К истории константинопольских патриархов: отзыв о сочинении И. Андреева: "Константинопольские патриархи от времени Халкидонского собора до Фотия", представленном на соискание премии митрополита Макария Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Саіікт-І Іеіербу ргская православная духовная академия

Архив журнала «Христианское чтение»

Ф.А. Курганов

К истории константинопольских патриархов:

отзыв о сочинении И. Андреева: "Константинопольские патриархи от времени Халкидонского собора до Фотия", представленном на соискание премии митрополита Макария

Опубликовано:

Христианское чтение. 1900. No 11. С. 817-848.

© Сканирование и создание элекгронного варианта: Санкг-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru~). 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.

СПбПДА

Санкт-Петербург

Къ исторіи константинопольскихъ патріарховъ.

Отзывъ о сочиненіи г. Ивана Андреева: „Константинопольскіепатріархи отъ времени Халкидонскаго собора до Фотія (Хронологія этихъ патріарховъ и очерки жизни и дѣятельности важнѣйшихъ изъ нихъ). Выпускъ первый. Хронологія Константинопольскихъ патріарховъ отъ времени Халкидонскаго собора до Фотія и очерки жизни и дѣятельность свв. Анатолія, Геннадія и Іоанна Постника. Сергіевъ Посадъ. 1795“, представленномъ на соисканіе премій Высокопреосвященнаго митрополита Макарія при Святѣйшемъ Синодѣ.

Съ именемъ Византіи вошло въ обычай въ ученомъ мірѣ соединять представленіе объ институтѣ всецѣло мрачномъ гнилостномъ, окоотѳнѣломъ, безжизненномъ, въ которомъ проявленіе духа и силы, свойственныя живому развивающемуся организму, были подавлены воцарившимися неправдою и ложью, деспотизмомъ и произволомъ—антиподами духовной жизни, свободы и истины. Укорененію такого представленія о Византіи и ея порядкахъ въ средѣ западныхъ ученыхъ весьма много (если только не исключительно) содѣйствовали римскіе папы. Съ весьма давнихъ временъ, еще до окончательнаго отдѣленія римской церкви отъ единства церкви вселенской, они въ своихъ письмахъ къ разнымъ государямъ и князьямъ обращенныхъ Римомъ къ христіанству западноевропейскихъ народовъ изображали византійцевъ, въ которыхъ они видѣли самыхъ опасныхъ и вреднѣйшихъ враговъ абсолютной своей власти въ церкви и надъ церковію, людьми богонѳнавистнѣйшими и гнуснѣйшими, помышляющими только о томъ, какъ бы извратить христіанскую вѣру и ниспровергнуть христіанскую церковь, умертвить духовную жизнь христіанъ 1). Этотъ римско-куріальный взглядъ на византійцевъ, усердно распространяемый папами среди повиную-

*) М і g п ѳ, Patrol, curs, compll., ser. lat. t. LXXXIX, col. 1185 t. CXXVT, col. 758 s^. 766-767.

щихся имъ западно-европейскихъ народовъ, сдѣлался какъ бы догматомъ римско-куріальныхъ ученыхъ, общимъ мѣстомъ въ ихъ отзывахъ о Византіи и Восточной церкви. Нѣтъ ничего удивительнаго, что отъ папистовъ онъ унаслѣдованъ протестантскими учеными. Не будетъ преувеличеніемъ, если мы скажемъ, что мыоль объ окостенѣніи и мертвенности Византіи, о господствѣ въ ней духа лжи, неправды, деспотизма и всяческаго произвола сдѣлалась ходячею мыслію и у протестантскихъ ученыхъ ’).

Этотъ мрачный взглядъ на Византію, можно сказать, полностію перешелъ и въ нашу отечественную ученую и публицистическую литературу. Неодобрительное, а иногда и прямо крайне враждебное отношеніе къ Византіи—не рѣдкость въ средѣ нашихъ русскихъ ученыхъ, публицистовъ и, вообще, писателей * 2), и это—при сознаніи и знаніи, что мы приняли христіанскую вѣру изъ Византіи и что сія вѣра есть подлинно Христова и апостольская вѣра при уклонившихся отъ нея и зараженныхъ ложными ученіями западныхъ вѣроисповѣданіяхъ—папскомъ и протестантскихъ. Конечно, крайне враждебный взглядъ на Византію царитъ у насъ среди такъ называемыхъ западниковъ, относящихся къ чистотѣ православія подозрительно или даже совсѣмъ отрицательно. Но вообще скептическое отношеніе къ Византіи можно усматривать у преобладающаго большинства русскихъ ученыхъ различнаго направленія. Этотъ же мрачный взглядъ на Византію замѣчается и у ново-народившихоя южно-славянскихъ ученыхъ. Такъ сербскій профессоръ Еф. Бѳйовичъ, въ своей рѣчи на день св. Саввы Сербскаго на тему: „Законы иоторіи“, сообщаетъ, между прочимъ, своимъ слушателямъ въ качествѣ общеизвѣстной, не подлежащей никакому сомнѣнію, истины: „Латинская имперія предвѣщаетъ смерть гнилой Византіи. Она своими пороками заразила молодые славянскіе народы,— важная причина, почему южные славяне не выполнили своей задачи. Это послужило причиной тому, что молодыя славянскія племена вмѣстѣ со отарой Византіей сдѣлались плѣнниками восточнаго завоевателя“ 3). При всѣхъ подобнаго рода взглядахъ на Византію среди „православныхъ“ ученыхъ, какъ русскихъ, такъ и южно-славянскихъ, получается впечатлѣніе, что истинно-христіанская вѣра, какова—православ-

J) См. напр., Ne an de г, Allg. Gesch. der. christl. Sei. und Kirche. 3 Aufl. Gotha 1856. В. II. S. 291 ff. Подробнѣе объ отзывахъ западноевропейскихъ ученыхъ о Византіи см. Кургановъ Ѳ., Отн. м. ц. и гр. вл. въ Виз. пмпер. Казань. 1880. Стр. 93—102.

2) Достаточно при этомъ упомянуть о г. Вп. Соловьевѣ.

8) „Странникъ“, 1897, май. „Законы исторіи“ (рѣчь на день св. Саввы Сербскаго), стр. 29.—Ѳта „Рѣчь“ ученаго сербскаго профессора отличается великою спутанностію, такъ что трудно объяснить, ради чего она переведена на русскій языкъ и напечатана въ духовномъ журналѣ.

ная, сохранилась у народа всецѣло лживаго, развращеннаго не знающимъ границъ деспотизмомъ и произволомъ, и что, такимъ образомъ, среди разныхъ бурь и невзгодъ отстоялъ ее народъ, который по (предполагаемымъ) укоренившимся въ немъ порокамъ, не могъ не только отстаивать ее и защищать противъ нерѣдко весьма оильныхъ враговъ, но прямо-таки понимать ѳѳ и хранить, если бы даже и не было у него никакихъ внѣшнихъ враговъ. Несообразность эта бросается въ глаза и требуетъ исхода.

Въ послѣднее время пробудилось стремленіе, какъ въ средѣ западно-европейскихъ ученыхъ, такъ и нашихъ отечественныхъ, ближе ознакомиться съ судьбою Византіи и разныхъ ѳя учрежденій, разгадать этотъ всячески опозоренный, осмѣянный и оплеванный сфинксъ. Начали появляться болѣе или менѣе основательныя ученыя изслѣдованія по византологіи, основаны періодическія изданія, посвященныя исключительно изученію Византіи и ея памятниковъ. Слѣдствіемъ такого вниманія къ Византіи должно было явиться и, дѣйствительно, начало уже являться и болѣе мягкое отношеніе къ ней. Для насъ, русскихъ, близкое знакомство съ Византіей и разными ѳя учрежденіями составляетъ, по весьма понятнымъ причинамъ, насущную потребность: при близкомъ й точномъ знаніи Византіи мы яснѣе можемъ оознавать самихъ себя, свое собственное прошедшее и настоящее положеніе...

Въ подлежащемъ нашему разбору сочиненіи г. И. Андреевъ задался цѣлію опредѣлить хронологію константинопольскихъ патріарховъ на столько точно, какъ это только возможно при находящихся на лицо источникахъ, и дать очерки жизни и дѣятельности важнѣйшихъ изъ этихъ патріарховъ. Точное знаніе хронологіи составляетъ одно изъ необходимѣйшихъ требованій при изученіи историческихъ явленій; это—канва, на которой выводится историческій узоръ, и не даромъ хронологія и географія называются очами исторіи. Часто довольно бываетъ одного указанія на хронологію событій, чтобы показать неправильность или прямо тенденціозную нить тѣхъ или иныхъ сообщеній *). Но опредѣленіе хроно-

*) Такъ, напримѣръ, Бароній говоритъ, что патріархъ Киріакъ умеръ съ горя о томъ, что импер. Фока особымъ декретомъ лишилъ его титула „вселенскаго“. Cyriacus (nt creditur) moerore confectus, h.oc eodem anno (ut Annales Graecorum habent) ex hac vita sublatus est {Baron. Annal. ecles. ad an. 606, n 8). Эта тенденціозная неправда весьма легко опровергается указаніемъ на то, что, по сообщенію Анастасія Библіотекаря и Павла Діакона, эдиктъ императора Фоки изданъ при папѣ Бонифаціѣ III, возведенномъ въ папское достоинство 19 февраля 607 года и 12 ноября того же года уже скончавшемся( Le Liber Pontificalia texte, introduction et commentaire par M. l’abbe L. Duchesne. Paris.

логіи константинопольскихъ патріарховъ, вслѣдствіе малонадежное™ и взаимнаго противорѣчія источниковъ, на основаніи которыхъ приходится устанавливать ѳе, очень трудно и требуетъ особаго напряженія и осмотрительности.

