CC BY
272
5 Майоров Г. Г. Судьба и дело Боэция / Боэций «Утешение философией» и другие трактаты. - М., 1990.
6 Troxel A. Craig. What did Augustine "Confess" in his Confessions? URL: http://www.earlychurch.org.uk/article_ augustine_troxel.html
7 Henry P. Saint Augustine on Personality. - New York., 1960.
8 Августин Аврелий. Исповедь. - СПб., 2008.
9 Абеляр П. Теологические трактаты. - М., 2010.
10 Горфункель А. Х. Философия эпохи Возрождения. -М., 1980.
11 Верцман И. Е. Предисловие //Ж.-Ж. Руссо. Исповедь. URL: http://modernlib.ru/books/zhan-zhak_russo/ispoved/read/
12 Руссо Ж.-Ж. Исповедь. - СПб., 2012.
13 Дильтей В. Наброски к критике исторического разума //Вопросы философии. - 1988. - №4.
14 Свасьян К. А. Хроника жизни Фридриха Ницше. URL: http://litrus.net/book/read/43295?p=6
15 Ницше Ф. Ecce Homo. Антихрист. - СПб., 2013.
16 Толстой Л. Н. Исповедь. О жизни. - СПб., 2012.
17 Бердяев Н. А. Самопознание: Опыт философской автобиографии. - СПб., 2013.
18. Марк Аврелий. Наедине с собой. Размышления. -Черкассы, 1993.
УДК 340 (075.8)
Б. С. Шалютин
Курганский государственный университет
К ВОПРОСУ ОБ ИСТОРИЧЕСКИХ ТИПАХ ОТНОШЕНИЯ ПРАВА И ГОСУДАРСТВА
Аннотация. В статье показано, что право конституирует общество в ходе социогенеза, затем подавляется государством, возникающим как силовое, затем эволюционирущим в направлении полусилового-полуправового государства, устанавливающегося посредством буржуазных революций и далее транс-формируюшегося в правовое, то есть подчиненное праву, что обеспечивается формированием гражданского общества.
Ключевые слова: правогенез, вождество, полито-генез, государство, буржуазное государство, правовое государство, гражданское общество.
B.S. Shalyutin Kurgan State University
HISTORICAL TYPES OF LAW AND STATE RELATIONSHIP REVISITED
Abstract. The article shows that law constitutes
society during sociogenesis, and then it is suppressed by the state, arising as a power based state. Then it evolves towards a half-power and half-rule-of-law state, established by bourgeois revolutions, and further transforming into a legal, subordinate to law state, which is ensured by the formation of the civil society.
Keywords: law genesis, chiefdom, political genesis, state, bourgeois state, rule of law state, civil society.
Предлагаемая статья носит концептуальный характер. Ее задача - представить целостное авторское видение проблемы, вынесенной в заголовок. При этом моя трактовка возникновения права, а отчасти и государства, ранее излагались в научных и учебных изданиях. Остальные вопросы публично представлены впервые.
1 Возникновение права [1]
Право появляется с возникновением общества. Более того, формирование права и конституирует общество. Единственная общеизвестная сегодня концепция начала человеческого общества и, соответственно, границы, отделяющей его от предыдущего уровня организации, принадлежит Леви-Стросу1. Она состоит в том, что общество начинается с экзогамии, означающей появление межгрупповых союзов ранее замкнутых эндогамных групп. Так происходит «замена системы кровного родства биологического происхождения социальной системой отношений свойствА» [2].
Предсоциальные эндогамные человеческие группы, находившиеся между собой в состоянии войны всех против всех, характеризовались чрезвычайно высокой степенью сопереживательной эмоциональной сплоченности, характерной и сегодня для архаических общностей.2 Объединение таких групп в парные союзы на основе экзогамии могло состояться только при двух взаимосвязанных условиях.
Во-первых, это блокировка силовых столкновений в случае конфликтов между индивидами, принадлежащими к разным половинкам дуальной общности, которые - силовые столкновения - были неизбежны в рамках прежней, досоциальной логики. Блокирующим механизмом здесь стало взаимное заложничество. Заложницами оказывались жены мужчин из одной половины, по рождению принадлежавшие другой половине. Любое нападение на половинку-контрагента означало угрозу их жизням, невозможную в условиях того сопере-живательного единения, о котором сказано выше.
Во-вторых, это формирование несилового механизма прекращения конфликта. Нанесение ущерба в прежней ситуации войны всех против всех вызывало эмоцию мщения, воплощавшуюся в нападение на группу-обидчика. В условиях дуально-группового союза нападение блокировалось страхом за жизнь заложниц. Таким образом, ситуация не имела разрешения в рамках эмоциональной детерминации поведения, что привело к возникновению надэмоциональной ра-
1 Хотя, на мой взгляд, в свете последующих антропологических исследований и теоретической рефлексии идея Леви-Строса требует некоторой корректировки, она не существенна в свете обсуждаемой здесь проблемы.
2 Показателен в этом отношении вывод антрополога
Ф. Маерса: «Концепция эмоций у пинтупи (представители одной из культур австралийских аборигенов) представляет самосознание отдельного человека как признающее сущностную идентичность с другими в такой степени, как будто другие составляют часть его самого». Myers F.R. Emotions and the Self: A Theory of Personhood and Political Order among the Pintupi Aborigines//Ethos. 1979. V. 7, p. 365.
циональной процедуры разрешения конфликта. Она предполагала установление действительности самого факта нанесения ущерба, определение виновного и назначение санкции, призванной восстановить нарушенное равновесие и справедливость. Эта процедура (которую мы сегодня называем судебной) требовала выработки определенных правил, смысл которых состоял в предоставлении каждой стороне полной и равной возможности аргументации своей позиции. Отсутствие такой возможности у одной из сторон вынуждало бы ее отстаивать свои интересы силой. Такие правила сегодня называют процессуальными нормами. Наконец, при отсутствии каких-либо обособленных принуждающих структур судебная процедура имела смысл лишь в случае ее завершения договором об исполнении санкции.
Таким образом, необходимым моментом перехода к социальности стало формирование регулятивного механизма, включавшего в себя суд, нормы, договор и принуждение (исходно - к миру). Впоследствии на этой базе сформировались специализированные судебные, нормотворческие и принудительно-силовые органы, однако сам механизм в его органической целостности является ровесником общества. Как видно из его генезиса, он означает замену аргумента силы на силу аргумента. Не случайно римляне говорили inter arma leges silent. Существенно также то, что этот механизм противостоит не только силовому, но и эмоциональному началу. Это чистая рациональность. Право представляет собой систему отношений, формирующуюся в результате договоров свободных и равных субъектов (в том числе и договоров «по умолчанию») и предполагающую рациональный порядок разрешения конфликтов (реальных или предполагаемых нарушений договоров), базирующийся на полной и равной возможности сторон аргументировать свою позицию.
Я вижу такое понимание сущности и генезиса права как вариант процессуалистского юснатурализма. Юснатурализм в широком понимании есть позиция, утверждающая, что право имеет те или иные основания, более глубокие, нежели установление социальной власти. Почти все версии юснатурализма соотносятся с некими нормами материального права. Однако, как показывает история правовой мысли, ни один такого рода вариант не выдерживает критики. И это не случайно. Право в качестве особого регулятивного механизма конституируется как некий процесс формирования договорных правил и разрешения конфликтов, основополагающие принципы которого представлены в определении. В этих рамках возможны самые различные конкретные конструкции норм процессуального и тем более материального права.
