CC BY
174
К ВОПРОСУ О ФОРМИРОВАНИИ ЕВРОПЕЙСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ
В статье на базе данных «Евробарометр» анализируется состояние и тенденции развития европейской идентичности, дается характеристика основным факторам, влияющим на этот процесс. Автор уделяет внимание методологическим и методическим аспектам оценки европейской идентичности.
Формирование европейской идентичности — важнейшее условие эффективного функционирования Европейского союза. «Каждый европейский народ привносит в общую идею Единой Европы собственные неповторимые черты. Европа как идея — динамический концепт. Она находится в постоянном движении, дополнении, обогащении, а также в постоянном поиске» (см.: Андрийчук, 2006, http://gazetaua.com/ru/2/2450). При изучении европейской идентичности исследователи используют два основных подхода. Первый подход — «сверху-вниз» (Bruter, http://www.afsp.msh-paris.fr/activite/ diversafsp/collgspegael04/bruter.pdf), сторонники которого делают акцент на общем наследии (история, ценности, этнос и т. д.). Подход «сверху вниз» имеет много ротвеоженцев. Например, Уинтл указывает на наличие общих представлений и влияние общих историко-культурных традиций. Ван Дес (Van Deth) и Скарборо (Scarborough) обращают свое внимание на существование общих ценностей, которые объединяют европейцев и отличаются от социальных норм в других странах. Шор (Shore) и Абельс (Abeles) признают существование общих социальных образов и ценностей, особенно в среде элитных групп в Европе. Второй подход — «снизу вверх», сторонники которого скрупулезно отслежтвают, сколько людей действительно определяют себя как европейцев и что они под этим понимают. Подход «снизу вверх» нацелен на изучение постепенного формированиия массовой европейской идентичности, различий в восприятии собственной «европейскости» (Europeanness) и степени влияния ощущения себя европейцем на политическое поведение в целом.
Хотя в объединенной Европе и существуют общие ценности и особенности, жители каждой страны или области гордятся собственными традициями, историей, культурой и склонны чувствовать себя более или менее близкими к другим в зависимости от этих ценностей. Считается, что ценности и стереотипы определяют отношение народов друг к другу. Нидерландцы, датчане и шведы ча-
© Александрова А. В., 2008
ще чувствуют себя находящимися на более высокой ступени социального развития по сравнению с населением других стран ЕС; считается, что именно у жителей перечисленных государств наиболее открытый менталитет (http://europa.eu.int/comm/dg10/epo/). Британцы и ирландцы полагают, что англосаксонская модель политического устройства и стиль жизни лучше любой другой. Великобритания признана гражданами остальных стран ЕС государством, которое внесло наибольший вклад в мировую историю. Далее следуют Германия, Франция, Италия и Россия (она вошла в эту часть исследования, хотя и не является участницей ЕС). Немцы считаются наиболее эффективной нацией (в 5 раз эффективнее британцев) в умении решать поставленные задачи. Одновременно жители Германии признаны вызывающими наибольшую антипатию и плохо воспитанными. По этим показателям за ними следуют россияне и французы. Граждане средиземноморских стран имеют высокую самооценку в том, что касается умения получать удовольствие от жизни. Италия и Испания — две страны, в которых европейцы предпочли бы жить, граждане именно этих стран пользуются наибольшей симпатией у других европейцев. Итальянская кухня с огромным отрывом признана наиболее вкусной. За ней расположились французская, греческая и испанская. И именно в этих странах наибольшее значение придается ритуалу приема пищи. Португальцы и испанцы чаще других ведут ночной образ жизни, в то время как немцы, австрийцы и финны скорее «жаворонки» (там же).
Для большей части граждан 25 стран Европейский союз — символ свободы передвижения во время путешествий, обучения и работы в любой стране-участнице. Кроме того, ЕС ассоциируется с евро. Для Дании, Германии, Греции, Италии, Люксембурга, Кипра, Венгрии, Литвы и Польши ЕС — синоним мира. Для Латвии, Словакии, Испании, Ирландии ЕС — мотор экономического благосостояния. Французы и словенцы признают за странами, входящими в ЕС, культурные различия, в то время как для британцев ЕС означает потерю культурной идентичности (там же).