Г. И. Андреевъ взялся опредѣлить хронологію константинопольскихъ патріарховъ не всѣхъ, но только занимавшихъ константинопольскую каѳедру со времени Халкидонскаго собора до патріарха Фотія. Причину избранія, для своей работы, именно этого періода, а не другого какого-либо, онъ выясняетъ во „введеніи“ къ своему сочиненію, гдѣ онъ въ то же время обосновываетъ и принятый имъ планъ для своего сочиненія, какъ самый естественный, вытекающій изъ существа темы. Относительно перваго пункта онъ заявляетъ, что „для изученія хронологіи константинопольскихъ патріарховъ и жизни и дѣятельности нѣкоторыхъ изъ нихъ“ онъ избралъ „періодъ-времени именно отъ Халкидонскаго собора и именно до Фотія“ не безъ достаточныхъ основаній. „По концамъ этого періода, разсуждаетъ онъ, стоятъ столь крупные историческіе факты, что ихъ по отношенію къ исторіи этого (константинопольскаго) патріархата съ полнымъ правомъ можно назвать эпохами въ общепринятомъ значеніи этого слова“. „Отчужденіе между Востокомъ и Западомъ (со времени Фотія) не замедлило сказаться очень ясно и на положеніи константинопольскихъ іерарховъ. До сихъ поръ папы, если и не могли добиться признанія своего первенства со стороны константинопольскихъ патріарховъ, то своими протестами они (Левъ Великій, Григорій Великій, Адріанъ) такъ или иначе задерживали естественный ростъ авторитета и юрисдикціи послѣднихъ по отношенію къ тремъ другимъ патріархамъ восточнымъ. Послѣ раздѣленія церквей такіе протесты должны были прекратиться, а вмѣстѣ съ тѣмъ и отношенія Константинопольскихъ патріарховъ къ тремъ главнымъ іерархамъ Востока должны были измѣниться“. „Центръ тяжести управленія церковію самъ собою переносился въ Константинополь“ и „это новое положеніе вещей не замедлило найти свою санкцію въ законодательствѣ“, именно „въ эпанагогѣ императора Василія Македонянина и его сыновей—Льва и Александра (884—886)“, по смыолу коей „каѳедра константинопольскаго патріарха была средоточіемъ, къ которой стекались и при которой получали рѣшеніе важнѣйшія дѣла со всего востока“. „Такимъ образомъ,

1886. с. LXVIII, р. 316. Рам/. Diac. De gestis Longobard. 1. IV. с. 37). тогда какъ патріархъ Киріакъ умеръ въ концѣ (20 окт.) 606 года и 23 янв. 607 года ему наслѣдовалъ Ѳома (Chronic Paschal., t. I. p. 697 ed. Bonn). Замѣчательно, что разсказъ объ отъятіа Фокою титула: „вселенскій“, у патріарха Киріака и присвоеніи его одному только папѣ ведется у Варонія со ссылкою на тѣхъ же Анастасія и Павла Діакона (Baron, ad an. n. 2 и 3).

находясь на рубежѣ двухъ періодовъ церковной жизни на Востокѣ, взятой въ цѣломъ, правленіе Фотія напало собою въ частности новый періодъ и въ исторіи патріархата Константинопольскаго. Значеніе же Халкидонскаго собора въ исторіи Константинопольскаго патріархата состоитъ въ томъ, что, благодаря его опредѣленіямъ, предстоятели восточной столицы одѣлялись патріархами (подч. автор.) въ тѣсномъ, техническомъ, сложившемся исторически, смыслѣ этого титула“ (стр. 1—6).

Я совершенно согласенъ съ авторомъ, что время отъ Халкидонскаго собора до патріарха Фотія можетъ и должно быть выдѣлено въ особый періодъ въ исторіи Константинопольскаго патріархата; но разсужденія автора, посредствомъ которыхъ онъ старается обооновать это свое положеніе, нахожу несогласнымъ съ фактами исторіи, и коренной отличительный признакъ намѣченнаго періода усматриваю иной, прямо противоположный тому, чѣмъ какой выставляетъ авторъ.

Основную характерную черту періода отъ Халкидонскаго собора до патріарха Фотія слѣдуетъ усматривать не въ томъ, что якобы папы „такъ или иначе задерживали естественный ростъ авторитета и юрисдикціи константинопольскихъ патріарховъ по отношенію въ тремъ другимъ патріархамъ восточнымъ“, а какъ разъ наоборотъ—именно въ томъ, что патріархи константинопольскіе въ союзѣ съ императорскою властію задерживали, насколько было возможно, быстрое развитіе папской власти. Надѣленіе константинопольскихъ іерарховъ прерогативами первенствующихъ епископовъ имперіи шло параллельно обнаруженіямъ папскихъ претензій на всевластіе въ церкви и было, такимъ образомъ, противовѣсомъ папскимъ притязаніямъ, вызывалось сими послѣдними. Въ сущности шла борьба коренныхъ догматнко-коно-ническихъ принциповъ между независимыми церквами Востока съ одной стороны и римскою церковію, постепенно распространявшею свою влаоть на весь Западъ, съ другой. Восточные іерархи держались того принципа, что первенствующее значеніе епископовъ, такимъ образомъ власть патріарховъ, митрополитовъ и архіепископовъ, покоится на политическомъ значеніи городовъ, въ которыхъ находятся ихъ каеѳдры. Этотъ принципъ былъ провозглашенъ на соборахъ и сообразно ему опредѣлены права-и власть высшихъ іерарховъ въ церкви, въ томъ числѣ—и римскаго епископа (1 воѳл. соб. 6 пр.; Ант. соб. 9 пр.; 2 всѳл. соб. 3 пр.; 4 всѳл. соб. 28 пр.; Трулл. соб. 36 пр.) *). Между тѣмъ папы явились по-

*) Подробнѣе объ эхомъ см. въ вашей брошюрѣ: „Свидѣтельствовалъ ли св. Ириней, епископъ ліонскій, о приматствѣ и непогрѣшимомъ учительствѣ римской церкви, въ частности ея первосвященника?“ Казань 1893, преимущественно же стр. 34—46.

борниками и ревностными пропагандистами легенды объ апо-столѣ Петрѣ какъ яко бы князѣ апостоловъ, главѣ церкви, единственномъ наслѣдникѣ верховныхъ пастырскихъ правъ Основателя церкви, Господа I. Христа, каковыя права онъ, во всей полнотѣ ихъ, передалъ своимъ преемникамъ—римскимъ епископамъ. Такимъ образомъ, по этому воззрѣнію, первенствующее положеніе римскихъ епископовъ въ церкви покоится не на политическомъ значеніи города, какъ это засвидѣтельствовано отцами на вселенскихъ соборахъ, а на происхожденіи римской церкви отъ ап. Петра и наслѣдованіи ея епископами всѣхъ верховно-іерархическихъ его правъ, какъ князя апостоловъ, главы церкви, верховнаго ея учителя, намѣстника Самаго Христа. Противоположность этого папскаго, покоящаго на легендѣ, принципа первенствующаго значенія римскихъ епископовъ въ церкви сказанному принципу іерархическихъ отношеній, привитому вселенскими и помѣстными соборами и раскрытому на нихъ, очевидна сама собою и не требуетъ дальнѣйшихъ разъясненій. Не трудно теперь предвидѣть и неизбѣжность борьбы между атими принципами. Выдвинутый папами принципъ, какъ покоящійся на легендѣ, вышедшей, къ тому же,изъ круга еретиковъ >), въ дальнѣйшемъ своемъ развитіи, естественно, повлекъ къ новымъ и новымъ подлогамъ, къ новымъ и новымъ искаженіямъ историческихъ событій; тѣмъ съ большею послѣдовательностію восточные отцы дѳржалиоь разъ принятаго ими и утвержденнаго на соборахъ принципа. Раскрытіе и новое подтвержденіе его на послѣдующихъ соборахъ было вмѣстѣ съ тѣмъ изобличеніемъ папскихъ подлоговъ и осужденіемъ ихъ, какъ таковыхъ.

Нѣтъ нужды говорить здѣсь о томъ значеніи, какое имѣлъ папа Левъ I Великій на Халкидонокомъ соборѣ, о власти, какую онъ хотѣлъ проявить на этомъ соборѣ и какую проявилъ въ дѣйствительности. Хотя и созваніе собора на востокѣ, а не въ Италіи, такъ всемѣрно домогался того папа Левъ, и ходъ соборныхъ разоужденій, и руководство ими совершились далеко несогласно съ его желаніями и требованіями; но все же стремленіе его рѣшать самовластно общія дѣла церкви не могло не оставить непріятнаго слѣда въ восточномъ клирѣ и въ оамомъ императорскомъ константинопольскомъ правительствѣ. Уже на первомъ засѣданіи Халки-донскаго собора легаты папы назвали его „главою всѣхъ церквей“ 2) и неприкровенно выразили стремленіе быть одновременно обвинителями и судіями. Императорскіе сановники поставили легатамъ на видъ это незаконное ихъ притязаніе. Въ концѣ соборныхъ засѣданій, послѣ того какъ, по рѣшеніи догматическихъ вопросовъ, на ряду съ другими иаио- *)

*) Тамъ же, стр. 42 в ст.

*) Harduin. t. II, col. 68: жесраХті« Огяауу.ѵгос ^aso>v тшѵ ёжхХцвішѵ.

нами редактировано было и 28-е правило, опредѣляющее юрисдикціонныя права константинопольскаго епископа, римскіе легаты воспротивились этому всѣми зависящими отъ нихъ силами, говоря, что они получили отъ папы повѳлѣніе заботиться о ненарушимомъ храненіи соборныхъ правилъ ‘) и объ охраненіи всѣми мѣрами достоинства (dignitatem) его лица 1 * 3). Для рѣшенія спора императорскіе сановники сдѣлали предложеніе, чтобы та и другая сторона прочитали относящіяся къ возникшему вопросу соборныя правила. Тогда легаты папы прочитали изъ своего кодекса 6-ѳ правило Никейскаго, перваго вселенскаго, собора, на которое они думали оперѳтьоя, въ слѣдующемъ видѣ: „Римская церковь всегда имѣла первенство (ecclesia Romana semper habuit primatum). Послѣ этого было прочитано то же шестое правило Никейскаго собора и затѣмъ 3-ѳ правило второго вселенскаго собора по кодексу константинопольской церкви. Подложность приведенныхъ изъ римскаго кодекса словъ относительно при матства папы въ церкви стала очевидною. Однакожъ, дальнѣйшаго разсужденія объ этомъ подлогѣ не было, потому что споръ возникъ не изъ-за первенства римскаго епископа, а изъ-за прерогативъ епископа константинопольскаго. Къ тому же первенство римскаго епископа въ церкви никто не отвергалъ и не думалъ отвергать. Приведенная фраза римскихъ легатовъ, разсматриваемая сама въ себѣ безъ нарочитыхъ римско-куріальныхъ толкованій ея, не противорѣчива еще прямо и рѣшительно воззрѣніямъ восточныхъ отцевъ, покоящимся на изложенномъ соборномъ принципѣ. А на какомъ принципѣ думали обооновать римляне первенство своего епископа?—Восточные отцы могли относиться къ этому вопросу совершенно равнодушно, тѣмъ болѣе, что легаты не высказывали его прямо и нарочито. По ознакомленіи, такимъ образомъ, съ соборными правилами, императорскіе сановники сдѣлали оводъ преніямъ въ такомъ родѣ, что, по канонамъ, пѳрвѳнотво предъ всѣми и преимущественную чѳоть слѣдуетъ сохранить за архіепископомъ древняго Рима; но равно также и архіепиокопъ Новаго Рима долженъ пользоваться такимъ же первенствомъ чести и онъ имѣетъ право рукополагать митрополитовъ въ діецѳзахь Азіи, Понта и Ѳракіи 3).—Итакъ, совершенно произвольно положеніе автора,

1) Здѣсь разумѣются правила Никейскаго собора, преимущественно 6-е правило его.

*) Объ охраненіи достоинства другихъ патріарховъ легаты ничего не сказали.

