CC BY
147
ИСТОРИЯ. АРХЕОЛОГИЯ. ЭТНОГРАФИЯ
£'Ч£у> ¿''-5 ¿ТЧ^'ГЧ ¿уЧ ¿?Ч ¿'Ч $4 А*Ч£уЧ ¿;Ч^УЧЙЧ £уЧ £'Ч £уЧ £'Ч ¿уЧ^'Ч
Н.Л. Мажитов
К ВОПРОСУ О ПРОИСХОЖДЕНИИ БАШКИРСКОГО НАРОДА
Выдающийся ученый-востоковед А.-3. Вали-ди изучением ранних этапов истории башкирского народа специально не занимался, но по данному вопросу оставил ряд значительных высказываний. В плане постановки вопроса в настоящей статье вызывает интерес его предположение о том, что появление и распространение на Южном Урале понятий «башкорт», «башкорттар» («башкиры»), «башкорт иле» («страна башкир») могли являться следствием прихода сюда из южных районов Средней Азии группы племен с самоназванием башкорт («башкорт»). В качестве доказательства проживания племен башкорт в данном регионе Средней Азии он признает сохранившиеся здесь топонимические названия «башкорт» и «Башкорт таузары» («Башкирские горы») [I, с. 17—20]. Одновременно со своей стороны к приведенным двум топонимическим фактам мы еще можем прибавить названия города и области Вашгирд на юге Таджикистана [2, с. 216, 226, 307], области «Башкердь» на юго-востоке Ирана (побережье Персидского залива), название которой относится к этой же родственной группе слов [3]. К сожалению, этот факт до сих пор оставался без внимания башкирских ученых. Происхождение географического названия «Баш-кердь» могло иметь прямую связь с историей оставшейся на юге Средней Азии или на севере Ирана группы башкирских племен, оказавшихся (по неизвестным пока причинам) далеко от исторической родины. По имеющейся предварительной информации, население этой области называет себя «башкорттар» (башкиры) и разговаривает на языке, близком башкирскому [4].
Приведенное мнение А.-3. Валиди мы, башкирские историки, находим многозначимым и работающим. Например, академик АН РБ
Р.Г. Кузеев полностью с ним согласился относительно прихода на Южный Урал из районов юга Средней Азии собственно башкирских племен и отнес это событие к УН—1Х вв. н.э. [5, с. 129, 131, 133 и др.]. Данное мнение не вызывает никаких возражений, но для окончательного его принятия нами до сих пор не хватало убедительных археологических свидетельств, поэтому и не было с нашей стороны публичных признаний. Теперь наша историческая наука, кажется, получила убедительные материалы, подтверждающие правдивость предположения А.-3. Валиди о приходе в 1У—УН вв. на Южный Урал группы населения из районов юга Средней Азии; ими могли быть племена башкорт. Под этим новым источником сейчас подразумевается открытие в центре Уфы большого средневекового города Баш-корт (Башкорт).
О городе Башкорт в числе крупных золото-ордынских городов упоминает известный автор Х1У — начала ХУ вв. Ибн-Халдун [6, с. 169], а западно-европейские картографы Х1У—ХУ1 вв. в своих трудах локализуют его в устье р. Уфа, т.е. на территории современного города Уфа [5, с. 129, 131, 133 и др.].
О существовании средневекового города на территории г. Уфа сохранились убедительные сведения в русских источниках ХУ1—ХУ111 вв. Они были доступны выдающемуся русскому историку ХУ111 вв. П.И. Рычкову, который на их основе пришел к заключению, что на территории г. Уфа, по высокому берегу р. Белая, «простирался... великий город... верст на десять» [7]. Ему же принадлежит утверждение о том, что в этом городе находилась резиденция башкирского хана Турахана [8, с. 92; 9, с. 69], погибшего в военном конфликте с ногайскими мурзами в са-
Мажитов Нияз Абдулхакович, доктор исторических наук, профессор, академик АН РБ, академик-секретарь Отделения социальных и гуманитарных наук АН РБ
мом начале XVI в. [10, с. 8—10 и др.]. Известный московский профессор В.В. Трепавлов документально установил, что после гибели Турахана Уфа становится столицей ногайских наместников, осуществлявших политическую власть над Башкортостаном до 1557 г., когда он вошел в состав Русского государства.
Известно, что первыми русскими переселенцами на территории Уфы в 1586 г. была построена деревянная русская крепость (Кремль), и теперь эта дата считается годом основания города. В то же время вышеприведенные сведения письменных источников не оставляют сомнения в том, что на территории города Уфа до прихода русских существовал всемирно известный башкирский город «Башкерти» — Башкорт (по некоторым источникам, Имэн-кала — «Дубовый город»). Этот факт не раз подтверждает большой знаток русско-ногайских источников XV—XVIII вв. В.В. Трепавлов [11, с. 205, 210, 327, 333, 366, 367, 463, 531, 619 и др.].
Археологические исследования на территории Уфы начались в 50-х гг. XX в., и это явилось главной причиной того, что до сих пор не удавалось найти материальные следы этого города — предшественника современной Уфы в центральной части ее территории.