Формируясь на общей культуре и единых ценностях, «Единая Европа вобрала в себя отличительные черты каждого народа, что позволило увидеть его собственную самобытность и ввести их в общеевропейский контекст, где важна идея, которую несет сам принцип признания народами Европы общего европейского основания» (Андрийчук, 2006, http://gazetaua.com/ru/2/2450). Готовность руководствоваться общими интересами, а не интересами отдельного государства, является свидетельством взаимопонимания между европейскими нациями.
Важным фактором формирования европейской идентичности
является стимулирование Европейскими сообществами широкого экономического, культурного, академического обмена. Взаимное познание и взаимопроникновение между богатыми европейскими национальными культурами приводит к сближению и осознанию общности корней и интересов, что в свою очередь ведет к формированию новой политики между народами в ЕС, так называемой «политики открытости». Ее суть заключается в перестройке отношений собственного народа со всеми другими государствами-членами ЕС на основах сотрудничества для устранения не только формальных пограничных барьеров между государствами-членами ЕС, но и между обществами для построения единого мультикуль-турного европейского сообщества.
Идея единой Европы базируется на представлении о том, что сами граждане западноевропейских стран считают себя в первую очередь европейцами. По мнению известного социолога Дана Дун-гачиу, «только последние десять лет в Западной Европе стали понимать, что они не "безнациональны”. У европейца есть все атрибуты идентичности, которая бы заменяла ему национальность — флаг, паспорт, валюта, отсутствие границ, учебник истории. Но он не становится от этого европейцем» (Миф о европейской идентичности, http://www.vremea.net/news/2005-10-04/17:05:09.html), — считает Дунгачиу. Каждый год в большинстве стран, входящих в Европейский союз, проводится исследование, посвященное идентичности. Получилось, что «чистых европейцев» — всего 4 %. 8 % ощущают себя и европейцами, и представителями определенной нации, 45 % — представителями определенной нации и европейцами и, наконец, 41 % — исключительно жителями своей страны.
Как видно из опроса, идентичность оказывается смещенной в сторону своего государства. Исключение составляет Люксембург, поскольку среди проживающих там достаточно высока доля выходцев из других европейских стран. Каждый десятый житель Люксембурга чувствует себя исключительно жителем Европы, еще 11 % ощущают себя европейцами, а затем уже представителями определенной национальности. Во всех других странах подобные чувства испытывают значительно меньшее число людей. Национальная идентичность явно доминирует в Швеции (60 %) и Великобритании (64 %).
В 2002 г. Евробарометром проводилось исследование стран-кандидатов на вступление в Европейский союз: Болгарии, Венгрии, Кипра, Латвии, Литвы, Мальты, Польши, Румынии, Словакии, Словении, Турции, Чехии, Эстонии. 41 % жителей этих государств видят себя только жителями своей страны, 44 % — представителями своей нации и европейцами, 5 % — европейцами и представителями своей национальности, 3 % — только европейцами (http://europa.eu.int/comm/dg10/epo/).
Исследователи обнаружили зависимость доминирующей формы идентификации, рода деятельности и образования, которая показала, что «менеджеры и люди в возрасте старше 20 лет, получившие полноценное дневное образование, склонны чувствовать себя в определенной мере европейцами (75 % людей, относящихся к этой категории). Пенсионеры (54 % этой группы) и люди, покинувшие школу до достижения ими 15 лет (53 % опрошенных данной категории), более склонны идентифицировать себя со своим гражданством или национальностью» (Попова, 2002, с. 228-229).
