CC BY
36
Вестник Московского университета. Сер. 22. Теория перевода. 2016. № 1
Л.В. Борисова,
кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка и литературы ФГБОУ ВПО «Чувашский государственный университет имени И.Н. Ульянова»; г. Чебоксары; e-mail: [email protected]
Э.В. Чуева,
кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка и литературы ФГБОУ ВПО «Чувашский государственный университет имени И.Н. Ульянова»; г. Чебоксары; e-mail: [email protected]
КЛАСТЕР «НЕЖИВАЯ ПРИРОДА» В ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЕ МИРА (РУССКО-ЧУВАШСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ)
В статье приведены результаты сопоставительного лингвокультурологического анализа языковых единиц, репрезентирующих кластер «неживая природа» в русской и в чувашской языковых картинах мира. Значительное место в исследовании занимает анализ устойчивых сравнений, метафор и традиционных народных символов, используемых в фольклоре. Лексика выбранной тематической группы формирует один из значимых фрагментов языковой картины мира этноса, и предпринятое исследование вносит определённый вклад в реконструкцию целостных языковых картин мира русского и чувашского народов, а также позволяет выявить некоторые особенности национального мировосприятия.
Ключевые слова: кластер, коннотация, концепт, культурный код, лингвокуль-турология, менталитет, сопоставительная семантика, языковая картина мира.
Lyudmila V. Borisova,
Cand. Sc. (Philology), Assistant Professor of Russian Language and Russian Literature at Chuvash State University, Cheboksary, Russia; e-mail: [email protected]
Elvira V. Chuyeva,
Cand. Sc. (Philology), Assistant Professor of Russian Language and Russian Literature at Chuvash State University, Cheboksary, Russia; e-mail: [email protected]
THE CLUSTER "INANIMATE NATURE" IN THE LANGUAGE PICTURE OF THE WORLD: RUSSIAN AND CHUVASH PARALLELES
This article offers a comparative semantic analysis of the cluster "inanimate nature" in the Russian and Chuvash language pictures of the world. The author analyze both the direct and figurative meanings of Russian and Chuvash words and set expressions, free combinations of words of a selected thematic group, polysemy, metaphors, symbols, connotation of Russian and Chuvash words, phraseology and settled similes in the Russian and Chuvash languages. Considerable attention is paid to analyzing the Russian and Chu-
vash folklores. Russian and Chuvash words of selected thematic groups are part of the language picture of the world of the Russian and the Chuvash ethnic groups. The analysis makes an important contribution to the reconstruction of the integrated language picture of the world as well as helps to find some peculiarities of national perception.
Key words: cluster, connotation, concept, cultural code, linguistic and cultural studies, mentality, comparative semantics, language picture of the world.
В современной лингвистике продолжает оставаться актуальным разрабатываемое в данной работе направление, в котором язык рассматривается как культурный код нации. Настоящая работа, выполненная в рамках прагматически ориентированной антропоцентрической парадигмы современного языкознания, посвящена комплексному сопоставительному исследованию национально-культурных особенностей репрезентации кластера «неживая природа» в русской и в чувашской языковых картинах мира. Чувашский язык, практически не изученный в аспекте языковой картины мира, представляет значительный научный интерес в том плане, что является представителем булгарской ветви тюркской группы языков, по убеждению большинства авторитетных специалистов-языковедов, наиболее близким древнетюркскому языку.
В русской языковой картине мира весьма значимой является оппозиция небо — земля. Сравните: Небо и земля "о ком-, чем-либо, очень сильно различающемся, совершенно не сходном между собой". В выражении Земля — мать, небо — отец сохранились архаические представления о небе и земле как супружеской паре. С землёй в традиционном русском народном сознании связаны также представления о реальности в противоположность мечтам, иллюзиям, фантазиям (Вернуть кого-либо на грешную землю; Упасть (Сойти) с неба на землю). Небо в традиционном русском мировосприятии — это обитель Всевышнего Бога и Его окружения (Царствие Небесное), а земля — место жизни и деятельности людей. Согласно религиозным воззрениям, Бог — это абсолютное добро, а в душе человека на протяжении всей его жизни борются добро и зло. Исходя из религиозных представлений о том, что Бог абсолютно чужд греху, а человек, напротив, весьма ему подвержен, первый член концептуальной оппозиции небо — земля характеризуется в русской языковой картине мира положительной коннотацией, а второй — отрицательной. Прилагательное небесный в русском языке выражает переносное значение "прекрасный/возвышенный/непорочный". Прилагательное земной выражает переносное значение "обыденный, грубый, проникнутый материальными интересами, чуждый возвышенных духовных стремлений". Сравните: Это просто небесное существо с ангельским характером; Его интересы слишком
приземлены. Относительно коннотативной составляющей концептуальной оппозиции небо — земля следует отметить, что в определённом контексте второй член оппозиции может характеризоваться положительной коннотацией, а первый — отрицательной. Сравните: Низвести с неба на землю; Тут нет ничего высокого, неземного. Однако в большинстве случаев именно первому члену концептуальной оппозиции небо — земля сопутствует в традиционном русском мировосприятии положительная коннотация, а второму — отрицательная. На наш взгляд, именно данная оппозиция и её коннотативная составляющая лежат в основе исключительно значимого для традиционного русского сознания противопоставления высокий — низкий, в котором первый член оценивается положительно, а второй — отрицательно (высокий — приближенный к небу, низкий — приближенный к земле). Сравните: 1) высокая культура; быть на высоте положения; верх совершенства; 2) низкое качество; низкий человек; низость.
