CC BY
12
Санкт-Петербургская православная духовная академия
Архив журнала «Христианское чтение»
Ф.А. Курганов
К истории константинопольских патриархов:
отзыв о сочинении И. Андреева: "Константинопольские патриархи от времени Халкидонского собора до Фотия", представленном на соискание премии митрополита Макария
Опубликовано:
Христианское чтение. 1900. N° 12. С. 1031-1051.
© Сканированье и созданье элекгронного варьанга: Санкт-Петербургская православная духовная академия ('www.spbda.nl'). 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.
СПбПДА
Санкт-Петербург
Къ исторіи константинопольскихъ патріарховъ1).
Собственно дослѣдованію о „хронологіи константинопольскихъ патріарховъ отъ времени Халкидонскаго собора до Фотіяи посвящена одна только „глава третья“, сравнительно не очень обширная (стр. 156—204). Здѣсь авторъ старается быть краткимъ и только, видимо, примѣняетъ результаты своего изслѣдованія, добытые имъ при критическомъ обзорѣ пособій и источниковъ для хронологіи константинопольскихъ патріарховъ въ предыдущихъ двухъ главахъ. Чтобы ближе ознакомиться съ характеромъ этой части его изслѣдованія, возьму для образца его опредѣленіе хронологіи патріарха Киріака, на котораго, какъ видѣли, взвелъ нелѣпицу ультра-монтанинъ Вароніи: въ своихъ Annales ecclesiastici, опровергаемую именно точнымъ опредѣленіемъ времени правленія этого патріарха.
„Опредѣлить время вступленія Киріака на каѳедру, говоритъ г. И. Андреевъ, представляется нѣсколько затруднительнымъ: въ Пасхальной хроникѣ объ этомъ вотупленіи говорится подъ 594-мъ годомъ, хотя и не твердо. У Ѳеофана также неопредѣленно 1-мъ годомъ его названъ 587-й годъ Александрійской эры, т. ѳ. 594 — 595 г. Чтобы выйти изъ затрудненія, слѣдуетъ начать опредѣленіе хронологіи Киріака съ конца. Въ Пасхальной хроникѣ смерть Киріака очень точно отнесена къ 29 октября 606 года въ воскресенье, при чемъ указаніе дня мѣсяца вполнѣ согласно со свидѣтельствомъ мѳнологія Морчелли. Всѣ каталоги, Никифоръ Каллистъ въ „Исторіи“ и таблицы лѣтописи Ѳеофана обозначаютъ продолжительность правленія Киріака круглой цифрой—11 лѣтъ. Зонара, говоря, что Киріакъ умеръ на 11-мъ году своего правленія, даетъ понять, что 11-ть лѣтъ нужно
*) См. „Хр. Чт.“ за ноябрь.
считать нѳпопныя. Отсчитывая эти 11 лѣтъ назадъ отъ 2d октября 606 года, возведете на каѳедру Киріака нужно отнести къ двумъ послѣднимъ мѣсяцамъ 595 года. А такъ какъ по Зонарѣ эти 11 лѣтъ были нѳпопныя, и такъ какъ Григорій Великій въ письмѣ къ Маврикію хвалитъ этого императора за то, что онъ долго мѣдлипъ (diu haesitavit) избраніемъ преемника Іоанну Постнику, то можно вступленіе Киріака пріурочить или къ самому концу &95-го или къ началу 596 года. Отсюда показаніе автора Пасхальной хроники о занятіи каѳедры въ 594 г. нужно признать ошибочнымъ, что и понятно изъ сказаннаго объ этой датѣ выше (въ отдѣлѣ о Пасхальной хроникѣ). Итакъ, Киріакъ занималъ коѳедру съ самаго конца 595-го или начала 596 года по 29 октября 606 года“ (стр. 179—180).
Сдѣлаю нѣсколько замѣчаній на приведенное разсужденіе г. И. Андреева, чтобы чрезъ это ближе всмотрѣться въ методъ его изслѣдованія, которому онъ придаетъ преимущественное значеніе, и точнѣе опредѣлить общій характеръ его работы о хронологіи константинопольскихъ патріарховъ.— Отмѣтивъ, „нетвердость“ показанія Пасхальной хроники и „неопредѣленность“—Ѳеофановой о времени вступленія Киріака на патріаршую каѳедру, онъ усматриваетъ здѣсь для себя „затрудненіе“; но въ чемъ собственно заключается это затрудненіе: въ разнорѣчіи ли показаній одинаково авторитетныхъ источниковъ, или въ невѣрности ихъ показаній относительно указаннаго ими года, или же въ неточности ихъ показаній и именно относительно мѣсяца, или въ иномъ чемъ либо, относительно всего этого онъ ничего не говоритъ, но прямо приступаетъ къ рѣшенію затрудненія, предоставляя болѣе точное опредѣленіе его самому читателю. Выводъ, къ какому пришелъ авторъ въ заключеніе своего разсужденія, состоитъ, какъ показано, въ томъ, что Киріакъ вступилъ на константинопольскую каѳедру „съ самаго конца 595-го года или начала 596 года“ и что показаніе Пасхальной хроники о занятіи ея въ 594 году „нужно признать ошибочнымъ, что и понятно (дѳ) изъ сказаннаго объ этой датѣ выше (въ отдѣлѣ о Пасхальной хроникѣ)“. Нельзя сказать, чтобы это опредѣленіе искомой даты отличалось у г. Андреева „твердостію“ и „опредѣленностію“. Нѣтъ этой твердости и опредѣленной послѣдовательности и въ самомъ разсужденіи его. „Въ отдѣлѣ о Пасхальной хроникѣ“ относительно даты 594 года онъ кратко замѣчаетъ только, что „эта дата засвидѣтельствована (авторомъ Пасхальной хроники) очень обще: не помѣченъ даже мѣсяцъ, что заставляетъ думать, что сабытіѳ представлялось автору не совсѣмъ ясно“ (стр. 68). Это помѣта г. Андреева о датѣ 594 года говоритъ не болѣе, чѣмъ и указанная другая его помѣта, что сообщеніе Пасхальной хроники о возведеніи Киріака на константинопольскую каѳедру »не твердо“. Но объ „ошибочности“ его нѣтъ рѣчи
ни танъ, ни вдѣсь. Напротивъ, въ виду тѣхъ доводовъ, по которымъ г. И. Андреевъ признаетъ за датами Пасхальной хроники о константинопольскихъ патріарховъ вообще „рѣшающее значеніе", его отмѣтка о датѣ 594 года, что де событіе подъ этою датой „представлялось автору (хроники) не совсѣмъ ясно", можетъ имѣть только то значеніе, что неясными представлялись автору хроники мѣсяцъ и число мѣсяца, въ которые Киріакъ вступилъ на константинопольскую каѳедру, но не самый годъ его вступленія. По крайней мѣрѣ я вынесъ такое впечатлѣніе иэъ приведенныхъ разсужденій г. Андреева о Пасхальной хроникѣ. Но можно ли, не прегрѣшая явно противъ текста Пасхальной хроники, сказать, что сообщеніе ея о вступленіи Киріака на патріаршій константинопольскій тронъ „не твердо", и, наоборотъ, сообщеніе ея о смерти его „твердо"? Выписываю оба эти ея сообщенія:
— Р. 692: ’Іѵ8. iß'. tß'. (хета отг. Maopixiou Tißspiou Аоуооотоо то —Ttj< ёѵ КюѵотаѵтіѵооиоХы ауштатус, exxXvjoias Коріахо?, тгрео-ßöxepo; xai оіхоѵбро? т% ai>nj; ixxXvjotas ityslxtxi етт) iß'.;
— р. 997: Ivo. Я'. 8'. рета і>іг. Фшха Аоуоботоо то ß'.
