдующее разсужденіе историка Seeck’a. „Горячая кровь Константина за-сХавДяла его забывать о своихъ же цѣломудренныхъ законахъ. Когда его любимецъ Оптатъ изъ учителя граматики сдѣлался патриціемъ и консуломъ въ 334 году, тогда можно было слышать шопотъ, что Оптатъ этою удивительною карьерой одолженъ единственно своей женѣ—красавицѣ, и она была едва ли единственная женщина, которая одерживала побѣду надъ царемъ“ (Geschichte des Untergangs der antiken Welt I,

• 66). Мы не знаемъ, на чемъ основываетъ авторъ свои росказни. Но на чемъ бы онъ ни основывалъ,—очевидно, онъ передаетъ лишь пустые ' СЛУХИ, Спрашивается: какая же это горячая кровь могла быть у Кон-с^ктина в. въ 334 г., т. е. за три года до его кончины въ преклонныхъ ахъ. ъ особенности легкомысленно замѣчаніе Зеекка, что и какія-то друпя женщины плѣняли Константина в., когда нѣтъ ни малѣйшихъ указаній,'что его плѣнила красавица, жена Оптата. „Мужа сдѣлали патриціемъ. значитъ-де, жена купила этотъ санъ у императора измѣною своему долгу разсужденіе, недостойное серьезнаго историка.

лившихъ искусство Языческой риторики. Вообще, все, что въ силу происхожденія и образованія, богатства и храбрости пользовалось могуществомъ и вліяніемъ,—все это почти всецѣло было на сторонѣ язычества. На сторонѣ же христіанства стояла лишь часть городского низшаго и средняго класса, но эта масса въ политическомъ отношеніи была ничтожествомъ. Это были по большей части бѣдняки. Притомъ же нужно помнить, что Діоклйтіанъ подвергъ преслѣдованію и смерти всѣхъ тѣхъ христіанъ, которые обнаруживали стремленіе играть роль въ мірскихъ дѣлахъ. Изъ христіанъ благополучно пережили это гоненіе только такіе, какіе вдохновлялись надеждами на будущую жизнь, но подобнаго рода люди совершенно чуждались политики. Спрашивается: какую же поддержку могли оказать Константину в. лица, равнодушныя къ благамъ міра сего? Христіане по сравненію съ язычниками въ началѣ ІУ вѣка оставались въ меньшинствѣ. Христіанъ было въ имперіи */іо и даже Ѵ20 по сравненію съ исповѣдниками прочихъ религій. Безъ твердыхъ христіанскихъ убѣжденій Константинъ в.,—значитъ,—не могѣ присоединиться къ церкви христіанской; такой переходъ послужилъ бы во вредъ его плановъ. Нужно еще помнить, что христіане, говоря вообще, и не ожидали такого не-' обыкновеннаго событія, какъ обращеніе кесаря въ христіанство. Тертулліанъ говорилъ: „Кесари развѣ тогда примутъ христіанство, когда міръ можетъ обходиться безъ кесарей, или же когда для христіанъ станетъ возможнымъ принимать кесарскоѳ достоинство“ (Apolog., cap. 21); т. е.,—съ точки зрѣнія христіанскаго писателя III вѣка,—христіанство и императорство казались дѣломъ несоединимымъ, вещами, взаимно себя исключающими. Но такая же точка зрѣнія оставалась и у христіанъ начала ІУ вѣка. Константинъ в. не могъ разсчитывать, что своимъ обращеніемъ пойдетъ на встрѣчу христіанскимъ надеждамъ и тѣмъ расположитъ ихъ къ себѣ. Христіане могли даже растеряться отъ такой неожиданности. Единственно, чего желали христіане, это того, чтобы оставили ихъ въ покоѣ и допускали невозбранно испо-вѣдывать свою вѣру. По сужденію одного ученаго, „переходъ Константина изъ политическихъ разсчѳтовъ заслуживаетъ меньше вѣры, чѣмъ то явленіе креста, о которомъ говоритъ Евсевій: это послѣднее по крайней мѣрѣ заслуживаетъ вѣроятія, а первое не поддается никакому объ-

