CC BY
168
ИСТОРИЯ. АРХЕОЛОГИЯ. ЭТНОГРАФИЯ ^ ^ ^ ^ ^ ^ ^ ¿у* ¿щ »"'"»¿Л ¿'л ^
Н.Л. Мажитов
К ВОПРОСУ О «БОЛЬШОЙ ВЕНГРИИ» НА ЮЖНОМ УРАЛЕ
В мировой исторической науке более 700 лет существует как общепринятое мнение о том, что предки венгерского народа (мадьярские племена) примерно до начала IX в. жили на Южном Урале, а затем ушли в Северное Причерноморье, откуда в 895 г. переселились на Среднее Поду-навье и обосновали там Венгерское королевство [I, с. 13—19]. Еще в 30-х гг. XIII в. в письменных источниках Западной Европы сложилось утверждение о «Великой Венгрии» («Magna Hungarian), под которым подразумевался Южный Урал как историческая прародина венгерского народа [2; 3, с. 47, 48, 72, 122, 123]. Современные сторонники этого мнения полагают, что значительная часть мадьярских племен осталась на Южном Урале и в качестве самостоятельной эт-нотерриториальной группы до XIII—XTV вв. проживала в районе устья р. Белая и оставила памятники так называемой чиаликской группы [4, с. 130; 5, с. 38—75; 6; 7; 8].
В настоящей статье впервые подвергнуты критическому анализу основные исторические источники (письменные, археологические, лингвистические) данной концепции; полученные выводы ясно указывают, что мнение о проживании на Южном Урале древних мадьяр и локализация на его территории мифической страны «Великая Венгрия» пока бездоказательны и требуют решительного пересмотра.
Из всей древней и средневековой истории венгерского народа до появления мадьярских племен в Северном Причерноморье (IX в.) бесспорными являются следующие положения: 1. Венгерский язык входит в финно-угорскую систему языков и вместе с языками хантов и ман-
Н.А. Мажитов
си образует в ней угорскую группу [9]. Ученые-лингвисты полагают, что эта языковая близость возникла в результате длительного совместного проживания их древних предков на общей территории, под которой подразумеваются просторы Южной Сибири в широком смысле слова. 2. До сих пор остается неясным вопрос о том, когда же древнейшие предки венгерского народа отделились от древнехантый-ских и древнемансийских племен и где они пребывали до IX в. По этому вопросу в науке имеется множество взаимоисключающих друг друга высказываний, в т.ч. о пребывании древнемадь-ярских племен на Нижнем Поволжье, Южной Сибири, в Казахстане, даже в степях Приаралья. Все эти предположения пока носят умозрительный характер и нуждаются в серьезной аргументации. В этом вопросе я поддерживаю позицию абсолютного большинства российских археологов, согласно которой следы пребывания древне-мадьярских племен, видимо, следует искать среди археологических культур раннежелезного века Южной Сибири, Казахстана, Южного Урала, Поволжья. Этнический состав населения этого обширного региона был очень пестрым, среди них пребывали известные по письменным и археологическим источникам саки, массагеты, та-гарцы, даи, гунны, угры, но археологическая наука пока не в состоянии расчленить сложный по составу материал археологических памятников по этническим признакам. Его специфика такова,
Мажитов Нияз Абдулхакович, доктор исторических наук, профессор, академик АН РБ, академик-секретарь Отделения социальньх и гуманитарньх наук АН РБ
что вряд ли это когда-нибудь станет возможным. Но среди высказанных мнений некоторые заслуживают пристального внимания исследователей. Таковым, например, является мнение о том, что уже в V—VI вв. н.э. мадьярские племена проживали на Правобережной Волге, оно восходит к важнейшему источнику по истории мадьяр периода их пребывания в Северном Причерноморье — к книге византийского императора X в. Константина Багрянородного. Он помнит о контактах мадьяр, названных им тюрками, с савар-тами (сабиры), имевших место в VI—VII вв. в районах Северного Кавказа, и совместных походах в Закавказье [10, с. 159, 392].
Очевидно, как раз эти совместные мадьяр-ско-савартовские походы в Закавказье имеет в виду В.Ф. Минорский, когда утверждает, что в середине VII в. появившиеся с севера мадьяры поселились в Шамхоре, на западе от Ганджи [11, с. 37; 12, с. 349]. Вышеприведенные сведения, как видно, четко указывают, что мадьярские племена в VI—VII вв. жили к западу от Волги — примерно в районе Северного Кавказа и Приазовья.
Данный вывод находится в логической связи со следующим фактом: на рубеже VIII—IX вв. мадьяры пребывали в составе Хазарского каганата, находясь в политической зависимости от него. Именно стремление к политической независимости побудило их в начале IX в. переселиться в легендарную страну Леведия-Этельку-за, локализуемую по побережью Северного Причерноморья на участке устья рек Днепр—Дунай [12, с. 336—342]. И здесь жизнь мадьяр была неспокойной: они находились в окружении славян, хазар, населения приграничной полосы Византийской империи. Политическая ситуация намного осложняется к началу 60-х гг., когда в непосредственной близости от мадьяр оказалась группа воинственных племен печенегов, бадж-наков, башкир, наукердов, переселившихся сюда из районов Приаралья (Средняя Азия). По свидетельству ал-Масуди (X в.), эти племена из-за земельных угодий вошли в военный конфликт с гузами, кимаками, карлука-ми, но потерпели поражение, после чего вынуждены были переселиться в Северное Причерноморье [1, с. 14; 13, с. 166]. Следует подчеркнуть, что этому печенежскому союзу, в составе которого были некоторые башкирские племена, предстояло стать крупной военно-по-
литической силой в Северном Причерноморье на протяжении всего X в.