— Тоотш тц> Ітеі теХеота Kopiaxoc Tratpiäp^Tjc КшѵатаѵтіѵоиігоХеох; pnrjvi öitspßepsTa{<p xata 'Рсцра{оо<; öxTtoßpitu, xö', гцАера Zf хаі хт]8е6етаі х% тріахоогд тоо аотоо рт|ѵ6?, Tjpepa чгршттд, хаі атсете&т) то аотоо Xetyavov яро; аоѵт)ЕЬіаѵ еі; too? öfftoui ’АтгозтоХоо? (Chron. Pasch, ed. Bonn. 1832, t. I).—Признаюсь, оба эти сообщенія Пасхальной хроники носятъ въ себѣ признаки совершенно одинаковой твердости. Разница ихъ обоихъ состоитъ только въ томъ, что въ одномъ изъ нихъ указанъ лишь годъ событія, но мѣсяцъ и день мѣсяца, въ которые оно совершилось, умолчены, а въ другомъ—указанъ не только годъ ообытія, но и мѣсяцъ и день его явленія. Эта разность относится къ подробности сообщеній, но не къ ихъ твердости или шаткости. Но и этотъ недостатокъ въ подробностяхъ легко устранимъ; онъ исчезаетъ самъ собою при совокупномъ разсматриваніи обоихъ этихъ сообщеній,—какъ это и трѳбуѳтоя контекстомъ рѣчи,—и авторская опредѣлительность и точность хроники всецѣло возстановляются. Въ самомъ дѣлѣ, если патріархъ Киріакъ умеръ 29 октября 606 года и если онъ патріаршествовалъ ровно 12-ть лѣтъ *), то, при той твердости и увѣренности, съ какими авторъ Пасхальной хроники сообщаетъ объ обоихъ этихъ событіяхъ, время избранія и возведеніе Киріака на патріаршій тронъ, съ несомнѣнностію слѣдуетъ отнести, по нему, къ 29 октября 594 года. Такимъ образомъ изъ текста Пасхальной хроники никакъ нельзя за-
*) Это опредѣлительное сообщеніе, что Киріакъ патріаршествовалъ ровно двѣнадцать лѣтъ, видимо, связывающее оба приведенныя сооб* щенія—о возведеніи Киріака на патріаршій тронъ и о его смерти—въ
ключить, что ея сообщеніе о времени вступленія Кнріака на патріаршій константинопольскій тронъ „не твердо" и потому не заслуживаетъ довѣрія. Можно усомниться въ достовѣрности ея показанія только по сравненіи его съ показаніями другихъ источниковъ, ему противорѣчащихъ. Только въ этомъ случаѣ можетъ возникнуть вопросъ, кому слѣдуетъ болѣе довѣриться: Пасхальной хроникѣ, показанія которой „вполнѣ и всецѣло могутъ удовлетворять требованіямъ самой пытливой и подозрительной хронологической критики", или же менѣе ея совершеннымъ источникамъ?
Теперь мы наталкиваемся на другую сторону въ изслѣдованіи автора, отсутствіе которой онъ ставитъ въ упрекъ прежнимъ изслѣдователямъ византійской хронологіи (Муральту) и, наоборотъ, нарочитое удареніе на которую онъ вмѣняетъ себѣ въ заслугу: такой, для введенія очень обширный, общій критическій обзоръ источниковъ, какой сдѣлалъ авторъ, дѣйствительно ли облегчаетъ работу и вѣрнѣе ведетъ къ намѣченной цѣпи, чѣмъ при иной постановкѣ, когда кратко были бы отмѣчены только общія свойства источниковъ, безъ тѣхъ подробностей въ сужденіи о нихъ, какія счелъ нужнымъ дать г. Андреевъ? Справедливость требуетъ отмѣтить, что теперь, при частномъ опредѣленіи времени патріаршѳствова-нія — въ разсматриваемомъ случаѣ — Киріака, уже нельзя усмотрѣть въ оцѣнкѣ источниковъ того отношенія къ нимъ автора, которое онъ старался установить при критическомъ обзорѣ ихъ, какъ нормальное: здѣсь онъ ко всѣмъ источникамъ относится уже одинаково, какъ имѣющимъ равную между собою цѣнность, и различаетъ достоинство ихъ показаній только относительно времени патріаршеотвованія Киріака, при чемъ худшимъ, въ общемъ, источникамъ даетъ предпочтеніе предъ лучшими, какъ болѣе цѣннымъ въ данномъ случаѣ, — такъ показаніе Зонары предпочитаетъ показанію и автора Пасхальной хроники и Ѳеофана Цоповѣдника, хотя, въ общемъ, его хроника должна, по сужденію автора, стоять ниже хроникъ сихъ послѣднихъ.
Что же изъ всего сказаннаго слѣдуетъ? Къ какому выводу мы должны придти относительно метода и расположенія частей сочиненія г. И. Андреева? Дѣйствительно ли ови такъ естественны и прямо вытекаютъ изъ существа темы, какъ думаетъ о томъ и старается представить самъ авторъ? Изъ разсмотрѣннаго случая относительно опредѣленія времени патріаршеотвованія Киріака, думается, слѣдуетъ признать, что тѣ общія сужденія объ источникахъ и въ томъ видѣ, какія и какъ авторъ выдвинулъ въ критическомъ обзорѣ ихъ,
одно цѣлое, почему-то опущено авторомъ въ своихъ разсужденіяхъ; между тѣмъ, для правильности и полноты ихъ, оно, несомнѣнно, было бы очень ваяено.
въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ мало пригодны. Здѣсь требу стоя выдвинуть цѣнность указанія того или другаго источника именно для изслѣдуемаго случая, а не вообще относительную цѣнность источниковъ между собою: въ общемъ какой - нибудь источникъ можетъ быть очень цѣннымъ, по крайней мѣрѣ—цѣннѣе другихъ, сравнительно съ нимъ имѣющихъ второстепенное значеніе; но въ примѣненіи къ какому-нибудь чаотному случаю показанія его совсѣмъ малозначащи. И это правило имѣетъ значеніе особенно при опредѣленіи византійской хронологіи, для которой нельзя указать какого-нибудь одного общаго непререкаемаго источника. На него, на это правило, сдѣлалъ намекъ уже Мурапьтъ, когда заявилъ, что здѣсь, въ опредѣленіи византійской хронологіи, слѣдуетъ отыскивать твердую точку опоры въ источникахъ для каждаго отдѣльнаго случая, и при этомъ, какъ на надежный источникъ для византійской хронологіи, онъ указалъ, наряду съ другими источниками, еще на императорскіе законы (preface, р. У—VI), о которыхъ г. Андреевъ, однакожъ, совсѣмъ не упоминаетъ.
Принимая во вниманіе все доселѣ сказанное, я думаю, что планъ сочиненія г. И. Андреева, названный имъ естественнымъ, опредѣляемымъ самымъ существомъ темы, удобнѣе было бы замѣнить другимъ планомъ, ближе подходящимъ къ дѣлу и вѣрнѣе могущимъ вести къ намѣченной цѣли, именно тѣмъ, который я выдвигаю при настоящемъ анализѣ изслѣдованія автора. Критическій обзоръ пособій и источниковъ для хронологіи константинопольскихъ патріарховъ долженъ всецѣло войти во введеніе къ изслѣдованію. Таковымъ онъ по существу своему, какъ видѣли, и является. Обѣ посвященныя имъ главы никоимъ образомъ не могутъ быть названы частію изслѣдованія о хронологіи константинопольскихъ патріарховъ, хотя въ вихъ и помѣщены нѣкоторыя свѣдѣнія, которыя могли бы быть отнесены къ самому изслѣдованію предмета. Само собою понятно, что, во вводной части къ изслѣдованію, сообщенія о пособіяхъ и источникахъ къ хронологіи константинопольскихъ патріарховъ должны быть кратки и сжаты, заключать въ себѣ только то, что дѣйствительно вводитъ читателя въ задачу и характеръ изслѣдованія. Въ такомъ случаѣ изслѣдованіе получитъ должный объемъ, соотвѣтствующій ему сравнительно со введеніемъ, и приметъ нѣсколько иной характеръ съ нѣкоторымъ измѣненіемъ и самаго метода. Именно, точное опредѣленіе времени правленія каждаго изъ патріарховъ должно составлять всякій разъ особую задачу въ изслѣдованіи, съ мотивированнымъ указаніемъ, что сдѣлано по этому вопросу прежними изслѣдователями и что осталось сдѣлать, какія допущены ими погрѣшности и почему, какое сообщеніе изъ всѣхъ, относящихся къ точному установленію искомой даты, источниковъ должно быть принято за исходную точку пред-
почтительно предъ другими однородными сообщеніями и почему именно оно должно лечь въ основу установленія искомой даты, а не другія, касающіяоя ея, сообщенія. Мнѣ думается, что при такомъ планѣ и методѣ изслѣдованія яснѣе обрисовались бы какъ недочеты прежнихъ изслѣдователей по хронологіи константинопольскихъ патріарховъ, такъ равно и то, что сдѣлано г. Андреевымъ къ восполненію эгихъ недочетовъ, такимъ образомъ заслуга его въ избранной имъ области сдѣлалаоь бы очевиднѣе, читатель во очію могъ бы видѣть, гдѣ авторъ исправилъ погрѣшности своихъ предшественниковъ, въ какомъ мѣстѣ восполнилъ ихъ аргументацію, и т. д. Вмѣстѣ съ этимъ читателю наглядно представлялись бы и успѣхи науки въ избранной имъ области, зависящіе отъ открытія новыхъ памятниковъ иди отъ новаго, болѣе исправнаго и критичнаго, изданія уже прежде обнародованныхъ источниковъ для его труда. При рекомендуемомъ мною ходѣ работы не было бы и той разбросанности въ мысляхъ, какая теперь замѣчается въ сочиненіи автора. Въ заключеніе анализа собственно хронологической части его изслѣдованія не могу не отмѣтить еще одного неудобства его книги: онъ не приложилъ описка обозрѣнныхъ имъ патріарховъ съ обозначеніемъ годовъ и мѣсяцевъ ихъ правленія и съ указаніемъ страницъ, гдѣ именно ведется трактатъ о нихъ въ книгѣ. Такой списокъ значительно облегчилъ бы пользованіе ею.