Можно проследить взаимосвязь между позитивным отношением людей к вступлению их страны в ЕС (76 % случаев) и ощущением себя в определенной мере европейцами. В то же время 69 % людей, оценивающих вступление своей страны в Евросоюз как «плохое дело», идентифицируют себя исключительно со своей страной. Национальная гордость за возможность быть гражданином своей страны присуща всем европейцам. Среднее значение этого показателя для 15 европейских стран составило 83 % против 12 % тех, кто совсем не гордится возможностью быть гражданином своей страны. Впрочем, средний показатель скрывает весьма существенные расхождения в показателях разных стран. Наибольшими патриотами являются жители Ирландии (98 % против 1 % не испытывающих гордости), Германии (97 % против 2 %), Финляндии (93 % против 6 %), Великобритании (91 % против 6 %). В меньшей степени испытывают гордость от факта своего гражданства жители Дании (66 % против 25 % отнюдь не испытывающих гордость), Бельгии (77 % против 20 %) и Франции (81 % при 12 % тех, кто безразличен к своему гражданству)» (там же, с. 229).
Некоторые ученые рассматривают европейскую идентичность как феномен, возникший в противовес национальным чувствам (см. 1пд^а|1, 1977). Но большинство ученых полагают, что европейская идентичность и национальные идентичности, напротив, совместимы и положительно коррелируют. Райс предлагает несколько вариантов совместимости и взаимодействия между разными идентичностями — модели «мраморный пирог» и «матрешка». Модель «матрешка» показывает многоуровневые идентичности, которые накладываются и содержат элементы друг друга. Любое изменение в одном слое приведет к изменениям в другом. В концепции «мраморного пирога», наоборот, взаимодействие между многочисленными переплетающимися политическими идентичностями не выражено.
В своем исследовании Брутер показал, что в пику «естественному трению» между национальной и европейской идентичностями, чаще всего возникает следующая закономерность: чем больше человек ощущает себя бельгийцем или итальянцем, тем более он
чувствует себя и европейцем (Bruter, http://www.afsp.msh-paris.fr/activite/diversafsp/collgspegael04/bruter.pdf). Такая же положительная корреляция существует, по его мнению, между европейской идентичностью и региональной и местной идентичностями. Только в 3 европейских странах из 25, в которых проводился анализ, большинство жителей идентифицируют себя со своей страной, в основном они рассматривают себя как жителей определенного города или региона. Но данный факт практически никак не отражается на удовлетворенности жизнью в Единой Европе (там же).
В 2004 г. «Евробарометр» провел исследование на тему европейской идентичности среди граждан стран-членов ЕС (http://ec.europa.eu/public_opinion/index_en.htm). Респондентам задавался вопрос: «Кем вы себя видите в ближайшее время?» Предлагалось три варианта ответа: представитель только своей национальности, только европеец или и европеец, и представитель своей национальности. Основной метод отбора, примененный во всех членах-государствах — многоступенчатый случайный выбор. В финальный отчет не были включены данные по ответам «не знаю» или «затрудняюсь ответить», но в среднем число ответивших «не знаю» или «затрудняюсь ответить» составило около 2 %. Такой низкий показатель свидетельствует о том, что европейцы имеют достаточно четкие представления по вопросу о своей идентичности.
Табл. 1. Модели идентичности (Евробарометр, 2004 г.)
Возрастная группа Год Число респондентов с национальной идентичностью фактический прогноз Число респондентов с множественной идентичностью Количественное соотношение людей с множественной идентичностью
18 + 2004 130 177 58
2030 104 226 68
30-44 2004 33 55 65
2030 17 54 76
45-59 2004 32 43 57
2030 23 56 71
60+ 2004 45 41 48
2030 54 75 58
В таблице представлены результаты Евробарометра за 2004 г. и предполагаемый результат, который будет в 2030 г. Как видно из табл. 1, число европейцев, которые в 2030 г. будут иметь множественную идентичность, увеличится, но не так значительно. Чаще всего множественной идентичностью будут обладать, как и сейчас,
европейцы в возрасте от 30 до 44 лет. Что касается национальной идентичности, то здесь будет наблюдаться снижение числа сторонников во всех возрастных категориях, кроме тех, кому 60 лет и старше.