В картине мира чувашского народа отсутствует противопоставление высокий — низкий, идентичное тому, что имеет место в русской языковой картине мира. С понятием высоты в чувашском мировосприятии ассоциируются надменность, высокомерие, свойственные, как правило, людям влиятельным или считающим себя влиятельными, а с понятием низа — поражение, следствием которого является подчиненное, зависимое положение. Сравните: £ултен пах "1) смотреть сверху; 2) смотреть свысока, пренебрежительно"; Айне пул "1) оказаться внизу; 2) быть побеждённым". В картине мира чувашского народа небо также воспринимается как обитель Верховного Бога, добрых божеств и духов, а земля представляется местом обитания духов ийе (хозяев природных и культурных объектов), растений, животных и человека. Традиционное чувашское народное сознание признаёт зависимость человека и от Неба (т.е. Верховного Бога), и от Земли, также почитаемой как божество. Сравните: Пёлётпе дёр кудёнчен пйхмасйр пурйнма дук "(погов.) Нельзя прожить жизнь, не будучи зависимым от Неба и Земли" [ЧХП-ВС, 2007, с. 84].
Весьма значимой для традиционного русского мировосприятия является оппозиция свет — тьма. Согласно традиционному мировоззрению русского народа, светоносной, солнечной природой обладает Бог, а тьму воплощают дьявол и нечистая сила. Свет — электромагнитное излучение, воспринимаемое глазом и делающее видимым окружающий мир — в народной традиции считается воплощением миропорядка (рус. белый свет, чув. дут тёнче "мир (букв.: светлый мир)"). В русской языковой картине мира свет является символом истины, разума, просвещения (Пролить свет на
что-либо; Свет знания), символом радости, счастья (Только и свету в окне "о чьей-либо единственной радости, утешении"). О дорогом, любимом существе говорят «свет очей / свет жизни». Со светом в традиционном русском мировосприятии связаны следующие ассоциации: 1) внешнее обнаружение чего-либо (Какая-то бесконечная мука светилась в её добрых глазах); 2) радость, счастье (Она светилась радостью); 3) ясный ум (У него светлая голова); 4) спокойное, безмятежное, умиротворенное внутреннее состояние (На душе так светло); 5) высокие моральные качества (Удивительно светел был этот человек).
В традиционном чувашском народном сознании свет (чув. дута) вызывает следующие ассоциации: 1) просвещение, образование (халаха дутта калар "просвещать народные массы"); 2) радость, счастье (£урен лаша — дул дути, савна арам — чун дути (посл.) "Гнедой конь — отрада в пути, любимая жена — отрада души"). С очень ярким, сильным светом, обозначаемым в русском языке словами «блеск», «сияние» в традиционном русском языковом сознании связаны следующие ассоциации: 1) пышность, великолепие (Блестящий бал); 2) прекрасный внешний вид, изысканные манеры (Блестящие манеры); 3) яркое проявление каких-либо достоинств, способностей (Блестящие способности). Блеск и сияние в традиционном чувашском языковом сознании вызывают следующие ассоциации: 1) внешнее проявление радости, счастья (ачасен пичёсем саванадпа дидеддё "лица детей сияют радостью"); 2) нарядный, эффектный внешний вид (дидсе дуре (букв.: ходить, сияя); "1) ходить с радостным лицом; 2) щеголять, франтить"). Второй ассоциации сопутствует отрицательная коннотация. Сравните: Йалтар йалтартатнипе пурнад иртмест "Блестя и сияя, жизнь не проживёшь". Полному отсутствию света, тьме (мраку), в русской культурной традиции сопутствуют следующие ассоциации: 1) отсутствие ясности (Он что-то темнит); 2) невежественность (Деревенская темнота); 3) безотрадность, безнадёжность (Мрачноелицом); 4) зло, вред (Тёмные дела); 5) непорядочность, низость (Бандиты, воры и прочий тёмный люд). В чувашской языковой картине мира с тьмой, темнотой связаны схожие ассоциации: 1) отсутствие ясности (тёксёммёлкесем "(букв.: тёмные) неясные тени"); 2) невежественность (тёттём халах "(букв.: тёмный народ) необразованный, невежественный народ"); 3) отдалённый населенный пункт (тёттём ял "(букв.: тёмная деревня) глухая деревня"); 4) пасмурная погода (тёксём кун "(букв.: тусклый день) пасмурный день"); 5) уныние, скука (тёксём сан-пит "(букв.: тусклое лицо) невесёлый вид").
