CC BY
16УДК 343.1
https://doi.org/10.53993/2078-3914/2023/4(57)/114-125
А. Б. Диваев
К ВОПРОСУ ОБ ЭФФЕКТИВНОСТИ ПРИМЕНЕНИЯ И ИСПОЛНЕНИЯ МЕР ПРЕСЕЧЕНИЯ В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ
Система мер пресечения в уголовном процессе нуждается в совершенствовании, что подразумевает выработку совершенно иного подхода как к ее построению, так и повышение эффективности средств применения и исполнения мер пресечения. Существующая в уголовно-процессуальном законе система принудительных средств, обозначенных как «меры пресечения», позволяет достаточно обоснованно предположить, что некоторая ее часть на самом деле является средствами обеспечения надлежащего поведения обвиняемого (подозреваемого), что сказывается на востребованности этих мер и практических сложностях при их исполнении. Объяснить это можно, в том числе, недостаточно четким пониманием цели, поставленной законодателем перед мерами пресечения. В представленной статье дается ее авторское видение, а также обосновывается вывод о необходимости учета этой цели при отнесении того или иного принудительного средства к числу мер пресечения и разработке механизма их исполнения.
Ключевые слова: цель; мера пресечения; средства обеспечения; применение мер пресечения; исполнение мер пресечения.
Для цитирования: Диваев А. Б. К вопросу об эффективности применения и исполнения мер пресечения в уголовном процессе // Вестник Кузбасского института. 2023. № 4 (57). С. 114-125. https://doi.org/10.53993/2078-3914/2023/4(57)/114-125.
A. B. Divaev
ON THE ISSUE OF THE EFFECTIVENESS OF THE APPLICATION AND EXECUTION OF PREVENTIVE MEASURES IN CRIMINAL
PROCEEDINGS
The system of preventive measures in criminal proceedings needs to be improved, which implies the development of a completely different approach, both to its construction and to increase the effectiveness of the means of applying and executing preventive measures. The system of coercive means existing in the Criminal Procedure Law, designated as «preventive measures», allows us to reasonably assume that some of its part is actually means of ensuring the proper behavior of the accused (suspect), which affects the demand for these measures and practical difficulties in their execution. This can be explained by an insufficiently clear understanding of the goals facing preventive measures, which is demonstrated by both the legislator and the scientific community. The article presents the author's vision of the goals of preventive measures, as well as substantiates the conclusion that it is necessary to take them into account when referring a particular coercive means to the number of preventive measures and developing a mechanism for their execution.
© Диваев А. Б., 2023 © Divaev A. B., 2023
Keywords: purpose; preventive measure; means of provision; application of preventive measures; execution of preventive measures.
For citation: Divaev A. B. On the issue of the effectiveness of the application and execution of preventive measures in criminal proceedings. Vestnik Kuzbasskogo instituta [Bulletin of the Kuzbass Institute], 2023, no. 4 (57), p. 114-125. https://doi.org/10.53993/2078-3914/2023/4(57)/114-125.
Актуальность теоретических и практических проблем уголовно-процессуального принуждения не требует особого обоснования. Сама по себе возможность применения чрезвычайно жестких мер, посягающих, в том числе, на естественные права и свободы лица, являющегося всего лишь участником уголовного судопроизводства, подчеркивает необходимость постоянного совершенствования как теоретической основы, так и механизма реализации принуждения в уголовном процессе. Количество исследований различного уровня, проведенных в этой сфере, в целом не дает повода усомниться в такой работе. Только за последние пять лет (с 2018 г.) таких исследований насчитывается более десятка, среди которых два — уровня диссертации доктора наук [1-10; 12-13 и др.]. Так что востребованность института принуждения в теории уголовного процесса была и остается на достаточно высоком уровне, чего нельзя сказать о законодательной деятельности в этой сфере, где царит если не «полный штиль», то уж точно — не «буря». По какой-то причине законодатель здесь проявляет необъяснимую ортодоксальность взглядов.
При этом количество изменений, внесенных им в положения Раздела IV Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации 2001 года (далее — УПК РФ), достаточно велико. Вот только в подавляющем большинстве это «косметические» новеллы — поправки, устраняющие внутренние противоречия с другими нормами УПК РФ, изменения закона, связанные с введением в действие норм иных разделов и глав УПК РФ,
приведение текста закона в соответствие с позицией Конституционного Суда РФ и т. п. По-настоящему содержательными были, пожалуй, лишь два закона о внесении изменений в положения данного Раздела УПК РФ, и оба были связаны с мерами пресечения.