2 Возникновение государства [3]
Государство есть институт, осуществляющий социальную власть в обществе на основе силового превосходства над другими социальными субъектами1.
Все классические концепции государствогенеза базируются на ложной посылке о том, что государство является исторически первой формой институциональной организации централизованной общесоциальной власти и что оно возникает в процессе более или менее непосредственной трансформации эгалитарного общества в государственно организованное.
1 Центральная идея этого определения - замена веберов-ской монополии легитимного насилия на силовое превосходство - заимствована у Ч. Тилли. См. Тилли Ч. Принуждение, капитал и европейские государства. 1990-1992 гг. /пер. с англ. Менской Т. Б. - М.: Издательский дом «Территория будущего», 2009. - С. 21-22. 50
В 60-е годы XX века Э. Сервис и М. Салинз предложили принципиально новую идею, развившуюся в концепцию вождества, ставшую практически общепринятой в социальной науке к 80-м годам. Вождество представляет собой общество, состоящее из нескольких надсемейных сегментов2, обладающее институциональной централизованной властью, не опирающейся на силовое принуждение. Так называемые простые вождества насчитывают до тысячи человек. При этом один сегмент возвышается над остальными, а политические и социальные отношения строятся согласно правилам родства. Власть обеспечивается, прежде всего, идеологией, носящей религиозный характер. Право повелевать «... неизменно основывалось на предполагаемом божественном происхождении вождя» [4]; «... желание вождя становится также и волей божеств. И чтобы придавить хребет тем, кто мог бы возразить, часто добавляется угроза скорых и ужасных кар со стороны божеств, если приказ не будет исполнен» [5]. Вождество исторически возникает существенно раньше государства. Сложные вождества, до десятков тысяч человек, формируются через интеграцию простых, сохраняющихся в сложном в качестве подсистем, но подчиненных единому вождю. Подобным же образом на базе сложных могут формироваться суперсложные вождества.
В современных исследованиях политогенеза введены понятия аналогов государства [6] и вождества [7]. Под аналогами государства понимаются общества, не уступающие раннегосударственным по общему уровню развития (размеры, уровень расслоения, разделение труда, материальная культура и технологии и т.п.), но не имеющие института государства. Такова же методология определения аналогов вождества, которые, соответственно, не имеют вообще никакой централизованной власти. Показано также, что реальные государства образовывались как на базе вождеств, так и через трансформацию аналогов государств.
В то же время описанные процессы возникновения государств относятся к так называемому вторичному государствогенезу. Для конкретноисторической реконструкции ключевых моментов и механизмов становления первых государств достаточных данных нет. Вместе с такими классиками политической антропологии, как Э. Сервис, М. Салинз, Р. Карнейро и многими другими, я думаю, что первые государства возникли на базе сложных вождеств, и далее представлю логику этого процесса. Но даже если допустить возможность возникновения государств в рамках первичного политогенеза непосредственно на иной основе, следует иметь в виду, что вождества возникали и распадались, создавая тот общий социокультурный уровень, который без их решающего участия сформироваться не мог и который сделал возможным возникновение государственности.
Исходя из сказанного, вопрос государствогенеза я делю на два: о возникновении вождества и о переходе от вождества к государству.
2.1 Возникновение вождества
Вождества формировались на базе обществ, состоявших из нескольких существенно автономных статусно равных сегментов. Внутренней логики возвышения одного сегмента над остальными не существовало. Более того, такое возвышение противоречило бы устойчивому способу существования подобных систем: «Эти сообщества политически равны. и это декларируется при малейшей провокации» [8].
2 Часто говорят «надлокальное», однако вряд ли это слово пр»»»»имо » кочевым в»ждествам.
Становление централизованной власти можно осмыслить только на базе понимания того, что эволюция обществ обусловлена, главным образом, их конкуренцией между собой, и в первую очередь - военной. Проигравшие исчезают. История обществ есть процесс их взаимного усиления относительно друг друга. Одним из ключевых факторов этой конкуренции является трансформация самих способов социальной организации. «Существует тенденция, - пишет Салинз, - к доминированию более высоких культурных форм над более низкими, к вытеснению первыми вторых» [9, 53]. Именно в этой логике (пожалуй, только оценочное «высоких» лучше заменить на вполне определенное «сильных») и возникает централизованная власть, сначала в форме вождества, а затем - государства.
Централизованную власть порождает война. Когда численность воюющих сторон начинает превышать некоторый уровень, важным фактором военного успеха становится организация боевых действий. Последняя возможна только на основе командования. Антропологами описано много случаев, когда равные в мирной жизни группы, подсистемы одного общества, иногда даже взаимно враждебные, объединялись в войне под командованием лидера одной из них, становившегося военным вождем. Однако по окончании военных действий все возвращалось на круги своя. Обратимся еще раз к М. Салинзу: «Определенные группы могут образовывать временные целевые союзы, например, для военных предприятий, но коллективный дух остается эпизодическим. Когда цель, вызвавшая его, оказывается достигнутой, союз прекращает свое существование, и племя возвращается к своему нормальному состоянию разобщенности» [9, 53]. То же пишет и Кревельд: «Когда боевые действия заканчивались, братства неизменно распускались, и вожди лишались своей власти. Например, так было в племенах чероки с их так называемыми красными вождями, так же было у пуэбло, дживаро, динка и масаи» [4, 19].
Логично думать, что в условиях длительной острой конкуренции политий за ресурсы - а такие условия раньше или позже обязательно возникают - боевые столкновения становятся постоянным фактором жизни обществ, и, соответственно, централизованная власть также устанавливается на постоянной основе. «Если военный лидер избирается на время войны... а военные действия никогда не прекращаются, то он начинает выглядеть абсолютно необходимым» [10], - пишет Х. Льюис. Этот тип социальной организации обретает устойчивость тогда, когда под него трансформируется идеология. Трансформация, утверждающая наиболее близкую родственную связь вождя со сверхъестественными силами, вполне органичная при успешном ходе войны в силу всеобщего характера религиозно-мифологических объяснений, и знаменует собой формирование вождества.
2.2 От вождества к государству
В развитых производящих акефальных1 обществах описана фигура так называемого бигмена - наиболее авторитетного и влиятельного человека, не обладающего, однако, в отличие от вождя, формальным и тем более властным статусом. Он лучше и больше всех работает, «его руки постоянно в земле, а со лба то и дело стекают капли пота» [11, 130], но по потреблению не отличается от других. Разница между производством и потреблением идет на подарки, создавая социальный капитал за счет демонстрируемой и почитаемой
1 Не имеющих институциональной централизованной власти.
щедрости и возникновения у одариваемых ответных обязательств («использует свое богатство, чтобы сделать других должниками») [11, 131]. Имущество само по себе здесь еще не имеет позитивного социального значения, почему и инвестируется в более надежный социальный капитал.