Из истории мадьяр северо-причерноморского периода (IX в.) заслуживают внимания следующие сюжеты.
Письменные источники сохранили информацию о том, что мадьярские племена времени легендарной страны Леведия-Этелькуза, очевидно, в целях, прежде всего, удовлетворения своих политических амбиций, примерно через каждые 10— 15 лет совершали военные походы в страны Центральной Европы [12, с. 343—348], и сведения о них находили отражение в византийских хрониках. В 895 г. мадьярские воины совершили последний раз такой поход, имевший для них трагические последствия. Когда основное мужское население мадьяр было в походе, в страну вторглись бдительно следившие за политический ситуацией печенеги, баджнаки, башкиры и наукер-ды и устроили опустошительный грабеж: вырезали оставшихся дома мужчин, женщин, детей, стариков, угнали весь скот [14, с. 154]. Вернувшиеся воины страну нашли полностью разоренной. В такой обстановке они устроили свой курултай и, обсудив сложившуюся обстановку, приняли решение обратиться к византийскому императору с просьбой разрешить им переселиться в Среднее Подунавье. Император дал свое согласие с условием, что мадьяры обязуются охранять северные границы Византийской империи. Так, в 895—896 гг. происходит массовое переселение мадьяр в Паннонию (Средний Дунай). Данное событие венгерский народ регулярно празднует как обретение родины и возникновение своего независимого Венгерского государства в центре Европы. Оно явилось поворотным моментом в историческом развитии венгерского народа и способствовало объединению различных по культуре, языку и образу жизни племен под властью венгров (мадьяр). Исследователи отмечают, что совместное обитание на протяжении Х—Х11 вв. на общей территории венгров-завоевателей и оседлого населения, в составе которого численно преобладали славяне, привело к их слиянию и возникновению общей материальной и духовной культуры [1, с. 18].
В плане постановки темы настоящей статьи из вышеизложенного необходимо сделать некоторые выводы: а) в У1—1Х вв. мадьярские племена были далеко на западе от Урала; б) в IX в. появившиеся в Северном Причерноморье баш-
кирские племена входили в состав печенежского военно-политического союза, противостоящего мадьярскому. Значит, исторические источники полностью исключают о возможных тесных, даже родственных отношениях между башкирами и мадьярами до IX—X вв. До этого времени они жили разрозненно на территориях, расположенных далеко друг от друга.
В письменных источниках XII—XIII вв. сохранились многочисленные сведения о группе башкирского населения, проживающего на территории Венгерского королевства. Например, ал-Ид-риси (XII в.) писал о башкирах, территория расселения которых граничит с Византией [15, с. 122— 124, 128]. Заслугой ал-Идриси является то, что на основе систематизации недошедших до нас трудов арабских авторов IX—X вв. он оставил подробную информацию об уральской группе башкир: дал карту их расселения с пятью городами (Намджан, Гур-хан, Карукийа, Кастр, Мастр), подробно рассказал о высоком уровне у них торгово-ремесленного производства и культурно-политической жизни [15, с. 122, 123, 128; 16, с. 102, 103].
Все авторитетные востоковеды единодушно утверждают, что под башкирами, проживающими у границ Византии, ал-Идриси подразумевает их сородичей, проживающих на территории Венгерского королевства, и это подтверждается сведениями многочисленных других авторов. Например, современник ал-Идриси — ал-Гарнати, ученый-путешественник, побывавший в городах Каир, Мекка, Багдад, Бухара, Болгар и несколько лет проживший в Венгрии среди башкир-мусульман. Ценным является его сообщение о том, что башкиры-мусульмане служили в войске венгерского короля, а последний (король) разрешил им открыто исповедовать свою религию. Внимания заслуживает также то, что венгерского короля он называет башкирским королем [17, с. 37— 43].
Вопрос о том, когда башкиры появились на территории государства венгров, пока остается открытым. По этому поводу можно высказать следующее предположение: они — потомки тех башкир, которые пришли в Северное Причерноморье во второй половине IX в. в составе печенежского союза (о чем уже шла речь выше) и участвовали в нападении на страну венгров — Леведию-Этелькузу. В период полного военно-политического господства печенегов в южнорусских степях X в. эти башкиры, конечно, входи-
ли в состав печенежского военно-политического союза и пребывали в качестве одной из его элитных групп.