Первый из них, принятый в 2011 г. (Федеральный закон от 07.12.2011 № 420-ФЗ), внял запросу правоприменителя и наконец-то кардинально изменил содержание ст. 107 УПК РФ, регламентирующей содержание и порядок применения меры пресечения в виде домашнего ареста, так как в том виде, в котором эта норма закона была принята изначально, она была нежизнеспособна.
Вторым новшеством в положениях УПК РФ, регламентирующих систему мер пресечения и порядок их применения, стали изменения, внесенные Федеральным законом от 18.04.2018 № 72-ФЗ, которым в перечень этих мер была включена новая мера — запрет определенных действий. И, по сути, это все.
Здесь можно возразить: вполне вероятно, что отсутствие фундаментальных изменений уголовно-процессуального законодательства в части применения принуждения в целом и мер пресечения в частности объясняется отсутствием необходимости в таких новеллах. Может быть, ничего особо менять не нужно, все «работает» и не требует существенного вмешательства? Более того, внешне все выглядит именно так. Суды, следователи и дознаватели по-прежнему активно применяют меры пресечения, органы и учреждения уголовно-исполнительной системы (далее — УИС) исполняют не-
которые из них, не выказывая особых нареканий ни к системе мер пресечения, ни к механизму из реализации, что создает впечатление внешнего благополучия. Однако при ближайшем рассмотрении все выглядит несколько иначе.
Анализ практики применения мер пресечения указывает на ряд системных проблем применения и исполнения мер пресечения, преодоление которых без содержательной модернизации уголовно-процессуального законодательства в данной сфере невозможно.
Первое. Во всем массиве случаев применения мер пресечения львиную их долю по-прежнему, как и раньше, составляют две «крайних» по степени строгости меры — подписка о невыезде и заключение под стражу. При этом, несмотря на, без преувеличения, титанические усилия законодателя по активизации применения альтернативных заключению под стражу мер, к которым в свое время были отнесены залог и домашний арест, а с недавних пор — и запрет определенных действий, количество случаев их применения крайне незначительно. Как показывают данные судебной статистики, за весь 2021 г. случаев обращения следователей и дознавателей в суд с ходатайствами о применении домашнего ареста было более чем в 12 раз меньшим по сравнению с количеством их обращений с вопросом о применении меры пресечения в виде заключения под стражу (7879 против 99928 ходатайств соответственно). О применении запрета определенных действий в 2021 г. следователи или дознаватели просили суд лишь 2918 раз, а о залоге — и вовсе в 41 (!) случае [10]. Не произошло существенных изменений этих показателей и 2022 г. Согласно данным того же Судебного департамента при Верховном Суде РФ, в этот год судами общей юрисдикции было рассмотрено 98558 ходатайств следователей и дознавателей о
применении меры пресечения в виде заключения под стражу, что совсем не намного меньше показателей 2021 г. При этом число случаев применения «альтернатив» этой мере пресечения также радикально не увеличилось: в 2022 г. зафиксировано 8563 случая применения домашнего ареста, 3464 — запрета определенных действий и 96 случаев залога [11].
Представленные данные, на наш взгляд, наглядно показывают, что запрет определенных действий, залог и домашний арест не стали достойной альтернативой заключению под стражу. Особенно это характеризует такую меру пресечения, как залог, количество случаев применения которой стремится к величине погрешности.
Второе. Хотя точное количество случаев применения каждой из мер пресечения, которые не требуют судебного решения, установить не представляется возможным, есть основания полагать, что подавляющее их большинство связано с применением подписки о невыезде и надлежащем поведении, тогда как такие меры пресечения, как личное поручительство и присмотр за несовершеннолетним, практически не применяются. Такое утверждение основано на данных проведенного нами анкетирования 56 следователей и дознавателей системы органов внутренних дел г. Новокузнецка. Перед респондентами было поставлено всего четыре вопроса: 1) какая мера пресечения применяется вами наиболее часто; 2) применяли ли вы какие-либо меры пресечения, не связанные с изоляцией подозреваемого (обвиняемого) от общества, исключая подписку о невыезде; 3) считаете ли вы систему мер пресечения достаточной; 4) если нет, то какие меры пресечения вы могли бы предложить законодателю?