В результате состоявшихся в XX в. полевых исследований установлено, что территория города Уфа насыщена множеством различныгх археологических памятников эпох древности и средневековья, среди которых самым крупным и долговременным является городище Уфа-11, расположенное на высоком правом берегу Белой, на широком и длинном мысу. Средняя мощность культурных отложений составляет от 3 до 4 м [12, с. 64—70; 13; 14]. Сохранились следы широкого глубокого рва и высокой крепостной стены. Судя по сохранившемуся топографическому плану 1745 г., крепостная стена имела зигзагообразную форму с двумя выступами в сторону рва [15, с. 175]. В 2006—2011 гг. городище явилось объектом масштабных охранных раскопок, давших сенсационные результаты. Выявлена стратиграфия слоев крепостной стены шириной 11 м по основанию. Создалось впечатление, что основание крепостной стены состояло из ряда бревенчатых камер, заполненных глиной из рва. Крепостная стена много раз обваливалась, восстанавливалась, сохранила ясные следы пожара. На примыкающей к ней площади обнаружены следы прямоугольных на плане жилищ, железо-и медеплавильных печей, большой ювелирной мастерской по изготовлению украшений из зо-
Рис. I. Общий вид отложений культурных слоев. Городище Уфа-11 ПРОБЛЕМЫ ВОСТОКОВЕДЕНИЯ. 2011/3 (53)
Рис. 2. Реконструкция жилищ и деревянного
носится обломок скульптурной фигуры из яшмы — головы усатого мужчины (рис. 3). Если учесть, что яшма за пределами Урала не встречается, то бесспорно его местное, т.е. башкирское, происхождение. Весь этот материал хронологически четко расчленяется на различные этапы в пределах широкого диапазона времени (У—ХУ вв.). В верхних слоях обнаружена россыпь (клад?) серебряных золотоордынских монет времени Тох-тамыша (конец Х1У в.).
Уфа-11 находится в близком окружении еще 6 городищ и более 10 селищ, расположенных друг от друга на расстоянии от 300—400 м до 1,5—
настила. Городище Уфа-11. Аксонометрия ЗБ
лота и множество других объектов. В этой части раскопа точно установлено, что все эти объекты монументальной архитектуры построены путем широкого применения искусственно созданного строительного материала в виде жидкой глины в опалубках. Слои такой глины толщиной от 3—5 до 20—30 см чередуются деревянными настилами, прослойками древесных углей, образуя нетронутую стену высотой почти 3 м (рис. 1). Следует подчеркнуть, что такая строительная техника не характерна для лесных племен Урала, 3а-падной Сибири и Среднего Поволжья, в то же время характерна для племен Казахстана, Сред-
ней Азии, Ближнего и Среднего Востока. Это наводит на мысль о том, что основателями и жителями городища Уфа-11 были племена южного происхождения, под которыми, скорее всего, следует подразумевать собственно башкирские племена. На месте пересечения двух улиц с деревянными настилами четко прослежены очертания 4 прямоугольных наземных жилищ размером примерно 12х4,5 м, стены были деревянными. Жилища располагались плотно друг к другу на расстоянии 70—80 см (рис. 2; 4). Такое расположение говорит о квартальном принципе застройки территории данного памятника.
Вещественный материал городища очень богат и разнообразен. В нем представлены все основные виды материальной культуры племен Южного Урала и прилегающих регионов (керамика, вооружение, украшения, хозяйственный инвентарь). К числу оригинальных находок от-
2 км. Пространство между этими памятниками в свое время представляло огромный некрополь (возможно, состоявшийся из ряда самостоятельных частей) в виде курганных и грунтовых могильников, где хоронились умершие жители городищ и селищ. Примечательно то, что между г. Уфа-11 и другими перечисленными городищами (крепостями), селищами и некрополем выявляется полное культурное единство, хотя некоторые из них (Уфимское, Усть-Уфимское) возникли еще в раннежелезном веке. Следовательно, в свое время они представляли собой составные части единого историко-культурного комплекса — большого поселения, под которым легко подразумевается средневековый город.
Добытые в ходе раскопок материалы и вытекающие отсюда выводы историко-культурного и социально-экономического порядка в плане изучения истории и культуры башкирского народа
циалистов-экспертов с целью критической оценки найденных материалов. Независимые эксперты в течение 2 дней внимательно знакомились с памятником, составом находок и всей научной документацией, после чего подготовили и подписали свою резолюцию. Мы были готовы ко всему критическому, но содержание резолюции для нас было несколько неожиданным. Эксперты признали, что городище Уфа-11 и связанные с ним памятники представляли долговременно существовавший город, а само городище являлось его цитаделью (Кремль). Они особо подчеркнули широкое применение в строительном деле жидкой глины в опалубках. Важно подчеркнуть, что в стенке раскопа 2007 г., особенно в нижних слоях, прослежены линзы глины толщиной 8— 10 см, длиной около 40 см, прямым срезом на концах, напоминающие сырцовые кирпичи (рис. 1). К сожалению, расположение этих глинистых растворов в процессе раскопок осталось четко не прослеженным, но мы придерживаемся и Башкортостана были настолько неожиданны- мнения о том, что это и есть остатки сырцовых ми и важными, что нуждались в критической и кирпичей. По мнению экспертов, городская обо-объективной оценке. С этой целью Академия ронительная стена сооружена на раннем этапе наук РБ в 2007 г. обратилась в Институт архео- функционирования цитадели и возведена по логии РАН (г. Москва) и Институт истории АН предварительному проекту и отражает существо-РТ (г. Казань) с просьбой командировать на го- вание военно-фортификационной школы. Горо-родище Уфа-11 высококвалифицированных спе- дище Уфа-11 являлось веками существовавшим
Рис. 4. Общий вид уличных настилов из деревянных досок. Городище Уфа-11
Рис. 3. Обломок скульптурной фигуры из яшмы
административным, торговым, ремесленным центром, одним из узловых пунктов истории Урало-Поволжского региона [13, с. 32, 33].
3аключение членов Экспертного совета Института археологии РАН официально было подтверждено письмом директора Института археологии РАН. А.А. Макарова в адрес Правительства РБ и Академии наук РБ [14, с. 34, 35]. Эти два серьезных документа служат достаточным основанием для вывода о том, что на территории современной Уфы со средневековья существовал ее предшественник — город Башкорт. Об этом ранее было опубликовано несколько статей академика АН РБ Н.А. Мажитова [16, с. 15—20].
Читателю будет интересно узнать, что в средневековом Башкортостане были и другие города, подробное описание которых оставили арабские авторы 1Х—Х11 вв. Например, выдающийся ученый Х11 вв. ал-Идриси пишет о городах Намд-жан, Гурхан, Карукийа, Кастр, Мастр [17, с. 122— 124, 128; 18]. В источниках приведены конкретные сведения о расстоянии между городами, правителях, хозяйственной деятельности жителей, особенностях архитектурно-планировочного устройства и т.п. Характер этих сведений свидетельствует, что авторы хорошо были информированы об условиях жизни башкир того времени, что повышает ценность указанных источников.