Табл. 2. Коэффициенты динамики множественной идентичности
Страна Коэффициент
Люксембург 26.3
Италия 21.0
Франция 16.7
Испания 12.2
Бельгия 8.9
Нидерланды 7.6
Г ермания 5.7
Дания 3.2
Ирландия 0
Австрия -0.3
Португалия -1.2
Греция -6.0
Швеция -6.2
Финляндия -9.3
Великобритания -10.1
Число наблюдений 12741
В таблице 2 приведены результаты по конкретным странам. Например, в Люксембурге, Италии и Франции наблюдается самый высокий уровень множественной идентичности, а в Великобритании, Финляндии и Швеции — самый низкий. Особенно интересен в свете провала Европейской конституции на референдуме результат, полученный во Франции. Можно сделать вывод, что отказ от Европейской конституции связан с протестом французов против правительства и текущих событий, а не с отрицанием европейской идентичности.
На основании этих исследований ученые предполагают, что в 2030 г. будет только 104 млн человек взрослого населения Европейского союза (учитывая 15 стран ЕС) у которых будет четкая национальная идентичность, и 226 млн людей со множественной идентичностью. Что касается возраста, то показатели сдвинутся вверх: в возрастной группе от 30 до 44 лет те, кто в той или иной мере будут идентифицировать себя как европейцы, будут численно превосходить тех, у кого исключительно национальная идентичность, в пропорции более, чем 3:1.
Многовариантные модели, включающие в себя образование, проживание в городе vs проживание в сельской местности, род занятий, показывают, что процент населения, имеющего множествен_________________________________________________________ 275
ную идентичность, будет лишь увеличиваться. Более того, процессы социализации тоже изменяются, например повышающаяся мобильность студентов и туристов, а также рабочая миграция в пределах Европейского союза, — все это способствует распространению европейской идентичности. Исследователи В. Лютц, С. Крит-ценгер и В. Скирбекк полагают, что группы людей, принимающих только свою национальную идентичность, практически исчезнут, а это в свою очередь приведет к сдвигу в европейской идентичности (Lutz, Kritzinger, Skirbekk, 2006, www.sciencemag.org/cgi/content/ full/314/5798/425).
Согласно опросам «Евробарометра», проведенным в июне 2005 г., 81 % граждан стран ЕС удовлетворены своей жизнью, 4 % — недовольны, а 15 % — не очень довольны. Наиболее оптимистичные настроения зафиксированы у жителей Дании и Люксембурга. Пессимистичнее всего настроены венгры (13 % совершенно недовольны жизнью, 36 % — не очень довольны). Стоит отметить Латвию, Литву и Словакию, в которых своей жизнью недовольна почти половина населения.
По сравнению с данными пятилетней давности, 44 % граждан государств, недавно присоединившихся к ЕС, отмечают ухудшение положения (прежде всего в Польше и Словакии), а 30 % уверены, что их жизнь не претерпела изменений. В ЕС (с учетом 15 старых стран-участниц), 30 % считают, что их жизнь стала хуже (в Германии этот показатель достигает 44 %). 36 % опрошенных не видят никаких изменений, а 33 % считают, что жить стало лучше (в Ирландии — 53 %, в Дании — 48 %, в Финляндии — 47 %). В следующие пять лет в обеих группах стран ожидают улучшения своего положения: в 15 старых странах ЕС — 39 % жителей (в том числе 50 % в Греции, Испании и Ирландии, 45 % на Мальте), в новых членах ЕС — 33 % жителей (наилучший показатель — 39 % — в Венгрии). Уменьшается число тех, кто считает, что его жизнь в будущем ухудшится (16 % в 15 старых странах ЕС и 23 % — в новых). Этот показатель остается высоким в Германии (31 %). Кроме того, более скептически настроены пожилые граждане (www.europa.eu.int).
Несмотря на осторожный оптимизм относительно собственной жизни, существуют серьезные опасения потери социальных, общественных и семейных ценностей. Нет уверенности в будущем экономическом развитии собственной страны из-за стремительной эволюции технологий, да и изменчивости состояния экономики в целом. В странах, недавно вступивших в ЕС, изменения в области экономики, произошедшие за последние 10 лет, вызвали ухудшение экономического благополучия граждан и распад системы предоставления социальных услуг и социальной защиты, увеличив разрыв
между богатыми и бедными, что вызывает растущее недовольство не самых обеспеченных граждан «новой Европы».