Послѣдня, четвертая, глава посвящена „очеркамъ жизни и дѣятельности свв. Анатолія, Геннадія и Іоанна Постника“, патріарховъ константинопольскихъ. Въ очеркѣ жизни и дѣятельности св. Анатолія авторъ первоначально сообщаетъ краткія свѣдѣнія о рожденіи Анатолія, первоначальномъ его воспитаніи, образованіи и служеніи, и затѣмъ говоритъ объ избраніи его на константинопольскую патріаршую каѳедру и служеніи на ней съ яркимъ, по возможности, изображеніемъ затруднительности обстоятельствъ, при которыхъ привелось ему проходить это, и само по себѣ трудное, служеніе (стр. 205—233). При описаніи жизни св. Геннадія, онъ, кромѣ характеристики дѣятельности этого патріарха, даетъ еще обзоръ и разборъ письменныхъ трудовъ его, преимущественно экзегетическихъ (стр. 234—255). Точно такого же порядка авторъ держится и при описаніи Жизни и дѣятельности св. Іоанна Постника, т. ѳ. сначала характеризуетъ его, какъ человѣка и какъ патріарха, и въ заключеніи дѣлаетъ краткій обзоръ письменныхъ его произведеній (стр. 255—286). Какъ на общую черту, нѣсколько объединяющую всѣ эти три, сами по себѣ самостоятельные, очерка, или могущую объединять ихъ, слѣдуетъ указать на обзоръ ихъ дѣятельности, въ особенности перваго и послѣдняго изъ указанныхъ патріарховъ, въ связи съ отношеніями къ римскимъ епископамъ, которые не всегда облегчали тяготу ихъ положенія въ центрѣ горячей вѣроисповѣдной борьбы, но, по време-
намъ, какъ бы нарочно, увеличивали ѳе. Для уясненія этихъ отношеній константинопольскихъ партіарховъ къ римскимъ епископамъ сдѣлаю нѣсколько замѣчаній.
Г. И. Андреевъ, выставляя на видъ то обстоятельство,— что на Халкидонокомъ соборѣ, не смотря на то, что легаты папы стояли во главѣ его, а посланіе Льва къ Флавіану оказало вліяніе на рѣшеніе догматическихъ вопросовъ, занимавшихъ отцевъ собора, тогда какъ „положеніе константинопольскаго епископа представляется больше чѣмъ скромнымъ“ , дѣлаются, однакожъ, такія постановленія въ пользу сего послѣдняго, „которыя фактически ставятъ его во главѣ не только извѣстныхъ митрополій, но и во главѣ всего Востока",—усматриваетъ въ немъ „непонятное противорѣчіе“, объясненія коего „весьма естественно“, явились „весьма разнорѣчивыми". Такъ, папа Левъ объясняетъ происхожденіе этихъ постановленій единственно изъ гордости, честолюбія и властолюбія епископа Анатолія, который, по его словамъ, „обративъ соборъ, имѣвшій цѣлью только обсужденіе вопросовъ вѣры, въ орудіе для (своего) превозношенія, употреблялъ при этомъ непозволительныя средства и даже угрозы, чтобы (только) склонить собравшихся (епископовъ) къ признанію прѳимущестръ константинопольской каеѳдры". Но сами отцы Халкидонскаго собора были того мнѣнія, что сказанныя постановленія о привиллегіяхъ константинопольскаго епископа сдѣланы ради благочинія въ дѣлахъ церковныхъ, во вниманіе къ желаніямъ и требованіямъ благочестивыхъ и христолюбивыхъ императоровъ, сената и всего царствующаго града Константинополя. На эти же самые мотивы при постановленіи разбираемыхъ опредѣленій собора о привиллегіяхъ константинопольской епископской каѳедры указалъ и самъ Анатолій въ своемъ письмѣ къ папѣ Льву, уотраняя какое бы то ни было свое вліяніе на ихъ возбужденіе на соборѣ или принятіе ихъ (стр. 214—216).
При столь радикально разнящихся объясненіяхъ одного и того же факта, г. И. Андреевъ задается вопросомъ: какое изъ двухъ приведенныхъ объясненій одного и того же событія наиболѣе отвѣчало дѣйствительности? — и тотчаоъ же отвѣчаетъ, что „судить объ этомъ очень трудно“, и причину этой трудности онъ усматриваетъ въ томъ, что съ одной стороны предъ нимъ стоитъ „мнѣніе дѣйствительно великаго человѣка, оказавшаго церкви многія важныя услуги въ тяжелое для нея время“, а съ другой—нельзя же оставлять безъ вниманія и „увѣреній отцевъ собора, замѣчательнѣйшаго по свободѣ высказываемыхъ на немъ мнѣній". Однакожъ, „многое заставляетъ“ его думать, что свидѣтельство отцевъ собора „ближе къ истинѣ", что „Халкидонскіѳ каноны не были плодомъ стараній одного Анатолія", ибо вѣдь фактически „константинопольская каѳедра ничего новаго не пріобрѣла на четвертомъ (вселенскомъ) соборѣ“, а скорѣе „потеряла нѣчто
изъ стараго“, него, конечно, не могло бы быть, если бы только причина означенныхъ соборныхъ постановленіи заключалась въ одномъ честолюбіи Анатолія, какъ старался увѣрить въ этомъ папа Левъ Вѳлнкій. Въ чемъ же дѣло? Да, просто въ томъ, что „въ Римѣ слишкомъ мало знали положеніе вещей на Востокѣ и заботились только объ охраненіи своей собственной чести“. „Не будетъ, говоритъ г. И. Андреевъ, преувеличеніемъ сказать, что источникомъ всѣхъ протестовъ Льва была созданная имъ теорія церковнаго развитія, по которой (замѣтимъ, что главнымъ каноническимъ основаніемъ, на которое опирался папа въ борьбѣ оъ Анатоліемъ, было 6-оѳ правило I вселенскаго собора) соборы нъ своихъ опредѣленіяхъ „не регулируютъ только это развитіе, а создаютъ его“, такъ что по этой теоріи разъ что-либо опредѣленное канонами уже не можетъ подлежать измѣненіямъ въ послѣдующее время, хотя бы такнхъ измѣненій настойчиво требовало дѣйствительное положеніе вещей. Долгъ справедливости требуетъ прибавить, что не одно это „охраненіе собственной чести“ диктовало Льву письма, наполненныя упреками Анатолію, но и главнымъ образомъ именно незнаніе исторіи константинопольской ѳпнокопіи до Халкидонскаго собора“. Въ Римѣ, утверждаетъ авторъ, ооталоя нѳзамѣчѳн-нымъ „долгій процессъ утвержденія власти конотантонополь-окаго епископа“; теперь папа Левъ „увидѣлъ только результаты* этого долгаго процесса въ пользу константинопольской каѳедры. Поэтому „естественно“, что въ разсматриваемыхъ постановленіяхъ Халкидонокаго собора ему „прѳдстав-влялиоь призраки преступнаго честолюбія, принужденія и пр., подъ вліяніемъ которыхъ онъ нападалъ на Анатолія (стр. 216—217).
Воѣ приведенныя разоуждѳнія г. И. Андреева можно назвать оплошнымъ нѳдоразумѣніѳмъ, да и вызываютъ они сплошь одни недоумѣнія. Разберемся, установивъ, насколько это возможно въ краткой рецензіи, факты такъ, какъ они были въ дѣйствительности. Они будутъ краснорѣчиво говорить сами га себя и—противъ разсужденій автора.