3) Harduin t. IT, col. 636—644: üluvopoifAsv, про —аѵтшѵ asv тя прштгія хя -Ѵѵ е|яір£ТОѵ —tix'ijv, хятя то!>{ ха\<Ьа;, тш xvj; — рго^отійо; 'Ра>;м)5 Яеоір'Хеатяжи аруіЕ-івхбпш (роХяттезЭяг урТ|Ѵзі Ы тоѵ баійиатоѵ іруіггЛанот.оч тт,; ßoetXiSo; К<оѵ-втаѵтіѵоипоАёші ѵеа; ’Ршр-ѵ— тшу абтшѵ нреореішѵ тт(с тіріг,« аігоАяйгіѵ, хяі ябтбѵ е? абЬеѵтіа« Ѵ/_е:ѵ той ^еіротоѵйѵ, хХт.

что римскіе епископы „не могли добиться признанія своего первенства со стороны константинопольскихъ патріарховъ“. Первенствующее положеніе римскихъ епископовъ въ церкви стояло внѣ воякихъ оомнѣній на Востокѣ. Косвенно былъ отвергнутъ лишь абсолютизмъ папъ, на который они стали заявлять претензію. Но этотъ абсолютизмъ никогда не былъ признаваемъ церковію, да и не могъ быть признанъ ею. Равно какъ, съ другой стороны, и ростъ авторитета и юрисдикціи константинопольскихъ патріарховъ не терпѣлъ ни какой задержки со стороны папъ, хотя эти послѣдніе и прилагали всевозможныя старанія смирить своихъ вооточныхъ соперниковъ. Авторитетъ константинопольскихъ ѳпиокоповъ развивался самъ собою, въ силу историческихъ обстоятельствъ и соглаоно принципу, принятому на вселенскихъ соборахъ. Напротивъ, папы своими претензіями на всевластіе въ церкви даже вызывали развитіе его, какъ противовѣсъ. Что же касается задержки роста авторитета и юрисдикціи константинопольскихъ патріарховъ „по отношенію къ тремъ другимъ патріархамъ восточнымъ“, то изъ актовъ Халквдои-скаго собора, на которомъ были опредѣлены права и власть константинопольскаго епископа, нельзя усмотрѣть, чтобы легаты папы обнаружили заботу о сохраненіи авторитета и юрисдикціи другихъ трехъ восточныхъ патріарховъ. Поступокъ ихъ съ Діоскоромъ Александрійскимъ показывалъ какъ разъ противное. Удареніе ихъ на храненіе шестого правила Никейскаго собора одѣлано ими отнюдь не ради охраненія авторитета и юрисдикціи „трехъ другихъ патріарховъ восточныхъ“, а опять-таки для охраненія авторитета папы въ ихъ смыслѣ, т. ѳ. по слагавшейся римской тенденціи о при-матствѣ папы въ церкви. Это съ несомнѣнностію явствуетъ изъ указаннаго искаженія шестого правила Никейскаго собора по смыолу начавшаго слагаться абсолютизма папъ. Сами восточные патріархи не усмотрѣли въ 28-мъ правилѣ Халкидонскаго собора посягательства на ихъ авторитетъ и юрисдикцію. Правда, папы послѣ Халкидонскаго собора старались разъяснить имъ гибельность этого правила для ихъ авторитета, но это папское разъясненіе имѣло цѣлію лишь отторгнуть ихъ отъ тѣснаго союза съ константинопольскими епископами: восточные патріархи не обнаружили склонности внимать папскимъ разъясненіямъ.

Не можетъ быть признано правильнымъ и принято, какъ не оправдываемое фактами исторіи, и другое положеніе г. Андреева, что послѣ раздѣленія церквей, съ прекращеніемъ папскихъ протестовъ, измѣнились и отношенія константинопольскихъ патріарховъ къ остальнымъ тремъ главнымъ іерархамъ Востока, что центръ тяжести управленія церковію самъ собою перѳнѳося въ Константинополь и что это новое положеніе вещей нашло себѣ санкцію въ законодательствѣ императора Василія Македонянина и его сыновей — Льва и

Александра (884 — 886), по смыслу котораго каѳедра константинопольскаго патріарха стала средоточіемъ, къ которой стекались и при которой получали рѣшеніе важнѣйшія дѣла со всего Востока. Я же, напротивъ, думаю, что со времени раздѣленія церквей ничего не измѣнилось въ церковномъ управленіи Востока, что константинопольская каѳедра не болѣе сдѣлалась центромъ рѣшенія важнѣйшихъ дѣлъ восточной церкви, чѣмъ была и прежде, что епанагога императоровъ Василія, Льва и Александра представляетъ узаконеніе не вновь создавшагося положенія константинопольской каѳедры, а уже издавно существующаго, и что всѣ означенныя положенія автора—плодъ предвзятой мысли, а не точный выводъ изъ несомнѣнныхъ фактовъ.

Иоторія показываетъ, что возвышеніе константинопольской каѳедры произошло именно вслѣдствіе того, что около нея, какъ каѳедры столичнаго города Восточной имперіи, естественно и даже необходимо сосредоточивались важнѣйшія церковныя дѣла Востока и при ней подучали свое рѣшеніе. Это съ несомнѣнностію подтверждается вышеозначенными соборными правилами, положенными въ основу іерархическихъ отношеній въ церкви; это же имѣлось въ виду и на Халкидонскомъ соборѣ, на которомъ узаконено первенствующее положеніе константинопольской каѳедры на Востокѣ (см. 9, 17 и 28 прр. Халк. ооб.). Послѣдующія распоряженія императоровъ представляютъ узаконеніе именно этого положенія константинопольскихъ патріарховъ, предоставленнаго имъ соборами, а не новаго какого-то, создавшагося само собою послѣ раздѣленія церквей вслѣдствіе прекращенія папскихъ протестовъ, яко-бы направленныхъ въ защиту авторитета и юрисдикціи трехъ другихъ восточныхъ патріарховъ. И въ ппанагогѣ узаконяѳтся первенствующее положеніе константинопольскаго патріаршаго трона сообразно соборнымъ рѣшеніямъ, съ видимымъ указаніемъ на рѣшенія Халкидонокаго собора, такимъ образомъ — какъ издавна по праву за нимъ признанное, а не какъ явившееся вновь съ прекращеніемъ папскихъ протестовъ *). Такъ было еще до окончательнаго раздѣленія церквей въ 1054 году. Не измѣнились отношенія между патріархами Востока и послѣ этого. Въ поясненіе этихъ отношеній и какъ бы для раціональнаго обоснованія ихъ у византійскихъ канонистовъ появилась и получила развитіе теорія пяти чувствъ: пять патріарховъ въ

]) Zachariae а Lingenthal, Jus graeco-roman. Lipsiae, MDCCCLXV. Pars IV. Epanag. TtxX IP. Dept іхзтріврушѵ, p. 183, § 9; гО Ktuvsxavxivou-d-Хеш; ftpcWos BaotXeta ’етахосрліЕкі; т a Г ; ouvoStxaT; іі tp о t ; тхршто; ’EppyjBv), a t ; oE öotoi хатах&ХоиЗоиѵте; v 6 p. ot xa'i tat unö taut Ixepot; Зроѵои; ytvoplva; äptpiaß-qx^aet; üt:ö ty]v Ixetvou яровхахтооаіѵ 5:ауѵшзіѵ xal xptatv. Cf. 26ѵтаур.а тйѵ iteimv xai Eep. xavov 'РаХХк; xai ПотХт). ’A9y]v. 1859. ч. VI. о. 428—429.

единой вселенской церкви такъ же назывисимы другъ отъ друга и равночѳстны между собою, такъ же самостоатѳльно дѣйствуютъ каждый въ своей обяаоти, какъ независимы, равночѳстны и дѣйствуютъ самостоятельно, каждое въ своей сферѣ, пять чувствъ въ единомъ человѣческомъ организмѣ. Съ отпаденіемъ римской церкви отъ цѣлости тѣла церкви это отношеніе не измѣнилось, но осталось то же самое *). Когда, въ виду жалкаго положенія патріарховъ александрійскаго, антіохійскаго и іерусалимскаго, нѣкоторые любители реформъ высказали мысль о сліяніи этихъ патріархатовъ въ одинъ патріархатъ, т. ѳ. о присоединеніи ихъ къ области константинопольскаго патріархата, то византійскіе канонисты съ рѣшительностію возстали противъ этой мысли, какъ явно противорѣ чащей канонамъ 2). Такъ отношенія между восточными патріархами оставались неизмѣнимыми во всѣ средніе вѣка; остаются таковыми и теперь. Если гдѣ и пошло быстрое развитіе абсолютизма по раздѣленіи церквей, то это, конечно, въ папствѣ. Да и нельзя сказать, чтобы съ отдѣленіемъ римской церкви отъ восточной папы прекратили свои „протесты“ константинопольскимъ патріархамъ яко-бы въ пользу авторитета остальныхъ трехъ, патріарховъ. Исторія показываетъ противное...

Относительно плана своего сочиненія, почему избранъ такой, а не иной распорядокъ матеріала, г. И. Андреевъ разсуждаетъ довольно подробно, старается обосновать и представить его естественность, соотвѣтствіе предмету со всѣхъ сторонъ. „Планъ и распорядокъ отдѣловъ изслѣдованія, говоритъ онъ, опредѣляется во всѣхъ его подробностяхъ самымъ существомъ предметовъ, обнимаемыхъ... темой.“ Явпяѳтоя вопросъ: „Чѣмъ вызывается нужда въ написаніи этой хронологіи? Нѣтъ литакихъсочинѳній,которыямогутъ сдѣлать дальнѣйшую работу въ этомъ направленіи, если не излишнею, то слишкомъ, малоплодною?“ Чтобы отвѣтить на этотъ вопросъ, „нуженъ обзоръ главнѣйшихъ, замѣчательнѣйшихъ трудовъ по хронологіи константинопольскихъ патріарховъ интересующаго насъ періода. Такой обзоръ составитъ первую главу нашего изслѣдованія“. Однакожъ въ эту главу не войдутъ „капитальные труды Баронія и Пати“, потому что почти все лучшее, что сдѣлано этими двумя учеными для опредѣленія хронологіи константинопольскихъ патріарховъ занимающаго насъ періода, принято во вниманіе въ трудахъ Бандурія, Ле-Кѳня и Купера,“ подвергнутыхъ здѣсь разбору. „Обзоръ трудовъ по хронологіи константинопольскихъ патріарховъ избраннаго нами періода приведетъ насъ къ отрицательному рѣшенію

*) 'РсіХХг) у. а t Пот). і), Еоѵтаура тшѵ -Аачоч., ІУ, 545—553. Cf. IV, 408—409.

s) Ibid. ІУ, 448—450. 454.—Подробнѣе см. Кургановъ, Отн. м. ц. и гр. власт. въ Ввз. вмп. Казань 1880. стр. 91—102.