Неуверенность в будущем влияет и на степень доверия европейцев к собственным национальным институтам. Как показали исследования, европейцы больше доверяют общеевропейским институтам, чем собственным национальным. Например, только 7 % поляков доверяют собственному правительству. Аналогично настроены 19 % британцев, 23 % немцев. Исключение составляют только Эстония и Кипр. Ответы респондентов в отношении доверия Европарламенту и своим собственным законодательным органам показали, что только жители Швеции, Дании и Кипра доверяют своим национальным парламентам больше, чем Европейскому. Политическим партиям доверяют всего 3 % граждан Польши, 10 % британцев, 11 % немцев, 33 % жителей Мальты, 32 % датчан, 31 % киприотов и люксембуржцев. Наибольшее доверие вызывают: вооруженные силы, о деятельности которых положительно отозвались 63 % жителей 15 старых стран ЕС и 58 % новых. В ряде случаев показатель доверяющих своей национальной армии превышает 80 % (в Финляндии, Греции, на Кипре), лишь в Венгрии армия не входит в число наиболее позитивно оцениваемых государственных институтов.
Полиция занимает первое место в списке наиболее популярных институтов в 15 старых членах ЕС, где к ее работе положительно относятся 65 % граждан (максимальный показатель в Финляндии — 88 %, а наименьший — в Бельгии — 52 %). Зато полиция не так высоко котируется среди новых членов ЕС: она занимает среди институтов государственной власти по критерию доверия только пятое место (42 %). Судебные инстанции и профсоюзы вызвали кардинально разные оценки: в 15 старых (48 % и 36 % опрошенных положительно оценили их деятельность), а в новых странах ЕС такого мнения придерживаются только 27 % и 22 % соответственно. Благотворительные и добровольческие организации занимают второе место по популярности в государствах, недавно вступивших в ЕС (58 % опрошенных положительно относятся к их деятельности). В ЕС из 15 стран положительные отклики дал 61 % опрошенных.
«На смену национальной идентичности как основе построения нации в глобализирующемся мире приходит концепция общей культурной идентичности, основанной на общем миропонимании и общих ценностях» (Лукашевич, http://auditorium.ru/v/index.php?a=vconf&c= getForm&r=thesisDesc&CounterThesis=1&id_thesis=4357&PHPSESSI D=5fb096bcff4069b812ec7d94b0a9548e). Европейская идентичность, получившая реальную ценность «благодаря институционализации и применению на практике европейского гражданства, нуждается и в политике в области культуры и образования, которая бы преврати____________________________________________________________ 277
ла различия между народами в положительное понятие, в общеевропейскую ценность. Это будет способствовать лучшему узнаванию друг друга жителями стран Европы, в том числе благодаря проведению критического анализа исторического прошлого и преподаванию иностранных языков, что является основополагающим элементом интеграции и мирного, солидарного добрососедствав Европе. Большее единообразие системы европейского образования, общая политика в области культуры и все более активное продвижение транснациональных программ («Эразмус» или «Сократ») внесут весомый вклад в решение этой задачи. В результате ЕС должен утвердить собственную идентичность не путем отрицания исторического прошлого (внутриевропейские войны) и не в результате противопоставления Европы другим реалиям (бывший коммунистический блок, США в качестве державы-гегемона), а путем ее осознания себя элементом, оправдывающим, придающим легитимность процессу европейской интеграции. Тогда и у большинства европейцев появится ощущение, что интеграция действительно необходима» (Куарони, 2004, http://www.delrus.cec.eu.int/em/39/eu35_07.htm).