Продолжим перечень источников о башкирах, проживавших в Венгрии в ХП—Х1П вв. Например, Якут ал-Хамави (первая половина XIII в.) описывает встречу с башкирами в г. Алеппо так, что они исповедуют ислам, являются подданными венгерского короля; живут примерно в тридцати селениях, а венгерский король из-за боязни восстаний не разрешает им окружить их высокими стенами. Данную информацию академик АН РБ Р.Г. Кузеев интерпретирует как бесспорное доказательство проживания в начале XIII в. на Среднем Дунае башкир-выходцев с Южного Урала [18, с. 441, 442].
Сведения Якута ал-Хамави подтверждает Каз-вини (начало XIII в.), но дополняет, что среди башкир были и христиане, т.е. уже принявшие католическую религию [19, с. 107].
О башкирах как о самостоятельной этнической группе в составе населения Венгрии писал Ибн-Саид (XIII в.), для которого, по определению академика В.В. Бартольда, основным источником служили труды ал-Идриси. Ибн-Саид четко разделяет венгров и башкир: последних он размещает к западу от собственно венгров, к югу от Дуная и приводит название их города Рааб, разграбленного монголами в 1242 г. [20, с. 106]. Ибн-Саиду полностью вторит Димешки (XIV в.) [19, с. 109]. Тщательно проделанный В.В. Бар-тольдом критический анализ трудов вышеназванных авторов подводит к выводу: проживающие в XII—XIII вв. в Венгрии башкиры никуда не ушли, а вошли в состав венгерского народа в качестве самостоятельного этнического компонента.
Теперь мы вплотную подошли к главному вопросу настоящей статьи — о венграх и «Большой Венгрии» на Южном Урале [21, с. 27—29]. Основным источником по нему является отчет венгерского миссионера — путешественника Юлиана, дважды (1236 и 1237 гг.) приехавшего на Южный Урал или Среднее Поволжье с целью установить контакт с проживавшими здесь сородичами-венграми. Отчет Юлиана о первой поездке сохранился в переизложении его непосредственного начальника Рихарда, о второй — нам известен по письму самого Юлиана [2, с. 71].
С самого начала следует оговориться, что, согласно письменным источникам начала XIII в., план отправки католических миссионеров на Урал
к башкирам зародился в канцеляриях Римского иаиы и венгерского короля с целью распространения среди них (башкир) католической религии. Источники дают знать, что возникновение этого плана связано с пребыванием в составе венгерского народа ХП—Х1П вв. ассимилированной группы башкир, принявших уже католическую религию, и предусматривало в перспективе вовлечение урало-поволжских (в т.ч. прикамских) башкир в сферу влияния католицизма и политику Венгерского королевства. На такую политическую направленность данной идеи, как ни странно, до сих пор никто из исследователей не обращал внимания, и информацию миссионеров о пребывании венгров к востоку от Волги принимали за веру. Ведь очевидно: они выполняли важное политическое задание, исключающее всякую объективность в описываемых событиях. Изучение всего комплекса источников автором настоящей статьи привело к убеждению в том, что вся информация венгерских миссионеров ХШ—Х1У вв. о венграх на Урале не соответствует действительности.
В порядке реализации этой идеи уже в 1227— 1232 гг. в поисках страны уральских башкир ими была отправлена группа из четырех миссионеров, трое из которых погибли в ходе странствования, а четвертый — брат Отто — вернулся на родину и через 9 дней умер, успев рассказать об открытии им «Великой Венгрии» [2, с. 72]. По следам Отто в 1235 г. на восток направляется следующая группа из 4-х человек, но в 1236 г. до Болгара добирается только Юлиан. Ему удается отыскать башкир вблизи р. Этиль (Волга ?), которых он называет венграми. В своем отчете он пишет, что «те (т.е. башкиры. — Н.М.), увидев его и узнав, что он венгр, немало радовались его прибытию: водили его кругом по домам и селениям и старательно расспрашивали о короле и королевстве братьев своих христиан. И все, что только он хотел изложить им, и о вере, и о прочем, они весьма внимательно слушали, так как язык у них совершенно венгерский: и они его понимали и он их ... Земли не возделывают; едят мясо конское; ... пьют лошадиное молоко и кровь. Богаты конями и оружием и весьма отважны в войнах. По преданиям древних они знают, что те венгры произошли от них, но не знали, где они» [2, с. 71— 81]. Об увиденных им венграх он дополнительно сообщает, что рядом с ними находятся татары (татаро-монголы. — Н.М.) и в стране венгров пре-
бывает посол вождя татар. Получив необходимую информацию, Юлиан в январе 1237 г. возвращается в Венгрию, а затем прибывает в Рим и предоставляет папе отчет о своем путешествии. Похоже, отчет Юлиана произвел на главу католический церкви впечатление, и он, совместно с венгерским королем, в 1237 г. вновь отправляет его на восток к башкирам. Это путешествие продолжалось до осени 1238 г. Главное содержание второго отчета Юлиана составляли сюжеты, связанные с началом вторжения войск татаро-монголов в Восточную и Центральную Европу, которое продолжалось до 1241 г. [2, с. 83—90].