яснѳнію“ (Funk) t8). Такимъ образомъ, можно утверждать fa доказывать, что принятіе христіанства Константиномъ в. условливалось потребностями его духа и соананіемъ истинности христіанской религіи, было безусловно искреннимъ. Кто знакомъ съ современною литературой о Константинѣ в., тотъ знаетъ, сколько ею употребляется усилій, чтобы настаивать . на мысли, будто бы долго,—-и послѣ побѣды надъ Максенціемъ,—Константинъ в. еще колебался въ своихъ христіанскихъ убѣжденіяхъ, не порывая внутреннихъ связей съ язычествомъ, что—однимъ словомъ—его религіозный характеръ былъ двусмысленъ и двуличенъ. Къ нашему удовольствію, даже Зееккъ, историкъ далекій отъ панегиризма Константину в., очень рѣшительно отвергаетъ такое несправедливое воззрѣніе на перваго христіанскаго императора. Онъ пишетъ: „Всѣ обнаруженія Константиномъ своего религіознаго настроенія новѣйшіе писатели находятъ двусмысленными, потому только, что имъ хочется (курсивъ не нашъ) находить ихъ таковыми. Они доходятъ до того, что даже монограмму Христа считаютъ символомъ языческаго солнечнаго культа. Но- современники Константина (которые должны быть признаны лучшими судьями его, чѣмъ мы) отнюдь не замѣчали подобной двусмысленности; напротивъ того, какъ христіане, такъ и язычники отлично понимали то положеніе, какое онъ занялъ по отношенію къ ихъ религіямъ. Защитники несомнитѳльнаго язычества, каковы Юліанъ, Евнапій, Зос®ма*преслѣдуютъ Константина съ невыразимою ненавистію, къ то время, какъ христіанскіе писатели всячески восхваляли его, какъ рѣшительнаго христіанина“ (Greschichted.es Untergangs der antiken Welt, S. 471)! Для современниковъ его не было вопросомъ то, изъ чего сдѣлали вопросъ писатели нашего времени, ради непонятнаго нерасположенія къ Константину в. При сужденіи о религіозномъ характерѣ Константина в. очень не рѣдко дѣлаютъ жесткіе упреки этому императору з® то, что онъ вмѣшивался въ дѣла церкви и своимъ вмѣша-»•яьствомъ положилъ основаніе такъ называемому византи-вжіму во взаимныхъ отношеніяхъ государства и церкви. Упреки эти, однако же, находитъ совершенно неосновательными вышеуказанный историкъ Зееккъ. По его мнѣнію, если

**) &ееск, Geschichte des Untergangs der antiken Welt I, 58—ÖO. Funk въ Kirchengeschichtliche Abhandlungen und Untersuchungen II, 5. 7—8. 23.

Константинъ в. вмѣшивался въ дѣла церкви, то дѣлалъ это противъ своей воли, и во всякомъ случаѣ отнюдь не считая себя лицомъ, стоящимъ выше церковнаго авторитета. Этотъ историкъ пишетъ: „Насколько позволяли Константину его царскія обязанности, онъ всегда являлся покорнымъ сыномъ церкви и никогда не дѣлалъ попытокъ выступать въ качествѣ ея господина, хотя ему легко было сдѣлать это. Какъ смиренный катехуменъ, онъ искалъ милости Господней, а не домогался владычества надъ церковію. Насколько возможно, онъ противодѣйствовалъ церковнымъ раздѣленіямъ и распрямъ, употребляя на это всѣ свои силы, потому что онъ заботился о церковномъ единеніи, желалъ поднять могущество церкви, а не подчинить ее себѣ“. Правда, ему приходилось прибѣгать къ ссылкѣ въ отношеніи духовныхъ лицъ, но въ такихъ случаяхъ онъ или исполнялъ постановленія соборовъ, или же выражалъ попеченія о мирѣ и тишинѣ, о чемъ обязана заботиться всякая нормальная государственная власть. При томъ Константинъ не изгонялъ лицъ духовныхъ на жительство ни на пустынные острова, ни въ другія ссыльныя мѣста, а избиралъ для нихъ удобные города, такъ что перемѣна мѣста была для нихъ чувствительна лишь настолько, насколько она была неожиданна 14). Во всякомъ случаѣ для православнаго изслѣдователя религіозный характеръ царя представляетъ очень много похвальнаго и привлекательнаго.