Какъ, при какихъ протестахъ со стороны папскихъ легатовъ были сдѣланы постановленія о прерогативахъ константинопольскихъ епископовъ, было уже сказано. Въ дополненіе къ этому въ настоящій разъ считаю нужнымъ сообщить еще слѣдующее. Папа Левъ, какъ отчасти было уже замѣчено, всемѣрно домогался, чтобы соборъ (вселенскій) былъ созванъ въ Италіи и чтобы предсѣдательствовали на этомъ соборѣ его легаты; онъ выразилъ даже желаніе, чтобы на соборѣ не занимались изслѣдованіемъ догматическихъ вопросовъ, такъ какъ они-дѳ уже хорошо рѣшены въ его догматическомъ пооланш къ Флавіану ‘). Но ни одно изъ этихъ требованій и
*) Cf. Leon. ер. 83. 84. 89. 90. 91. 93. 94. Migne, Patrolog. ser. lat т. LIV, col. 919 sqq.
пожеланій папы не было исполнено: соборъ созванъ на Бостонѣ, въ Хапкидонѣ; догматичѳокоѳ посланіе Льва къ Фла-віану подвергнуто на соборѣ самому тщательному необстоятельному разбору, чтобы никто уже не могъ болѣе сомнѣваться, что оно не заключаетъ въ себѣ ничего еретическаго, именно неоторіанскаго. И предсѣдательствовали на засѣданіяхъ ообора не папскіе легаты, какъ того требовалъ Левъ, а императорскіе сановники; они выставляются въ соборныхъ дѣяніяхъ на первомъ мѣстѣ иди поимянно, или же просто дѣлается помѣта: „подъ предсѣдательствомъ тѣхъ же знаменитѣйшихъ и славнѣйшихъ сановниковъ“ 1). Исключеніе составляютъ—дѣяніе шестое, на которомъ предсѣдательствовалъ самъ императоръ а), и дѣяніе третье, на которомъ не. было ни императора, ни императорскихъ сановниковъ э). Равнымъ образомъ и руководили соборными преніями не папскіе легаты, а опять-таки императорскіе сановники, какъ предсѣдательствующіе. Легаты папы, воспользовавшись отсутствіемъ императорскихъ сановниковъ на третьемъ засѣданіи, проявили свою руководствѳнно-прѳдсѣдатѳпьскую влаоть только на этомъ засѣданіи и, при томъ, безъ всякаго полномочія со стороны императора. Поэтому оно не безъ основанія считается изслѣдователями Халкидонскаго собора маленькимъ папскимъ соборомъ въ ряду засѣданій великаго вселенскаго собора * *). Такимъ образомъ „непонятное противорѣчіе“, усмотрѣнное г. И. Андреевымъ между главенствомъ папскихъ легатовъ на Халкидонскомъ соборѣ и принятыми на немъ рѣшеніями о привиплѳгіяхъ константинопольской церкви, устраняется весьма легко простою справкою съ соборными дѣяніями: никакого противорѣчія между положеніемъ легатовъ на соборѣ и принятыми соборомъ рѣшеніями не было и не могло быть; легаты папы не стояли во главѣ собора; что же они, какъ уполномоченные папы k равноправные члены со-
J) Harduin. t. II. col 508. 560: тсрохаЗеСоріёѵшѵ тюѵ aü-мм p.;YoO-o~psrceet<i-т<оѵ *al 6v5o5oTdT(uv ар^оѵтшѵ; или: irpoxaUs^Gpiviiiv тшѵ ттроугірзрч^ёѵшѵ деуаХо--ргттгогатмѵ хзі ёѵоо;отіти>ѵ ар/йѵтшм.—Эта помѣта не можетъ оставлять никакого сомнѣнія въ томъ, что имена императорскихъ сановниковъ занимаютъ п'ервое мѣсто въ соборныхъ актахъ ие просто, только какъ бы изъ чести, но именно потому, что они предсѣдательствовали на соборѣ.
*) Harduin.. t. II, col. 463.
J) Ibid. t. П, col. 310.
*) Die Commissäre nahmen,... von dieser (dritt.) Concilssitznng gar keine Notiz, betrachteten sie also als eine Privataction ohne gesetzmäs-sige Gültigkeit. Und so characterisirt sie sich denn als ein kleines Concil für sieb, nach der Schablone, wie Leo die Synode überhaupt gewünscht hätte, und wie sie sicher gehalten worden wäre, wenn der Kaiser seinen Wünschen gemäss, sie nach Italien würde berufen haben. Langen, los. Geschichte der römischen Kirche von Leo I bis Nikolaus I. Bonn, 1885, S. 56—57.
бора, могли сдѣлать по вопросу о привилегіяхъ константинопольской церкви, это они и сдѣлали 1 *). О полошѳніи папскихъ легатовъ на Халкидонскомъ соборѣ оъ документальной увѣренностію можно сказать одно только, что оно было весьма выдающимся, такимъ, какого они не занимали ни на' прежнихъ, ни на послѣдующихъ воеленокихъ соборахъ 3).
Объясненіе рѣзкихъ укоровъ папы Льва патріарху Анатолію (во властолюбіи, честолюбій, насильственныхъ захватахъ) изъ незнанія въ Римѣ церковныхъ отношеній на Востокѣ и изъ особенной „теоріи церковнаго развитія, созданной Львомъ,“ также не можетъ быть названо соотвѣтствующимъ дѣйствительности, фактамъ исторіи; да при томъ же оно довольно туманно. А фраза: „соборы въ своихъ опредѣленіяхъ „не регулируютъ только развитіе, а создаютъ его,“ непонятная сама по себѣ, еще болѣе затуманивается послѣдующими словами автора (уже приведенными выше) Все это объясненіе цѣликомъ заимствовано г. И. Андреевымъ у Пихлѳра, котораго онъ выбралъ въ этомъ олучаѣ своимъ руководителемъ, но котораго онъ значительно переиначилъ. Пихлѳръ старается увѣрить читателя, будто „отвѣтныя письма папы Льва“ 3) ясно показываютъ, что въ Римѣ слишкомъ мало знали отношенія на Востокѣ... Пусть шестое правило Никейскаго собора утвердило древній обычай,— все же опо этимъ дало понять, что соборы имѣютъ только задачу—руководить церковнымъ развитіемъ, но не творить его“ *).
Дѣйствительно ли въ Римѣ слишкомъ мало были знакомы съ отношеніями на Востокѣ, особенно по разсматриваемому здѣсь вопросу? Факты исторіи, безъ тенденціознаго ихъ искаженія, говорятъ противное, да и изъ писемъ папы Льва нельзя вывести заключенія о незнакомствѣ Рима съ отношеніями на Востокѣ. Въ сущности, приведенная замѣтка Пихлѳра есть не болѣе, какъ увертка паписта-ультрамон-танина, старающагося всевозможнымъ образомъ затушевать
*) См. выше стр. 822—4.
5) Ѳедоръ Чтецъ говоритъ, что императоръ пригласилъ папу Льва па соборъ, т.ааач сштф ошікѵтіаѵ -зргуеѵтг; (Theod. Lekt. 1.1, с. 3); по отсюда еще далеко до главенства его легатовъ на Халкидонскомъ соборѣ.
3) Разумѣются его письма 104, 105 и 106 къ императору Маркіану, къ Пульхеріи и къ патріарху Анатолію (Мідпе, t. ЫѴ, col 991 sqq. ser. lat.).
*) Pichler AI. Gesch. der Trenn. В. II. S. 636: Die Antwortschreiben des Papstes Leo verrathen deutlich, dass mau in Rom die Verhältnisse des Orientes zu wenig kannte... Wenn der sechte Canon von Nicäa das alte Herkommen bestädigte, so gab er doch damit zu verstehen, dass die Synoden nur die Aufgabe hahen, die kirchliche Entwicklung zu leiten nicht sie zu .machen.