Война с татаро-монголами и ее последствия, выразившиеся главным образом в возникновении в евразийских степях Золотой Орды, видимо, помешали Римскому папе и венгерскому королю реализовать идею обращения уральских башкир в католиков, но не заставили совсем от нее отказаться. Подтверждением сказанному служит отправка к башкирам в начале Х1У в. новой группы миссионеров во главе с братом Иоганкой. Исследователи полагают, что венгерским миссионерам на этот раз удалось добраться до уральских башкир. Судя по отчету Иоганки, вскоре два венгерских миссионера отошли от группы, а Иоганка со своим спутником (англичанином) шесть лет оставался среди башкир и занимался пропагандой своей религии. Иоганка подтверждает информацию Юлиана о башкирском хане-правителе и ревностных последователях ислама всего его окружения. Ценным является его замечание о присутствии в стране башкир татаро-монгольских судей и приезде к башкирам посла из Сибири. Все это свидетельствует, что у башкир Южного Урала в Х111—Х1У вв. имелись собственные государственные образования во главе с ханами. Присутствие татаро-монгольского посла при башкирском хане однозначно указывает, что у башкир имелись договорные союзнические отношения с татаро-монголами, в т.ч. и в период Золотой Орды.
В период своей миссионерской деятельности Иоганка, вероятно, высказался некорректно об исламе, о правящей элите башкирского народа, за что был ими арестован и заключен в тюрьму. После длительного пребывания в ней Иоганка со спутником были выпущены на свободу и они вернулись в Венгрию. Его письменный отчет о пребывании у башкир написан в 1320 г. в татаро-монгольском лагере вблизи Башкортостана [2,
с. 91—94]. Так драматично закончилась почти вековая инициатива папской канцелярии в Риме и короля Венгрии о распространении среди уральских башкир католической религии.
Прочитав вышеизложенное, у читателя может возникнуть вопрос о том, как среагировали отечественные и мировые историки на опубликованные источники о венграх и «Большой Венгрии» на Урале. Как ни странно, несмотря на отсутствие в отчетах Юлиана точных географических координат территории обитания увиденных им венгров-сородичей, абсолютное большинство исследователей практически до 70-х гг. ХХ в. доверительно отнеслись всему тому, о чем Юлиан писал в своих отчетах.
Первыми популяризаторами идей Юлиана о проживании венгров где-то восточнее Волги были Плано Карпини и Гильом Рубрук, совершившие путешествие в Монголию в 40—50-х гг. XIII в., сразу же после окончания походов татаро-монголов в Восточную и Центральную Европу [3]. У современных историков складывается мнение о том, что эти поездки были организованы с целью получения информации о социально-политической и культурно-хозяйственной жизни цен-тральноазиатских народов и о возможностях распространения там католической религии. В пользу данного мнения говорит тот факт, что эти поездки были подготовлены по инициативе Римского папы и в его канцелярии оба путешественника, по их признанию, были подробно информированы о поездках на Урал Юлиана. Следовательно, все эти путешествия на восток преследовали одинаковые политические цели.
Интерес к истории Башкортостана и в связи с этим к проблеме мадьяр на Урале особенно возрос в 60-е гг. XIX в. после выхода в свет фундаментального труда Д.А. Хвольсона [19], в котором он выступил как ярый сторонник мнения о башкиро-мадьярском родстве и пытался из противоречивых и несовместимых друг с другом сообщений письменных источников составить систему доказательств. Например, он считал, что этноним башкорт (варианты баджгарт, башкерд, башгирд, башкерд), встречаемый в трудах арабских авторов IX—XП вв., имеет общее родственное происхождение с этнонимом — самоназванием венгров «мадьяр». Ученый полагал, что исходной формой возникновения последнего послужило слово (этноним) башкорт через промежуточные варианты баджгард-мадж-
гар-мадъяр [19, с. 717, 718], с чем трудно согласиться.
Высказывания Д.А. Хвольсона и его единомышленников конца XIX в. о башкиро-мадьярском родстве оказали большое влияние на развитие научной мысли об этнической истории Ура-ло-Поволжья и Западной Сибири эпохи средневековья на протяжении всего ХХ в. Эти исследования четко сложившуюся концептуальную форму приобрели к 70-м гг. ХХ в., примерами чему служит серия публикаций Е.А. Халиковой и А.Х. Халикова о Больше-Тигановском могильнике и курганах Южного Урала IX—X вв. (Хуса-иново, I—II Бекешево, Стерлитамак и др.), которые, по их мнению, оставлены мадьярскими племенами в период пребывания в Урало-Поволжье, перед уходом в Северное Причерноморье [22—27]. К тому времени эти некрополи хорошо были известны по опубликованным материалам: вместе с десятками поселений (городища, аулы) они образовали единый комплекс памятников, этнически тесно увязываемых с башкирскими племенами, четко локализуемыми (в письменных источниках IX—XII вв.) на Южном Урале как основное население. В доказательствах авторов в пользу мадьярской их принадлежности наряду с многими другими было такое серьезное несоответствие: на основании монетных комплексов некрополи четко датировались IX—X вв. [28]; в это время мадьяры уже жили в Северном Причерноморье, а затем на Среднем Дунае (Паннонии), поэтому они никак не могли быть ими оставлены.