Таким образом, и в русской, и в чувашской картинах мира со светом ассоциируются, с одной стороны, радость и счастье, с дру-
гой — просвещение, образование, ум, а с тьмой — горе, уныние и невежественность. В картинах мира обоих народов свет характеризуется исключительно положительной коннотацией, а тьма — отрицательной. Не совсем совпадает в традиционном народном сознании русских и чувашей отношение к блеску и сиянию: в русской картине мира — положительная коннотация (хотя русская пословица предупреждает: Не все то золото, что блестит), а в чувашской картине мира блеск и сияние преимущественно вызывают недоверие и подозрение.
Солнце, луна и звезды — это небесные тела, излучающие свет, светила. Солнце в традиционном русском мировосприятии — источник жизни, тепла, света (Без солнышка нельзя пробыть, без милого нельзя прожить). В традиционном русском мировосприятии с Солнцем ассоциируются радость и счастье (Взойдёт солнышко и на нашем подворье). В русской языковой картине мира с Солнцем связаны также следующие ассоциации: 1) человек, который прославился в какой-либо области искусства, науки, в области какой-либо важной деятельности (Пушкин — солнце русской поэзии); 2) человек, являющийся предметом поклонения, любви (— Солнышко мое!). В русском фольклоре широко представлена параллель солнце // мать (Возле солнышка тепло, возле матушки добро). В русском устном народном творчестве солнце часто упоминается в паре с луной (Солнце — князь земли, луна — княжна). Луна устойчиво ассоциируется в народных представлениях с загробным миром, с областью смерти и противопоставляется Солнцу как божеству дневного света, тепла, жизни. Согласно традиционному мировоззрению русского народа, души умерших людей отправляются на месяц. Считалось, что во время смены месяца, он освещает загробный мир. Лунный свет в русской культурной традиции считался опасным и вредным, особенно для беременных женщин и новорожденных». Согласно языковому стереотипу, луна "светит, а не греет". Сравните русскую поговорку: Грело б ясно солнце, а месяц — как знает. Лунный свет в традиционном русском мировосприятии почитается ниже солнечного света, но выше света звёзд (Как месяц ни свети, а всё не солнышко; Светил бы месяц, а звёзды нипочем). В традиционной русской культуре месяц обладает мужской символикой, в русском устном народном поэтическом творчестве с месяцем сравниваются жених, женатый мужчина, хозяин дома. Сравните: Светит месяц с зарёю, / Сидит Иван с женою [ОП, 1989, с. 74].
Чуваши Хёвел «Солнце» и Уйах «Луну» традиционно относили к божествам высшего ранга, которые входят в число высокопочи-таемых добрых божеств. Сравните чувашские пословицы и поговорки: Хёвел Турри тёнче тытать "Божество Солнце держит мир";
Ёненсен Уййх Тура та савса пйхнй "Если ты веруешь, то и Богиня Луна смотрит на тебя с любовью". Чуваши всегда молились, обращаясь лицом на восток, и клялись обычно Солнцем, Луной и Землёй. В спорных вопросах чуваши призывали Солнце стать судьёй, при этом обязательно смотрели прямо на него. Считалось, что говорящий неправду непременно потерпит кару от этого божества. К Луне также часто обращались как к строгому судье при клятвах. Божиться с использованием слов Уйах "Луна" и Хёвел "Солнце" — самая крепкая клятва, с точки зрения чувашей. В традиционной чувашской культуре, как и во многих других, Солнце — источник света, причём в чувашской языковой картине мира подчёркивается Божественное происхождение солнечного света. Чувашская поговорка гласит: Хёвел дутти — Тура вутти "Солнечный свет — огонь Бога". В традиционной чувашской культуре Солнце почитается как источник и основа жизни (Хёвел чунё чун парать "(погов.) Дух Солнца одаряет жизнью"). Солнце — общепризнанный источник тепла (Хёвел пёччен пулин те дут тёнчене йшйтать "(посл.) Солнце одно, а согревает весь белый свет"). С солнечным теплом в чувашской языковой картине мира сравниваются материнская любовь (Анне йшши хёвел пек "(погов.) Материнское тепло подобно солнечному"), любовь родственников (Тйван йшши — хёвел йшши "(погов.) Тепло родственников — тепло Солнца"), ласковая, приветливая речь (Ашй хёвел пйхнй пек каладать "Его (Её) речь светла и тепла, как солнце"). Солнце в традиционной чувашской культуре — символ чистоты (Хёр ача хёвел пек таса пултйр "(посл.) Да будет девочка (девушка) чиста, как Солнце"). Солнце в картине мира чувашского народа является также источником радости и вдохновения (Хёвеле курсан каййк та юрлать "(погов.) При виде Солнца и птица поёт"), красоты (£ёре хёвел илемлетет, дынна — ёд "(посл.) Землю украшает Солнце, а человека — труд"), а также источником счастья (Телейхёвелпе пёрле дурет тет "(посл.) Счастье ходит рука об руку с Солнцем"). С Солнцем, солнечным светом сравниваются в чувашском фольклоре сильная любовь, горячо любимый человек (Эпё сана юратни / Сарй хёвел дути пек. / Эсё мана юратни / Пёчёк дйлтйр дути пек "(нар. песня) Моя любовь к тебе / Подобна свету жаркого Солнца. / Твоя любовь ко мне / Подобна свету маленькой звезды" [ЧХС-3, 1978, с. 125]).