Вопросъ о христіанскомъ крещеніи Константина в. возбуждаетъ нѣкоторыя недоумѣнія, на которыхъ нельзя не остановиться. Прежде всего, какъ извѣстно, этотъ императоръ крестился только предъ смертію. Спрашивается: почему Константинъ в. не сдѣлалъ этого раньше? Евсевій, передавая свѣдѣнія о послѣднихъ дняхъ царя, влагаетъ въ уста его такое объясненіе (Ж. К. IV, 62): „я думалъ воспріять крещеніе въ водахъ Іордана, гдѣ крестился самъ Спаситель, но Богъ, устрояющій полезное, удостоилъ меня крещенія здѣсь“ (въ Никомидіи). Слѣдовательно, выходитъ, что Константинъ в. крестился предъ смертію потому, что не могъ исполнить своего желанія креститься въ Іорданѣ. Достаточно ли это объясненіе? Едва ли. Развѣ владыка всемірной имперіи, жившій сравнительно недалеко отъ Палестины, не могъ во всякое время исполнить этого своего желанія, еслибы оно

было сильно и рѣшительно? Нельзя отрицать желанія Константина в. креститься въ той рѣкѣ, гдѣ крещенъ былъ Христосъ; но это одно не могло служить къ отсрочкѣ крещенія. Извѣстно, что въ древнія времена христіанской церкви многіе, не смотря на полную приготовлѳннооть ко крещенію, отлагали совершеніе этого акта до лѣтъ болѣе зрѣлыхъ и даже до старости и смерти. Происходило это изъ опасенія, какъ бы содѣянными по крещеніи грѣхами не затворить себѣ входъ въ небесное царствіе. Къ числу такихъ лицъ, вѣроятно, принадлежалъ и Константинъ в. Онъ, конечно, хорошо зналъ, что крещеніе заглаждаѳтъ всѣ грѣхи, и хотѣлъ предстать предъ Нелицепріятнымъ Судіею въ одеждѣ нетлѣнія. Очень возможно, что императоръ держался мысли о несовмѣстимости царской власти и христіанской святости (императоръ не можетъ не грѣшить, какъ скоро въ его власти жизнь и смерть подданныхъ), той самой мысли, которую такъ опредѣленно выражалъ Тертулліанъ (caesares credidissent super Christo, si aut caesares non essent saeculo. necessarii...).—Затѣмъ, возбуждаетъ недоумѣніе мѣсто крещенія Константина в. Онъ крестился въ Никомидіи, куда отправился лечить теплыми водами постигшую его болѣзнь; но такъ какъ болѣзнь оказалась смертельною, то онъ и поспѣшилъ окончательно присоединиться къ церкви (Ж. К. IY, 61). Итакъ, онъ билъ крещенъ въ Никомидіи, гдѣ епископомъ въ то время былъ знаменитый Евсевій никомидійскій, одинъ изъ ревностныхъ приверженцевъ аріанства. Крещеніе въ Никомидіи не могло не вредить православной чести Константина в. И нужно сказать, что еще въ древности обстоятельство это создавало неблагопріятные слухи и послужило къ появленію тенденціозныхъ сказокъ. Отъ этого не уберегся даже блаж. Іеронимъ, который говоритъ слѣдующее въ своей „Хроникѣ“ (подъ 340 годомъ): „Константинъ въ послѣдніе дни своей жизни

былъ крещенъ Евсевіемъ никомидійскимъ и уклонился въ аріанское ученіе; отселѣ возникли,—прибавляетъ хроникеръ,— И ,А° настоящаго времени продолжаются раздоры во всемъ мірѣ . Вотъ къ какимъ невѣроятнымъ выводамъ приводилс то, что императоръ крестился у Евсевія въ Никомидіи прашивается: какъ смотрѣть на крещеніе Евсевія въ такомъ городѣ, гдѣ епископствовалъ аріанинъ? Къ счастію, мы имѣемъ Довольно обстоятельное описаніе крещенія Константина в. сдѣланное Евсевіемъ—историкомъ, человѣкомъ болѣе автори