поставленнаго выше вопроса,“ т. ѳ. что новый трудъ по хронологіи константинопольскихъ патріарховъ будетъ не излишенъ, и не слишкомъ малоплоденъ. А такой „отвѣтъ весьма естественно возбуждаетъ дальнѣйшій вопросъ о томъ, гдѣ тѣ средства, съ которыми можно уклониться отъ недостатковъ, которыми страдаютъ всѣ вообще сочиненія по хронологіи константинопольскихъ патріарховъ... Для воѣхъ такихъ сочиненій источники часто были одни и тѣ же; и въ то же время, однако, авторы ихъ часто разногласятъ между собою въ опредѣленіи той или другой даты. Это обстоятельство даетъ возможность увидѣть, что причины недостатковъ сочиненій, подлежащихъ нашему обзору, кроются главнымъ и почти исключительнымъ образомъ въ томъ или иномъ отношеніи авторовъ къ источникамъ, въ тѣхъ или иныхъ пріемахъ, въ той или иной оцѣнкѣ весьма чаото противорѣчивыхъ хронологическихъ показаній. Чтобы избѣжать такихъ недостатковъ, для этого необходимо выяснить и обосновать пріемы, которыми слѣдуетъ руководиться при оцѣнкѣ достовѣрности той или иной даты, показанной въ источникахъ. Такъ мы пришли къ необходимости во второй главѣ нашего изслѣдованія помѣстить обзоръ источниковъ для хронологіи нашихъ патріарховъ, рѣшить вопросъ о томъ, какіе изъ этихъ источниковъ заслуживаютъ большого довѣрія, какіе меньшаго; какъ слѣдуетъ дѣлать поправки въ извѣстныхъ мѣстахъ источниковъ, какъ согласовать противорѣчивыя даты, и пр.“—„Подготовивъ и изучивъ въ первыхъ двухъ главахъ пріемы обращенія оъ матеріаломъ для хронологіи нашихъ патріарховъ, узнавъ, чему можно вѣрить и въ чемъ нужно сомнѣваться, въ третьей главѣ мы представимъ самую хронологію, опираясь на первоисточники, призывая на помощь при пользованіи ими всѣ основательныя и остроумныя догадки, существующія въ нашихъ пособіяхъ, и дополняя эти догадки собственными соображеніями, основанными на тѣхъ данныхъ, рѣчь о которыхъ будетъ во второй главѣ". Для точнаго и болѣе или менѣе безошибочнаго опредѣленія хронологіи того или другого патріарха, при оцѣнкѣ источниковъ, „по нашему убѣжденію, необходимо не только показать, почему мы избираемъ одно свидѣтельство, какъ истинное, но въ каждомъ частномъ случаѣ объяснить, какъ явились ошибки въ другихъ источникахъ Такія объясненія, сдѣланныя безъ натяжекъ, очень часто превращаютъ свидѣтельство, которое оъ перваго взгляда протвворѣчитъ принимаемой датѣ, въ новое доказательство истинности ея и въ крайнемъ случаѣ наглядно убѣждаетъ, что оно несомнѣнно ошибочно“. „При внимательномъ разсмотрѣніи чаото возможно отмѣтить особенно постоянные, правильно повторяющіѳѳя случаи ошибокъ въ нѣкоторыхъ источникахъ, подвеоти ихъ подъ болѣе или менѣе устойчивыя категоріи, какъ это о дѣлано нами, напр., отно-

сительно каталоговъ" и лѣтописи Ѳеофана. „Кромѣ знаніи правилъ требуется именно еще догадливость, которая, при рѣшеніи каждой отдѣльной задачи, замѣчаетъ то, что свойственно именно этой задачѣ, усматриваетъ первоначальный узелъ, съ котораго только и можно начать распутывать сложную комбинацію". „Кончая рѣчь о характерѣ нашей работы во второй и третьей главахъ, позволимъ себѣ сдѣлать слѣдующее заключительное замѣчаніе: главную овою, заслугу мы видимъ въ методѣ разработки,—который до сихъ поръ больше существовалъ въ идеѣ, чѣмъ въ примѣненіи къ разработкѣ хронологіи, и который, однако же, только одинъ способенъ вывести изслѣдователя изъ лабиринта иногда очѳвь противорѣчивыхъ хронологическихъ показаній и дать ему возможность достигнуть прочныхъ и устойчивыхъ хронологическихъ опредѣленій и выводовъ“. „Далѣе должны слѣдовать очерки жизни и дѣятельности семи патріарховъ: свв. Анатолія. Геннадія, Іоанна Постника, Германа, Тарасія, Никифора и Меѳодія“ (гл. 4-я). Избраны только эти оѳмь патріарховъ ради заслугъ ихъ для церкви, и кромѣ того о нихъ сохранилось большее количество свѣдѣній, чѣмъ о всѣхъ другихъ патріархахъ за время отъ Халкидонскаго собора до Фотія. „Изъ семи очерковъ въ появляющемся теперь первомъ выпускѣ изслѣдованія помѣщаются только три біографіи свв. Анатолія, Гѳинадія и Іоанна Постника. Каждая изъ этихъ біографій представляетъ собою законченное цѣлое и стоитъ внѣ связи съ другими. Отсюда первый выпускъ является закопченнымъ (подч. вездѣ авт.) изслѣдованіемъ". „Жизнь и дѣятельность свв. Германа, Тарасія, Никифора и Меѳодія изслѣдовано въ связи съ иконоборческимъ движеніемъ, и всѣ четыре очерка составляютъ одно нераздѣльное цѣлое" (отр. 6—14).

Допускаю, что планъ, начертанный авторомъ, опредѣляется существомъ избранной имъ темы и представляется естественнымъ, хотя не могу, въ тоже время, не отмѣтить, что можетъ быть принятъ и иной планъ, по моему мнѣнію, болѣе соотвѣтствующій сущности темы и вѣрнѣе могущій вести къ намѣченной цѣли, чѣмъ планъ автора. Въ настоящій разъ считаю достаточнымъ отмѣтить, что главную заслугу свою г. И. Андреевъ видитъ въ методѣ разработки, однакожъ дальнѣйшія слова его, что этотъ методъ до сихъ поръ существовалъ больше въ идеѣ, чѣмъ въ примѣненіи, къ разработкѣ хронологіи, набрасываютъ тѣнь на его заслугу, дѣлаютъ ѳѳ не совоѣмъ ясною. Равно также неясными представляются и заключительныя слова его въ объясненіе и обоснованіе своего плана: съ одной стороны онъ утверждаетъ, что каждая изъ трехъ помѣщенныхъ въ разсматриваемомъ первомъ выпускѣ біографій конотантинопольскихъ патріарховъ: Анатолія, Геннадія и Іоанна Постника, представляетъ собою законченное цѣлое и стоитъ внѣ связи оъ другими,

и въ тоже время увѣряетъ, съ другой стороны, что первый его выпускъ является законченнымъ изслѣдованіемъ. Гдѣ же въ дѣйствительности нужно полагать законченность? Гдѣ начинается связь разныхъ частей изслѣдованія и гдѣ она оканчивается?.. Далѣе, если очерки жизни остальныхъ преднамѣчѳнныхъ имъ патріарховъ: Германа, Тарасія, Никифора и Меѳодія, должны составить одно нераздѣльное цѣлое вслѣдствіе того, что объединены однимъ, общимъ всѣмъ имъ, иконоборческимъ движеніемъ, то развѣ дѣятельность первыхъ трехъ патріарховъ, жизнь коихъ помѣщена въ разбираемомъ первомъ выпускѣ, стояла внѣ какого бы то ни было объединяющаго ихъ движенія? Развѣ монофизитскоѳ и связанное съ нимъ монофелитскоѳ движеніе не было такимъ же общимъ, объединяющимъ частныя событія, явленіемъ, какъ и послѣдовавшее за нимъ иконобор-чѳокоѳ движеніе? А воли—такъ, если монофизитское-монофе-питскоѳ движеніе, какъ явленіе общаго свойотва,—клало свой отпечатокъ на событія частныя, ему подчиненныя и генетически отъ него зависимыя, то указанные мотивы, выдвинутые авторомъ для выясненія и обоснованія овоѳго плана касательно второй половины сочиненія, именно—очерковъ жизни и дѣятельности намѣченныхъ имъ патріарховъ, представляются довольно спутанными и малоубѣдительными.

По выясненіи, такимъ образомъ, объема своего изслѣдованія, его необходимости и цѣпи, авторъ приступаетъ затѣмъ къ рѣшенію самой задачи, имъ принятой, и, оогласно предначертанному плану, въ первой главѣ даетъ „обзоръ пособій для изученія хронологіи константинопольскихъ патріарховъ отъ времени Халкидонскаго собора до Фотія." Онъ останавливается, болѣе или менѣе подробно, на трудахъ Э. Муральта, М. Гедеона, Лѳ-Кеня, Бандурія и Купера, дѣлаетъ замѣчаніе о хронологіи константинопольскихъ патріарховъ у Гергенрѳтера и перечисляетъ нѣкоторыя другія пособія, относящіяся къ его предмету.

„Опытъ Византійской хронографіи" Муральта авторъ ставитъ высоко, считаетъ его однимъ изъ лучшихъ пособій для ознакомленія съ хронологіей константинопольскихъ патріарховъ взятаго имъ для изученія періода: Муральтъ широко воспользовался источниками, матеріалъ для хронологіи константинопольскихъ патріарховъ указаннаго періода, притомъ матеріалъ наиболѣе цѣнный, исчерпанъ имъ, можно оказать, „почти всецѣло“.Но, за всѣмъ тѣмъ, его „Опытъ“ за разсматриваемый періодъ „весьма далекъ отъ научнаго (подч. авт.) совершенства“. Такъ у него „вѳоьма недостаточно“ описаны источники вообще и въ частности тѣ, которые важны для хронологіи константинопольскихъ патріарховъ избраннаго авторомъ періода. „О самомъ богатомъ и важномъ источникѣ—хронографіи Ѳеофана замѣтки Муральта совершенно незначительны“. Подробнѣе и обстоятельнѣе онъ

говоритъ о позднѣйшихъ византійскихъ авторахъ: Зонарѣ, Кедринѣ и др.; но н это мало полезно: нѣтъ оцѣнки нхъ источниковъ, напр. Ѳеофана. „Въ этомъ обстоатѳльотвѣ— въ недостаточности, а иногда и въ полномъ отсутствіи общихъ сужденій объ извѣстномъ источникѣ, о компетентности его хронологическихъ показаній—главная причина, почему хронологія константинопольскихъ патріарховъ разсматриваемаго періода въ его „Опытѣ“ нужно признать далекой отъ желательной точности и безошибочности. У Му-ральта не было твердаго критерія, руководясь которымъ, онъ могъ бы въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ изъ маооы разнорѣчивыхъ свидѣтельствъ выбрать именно то, которое ближе въ истинѣ. Отсюда очень много совершенно ненаучныхъ пріемовъ при установленіи очень многихъ датъ. Напримѣръ, Муральтъ въ текстѣ ни разу не упомянулъ перевода Ѳеофановой лѣтописи Анастасіемъ“, и въ тоже время постоянно цитируетъ компиляцію перевода Анастасія „Ні-storia miscella“, малопригодную для хронологіи. „Подобныя же, совершенно непригодныя для хронологическихъ цѣлей, цитаты встрѣчаются въ большомъ количествѣ и изъ другихъ хроникеровъ“ (Іоиля, Льва Грамматика, Мануила Глики и пр.), между тѣмъ изъ хроникъ Комига Марцѳляина и Виктора Тунунскаго, „по древности превосходящихъ всѣ другія, цитируемыя Муральтомъ“, онъ приводитъ показанія о патріархахъ „не столь полно и часто, какъ этого они заслуживали бы въ качествѣ источниковъ“, а иногда прямо даже опуокаѳтъ нѣкоторыя изъ такихъ указаній. „Другой, не менѣе существенный недостатокъ въ „Опытѣ“ Муральта получилъ свое начало отъ того, что Муральтъ позаботился изложить все въ непрерывной хронологической цѣпи“. Руководствуясь каталогомъ патріарха Никифора, „сильно попорченнымъ переписчиками“, Муральтъ „необходимо долженъ былъ дѣлать много показаній неточныхъ иди ошибочныхъ и иногда не только относительно мѣсяцевъ, но даже и лѣтъ.“ Однакожъ, отмѣченные недостатки не дѣлаютъ „Опытъ“ Муральта непригоднымъ для справокъ. Нѣкоторыя его „догадки“ имѣютъ значеніе. Въ особенности же трудъ его важенъ какъ добросовѣстное собраніе матеріала (стр. 15—22).