Несмотря на указанные прорехи, данная точка зрения А.Х. Халикова и Е.А. Халиковой получила поддержку у большинства урало-поволжских археологов, в частности в работах Р.Г. Ку-зеева, где территория расселения мадьяр локализуется между Уральскими горами и Левобережной Волгой [18, с. 525; 29, с. 56—59], Е.П. Казакова [30, с. 31—73] и В.А. Иванова [7; 31]. В данном историографическом обзоре особо следует выделить коллективный труд А.М. Белавина, Н.Б. Крыласовой и В.А. Иванова «Угры Пред-уралья в древности и средневековье» [8], где отсутствие убедительных доказательств в пользу факта проживания в раннем средневековье на Южном Урале мадьярских племен проявляется особенно ярко.
Актуальность темы заставила меня оперативно написать и опубликовать развернутую рецензию на эту книгу [32]. Отсылая читателя на эту
рецензию, ниже тезисно изложим основные замечания, представляющие интерес в плане указанной темы:
1) этническая принадлежность средневековых археологических памятников таких регионов, как Южный Урал, Поволжье должна быть определена с учетом этносов, точно локализованных в соответствии со сведениями письменных источников;
2) авторы книги полностью пренебрегли сведениями арабских и русских письменных источников 1Х—ХУ11 вв. о проживании башкир в качестве коренного населения в восточных районах Татарстана, по среднему течению р. Кама (до г. Пермь); по Среднему Уралу (юг Пермского края, Свердловская, Тюменская, Курганская, Челябинская, Оренбургская области); данная в книге этнокультурная ситуация этого обширного региона резко расходится со сведениями письменных источников, поэтому она грубо искажает историческую действительность.
Приведем краткий историографический обзор венгерской литературы, пользуясь главным образом русскоязычными публикациями.
Абсолютное большинство венгерских историков полностью доверяет сведениям Юлиана о встрече с венграми, но в локализации территории их расселения они полностью следуют за выводами урало-поволжских археологов (А.Х. Халиков, Р.Г. Кузеев, В.А. Иванов и др.). Данное обстоятельство обязывает особо подчеркнуть следующее. Как показал вышепроделанный источниковедческий анализ, если не считать спорное свидетельство Юлиана, о чем подробнее будет сказано ниже, нет никаких других средневековых письменных источников, упоминающих пребывание в Урало-Поволжье мадьярских племен. В то же время конкретные источники четко дают знать, что мадьяры уже с У1—У111 вв. жили на правом берегу р. Волга, в степях приблизительно Северного Кавказа и Приазовья. Если же к сказанному добавить информацию о проживании мадьярских племен в стране Леведия-Этель-куза в Северном Причерноморье, материальные следы которых археологически пока не прослеживаются, то естественно ожидать, что венгры (мадьяры) в 895—896 гг. в Паннонию (Среднее Подунавье) принесли материальную культуру, которая принципиально отличается от культуры урало-поволжских племен У111—Х вв. Следовательно, вариант решения проблемы этногенеза
венгерского народа на археологическом материале Урало-Поволжского региона, на наш взгляд, является тупиковым; кроме общепознавательного он не представляет никакого интереса.
К чести венгерской исторической науки следует сказать, что в ней выделяется группа ученых (Армен Вамберн, Деняш Шинор, Перени Йожеф), которые всю информацию Юлиана о его встрече с соплеменниками на Волге или восточнее от нее воспринимают очень критически
[33]. Следует ожидать, по мере усиления критического анализа источников численность этой группы будет расти, как и среди российских ученых, прежде всего археологов, ибо именно они на материалах археологических памятников стремятся определить территории и этапы расселения древнеугорских и раннесредневековых (У— У111 вв.) угорско-мадьярских племен. Ставя вопрос об этом, я прежде всего имею в виду ясную позицию В.Ф. Генинга, еще в 80-х гг. ХХ в. выступившего против отнесения урало-поволжских памятников У111—Х вв. в число мадьярских
[34]. Теперь данное положение поддерживается академиком АН РТ М.З. Закиевым [35, с. 201— 203, 223—227].