ът

тбтнымъ въ вопросѣ, чѣмъ блаж. Іеронимъ. Евсѳвій-ибто-рикъ не говоритъ, что Константинъ в. былъ »фещенъ енйбко-помъ никомидійскимъ, а ясно утверждаетъ (Ж. К. IV, 61), что 'ОНЪ крестился отъ ^собора епископовъ“ (oovxoiAedac ’eirt-охоісоіх;). Изъ кого состоялъ этотъ соборъ,—правда, неизвѣстно; конечно, въ этомъ соборѣ участвовалъ и епископъ никоми-дійскій, но едва ли принадлежало ему первенствующее мѣсто здѣсь: Константинополь очень близко отъ Никомидіи; поэтому есть Основанія полагать, что столичный архіепископъ св. Александръ пріѣзжалъ на соборъ въ виду важности дѣла. Конечно, Александръ былъ очень старъ, однако вѣдь онъ прожилъ послѣ того еще три года, управляя церковію. Но допустимъ, что на соборѣ первенствовалъ епископъ никоми-дійскій;—православная честь царя отъ этого ни мало не страдаетъ. Евсевіи никомидіискій, хоть и лицемѣрно, но еще ранѣе того предъ лицомъ самого Константина в. изъявилъ согласіе съ Никейскимъ исповѣданіемъ, почему и былъ возвращенъ изъ ссылки на свою никомидійскую каѳедру. Значитъ, Константинъ в., принимая отъ него крещеніе, вѣровалъ, что онъ пріемлетъ крещеніе отъ православнаго епископа 15). Наконецъ, не нужио забывать, что за исключеніемъ блаж. Іеронима, писателя все же западнаго, всѣ отцы восточной церкви IV вѣка отзывались о Константинѣ в. съ великимъ уваженіемъ и не имѣли и тѣни сомнѣнія касательно его православія. Св. Константинъ в. скончался въ день пятидесятницы 22 (а не 21) мая 337 іода.

Значеніе Константина в. въ исторіи можетъ быть выражено въ слѣдующихъ чертахъ.

Этотъ императоръ, безъ сомнѣнія, принадлежитъ къ замѣчательнымъ историческимъ личностямъ, отмѣченнымъ печатью геніальности. Главное дѣло, обезсмертившее его въ исторіи, есть торжество христіанства надъ язычествомъ, — торжество, совершенное благодаря мудрости и проницатѳль-

15) Кромѣ восточной, Евсевіевской версіи о крещеніи Константина в., есть еще другая западная—анонимная, относящая крещеніе этого государя къ 323 г., и разсказывающая, что это дѣйствіе происходило въ Римѣ и совершено руками папы Сильвестра. Не смотря на то, что эта западная повѣсть возникла довольно рано, въ Ѵ*-мъ вѣкѣ,—по сравненію ея съ сказаніемъ Евсевія, она не заслуживаетъ серьезнаго вниманія. Подробнѣе см. объ этомъ въ „лекціяхъ t проф. В. В. Болотова (въ „Христ. Чтеніи“ 1907 г., янв.—февр., стр. 22—26 и отдѣльно вып. I, Спб. 1907).