О трудѣ Мануила Гедеона Патріаругхоі тііѵахе; г. И. Андреевъ очень невысокаго мнѣнія. М. Гедеонъ, говоритъ онъ, „далеко не воспользовался всѣми показаніями всѣхъ источниковъ для хронологіи нашего періода, и, чѣмъ онъ пользовался, употреблено имъ въ дѣло безъ надлежащей критической обработки. Полагаться на принятыя имъ даты для патріарховъ нашего періода очень опасно“ (стр. 22—27).

Не болѣе высокаго мнѣнія г. И. Андреевъ и о трактатѣ Лѳ-Кѳня „Патріархи Константинопольскіе“, помѣщенномъ имъ въ первомъ томѣ сочиненія „Востокъ Христіанскій“. Этотъ трактатъ Лѳ-Кѳня о патріархахъ константяно-

польскихъ со стороны хронологической „съ перваго же взгляда представляется очень слабымъ. Прежде воего здѣоь замѣтна скудность источниковъ, которыми пользовался авторъ; но даже имѣвшіеся у него подъ руками матеріалы употреблены имъ въ дѣло крайне небрежно, почти безъ всякой критической обработки“. Для опредѣленія хронологіи большинства патріарховъ Ле-Кенъ воспользовался только лѣтописью Ѳеофана, ка-тологомъ патріарха Никифора и иногда лѣтописью Зонары. „Уже эта бѣдность матеріала сама собою говоритъ за то, что хронологія константинопольскихъ патріарховъ уЛе-Кеня не должна отличаться желаемою точностію: для этого не доставало данныхъ. Еще болѣе эта точность пострадала отъ того, что онъ 1) имѣвшимися у него матеріалами пользовался безъ всякой оцѣнки сравнительной ихъ вѣрности, 2) не давалъ себѣ труда провѣрять даты сомнительныя и 3) въ тѣхъ скучаяхъ, гдѣ могли представляться затрудненія, ограничивался часто простымъ перечисленіемъ хронологическихъ свидѣтельствъ источниковъ въ сыромъ видѣ, предоставляя читателю самому выбираться изъ противорѣчій между нимии. Другой недостатокъ въ работѣ Ле -Кѳня состоитъ въ томъ, что „онъ свидѣтельства, которыя кладетъ въ основу хронологіи извѣстнаго патріарха, не старается провѣрять параллельными свидѣтельствами другихъ источниковъ, у него имѣвшихся“. Но еще болѣе падаетъ цѣнность его хронологическаго трактата о константинопольскихъ патріархахъ „при разсмотрѣніи множества такихъ случаевъ въ его трудѣ, гдѣ онъ совершенно слагаетъ съ себя заботы о примиреніи разногласій и предоставляетъ читателю самому вѣдаться съ затрудненіями“. Вообще трактатъ Ле-Кѳня о хронологіи константинопольскихъ патріарховъ спутанъ, обнаруживаетъ произволъ въ авторѣ и „полную невнимательность его въ свидѣтельствамъ, которыя отнюдь не ниже по достоинству тѣхъ, на которыхъ онъ строитъ свои выводы“. Видимо этотъ трактатъ его „составлялся очень слабо“ (стр. 27—32).

Сужденія г. И. Андреева о „Примѣчаніяхъ Бандурія къ катологу Никифора Каллиста“ хотя не отличаются ясноотію, положительностію и раздѣльностію мысли, но все же изъ нихъ можно видѣть, что трудъ Бандурія долженъ стоять, по его взгляду, довольно высоко въ ряду другихъ трудовъ по хронологіи константинопольскихъ патріарховъ. Онъ говоритъ: „Судить о достоинствахъ хронологіи константинопольскихъ патріарховъ нашего періода въ „примѣчаніяхъ“ Бандурія къ катологу Никифора Каллиста довольно трудно, потому что онъ не всегда выступалъ въ роли самостоятельнаго изслѣдователя, а очень часто аргументируя въ пользу извѣстнаго вывода, нѣкоторыя посылки для него беретъ прямо готовыми у Паги. Иногда онъ даже совоѣмъ не останавливается надъ опредѣленіемъ нѣкоторыхъ датъ, отсылая за такимъ опредѣленіемъ къ трудамъ Баронія и Паги. Таковы его замѣ-

чанія о хронологіи Анатолія, Мины, Пирра и мн. др.“. Впрочемъ есть мѣста въ „Примѣчаніяхъ“ Бандурія, гдѣ онъ „устанавливаетъ даты самостоятельно, а такихъ мѣстъ въ отдѣлѣ примѣчаній, насъ интересующемъ, значительное большинство. Во многихъ изъ этихъ случахъ выводы Бандуріи отличаются“ основательностію. „Осыпки на труды Баронія и Паги дѣлаются Бандуріѳмъ только послѣ пересмотра хода ихъ доказательствъ и только въ тѣхъ случаяхъ, гдѣ Банду-рій не могъ ничего прибавить отъ себя на основаніи имѣвшихся въ его распоряженіи матеріаловъ“. Но, при воемъ томъ, трудъ Бандурія имѣетъ и слабыя стороны, обусловливаемыя состояніемъ науки его времени: онъ не различаетъ источниковъ по ихъ важности, и воѣ свидѣтельства, какимъ бы авторамъ они ни принадлежали, принималъ какъ равноправныя. „Очень скупо дитуѳтъ хроники Марцѳллина и Виктора Тунунскаго, и почти не упоминаетъ о хроникѣ Ма-лалы“. Ошибки при такомъ веденіи дѣла вкрадывались необходимо (стр. 33—35)-

Наиболѣе благопріятный отзывъ г. И. Андреевъ даетъ о „Хронологической исторіи патріарховъ константинопольскихъ“ Купера. „Трактатъ Купера“, говоритъ онъ „остается до сихъ поръ самымъ лучшимъ сочиненіемъ по хронологіи константинопольскихъ патріарховъ“ изслѣдуемаго періода. „Достоинства его обусловливаются, во-первыхъ, чрезвычайнымъ обиліемъ матеріаловъ, собранныхъ Куперомъ, а во-вторыхъ,—и это главнымъ образомъ, — методомъ разработки этихъ матеріаловъ, который если не прилагать къ нему требованій хронологической критики нашего времени, почти не оставляетъ желать ничего лучшаго“. Кромѣ того, чтб было уже въ распоряженіи Баронія, Паги, Лѳ-Кѳня и Бандурія, „Куперъ принялъ во вниманіе все, что сдѣлано было для освѣщенія хронологіи (свв. константинопольскихъ патріарховъ первыхъ сѳдьми мѣсяцевъ года) болландистами, располагавшими для каждаго отдѣльнаго лица въ ихъ „Дѣяніяхъ святыхъ“ такими книжными сокровищами, о которыхъ отдѣльный ученый не смѣетъ и мечтать“. „Но самымъ вѣрнымъ дополненіемъ къ матеріаламъ своихъ предшественниковъ со стороны Купера нужно признать то, что онъ первый привлекъ въ качествѣ источниковъ очень многіе каталоги константинопольскихъ патріарховъ“ (именно—каталоги патріарха Никифора, Никифора Каллиста, Лѳункпавія, Матѳея Кизалы, Филиппа Кипрянияа, Ляххѳя). И кромѣ того, онъ одѣлалъ употребленіе, для хронологіи константинопольскихъ патріарховъ, еще изъ тѣхъ матеріаловъ, которые находятся въ мѳ-нологіяхъ. Обиліе матеріаловъ должно было „необходимо благопріятно отозваться и на методѣ изслѣдованія“ Купера. „При сопоставленіи многочисленныхъ противорѣчивыхъ показаній невольно приходится вдаватьвя въ объясненія, доказывать, почему однимъ свидѣтельствамъ нужно отдать предпочте-

ніѳ предъ другими...“ Отвѣты на это „почему“ есть уже первый шагъ къ отчетливой, чисто научной хронологической критикѣ. Всѣ эти соображенія вполнѣ подтверждаются наблюденіями надъ пріемами изслѣдованія Купера. У него мы впѳрвыѳ дѣйствительно встрѣчаемъ попытки осмысленнаго пользованія свидѣтельствами каталоговъ, попытки объяснять ихъ иногда очень значительныя разногласія, рѣшать вопросы, въ какомъ изъ каталоговъ и почему именно свидѣтельство объ извѣстномъ патріархѣ вѣрнѣе и пр.“. У него мы находимъ „объясненія разногласій каталоговъ на основаніи изученія наиболѣе часто встрѣчающихся ошибокъ переписчиковъ“. Главное же достоинство метода его изслѣдованія составляетъ „тщательная въ большинствѣ случаевъ провѣрка однихъ свидѣтельствъ посредствомъ другихъ“. Но „чѣмъ больше достоинствъ въ трактатѣ Купера, тѣмъ рѣзче и сильнѣе бросаются въ глаза недостатки его труда“: „неумѣнье автора разобраться въ массѣ показаній“, „натяжки, которыя онъ себѣ позволяетъ“, „произвольность, съ которою онъ иногда обходитъ противорѣчія источниковъ въ пользу необоснованной предвзятой даты“. „У Купера мы встрѣчаемъ во многихъ мѣотахъ тѣ же ненаучные пріемы, которые такъ неблагопріятно отзывались на сочиненіяхъ, уже разсмотрѣнныхъ“. „Изъ другихъ изъяновъ работы Купера особенно обращаетъ на себя вниманіе недостаточность сравнительнаго изученія имъ каталоговъ“. Да и „пользованіе указаніями мѳнологіѳвъ не всэгда у Купера хорошо“. „Отношеніе Купера къ главному источнику для хронологіи константинопольскихъ патріарховъ изучаемаго нами періода—къ лѣтописи Ѳеофана страдаетъ многими недостатками. „Особенно неизвинительно то, что Куперъ упустилъ изъ виду нарушеніе за извѣстный періодъ въ лѣтописи Ѳеофана правильнаго отношенія индиктовъ и лѣтъ отъ Рождества Христова“ (стр. 35—42).