Согласно традиционному чувашскому мировоззрению, Уйах «Луна» — божество, к которому, как и к любому божеству, следует относиться весьма почтительно. В чувашском устном народном творчестве подчёркивается, что лунный свет уступает солнечному (Уййххёвеле дитес дук "(погов.) Луне не быть вровень с Солнцем"), но очень ценен для ночных путников (Уййх дутти дул у дать "(по-
гов.) Лунный свет открывает путь"). Если солнце — источник и основа жизни, то луна как ночное светило более связана со смертью. Сравните чувашскую поговорку: Хёвел Турри чун парать, уййх Турри чун илет "Божество Солнце дарует душу (жизнь), Божество Луна забирает душу". Чувашские паремии подчёркивают, что Солнце дарит и свет, и тепло, а Луна дарит свет, но не дарит тепла (Уййхйн та дути пур та, йшши дук "(посл.) Свет есть и от Луны, но от неё нет тепла"). Параллель луна // холод широко представлена в чувашском устном народном творчестве (Уййх пек сивё ан пул, хёвел пек йшй пул "(традиц. благопожелание) Не будь холоден (холодна), как Луна, а будь тёпел (тепла), как Солнце"). С лунным светом в чувашском языковом сознании ассоциируются такие человеческие качества, как твердость, непоколебимость (Уййх чунё пек хытй пул "(традиц. благопож.) Да будет твоя душа тверда, как душа Луны"), а также немногословность, умение держать язык за зубами (Уййх курать те чёнмест (шарламасть) "(погов.) Луна видит, но молчит"). Луна в традиционной чувашской народной культуре обладает женской символикой, правда, коннотация её характеризуется амбивалентностью. Положительная коннотация наблюдается, когда луна выступает как символ красоты (Эптёлменён вун дич арйм, / Вун диччёш те уййх пек "(ист. предание) У Эптельменя семнадцать жен, / Все семнадцать (прекрасны), как Луна" [ЧТ-ЧХК, 2003, с. 96]). Отрицательная коннотация концепта «луна» проявляется в следующих параллелях: 1) луна // мачеха (Хёвел — тйван анне, уййх — амадури анне "(посл.) Солнце — родная матушка, Луна — мачеха"); 2) луна // любовница (Инке-арйм йшши — уййх йшши "(посл.) От любовницы тепла столько же, как от Луны").
Со звездой / звёздами в русской языковой картине мира связаны следующие ассоциативные представления: 1) судьба; счастье (Верить в свою звезду; Родиться под счастливой звездой); 2) человек, прославившийся в какой-либо сфере деятельности (Звезда эстрады). И в русской, и в чувашской языковых картинах мира со звездами традиционно сравниваются глаза (Звездисты очи; Чёрем ыратнинчен йёре-йёре, / Ик дйлтйр пек кудйма пётертём "(нар. песня) Пролив много слез из-за душевной боли, / Я испортила свои глаза, подобные звёздам" [ЧХС-3, 1978, с. 126]). В русском устном народном творчестве звезды выступают также в составе следующих ассоциативных параллелей: 1) звезды // дети: Не светел месяц да со звездами — / Поликарпушка Савельич с сыновьями. / Не утренняя заря да со звездами — / То Аннушка Ивановна с дочерями! [ОП, 1989, с. 491]; 2) звезда // любимая девушка: Много звёздочек на небе — / Полуночной звезды нет. / Много девушек на свете — / Да одной милее нет [Частушки, 1990, с. 42]. И в русской, и в чувашской
языковых картинах мира концепт «звезда» характеризуется положительной коннотацией. По представлениям древних чувашей, дйлтйр «звезда» — это небесный двойник человека. «Кашни дыннйн хййён дйлтйр (У каждого человека своя звезда)», — говорят чуваши. Согласно чувашскому мировоззрению, в честь новорожденного божество Пулёх зажигает на небе новую звезду, эта звезда гаснет (или падает) одновременно со смертью этого человека. При рождении несчастливого человека появляется слабо мерцающая звезда. Сравните поговорку Телейлё дын дйлтйрё ялкйшса дунать "Звезда счастливого человека светит очень ярко". Пожелание другому человеку падения на его голову звезды (его персональной) — очень страшное проклятие, с точки зрения чувашей. Когда чуваши видят на небе падающую звезду, они торопятся произнести: «Манйн дйлтйр тупере (Моя звезда — на небе)!». В чувашской языковой картине мира звезда, так же, как и луна, является традиционным символом красоты (Пичё-кудё дйлтйр пек... "(трад. сравнение) Её лицо и глаза подобны звёздам...").