ЯОСТИ этого гооударя. Всѣ лучшіе римскіе императоры, начиная съ Августа, понимали, какое значеніе имѣетъ религія по отношенію къ благоденствію государства. Всѣ ати императоры заботились о томъ, чтобы утвердить и укрѣпить религіозное начало въ сердцахъ подданныхъ^ но они трудились понапрасну,- потому что они вѣрили въ возможность оживленія и поддержанія языческихъ культовъ, не понимая того, что язычество отжило свой вѣкъ, стало мертвымъ трудомъ, который слѣдовало предать погребенію, а не гальванизировать его искусственно. Константинъ в. первый понялъ то, чего ие понимали его предшественники* даже тѣ изъ нихъ, которые въ душѣ были благосклонны,къ христіанству. Обладая прозрѣніемъ генія, Константинъ в., ко благу цивилиза-даи и къ выгодѣ для государственнаго благосостоянія, смѣло щ могуче порвалъ связи съ прошедшимъ, какъ бы оно ни было священно и привлекательно для консервативныхъ умовъ, «читавшихъ себя блюстителями государственныхъ интере совъ,—порвалъ съ религіею греко-римской, украшенною ореоломъ святости и древности, и сталъ подъ знамя креста, къ ужасу Рима и хранителей его традицій. Этотъ шагъ Константина в. наотолько великъ, что рѣшительно всѣ историки «натаютъ его гигантскимъ. Поатому-то даже историки, мало расположенные къ первому христіанскому императору, однако же относятъ его къ лицамъ необыкновеннымъ. Бурк-гардтъ пишетъ о Константинѣ: „великій человѣкъ, часто не зная того, исполняетъ высшія опредѣленія“ (Die Zeit Constantins des Gr., S. 309). Но не одно рѣшительное намѣреніе Константина в. дать вѣсъ и значеніе христіанству въ замѣнъ язычества-, — намѣреніе, которое онъ осуществилъ, — доставляетъ ему выдающееся мѣсто въ ряду другихъ государей римскихъ. Онъ совершилъ еще немало блестящихъ дѣлъ, увѣнчавшихъ его имя въ исторіи. Его быстрыя и необычайныя военныя дѣйствія, создавшія единодержавіе въ государствѣ, составляютъ предметъ изумленія для историковъ. Буркгардтъ въ этомъ отношеніи сравниваетъ Константина в. съ Наполеономъ, съ которымъ „онъ имѣетъ сходство, —- по замѣчанію того же историка, — и въ другихъ отношеніяхъ“ (S. 319). Далѣе. Только человѣкъ геніальный могъ создать новую столицу такой неимовѣрной исторической важности, какую тотчасъ же возымѣлъ Константинополь, возникшій во волѣ КонЬтантина в. въ такое короткое время, что можно

сказать: онъ возникъ по мановенію волшебства. Чтобы оцѣ-нить историческое значеніе новой столицы, вызванной къ бытію первымъ христіанскимъ императоромъ, достаточно привести себѣ на память слѣдующія слова Григорія Бого-слова, имѣвшаго полную возможность оцѣнить значеніе „новаго Рима“. Константинополь есть „око вселенной, могущественнѣйшій городъ на сушѣ и морѣ, какъ бы взаимный .узелъ Востока и Запада, куда отовсюду стекается и откуда, какъ съ общаго форума, исходитъ все важнѣйшее въ вѣрѣ“ 16). Всѣ эти перечисленныя стороны дѣятельности Константина в. даютъ ему громкую славу въ исторіи и характеризуетъ его, какъ человѣка, одареннаго исключительными талантами. Образъ перваго христіанскаго императора производитъ сильное впечатлѣніе на изслѣдователя въ особенности потому, что императоръ является натурою цѣльной, не допускающею ни колебаній, ни передержекъ. Съ самаго начала своей видной исторической дѣятельности (съ 313 г.) и до конца жизни онъ одушевленъ былъ однимъ и тѣмъ же стремленіемъ—дать перевѣсъ христіанству надъ язычествомъ и идетъ неуклонно къ своей цѣли. Въ этомъ отношеніи очень удачно характеризуетъ Константина в. нѣмецкій ученый Теодоръ Кеймъ, когда говоритъ: „Константинъ 313 года, дружественно относящійся къ христіанскому клиру, открывающій для него государственную казну, дарующій ему права свободной дѣятельности, столь ревностно старающійся о единеніи церкви,— и въ виду раздоровъ въ христіанскомъ обществѣ жертвовавшій и своимъ временемъ, и своимъ трудомъ, и матеріальными средствами казны, взиравшій на задачу христіанства, какъ на свое собственное дѣло, этотъ Константинъ тожественъ съ тѣмъ, какимъ онъ былъ и въ позднѣйшнѳ время (т. е. послѣ 323 г., когда онъ сталъ единодержавнымъ). Различіе между Константиномъ первой эпохи и Константиномъ второй то лишь, что между тѣмъ какъ тотъ просто благопріятствуетъ христіанству, позднѣйшій даетъ ему всѣ привилегіи, — между тѣмъ какъ тотъ говоритъ въ полголоса, позднѣйшій же во всеуслышаніе объявляетъ о своемъ желаніи видѣть всѣхъ сплоченными единствомъ религіи“; вся дѣятельность Константина в. составляетъ какъ бы „одинъ фактъ“—добавляетъ Кеймъ 1Т). И это есть глубоко справед- * 17

10) Творенія по русск. пѳрев. въ 1 изд., т. ІУ, стр. 34.