Опрошенные указали следующее:
- подписка о невыезде и надлежащем поведении является для них основной мерой пресечения, применяемой «по умолчанию», т. е. в случаях, когда оснований для применения более строгой меры пресечения нет;
- мера пресечения в виде личного поручительства ими не применялась ни разу, что связано с ее недостаточным, по мнению респондентов, принудительным потенциалом, а, следовательно, и невозможностью пресечь возможное противоправное поведение подозреваемого (обвиняемого) с ее помощью;
- присмотр за несовершеннолетним подозреваемым (обвиняемым) им также не применяется. Хотя в отношении этой меры пресечения, в отличие от личного поручительства, следователи и дознаватели высказались более «благосклонно»: ее опрошенные не отвергали, указывая, что по возможности воспользовались бы ей. Препятствием для этого, в первую очередь, было названо отсутствие тех, кто реально мог бы обеспечить надлежащее поведение несовершеннолетнего.
Параллельно с анкетированием следователей и дознавателей органов внутренних дел было проведено интервьюирование прокурорских работников г. Новокузнецка, которые в какой-то степени подтвердили такое менее категоричное отношение следователей к присмотру за несовершеннолетним. В частности, в одном из интервью было указано, что следователями органов Следственного комитета РФ по г. Новокузнецку такая мера пресечения применялась в одном случае в 2022 г., и то, по сути, в порядке исключения. Речь в данном уголовном деле шла об обвинении несовершеннолетнего в сбыте наркотических веществ, с которым прокурором было заключено досудебное соглашение о сотрудничестве. Присмотр в данном случае был поручен родителям несовершеннолетнего.
Итак, и общероссийская статистика, и анализ правоприменительной практики конкретного региона показывают, что и суды, и органы предварительного расследования из восьми мер пресечения, предусмотренных законом, применяют в лучшем случае половину: подписку о невыезде, запрет определенных действий, домашний арест и заключение под стражу. Притом, что две из них — запрет определенных действий и домашний арест — крайне нерегулярно. Попытаемся разобраться, в чем причина этого, и почему целый ряд мер пресечения, которые, по мнению законодателя, должны были стать альтернативами подписке о невыезде и заключению под стражу, таковыми не стали, являясь, по сути, «мертвыми нормами», к которым правоприменитель обращается или в исключительных случаях, или, чего уж скрывать, по указанию вышестоящего руководства, «для статистики»?
Один из постулатов теории эффективности, являющейся частью теории управления, гласит, что эффективность того или иного средства определяется в первую очередь его способностью достигать целей операции. При этом эффективность, в зависимости от затраченных в ходе операции средств, может иметь большую или меньшую степень. Неспособность же того или иного средства реализовать цель операции однозначно указывает на его неэффективность.
Если экстраполировать эти положения на рассматриваемую проблему, можно сформулировать следующую закономерность: раз мера пресечения — это уголовно-процессуальное средство, обеспечивающее уголовное судопроизводство, что, думается, очевидно, так как нельзя в мере пресечения видеть самоцель, вполне очевиден и вывод о том, что мера пресечения должна быть адекватна той цели, на достижение которой она
направлена. Другими словами, если то или иное принудительное средство, отнесенное законом к числу мер пресечения, неспособно реализовать ту цель, которая стоит перед такими мерами, то объективно, по своей природе оно такой мерой не является. Формальное включение в их систему никаких дивидендов принести не может: эта мера так и останется невостребованной. Как представляется, именно это и произошло с некоторыми средствами уголовно-процессуального принуждения, ошибочно отнесенными законодателем к мерам пресечения.
Чтобы аргументировать свою позицию и в конечном итоге сформулировать наши предложения по модернизации законодательства, необходимо вкратце обозначить, в чем заключается цель применения мер пресечения.
Данный вопрос представляет собой часть проблемы более высокого порядка — определения цели применения уголовно-процессуального принуждения в целом, которая достойна самостоятельного исследования, а поэтому ограничимся здесь лишь констатацией. В нашем представлении цель уголовно-процессуального принуждения производ-на от общей цели уголовно-процессуального воздействия, которая заключается в формировании бесконфликтной социальной среды функционирования уголовно-процессуального права путем балансирования средств реализации интересов государства, общества и личности в сфере уголовно-процессуального воздействия.
Предложенная цель не может быть достигнута сама по себе. Средство ее достижения максимально конкретно — производство по уголовному делу, поэтому максимально конкретны и те задачи, которые государство возлагает на лица и органы, ведущие производство по делу: выявить, расследовать, рассмотреть
и разрешить уголовное дело в порядке, определенном законом, с тем, чтобы виновные в совершении преступлении были обоснованно привлечены к уголовной ответственности и понесли законное и справедливое наказание, а невиновные — освобождены от уголовной ответственности и наказания; обратить приговор к исполнению; рассмотреть и разрешить вопросы, связанные с исполнением приговора; обеспечить охрану прав, свобод и законных интересов личности, вовлеченной в процессуальную деятельность; реабилитировать каждого невиновного, а также иных лиц, имеющих право на реабилитацию.