Свечение верхних слоев атмосферы, наблюдаемое в приполярных областях и вызываемое действием потоков частиц, вторгающихся в атмосферу из космоса, в русском языке называется северным сиянием. Никаких переносных значений это название в русском языке не выражает. В чувашском языке это природное явление имеет два названия: кавак хуппи удални и хавал удални. В древних чувашских религиозных воззрениях природное явление кавак хуппи удални трактуется следующим образом: время от времени Верховный Бог Турй раскрывает небесные ворота (кйвак хуппи удйлни) и обозревает землю. По поверьям, тогда можно обратиться с просьбой непосредственно к Верховному Богу. Название хавал удални в «Чувашско-русском словаре» даётся с пометой "устаревшее", но оно выражает переносное значение "доброе предзнаменование" [ЧРС, 1982, с. 540], которое наглядно демонстрирует традиционное отношение чувашского народа к этому природному явлению.
В русской культуре очень добрым предзнаменованием считается радуга. Традиционное отношение русского народа к этому природному явлению наглядно демонстрирует переносное значение, выражаемое прилагательным «радужный»: "приятный, радостный, сулящий счастье". Сравните: Видеть в радужном свете; Радужное настроение духа. К тому же, согласно М. Фасмеру, название «радуга» одного корня со словами «радость», «рад», «радоваться» [Фасмер, 2004, т. 3, с. 431]. В чувашском языке радуга называется асамат кёперё(кёперри). Второе слово названия выражает значение "мост", а первое, возможно, имеет отношение к чувашскому слову асам "волшебство". Отношение чувашей к этому природному явлению
проявляется в одной из народных песен: Ав асамат кеперри, мен пур ун пек чиперри! "Вот радуга, нет ничего в мире прекраснее её!" [Ашмарин, 1994, т. 1-2, с. 43].
С горой в русском языковом сознании ассоциируется обилие чего-либо (Пир горой; Встать горой; Гора с плеч свалилась). Связь со значимой для русской языковой картины мира оппозицией верх — низ (высокий — низкий) прослеживается в следующих фразеологизмах: В гору идти "достигать благополучия, приобретать вес, значение, получать повышение по службе и т.п."; Под гору катиться "лишаться житейского благополучия, терять вес, значение". В чувашской языковой картине мира гора (чув. ту) воспринимается как символ величия и могущества. Сравните чувашскую пословицу: £укран пура тухакан тупа тан, пуртан дука юлакан дерпе тан "Сумевший обогатиться бедняк стал вровень с горой (стал равен горе), разорившийся богач стал вровень с землей (стал равен земле)". Представляется, что в данном случае задействована значимая для чувашского языкового сознания концептуальная оппозиция верх — низ, где верх представлен образом горы, а низ — образом земли, причем верх символизирует победу, а низ — поражение, следствием которого является подчиненное, зависимое положение. В чувашской языковой картине гора символизирует также своеобразную границу между малой Родиной и далекой чужбиной (Тура дырни ту урла та тупанать "(посл.) Суженый отыщется и за горой" [ЧХП-ВС, 2007, с. 108]). В русской языковой картине мира аналогичным символом является море (За море "на чужбину"; Заморский "иностранный, чужеземный").
Камень в русской языковой картине мира является основой для возникновения следующих ассоциаций: 1) препятствия, трудности (В науке нет широкой столбовой дороги, и только тот может достичь её сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по её каменистым тропам. К. Маркс); 2) временная неподвижность как физическое состояние человека (Она сидела окаменелая); 3) безучастность (Стоять с каменным видом); 4) безжалостность (Унего каменное сердце); 5) гнетущее чувство, вызванное сознанием своей вины или сознанием невозможности изменить что-либо (Камень на душе). Входящий в состав концепта «камень» компонент "зло" проявляется в следующих устойчивых сочетаниях: Закидать камнями; Держать камень за пазухой. Положительная коннотация сопутствует ассоциативной параллели камень // надёжность (Как за каменной стеной).