17) Въ „Theolog. Jahrbücher“ 1852, S. 249—250. *

ливое замѣчаніе. Христіанская церковь при Константинѣ в. восторжествовала надъ язычествомъ, какъ государственнымъ институтомъ; она ста^а владычицею въ имперіи; она пріобрѣла оффиціальную власть и силу, но докончить торжество ея надъ умами, искоренить язычество въ сердцахъ—это уже предоставлено было ея собственнымъ силамъ и средствамъ. Константинъ в. является самымъ типическимъ лицомъ изъ числа христіанскихъ византійскихъ императоровъ. Все, въ чемъ проявлялась религіозность этого монарха, въ чемъ выражалась его христіанско-нравственная жизнь, въ чемъ выражалась его любовь къ церкви и преданность свящѳнно-на-чалію, — все это стало съ тѣхъ поръ образцомъ для подражанія преемниковъ перваго христіанскаго императора на византійскомъ тронѣ. И хотя ни одинъ Изъ послѣдующихъ византійскихъ вѣнценосцевъ не могъ повторить Константина

в. своею жизнію и дѣятельностію, не сдѣлался такимъ полнымъ воплощеніемъ религіозно-нравственнаго духа христіан-скагб, какимъ былъ первый византійскій монархъ, но многіе цзъ нихъ, несомнѣнно, шли по его стопамъ, въ большей или меньшей степени подражая первообразу христіанскаго царя. Усвоить тѣ или другія черты религіозно-нравственной жизни ’^ЬнстаівНгйна в. было задушевнымъ стремленіемъ лучшихъ византійскихъ монарховъ. Любопытно отмѣтить, что ни одинъ изъ нихъ ни въ какомъ отношеніи не могъ стать выше Константина в. Идеалъ истинно-благочестивѣйшаго царя въ сознаніи позднѣйшей исторіи слился нераздѣльно съ именемъ равноапостольскаго Константина в. Поэтому, когда хотѣли похвалить какого-либо византійскаго государя, въ такомъ случаѣ всегда говорили: „онъ—второй Константинъ“. Такъ, н&пр., возглашали отцы четвертаго вселенскаго собора, желая почтить благочестивую дѣятельность императора Мар-кіана *).

t Профессоръ Алексѣй Лебедевъ.

j :> Дл* литературы о Константинѣ в. см. слѣдующіе труды: f проф.

Л‘ * '^^е^евъ,> Обращеніе Константина Великаго въ христіанство (въ его книгѣ: „Церковно-историд. повѣствованія“, изд. 2, Спб. 1903); его же Пер-то СТ анск*й императоръ на тронѣ Цезарей (тамъ же); его же Эпоха тиніГв И ^ТВѲРжден*е христіанства въ греко-римскомъ мірѣ при Констан-Н ел' (ИзД- 3, Спб. 1904); его же Новые споры по старому вопросу изъ