При этом реализация этих задач, с одной стороны, сопряжена с противодействием со стороны неправомерно ведущих себя лиц, препятствующих производству по уголовному делу, а с другой — с необходимостью ограничения законных интересов граждан, вовлекаемых в процессуальную деятельность. В первом случае принуждение применяется с целью охраны уголовно-процессуального закона от посягательств. Во втором — с целью обеспечения государственных (общественных, публичных) интересов, конкурирующих с частным законным интересом личности, принимающей участие в уголовном процессе. А отсюда цель уголовно-процессуального принуждения как особого метода воздействия на поведение участников уголовно-процессуальных отношений может быть сформулирована двояко: и 1) как охрана уголовно-процессуального права от противоправных посягательств участников уголовного судопроизводства, и 2) как обеспечение публичных интересов в ходе осуществления уголовно-процессуальной деятельности. В зависимости от своей природы то или иное принудительное уголовно-процессуальное средство может быть направлено на обеспечение первого
или второго элемента этой двуединой цели.
С этой точки зрения меры пресечения, как, безусловно, охранительные средства, предназначены для реализации охранительного потенциала цели уголовно-процессуального принуждения, а, следовательно, их целью можно назвать охрану уголовно-процессуального права и пресечение предполагаемых или реальных посягательств на него со стороны обвиняемого или подозреваемого.
Определив цель мер пресечения, проанализируем, насколько адекватны ей «проблемные» меры пресечения или, другими словами, способны ли они реализовать ее.
Одной из существенных черт мер пресечения, как и любой другой принудительной меры, является их правоогра-ничительный характер. Именно на этом построен механизм их воздействия на поведение обвиняемого или подозреваемого. Суд, следователь, дознаватель, дабы предотвратить его возможное сокрытие, продолжение им преступной деятельности, воспрепятствование с его стороны производству по делу, а равно уклонение от исполнения наказания, посредством мер пресечения ограничивают в первую очередь его свободу передвижения и свободу выбора форм деятельности. Подчеркнем, именно его свободу. Если пра-воограничительная мера не имеет привязки к правам и свободам конкретного индивида, она не является средством реализации охранительного потенциала права, а поэтому и мерой пресечения по своей природе не является.
Рассмотрим с этих позиций такие «меры пресечения», как личное поручительство, присмотр за несовершеннолетним и наблюдение командования воинской части. Их системный анализ выявляет тот факт, что все указанные меры — суть разновидности поручительства. Раз-
личаются они лишь его правовым основанием: в основе личного поручительства лежит добровольное волеизъявление поручителя, а присмотр за несовершеннолетним и наблюдение командования воинской части носят обязательный характер, так как здесь поручительство за надлежащее поведение несовершеннолетнего или военнослужащего возлагается на лиц, которые и так, в силу закона, обязаны обеспечивать его. Однако какова правоограничительная сущность поручительства? Чьи права ограничивает эта мера? Очевидно, что ничьи. Поручительство лишь наделяет добровольного или обязательного поручителя дополнительными обязанностями, но никак не связано с правами обвиняемого или подозреваемого. Обязанности являться по вызовам суда, следователя или дознавателя, воздержаться от каких бы то ни было действий, препятствующих производству по уголовному делу, а равно не продолжать преступную деятельность, включены УПК РФ в общий процессуальный статус обвиняемого или подозреваемого и никакого отношения к содержанию мер пресечения не имеют. Отсюда вывод: личное поручительство, присмотр за несовершеннолетним и наблюдение командования воинской части — это меры, не имеющие правоограничительного характера, а, следовательно, это не меры пресечения, и их нахождение в главе УПК РФ, регламентирующей применение мер пресечения, излишне.
Интересные выводы можно сделать из анализа правоограничительного потенциала залога, который, как известно, законом также отнесен к мерам пресечения.
Несмотря на внешние отличия залога от любого из выше указанных видов поручительства, механизм его воздействия на поведение подозреваемого или обвиняемого тождественен им, что объясняет-
ся идентичной природой залога и поручительства: залог, как и поручительство, никого ни в чем не ограничивает. Несмотря на избрание залога, подозреваемый или обвиняемый абсолютно свободен в передвижении и выборе форм деятельности, и с этой точки зрения его положение выгодно отличается от положения того же подозреваемого или обвиняемого, в отношении которого применена мера пресечения в виде подписки о невыезде. Залог не ограничивает прав, он, как и поручительство, обеспечивает надлежащее поведение подозреваемого или обвиняемого.