Отчасти похожее явление существует и в ранних вождествах. Оно называется редистрибуция - перераспределения. «Снизу к вождю, - как пишет Р Фирт, - ... течет поток подарков» [12, 119]. При этом «вождь также с легкостью раздавал добро в качестве подарков своим сторонникам. Так он добивался их преданности и отплачивал им за подарки и оказанные ему личные услуги... Он был своего рода каналом, по которому перетекали материальные ценности, а копил их он только для того, чтобы снова с легкостью сорить ими» [11, 134]. Однако «при развитых формах вождеской организации. подобное перераспределение не лишено материальной выгоды для вождя» [11, 134]. Вождь «не возвращает всего» [11, 134], может «себе позволить, что называется, без зазрения совести залезать в общественный карман и использовать произведенный народом продукт исключительно на собственные нужды» [12, 120].
В ходе эволюции вождества, таким образом, происходят два важнейших взаимосвязанных процесса. Во-первых, имущество обретает самостоятельное позитивное социальное значение, тем самым появляется смысл в его концентрации, возникает сам феномен имущественного накопления. Во-вторых, на этой основе появляется имущественное расслоение, которое в развитых сложных вождествах становится уже очень сильным. Концентрация значительного богатства в руках вождя, как будет видно далее, - одна из предпосылок формирования государства.2
Для понимания государствогенеза следует в принятом выше определении государства отделить друг от друга два момента. Во-первых, государство обладает силовым превосходством над иными субъектами, во-вторых, за счет этого оно властвует в обществе. Мне неизвестно, чтобы кто-либо ранее акцентировал это различие, причем «по умолчанию» понималось, что первое и второе существуют и исторически формировались в единстве. Между тем, если в каком-нибудь школьном классе есть мальчик Петя, который физически сильнее прочих, то не обязательно - хотя и не исключено, - что он в классе властвует Причины и механизмы формирования социальной подсистемы, обладающей силовым превосходством над другими, и присвоения ею общесоциальной власти - вопросы разные и должны быть рассмотрены самостоятельно. Начну с первого - логически и исторически.
В качестве правила, когда появляется новое более эффективное оружие, его не хватает на всех. Равномерное или случайное распределение такого оружия гораздо менее эффективно, чем его концентрация. Поэтому внутри вождеств, начиная с некоторого уровня, образовываются обособленные приоритетно вооруженные подразделения, способные нанести во время боя решающий удар в решающей точке в решающий момент. Их результативность зависит от боевой подготовки, поэтому входящие в их состав лица со временем ос-
2 Здесь, особенно для отечественного читателя, вскормленного и в значительной мере продолжающего вскармливаться марксизмом, стоит обратить внимание, что власть не производна, а первична по отношению к имущественному расслоению. Только при капитализме обогащение посредством использования властного статуса перестает быть нормой.
вобождаются от жизнеобеспечения через собственное материальное производство. Необходимые ресурсы они получают от вождя, который благодаря концентрации богатства уже имеет такую возможность. Историки часто называют такие подразделения дружинами.
Все прежние социальные подсистемы вождества строились на принципах родства и свойства. В формировании дружины эти принципы спустя некоторое время были преодолены, поскольку, во-первых, в нее должны входить наиболее сильные, смелые и подготовленные, во-вторых, по мере укрупнения дружины ближайших родственников вождя оказывалось недостаточно. Существенный момент состоит также в том, что дружина (не случайно в русском от корня «друг») предполагала высочайшую степень сплоченности и готовность дружинников к самопожертвованию друг за друга. Боевое «братство», формировавшееся перед лицом смерти, становилось вполне конкурентоспособным с братством кровным. Дружина - не просто еще один, а принципиально новый элемент в структуре вождества. Именно с ее возникновения начинается преодоление абсолютного доминирования родственной социальной структуры, которое привело к ее оттеснению с системообразующих позиций уже с формированием раннего государства.
Несмотря на инородность и в этом смысле противоположность дружины прежним принципам социальной организации, исходно она - цвет, гордость и слава вождества и ориентирована только на противостояние внешним врагам. Ее трансформация во внутрисоциаль-но властвующий институт также происходит через контекст внешних противоборств.
Акефальные общества, достигнув некоторой величины, распадались. Только с возникновением вождеств и интеграции, своего рода «сборки» простых вождеств в сложные появляются крупные общества. Так возникают значительные устойчивые различия в размерах и, соответственно, воинской силе обществ, создающие возможность подчинения одних другими. Однако это не так легко, как может показаться. Военной победы и несомненного силового превосходства недостаточно, поскольку люди, оказавшиеся в ситуации перманентной угрозы, просто уходят, бросая недвижимость.
Первым механизмом подчинения одним обществом другого становится заложничество. Однако уже не рассмотренное выше взаимное и добровольное. Теперь оно обеспечивается силовым захватом в качестве заложника сына или другого ближайшего родственника вождя более слабого вождества.1 Силовое присоединение таким путем одного за другим нескольких вождеств приводит к формированию империи, метрополией которой становится вождество с дружиной.2 По мере развития империй чисто силовое заложниче-ство трансформируется, дети периферических вождей становятся «воспитанниками» при дворе верховного вождя (фараона, императора и т.п.). Параллельно выковывается религиозный или квазирелигиозный культ этого верховного вождя. В то же время подлинного идеологического единства в империи не бывает. В отличие
1 Акефальное общество вообще не может быть подчинено. Внешняя власть может войти только в то общество, которому в принципе уже известны властные отношения. Нельзя водить комариную стаю, привязав за ниточку одного комара.
2 Обеспечение покорности присоединенных территорий остается типичным и для развитых государственных империй вплоть до новейшией истории. Например, Российская империя широко практи»»вала его в XIX в»ке »а Ал»»ке.
52
от простых вождеств, добровольно интегрировавшихся в сложные, периферические вождества империй хранят память о захвате, и ритуальные демонстративно-публичные восхваления центрального вождя соседствуют со сжатой пружиной сепаратизма,3 готовой развернуться при любой возможности.
Важнейшим фактором возникновения такой возможности становится ослабление центральной власти, которое может быть вызвано разными причинами, но раньше или позже возникает. В какой-то (каких-то) из провинций пружина сепаратизма развертывается в реальные политические действия, и иногда это ведет к распаду империи. Но если центральная власть сравнительно быстро восстанавливается, то в мятежную провинцию направляется дружина, учиняющая кровавую расправу.
Подавление дружиной провинциального мятежа -это уже не внешняя война, а карательная акция внутри собственной политии. Обагрив руки в крови «своих» (пусть не до конца, пусть «второсортных», но все же хотя бы относительно «своих»), дружина переходит Рубикон. Теперь, когда уже в самой метрополии, представляющей собой сложное вождество, намечаются процессы, направленные против вождя (а в вожде-ствах, как показывают история и социальная антропология, такие процессы происходят хотя и редко, но неизбежно), он использует для их подавления уже готовую к этому дружину. Тем самым дружина во главе с вождем превращается из чисто внешнего кулака также и во внутреннюю репрессивную структуру. Возникает институт общесоциальной власти, базирующийся на силовом превосходстве над всеми другими социальными субъектами - государство.