Должен признаться, к выводу о том, что Юлиан говорил и писал неправду, я пришел не сразу. В молодые годы по вопросу о мадьярах на Южном Урале я примкнул к распространенному тогда мнению авторитетных предшественников (А.В. Шмидт, В.Н. Чернецов), что нашло отражение в первых моих публикациях [36, с. 74— 83; 37, с. 135—142]. Но по мере накопления материала по археологии края У111—Х1У вв. я понял, что эти памятники покрывают весь Южный Урал и в этническом плане уверенно увязываются с башкирскими племенами, подробно описанными в трудах арабских авторов, где полностью отсутствует информация о мадьярах. Этот факт постепенно меня убеждал в неприемлемости информации Юлиана о венграх и «Большой Венгрии» в Урало-Поволжском регионе, и свою позицию в приемлемой форме излагал во всех опубликованных трудах начиная с 80-х гг. до 2010 г. Вышедшие в свет статья М.И. Роднова «Уроки Любавского» (2010) и особенно книга М.А. Белавина, Н.Б. Крыласовой и В.А. Иванова «Угры Предуралья в древности и средневековье» убедили меня в том, что мои коллеги, заинтересованные, казалось бы, в объективном освещении древней и средневековой истории Урала,
заняли открытую позицию: а) неприятия сведений многочисленных арабских (IX—XIV вв.), западноевропейских (XIV—XVI вв.) и русских (XV— XVIII вв.) авторов о расселении по всему Южному и Среднему Уралу башкирских племен со следами оседлой культуры (сотни городищ-крепостей, аулов), в т.ч. города Башкерти (Башкорт), Намджан, Гурхан, Карукийа, Кастр, Мастр; б) отрицания факта существования в центре г. Уфа комплекса средневековых городищ-крепостей, аулов, некрополей вокруг уникального по сохранности городища Уфа-П — цитадели города Башкорт, где в результате масштабных раскопок 2006—2011 гг. открыты такие сенсационные объекты монументальной архитектуры, как крепостная стена, наземные жилища с широким применением жидкой глины в опалубках, уличные мостовые с деревянным настилом и много др.; в) недоверия к заключению Экспертного совета головного Института археологии РАН (г. Москва) о том, что комплекс одновременных памятников с городищем Уфа-П представлял один из самых крупных на юге Восточной Европы (Урал-Поволжье) торгово-экономических и культурно-политических центров городского типа. Эти утверждения наших оппонентов, построенные на произвольном толковании сведений письменных источников и отрицании общепризнанных археологических фактов, свидетельствовали, что они осознанно пошли на фальсификацию истории Южного Урала, в т.ч. башкирского народа.
Это и заставило меня заняться критическим анализом источников, прежде всего по теме о мадьярах на Урало-Поволжье. И неожиданно для себя сделал открытие, на которое раньше не обращал внимания: путешествия на восток (Урало-Поволжье) групп Отто и Юлиана (начало XIII в.), а затем Иоганки (XIV в.) были организованы канцеляриями Римского папы и венгерского короля и преследовали сугубо политические цели. Для надежды на успех этого плана у его организаторов были твердые основания в лице группы венгров башкирского происхождения.
Есть основания полагать, что план христианизации уральских башкир у его авторов возник на примере судьбы дунайской группы башкир, уже принявших католическую религию и вошедших в состав венгерского народа. Но вначале им нужно было проникнуть в страну башкир и получить максимальную информацию о них. С такой политической задачей к ним были направ-
лены группы миссионеров Отто и Юлиана, которые, скорее всего, были назначены из числа овен-герившихся башкир. Рассматривая такую позицию, нетрудно прийти к заключению о том, что два отчета Юлиана никаких конкретных сведений не содержат (маршрут движения, территория, где он встречается с башкирами). Кроме того, ситуация в Урало-Поволжье, Приднепровье в 1236 г. и особенно 1237 г. была осложнена подготовкой и началом татаро-монгольского нашествия, а Юлиан, судя по отчетам, свободно путешествовал по этой огромной территории, охваченной военными действиями. С учетом этих обстоятельств я теперь склонен думать, что Юлиан и в 1236 г., и особенно в 1237 г. в Урало-Повол-жье не приезжал и его отчеты есть ничто иное, как хорошо отредактированные Рихардом в канцелярии венгерского короля тексты. Содержание отчетов, очевидно, полностью отражает выполнение Юлианом первоначально полученных от короля и Римского папы задач и составлен так, чтобы оправдать понесенные материальные затраты. Нельзя исключить и то, что Юлиан и его компания эти отчеты могли написать, находясь где-нибудь в тихом уголке, недалеко от своей родины. Все это снижает научную ценность информации об этнополитической ситуации в Ура-ло-Поволжье 30-х гг. XIII в., содержащейся в отчетах Юлиана. В пользу сказанного нелишним будет еще раз вернуться к следующим бесспорным фактам, о которых уже речь шла выше.
1. Сведения о проживании в Среднем Поволжье и на Южном Урале в X—XГV вв. мадья-ров-венгров ни в одном другом письменном источнике не повторяются; это подтверждает Иоган-ка, шесть лет проживший среди башкир; башкир он называет башкирами.
2. Ни в Среднем Поволжье, ни на Среднем Урале нет мадьярской топонимики. Если бы мадьяры проживали здесь в УШ—К вв., а оставшаяся группа — до XП—XГУ вв., то их след непременно сохранился бы прежде всего в топонимике, а также в исторических преданиях современных народов, проживающих на этой территории.
3. Утверждения группы археологов о принадлежности группы памятников низовьев р. Белая XПI—XГУ вв. (так называемой чиаликской культуры) не выдерживают критики фактов. Согласно сведениям письменных источников XIII— XVI вв. (тексты надмогильных камней, истори-
ческие предания, шежере и др.), здесь проживали башкирские племена; территория их расселения на основе историко-этнографических источников убедительно обрисована в книге академика АН РБ Р.Г. Кузеева. Памятники чиаликского типа отражают историю и культуру оседлого башкирского населения Х11—ХГУ вв. — переходного периода от язычества к исламу.