Среди вышеназванных городов 1Х—Х вв., судя по текстам, самым крупным был Гурхан. От остальных он отличался лучшей архитектурной планировкой, возделанной округой, множеством окружающих крепостей, «великолепными и совершенными» изделиями (оружие, седло) ремесленников и правителем, в распоряжении которого имелись многочисленные воины [17, с. 123]. По этим перечисленным признакам город Гур-хан очень напоминает город Башкорт, но эта мысль здесь приводится лишь в порядке постановки вопроса.
Привлекают внимание историка семантика и происхождение названия города Гурхан. Оно состоит из двух слов: гур — «склеп, могила» и хан — «правитель» («хан») — «ханская могила» (Гурхан). Присутствие в этом названии слова «гур» (могила, склеп) заставляет вспомнить название «гур-эмир» — мавзолей владыки Средней Азии рубежа Х1У—ХУ вв. в Самарканде. Здесь они равнозначные и общего среднеазиатского происхождения. Аналогия с Гурэмиром наводит на мысль о
том, что город Гурхан получил свое название от величественного кургана (мавзолея?) своего правителя-хана. Невольно возникает вопрос: может он был основателем города Башкорт? Если иметь в виду, что основателей и происхождение названия города Башкорт мы склонны связывать с приходом на Южный Урал из южных районов Средней Азии собственно башкирских племен, то все вышеизложенные соображения приобретают логически связанную систему доказательств в пользу данного мнения.
Роль и место казахстанско-среднеазиатского этнокультурного компонента в раннесредневеко-вой истории Башкортостана нам, историкам-археологам, предстоит еще должным образом изучить и оценить. В подтверждение сказанному приведу два примера. Ал-Идриси пишет, что вокруг башкирского города Намджан имеются медные рудники и в них работают более тысячи человек, а выплавленную медь вывозят в земли Хорезма и Шаш (Ташкент). В этом сообщении просматривается государственная система организации добычи, плавки медной руды, а также доставки ее в отдаленные земли Средней Азии. Последнее предполагает существование хорошо налаженной караванной системы торговли между башкирами и народами Средней Азии.
Важной статьей этой караванной торговли, видимо, являлись хорезмийский шелк и изделия среднеазиатских ювелиров, которые в большом изобилии присутствуют в составе находок под-курганных захоронений У11—Х вв. н.э. В некоторых погребениях 1Х—Х вв. встречаются фрагменты до 5 сортов хорезмийского шелка — остатки различных видов одежды умерших. Такой высокий уровень торгово-экономических и этнокультурных связей, надо полагать, базировался на родственных этнических контактах, где главным был приход на Южный Урал значительной группы среднеазиатского населения.
Хочется высказаться еще об одном аспекте истории города Башкорт. Есть предположение, что город и его жители могли иметь прямое отношение к возникновению и распространению по всему южноуральскому региону понятий «баш-корттар» и «башкорт иле». Важно подчеркнуть, что во всей мировой (арабской) литературе 1Х— Х вв. эти слова по отношению к Южному Уралу употребляются в давно утвердившихся понятиях, примером чему могут служить труды Салама Тарджумана (1Х в.), Ибн-Хордадбека (1Х в.),
Ибн-Фадлана (X в.), Ибн-Русте ибн-Даста (X в.), ал-Масуди (X в.) и многих других авторов IX— X вв. На возникновение и распространение указанных понятий требуется длительный период, который, по нашему убеждению, включал более ранние века. В связи с этим здесь уместно будет привести информацию неизвестного китайского автора VII в. о проживании в регионе Южного Урала группы племен ба-шу-ки-ли, под которым современные китайские историки подразумевают башкир [I, с. 22, 23].
Процесс возникновения и распространения понятий «башкорттар» и «башкорт иле» мог происходить, по нашему мнению, в следующей последовательности.
Пришлые около V—VIII вв. из юга собственно башкирские племена («башкорттар») совместно с местным бахмутинско-турбаслинским населением основывают на территории Уфы город Башкорт и создают вокруг него государство, которое могло называться Башкортостаном («страна башкир»). Если учесть, что в это время во всей широкой евразийской степи новые возникшие города и государства вокруг них принято было называть по имени ведущей этнической группы государства, то данное предположение выглядит вполне логичным. Пришлые башкирские племена не придумали ничего нового и последовали этому традиционному примеру.
Удобные к жизни природно-климатические условия, богатые залежи медной, железной руды, золота и других металлов, а также некоторая удаленность от южных степей, где происходили непрерывные миграционные процессы, способствовали развитию экономики, культуры молодого государства башкир и консолидации различных по происхождению, образу жизни и языку местных племен в рамках формирующегося башкирского народа.
У нас пока имеется ограниченный круг источников, проливающих свет на характер взаимоотношений башкир со своими соседями. В середине IX в., в 842—844 гг., страну башкир проездом на восток посетил арабский ученый Салам Тарджуман. Его поездка была согласована по дипломатическим каналам, что обеспечило ему сопровождающих из числа хазар и безопасность путешествия [19, с. 46]. А вот большой караван арабов, насчитывающий несколько тысяч человек (мусульманские миссионеры, обслуга, охрана), в 922 г. по пути в Волжскую Болгарию шел
через страну башкир, кажется, без предварительной договоренности. Очевидец этого события Ибн-Фадлан пишет, что при переправе через реку Яик арабы «очень остерегались их [башкир. — Н.М.], потому [они. — Н.М.] самые ... склонные к убийствам. Встречает [башкир. — Н.М." человека в степи, отрубает ему голову и берет с собой, а тело оставляет» [20, с. 26, 27]. Башкиры, как и многие другие народы Степной Евразии, старались такими жестокими мерами охранять свои внешние границы. От этого зависела мирная жизнь народа, его благосостояние, сохранность скота и всего другого богатства. Проезд же большой группы людей в составе делегаций требовал предварительного согласования на уровне правителей. В то же время источники дают знать, что случались частые вторжения вооруженных людей одной страны в другую с целью грабежа, примером чему могут служить сообщения арабских авторов 1Х—Х вв. о частых набегах волжских болгар в башкирский город Карукийа [17, с. 124].