Интеграция станет в большей мере результатом прогрессивных преобразований, а не простого применения правовых норм. Политики и социологи Европы сходятся во мнении, что общую идентичность невозможно навязать сверху, но в условиях, когда она уже существует, возможным представляется создать такие условия, в которых она могла бы развиться максимально быстро. Общую картину самоидентификации европейцев существенно изменяют актуальные проблемы, встающие перед европейским сообществом. «Сегодня Европа вместе с движением ЕС на восток столкнулась с новым вызовом: что считать национальным пространством Европы, где проходят его границы» (Кризис идентичности Европы, 2001, http://www.wdi.ru/print.php?art=2560547).
В соответствии с политическими и стратегическими соображениями границы ЕС расширяются, перед европейцами встают новые, ранее не возникавшие вопросы: где проходят границы Союза, кто может считать себя жителем Европы? Этот вопрос рождает не менее важную проблему — оценку процесса европейской интеграции с точки зрения решения межэтнических отношений в странах ЕС. Важно, чтобы новая европейская политическая идентичность признавала некоторые национальные или региональные особенности стран-участниц так, чтобы не возрастал риск потери интереса к общественной жизни отдельными гражданами. Важно предотвратить появление большого числа партий ультранационалистического толка, которые не поддерживают идею европейской интеграции (Куа-рони, 2004, http://www.delrus.cec.eu.int/em/39/eu35_07.htm).
Националистическую активность можно считать одной из существенных тенденций развития современной Европы. Об этом свидетельствует успех партий, придерживающихся националистических лозунгов (Национальный фронт во Франции, Австрийская партия свободы (АСП)). Существенным обстоятельством, позволившим говорить о новой фазе националистической активности в странах Европы, можно считать нарастание тенденций недовольства в регионах проживания коренных этнических групп. С начала 1970-х годов в практическое русло перешли споры об автономизации исторических этнических регионов Великобритании — Шотландии и Уэльса. Аналогичные процессы идут во Франции (корсиканское национальное движение), Испании (каталонская и баскская проблема), Бельгии (процесс децентрализации и регионализации в контексте обострения отношений между двумя государствообразующими этносами — фламандцами и валлонами). Члены этих субнацио-нальных групп обращают свои взгляды к идее Единой Европы в надежде, что она поможет им вернуть утраченные прерогативы и выразить свою политическую самобытность.
Проблема национальных меньшинств в Европе остается пока неразрешенной. Регионы и малые нации могут укрепить свои политические позиции, но это не означает, что они могут стать действительным субъектом международных отношений (Коппитерс, 1997, с. 12). В этой связи процесс европейской интеграции часто рассматривают в контексте проблем национализма. «Националистическая активность может базироваться на этнокультурных идентичностях разного уровня. Применительно к Европе таковыми являются этнокультурные общности национально-государственного и региональных уровней. В свою очередь наднациональный интеграционный процесс ведет к размыванию политических границ и изменению статуса соответствующего этнокультурного социума. Таким образом, националистическая активность ориентирована по большей части на защиту существующей идентичности, в то время как процесс наднациональной интеграции ставит статус этой идентичности под сомнение» (Смирнова, Киселева, 2002, с. 50).
Необходимо признать, что в странах Евросоюза наряду с проблемой национализма присутствует и определенная степень религиозной нетерпимости. По мнению Дана Дунгачиу, рост нехристианского населения среди граждан западноевропейских стран не стал консолидирующим фактором для создания европейской идентичности. Они размышляют примерно так: «Я не хочу, чтобы у меня в Германии было столько же арабов, сколько их у французов или голландцев» (Миф о европейской идентичности, http://www.vremea.net/ news/2005-10-04/17:05:09.html), — утверждает европейский социолог.
По устоявшемуся мнению, Европа — «самый светский регион на планете» (там же), существует норма оставлять свои религиозные убеждения дома, а в широком кругу демонстрировать толерантность и терпимость. Но недавно четыре государства Европы с преобладающим католическим населением потребовали внести в проект конституции ЕС упоминание о христианстве (сейчас в преамбуле проекта Европейской Конституции о нем ничего не говорится.) Монарх Великобритании одновременно возглавляет англиканскую церковь. В Греции до недавнего времени невозможно было получить паспорт, не предъявив свидетельства о крещении. «Особое упоминание о христианской религии может задеть миллионы мусульман Европы и представителей других вероисповеданий. Идея “христианской Европы”, которая противоречит идее прав человека, поддерживается очень большим числом граждан европейских стран и имеет определенное политическое лобби» (там же).