Относительно „хронологіи константинопольскихъ патріарховъ въ первомъ томѣ сочиненія Гергѳнрётѳра о Фотіѣ“ г. И. Андреевъ ограничивается замѣчаніемъ, что она, какъ „заимствованная почти исключительно у Купера и Лѳ-Кѳня съ болѣе рѣдкими ссылками на Баронія, Наги и Бандурія, не требуетъ сколько-нибудь спеціальнаго разбора“ (стр. 42—43).

Кромѣ разобранныхъ трудовъ по хронологіи константинопольскихъ патріарховъ, авторъ перечисляетъ еще нѣкоторые другіе. Но между ними я не усмотрѣлъ многотомнаго творенія Le Beau, Histoire du Bas-Empire. Paris. 1824—1836, которое въ разсматриваемомъ вопросѣ, по моему мнѣнію, не можетъ не имѣть значенія (стр. 43).

Съ представленною характеристикою предшествующихъ трудовъ по хронологіи константинопольскихъ патріарховъ, сдѣланною г. И. Андреевымъ, я не могу согласиться всецѣло. Для образца возьму первую изъ помѣщенныхъ характѳри-

стикъ—характеристику Муральтова Essai de Chronographie Byzantine. St.-Petersb. 1856. Авторъ находитъ этотъ трудъ Мурапьта „весьма далекимъ“ отъ научнаго совершенства, ибо въ немъ нѣтъ достаточнаго описанія источниковъ вообще и въ частности важнѣйшаго изъ нихъ—хронографіи Ѳеофана, замѣтки о которой „совершенно незначительны“ и менѣе подробны и обстоятельны, чѣмъ о позднѣйшихъ византійцахъ: Зонарѣ, Кедринѣ и др. Конечно, Муральтъ не претендовалъ на научное совершенство своего труда, да едва ли какой-нибудь ученый можетъ претендовать прямо-таки на научное совершенство своего труда?!.. Но, за всѣмъ тѣмъ, сужденія автора о Муральтѣ страдаютъ преувеличеніемъ и невѣрностію. Требованіе „достаточнаго описанія“ источниковъ, при томъ въ предисловіи къ главному труду, очень эластическое требованіе: можно признать цѣлую книгу, посвященную разбору одного какого-нибудь источника, не содержащею въ себѣ достаточнаго описанія его. Муральтъ перечисляетъ о выше 150-ти источниковъ, изъ которыхъ нѣкоторые онъ характеризуетъ. Его характеристики кратки и сжаты, но вмѣстѣ съ тѣмъ отличаются полнотою, показываютъ близкое знакомство его съ тѣмъ или инымъ источникомъ, дозволяющее сказать объ немъ лишь необходимое, существенное. Такова именно его харѳктѳриотика хронографіи Ѳеофана; она кратка (Preface, р. XII—XIII), но вмѣстѣ полна. При томъ, не вѣрно, что Кедрину и Зонарѣ Муральтъ оказалъ большее вниманіе, чѣмъ Ѳеофану: простое перечисленіе отрокъ, посвященныхъ каждому изъ нихъ, показываетъ противное *). Нельзя согласиться и съ тѣмъ положеніемъ г. И. Андреева, что Муральтъ будто бы не имѣлъ твердаго критерія, руководствуясь которымъ, онъ могъ бы въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ изъ маосы разнорѣчивыхъ свидѣтельствъ выбрать именно то, которое ближе къ истинѣ“. Напротивъ, Муральтъ имѣлъ этотъ критерій и высказался о немъ ясно и точно. Г. И. Андреевъ главную заслугу своего труда полагаетъ, какъ видѣли, въ методѣ изслѣдованія. Отрицая въ трудѣ Муральта руководящій критерій, г. И. Андреевъ, очевидно, отрицательно отнесся и къ его методу, о которомъ онъ, однакожъ, не сказалъ ни слова. Между тѣмъ методъ, котораго Муральтъ держался, въ своемъ изслѣдованіи, вполнѣ правильный, и Муральтъ выоказываѳтоя объ немъ совершенно ясно: II у а done fallu 1) consulter plus de 100 ecrivains et en extraire pres de 6000 faits, la plupart rapor-tes de diverses manieres, isoles et sans dates; 2) ies grouper oves plus on moins de probability autour de quelques dates certaines; 3) confronter les differentes relations du meme fait;

*) Свѣдѣнія о Ѳеофанѣ вмѣщены въ 357* строкахъ (Preface, р. XII—XIII), о Кедринѣ—въ 32 строкахъ (ibid. р. XXVI),' о Зонарѣ—въ 12 строкахъ (ibid. р. ХХѴП).

4) en märquer, autant que possible, les variantes; 5) classer les auteurs de chaque redaction par rang d’anciennete afin de mettre au jour la source des diverses relations ou bien des alterations successives de la meine source (Pref. p. XXIX). Выше (p. V*—IX), разсуждая о задачѣ своего труда и о способахъ въ ея рѣшенію, онъ высказываетъ и еще нѣсколько правилъ, которыми слѣдуетъ руководствоваться въ отдѣльныхъ затруднительныхъ случаяхъ. По всему этому нужно призвать, что Муральтъ .имѣлъ руководящій критерій и, по возможности, держался его при совершеніи своего труда. Но иное дѣло—знать руководящій критерій тѳоритѳчѳски и иное дѣло—провести его на практикѣ, особенно въ такой сложной и трудной работѣ, какъ установленіе византійской хронологіи. При трудности задачи и недосугѣ для ея рѣшенія Муральтъ могъ лишь замѣтить: il n’a pourtant rien neglige pour donner a son travail, ä defaut de tout autre interet, selui de la precision (Pref. p. XXIX). Поправить ошибки и восполнить недостающее—дѣло послѣдующихъ поколѣній. Упрекъ Му-ральту, по поводу яко-бы отсутствія въ его трудѣ руководящаго принципа, въ маловниматѳльности къ Анаотасіѳву переводу Ѳеофановой лѣтописи слѣдуетъ признать окорѣѳ слѣдствіемъ пристрастія г. Андреева къ этому переводу, чѣмъ— значенія его, какъ руководящаго памятника при опредѣленіи хронологіи константинопольскихъ патріарховъ.

Относительно метода, на который г. И. Андреевъ возлагаетъ исключительное упованіе въ дѣлѣ точнаго установленія хронологіи константинопольскихъ патріарховъ, онъ дѣлаетъ замѣчанія только при разборѣ „хронологической исторіи константинопольскихъ патріарховъ" Купера. Изъ этихъ его замѣчаній открывается, что къ признакамъ истинно-правильнаго метода, путемъ котораго только и. возможно удовлетворительное рѣшеніе задачи касательно хронологіи '.константинопольскихъ патріарховъ, относится сравнительный анализъ разныхъ показаній при обиліи относящихся къ изслѣдуемому вопрооу матеріаловъ, разрѣшеніе вопроса—почему однимъ свидѣтельствамъ слѣдуетъ отдать предпочтеніе предъ другими, имъ противорѣчащими, объясненіе разногласій, иногда очень значительныхъ, въ показаніяхъ источниковъ, изученіе и выясненіе наиболѣе часто встрѣчающихся ошибокъ переписчиковъ. Нарочито авторъ нигдѣ не входитъ въ разъясненіе признаковъ подлинно научнаго метода, наиболѣе пригоднаго къ разрѣшенію принятой имъ на себя задачи. Посему указанныя черты подлинно научнаго метода будутъ кажется, соотвѣтствовать представленію автора о характерѣ этого метода. Попутныя замѣчанія его въ другихъ мѣстахъ о свойствахъ научнаго метода послужатъ подтвержденіемъ этой мысли. Но въ такомъ случаѣ заслуга г. И. Андреева будетъ состоять не въ изобрѣтеніи новаго метода, а только, какъ оамъ онъ отчасти замѣчаетъ, въ примѣненіи къ овоѳй работѣ

5А*

уже извѣстнаго изслѣдователямъ хронологіи константинопольскихъ патріарховъ метода ѳя установленія, но недостаточно послѣдовательно проведеннаго ими на практикѣ.

Выше я отмѣтилъ, что кромѣ начертаннаго авторомъ плана изслѣдованія хронологіи константинопольскихъ патріарховъ, можетъ быть принятъ и иной планъ, точно также вытекающій изъ существа темы и одинаково надежно могущій вести къ предназначенной цѣли. Выскажусь яснѣе. По моему мнѣнію, если авторъ ставитъ возможность точнаго опредѣленія хронологіи константинопольскихъ патріарховъ въ зависимость отъ установленія подлинно научнаго метода и примѣненія его на практикѣ, слѣдовало бы ему предварительно сдѣлать, во введеніи, историко-критическій обзоръ развитія истинно научнаго метода при опредѣленіи хронологіи константинопольскихъ патріарховъ въ связи съ открытіемъ памятниковъ и развитіемъ филологической критики, сопутствующей ихъ изданію. При такомъ планѣ яснѣе обрисовался бы и методъ изслѣдованія, опредѣленнѣе выступили бы съ одной стороны успѣхи науки въ установленіи византійской хронологіи, а оъ другой—и недочеты, подлежащіе разрѣшенію, да и вводныя части получили бы надлежащее мѣсто, уступивъ изслѣдованію то, что собственно къ нему должно относиться. При такомъ планѣ значеніе изслѣдованія автора въ ряду другихъ такихъ же изслѣдованій обнаружилось бы само собою безъ излишнихъ объясненій.