С этой точки зрения личное поручительство, присмотр за несовершеннолетним, наблюдение командования воинской части, а также залог уместно относить не к мерам пресечения, а рассматривать как средства обеспечения надлежащего поведения подозреваемого или обвиняемого. Именно в таком качестве они приобретают смысл, играя роль дополнительного критерия при решении вопроса о применении меры пресечения, не связанной с изоляцией от общества, и одновременно получая шанс быть реализованными на постоянной основе, а не от случая к случаю. Насколько более обдуманным и взвешенным было бы решение следователя или дознавателя о применении подписки о невыезде, если бы оно основывалось не просто на «честном слове» подозреваемого или обвиняемого, а подкреплялась дополнительным обеспечением в виде, например, поручительства заслуживающего доверия лица, законного представителя обвиняемого (подозреваемого) и тем более залога.
При этом в контексте высказанных соображений нельзя не высказать критических замечаний в отношении наличествующего в настоящее время судебного порядка применения залога по уголовному делу.
Предполагается, что судебный порядок применения тех или иных мер уголовно-процессуального принуждения призван служить дополнительной гарантией, в первую очередь, конституционных прав и свобод человека и гражданина. Однако какие конституционные права и свободы ограничивает залог? Очевидно, что, не являясь правоограничитель-ной мерой, он никаких прав и свобод ограничивать не может. Обвиняемый (подозреваемый), находящийся под залогом, абсолютно свободен, в том числе и в выборе форм деятельности.
Еще более спорным выглядит судебный порядок применения залога с учетом того, что он применяется исключительно по ходатайству или с согласия вносителя залога. Залог именно вносится, а не изымается, и это ставит под сомнение целесообразность судебной процедуры применения этой меры.
Использование личного поручительства, присмотра за несовершеннолетним, наблюдения командования воинской части, залога в качестве средств обеспечения меры пресечения в виде подписки о невыезде, как представляется, может благоприятно повлиять сразу на два взаимосвязанных аспекта сферы уголовно-процессуального принуждения. Здесь должен сработать эффект «сообщающихся сосудов», когда, разрешая дилемму, ходатайствовать перед судом о применении меры пресечения, связанной с изоляцией от общества, или нет, следователь (дознаватель), располагающий дополнительными средствами обеспечения меры пресечения в виде подписки о невыезде, в большей степени будет склонен избрать подписку о невыезде, а не, допустим, заключение под стражу. Тем самым за счет применения средств обеспечения будет увеличено количество случаев избрания подписки о невыезде, а, следовательно, уменьшено число заключенных под
стражу или лиц, находящихся под домашним арестом.
Ведя речь о совершенствовании механизма реализации уголовно-процессуального принуждения, нельзя не сказать еще об одной стороне рассматриваемой проблематики, а именно — об исполнении мер пресечения.
Как известно, правоограничительный характер этих мер одновременно подразумевает и их строгую процедурность, что является самой существенной гарантией от незаконного и необоснованного правоограничения. Строгая, установленная законом процедура характеризует как применение, так и исполнение мер пресечения. Если под этим углом взглянуть на рассмотренные выше «проблемные» меры — средства обеспечения, несложно установить, что никакой процедуры исполнения этих мер нет. А, следовательно, личное поручительство, присмотр за несовершеннолетним, наблюдение командования воинской части и залог не только не обладают таким свойством мер пресечения, как их обязательный право-ограничительный характер, но и не отвечают требованию процедурности исполнения, что, опять же, ставит под сомнение их «официальную» природу.
Одним из самых сильных контраргументов против данного тезиса может служить утверждение о том, что и подписка о невыезде также не имеет какой-либо процедуры исполнения, с чем вряд ли можно спорить. Действительно, какой-либо процедуры исполнения этой меры пресечения нет, что мы рассматриваем как существенный недостаток нашего законодательства. Подписка о невыезде с этой точки зрения выглядит весьма странно, так как ее исполнение основано, по сути, на неконтролируемом самоограничении подозреваемым или обвиняемым собственной свободы передвижения и
выбора форм деятельности, что нельзя признать достаточным.