О характере взаимоотношений башкир со своими южными соседями особенно ценным является сведение арабского автора Х1 в. Гардизи. Он упоминает башкирского хана Баджурта (Башкира), к которому хазарский каган обратился с просьбой быть посредником в регулировании возникшего конфликта между кыргызами и хазарами [21, с. 46, 47]. По-видимому, это событие происходило в 1Х в., т.к. уже с конца 1Х в. Хазарский каганат вступил в полосу своего упадка, а в 965 г., после успешного похода Святослава в Хазарию, она как государство перестала существовать. Из данного источника явствует, что Башкортостан пользовался достаточным авторитетом в регулировании возникающих сложных межгосударственных проблем. Одновременно он свидетельствует, что в 1Х—Х вв. у башкир популярным считалось имя Башкорт и его носили знаменитые ханы.
Вышеизложенные соображения об этнокультурных контактах средневекового населения Южного Урала, Средней Азии и Южного Казахстана перед уральскими археологами ставят задачу быть внимательным к отысканию археологических следов этих контактов. Именно с этой целью в период 18—25 мая 2011 г. археологи Н.А. Мажитов и Ф.А. Сунгатов совершили командировку в Узбекистан с целью ознакомления с материалами его средневековых городов, побы-
вали в Каракалпакии и Наманганской области. Следует подчеркнуть, что древние и раннесред-невековые города Узбекистана построены по тому же методу, что и городище Уфа-11. Примерами этому могут служить город Аксикент близ Намангана и город в центре Ташкента, недалеко от аэропорта, на базе которого построен музей под открытым небом. Они построены широким применением сырцовых кирпичей, но слои кирпичной кладки, как на городище Уфа-11, часто чередуются прослойками глинистых растворов. Устное подтверждение полного сходства строительной техники на городище Уфа-11 и средневековых городов Южного Казахстана было отмечено в выступлениях на международной научной конференции «Древняя и средневековая урбанизация Евразии и развитие города Алматы» (октябрь 2010 г., Алмата). Если к вышесказанному добавить еще обилие в средневековых памятниках Южного Урала ювелирных изделий южного происхождения и хорезмийского шелка, то все это служит достаточным основанием для постановки вопроса о важном южном (среднеазиатском) компоненте в происхождении башкирского народа.
Открытие городища Уфа-11, уверенно отождествляемого с всемирно известным средневековым городом Башкерти (Башкорт), с важнейшими элементами монументальной архитектуры среднеазиатских и южноказахстанских городов вносит принципиальную новизну в изучение историко-культурного наследия племен Южного Урала эпохи средневековья и проблемы этногенеза башкирского народа. Автор отдает себе отчет в том, что в историко-археологическом плане данное заключение (вывод) приводится впервые и оно в дальнейшем требует подтверждения с привлечением убедительных доводов всех смежных наук. Но накопленные материалы в научном плане уже настолько весомые, что объективный исследователь не может не принимать их во внимание. Более того, мы, археологи Урала, обязаны считаться с тем фактом, что активные этнокультурные контакты племен Южного Урала (в широком смысле слова) с племенами Казахстана, Средней Азии и даже Среднего Востока (Иран) были постоянными на протяжении всех этапов древности и сопровождались массовым переселением сюда многочисленных групп населения. Ярким примером сказанному служит возникновение на Южном Урале в бронзовом веке прото-городов типа Аркаим, которые в своем устрой-
стве находят близкие параллели с крепостями-городами Средней Азии, Ближнего и Среднего Востока. Попутно следует упомянуть, что среди населения аркаимских протогородов впервые возникают, а затем получают широкое распространение женские нагрудные украшения на кожаной или матерчатой основе с богатым набором металлических пластин. Развиваясь и видоизменяясь, эти украшения доживают до наших дней и считаются важным элементом костюма башкирских женщин [22, с. 193; 23]. В свете этих преемственных связей в материальной культуре современных башкир с племенами края бронзового века перед археологами Урала стоит задача внимательно изучить и оценить роль и место жителей аркаимовских протогородов в этногенезе башкирского народа на его древнейших этапах.
Другим примером вышесказанному тезису служит культура ранних кочевников южноуральских степей, оставивших всемирно известные памятники типа филипповских курганов V— IV вв. до н.э. Анализ письменно-фольклорных и топонимических материалов позволяет утверждать, что среди перечисленных Геродотом племен региона этого времени (саки, массагеты, ис-седоны, иирки, аргиппеи) ведущую этническую группу составляли даи=дахи=даик=йайык. В пользу этого мнения говорят следующие аргументы: а) этноним даи=дахи превращается в название главной реки Южного Урала (Яик) и становится самым распространенным названием для больших и малых рек этого региона; б) у древних предков башкир существовала развитая религиозная вера в покровителя водной стихии — бога Йайык-хана и она зафиксирована русскими историками-краеведами в начале XX в. [24]; в) этноним Йайык — имя одного из героев башкирского героического эпоса «Урал-батыр», а это дает нам основание утверждать, что среди племен даев (дахи, даик) и их соседей по территории сложился и развивался сам этот эпос. В этом смысле они являются древними и прямыми предками башкирского народа [15, с. 55—124].