3 Социальный порядок при силовом государстве
Возникновение государства, вопреки по-прежнему распространенному в российской литературе мнению, не только не порождает права, а несет в себе огромный антиправовой потенциал. Если правовые нормы базируются на договоре равных, то государство за счет силового превосходства может действовать, ни с кем не договариваясь, в том числе в одностороннем порядке устанавливать нормы (не имеющие тем самым правового характера), обеспечивая их чисто силовым путем. Именно так действовали государства на протяжении тысячелетий, пока в некоторых обществах люди не научились ограничивать их посредством права.
Тип государства, использующего силу без правового опосредования, я называю силовым. Мне представляется, что существуют три основных механизма поддержания социального порядка в обществе с силовым государством.
Первый - политико-силовой. Он базируется на том, что субъекты, находящиеся в системе власти на более высоких позициях, имеют возможность силой навязывать и осуществлять свою волю в отношении нижестоящих.
Политико-силовой механизм, однако, регулирует только отношения между субъектами, находящимися на разных ступенях вертикали власти, или опосредованные вышестоящей властью. Однако значительный пласт социальных отношений между равными с точки зрения властного статуса субъектами не опосредуется государством и строится на той же, что и в догосудар-ственный период, то есть договорной, правовой основе. Кроме того, отчасти, а иногда и в очень значительной степени, договорно-правовой порядок регламентирует
3 Старшему поколению россиян то и другое памятно по СССР и его расп»»у.
и отношения между субъектами, различающимися по властному статусу.
Сохраняющееся право - это второй механизм поддержания социального порядка. Заметим, что и силовое государство часто играет значительную роль в поддержании правопорядка, в частности, через разрешение возникающих конфликтов официальными лицами, будь то специализированные судьи или иные должностные лица, осуществляющие судейские полномочия в числе прочих. Следует иметь в виду, что во многих обществах, особенно до Нового времени, государственных норм сравнительно немного, и они не являются основной, а тем более единственной базой для принятия судебных решений.
Политико-силовой и правовой механизмы поддержания социального порядка, однако, не равны. Первый является доминирующим, второй действует лишь постольку, поскольку не противоречит первому.
В рамках собственной логики политико-силового порядка вышестоящие имеют очень мало или вообще никаких ограничений по отношению к нижестоящим. Казалось бы, в этих условиях должен процветать, если воспользоваться бытовым, но по сути точным термином, беспредел, творимый вышестоящими в своих интересах. Действительно, иногда в истории мы такое обнаруживаем. Но это обычно исключительные, кризисные или предкризисные периоды. Ни беспредельная жадность, ни беспредельная жестокость по отношению к нижестоящим не являются типичными для обществ, где доминирует политико-силовой порядок. В связи с этим возникает вопрос о том, что же его ограничивает, если это не заведомо подчиненное ему право.
Таким ограничивающим фактором выступает третий важнейший механизм поддержания социального порядка - идеология, носящая, как правило, религиозный характер и предписывающая заботу о подданных, с одной стороны, и почитание власти, с другой. В рассматриваемых сейчас обществах идеология в той или иной форме работает на смягчение отношений вышестоящих и нижестоящих. Это может быть, в духе Конфуция, «отеческая забота», с одной стороны, и «сыновнее почтение», с другой (практически повсеместно), а может и дополняться христианским «возлюби ближнего своего» или еще какими-либо гуманизирующими эти отношения формулами.
Следует отметить, что отношения между идеологической и политико-силовой регуляцией нельзя однозначно субординировать. Аналогично выстраиванию государственности религиозная идеология обретает институциональную вертикальную организацию в виде церкви. Церковно-идеологическая и политико-силовая власти всегда конкурируют, и в разных обществах, в разные исторические периоды соотношение сил выглядит по-разному. Однако принципиально они поддерживают друг друга. Идеология обеспечивает легитимность политической власти, государственная сила помогает выкорчевывать инакомыслие.
4 Формирование предпосылок исторического преодоления силового государства. «Буржуазные» революции как преодоление политико-силового доминирования и конституирование экономико-правового порядка
Процессы, о которых далее пойдет речь, в отличие от предыдущих, в основном специфичны для европейского мира. В какой-то мере что-то похожее можно найти и в других регионах, но только здесь они получили свое логическое завершение, и лишь затем идущая из Европы волна, доходя до других территорий и культур,
в сложном и разном взаимодействии с собственными трендами стала в значительной мере задавать вектор их дальнейшего развития.
Совпавшие и переплетавшиеся варваризация и христианизация Европы сопровождались отказом от античного наследия с его культом разума. Знаменитое приписываемое Тертуллиану «Верую, ибо абсурдно» выражало этот дух времени. Однако через некоторое время в силу причин, обсуждение которых выходит за рамки данной статьи, наметилась противоположная тенденция. Рационализация культуры нарастает и становится главным содержанием эпохи.
Внутри христианской идеологии это наиболее ярко выражается в появлении доказательств бытия Бога. Созданные из самых благочестивых соображений как ответ на порожденные усилившимся и не знающим ничего святого разумом тайные сомнения, эти доказательства на самом деле нанесли абсолютному идеологическому доминированию христианства сильнейший удар. Бог в системе религиозной культуры - безосновная основа. И если он об-ОСНОВЫВАЕТСЯ логически, он уже не Бог. Благочестивые теологи, сами того не ведая, уже подсунули на его место разум. Бог, может, еще и не умер, но слишком ослаб, чтобы по-прежнему надежно легитимизировать власть.
Другое, не менее важное проявление рационализации имело место в эволюции систем производства и движения материальных благ, все более обретавших качество экономики. Этот момент требует пояснения в силу ряда распространенных, особенно в нашем неиз-житомарксистском обществознании, заблуждений.
По Марксу, как известно, «правовые отношения. коренятся ... в политической экономии», при этом «отношения собственности» есть лишь «юридическое выражение» тех отношений, обусловленных уровнем развития производительных сил, в которые люди необходимым образом вступают в процессе общественного производства - производственных отношений, совокупность которых «составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая. надстройка» [13].
В действительности отношения собственности возникают за десятки тысяч лет до всякого производства и являются одной из древнейших форм правоотношений. Отношения собственности есть отношения признания субъектами друг за другом права на нечто отчуждаемое . Один из наиболее важных аспектов древнейшего дарообмена между обществами или относительно автономными сегментами обществ охотников-собирателей заключается именно в демонстрации такого признания, в символическом отказе от намерения отнять что-либо силой, от «права на всё», влекущего, как показал Гоббс, «войну всех против всех». Отношения дарообмена создают так называемую «замиренную среду», «Дар — это примитивный путь достижения мира», - пишет Салинз [11, 157]. В отношениях собственности в полной мере проявляется сущность права как отказа от силовых взаимоотношений. Признание чужой собственности есть признание другого в качестве субъекта собственности и тем самым как субъекта вообще, как того, с которым можно иметь дело, не воевать, а договариваться, устанавливать и поддерживать какие-либо отношения.
Экономика есть не что иное, как процесс социального движения материальных благ на основе института собственности. В рамках обществ с силовым государством движение материальных благ детерминируется по преимуществу внеэкономически. Так обстояло дело и в раннем средневековье. Однако влияние экономи-
ческих факторов постепенно очень сильно возрастает, они фактически начинают доминировать, в значительной мере определяя динамику развития.