сущность дѣла, чтобы только представить правымъ неправое папство. Въ Римѣ имѣли точныя и превосходныя свѣдѣнія о возрастающемъ значеніи константинопольской епископской каѳедры. Еще папа Юлій I сдѣлалъ упрекъ ѳвсѳвіянамъ, Что они, вопреки церковнымъ канонамъ, поотаралдеь занятъ константинопольскую епископскую каѳедру, очевидно, ради выдающагося положенія Константинополя въ имперіи и, слѣдовательно, ради болѣе надежнаго достиженія побѣды ереси надъ православіемъ 1). Третье правило второго вселенскаго собора объ. уравненіи достоинства и чести Константинопольскаго епископа съ достоинствомъ и честію епископовъ римскихъ громко говорило этимъ послѣднимъ о возрастающемъ значеніи константинопольской каѳедры и причиняло имъ, можно сказать, непрерывное безпокойство. Самая инструкція папы Льва, данная имъ своимъ легатамъ, отправившимся на Халкидонскій соборъ, съ убѣдительною ясностію показываетъ, что въ Римѣ отлично были освѣдомлены съ положеніемъ дѣлъ на Востокѣ и старались поворотить и направить ихъ въ свою, чисто римскую, пользу. Жначѳ какъ объяснить мелочно-тревожную предусмотрительность, чтобы легаты не только охраняли честь папы,—на которую никто не дѣлалъ и не думалъ дѣлать покушенія,— но ещѳ зорко смотрѣли-бы, чтобы кто либо изъ восточныхъ епископовъ, надѣясь на оилу и значеніе города, въ которомъ находится его каѳедра, не восхитилъ что-либо къ усиленію своей власти въ ущербъ правамъ другихъ епископовъ 2). Такая мелочно-тревожная предусмотрительность мыслима только въ человѣкѣ, весьма близко знакомомъ съ положеніемъ дѣлъ, относительно которыхъ онъ наотавляетъ своихъ довѣренныхъ. Въ инструкціи папы Льва сквозитъ не только твердое и положительное знаніе состоянія дѣлъ на Востокѣ, но прямо таки чтеніе чужихъ мыслей, предугадываніе чужихъ намѣреній и дѣйствій, которыя по всякимъ „разумнымъ“ человѣческимъ соображеніямъ, непремѣнно должны возникнуть изъ извѣстнаго положенія дѣлъ, но которыя, какъ нежелательныя, слѣдуетъ предупредить и устранить.
Теперь, слѣдуетъ - ли очнтать постановленія Халки-донскаго собора о прерогативахъ константинопольской *)
*) Мгдпе, Patrol, ser. lat. t. VIII, col. 889—890. Также въ „Творен. св. Аѳанасія Вел.“, въ его „Апологіи противъ аріанъ", ч. 1, стр. 223.
’) Когда на соборѣ возникъ споръ относительно 28 правила, легаты папы привели слѣдующія слова изъ данной инъ инструкціи: Sanctorum qnoqne patrum constitutionem prolatam nulla patiamini temeritate violari vel imminui, servantes omnimodie personae nostrae in vobis, quos vice nostra transmisimns, dignitatem: ac si qni forte civitatnm suarum splendore confisi, aliquid sibi tentaverint usnrpare, bac qna dignum est constantia retundatis (Harduin., t. II, col. 638).
67
епископокой каѳедры „твореніемъ“ въ церковномъ развитіи, такимъ образомъ чѣмъ-то новымъ въ этомъ развитіи, нѳоправдываѳмымъ правилами церкви, или же они представляютъ въ своемъ существѣ такое же утвержденіе установившагося обычая, какъ и само 6-ѳ правило Никѳйокаго собора? Мы видѣли, что отцы Хадки-донскаго собора и императорскіе сановники, не смотря на протестъ папскихъ легатовъ, не узрѣли никакого противорѣчія между 6-мъ правиломъ Никейскаго ообора и вновь постановленнымъ ими правиломъ (28-мъ) о прерогативахъ константинопольскаго епископа. Самая редакція этого правила ясно показываетъ, что оно, по сознанію отцовъ собора, не есть какое-то „новое твореніе“, чуждое прежнихъ соборныхъ правилъ, но единаго существа съ ними, прямо изъ нихъ вытекаетъ и раскрываетъ ихъ далѣе * *). Эту же самую мысль выражалъ императоръ Маркіанъ въ своихъ письмахъ къ папѣ 3). Левъ въ своемъ протестѣ противъ постановленій Халкидонскаго собора о прерогативахъ константинопольскаго епископа ударялъ преимущественно на то, что они противорѣчатъ-дѳ никейскимъ опредѣленіямъ. Императоръ хвалитъ его за ревностное охраненіе церковныхъ правилъ и на этомъ-то именно основаніи требуетъ отъ него принятія и утвержденія хапкидонскихъ постановленій 3). Папа ни въ одномъ изъ своихъ писемъ не потрудился изъяснить, въ чемъ собственно состоитъ ниспроверженіе 6-го правила Никейскаго собора чрезъ принятіе халкидонокихъ постановленій и какимъ образомъ эти послѣднія умаляютъ или могутъ умалить честь и достоинство римской каѳедры? Что они съ точки зрѣнія правды исторической, канонической и евангельской, ни какимъ образомъ не затрогивали честь и достоинства римской каѳедры, — въ этомъ не могло и не можетъ быть ни малѣйшаго сомнѣнія. Однакожъ, нельзя считать пустымъ звукомъ й настойчивое внушеніе папы Льва своимъ легатамъ—охранять честь занимаемаго имъ престола. Въ чемъ же дѣло? Какая эта чѳоть, какое именно достоинство его престола, которыхъ онъ не могъ съ ясностію и
*) Hnrduin. t. II, col. 638—644.
2) Migne, Patrol, ser. lat. t. L1V, col. 970— 974, cp. 100.
*) Migne, Patr. ser. lat. t. LIV, col. 1017—1019, ep. 100: Illud profecto, ut decebat episcopum apostolicae sedis, excellenter tu a sanctitas praestitit, ut ecclesiasticos canones custodiendo, nihil antiqni moris et ordinis olim constituti et ad hanc usque diem inviolabiliter observati passa sit inno-vari.—Мысль выражена неопредѣленно, но весь ходъ переписки и образъ дѣйствій императора показываютъ, что онъ ловитъ Dany на его же словѣ и тѣмъ побуждаетъ его къ скорѣйшему принятію Халкидон-скихъ постановленій, какъ согласныхъ съ древними обычаями и порядками.
убѣдительностію показать на основаніи 6-го правила Никейскаго собора, на которое онъ постоянно ссылался въ своемъ протестѣ противъ халкидонскихъ опредѣленіи? Поищемъ, нѣтъ ли указаній на разрѣшеніе этой загадки въ его писаніяхъ—проповѣдяхъ, письмахъ.
Папа Левъ Великій былъ горячимъ сторонникомъ и ревностнымъ пропагандистомъ легенды объ апостолѣ Петрѣ, по которой онъ яко-бы былъ княземъ апостоловъ, получилъ отъ Триста первую каѳедру въ церкви, власть управлять всею церковію, еловому — главенство въ церкви, какъ Его намѣстникъ и замѣститель на землѣ, и передалъ это главенство въ церкви со всѣми, присущими ему, прерогативами своимъ преемникамъ—римскимъ епископамъ. Впервыѳ эта идея о главенствующемъ положеніи апостола Петра среди другихъ апостоловъ и передачѣ имъ своего властнаго первенства римскимъ епископамъ возникла въ еретическихъ кругахъ и римскіе епископы лишь воспользовались ею для расширенія своей власти *). Въ четвертомъ вѣкѣ папы начали уже довольно часто обращаться къ идеѣ о первенствѣ ап. Петра, особенно со П вселенскаго собора, такъ что папа Левъ Великій ни коимъ образомъ не можетъ быть названъ творцамъ идеи папства, какъ нѣкоторые склонны думать. Нельзя также сказать и того, что онъ первый открылъ библейскія основанія для римскихъ притязаній на первенство въ церкви а): все это—и идея главѳнотва ап. Петра, въ церкви, а за нимъ — и папъ, и библейскія основанія для этой идеи—въ зародышѣ существовало до Льва Великаго. Но несомнѣнно также и то, что онъ занимаетъ вѳоьма видное мѣсто въ развитіи идеи папства. Онъ чаще и настойчивѣе, чѣмъ кто-либо изъ его предшественниковъ, возвращался къ идеѣ Петрова первенства, положеннаго въ основу первенства римскихъ епископовъ, и къ раскрытію библейскихъ основаній, примѣненныхъ къ развитію этой идеи. По его воззрѣнію управленіе каждаго ѳпнекопа составляетъ только часть того управленія, которое ввѣрено ему, Льву, потому что къ престолу блаж. ап. Петра стекаются со всѣхъ концовъ земнаго шара, и попеченіе о всей церкви, врученное св. Петру, взыщется также и отъ него, Льва. Ап. Петръ принимаетъ * 2 3
*) См. Кургановъ, Ѳ., Свидѣтельствовалъ ли св. Ириней, еп. Ліонскій, о приматствѣ и непогрѣш. учительствѣ римской церкви, въ частности ея первосвященника? Казань, 1893, стр. 42—45.