Как известно, процедура избрания мер пресечения имеет исключительно уголовно-процессуальную природу. В отличие от нее, порядок исполнения этих мер носит межотраслевой характер. Помимо уголовно-процессуального закона, он регламентирован также массивом норм уголовно-исполнительного права, сосредоточенных в многочисленных нормативно-правовых актах законодательного и подзаконного уровня. В качестве примеров таковых можно назвать Федеральный закон от 15.07.1995 № 103-ФЗ «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений», приказ Минюста России № 189, МВД России № 603, СК России № 87, ФСБ России № 371 от 31.08.2020 «Об утверждении Порядка осуществления контроля за нахождением подозреваемых или обвиняемых в месте исполнения меры пресечения в виде домашнего ареста и за соблюдением возложенных судом запретов подозреваемыми или обвиняемыми, в отношении которых в качестве меры пресечения избран запрет определенных действий, домашний арест или залог», приказ Минюста России от 04.07.2022 № 110 «Об утверждении Правил внутреннего распорядка следственных изоляторов уголовно-исполнительной системы, Правил внутреннего распорядка исправительных учреждений и Правил внутреннего распорядка исправительных центров уголовно-исполнительной системы» и др.
Соответственно этому, предлагая механизм исполнения меры пресечения в виде подписки о невыезде, необходимо ориентироваться на то, что контроль за ее исполнением также должен быть возложен на органы ФСИН России, а именно — уголовно-исполнительные инспекции, которые на основании документов,
предоставленных следователями и дознавателями, могли бы осуществлять учет и контроль исполнения обвиняемыми (подозреваемыми) условий подписки о невыезде посредством регулярной (допустим, не реже трех раз в неделю) его явки в орган уголовно-исполнительной инспекции. Более детальный порядок этого контроля мог бы быть регламентирован специальной инструкцией, аналогичной по назначению той, которая регламентирует порядок контроля за исполнением запретов, связанных с применением мер пресечения в виде запрета определенных действий, домашнего ареста и залога.
Еще одной «точкой роста» для повышения эффективности системы мер пресечения является сфера применения запретов, сопутствующих мерам пресечения. Согласно ч. 1.1 ст. 97 УПК РФ при избрании меры пресечения в виде залога суд вправе возложить на подозреваемого или обвиняемого обязанность по соблюдению одного или нескольких запретов, предусмотренных ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, а при избрании меры пресечения в виде домашнего ареста одного или нескольких запретов, предусмотренных п. 3-5 ч. 6 ст.
105.1 УПК РФ. Другими словами, законодатель впервые в истории нашего уголовного процесса разрешил использовать одновременно две меры пресечения, комбинируя запреты в зависимости от особенностей конкретного уголовного дела и личности обвиняемого (подозреваемого). И само по себе это обстоятельство, по нашему мнению, носит исключительно позитивный характер.
В то же время было бы правильным пойти еще дальше, и следующим шагом упразднить меру пресечения в виде запрета определенных действий, предоставив возможность следователю, дознавателю или суду использовать запреты, предусмотренные в настоящее время п. 2-6 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ одновремен-
но с применением не только меры пресечения в виде домашнего ареста (в части запретов, предусмотренных п. 3-5 ч. 6 ст. 105 УПК РФ), но и меры пресечения в виде подписки о невыезде.
Что касается запрета выходить в определенные периоды времени за пределы жилого помещения, в котором он проживает в качестве собственника, нанимателя либо на иных законных основаниях, он должен вновь стать неотъемлемой частью содержания меры пресечения в виде домашнего ареста, сопряженной с частичной изоляцией подозреваемого или обвиняемого от общества.
Подведем итог и сформулируем основные выводы, которые, будучи отражены в положениях уголовно-процессуального закона, могли бы, по нашему мнению, значительно повысить эффективность мер пресечения.
Первое. Из всех имеющихся мер пресечения мерами, действительно отражающими природу этих средств принуждения, являются четыре меры: подписка о невыезде, запрет определенных действий, домашний арест и заключение под стражу. При этом учитывая, что в своей основе мера пресечения в виде запрета определенных действий повторяет домашний арест, целесообразно упразднить меру пресечения в виде запрета определенных действий, оставив только три меры пресечения — подписку о невыезде и надлежащем поведении, домашний арест и заключение под стражу.
Второе. Личное поручительство, присмотр за несовершеннолетним, наблюдение командования воинской части и залог следует исключить из перечня мер пресечения, сформировав из них группу средств обеспечения надлежащего поведения обвиняемого (подозреваемого), которые могут применяться следователем, дознавателем и судом к нему одновременно с избранием меры пресе-
чения в виде подписки о невыезде, в зависимости от избрания этой меры пресечения в конкретных обстоятельствах.