В процессе исследования произведений чувашского устного народного творчества были встречены поговорки, в которых утверждается, что и камень (чув.: чул) имеет душу (Чул та чунла, дын
пек у сет, дын пек пёлет, тет "Говорят, что и камень обладает душой, растёт, как человек, обладает знаниями, как человек" [ЧХП-ВС, 2007, с. 202]). Камень в традиционной чувашской культуре — это и постоянный намогильный памятник некрещёных чувашей, представлявший собой антропоморфный столб, на могиле мужчины — из камня с плоским верхом, женщины — из камня с округлым верхом. Сравните чувашские пословицы и поговорки, где лексема чул "камень" выступает в значении "намогильный камень": Чул дыруне ят уксен, хаталас дук вилёмрен "Если твоё имя появится в письме по камню, из лап смерти тебе уже не вырваться". В чувашской языковой картине мира с камнем в первую очередь ассоциируются крепость и высокая прочность, правда, в произведениях чувашского устного народного творчества этот концепт репрезентируется преимущественно в случаях, когда надо передать пределы этих самых крепости и прочности. Сравните: Чатсан-чатсан чул та дуралать "(посл.) Камень долго терпит, да и то трескается". Такие свойства камня, как крепость и прочность, переносясь в антропоморфную сферу, связываются в чувашском народном сознании с твёрдостью человеческого характера, с душевной стойкостью (Ой, кинём Марине, / Пирён пата пырсассан, / Чус пек яка дурес пать, / Чул пек дирёп пулас пать, / Пирён апия юрас пать "(свад. песня) Ой, наша невестка Марина! / Когда приедешь к нам (жить), / Тебе придётся стать гладкой, как тёс, / Твёрдой, как камень, / Тебе необходимо будет стать угодной нашей матушке" [ЧХС-4, 1979, с. 207]). В чувашском языковом сознании камень лежит также в основе следующих ассоциаций: 1) беспокойство, опасения (Кадхи дул — какар динчи чул "(посл.) Ночной путь — камень на груди"); 2) горе, беда (Хурлах чулё пуда усать "(погов.) Камень горя склоняет голову"); 3) зло, вред (Чулпа перекене дакарпа тавар "Кидающему в тебя камни отплати хлебом"); 4) безжалостность (<^ын муллансан чунё чулланать "(посл.) Когда человек разбогатеет, его душа превратится в камень").
Интерес представляют и переносные значения, выражаемые словами, являющимися названиями различных металлов (золото, серебро, железо, олово, свинец и др.). Наиболее ценным и популярным из драгоценных металлов является золото. Золото в традиционном русском языковом сознании вызывает следующие ассоциации: 1) ценность (Цениться на вес золота; Золотой фонд мировой литературы); 2) человек, отличающийся большими достоинствами (Золотые руки; Золотое сердце). В русской лингвокультуре слово «золото» часто употребляется в обращении к дорогому, любимому человеку. В традиционном мировосприятии чувашского народа с золотом (чув. ылтан) связаны две основные ассоциации: золотые
монеты (деньги) и нечто ценное, ценность (Пиллех илсен пин ылтан "(посл.) Благословение ценно так же, как тысяча золотых монет"). Относительно первой ассоциации представляется необходимым отметить, что отношение к золоту характеризуется амбивалентностью (положительная коннотация: Хуран шыве шерпет пек, хамар таван ылтан пек "(нар. песня) Берёзовый сок подобен медовой сыте, а наши родственники подобны золоту" [ЧХС-3, 1978, с. 96]; отрицательная коннотация: Ылтан хыденче усал пытанса пуранать "(посл.) За золотом скрывается злой дух").
С серебром в традиционной русской культуре может сравниваться всё, что напоминает этот металл цветом и блеском (серебро росы, серебряная борода, серебряный голос). В традиционной чувашской лингвокультуре слова ылтан "золото" и кемел "серебро" часто вместе используются в составе сравнений, причем удостоиться сравнения с золотом и серебром — это, как правило, очень почётно, эти сравнения всегда характеризуются положительной коннотацией. В традиционной чувашской культуре золото характеризуется мужской символикой, а серебро — женской. Интересуясь полом новорожденного, чуваши обычно спрашивают: Ылтан тупна-и, кемел-и? "Обрели золото (т.е. мальчика) или серебро (т.е. девочку)?". В чувашских народных песнях ылтан дере "золотое кольцо" символизирует отца, старшего брата, мужа, любимого, а кемел дере "серебряное кольцо" символизирует представительниц прекрасного пола (Кемел дере варлийем пур, / Калтар кусса тухинчче, / Ман пурнене керинчче "(лир. песня) Моя любимая — серебряное колечко, / Хоть бы оно (кольцо) выкатилось / И оказалось на моём пальце" [Ашмарин, 1999, т. 7-8, с. 121]).