Критическому „обзору источниковъ для хронологіи константинопольскихъ патріарховъ отъ времени Халкидонокаго собора до Фотія“ поовящѳна вторая глава изслѣдованія, самая обширная глава въ сочиненіи г. Андреева (стр. 44—155). Она начинается характеристикою „хроники Марцѳллина“. По времени, эта хроника занимаетъ первое мѣсто въ ряду источниковъ для опредѣленія хронологіи константинопольскихъ патріарховъ намѣченнаго періода. Она „обнимаетъ собою періодъ времени отъ начала царствованія императора Ѳеодосія Великаго до начала царствованія Юстиніана (т. е. отъ 379 до 534 г., всего 156 пѣтъ). Марцѳллинъ былъ современникомъ отмѣчаемыхъ имъ патріарховъ (Епифанія, Македонія и Тимоѳея) и, хотя по происхожденію былъ римляниномъ, но состоялъ на службѣ въ восточной половинѣ имперіи и былъ въ частыхъ сношеніяхъ со столицей и, слѣдовательно, могъ лично и непосредственно знать о перемѣнахъ, тамъ происходившихъ“. Вслѣдствіе этого „его показанія о времени правленія названныхъ патріарховъ должны быть поставлены на первомъ мѣстѣ въ ряду параллельныхъ свидѣтельствъ другихъ источниковъ“. Не менѣе важно и продолженіе хроники Марцѳллина до 566 года, сдѣланное анонимнымъ писателемъ; оно содержитъ четыре даты для патріарховъ; Епифанія (1) Анѳима (2) и Мины (1). Нужно думать, что продолжатель Марцѳллпновой хроники жилъ на Западѣ и именно въ Италіи,

имѣлъ въ виду почти исключительно римскихъ папъ, а патріарховъ константинопольскихъ касается лишь „случайно“, но, при всемъ томъ, даты его относительно сихъ послѣднихъ „очень точны", и именно потому, что „авторъ смѣлъ въ виду отмѣтить ими хорошо извѣстныя ему и интересовавшія его событія изъ жизниu папъ. Вообще достовѣрность датъ хроники Марцѳллина утверждается на очень прочныхъ основаніяхъ и „удовлетворяетъ всѣмъ условіямъ, при которыхъ дата не можетъ возбуждать сомнѣній“. Марцѳллинъ „пользуется счиоленіѳмъ по * консуламъ и индиктамъ“. Такимъ образомъ, чтобы пользоваться ею, слѣдуетъ знать, какъ переводить ихъ на года нашего обычнаго счисленія, и авторъ показываетъ способъ этого перевода счисленія. „А зная, въ какіе годы нашей эры приходились консульства, помѣчаемыя въ хроникѣ Марцѳллина, мы этимъ воспользуемся для опредѣленія лѣтъ по консульствамъ и въ „хроникѣ“ Виктора Ту-нунскаго, младшаго современника Марцѳллина" (стр. 44—50).

Судя по тѣмъ свѣдѣніямъ, какія имѣются о судьбѣ Виктора, епископа Тувунскаго, именно, что она „находилась въ тѣсномъ соприкосновеніи съ константинопольскимъ патріархатомъ", нужно думать, что онъ стоялъ „въ условіяхъ благопріятныхъ для ознакомленія съ его исторіей", „особенно по отношенію къ тѣмъ лицамъ и событіямъ, которыя были современны ему или не очень отдалѳнны отъ него по времени, а такими были очень многія изъ нихъ, насъ интересующія въ его хроникѣ". Хроника Виктора кончается 566 годомъ. Онъ велъ свою хронику, какъ и Марцѳллинъ, по консульствамъ. „Сопоставивъ списки консуловъ въ его хроникѣ со списками ихъ у Марцѳллина и зная, какъ переводить даты послѣдняго на годы нашей эры, мы уже вслѣдствіе этого владѣемъ ключомъ и къ датамъ Виктора". А такъ какъ у Виктора съ 643 года оказываются пропуски нѣкоторыхъ лѣтъ, то отсюда вытекаетъ „прямая необходимость обратиться къ сравненію съ другими такими же надежными списками, въ особенности со списками Марцѳллина. Судя по означеннымъ условіямъ написанія хроники Виктора, ее „можно было бы“ призвать „однимъ изъ самыхъ надежныхъ источниковъ для хронологіи занимающихъ насъ патріарховъ. Но, къ сожалѣнію, это не совсѣмъ такъ. Всѣ рѣшительно изслѣдователи, заводившіе рѣчь объ этой хроникѣ, жалуются на путаницу ея хронологическихъ показаній“. Въ объясненіе этого „страннаго явленія“ г. И. Андреевъ говоритъ: „Есть основанія думать, что Викторъ пользовался не столь надежными хронологическими источниками, каковы, напримѣръ, были источники Марцѳллина.—Хроника Виктора имѣетъ большее значеніе для исторіи. Восточной половины имперіи, особенно для исторіи событій центра ея—Константинополя". „И, наоборотъ, разсказы его о событіяхъ въ Римѣ", къ которому онъ, „по видимому, имѣлъ мало отношеній", „не должны отличаться-ооо-

банною точностію".—Въ хроникѣ Виктора сдѣдуѳМ. различать двѣ стороны: повѣствовательную и хронологическую. „Разсказы о событіяхъ вообще легче, продолжительнѣе и точнѣе сохраняются въ памяти, чѣмъ даты этихъ событіи. Для хронологіи память вообще плохой источникъ, кромѣ событій самыхъ близкихъ къ извѣстному автору или по чему-либо особенно интересныхъ для него". А датированіе „событій по консуламъ назначавшимся на кажный годъ по-два—способъ болѣе обременительный для памяти, чѣмъ наше счисленіе по годамъ". При томъ же, „не рѣдко въ Римѣ не знали того консула, который назначался въ Константинополѣ, и наоборотъ, и это незнаніе имѣло мѣсто не только въ томъ году, когда консулъ только что вступалъ въ должность, но иногда простиралось на долго и могло остаться навсегда". И порядокъ наименованія консуловъ былъ не одинаковъ: „въ спискахъ консуловъ греческихъ на первомъ мѣстѣ назывался именно тотъ консулъ, который назначался для Константинополя, а въ спискахъ, которые велись въ Италіи, на первомъ мѣстѣ ставится консулъ Рима, а потомъ уже Константинополя". При сравненіи хроники Виктора съ хроникой Марцѳплина, оказывается, что „Марцеплинъ пользовалься греческими хронологическими источниками, а списки хроники Виктора имѣютъ большее оходство со списками латинскими". „У Виктора хронологическіе источники были не греческіе, а римскіе", гдѣ не знали константинопольскихъ консуловъ, а тѣмъ болѣе могли не знать точно событій изъ жизни константинопольскихъ патріарховъ. Понятно, что и Викторъ, черпая матеріалъ для ихъ хронологіи изъ такого ненадежнаго источника, необходимо долженъ былъ надѣлать ошибокъ въ своемъ сочиненіи. Но этого мало. Мы думаемъ даже, что Викторъ пользовался даже не прямо римскими хронологическими источниками, а въ томъ видѣ, въ какомъ они изъ Рима попадали въ Африку, въ частности въ Карѳагенъ, т. ѳ. бралъ показанія о событіяхъ изъ жизни константинопольскихъ патріарховъ даже не изъ вторыхъ рукъ, а уже изъ третьихъ" (т. е. изъ карѳаг. хроиол. источниковъ). „Вѣроятно, что, если подобныя свѣдѣнія (о константинопольскихъ дѣлахъ) уже въ Римѣ могли хронологически отмѣчаться ошибочно, то тѣмъ болѣе въ ошибочномъ видѣ они должны были достигать Карѳагена, гдѣ иногда не знали точно даже того, что происходило въ Римѣ". „Нужно думать, что Викторъ во время написанія своей хроники имѣлъ подъ руками хронологическія записи именно тѣ, какія обращались въ африканской церкви; о его посѣщеніи Рима мы ничего не знаемъ; вѣроятно, онъ тамъ никогда не былъ". Главное ручательство за основательность высказаннаго „предположенія о причинахъ неточностей у Виктора въ обозначеніи событій изъ жизни константинопольскихъ патріарховъ" „состоитъ въ томъ, что оно хорошо объясняетъ помянутыя неточности, отвѣчаетъ на недоумѣнія, какъ писатель даже о ли-

цахъ, веоьма близкихъ къ нему по времени, могъ сдѣлать столь ошибочныя показанія“. Выводъ ивъ всего сказаннаго получается такой: „Матеріалъ для хронологіи константинопольскихъ патріарховъ, представляемый хроникой Виктора, матеріалъ—ненадежный“ (стр. 61—61).

Въ „Хронографіи Іоанна Мапалы“ имѣются даты для патріарховъ Анѳима, Мины и Евтихія.—Въ опредѣленіи времени написанія этой хроники авторъ, на основаніи разныхъ соображеній, преимущественно же потому, что „въ ней мы видимъ весьма частое -обозначеніе событій по консуламъ“, между тѣмъ какъ „къ половинѣ УПІ столѣтія указанія на консульства'въ нѳоффиціальныхъ случаяхъ совершенно прекратились“, примыкаетъ къ тому мнѣнію, по которому оно относится къ концу ѴТ или началу VII столѣтія, именно она „написана недолго спустя послѣ Юстиніана“ Великаго. Для оцѣнки датъ о помянутыхъ въ хронографіи Мапалы константинопольскихъ патріархахъ „это обстоятельство имѣетъ большую важнооть“, потому что показанія его объ этихъ патріархахъ начинаются съ 636 года, т. ѳ. съ того времени, когда свѣдѣнія, на которыхъ покоятся эти показанія, „еще не успѣли ноказиться“. Да и вообще онъ „былъ аккуратенъ въ сообщеніи фактовъ и не писалъ того, о чемъ не имѣлъ подъ руками достовѣрныхъ извѣстій“ (стр. 61—66).

Въ „Пасхальной хроникѣ“ обрѣтаются даты для патріарховъ: Киріака, Ѳомы и Сергія, изслѣдуемаго авторомъ періода. „Если принадлежность этой хроники двумъ авторамъ еще иногда и оспаривается, то о написаніи ѳя второй чаоти во времена Ираклія, кажется, уже спора быть не можетъ“, ибо все описаніе этого царствованія Ираклія „производитъ впечатлѣніе, что оно составлено современникомъ и очевидцемъ событій“. Хроника кончается 28-мъ годомъ правленія Ираклія. Такъ какъ всѣ даты объ указанныхъ патріархахъ „приходятся на краткій періодъ отъ 694—628 гг., то можно думать, что всѣ три константинопольскихъ патріарха были его современниками“, „лично ему извѣстными“, ибо „надо полагать, что онъ жилъ и писалъ свою хронику именно въ Конотантинополѣ“ и, „вѣроятно, былъ никто иной, какъ одинъ изъ иноковъ Студійской обители“. Изъ всего сказаннаго авторъ выводитъ заключеніе, что даты Пасхальной хроники объ упомянутыхъ константинопольскихъ патріархахъ „должны имѣть очень высокую историческую цѣнность. Требованія самой пытливой и подозрительной хронологической критики на этотъ разъ могутъ быть удовлетворены вполнѣ и всецѣло“. Эра, которой держался въ своемъ счисленіи авторъ Пасхальной хроники, по опредѣленію г. И. Андреева, „такъ называемая константинопольская“ (стр. 66—69).

Показанія „Церковной исторіи Іоанна Ефѳсскаго“ касаются только двухъ патріарховъ—Евтихія и Іоанна ПІ Схоластика. „Но за то эти показанія чрезвычайно важны, по-

тому что вдутъ вѳ только отъ соврѳменввка событій, во в отъ ихъ очевидца“. Авторъ ѳа „часто бывалъ в подолгу жилъ въ Константинополѣ при дворѣ. Послѣдняя дата въ его трудѣ—585 годъ, третій годъ правленія Іоанна Постника“ (стр. 69—70).