Последнее и означает, что система производства и движения материальных благ обретает качество экономики, предполагающее значительное усиление самого института собственности. А поскольку экономические отношения есть особая разновидность правоотношений, а правоотношения, как было показано ранее, есть чистая рациональность, то их усиление и есть вышеупомянутое проявление рационализации культуры.
Нарастание роли экономико-правовых отношений имеет помимо проявления рационализации культуры и иное (хотя и сопряженное с указанным) значение, причем чрезвычайно важное. Эти отношения все более выходят из подчиненного положения, становясь конкурентоспособными с политико-силовыми механизмами. Как показано Ч. Тилли, наиболее существенным непосредственным фактором их развития становится военная конкуренция, преимущество в которой получают общества, где концентрация принуждения сочетается с концентрацией капитала. Европейские короли для организации военных кампаний в полной мере используют денежные механизмы, для чего берут огромные кредиты под будущую военную добычу [14]. Высшие в Европе политические субъекты вовсю играют по экономико-правовым правилам, роль которых продолжает расти, что в конечном счете выливается в их прямое столкновение (так называемые буржуазные революции) с политико-силовыми порядками, в котором последние терпят историческое поражение, причем его важным фактором становится описанное выше ослабление религиозной легитимации власти.
Закрепившееся за революциями Нового времени обозначение «буржуазные» вполне правомерно, несет в себе значительное научное содержание, указывая руководящую силу этих революций. Однако оно не фиксирует их фундаментальную историческую сущность, которая состоит в том, что это революции экономические, то есть преодолевающие доминирование политико-силового и устанавливающие доминирование экономического (экономико-правового) механизма поддержания социального порядка.
5 Классическое буржуазное государство как государство полусиловое-полуправовое
Крушение традиционной религиозной легитимации власти являлось колоссальным историческим вызовом, ответ на который дал Гоббс, представивший в качестве светской альтернативы стройную разработанную концепцию общественного договора. Люди принимают власть и подчиняются ей не потому, что она от Бога, а потому, что они об этом договорились.
Договор - правоустанавливающий акт. Казалось бы, государства, выстраивающие себя в Новое время под знаменем общественного договора, должны быть правовыми. Однако таковыми они отнюдь не становятся.
Уже в обществах с бигменами, как мы видели, формируется механизм трансформации имущества субъекта в создание обязательств по отношению к нему со стороны других лиц, то есть механизм подчинения чужой воли при помощи имущества, конвертации имущества во власть над другими людьми, протоэкономи-ческого принуждения. Этот механизм не получает там значительного развития, поскольку еще не сформировался сам социальный феномен имущественного накопления, находящийся еще и в противоречии с существующей системой ценностей, возвышающей щедрость.
Как мы видели, имущественное накопление и, соответственно, расслоение возникает в вождестве. Идеологические трансформации выстраивают вертикаль властных статусов, устойчивость которых создает возможность накопления и сохранение накопленного. Хотя изначально оно также по преимуществу раздаривается, а некий нераздаренный остаток представляет собой нечто типа временной формы концентрации потенциального социального капитала, постепенно оно становится все более значимым. Чисто идеологическая власть, оставаясь безусловно доминирующей и систе-моообразующей, дополняется своего рода протоэконо-мическим принуждением.
Возникновение государственной, то есть силовой власти застает имущественное расслоение уже в готовом виде. Государство становится, с одной стороны, его дополнительной защитой, защитой класса имущих и самого их имущества, с другой стороны, механизмом его увеличения за счет уже чисто силового отъема материальных ценностей у населения. Богатство, сосредоточенное в руках государства, становится дополнительным рычагом власти, вспомогательным по отношению к идеологии и силе.
Становление и развитие экономики означает эмансипацию отношений собственности, их обособление от системы государственной власти и формирование альтернативного источника детерминации социальных процессов. Описанный выше процесс формирования предпосылок преодоления силового государства включает в себя образование мощного класса - вполне в марксистском понимании этого слова, - роль которого в общественных процессах, в том числе властная воля, осуществляемая через экономическое принуждение, начинает все более успешно конкурировать с властью государства. Буржуазные революции представляют собой перелом и историческую победу этого класса. Господствующей в обществе становится власть капитала и капиталистов.
Историческая победа власти капитала отнюдь не означает прекращения существования прежних властных механизмов, в том числе, разумеется, и государственно-силового. Но подобно тому, как в рамках силового государства богатство, которым оно располагает, является в его руках дополнительным инструментом, в данном случае вооруженная сила государства становится инструментом - и очень важным - властвования буржуазии в обществе.
Становление нового социального, в том числе политического, порядка коренным образом отличается от того процесса, который описан классиками концепции общественного договора, от Гоббса и далее. Субъекты, формирующие общество и государственную власть, и далее действующие в этом обществе, у Гоббса равны между собой. Люди, оказавшиеся в одном обществе после революции, не равны принципиально. Одни из них являются собственниками отчуждаемых ценностей, другие - нет (точнее, являются в пренебрежимо малом объеме). Структура распределения богатства в обществе такова, что доля первых очень невелика. При этом собственность дает им - помимо всякого государства -власть над теми, кто ей не располагает. Именно это обстоятельство и позволяет буржуа, пользуясь экономической властью, выстроить новое государство, сами правила его функционирования в собственных интересах.
Государство действительно формируется на основе договора. Однако фактически это договор отнюдь не всех людей, которые оказываются в соответствующем обществе, а лишь той незначительной части, которая
является собственниками, в первую очередь - собственниками средств производства. И одним из важнейших пунктов этого договора как раз и является сохранение ими своего эксклюзивного положения в качестве субъектов этого договора. Буржуазное государство является результатом общественного договора буржуазии и одновременно сговором против остального населения, прежде всего - против пролетариата. Поэтому вполне адекватным является утверждение «Манифеста коммунистической партии», что «.современная государственная власть — это только комитет, управляющий общими делами всего класса буржуазии» [15, 426], как и формула Энгельса о государстве как «машине для подавления угнетенного, эксплуатируемого класса», если трактовать ее не как всеобщую, а применительно к рассматриваемой эпохе. Так классическое буржуазное государство оказывается неким гибридом правового и внеправового начал, выступая как наполовину правовое, наполовину силовое. Его законодательство для буржуазии действительно выступает правом, поскольку право есть договор равных о взаимном поведении. Однако для остального населения оно оказывается системой внешних, чуждых, силовым образом навязываемых правил. Поэтому нельзя не согласиться и с риторическим обращением «Манифеста.» к буржуазии: «Ваше право есть лишь возведенная в закон воля вашего класса» [15, 443].
Классическая естественно-правовая триада включает в себя, как известно, наряду с жизнью и свободой собственность. Пролетарий не имеет собственности. И хотя Маркс говорит о пролетарии, что «как личность он постоянно должен сохранять отношение к своей рабочей силе как к своей собственности, как к своему товару» [16, 110], обозначение этого отношения через термин «собственность» является глубокой теоретической ошибкой. Она тем более удивительна, что Маркс сам отмечает неотчуждаемость рабочей силы от человека: «Рабочая сила существует только как способность живого индивидуума» [16, 113]. Это отношение - ПРИРОДНОЕ, тогда как отношение собственности - социальное. Индивид конституируется в качестве социального субъекта через систему социальных отношений, в рассматриваемую историческую эпоху - прежде всего, через отношение собственности. Поэтому, как верно заметил Г Спенсер, «.хотя рабочий и может по своему усмотрению заключать договор с кем угодно, но это, в сущности, сводится к его праву менять одно рабство на другое. Давление обстоятельств суровее давления, которое хозяин мог производить на своих крепостных» [60, 498].