Иногда с девушкой могло ассоциироваться и медное кольцо (чув.: пахар дере, йес дере), но ценность меди значительно уступала ценности золота и серебра, что подчёркивается и в произведениях чувашского устного народного творчества (Пахар дере — шарда куд, / Ун начарне кам пелмест? "(нар. песня) Медный перстень с глазком-бусинкой, / Кому не известно о его ничтожестве?" [Ашмарин, 2000, т. 17, с. 345]). Более ценилась желтая медь, латунь (чув.: йес). Сравните: Йес шанкарав пек сассамдам / Янра юлтар урама "(нар. песня) Мой голос, звонкий, как латунный колокольчик, / Пусть звучит на улице" [ЧХС-4, 1979, с. 100]. Отметим также фразеологизм йес пыр "разборчивый, привередливый в еде (букв.: латунная глотка)". В произведениях русского устного народного творчества упоминаний о меди или медных изделиях мы не встретили, переносных значений слова «медь», «медный» в русском языке не выражают. Отрицательной коннотацией характеризуется
сочетание медный грош (гроша медного не стоит "ничего не стоит, никуда не годится").
Самыми презираемыми в традиционной чувашской культуре считались кольца из олова. Сравните строки из чувашских народных песен: Кёмёл дере херсемне / Келенче ашенчеусрарамар... / Эпир тепре киличчен / Алла таханса ан дурер, / Тахлан дере ан тавар "Сестрёнку моего мужа — серебряное колечко — / Мы холили и лелеяли (букв.: хранили в стеклянном сосуде)... / До нашего следующего приезда / Не носите его (постоянно), / Не превращайте в кольцо оловянное" [ЧХС-4, 1979, с. 92]. Олово (чув. тахлан) в традиционной чувашской культуре не считалось ценным металлом, отношение к нему близко к презрительному, коннотация, соответственно, отрицательная. Отношение к олову в русской языковой картине мира, на наш взгляд, нельзя назвать презрительным, но оно, безусловно, неодобрительное. Сравните переносное значение прилагательного оловянный "тусклый, ничего не выражающий (о взгляде)".
Со свинцом в русской языковой картине мира традиционно ассоциируются неприятные физические и душевные состояния, страдания (Голова (руки, ноги) как свинцом налита (налиты); Лечь свинцом на душу; Свинцовая тоска). Мрачный, гнетущий взгляд называют свинцовым взглядом. Схожие ассоциации в русском языковом сознании вызывает чугун — сплав железа с углеродом, применяемый для переработки в сталь или для изготовления литых изделий (Чугунные пальцы, чугунная тоска). В произведениях чувашского устного народного творчества упоминаний о свинце (чув.: хура тахлан) или изделиях из него мы не встретили, переносных значений это слово в чувашском языке не выражает. Не выражает в чувашском языке переносных значений и являющееся русским заимствованием слово чукун «чугун».
Со ртутью (чув.: чёркёмёл) в традиционном чувашском языковом сознании ассоциируются изменчивость, переменчивость, непостоянство (Хер камале — чёркёмёл "(погов.) Характер (настроение) девушки подобен (подобно) ртути"). В русском языковом сознании со ртутью может ассоциироваться очень подвижный ребёнок.
С железом в русском языковом сознании традиционно ассоциируются физическая сила, крепость и сила духа, непоколебимый, непреклонный характер (Железное здоровье; Железная дисциплина). Аналогичные ассоциации вызывает и сталь — металл, представляющий собой сплав железа с углеродом и другими элементами (Стальные мускулы; Стальная воля). Помимо этого, со сталью в русском языковом сознании ассоциируются уверенный, твердый голос и жёсткий, холодный, недружелюбный взгляд (Стальной голос, сталь-
ной взгляд). В традиционном чувашском языковом сознании с железом (чув.: тимёр) связаны следующие ассоциации: 1) твёрдость (Типсе тимёрленнё парда пёрчисем "затвердевшие горошины"); 2) крепость, прочность, которые, правда, не беспредельны (Тимлё дын тимёр татна "(посл.) Настойчивому человеку оказалось под силу разорвать железо"; Туссен-туссен тимёр те таталать "(погов.) И железо терпит-терпит, да разрушается"); 3) безжалостность; скупость (Унан чунё тимёрленнё "он ожесточился"; Тимёр парда "скряга, скупец (букв.: железный горох)"). Со сталью (чув.: хурда) в чувашской языковой картине мира ассоциируются острословие, остроумие, изобретательность в нахождении ярких, выразительных речевых оборотов (Qак таванамсемпе каладмашкан / Чёлхе-даварам хурда пулинччё "(нар. песня) Для того чтобы достойно пообщаться со своими родственниками, / Да станет мой язык стальным (сталью)" [ЧХС-4, 1979, с. 148]). Эта ассоциативная параллель характеризуется положительной коннотацией.