Третье. Подписка о невыезде и надлежащем поведении должна подразумевать возможность применения в отношении подозреваемого или обвиняемого дополнительных запретов, причем не только на основании решения суда, но и по решению следователя или дознавателя.
И, наконец, четвертое. Применение меры пресечения в виде подписки о невыезде должно подразумевать нормативно регламентированную процедуру контроля за исполнением этой меры пресе-
Литература
1. Андроник, Н. А. Меры пресечения, избираемые по ходатайству органов предварительного следствия: проблемы правоприменения и законодательного урегулирования. — Екатеринбург, 2022.
2. Ахминова, Ю. Ю. Домашний арест как мера пресечения: проблемы избрания и реализации на стадии предварительного расследования : дис. ... канд. юрид. наук. — Санкт-Петербург, 2018.
3. Вастьянова, О. Д. Запрет определенных действий как мера пресечения в уголовном процессе : дис. . канд. юрид. наук. — Иркутск, 2022.
4. Вершинина, С. И. Государственное принуждение в уголовном судопроизводстве: нормативно-правовая природа и механизм функционирования : дис. ... д-ра юрид. наук. — Самара, 2018.
5. Гараева, Т. Б. Основания применения иных мер уголовно-процессуального принуждения : дис. . канд. юрид. наук. — Омск, 2022.
6. Ерофеева, В. А. Присмотр за несовершеннолетним подозреваемым, обвиняемым в уголовном судопроизводстве : дис. ... канд. юрид. наук. — Москва, 2018.
7. Замуруева, Е. Ю. Общие условия применения мер пресечения в российском уголовном судопроизводстве : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. — Москва, 2023.
8. Иванова, О. Г. Уголовно-процессуальное производство по избранию судом меры пресечения: уголовно-процессуальная форма и особенности доказывания : дис. . канд. юрид. наук. — Томск, 2019.
9. Лятифов, Р. Г. Избрание мер пресечения для обеспечения выдачи лица, запрашиваемого иностранным государством в целях уголовного преследования или исполнения приговора. — Москва, 2019.
10. Отчет о работе судов общей юрисдикции по рассмотрению уголовных дел по первой инстанции в 2021 году // Судебный департамент при Верховном Суде РФ : сайт. — URL: http://cdep.ru/index.php?id=79&item=6120 (дата обращения: 04.11.2023).
11. Отчет о работе судов общей юрисдикции по рассмотрению уголовных дел по первой инстанции в 2022 году // Судебный департамент при Верховном Суде РФ :
чения и всех запретов, примененных одновременной с ней.
Реализация такого подхода, как представляется, способна сдвинуть правоприменительную практику с многолетней мертвой точки, предоставив следователю, дознавателю и суду в распоряжение своеобразный «конструктор», деталями которого являются меры пресечения, запреты и средства обеспечения их исполнения. С его помощью будет возможно действительно индивидуализировать акт применения меры пресечения в отношении конкретного лица по конкретному уголовному делу.
сайт. — URL: http://cdep.ru/index.php?id=79&item=6120 (дата обращения: 04.11.2023).
12. Рудич, В. В. Механизм применения мер пресечения в уголовном судопроизводстве : дис. ... д-ра юрид. наук. — Екатеринбург, 2020.
13. Симагина, Н. А. Меры пресечения и обстоятельства, учитываемые при их избрании (теория и современная практика) : дис. ... канд. юрид. наук. — Москва, 2019.
14. Сухова, И. И. Нравственные начала решения о необходимости избрания меры пресечения, допускаемой только по судебному решению : дис. . канд. юрид. наук. — Москва, 2021.
15. Царева, Ю. В. Залог как мера пресечения в уголовном процессе России: доктрина, юридическая техника, правоприменительная практика : дис. . канд. юрид. наук. — Нижний Новгород, 2018.
References
1. Andronik N. A. Mery presecheniya, izbiraemye po hodatajstvu organov predvaritel'nogo sledstviya: problemy pravoprimeneniya i zakonodatel'nogo uregulirovaniya [Preventive measures elected at the request of the preliminary investigation bodies: problems of law enforcement and legislative settlement]. Yekaterinburg, 2022.
2. Akhminova Yu. Yu. Domashnij arest kak mera presecheniya: problemy izbraniya i real-izacii na stadii predvaritel'nogo rassledovaniya [House arrest as a preventive measure: problems of election and implementation at the stage of preliminary investigation]. Candidate of law thesis. St. Petersburg, 2018.