В юриспруденции есть понятие кабальной сделки (кабального договора). Это «сделка, совершенная под влиянием обмана, насилия, угрозы, злонамеренного соглашения представителя одной стороны с другой стороной, а также сделка, которую лицо было вынуждено совершить вследствие стечения тяжелых обстоятельств на крайне невыгодных для себя условиях, чем другая сторона воспользовалась» [17, 179]. Такая сделка «может быть признана судом недействительной по иску потерпевшего» [17, 179]. Это не правовые, а квазиправовые отношения, что и лежит в основе возможности признания такой сделки недействительной. Понятие кабального договора вполне адекватно выражает характер отношений буржуа и пролетария в рассматриваемую эпоху. Тот, кто не являляется собственником, не признается, а значит и не является, полноценным социальным субъектом. Ему только предстоит стать таковым в результате последующей борьбы.
Хотя Гоббс и формулирует идею новой легитма-
ции власти как общественного договора, но поскольку действительного - общесоциального, подлинно общественного - договора нет, эта идея фактически не может стать легитимизирующей власть. Реально вместо религиозной теперь легитимизирующей власть идеей становится национальная. Именно в Новое время Европа окончательно оформляется как система политий, получивших обозначение национальных государств, в основе каждой из которых лежит своя националистическая идеология, в той или иной мере конфронтирующая -что немаловажно - с аналогичными идеологиями соседей. Население идентифицируется по национальному основанию, а институциональным выражением национального интереса оказывается центральная силовая власть. Самосакрализация нации образует некую квазирелигиозную идеологию, отчасти обеспечивающую некоторую легитимность. В то же время вопрос того, почему именно эти люди и силы осуществляют власть внутри той или иной страны, остается открытым и становится полем идеологической борьбы. Легитимность власти не может быть адекватно выражена в бинарной логике «да-нет». Она характеризуется различными уровнями. Уровень легитимности государственной власти периода классического капитализма весьма невысокий, ибо она не базируется на каком-либо стройном концептуальном основании.
Немаловажным обстоятельством, оказавшим серьезное воздействие на складывавшийся социально-политический облик Европы, стало радикальное снижение гуманизирующего влияния христианства на отношения между «верхами» и «низами». Не только церковь как институт отделяется от государства. Поскольку государственная власть более не «от Бога», то христианские ценности и нормы оказываются внешними по отношению к системе политического управления. Что касается отношений между буржуа и пролетариями, то здесь влияние христианства также стремится к нулю не только в силу общего ослабления на фоне иных форм общественного сознания, но и по причине того, что объективная логика капиталистического хозяйства детерминирует, в отличие от феодальной эпохи, жесткую минимизацию расходов, в том числе на заработную плату. Игнорирование этой логики угрожает разорением самому капиталисту. Следует отметить также, что капитализм полностью разрушает патриархальную психологию моральной ответственности феодала за своих крестьян. Наемные рабочие для капиталиста в качестве личностей, о которых следует хоть как-то заботиться, вообще не существуют. Государство же - еще раз здесь возвращаясь к нему - фактически целиком выражает волю буржуазии. Поэтому реальное положение пролетариев, как верно отметил Спенсер, порою хуже крепостного, сродни рабскому. Отношения двух системообразующих классов рассматриваемой эпохи оказываются жестко конфронтационными, враждебными, как и отношения между пролетариатом и буржуазным государством.
6 Логика перехода от буржуазного государства к правовому
Вполне очевидно, что понимание правового государства обусловлено тем или иным типом правопонимания.
Из логики юридического позитивизма в его наиболее распространенной легистской версии, трактующей право как систему создаваемых и принудительно обеспечиваемых государством норм, вытекает определение правового государства как государства, соблюдающего собственные законы. Однако такую позицию
сегодня озвучивают только чиновники разного ранга. В современных сколь-нибудь заметных учебных и научных легистских текстах ее уже не найти, поскольку их авторы все же имеют некоторые представление о Нюрнберге. Поэтому в рамках научного дискурса полемизировать с данной трактовкой правового государства теперь нет необходимости.
Достаточно часто в описании правового государства в качестве основного момента отмечается его нацеленность на соблюдение базовых прав и свобод человека, на их защиту от кого бы то ни было, включая саму государственную власть. Эта позиция соответствует классическому юснатурализму, логическая несостоятельность которого давно осознана в социальной мысли.
С точки зрения представленного выше процессу-алистского юснатурализма, аргументы против которого мне неизвестны, правовое государство следует определить как государство, реализующее законодательство, построенное на основе общественного договора, и именно такая его трактовка принята в этой статье. Отсюда вопрос о переходе от буржуазного полуправового-полусилового государства к правовому предстает как вопрос о переходе от договора буржуазии, являющегося одновременно сговором против пролетариата, к подлинному общественному договору, то есть договору общесоциальному
Поскольку задача данной статьи состоит в том, чтобы представить общую логику эволюции отношения права и государства, здесь нет возможности рассматривать переход к общественному договору в его конкретике, на которую в значительной мере наложила печать первая, а отчасти и вторая мировые войны. Тем не менее, сквозь влияние этих факторов, которые, в свою очередь, были отнюдь не случайными, можно увидеть реализацию «работы» исторической тенденции движения к подлинному общественному договору.
Право, как мы видели выше, есть договор равных. Буржуа и пролетарии не равны. Квазиправовой договор трудового найма и чисто силовым образом навязываемое буржуазией законодательство определяют характер социальных и социально-политических отношений. Действуя в рамках законодательного пространства, пролетариат не имеет возможности отстаивать свои интересы. Поэтому ситуация, закономерно усугубляемая безудержной, ничем не ограниченной эксплуатацией, «беспределом» со стороны буржуазии, совершенно необходимым образом побуждает пролетариат на борьбу выходящую за пределы законодательства. «Борьба за право» - если воспользоваться названием знаменитой книги Р. Иеринга - и составляет содержание этой эпохи. «Всякое право в мире - пишет этот выдающийся мыслитель - должно быть добыто борьбой» [18, 12]. Всякий опыт изменения законодательства вызывает «.основанное на стремлении к самосохранению сильное сопротивление со стороны угрожаемых интересов, а следовательно и борьбу, в которой, как и во всякой борьбе, берет перевес не убеждение, но отношение сил взаимно борющихся сторон» [18, 16]; «Новое право устанавливается только путем борьбы, которая часто продолжается целые столетия» [18, 16].
Борьба против буржуазного государства, авангардом которой оказывается пролетариат, проходит длительную эволюцию, начинаясь со стихийных бунтов и трансформируясь в идеологически оформленные течения, наиболее мощным из которых становится марксистский пролетарский социализм (коммунизм), идеология которого включает учение о пролетарской
революции, диктатуре пролетариата, преодолении частной собственности и снятии ее в собственности общественной и многое другое, в том числе интернационализм: «Рабочие не имеют отечества» [15, 444].