Таким образом, проведённое исследование позволяет сделать вывод о том, что изучение механизма языковой категоризации мира, проводящееся на основе сопоставительного семантического исследования двух и более национальных языков, позволяет выявить своеобразие восприятия и познания мира разными народами и характер его отражения в этнокультурных особенностях семантики языкового знака. Семантическое пространство каждого языка детерминировано наличием универсальных и этноспецифических концептуальных структур, формирующих облик национальной культуры и выступающих в роли энокультурного идентификатора. Сходства и совпадения в области культурной коннотации в анализируемых языках свидетельствуют о частичной общности образного фонда сравниваемых культур, обусловленной в том числе и экстралингвистическими факторами, в частности, длительным мирным проживанием на территории одного государства. Явления расхождения и лакунарности, обнаруженные в процессе исследования, обусловлены несхожестью экстралингвистических факторов (менталитета, истории, культуры, религиозных верований), что подтверждает определенную долю независимости в развитии каждой из сопоставляемых культур.
Список литературы
Ашмарин Н.И. Словарь чувашского языка: В 17 т. Чебоксары: Руссика,
1994-2000. Т. 1-2. 1994. 584 с.; Т. 7-8. 1999. 696 с.; Т. 17. 2000. 440 с. Ashmarin, N.I. Slovar' chuvashskogo jazyka: V 17 t. [Dictionary Chuvash
language. 17 vols]. (in Russian). Cheboksary, Russica, 1994-2000. T. 1-2.
584 s.; T. 7-8. 696 s.; T. 17. 440 s.
ОП — Обрядовая поэзия / Сост. В.И. Жекулина, А.Н. Розов. М.: Современник, 1989. 735 с.
Obryadovaja poezija [Ritual poetry]. M.: Sovremennik, 1989. 735 p. (in Russian).
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. М.: Астрель. Т. 3. 2004. 863 с.
Fasmer, M. Jetimologicheskij slovar' russkogo jazyka: V 4 t. [Russian etymological dictionary. 4 vols]. M.: Astrel'. T. 3. 2004. 863 p. (in Russian).
Частушки / Сост. Л.А. Астафьева. М.: Советская Россия, 1990. 656 с.
Chastushki [Limericks]. M.: Sovetskaja Rossija, 1990. 656 s. (in Russian).
ЧРС — Чувашско-русский словарь / Под ред. М.И. Скворцова. М.: Русский язык, 1982. 712 с.
Chuvashsko-russkij slovar' [Chuvash-Russian Dictionary]. M.: Russkij jazyk, 1982. 712 s. (in Chuvash).
ЧТ-ЧХК — Чаваш тёнчи. Чаваш халах каларашёсем / В.П. Галошев пухса хатёрленё. Шупашкар: Чаваш университечён издательстви, 2003. 164 с.
Chavash tenchi. Chavash halah kalarashesem [Chuvash world. Chuvash folk sayings]. Shubashkar, Chavash universitechen izdatel'stvi, 2003, 164 s. (in Chuvash).
ЧХС-3 — Чаваш халах самахлахё: 6 т. / Отв. ред. Г.Ф. Юмарт. Шупашкар: Чаваш кёнеке издательстви, 1978. 512 с. 3 том.
Chavash khalah samakhlakhe: V 6 t. T. 3: Jurasem [Chuvash folklore. 6 vols. Vol. 3: Songs].
Shubashkar: Chavash kenege izdatel'stvi, 1978. 512 s. (in Chuvash).
ЧХС-4 — Чаваш халах самахлахё: 6 т. / Отв. ред. Г.Ф. Юмарт. Шупашкар: Чаваш кёнеке издательстви, 1979. 480 с. 4 том.
Chavash khalah samakhlakhe: V 6 t. T. 4: Jurasem [Chuvash folklore. 6 vols. Vol. 4: Songs]. Shubashkar: Chavash i kenege zdatel'stvi, 1979. 480 s. (in Chuvash).
ЧХП-ВС — Чаваш халах пултарулахё. Ваттисен самахёсем / О.Н. Терентьева пухса хатёрленё. Шупашкар: Чаваш кёнеке издательстви, 2007. 493 с.
Chavash khalah pultarulakhe. Vattisen samakhesem [Chuvash folklore. Proverbs]. Shubashkar: Chavash kenege izdatel'stvi, 2007. 493 s. (in Chuvash).