2) Holtzmann und Zopffel, Lexikon für Theologie und Kirchenwesen.
3 Aufl. Braunschweig, 1895, S. 873: fügte Leo I den Römischen Primatsansprüchen zuerst die biblische Begründung bei. S.657: Den Primat des Römischen Stuhles begründete Leo unter Hinweis auf Matth XVI, 16—19; Luk XXII, 32 und loh. XXI, 15—17. Schon die Keime der Infallibilitätslehre schimmern in der Theorie Leos, etc.
67*
непрерывное участіе въ вѣчномъ священствѣ ‘Христовомъ; твердость, которую онъ получилъ отъ камня Христа, онъ сообщилъ и своимъ преемникамъ 1). Предстоятель апостольскаго коллегіума, св. Петръ, предназначенъ для митрополіи Римской имперіи, съ тѣмъ, чтобы свѣтъ истины, открытый для спасенія воѣхъ народовъ, тѣмъ дѣйственнѣе распространялся отъ главы по всему тѣлу міра. Чрезъ ов. престолъ блаж. Петра Римъ сдѣлался главою зѳмнаго шара а). Ѳта идея о главенствѣ римскихъ епископовъ въ церкви вслѣдствіе наслѣдія ими главенства и связанныхъ съ нимъ всѣхъ правъ отъ апостола Петра составляетъ излюбленную тему очень многихъ словъ (sermones) и писемъ папы Льва. При этомъ отмѣчается то любопытное явленіе, что языкъ его становится отважнѣе и рѣшительнѣе, по мѣрѣ успѣховъ, какихъ онъ достигалъ въ дѣлѣ расширенія и укрѣпленія своей власти. Въ средѣ западныхъ епископовъ, тяготѣвшихъ къ Риму и такъ или иначе отъ него зависѣвшихъ, Левъ прямо и настойчиво проводилъ овоѳ главенство во вселенской церкви; но по отношенію къ Востоку онъ былъ сдержаннѣе и скромнѣе. Однакожъ, и здѣсь, какъ только онъ усматривалъ затруднительность дѣлъ имперіи, требованія его становились притязательнѣе, настойчивѣе и рѣшительнѣе.
Теперь не трудно понять и его рѣзкій протестъ противъ халкидонскихъ опредѣленій о прерогативахъ константинопольскаго епископа: съ опредѣленіями Никейскаго собора, на которыя съ настойчивостію ссылался Левъ, они не стояли въ противорѣчіи, напротивъ—прямо вытекали изъ нихъ; достоинства и чести римокаго епископа не касались и ни съ какой стороны не затрогивали. Но они не просто затрогивали, но прямо-таки ниспровергали и „это достоинство“ и эту
J) Migne, Patrol, ser. lat. t. LIV, col. 163—165, Serm. Y, n. 2: Quam-vis enim singuli quique pastores speciali sollicitudine gregibus suis praesint, sciantque so pro commissis sibi ovibus reddituros esse rationem, nobis tarnen cum omnibus cura communis est; neque cujusquam administrate, non nostri laboris est portio: ut dum ad beati apostoli Petri sedem ex toto orbe concurritur, et ilia universalis ecclesiae а Domino eidem commendata dilectio etiam ex nostra dispensatione deposcitur; n. 4: Subjungit antem se ad rationem solemnitatisnostrae, non solum apostolica, sed etiam episcopalis beatissimi dignitas Petri, qui sedi suae praeesse non desinlt, et indeficiens obtinet cum aeterno sacerdote consortium-Soliditas enim illa quam de Petra Christo etiam ipse Petra factus accepit, in suos quoque se transfudit haeredes, etc. Cf. serm. LI, LXII, у Migne'я t. HI, col. 309 sq. 349 sq.
2) Serm. LXXXH, n. 1, у Migne'я, t. LIV, col. 423: per sacram beati Petri sedem caput orbis effecta.—Все это сяово есть не что иное, какъ похвала апостолу Петру, главѣ церкви, доставившему Риму власть надъ всѣмъ міромъ.
„честь“ римскихъ епископовъ, какъ сіи послѣдніе старались обосновать оныя на легендѣ объ апостолѣ Петрѣ, о его- „княжескомъ главенствѣ“ въ церкви и среди самыхъ апостоловъ, о врученіи ему первой, такъ оказать, „вселенской" каѳедры въ церкви и связаннаго съ нею права верховнаго попеченія о всѣхъ въ мірѣ вѣрующихъ. Между этою папскою идеей о првматствѣ римскихъ епископовъ и воззрѣніемъ отцовъ Хадкидонскаго собора на прерогативы епископовъ,—что онѣ даны и даются имъ ради политическаго значенія городовъ, въ которыхъ находятся ихъ каѳедры,—коренная противоположность, которая, конечно, не могла укрыться отъ взоровъ Рима. И папа Левъ отлично сознавалъ ѳѳ. Здѣсь то именно и заключается причина, почему онъ съ упорствомъ возсталъ противъ разбираемыхъ халкидонокихъ опредѣленій: они ниспровергали излюбленную имъ теорію о главенствѣ апостола Петра, а чрезъ него и римскихъ епископовъ въ церкви. Но какъ прочно обосновать свой протестъ при той степени развитія папства, какую оно получило до его времени?— это составляло для него задачу и—не легкую. Прямо выступить съ покоящейся на легендѣ идеею папства онъ не могъ; она еще не получила должнаго развитія: всѣ очень хорошо знали, что первенство римскихъ епископовъ покоится на 6-мъ правилѣ Никѳйокаго собора, давшаго силу закона установившемуся „обычаю“. Слѣдовательно, нъ своемъ протестѣ противъ халкидонокихъ опредѣленій онъ могъ оперѳться только на это правило Никейскаго собора. На него именно Левъ и ссылался, когда отказываяоя принять халкидонскія опредѣленія о прерогативахъ константинопольскихъ епископовъ. Но какъ? Въ пользу папской идеи о приматствѣ могла бы быть истолкована только римская редакція шестого правила Никѳйокаго собора: „римскіе .епископы воѳгда имѣли первенство въ церкви“, но подложность этой редакціи была торжественно показана на соборѣ. Недлинный же текстъ 6-го правила Никейскаго собора ни коимъ образомъ не можетъ быть согласованъ съ легендой объ апостолѣ Петрѣ и покоящемся на ней приматствѣ папъ; ибо между соборнымъ утвержденіемъ исторически сложившагося „обычая“ и идеей римскаго приматства, какъ установленія Самого Основателя церкви, Сына Божія, лежитъ непроходимая пропасть. Рим-окая идея о приматствѣ папъ должна исключить и самое 6-е правило Никейскаго собора, какъ богохульную узурпацію. Вотъ почему папа Левъ, ссылаясь на 6-ѳ правило Никейскаго собора, не входилъ въ болѣе близкое разсмотрѣніе этого правила и ограничивался лишь глухою на него ссылкою; оно въ сущности говорило противъ его воззрѣній и, наоборотъ, прямо за воззрѣнія и рѣшенія отцѳвъ Халкидонскаго собора (сн. 3 пр. II всѳл. соб.; 9 пр. ант. соб.).