Краткий экскурс в эпоху древности выше нами был сделан для того, чтобы еще раз напомнить читателю, что многие важнейшие элементы духовной и материальной культуры современных башкир генетически восходят к культуре и истории племен южноуральского региона эпох древности и средневековья. Это естественно, ведь
башкирский народ формировался как коренное население Южного Урала на протяжении многих тысячелетий, впитывая в себя и развивая самые лучшие виды хозяйственной деятельности, а также элементы материальной и духовной культуры. Если учесть, что все письменные источники (арабские, западноевропейские 1Х—ХУ1 вв.; русские ХУ—ХУ111 вв.) согласованно дают знать, что в обширном регионе Южного Урала этого времени башкиры упоминаются как коренное, оседлое население, это значит, что археологические и прочие виды (топонимические, фольклорные, этнографические, антропологические) источников региона являются культурным наследием, доставшимся башкирам от древнейших своих предков, в них отражена далекая прошлая история башкирского народа. Мы часто являемся свидетелями того, как наши некоторые коллеги в своих работах дают такую реконструкцию этнокультурной истории Южного Урала эпохи древности и, особенно, средневековья, которую трудно назвать иначе как грубым искажением реальных событий того времени. Например, труд А.М. Белавина, В.А. Иванова и Н.Б. Крыласо-вой «Угры Предуралья в древности и средние века» (Уфа, 2010), судя по названию, претендует на систематизацию и этнокультурную интерпретацию всего накопленного материала по Южному и Среднему Уралу от эпохи поздней бронзы до ХУ в. на современном уровне науки. После внимательного ознакомления с книгой я убедился, что содержание ее построено на предвзятом мнении об Урале (Предуралье) как исторической прародине угров, в т.ч. угров-мадьяр. Я стал искать в книге соответствующие разделы, повествующие об этнической истории всего Южного Урала (Башкортостан, Челябинская, Курганская, Оренбургская области, юг Свердловской, Тюменской областей, Пермского края, Удмуртии, восточная часть Татарстана), но никакого упоминания о башкирах, их культуре не нашел, хотя письменные источники содержат сведения о проживании здесь башкирских племен в 1Х—ХУ1 вв. Тенденциозность выбора авторами темы и интерпретации источников очевидна, это и побудило меня изложить свое мнение в развернутой рецензии [25].
Тема о мадьярах-уграх на Южном Урале привлекает многих исследователей. Критический анализ всей накопленной литературы по этой теме показывает, что для абсолютного большинства
работ, в т.ч. некоторых венгерских исследователей, характерен следующий общий недостаток: все их утверждения о проживании мадьяр-угров на Южном Урале пока лишены источниковой базы и построены на умозрительных предположениях (догадках). Свои возражения коллегам попробую обосновать на следующих примерах.
Местопребывание мадьярских племен до начала IX в. в науке до сих пор остается точно неустановленным. Существует мнение, что мадьяры-угры уже с VI в. постоянно находились на правом берегу Волги. В связи с неясностью данного вопроса уместно будет вспомнить высказывания многих венгерских историков о том, что ранние мадьяры на Дунае могли появиться вместе с аварами. Но достоверно известно, что мадьярский союз кочевых племен в Северном Причерноморье впервые появляется около 822 г. Обосновались они в стране Леведия-Этелькуза, расположенной между Днепром и Дунаем, пребывали там до 895 г. Этот период охватывает более 70 лет истории мадьяр, который прошел в постоянной борьбе за выживание между тюркскими, славянскими племенами, хазарами и народами Центральной Европы. Источники сохранили информацию о постоянных грабительских набегах мадьяр в страны своих соседей, а последний такой поход в Центральную Европу в 895 г. оказался для них роковым: когда страна Леведия-Этельку-за оказалась беззащитной, в нее вторглись печенеги [26, с. 336-352, 470; 27, с. 153, 687].
По сведениям ал-Масуди (умер в 956 г.), в составе печенежского союза, устроившего грабеж в стране Леведия-Этелькуза, кроме башкир были еще баджиак, баджны и наукерды, но при этом он дает следующую важную информацию: эти племена ранее жили вблизи Аральского моря и причиной переселения их в Северное Причерноморье послужила война с гузами, карлуками и кимаками. Контекст источника дает основание думать, что между этими событиями прошло не так много лет, максимум 40-50. Отсюда с определенной долей вероятности можно допустить, что переселение печенегов и вместе с ними башкир в Северное Причерноморье могло состояться в 7080-х гг. IX в., т.е. за 20-30 лет до 896 г., когда они вторглись в Леведию-Этелькузу. В это время весь уральский регион в письменных источниках был известен как «страна башкир», здесь в это время (IX-X вв.) развивалась самобытная археологическая культура башкир, по всем основным
признакам генетически восходящая к культуре местных племен VI—VIII вв. н.э. Такие наблюдения наводят на мысль о том, что вместе с печенегами в Северное Причерноморье пришла не уральская группа башкир, а какая-то оставшаяся на юге Средней Азии часть башкир, вытесненная затем вышеназванными тюркскими племенами.
Далее нас интересует судьба причерноморских башкир, прибывших туда вместе с печенегами во второй пол. IX в. Сведения о них прерываются в конце X в. и неожиданно возникают уже во второй пол. XII в., но в связи с проживанием их уже на территории Венгерского королевства. О них, например, знали авторы этого времени ал-Идриси, ал-Гарнати [28, с. 63; 5, с. 134], но более подробную информацию находим в трудах авторов XIII в. [5, с. 400—449; 29, с. 1—25 и др.]. Якут, в частности, лично встречался с представителями башкир г. Алеппо, которые рассказали ему, что «они исповедуют ислам, они подданные короля Венгрии и здесь они заселяют около тридцати местностей, которые однако они не имеют право окружать стенами, ибо король боится восстания». Эти же сведения подтверждают Казвини, Ибн-Саид, Димешки и другие авторы. Привлекает внимание факт отказа дунайских башкир участвовать в войне против монголов в 1241 г. Все эти примеры заставляют думать, что в XII—XIII вв. в Паннонии проживала собственно башкирская группа населения, переселившаяся, скорее всего, из районов прежнего пребывания в низовьях Дуная где-то в XI в. после распада печенежского союза племен.
Ценным является заключение выдающегося знатока средневековых письменных источников академика В.В. Бартольда. Изучив данный круг письменных документов, он пришел к выводу, что в XII—XIII вв. эта группа дунайских (западных) башкир входила в состав Венгерского королевства в качестве территориально-обособленной группы, а в состав венгерского народа — как башкирский этнический компонент [5, с. 445—447; 30, с. 104—107]. В свете приведенных фактов данному выводу В.В. Бартольда трудно возразить и мы, башкирские ученые, должны его принять безоговорочно.