4. В современном башкирском языке нет никаких элементов влияния венгерского языка, что признано тюркологами. Следовательно, длительных контактов между носителями раннесредне-вековых башкирского и венгерского языков не было и это подтверждается сведениями письменных источников.
5. В то же время в письменных источниках ХГГ—ХГГГ вв. содержатся убедительные сведения о проживании в Паннонии (Средний Дунай) большой группы собственно башкирских племен, которые, будучи ассимилированными, вошли в состав венгерского народа. Благодаря им в материальной и духовной культуре современных венгров до современности сохранились башкирская топонимика, предания об исторической прародине на Урале. На основе этой информации возникла и развивается братская дружба между башкирским и венгерским народами, которую мы имеем полное основание рассматривать как великое наследие дунайской группы башкир.
Научная разработка полной и объективной истории, этногенеза венгерского народа — задача не только венгерских ученых-историков, но и Российской Федерации, Казахстана. В этих целях нам необходимо провести критический анализ накопленных письменных, археологических, лингвистических, антропологических, этнографических источников и выработать на этой основе новую научно-методологическую программу, направленную на достижение согласованных идей. В плане сказанного было бы желательным, чтобы венгерские историки проявили инициативу по объективному анализу сведений ал-Идри-си и других вышеназванных авторов о проживании в ХГГ—ХГГГ вв. в составе Венгерского государства башкирского населения. Насколько мне известно, венгерские историки придерживаются мнения о том, что под башкирами авторы подразумевали собственно мадьярские племена. Этот же круг письменных источников дает нам знать, что на территории Среднего Подунавья в Х—
XIV вв. оседали и вошли в состав венгерского народа представители других этнических групп. Инициатива критического осмысления этих источников должна исходить, прежде всего, от венгерских ученых-историков.
ЛИТЕРАТУРА
1. Краткая история Венгрии. С древнейших времен до наших дней. — М., 1991.
2. Аннинский С.А. Известия венгерских миссионеров XIII—XIV вв. о татарах и Восточной Европе // Исторический архив. Т. 3. — М., 1941. — С. 71—95.
3. Путешествие в восточные страны Плано Кар-пини и Рубрука. — М., 1957.
4. Казаков Е.П. Памятники болгарского времени в восточных районах Татарстана. — М., 1978.
5. Иванов В.А. Путями степных кочевий. — Уфа, 1984.
6. Иванов В.А. Magna Hungaria — археологическая реальность? // Проблемы древних угров на Южном Урале. — Уфа, 1988.
7. Иванов В.А. Древние угры-мадьяры в Восточной Европе. — Уфа, 1999.
8. Белавин А.М., Иванов В.А., Крыласова Н.Б. Угры Предуралья в древности и средневековье. — Уфа, 2010.
9. Майтинская К.Е. Венгерский язык // Языки мира. Уральские языки. — М., 1993. — С. 256—278.
10. Багрянородный К. Об управлении империей. — М., 1989.
11. Минорский В.Ф. История Ширвана и Дербен-да X—XI вв. — М. 1963.
12. Артомонов М.И. История хазар. — Л., 1962.
13. Гаркави А.Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и руссах (с половины VII в. до X в. по РХ). — СПб., 1870.
14. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. — М., 1989.
15. Коновалова И.Г. Ал-Идриси о странах и народах Восточной Европы. — М., 2006.
16. Башкортостан. Атлас. История. Культура. Этнография. — М.; Уфа, 2007.
17. Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати. — М., 1971.
18. Кузеев Р.Г. Происхождение башкирского народа. — Уфа, 2010.
19. Хвольсон Д.А. Известия о хазарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славянах и руссах Абу-Али бен-Омара ибн-Даста // ЖМНП. — СПб., 1868.
20. Бартольд В.В. География Ибн-Саида. Соч. Т. 8. — М., 1973.
21. Мажитов H.A. К вопросу о происхождении башкирского народа // Проблемы востоковедения. — 2011. — № 3 (53). — С. 20—32.
22. Халикова E.A. Magna Hungaria // Вопросы истории. — М., 1975. — № 7. — С. 37—42.
23. Халикова E.A. Ранневенгерские памятники Нижнего Прикамья и Приуралья // Советская археология. — М., 1976. — № 3. — С. 141—156.
24. Халикова E.A. Зауральские истоки культуры протовенгров // Этнокультурные связи населения Урала и Поволжья с Сибирью, Средней Азией и Казахстаном в эпоху железа. — Уфа, 1976.
25. Халикова E.A. Еще раз о проблеме происхождения венгров: (в связи с дискуссией на IV Международном конгрессе финноугроведов) // Советская археология. — 1978. — № 4. — С. 294—300.
26. Халиков A.X. Культура древних венгров в При-уралье и Подунавье в VII—X вв. // Interaktionen / der Mitteleuraischen Slawen und anderen entnika im 6—10 Jahrhundert. — Nitra, 1984. — С. 45—47.
27. Chalikova E.A., Chalikow A.H. Attungarn an der Kama und im Ural (Das Gräberfeld von Bolshie Tigani). — Budapest, 1981.