В ходе этой борьбы пролетариат постепенно «конституируется как класс для себя» [15, 183], организуясь в силу, способную противостоять буржуазии. «Коммунизм признается уже силой всеми европейскими силами» [16, 423], - пишут Маркс и Энгельс уже в 1848 году. Демонстрация им своей силы идет по нарастающей, все более заставляя буржуа считаться с ней, особенно в свете угрозы «бродящего по Европе» призрака коммунизма. Октябрьская революция 1917 года в России, несомненно, лежала в этом же русле противостояния пролетариата буржуазии.1 И хотя массовое стачечное движение и революционный подъем в Европе не привели к установлению пролетарских диктатур в других странах, силовое господство буржуазного государства в наиболее развитых странах пришло к концу. Завершился - в дополнение к давно достигнутой легализации забастовок, мощному легальному профсоюзному движению и т.п. - процесс отмены имущественных и иных цензов, начавшийся еще в XIX веке (а кое-где и раньше), блокировавший или ограничивавший доступ пролетариата к участию в общественном договоре. Исчезли также - обычно несколько позже - тендерные ограничения. В западном мире установилось реальное всеобщее равное избирательное право в качестве важнейший системы нормативных предпосылок формирования общесоциального общественного договора и, соответственно, правового государства.
Равенство перед законом - необходимое, но недостаточное условие правового государства. Как было сказано выше, богатство одних и нищета других дают первым власть над вторыми. Поэтому важнейшим фактором формирования правового государства на протяжении XX века, особенно во второй его половине, стал рост материального благосостояния широких масс населения, в том числе наемных работников. Немалое значение здесь имели и законодательные возможности представления и отстаивания своих интересов, но к этому дело не сводится. Огромную роль сыграл научно-технический прогресс.
Разумеется, поскольку и распределение благосостояния в обществе, и его нарастание с течением времени континуальны, здесь трудно провести некие границы в силу их определенной условности. И тем не менее, на принципиальном уровне это представляется возможным. Если достаточно широкий слой наемных работников, во-первых, по качеству жизни не отличается принципиально от значительной части тех, кто имеет свое «дело», во-вторых, за счет заработной платы может в разумные сроки (полагаю, этот принятый в юриспруденции термин здесь уместен) сформировать первоначальный капитал (в том числе с использованием разумного кредита), то это значит, что принципиальные социальные различия между собственниками и не собственниками средств производства исчезают, а вместе с ними и возможность первых тем или иным принудительным образом навязывать при помощи государственных механизмов свою волю вторым.
1 Вопрос о том, была ли она неизбежной, здесь не рассматривается. В любом случае она была НЕ СЛУЧАЙНОЙ в свете логики общеевропейского процесса. Ленинская трактовка России как «слабого звена» в цепи капиталистических государств, несомненно, не лишена оснований. Что касается ее трагических последствий для российской истории, это также совсем другая тема.
Сегодня правовое государство существует во многих странах. Разумеется, это не рай на земле. Более того, это совсем не конец истории. Выход на новый уровень развития означает возникновение новых проблем, описание которых не входит в задачу данной статьи.
7 Правовое государство и гражданское общество
На мой взгляд, актуализация тематики гражданского общества связана с пониманием в свете многих, в том числе трагических, событий истории XX века того, что номинальное, фиксируемое в законодательстве разделение властей вовсе не решает задачи недопущения превращения государства в супербандита, монопольного в пределах собственного общества.1 Логически это вполне объяснимо2: ветви государственной власти не могут ограничивать государство, ибо находятся внутри него. Кроме того, если нет внешних по отношению к государству ограничителей, то исполнительная власть легко и сравнительно быстро подчиняет себе законодательную и судебную. Возможностей для этого достаточно, и полагаю, что они известны каждому сколь-нибудь социально-политически грамотному человеку.
Внешним по отношению к государственной машине может выступать общество, поскольку оно живет независимой от государства жизнью. Только оно и может быть внешним ограничителем государства. Однако не всякое. Именно в этом контексте и актуализируется концепт гражданского общества. Исходя из этого оно может быть определено следующим образом: гражданское общество - это общество, а) где базовым социальным субъектом выступает индивид; б) институциональная организация которого позволяет ему контролировать государственную власть и при необходимости в известной мере противостоять ей.
Первое условие отграничивает от обществ, имеющих в качестве доминирующей клановую, племенную и т.п. структуру. Они просто находятся вне контекста рассматриваемой проблемы, находясь в рамках иного типа социальности, где данная проблема не актуальна. Второе условие связано с тем, что лишь институты, а не отдельные индивиды, способны контролировать государство, которое само является мощнейшим институтом, опирающимся, в отличие от других институтов, еще и на вооруженную силу.
Институты представляют собой устойчивые, воспроизводящие себя относительно автономные и обладающие внутренней логикой системы взаимодействия социальных субъектов. Устойчивость их непосредственно обеспечивается системой норм, которые сохраняются в потоке сменяющих друг друга во времени субъектов. При этом нормы представляют собой систему стандартов поведения в относительно устойчивой социальной среде, ориентирующегося на те или иные ценности. Таким образом, институты - это, прежде всего, в своем системообразующем ядре, ценности. Для науки - истина, для искусства - красота, для многих других институтов - некие сложные интегрированные ценностные комплексы.
Ценности играют системообразующую роль в фор-
1 Особенно это касается разделения именно и несомненно ГОСУДАРСТВЕННОЙ власти. В странах так называемого общего права или права судей есть определенная специфика, не случайно ни в одной из них не сформировался тоталитаризм. Однако здесь нет возможности углубляться в этот сюжет.
2 Правда, как это часто бывает, логическая некорректность обнаруживается под напором новой эмпирической усальности.
мировании человеческого поведения. Это означает, что всякое посягательство на них с чьей бы то ни было стороны вызывает отпор, а если это институциональные ценности - отпор институционально организованный, сила которого, пожалуй, и является наиболее наглядным выражением степени сформированности соответствующего института.
Институциональная организация гражданского общества - сложная, вариативная, меняющаяся система. Однако в ее основании в любом случае лежат некие фундаментальные ценности. Это, прежде всего, уважение, достоинство личности как свободного субъекта, как цели, а не как средства, то есть как того субъекта, который не может принимать извне навязываемые ему силовым образом правила поведения. Поэтому если эти ценности действительно укоренены в обществе, оно всегда находит оптимальные и эффективные формы противостояния тем силам, которые готовы нарушить лежащий в основе правового государства общественный договор, сконцентрировать неограниченную социальную власть в своих руках и в своих интересах.
Правовое государство, таким образом, фактически невозможно без гражданского общества, то есть без укоренения в обществе соответствующих ценностных начал. Поэтому правовое государство не может быть выстроено «сверху», даже при самой правильной политике. Ценности формируются, а не вводятся, не конструируются не даруются и укореняются только тогда, когда выстраданы в ходе борьбы. Лишь то, что выстрадано в ходе борьбы, и может мобилизовать людей на свою защиту.
Список литературы
1 Подробно см.: Шалютин Б. С. Правогенез как фактор становления общества и человека //Вопросы философии. -2011. - № 11. - С. 14-26; Он же. Становление права // Государство и право. - 2011. - № 5. - С. 5-16.