В подтверждение сказанному нелишним будет привести следующие примеры. Башкирский и венгерский языки резко отличаются друг от друга и относятся к разным языковым системам. Этот факт ценен в том плане, что, если бы в
средневековье венгры проживали на Южном Урале, то эти два языка непременно сохранили бы следы былых контактов их носителей. А этого нет, следовательно вопрос о проживании мадьяр на Южном Урале остается бездоказательным и в лингвистическом плане.
В то же время на территории Венгрии до настоящего времени сохранилась башкирская топонимика в виде таких названий как с. Сакмар, Тазлар, Токсаба, местность Орманшаг и др. [31, с. 326]. В целом, вопрос о башкирско-венгерских этнокультурных контактах в раннем средневековье требует глубокого всестороннего анализа, результаты которого в будущем окончательно выведут проводимые исследования из тупиковой ситуации, в которой сейчас они находятся.
Постараемся спокойно вести суждение о сложившемся в науке и так долго существующем понятии — «Великая Венгрия» (легендарная страна), которая отождествляется с Южным Уралом (Исторический Башкортостан) или с Урало-По-волжьем в широком смысле слова.
Как известно, в науку это понятие вел известный путешественник — ученый Плано Карпи-ни, совершивший в 1245—1247 гг. дипломатическую поездку из Европы в Центральную Азию. Ему вторит Гильом Рубрук, повторивший маршрут П. Карпини в 1253—1254 гг. [32, с. 48, 122, 123].
Г. Рубрук в своем отчете дает нам знать, что в канцелярии Римского папы они были информированы о результатах приезда на Урал в начале XII в. путешественников-миссионеров, ставивших цель отыскать живущих там сородичей-венгров и распространить среди них католическую религию. Можно предположить, что этот план у Римского папы и венгерского короля мог зародиться под влиянием венгров башкирского происхождения, а именно тех башкир, которые в ХП—ХШ вв. жили территориально-обособленной группой, сохранив свое этническое самосознание и название «башкорт». Они, вероятно, сохранили в своей памяти предания об исторической (былой уральской) родине, оставшихся там сородичах, а правящая элита Венгрии и окружение Римского папы решили использовать полученную от них информацию как повод для пропаганды католической религии.
Из числа первых венгерских миссионеров наибольшей известностью пользуется Юлиан, совершивший два путешествия к башкирам — в
1236 и 1237 гг. В своем отчете о поездке он приводит интересные сведения о том, что татаро-монголы четырнадцать лет не могли покорить башкир, а затем «избрали их себе в союзники», т.е. была заключена перепись [33]. Этой информации историкам Башкортостана следует относиться доверительно, т.к. она подтверждается данными башкирских шежере, где говорится о поездке башкирского хана Муйтен-бия в ставку Чингис-хана, и он там был принят на высоком уровне. В шежере говорится, что Чингис-хан вручил Муйтен-бию грамоту на право вечного управления огромными землями — от нынешних оренбургских степей до Левобережного Иртыша — им и его потомками [34, с. 81—92; 35, с. 54— 60]. Содержание этих документов не оставляет сомнения в том, что между башкирами и татаро-монголами тогда были установлены договорные отношения, это подтверждает и сам Юлиан, отметивший, что при башкирском хане находится посол татаро-монголов [33, с. 81]. Из мировой истории нам известно, что послы одного государства пребывают только в тех из них, с которыми установлены договорные отношения. Несколько забегая вперед, отметим, что другой венгерский путешественник — Иоганка, приехавший к башкирам в начале ХГУ в. и проживший среди них 6 лет, пишет о башкирском хане и татаро-монгольских судьях при нем, осуществлявших, очевидно, правовой контроль над политической жизнью в стране башкир [33, с. 81]. Вышеизложенное свидетельствует о том, что башкиры в начале ХГГГ в., как и в предыдущие столетия, имели собственные государственные организации и Чингис-хан придавал огромное значение привлечению башкир к себе в союзники и потому пошел на огромные уступки Муйтен-бию. Это признают многие известные отечественные историки [27, с. 459; 36, с. 27].
Обратим внимание на следующие сообщения Юлиана. Он подчеркивает, что сородичи-башкиры водили его из дома в дом, расспрашивали, внимательно слушали, «так как язык у них совершенно венгерский: и они его понимали и он их» [33, с. 81]. Сказанное не вызывает никаких сомнений, если предположить, что Юлиан сам был представителем венгров с башкирскими корнями и прекрасно владел языком своих сородичей — дунайских башкир ХГГ—ХГУ вв.
Следует иметь в виду, что венгерский король и Римский папа, направляя представите-
лей с такой важной миссией к башкирам, должны были быть заинтересованы в том, чтобы они были выходцами из среды дунайских башкир, прекрасно владеющих ситуацией и, конечно же, языком. Мы безоговорочно должны признать, что Юлиан, а затем и Иоганка действительно встречались с башкирами, башкирскими ханами и называли их венграми-собратьями. Однако исторической науке этого периода Южного Урала неизвестно ни о каком венгерском хане, венграх-мадьярах. Однако мы должны с пониманием отнестись к тому, почему «овенгерившиеся» Юлиан и Иоганка так поступили: на наш взгляд, этим они хотели оправдаться перед теми, кто их командировал.
Из всего вышеизложенного необходимо сделать следующие выводы.
Существование более семи столетий в мировой исторической науке мнения об этнокультурном родстве южноуральских башкир и венгров, локализации на Южном Урале легендарной страны «Великая Венгрия» не подтверждается ни письменными, ни археологическими, ни лингвистическими источниками, поэтому является ошибочным.
В то же время достоверно известно о проживании в ХГГ—ХГГГ вв. в составе населения Венгерского королевства этнотерриториально-само-стоятельной группы башкир, принявших подданство венгерского короля. Это служит доказательством об участии этих дунайских башкир в этногенезе венгерского народа в качестве башкирского этнокультурного компонента.