28. Мажитов H.A. E.A. Сhalikova, A.H. Chalikow Attungarn an der Kama und im Ural (Das Gräberfeld
von Bolshie Tigani). Budapest: Magyar Nemzeti Muzeum, 1981. 132 c., Abb. // Советская археология. — 1985. — № 2. — С. 276—279.
29. Кузеев Р.Г. Народы Среднего Поволжья и Южного Урала. — М., 1992.
30. Казаков Е.П. Волжские болгары, угры и финны в IX—XIV вв.: проблемы взаимодействия. — Казань, 2007.
31. Иванов В.А. Очерк этнической истории Башкортостана в эпоху средневековья // Антропология башкир. — М., 2001. — С. 25—41.
32. Мажитов H.A. Заблуждение или фальсификация // Проблемы востоковедения. — 2011. — № 2 (52). — С. 74—89.
33. Дьени Г. Где нашел монах Юлиан восточных венгров?// От древности к новому времени: Проблемы истории и археологии. — Уфа, 2007. — Вып. 10. — С. 1—10.
34. Генинг В.Ф. Проблемы происхождения венгров // Советская археология. — 1977. — № 1.
35. Закиев М.З. Этногенез тюрков, булгар и башкир. — Уфа, 2011.
36. Мажитов H.A. Бахмутинская культура. — М., 1968.
37. Мажитов H.A. Тайны древнего Урала. — Уфа, 1973.
Ключевые слова: башкирский народ, история, источники, VIII—XIV вв., Юлиан, сведения, венгры, «Большая Венгрия», Южный Урал, недостоверность.
Key words: Bashkir people, history, sources, the 8th — 14th centuries, Julian, data, Hungarians, Magna Hungaria, the South Urals, poor authenticity.
К ВОПРОСУ О «БОЛЬШОЙ ВЕНГРИИ» НА ЮЖНОМ УРАЛЕ
В статье критическому анализу подвергнуты источники, в которых говорится о приезде в Урало-Поволжье венгерского миссионера-католика Юлиана в 1236—1237 гг. с целью установления контактов с проживавшими здесь венграми, а также пропаганды среди них католической религии. В своем отчете Юлиан пишет о встрече со своими сородичами и беседе с ними на понятном языке. Данная информация послужила основанием для утверждения исторической концепции о проживании в начале XIII в. венгров в Урало-Поволжье и локализации здесь легендарной страны «Великая Венгрия». Проделанный нами анализ источников показывает, что идея командирования Юлиана в Урало-Поволжье зародилась в канцеляриях венгерского короля и Римского папы и преследовала политическую цель: вовлечь башкир в сферу своего влияния путем внедрения среди них христианства. Есть основания думать, что эта идея у организаторов возникла на примере группы дунайских башкир XП—XПI вв., которые уже к этому времени вошли в состав венгерского народа. Вероятно, представители данной группы венгров (башкирского происхождения) были привлечены в качестве проповедников христианства среди поволжско-уральских башкир. Юлиан таким образом выполнял
политическое задание: в своем отчете уральских башкир он назвал венграми и сознательно исказил действительность. Понятие «Большая Венгрия» в науке возникла на основе фальсифицированной информации и не соответствует действительности.
Niya% A. Ma^hitov
ON THE ISSUE OF MAGNA HUNGARIA IN THE SOUTHERN URALS
The article presents a critical analysis of the sources of a Hungarian Catholic missionary Julian's visit to the Urals-Volga region in 1236—1237 AD with the aim of establishing contacts with Hungarians dwelling there and also to propagate the Catholic creed amongst them. In his report Julian writes of his encounters with his kin and mentions his talking to them in a language the latter understood. This information has given rise to establishing a historic conception of the Magyars (Hungarians) dwelling in the early 13th century in the Volga-Urals region and of localizing there a legendary Magna Hungaria. An analysis of sources performed by this author testifies to the following conclusions — the idea to send Julian to that region had started in offices of the Pope and the Hungarian king and pursued a political purpose to draw the Bashkirs under their influence by entrenching Christianity among them. It is probable that representatives of that group of Magyars of Bashkir provenance had been recruited to preach Christianity among Volga-Urals Bashkirs. Thus Julian can be said to be carrying a political task by naming Bashkirs from the Urals Hungarians and so distorting reality on purpose. The scholarly notion of Magna Hungaria has arisen being based on a falsified piece of data which fails to tally with the reality.
К сведению читателей
Вышла книга:
Народные песни кряшен Башкортостана: (Бакалинский район) / под общ. ред. З.Н. Сайдашевой; Казанская консерватория. — Казань, 2008. — 200 с. — (Памятники татарского народного музыкально-поэтического
Сборник продолжает серию изданий Казанской консерватории по материалам фольклорных экспедиций студентов и преподавателей консерватории. Он является фактически первой попыткой исследования песен кряшен Бакалинского района Башкортостана, записанных в течение трех лет (2000— 2003 годы), и представляет несомненный интерес не только для этнографов, но и для исполнителей народных песен, как профессиональных, так и любителей.
творчества; вып. Q).