2 Леви-Строс К. Структурная антропология. - М.: ЭКСМО-Пресс, 2001. - С. 63.
3 Подробно см.: Шалютин Б. С. Тезисы о происхождении, сущности и усмирении Левиафана // Вестник Курганского университета. Серия «Гуманитарные науки». - Вып. 8. -Курган: Изд-во Курганского гос. ун-та, 2012.
4 Кревельд Мартин ван. Расцвет и упадок государства. - М., 2006. - С. 19.
5 Карнейро Р. Было ли вождество сгустком идей? // Раннее государство, его альтернативы и аналоги. -Волгоград, 2006. - С. 224.
6 Гринин Л. Е. Раннее государство и его аналоги // Раннее государство, его альтернативы и аналоги. -Волгоград, 2006.
7 Grinin L., Korotayev A. Chiefdoms and their Analogues: Alternatives of Social Evolution at the Societal Level of Medium Cultural Complexity // Social Evolution & History, Vol. 10, No. 1, pp. 276-335, 2011
8 Sahlins M. Tribal Culture and Its Transformations // Shared diversity: peoples and cultures in the global village. Texas A & M University. Dept. of Anthropology. 2002. P.56.
9 Цит. по: А.В. Коротаев, Н.Н. Крадин, В.А. Лынша. Альтернативы социальной эволюции (вводные замечания) // Альтернативные пути к цивилизации. - М., 2000. - С. 53.
10 Lewis Herbert S Warfare and the origin of the state // Claessen, Henri J. M. And Peterr Skalnik, The Study of the State, The Hague, Mouton publishers, 1981, P. 214.
11 Салинз М. Экономика каменного века. - М., 1999. -С. 130.
12 Цит. по: Крадин Н. Н. Политическая антропология. -М., 2004. - С. 119.
13 Маркс К. К критике политической экономии // К. Маркс, и Ф. Энгельс. Соч. -2-е. изд. - Т.13. - С.5.
14 Тилли Ч. Принуждение, капитал и европейские государства. 1990-1992 гг. /пер. с англ. Т. Б. Менскои. - М. : Издательский дом «Территория будущего», 2009. - С. 60.
15 Маркс К., Энгельс Ф. Манифест коммунистической партии Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - Т. 4. - С. 426.
16 Маркс, К. Капитал. - Т.1. Книга 1. - М.: Партиздат, 1932. - С. 110.
17 Гражданский кодекс РФ. Ч. 1. Ст. 179.
18 Иеринг Р. Борьба за право. - М., 1874. - С. 12.
УДК 101.9
Т.Н. Шихардина Курганский государственный университет
А. БОГДАНОВ: СВОБОДА ОШИБКИ ИЛИ РАБСТВО ПЕРЕД ИСТИНОЙ?
Аннотация. В статье рассмотрены основные вехи жизни и творчества А. Богданова, противоречия политической судьбы и теоретического наследия которого рассматриваются как противовес сползанию к догматизму и ортодоксии.
Ключевые слова: большевизм, революционный романтизм, утопизм, истина.
T.N. Shihardina Kurgan State University
A. BOGDANOV: FREEDOM OF ERRORS OR SLAVERY TO THE TRUTH?
Abstract. This article describes the major milestones of life and work of A. Bogdanov, the contradictions of political life and theoretical heritage of whom are seen as a counterbalance to descending toward dogmatism and orthodoxy.
Keywords: bolshevism, revolutionary romanticism, utopianism, the truth.
Вехи биографии А. Богданова (1873-1928) типичны для многих его единомышленников. Студент-медик, он увлекается идеями народовольцев, как следствие -первый арест, ссылка, эмиграция, знакомство в Женеве с Лениным и переход сначала на социал-демократические, а потом большевистские позиции. В 1905 году Богданов возвращается в Россию - и вновь арест, а затем жизнь в Европе до 1914 года. В Первую мировую войну он становится военным врачом. Член редакции нескольких партийных газет Богданов после октября 1917 года - один из создателей Пролеткульта. Постепенно он, по собственному признанию, сходит с политической сцены (с 1926 года Богданов занимается основанным им институтом переливания крови), но 58
политика его не отпустила. Начинается самый трагический период его жизни: в 1923 году еще один арест, и хотя через месяц Богданов был освобожден в связи с отсутствием состава преступления, развертывается кампания беспощадной его травли. Богданов писал: «Таково товарищеское уважение. Это пролетариат? Нет, это грубый солдат, который целуется с товарищем по казарме, пока вместе пьют денатурат, а чуть несогласие - матерщина и штык в живот» [1, 191]. После процесса над Бухариным Богданов надолго останется в статусе врага марксизма.
Интеллектуальное наследие А. Богданова весьма многогранно: он философ, социолог, экономист, естествоиспытатель, литератор - и одновременно противоречиво. В противоречиях этих, однако, прослеживается внутренняя логика, и, возможно, именно они стали противоядием от того догматизма и ортодоксии, которыми оказались заражены многие из его товарищей по политической и партийной борьбе.
Начинает Богданов очень ярко: его «Краткий курс экономической науки» (1897), многократно переиздавался, был переведен на ряд языков. Ленин в рецензии обратил внимание на «выдающиеся достоинства этого сочинения», главное из которых - «полная выдержанность направления от первой до последней страницы книги» [2, 35]. Но уже в «Материализме и эмпириокритицизме» философские позиции Богданова станут предметом жесткой критики. Канонизация книги началась с момента ее появления в 1909 году, но когда в 1920 году вышло ее второе издание, популярности Богданова-философа был положен конец [3, 17].
Тем не менее, научная деятельность Богданова продолжается, и в 1920 году он завершает почти десятилетнюю работу над теорией организационных систем - тектологией. Богданов продемонстрировал возможность применения законов системы к решению как злободневных экономических задач, так и естественнонаучных проблем. Время для системного подхода придет, к сожалению, слишком поздно для российской науки, но именно с «открытия» этих идей начнется возрождение интереса к творчеству и личности Богданова.
В личности Богданова удивительно органично сочетались революционный романтизм и утопизм, с одной стороны, и трезвый, аналитический ум, с другой. Он автор двух романов, один из них - утопия «Красная звезда». Богданов мечтал найти способ возвращения утрачиваемых с возрастом физических и интеллектуальных возможностей за счет переливания крови и умер после двенадцатого эксперимента на себе.
Одновременно Богданов обладал способностью к глубокому политическому анализу. Он автор термина «военный коммунизм», которым характеризовал особенности большевизма. В письме к Луначарскому он пишет, что партия, которая первоначально была рабочей, в силу объективных причин стала рабоче-солдатской, что привело к перерождению большевизма: «он усвоил всю ломку казармы, все ее методы, всю ее специфическую культуру и ее идеал» [1, 190]. Среди особенностей казарменной психологии - вера в силу приказа, его необсуж-даемость, априорная истинность. «Буржуазная демагогия - необходимое приспособление к задаче собирания масс, - констатирует Богданов, - .культурное принижение - необходимый результат этого общения с солдатчиной при культурной слабости пролетариата» [1, 191].
В свете этих оценок Богданова ретроспективно можно иначе взглянуть на посвященные ему главы в «Материализме и эмпириокритицизме». Дело не только в том, насколько обоснованы и справедливы обви-