Не исключено, под влиянием информации (исторические предания) венгров башкирского происхождения в начале ХГГГ в. в окружении венгерского короля и Римского папы зарождаются идеи о распространении среди уральских башкир католической религии.
Приезжавшие в ХГГГ—ХГУ вв. венгерские путешественники-миссионеры, мы думаем, были представителями венгров башкирского происхождения, а это создало им объективные условия разговаривать с уральскими башкирами на понятном и близком для них языке, одновременно давало им право называть их собратьями-венграми по происхождению.
Длительное существование мнения о пребывании мадьярских племен на Южном Урале, локализации здесь легендарной страны «Великая Венгрия» есть результат некритическо-
го использования письменных источников о венграх и башкирах; дальнейшее сохранение его в традиционном виде служит тормозом для развития дальнейших исследований проблем происхождения башкирского, венгерского, а также многих других народов Восточной Европы.
Научно-практическая значимость проблемы о башкиро-венгерских этнокультурных контактах ставит вопрос о необходимости обсуждения ее на уровне международной научной конференции или симпозиума.
ЛИТЕРАТУРА
1. Эхмэтзэки Вэлиди Туган. Башкорттар тарихы. — Эфе, 2005.
2. Гафуров Б.Г. Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история. — М., 1972.
3. Земля и люди. Всеобщая география. Т. 9. — СПб., 1887. См. карту: Азиатская Турция, Персия, Аравия, Афганистан и другие среднеазиатские владения.
4. Устная информации директора Национального музея Республики Башкортостан Г.Ф. Валиулли-на, полученная им от сотрудников Ирана в Москве.
5. Кузеев Р.Г. Происхождение башкирского народа. — М., 1974.
6. Золотая Орда в источниках. Т. 1. Арабские и персидские сочинения. — М., 2003.
7. Псянчин А.В. Möns et URBIS: Уральские горы и город Уфа в европейской средневековой картографической традиции // Архивы Башкортостана. — Уфа, 2007. — № 1. — С. 17—23.
8. Рычков П.И. Топография Оренбургской губернии. — Уфа, 1949.
9. Рычков П.И. История Оренбургская. — СПб., 1896.
10. Трепавлов В.В. Ногаи в Башкирии. XV— XVII вв. // Материалы и исследования по истории и этнографии Башкирии. — Уфа, 1999.
11. Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. — М., 2002.
12. Мажитов H.A., Султанова А.Н., Сунгатов Ф.А. Сокровища Древней Уфы. — Уфа, 2008.
13. Мажитов H.A., Султанова А.Н., Сунгатов Ф.А. О средневековом этапе истории г. Уфы — столицы Башкортостана // Архивы Башкортостана. — Уфа, 2007. — № 1. — С. 24—33.
14. Мажитов Н.А., Султанова А.Н., Сунгатов Ф.А. Еще раз о городе Башкорт — столице средневеково-
го Башкортостана // Вестник АН РБ. — 2007,— Т. 12, № 4. — С. 33—37.
16. Мажитов H.A. Дорусский период истории г. Уфы // Уфа: прошлое, настоящее, будущее. — Уфа, 2000. — С. 15—20.
17. Коновалова И.Г. Ал-Идриси о странах и народах Восточной Европы. — М., 2006.
18. Мажитов H.A., Сунгатов Ф.А., Султанова A.H. Башкирские города по арабским источникам IX— X вв. // Вестник АН РБ. — 2008. — Т. 13, № 2. -С. 44—48.
19. Ибн-Хордадбек. Книга путей и стран. — Баку, 1986.
20. Путешествие ибн-Фадлана на р. Итиль. — Казань.
21. Бартолъд В.В. Сочинения. Т. 8. — М., 1973.
22. Генинг В.Ф., Зданович Г.Б., Генинг В.В. Син-ташта. — Челябинск, 1992. Рис. 99.
23. Башкортостан. Атлас. История. Культура. Этнография. — М.; Уфа. — С. 6—68.
24. Соколов Д. Название «Яик» // Труды Оренбургской Ученой архивной комиссии. — Оренбург, 1916. — Вып. 33. — С. 147—149.
25. Мажитов H.A. Заблуждение или фальсификация? // Проблемы востоковедения. — 2011. — № 2 (52). — С. 74—89.
26. Артамонов М.И. История хазар. — Л., 1962.
27. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. — М., 1989.
28. Кумеков Б.Е. Государство кимаков IX—XI вв. по арабским источникам. — Алма-Ата, 1972.
29. Хволъсон Д.А. Известия о хазарах, буржатах, болгарах, мадьярах, славянах и руссах Абу али Ахмеда Бен Омара ибн-Даста // Журнал Министерства народного просвещения. — СПб., 1868. — № 12.
30. Бартолъд В.В. География Ибн-Саида. Сочинения. — М., 1973. — Т. 5. — С. 104—107.
31. Гарипов Т.М., Кузеев Р.Г. Отчет о научной командировке в Венгерскую Народную Республику // Археология и этнография Башкирии. — Уфа, 1962. — Т. 1.
32. Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. — М., 1957.
33. Аннинский С.А. Известия венгерских миссионеров XIII—XIV вв. о татарах и Восточной Европе // Исторический архив. — М., 1941. — Т. 3. — С. 71—95.
34. Башкирские шежере. — Уфа, 1960.
35. Башкирские шежере. — Уфа, 1985.
36. Федоров-Давыдов Г.А.. Общественный строй Золотой Орды. — М.: МГУ, 1973.
Ключевые слова: происхождение, башкирский народ, Средняя Азия, топонимия, Южный Урал, город Башкерти (Башкорт), Северное Причерноморье, Паннония, этногенез, венгерский народ, башкирский компонент, Юлиан, уральские башкиры.
Key words: origin, the Bashkirs, the Middle Asia, toponymy, the South Urals, the city of Bashkerti (Bashkort), territories to the north of the Black Sea, Pannonia, ethnic origin, the Hungarian people, Bashkir component, Julian, the South Urals Bashkirs.