Воли же дѣло обстояло именно такимъ образомъ, какъ я представилъ, то какъ же послѣ этого можно говорить, что
„очень трудно судить, какое изъ двухъ представленій (о совершившемся на Халкидонскомъ соборѣ) отвѣчало больше дѣйствительности", — отцовъ собора, императора Маркіана, патріарха Анатолія, или же, въ противоположность имъ, папы Льва? Развѣ акты Халкидонскаго собора подложвы, искажены? Развѣ между ними и сообщеніями отцевъ собора, Маркіана, Анатолія замѣчается какое ни будь разногласіе? Развѣ папокіѳ легаты, бывшіе на соборѣ, донесли своему епископу иное; разъяснили ему, что спорныя постановленія собора суть дѣло рукъ одного „честолюбиваго" Анатолія? Еоли-же—нѣтъ, если легаты не заявляли своему епископу, что ооборныѳ акты и грамоты, императорскія и патріаршія посланія несогласны съ дѣйствительностію, то откуда же это—„судить очень трудно"? Напротивъ, горькіе и рѣзкіе упреки Льва въ гордости, честолюбіи и хищеніи, направленные противъ ни въ чемъ неповиннаго патріарха Анатолія, не слѣдуетъ ли, скорѣе и правильнѣе, считать политикою папы, чтобы выставленіемъ „низменнаго" мотива, кладущаго „клеймо позора" на творцовъ спорныхъ постановленій, тѣмъ вѣрнѣе склонить ихъ, для „очистки себя отъ позорнаго дѣянія", къ отмѣнѣ его, какъ именно таковаго?... Вообще во всемъ разсматриваемомъ мѣстѣ у автора чувствуется фальшивая постановка вопроса, необходимо отражающаяся и на всемъ дальнѣйшемъ его разоуждѳніи, даже ставящая его въ противорѣчіе оъ самимъ собою. Такъ онъ всячеоки усиливается увѣрить читателя, что „воѣ обвиненія Анатолія со стороны Льва въ честолюбивыхъ проискахъ должны быть признаны плодомъ нѳдоразумѣнія, слѣдствіемъ незнанія дѣйствительнаго положенія вещей на Востокѣ" (стр. 220), и въ то же время сообщаетъ тому же самому читателю, какъ несомнѣнный фактъ, что папа Левъ „зорко наблюдалъ за константинопольскимъ епископомъ, слѣдилъ за каждымъ его шагомъ, отмѣчалъ малѣйшее его движеніе" (стр. 221), даже „тщательно слѣдилъ, чрезъ своего апокрисіарія на Востокѣ Юліана (Кос-скаго), за настроеніемъ умовъ въ отолицѣ" (Константинополѣ), и былъ „чутко подозрителенъ" къ Востоку вообще и къ патріарху Анатолію въ частности (стр. 222—223). Развѣ изъ всѣхъ этихъ и подобныхъ дѣйствій папы Льва можно заключить о его незнаніи дѣйствительнаго положенія вещей на Востокѣ? Какіе же тогда признаки дѣйствительнаго знанія?...
Въ заключеніе своего обзора „отношеній" патріарха Анатолія къ Риму, какъ представляющихъ преимущественный интересъ въ исторіи правленія" этого патріарха, г. И. Андреевъ говоритъ, что при всемъ его, г. Андреева, стараніи „устранить тѣ крайности, въ которыя впадаютъ при ихъ изображеніи католическіе изслѣдователи", все же „нельзя освободиться отъ впечатлѣнія двойственности, нерѣшительности, нѣкоторой, такъ сказать, безличности, которою запѳчатлѣны отношенія Анатолія къ Риму. Это впечатлѣніе особенно уси-
пиваѳтса при сопоставленіи Анатолія съ папою Львомъ, который всегда говоритъ ясно, твердо заявляетъ свои желанія и немедленно ихъ выполняетъ. Не говоря о многомъ другомъ, достаточно припомнить дѣло Аэція и Андрея 1). Анатолій очитаетъ себя правымъ и въ то же время уступаетъ требованіямъ папы. Съ другой стороны, какъ ни поспѣшны и малоосновательны были укоризны Льва, обращенныя къ Анатолію, въ послабленіи ѳритикамъ н въ холодности къ православію, нельзя не думать, что въ поведеніи Анатолія дѣйствительно было нѣчто, чтб могло внушать постоянныя опасенія Льву и держать его на сторожѣ. Даже изслѣдователи, не расположенные вѣрить многому изъ того, чтб мы знаемъ объ Анатоліѣ изъ писемъ Льва, готовы видѣть въ немъ человѣка крайне безхарактернаго и индифферентнаго въ дѣлу православія. Не опровергая совершенно такихъ взглядовъ на церковную политику Анатолія, мы, однако, не можемъ объяснить нѣкоторую двойственность въ его образѣ дѣйотвій недостаточною твердостію его православныхъ убѣжденій и слабостію его нравственныхъ принциповъ. Были болѣе глубокія скрытыя основанія, почему онъ не выказывалъ себя такимъ же смѣлымъ и послѣдовательнымъ борцомъ за православіе, какимъ явился папа Левъ Великій". Далѣе, указавъ на затруднительность положенія Византійской имперіи и церкви отъ еретиковъ, г. И. Андреевъ говоритъ, что, въ виду этой именно затруднительности, въ Византіи выработался особый „видъ церковной политики, который характерно былъ обозначенъ терминомъ olxovojua“ и состоялъ въ „деликатномъ обхожденіи съ иномыслящимиtt. Этотъ родъ церковной политики „представлялся единственно цѣлесообразнымъ" императорамъ Маркіану и Льву; „его требовала дѣйствительная жизнь; его воплотилъ въ своей дѣятельности и первый патріархъ' Анатолій", и пр. (стр. 230—233).
Нельзя сказать, чтобы приведенныя разсужденія г. И. Андреева отличались ясностію и опредѣленностію. Въ самомъ дѣлѣ, каковъ же былъ Анатолій? Двойственъ, безхарактеренъ, безличенъ? Или же ни одно изъ этихъ непривлекательныхъ свойствъ человѣческой природы не можетъ быть приложено къ Анатолію? Авторъ думаетъ разрѣшить поставленныя имъ недоумѣнія относительно дѣятельности Анатолія указаніемъ на otxovojua, и при этомъ ссылается на мое изслѣдованіе: „Отношенія между церковною и гражданскою властію въ Византійской имперіи*1 стр. 178. Признаюсь, это
*) Это дѣло состояло въ томъ, что патріархъ Анатолій отставилъ архидіавона Аэція отъ ѳго должности, съ повышеніемъ его во священника, и на его мѣсто назначилъ Андрея; но потомъ, по требованію папы Льва, опять назначилъ Аэція на его прежнюю должность «устранивъ Андрея.
указаніе на o’uovojua мало помогаетъ дѣлу, отнюдь не разрѣшаетъ рядъ выставленныхъ авторомъ недоумѣній относительно Анатолія. Допустимъ прежде всего, что olxovoju«, разсматриваемая сама въ себѣ, теоретически въ своемъ внутреннемъ существѣ, не носитъ ни какихъ признаковъ поступленія православіемъ въ пользу еретиковъ, никакой двойственности дѣйствій, никакой нерѣшительности и безхарактерности, все же изъ разсужденій автора нельзя усмотрѣть, стоялъ ли Анатолій на высотѣ своего званія, дѳржаоь olxovojwa, требующей, по самой своей сущности, величайшей осторожности и осмотрительности, несомнѣнной твердости характера и положительности дѣйствій при ея проведеніи на практикѣ, или же онъ не былъ одаренъ надлежащими свойствами, необходимыми для осуществленія этой сложной и трудной политики? Мнѣ думается, что авторъ избралъ не со -всѣмъ правильную точку, чтобы съ нея всесторонне обозрѣть и вѣрно опредѣлить слагавшіяся отношенія между Востокомъ и Западомъ. По сравненію съ патріархомъ Анатоліемъ, папа Левъ, по автору, „всегда говоритъ ясно, твердо заявляетъ свои жѳлавія и неуклонно ихъ выполняетъ“. Эту характеристику Льва нельзя назвать совсѣмъ вѣрною, точно соотвѣтствующею дѣйствительности: постоянная ссылка его на 6-ѳ правило Никейскаго собора, яко-бы нарушенное хад-кидонскими опредѣленіями, отнюдь не говоритъ за то, что онъ всегда ясно выоказываѳтъ свои желанія; равно нельзя сказать, чтобы его настойчивый протестъ противъ халкидон-скихъ опредѣленій о прерогативахъ конотантипольскаго епископа доотигъ своего конца. Но пусть будетъ такъ, какъ желательно нашему автору, пусть заявленія папы были тверды и онъ неуклонно приводилъ ихъ въ исполненіе,— являѳтоя вопросъ: это твердое заявленіе желаній и неуклонное выполненіе ихъ на практикѣ составляютъ пи отличительную черту личнаго характера папы, или же они въ одинаковой мѣрѣ, — да пожалуй, даже и еще въ большей степени,—зависѣли отъ положенія папы, какъ перваго епископа въ церкви и притомъ—по начавшей слагаться римской идеѣ о приматотвѣ апоотола Петра? Различеніе этихъ двухъ сторонъ въ характерѣ дѣятельности папы Льва существенно важно и нѳобхоимо, особенно при опредѣленіи его отношеній къ патріарху Анатолію. Заявленія папы, по самой ихъ тенденціи ко всемірному главенству, всегда громки, трескучи, притязательны, рѣшительны. Напротивъ, дѣятельность константинопольскихъ патріарховъ, по самому ихъ положенію и въ церкви, какъ занимающихъ второе мѣсто послѣ римскихъ епископовъ, и въ государствѣ, скромна, малозамѣтна, непритязательна, уступчива. Если же къ этому присоединить еще то, что константинопольскимъ патріархамъ, какъ и вообще церквамъ Востока, была совершенно чужда выдвигаемая теперь идея папства; что каждый изъ восточныхъ патріарховъ,