3. Vastyanova O. D. Zapret opredelennyh dejstvij kak mera presecheniya v ugolovnom processe [Prohibition of certain actions as a preventive measure in criminal proceedings]. Candidate of law thesis. Irkutsk, 2022.
4. Vershinina S. I. Gosudarstvennoe prinuzhdenie v ugolovnom sudoproizvodstve: norma-tivno-pravovaya priroda i mekhanizm funkcionirovaniya [State coercion in criminal proceedings: regulatory nature and mechanism of functioning]. Dr. of law thesis. Samara, 2018.
5. Garaeva T. B. Osnovaniya primeneniya inyh mer ugolovno-processual'nogo prinu-zhdeniya [Grounds for applying other measures of criminal procedure coercion]. Candidate of law thesis. Omsk, 2022.
6. Erofeeva V. A. Prismotr za nesovershennoletnim podozrevaemym, obvinyaemym v ugolovnom sudoproizvodstve [Supervision of a minor suspect accused of criminal proceedings]. Candidate of law thesis. Moscow, 2018.
7. Zamurueva E. Yu. Obshchie usloviya primeneniya mer presecheniya v rossijskom ugolovnom sudoproizvodstve [General conditions for the application of preventive measures in Russian criminal proceedings]. Abstract of candidate of law thesis. Moscow, 2023.
8. Ivanova O. G. Ugolovno-processual'noe proizvodstvo po izbraniyu sudom mery presecheniya: ugolovno-processual'naya forma i osobennosti dokazyvaniya [Criminal procedure proceedings on the election of a preventive measure by the court: criminal procedure form and peculiarities of evidence]. Candidate of law thesis. Tomsk, 2019.
9. Lyatifov R. G. Izbranie mer presecheniya dlya obespecheniya vydachi lica, zaprashivaemogo inostrannym gosudarstvom v celyah ugolovnogo presledovaniya ili ispolneniya prigovora [Election of preventive measures to ensure the extradition of a per-
son requested by a foreign state for the purpose of criminal prosecution or execution of a sentence]. Moscow, 2019.
10. Otchet o rabote sudov obshchej yurisdikcii po rassmotreniyu ugolovnyh del po pervoj instancii v 2021 godu [Report on the work of courts of general jurisdiction to consider criminal cases at first instance in 2021]. Judicial Department at the Supreme Court of the Russian Federation: website. URL: http://cdep.ru/index.php?id=79&item=6120 (accessed 11/4/2023).
11. Otchet o rabote sudov obshchej yurisdikcii po rassmotreniyu ugolovnyh del po pervoj instancii v 2022 godu [Report on the work of courts of general jurisdiction to consider criminal cases at first instance in 2022]. Judicial Department at the Supreme Court of the Russian Federation: website. URL: http://cdep.ru/index.php?id=79&item=6120 (accessed 11/4/2023).
12. Rudich V. V. Mekhanizm primeneniya mer presecheniya v ugolovnom sudoproizvodstve [Mechanism of application of preventive measures in criminal proceedings]. Dr. of law thesis. Yekaterinburg, 2020.
13. Simagina N. A. Mery presecheniya i obstoyatel'stva, uchityvaemye pri ih izbranii (teori-ya i sovremennaya praktika) [Preventive measures and circumstances taken into account in their election (theory and modern practice). Candidate of law thesis. Moscow, 2019.
14. Sukhova I. I. Nravstvennye nachala resheniya o neobhodimosti izbraniya mery presecheniya, dopuskaemoj tol'ko po sudebnomu resheniyu [Moral began decisions on the need to choose a preventive measure, allowed only by a court decision]. Candidate of law thesis. Moscow, 2021.
15. Tsareva Yu. V. Zalog kak mera presecheniya v ugolovnom processe Rossii: doktrina, yuridicheskaya tekhnika, pravoprimenitel'naya praktika [Bail as a preventive measure in the criminal process of Russia: doctrine, legal technology, law enforcement practice]. Candidate of law thesis. Nizhny Novgorod, 2018.
Сведения об авторе
Александр Борисович Диваев: ФКОУ ВО Кузбасский институт ФСИН России (г. Новокузнецк, Российская Федерация), декан юридического факультета, кандидат юридических наук, доцент. E-mail: divalex09@mail.ru
Information about the author
Alexander B. Divaev: Kuzbass Institute of the FPS of Russia (Novokuznetsk, Russia), dean of the Law Faculty, candidate of law, associate professor. E-mail: divalex09@mail.ru