К ВОПРОСУ О ПРОИСХОЖДЕНИИ БАШКИРСКОГО НАРОДА
А. Валиди Тоган высказал мнение о приходе на Южный Урал группы башкирских племен башкорт («башкорт») из районов юга Средней Азии и своеобразным следом их пребывания там рассматривал сохранившиеся топонимические названия с данным словом. Своеобразным подтверждением предположения ученого служит обнаружение в центре города Уфа развалин большого средневекового города (городище Уфа-II), отождествляемого с городом Башкерти (Башкорт), не раз упомянутого в картографических трудах западноевропейских авторов XIY—XVI вв. В результате археологических раскопок 2006—2011 гг. на городище Уфа-II обнаружены объекты монументальной архитектуры, возведенные путем широкого применения глинистых растворов в опалубках. Данная строительная техника не характерна для оседлого населения ЮжногоУрала, в то же время свойственна для народов Южного Казахстана, Средней Азии и близлежащих к ним регионов. Это дало автору данной статьи высказать мнение о том, что инициаторами строительства средневекового города в центре столицы Башкортостана были пришлые из юга башкирские племена. Этот город, возникнув в Y—YI вв., до середины XVI в. становится крупным торгово-ремесленным и культурно-политическим центром — столицей Башкортостана. В статье со ссылкой на работы ал-Идриси подробно рассказывается о других башкирских городах IX—XII вв. В ней уделено внимание судьбе группы башкир, оставшейся в Средней Азии после переселения основной части на Южный Урал. Автор склонен считать, что около 60—70-х гг. IX в. эти башкиры вместе с тремя печенежскими племенами участвовали в войне против гузов, карлуков и кимаков и, потерпев поражение, переселились в Северное Причерноморье. Первой крупной акцией этих переселенцев здесь был грабительский поход в страну венгров Леведия-Этелькуза. Они остаются в районе низовьев Дуная почти до конца X в. След данной западной группы башкир неожиданно появляется в XII—XIII вв., они входили в состав Венгерского королевства в качестве территориально-обособленной группы, а венгерского народа — как башкирский компонент. На основе исторических преданий этой группы венгров в начале XIII в. с целью установления контактов с сородичами-башкирами были организованы поездки на Южный Урал ряда путешественников-миссионеров, и это дало основание возникновению тогда мнения о проживании здесь венгров и отождествлению данного региона с легендарной страной «Великая Венгрия». Высказано мнение: приезжавший к башкирам в 1236 и 1237 гг. Юлиан мог быть овенгерившимся башкиром и говорить на близком всем родном башкирском языке. В статье утверждается тезис о том, что к настоящему времени не обнаружено ни археологических, ни лингво-топонимических, ни письменных источников, подтверждающих пребывание венгров (мадьяр) на территории Южного Урала.
Niya% Л. Ma^hitov
ON THE PROBLEM OF THE ORIGIN OF THE BASHKIRS
A. Validi Togan expressed an opinion that a group of the Bashkir tribes Bashkort migrated to the South Urals from the south of the Middle Asia, and he considered place names with the word Bashkort preserved in
the Middle Asia as a trace of their having been there. A discovery of the remains of a medieval city (Ufa-II hill-fort) identified with the town of Bashkerti (Bashkort) and referred to in the 14th and the 16th centuries western European authors' cartographic works in the centre of modern Ufa can serve as peculiar evidence to his statement. Archaeological digs conducted between 2006 and 2011 in Ufa-II uncovered the remains of architectural structures built in the sheathing where wattle and daub mass was used. Such a construction technique was not typical of the South Urals' settled population but typical of the peoples from the Southern Kazakhstan, the Middle Asia and adjacent regions. This has allowed the author of the article to express an opinion that newly arrived from the southern steppes Bashkir tribes were initiators of founding a medieval city in the centre of the capital of Bashkortostan. The city established between the 5th and the 6th centuries turned into a big trade and handicraft, cultural and political centre, i.e. the capital of Bashkortostan, till the middle of the 16th century. The article provides information about other cities existed on the land of the Bashkirs between the 9th and the 12th centuries, works by al-Idrisi being referred to. Special attention is paid to the lot of those Bashkirs who stayed in the Middle Asia after the majority of them had migrated to the South Urals. The author is inclined to think that about the 860—870s this group of the Bashkirs together with three Pecheneg tribes fought against the Guz, Karluk, and Kimak tribes, and having been defeated, migrated to the territories to the north of the Black Sea. The first large-scale act of the migrants was an extortionate campaign to Levedia-Etelkoz, the land of the Hungarians, they stayed in the lower reaches of the Danube till the 10th century. A trace of this western group of the Bashkirs suddenly appeared between the 12th and the 13th centuries: they occupied an isolated territory in the Hungarian Kingdom and were a Bashkir ethnic constituent of the Hungarian population. On the basis of historical legends of this group of the Hungarians in the early 13th century a number of missionaries were sent to the South Urals with the aim of making contact with their Bashkir relatives, and this fact was ground for thinking that Hungarians dwelt in the South Urals that was identified with the legendary country of the Great Hungary. The author has made the assumption that Julian who visited the Bashkirs' land in 1236 and in 1237 could be of Bashkir extraction and speak the Bashkir language. The article states the thesis that till now no archaeological, no linguistic and toponymic, no written sources confirming that Hungarians (Magyars) were in the South Urals have been discovered.
К сведению читателей
Вышла книга:
Семенова А.Н.
Духовность народа и основания национальной и региональной политики: социально-философские аспекты. - Уфа: АН РБ, Гилем, 2011. - 208 с.
На основе понимания духовности народа как основы его национального бытия в истории рассматривается «национальное» определение человека как позитивная ценность, анализируются проблемы национальной политики и тенденции современного национально-этнического развития в России и Башкортостане, а также вопросы комплексного культурно-духовного развития региона.
Книга адресована философам, социологам, политологам и всем специалистам в области проблем духовности, этнонационального и культурного развития.