Отношение к исламскому миру, по всей видимости, будет становиться все более сложной проблемой для ЕС. «Внутренний ислам» уже стал значимым фактором в таких странах, как Великобритания, Германия, Испания, Франция. Очевидно, что процесс интеграции мусульман в общество этих стран, равно как и перспектива присоединения к ЕС Турции, будут порождать новые сомнения в политической интерпретации европейской идентичности (Ефременко, http://auditorium.ru/v/index.php?a=vconf&c=getForm&r=thesisDesc&Co unterThesis=1&id_thesis=4618&PHPSESSID=deb79145a87008634dda 2а5Ь7Ьа3а807). Неприятие Турции европейцами носит глубинный, культурологический характер. Опросы общественного мнения в Европе фиксируют рост числа тех, кто считает, что Турции не место в Европе; 70 % французов, 74 % немцев и 80 % австрийцев выступают против ее вхождения в ЕС. А между тем в Турции гордость своей национальной принадлежностью выразили 86 % жителей (минимальный показатель для Европы — 55% — показали опросы в Литве) (Кузнецова, 2005, http://www.ng.ru/courier/2005-10-10/14_turkey.html).
Фактически европейцы предъявляют этой стране претензии в мусульманстве, хотя согласно внутриевропейским нормам религиозные вопросы вообще не должны приниматься во внимание. Ряд причин мешает европейцам признать Турцию в качестве равноправного члена Европы. Вступление Турции бросает вызов еще не вполне оформившейся европейской идентичности. Недавняя попытка наполнить европейский проект политическим содержанием была остановлена провалом конституционных референдумов во Франции и Нидерландах. Вместе с тем перспектива вступления чуждой по вероисповеданию, менталитету, образу жизни и, в общем, «совсем не европейской страны» неизбежно выносит на первый
план вопрос и о содержании европейских ценностей и принципов, и об условиях их сохранения (там же).
Необходимо учитывать и такой показатель, как величина населения. Европолитики просчитывают и такой вариант, что исламско-азиатская Турция с большим населением сможет обладать значительным представительством в Объединенной Европе. Это не означает, что членство Турции в Европейском Союзе принципиально отвергается. Но признается, что вступление Турции в ЕС существенно затруднит интеграционный процесс и путь к европейской идентичности. Для жителей «старой» Европы совершенно по-разному воспринимаются ситуации, когда турецкие иммигранты в Германии очень быстро становятся добропорядочными гражданами, «хорошими европейцами» (но так ли это?) и когда крупная по числу жителей страна, остающаяся в плену исламских традиций и культуры, объявляется членом европейского сообщества (см.: Райтер, http://www.ieras.ru/joumal/joumal2.2000/8.htm).
Если бы европейская интеграция жестко ограничивалась рамками экономического сотрудничества, Турция имела бы все шансы стать членом ЕС в самом ближайшем будущем. Данный подход игнорирует тот факт, что европейская интеграция строится на фундаменте общих ценностей, сходства исторического опыта, наличия тесных культурных связей между европейскими народами и что она давно вышла за рамки экономического союза. Но турецкая идентичность, вопреки распространившемуся мнению, не половинчатая (наполовину европейская, наполовину азиатская), а целостная. Вступление Турции в ЕС не сделает ее «более европейской», в то время как европейская культурная идентичность, выступающая основой общеевропейского единства, будет ослаблена. С появлением участника, расположенного в Азии, Европа будет еще больше вовлечена в политические процессы на Ближнем Востоке, столкнется с исламским экстремизмом. Восточная граница ЕС превратится в зону постоянного напряжения. Обеспечение безопасности восточной части Евросоюза потребует построения «вертикали власти», дальнейшего ограничения суверенитета, создания общих пограничных войск.