исторіи жизни Константина Вел. („Правосл. Обозрѣніе“ 1890 г., т. I); его же Разборъ попытокъ доказать, что Конетантинъ,Вел. не былъ христіаниномъ („Чтенія въ Обществѣ любителей дух. просвѣщенія“ 1885 г., т. Jr); его же Голосъ цротедтднтекаго, ученаго въ защиту Константина Вел. (таміі же 1886 г.,т- I); его же Изложеніе древняго сказанія: Іпещ’П auctoris de Constantino Magno eiusque matre Helena libellus, Lipsiae 1879 („Прибавл. къ Творен. св. отцовъ“ т. XXVIII, стр. 565 сл.). f Проф. П. А. Лашкарееъ, Отношеніе римскаго государства къ религіи вообще, къ христіанству въ особенности, до Константина В. (включительно), Кіевъ 1876. Проф. Ѳ. А. Кургановъ, Отношенія между церковною и гражданскою властію въ византійской имперіи, Казань 1880. Цррф. В. А. Соколовъ, О вліяніи христіанства на греко-римское законодательство (здѣсь много говорится о законахъ Константина) въ „Чтен. въ Общ. люб. дух. просвѣщ.“ за 1877— 1878 гг. [Предсказаніе, найденное надъ гробомъ Константина Великаго, о паденіи турецкой имперіи, Москва 1854. Проф. П. В. Гидуляновъ, Восточные патріархи въ періодъ четырехъ первыхъ вселенскихъ соборовъ, Ярославль 1908, стр. 1—193. 284—292. Проф. Ю. А. Куликовскій, Исторія Византіи, ч. I, Кіевъ 1910, стр. 101—108. + Проф. В. В. Болотовъ, Лекціи по исторіи древней церкви I и II по указателямъ. В. И. Мелиховъ, Культъ римскихъ императоровъ и его значеніе въ борьбѣ язычества съ христіанствомъ, Харьковъ 1912, глава V]. — Иностранная литература очень обширна. Все лучшее старательно указано въ Realencyklnpädie von Herzog-Hauch X3 (Lpzg 1901), S. 757—758. [См. еще F. Lichttenberger, Encyclopedie des sciences religieuses III, p. 388 suiv. W. Smith and H. Wace, А Dictionary of Christian Biography I, 624—642, и новое изданіе въ одномъ томѣ ed. by Henry Wace and William C. Piercy, p. 203—212. Wetzer und Welte, Kirchenlexikon III2, 970—975]. Prof. Th. Zahn, Konstantin der Grosse und die Kirche въ Skizzen aus dem Leben der alten Kirche, Erlangen und Leipzig 21,898, S. 209—237. f J. Jenho, Heidentum und Christentum des Kaisers Konstantin des Grossen, Progr. Sereth 1908. John B. Firth, Constantine the Great: Reorganisation of the Empire and Triumph of the Church, London 1905, а объ этомъ трудѣ cp. „The Expository Times“ .XVI, 8 (May 1905), p. 362—363. О. Seek, Neue uud alte Daten zur Gechichte Diocletians und ConstaDtins въ „Rheinisches Museum“ LXII, 4 и cp. „Гермесъ“ № 2 (8) за 15 января 1908 г., стр. 38—39. The Catholic Encyclopedia VI (London 1908), p. 295—3QL Rev. Prof. James Stalker, Studies in Conversion, II: Constantine the Great въ „The Expositor“ 1909, IV, p. 322—333. Erich Becker, Konstantin der Grosse, der „neue Moses“: die Schlacht am Pons Milvius und die Katastrophe am Schilfmeer въ „Zeitschrift für Kirchengeschichte“ XXXI (Gotha 1910), 2, S. 161—171. Johannes Maria Pf attisch, Platos Einfluss auf die Rede Konstantins auf die Versammlung der Heiligen въ „Theologische Quartalschrift“ 1910, III. S. 399—417. The Cambridge Medieval History, planned by I. B. Bury, ed. by H. M. Gtvathin and 1. B. Whitney, vol. I: The Christian Roman Empire and the Foundation of the Teutonic kingdoms, Cambridge 1911; см. „Гермесъ“ № 6 (92) за 15 марта 1912 г.,‘стр. 157—158.—Н.Н.ГІ].

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ

Санкт-Петербургская православная духовная акаде-мия — высшее учебное заведение Русской Православной Церкви, готовящее священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области бо-гословских и церковных наук. Учебные подразделения: академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет иностранных студентов.

Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»

Проект осуществляется в рамках компьютеризации Санкт-Пе-тербургской православной духовной академии. В подготовке элек-тронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта — ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор проекта — про-ректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Материалы журнала готовятся в формате pdf, распространяются на DVD-дисках и размещаются на академическом интернет-сайте.

На сайте академии

www.spbda.ru

> события в жизни академии

> сведения о структуре и подразделениях академии

> информация об учебном процессе и научной работе

> библиотека электронных книг для свободной загрузки

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.