строго держаоь соборныхъ правилъ, ограничивался только предѣлами своего патріархата, не претендуя на всемірное главенство въ римоко-папскомъ омыслѣ, то выдвигаемая теперь разность тоновъ въ дѣятельности римскаго и константинопольскаго патріарховъ,—громкая, рѣшительная въ словѣ, требовательная и притязательная со стороны перваго и, наоборотъ, тихая, уступчивая, обращенная болѣе къ лучшему устроенію ввѣренной ему своей области, чѣмъ областей остальныхъ патріарховъ со стороны другаго,—станетъ понятною сама собою. Но это еще не значитъ, чтобы мягкость л уступчивость, опредѣляемыя положеніемъ дѣйствующаго лида, свидѣтельствовали о двойственности, нерѣшительности и бѳзпичнооти его характера. Ничѣмъ не можетъ быть доказано, что папа Левъ, въ положеніи Анатолія, дѣйствовалъ бы такъ же громко, рѣшительно и притязательно, какъ мы теперь видимъ его въ положеніи папы съ ясно обрисовавшеюся идеей вселенскаго главенства римскаго первосвященника; но, конечно, онъ проявилъ бы твердость въ отведенной ему Сферѣ дѣятельности. И патріархъ Анатолій проявлялъ твѳрдооть и самостоятельность. Въ вопросахъ второстепенныхъ и малознающихъ, затрогивающихъ только личное самолюбіе, въ родѣ вопроса объ Аэціѣ и Андреѣ, онъ легко уступилъ папѣ. По въ важнѣйшихъ вопросахъ, гдѣ онъ, по свойству сложившихся въ Византіи отношеній, дѣйствовалъ въ союзѣ и соглаоіи съ гражданскою властію, овъ явпялоя стойкимъ и непреклоннымъ, мало ввѳмдющимъ окрикамъ изъ Рима. Такъ относительно постановленій Халки-донскаго собора о прерогативахъ константинопольокапо епископа византійское церковно-гражданское правительство осталось твердымъ и непреклоннымъ, несмотря на всѣ грозные противъ нихъ протесты папы Льва. Равно и слѣдованіе своей политикѣ — obtovofua указывало на самостоятельность византійскаго церковно-гражданскаго правительства. Въ сущности политика—оіхоѵоціа (dispensatio) принимается и римскою церковію и примѣняется ею на практикѣ въ широкихъ размѣрахъ. Но всякій разъ можетъ обнаруживаться разность въ воззрѣніяхъ относительно примѣненія ея на практикѣ въ данную минуту. Папа Левъ требовалъ, чтобы все дѣлалось по его указаніямъ. Византійское церковно-государственное правительство, ближе стоящее къ своимъ подданнымъ, естественно позволяло себѣ имѣть свое сужденіе о мѣрахъ къ умиротворенію имперіи и церкви. Многіе, недовольные опредѣленіями Халкидонскаго собора, отвергали ихъ между прочимъ потому, что ихъ не принималъ и не утверждалъ папа, и императоръ Маркіанъ нашелся вынужденнымъ напомнить объ этомъ Льву съ указаніемъ, что подобная мѣшкотность оъ его стороны поддерживаетъ смуту въ церкви 1). Левъ очень
1) Ер. 110 у Мгдпе’я. t. ІДѴ, col. 1017—1020.
хорошо зналъ это, но потому оамому онъ мѳдпшгь утвержденіемъ и догматическихъ опредѣленій этого собора, чтобы затруднительностію положенія восточной имперіи и церкви вынудить у византійскаго церковно-государственнаго правительства отмѣны халкидонскихъ постановленій о прерогативахъ константинопольскаго епископа, столь противныхъ народившейся идеѣ папства. Равно и въ другихъ олучаяхъ недовольные византійскимъ правительствомъ искали опоры у папы, чтобы чрезъ него достигнуть своихъ цѣпей и папа пользовался выгоднымъ своимъ положеніемъ и всякій разъ давалъ чувствовать свою сипу и свое значеніе. Отсюда, такъ оказать, двѣ политики—восточно-византійская и папская,— которыя нужно имѣть постоянно въ виду и отрого оцѣнивать ихъ относительное положеніе, чтобы правильно и безпристрастно судить о нихъ. При крайне затруднительномъ положеніи, въ которомъ находилась византійская имперія и церковь, нѣтъ ничего удивительнаго, что патріархъ Анатолій держалъ свою рѣчь на нѣоколько тоновъ ниже своего собрата—папы Льва, являлся, по возможности, уступчивымъ по отношенію къ сему послѣднему. Но поступился ли онъ въ чемъ-либо существенномъ? Вылъ ли онъ тростію, вѣтромъ колеблемою?... Въ сужденіяхъ объ этомъ менѣе всего можно руководствоваться западными писателями, какъ католическими, такъ и протестантскими. Ихъ точка зрѣнія можетъ быть только односторонне-иновѣрческая, но не православная, обнимающая предметъ со всѣхъ оторовъ, соотвѣтствующая дѣйствительности.
Еще довольно подробно г. И. Андреевъ говоритъ объ отношеніяхъ между римскими и константинопольскими епископами при описаніи жизни патріарха Іоанна IV Поотника по вопросу о титулѣ: „вселенскій“ (стр. 266—283). Вопросъ этотъ довольно любопытный и, для опредѣленія отношеній между римскими и константинопольскими епископами, характеристичный,—какъ таковой, онъ обращалъ на себя вниманіе западныхъ ученыхъ и раскрытъ ими съ достаточною полнотою 1). Очеркъ г. И. Андрева не можетъ, въ этомъ отношеніи, долго останавливать на себѣ вниманіе читателя и потому я осталяю его безъ разсмотрѣнія, тѣмъ болѣе, что нѣкоторыя сужденія, высказанныя мною при разборѣ отношеній папы Льва къ Востоку, пришлось бы примѣнить и здѣсь. Равно также оставляю безъ замѣчанія и нѣкоторые другіе, мелкіе недочеты въ сочиненіи автора. Думаю, что достаточно и сказаннаго, чтобы судить о его достоинствахъ и недостаткахъ.
Сочиненіе г. И. Андреева, какъ можно видѣть изъ прѳд-
*) См. Pichler, Al., Gresch. der Trenn, zwischen Orient und. Occid. В. II. S. 647—666.—Lange, los., Gesch. der röm Kirche von Leo I bis Nicol. I. Bonn, 1885. S. 446 ff.
ставленнаго анализа его, очень разнообразно по содержанію и потребовало у автора долгаго и кропотливаго труда. Онъ близко ознакомился и съ пособіями и источниками для своеЁ работы, и, насколько могъ, старался быть самостоятельнымъ. Видимо, онъ оъ любовію занимапсв своимъ предметомъ, не смотря на всю его сухость и утомительность. Онъ сознавалъ важность установленія хронологіи константинопольскихъ патріарховъ, проникся этою важностію ея установленія и старался убѣдить въ томъ же и читателя. Онъ отчасти и достигаетъ своей цѣпи: читатель также начинаетъ чувствовать интересъ къ запутанной хронологіи константинопольскихъ патріарховъ, проникается необходимостію точнаго установленія ея и не утомляется, погружаясь въ соображенія и вычисленія автора. Я, съ своей стороны, полагалъ бы совершенно справедливымъ поощрить утомительный, тяжелый и въ тоже время полезный трудъ автора половинною преміей.
Профессоръ Ѳ. Кургановъ.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ
Санкт-Петербургская православная духовная акаде-мия — высшее учебное заведение Русской Православной Церкви, готовящее священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области бо-гословских и церковных наук. Учебные подразделения: академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет иностранных студентов.
Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»
Проект осуществляется в рамках компьютеризаіщи Санкт-Пе-тербургской православной духовной академии. В подготовке элек-тронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта — ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор проекта — про-ректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Материалы журнала готовятся в формате pdf, распространяются на DVD-дисках и размещаются на академической интернет-сайте.
На сайте академии
www.spbda.ru
> события в жизни академии
> сведения о структуре и подразделениях академии
> информация об учебном процессе и научной работе
> библиотека электронных книг для свободной загрузки