Не все исследователи согласны, что Европейский союз смог создать собственную идентичность. Некоторые ученые утверждают, что переход к концепции мультикультурного общества в том виде, в котором он состоялся в 1960-1970-х годах, охарактеризовался упрощенными подходами. Особенно ярко это проявилось в странах Западной Европы, где мультикультурализм стран рассматривался как желательная и даже идеальная модель. При этом был проигнорирован такой фактор, как невосприимчивость. Например, как мы
видим сейчас, мусульманская идентичность оказалась настолько сильной, что ее не устроила роль равноправного партнера внутри европейских стран, налицо претензии на навязывание собственной системы ценностей» (Рябов, http://Www.antnopotDk.anchipelag.nj/text/a064.htm).
Современный ренессанс правых партий в Западной Европе говорит о реакции простого населения, которое не готово к скорости глобальных процессов, происходящих в мире; это реакция на недостатки мультикультурного общества, что, впрочем, не означает, что данную модель пора списывать. Постоянно проводящиеся социологические исследования в Европе отражают значительные изменения в политическом сознании граждан. Так, Евробарометр отмечает увеличение числа людей, склонных к общеевропейской самоидентификации. На основании данных этих исследований можно говорить о предпосылках появления единой европейской идентичности, но в то же время нельзя забывать о большом проценте людей, которые не принимают идею Единой Европы.
Литература
Андрийчук О. Европа, где ты? // Газета UA. 01.03.2006. Вып. 3 // http://gazetaja.eom/nj/2/2450 Ефременко Д. В. Европейская идентичность как фактор становления новой российской идентичности // http://ajditonijm.nj/v/index.php?a=vconf&c=getFonm&n =thesisDesc&CojntenThesis=1&id_thesis=4618&PHPSESSlD=deb79145a87008634dda 2a5b7ba3a807
Коппитерс Б. Предисловие // Коппитерс Б., Ремакль Э., Зверев А. Этнические и региональные конфликты в Евразии. Международный опыт разрешения конфликтов. Кн. 3. М., 1997.
Кризис идентичности Европы // Central Europe Review. 26.01.2001 //
http://www.wdi.nu/pnint.php?ant=2560547 Куарони К. Европейская идентичность, или как помочь людям ощутить себя гражданами Европы // Журнал Европейского союза. 2004. № 35. Январь.
Кузнецова Е. Марш Турецкого // Независимая газета 10.10.2005 //
http://www.ng.nj/cojnien/2005-10-10/14_tjnkey.html Лукашевич В. А. Европейское гражданство: право и идентичность //
http://ajditonijm.nj/v/index.php?a=vconf&c=getFonm&n=thesisDesc&CojntenThesis=1&i d_thesis=4357&PHPSESSID=5fb096bcff4069b812ec7d94b0a9548e Миф о Европейской идентичности // Время. 04.10.2005 // http://www.vnemea.net/ news/2005-10-04/17:05:09.html Попова О. В. Политическая идентификация в условиях трансформации общества. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2002.
Райтер Э. Идея Европейской Федерации // http://www.ienas.nü/jojnnal/jojmal2.2000/8.htm Рябов А. В. Постимперская идентичность для России и Европы // http://www.antnopotok. anchipelag. nj/text/a064. htm Смирнова А. Г., Киселева И. Ю. Идентичность в меняющемся мире. Ярославль, 2002.
Bruter M. Political Identity and Ejnopean Elections // http://www.afsp.msh-panis.fn/activite/divensafsp/collgspegael04/bnjten.pdf
Lutz W., Kritzinger S., Skirbekk V. Popjlation: The Demognaphy of Gnowing Ejnopean Identity // Science. 2006. N 314 // www.sciencemag.ong/cgi/content/fjll/314/5798/425
http://ec.europa.eu/public_opinion/index_en.htm
http://europa.eu.int/comm/dg10/epo/
http://www.delrus. cec. eu.int/em/39/eu35_07. htm
http://www.delrus. cec. eu.int/em/39/eu35_07. htm
Inglehart R. The Silent Revolution. London: Macmillan, 1977.
www.europa.eu.int