Наибольшее вниманіе г. И. Андреевъ удѣлилъ „Лѣтописи Ѳеофана“ Исповѣдника. Эта лѣтопись содержитъ даты для всѣхъ константинопольокихъ патріарховъ избраннаго авторомъ для своего изслѣдованія періода. Ѳеофанъ „находился въ довольно благопріятныхъ условіяхъ, какъ по своему образованію, такъ и по своему внѣшнему положенію для совершенія такого труда, какъ написаніе его хронографіи“. „Вѣрный завѣту своего предшественника“ (Георгія Синкелда), Ѳеофанъ стремился въ свсей хронографіи „обозначить лѣта съ возможною точностію“ (хата то Зоѵатоѵ ахрфш;) и „помѣщать каждое событіе отчетливо (ааи-^бтш;) въ своемъ хронологическомъ мѣстѣ“ (sv тоі; ISiot; тоттоі; тета^ареѵ ёхаатоі) j(p6voi> та; тсра^еі;). „Такимъ образомъ со сторовы Ѳеофана всѣ условія для успѣшнаго выполненія предпринятаго имъ написанія лѣтописи были на лицо. Между тѣмъ хронологическая связь его крайне спутана, противорѣчива, страдаетъ неточностями. Такъ какъ значительную часть такихъ противорѣчій нужно отнести на долю переписчиковъ и читателей Ѳеофана, то для того, чтобы судить о достоинствѣ только его хронологическихъ показаній относительно константинопольскихъ патріарховъ изучаемаго періода, необходимо опредѣлить, что изъ этихъ показаній принадлежитъ ему и что интерполяторамъ“. Такая задача „по отношенію ко всему вообще хронологическому аппарату Ѳеофановой лѣтописи почтя не преодолима“. Но, „къ счастію болѣе благопріятно дѣло оботоитъ относительно той части этихъ показаній, которая насъ интересуетъ“. По'чти всѣ даты Ѳеофана для константинопольскихъ патріарховъ изслѣдуемаго періода „могутъ быть провѣрены на основаніи перевода его лѣтописи, сдѣланнаго Анаотасіѳмъ библіотекаремъ, и отчасти на основаніи свидѣтельствъ хронографіи самаго Ѳеофана. Значеніе перевода Анастасія для критики подлинника не можетъ подлежать никакому сомнѣнію. Почти съ увѣренностію можно утверждать, что все, что есть въ переводѣ Анастасія и что существуетъ въ теперешнемъ подлинникѣ, вышло изъ-подъ пера Ѳеофана“. Трудъ Ѳеофана законченъ въ 813 или въ 815 году, а время перевода нужно отнести къ 870—875 годомъ. „Весьма естественно думать, что подлинникъ за такой короткій срокъ не успѣлъ подвергнуться значительнымъ искаженіямъ и наполниться сторонними прибавленіями“. Хронологическія замѣтки о константинопольскихъ патріархахъ „чаще и точнѣе встрѣчаются въ его переводѣ именно со врѳмѳвв“ императора Юстиніана. Затѣмъ, вопреки мнѣнію De-Boor’a, что „значеніе перевода (Анастасія) для критики

текста оригинала (т. ѳ. лѣтописи Ѳеофана) не совсѣмъ велико“, г. И. Андреевъ всѣми мѣрами старается доказать, что, напротивъ, переводъ Анастасія имѣетъ въ этомъ отношеніи великое и рѣшающее значеніе. „Мы, говоритъ онъ, ва безспорно принадлежащія самому Ѳеофану будемъ принимать только тѣ даты, которыя есть въ переводѣ Анастасія“. Что въ Ѳеофановой кронографіи нѳсоглаоно съ переводомъ ея у Анастасія, это интерполировано, преимущественно изъ „сокращенной хронографіи патріарха Никифора“. Показавъ, какъ нужно отличать, въ хронографіи Ѳеофана подлинный текстъ отъ интерполяціи, г. И. Андреевъ отмѣчаетъ затѣмъ „особенности, которыя необходимо постоянно имѣть въ виду, чтобъ умѣло пользоваться показаніями Ѳеофана“ и разъясняетъ „отношеніе лѣтосчисленія, которымъ пользуется Ѳеофанъ, къ нашему счисленію“, указываетъ, какъ вообще слѣдуетъ перелагать хронологическія показанія Ѳеофана на принятое теперь у насъ лѣтосчисленіе, какъ правильно пользоваться ими, при чемъ очень долго останавливается на рѣшеніи вопроса: отъ чего произошло въ хронографіи Ѳеофана „несоотвѣтствіе лѣтъ и индиктовъ“ въ промежутокъ отъ перваго года царствованія Ираклія до послѣдняго года управленія Константина Копронима (775). Авторъ приходитъ къ тому заключенію, что Ѳеофанъ впалъ здѣсь въ ошибку. Правильное рѣшеніе этого вопроса имѣетъ значеніе еще для умѣ-паго пользованія исторіей патріарха Никифора; ибо, говоритъ г. И. Андреевъ, не выяснить отчетливо, отчего получилось у Ѳеофана неосоотдѣтствіѳ индиктовъ и лѣтъ за извѣстный періодъ (а какъ разъ именно этотъ періодъ обнимаетъ исторію Никифора): было ли оно только ошибкой Ѳеофана или принадлежностію тогдашняго лѣтосчисленія вообще, значило бы лишиться вѣрнаго способа переводить даты для нашихъ патріарховъ у Никифора, состоящія только въ указаніи индиктовъ, на годы нашего счисдевія“ (стр. 70—126).

Въ „краткой исторіи“ (Іохоріа aüvxojio?) патріарха Ники фора „мы находимъ даты для пяти патріарховъ изучаемаго періода: Сергія, Пврра, Павла П, Константина II и Никиты“. Находить годы, соотвѣтствующіе индиктамъ Никифора, какъ уже сказано, можно при помощи хронографіи Ѳеофана. Обозначенія индиктовъ (у Никифора) не испорчены переписчиками, „потому что всѣ они сдѣланы не цифрами, а словами“. Историческая цѣнность хронологическихъ показаній Никифора о сказанныхъ патріархахъ „должно быть поставлена выше всякаго сомнѣнія“; ибо, по всѣмъ даннымъ, онъ могъ хорошо знать хронологію своихъ предшественниковъ и „притомъ спеціально занимался“ ею (стр. 126—127).

„Хроники анонимнаго продолжателя Ѳеофана и Гѳнѳзія“ содержатъ даты для патріарховъ: Ѳеодота, Іоанна УІ и Меѳодія. „Оба автора писали свои хроники въ царствованіе Константина Порфирогѳнета, въ половинѣ X вѣка“. Гѳнѳзій

писалъ частію на основаніи „свидѣтельства современниковъ н очевидцевъ описываемыхъ имъ событій“, частію же на основаніи Spajxoöoa. Отсюда его хронологическія указанія малоцѣнны, да и „совершенно случайны“. Продолжатель Ѳеофана „имѣлъ предъ собою книгу Генѳзія“, нѣкоторые другіе источники, представленные ему императоромъ Константиномъ и, кромѣ того, еще пноалъ со слуха. „У него мы находимъ одну лишнюю дату сравнительно съ Гѳнѳ-зіѳмъ“, но и ту, какъ не обозначенную, нельзя опредѣлить, изъ какого изъ упомянутыхъ источниковъ она заимствована, и потому „вынуждаемся оставить ее подъ сомнѣніями“ (стр. 127—129).

„Разсмотрѣнными хрониками кончается рядъ первоисточниковъ для хронологіи константинопольскихъ патріарховъ изучаемаго періода“; нижеслѣдующія хроники имѣютъ компилятивный характеръ. Къ числу такихъ компиляцій относится „Historia misoella“, принадлежащая перу различныхъ авторовъ. „Для насъ важна собственно только“ вторая половина съ царствованія Юстиніана до начала царствованія Льва Армянина; но она представляетъ „только сокращеніе по мѣстамъ Анастасія“, и потому „не можетъ принѳоти никакой пользы при написаніи хронологіи константинопольскихъ патріарховъ (стр. 129—130).

Даты конотантинопольокихъ патріарховъ изучаемаго періода, сообщаемыя Георгіемъ Кедринымъ въ его Historiarum compendium, спиоаны у Ѳеофана. „Нѣкоторое значеніе его показанія получаютъ только для критики текста лѣтописи Ѳеофана, нѣсколько дополняй значеніе въ этомъ отношеніи перевода Анаотасія“ (стр. 130—131).

Относительно „Лѣтописи Іоанна Зонары“ авторъ замѣчаетъ, что „вѣроятно, большинство историческихъ трудовъ, которымъ пользовался Зонара, теперь потеряны“. Съ большею вѣроятностію мы можемъ предполагать, что однимъ изъ источниковъ для хронологіи константинопольскихъ патріарховъ была у Зонары лѣтопись Ѳеофана“, зависимость отъ которой усматривается во многихъ мѣстахъ труда Зонарова. Вмѣстѣ съ лѣтописью Ѳеофана, Зонара пользовался, при веденіи хронологіи константинопольскихъ патріарховъ изучаемаго періода, еще и другими источниками. Это открывается изъ того, что „во многихъ случаяхъ хронологія нашихъ патріарховъ велась Зонарой независимо отъ Ѳеофана“. Но рѣшить вопросъ, чѣмъ еще пользовался Зонара, кромѣ лѣтопиоп Ѳеофана, „очень трудно, да и едва ли возможно“. Тѣмъ не менѣе показанія его „подучаютъ для насъ большее значеніе: авторъ XII вѣка, конечно, могъ имѣть обильнѣйшіе и болѣе исправные лоточники для хронологіи патріарховъ своего роднаго города, чѣмъ тѣ, которые дошли до насъ (разумѣемъ каталоги)“. Значеніе это увеличивается еще отъ того, что Зонара ставилъ себѣ между прочимъ спеціальную задачу—

слѣдить иа тѣмъ, „какія лада занимали константинопольскую каѳедру, сколь долго—каждое изъ валъ и когда кто ивъ налъ умеръ". „Особое преимущество нужныхъ намъ датъ у Зонары состоитъ въ томъ, нто онѣ обозначены словами; а такъ какъ при этомъ даты у него не очень часты, то ахъ нужно признать свободными отъ интерполяціи а отъ ошибокъ переписчиковъ“. Неудобство при пользованіи ими состоитъ въ томъ, что онъ „не пріурочиваетъ время вступленія или смерти (того или другого патріарха) къ году какой-либо эры, ила къ году императора, .какъ это дѣлаетъ Ѳеофанъ", такъ что его показанія „подходятъ ближе къ обозначеніямъ каталоговъ, чѣмъ къ обозначеніямъ, которыя мы находимъ въ хроникахъ“ (стр. 131—134).

Послѣ обзора и разбора хронографій авторъ подвергаетъ такому же критическому обзору „Каталоги константинопольскихъ патріарховъ“. Относительно ихъ онъ замѣчаетъ, что „съ ними одними въ рукахъ писать хронологію нельзя, но они при другихъ источникахъ могутъ имѣть значеніе для точнѣйшаго опредѣленія времени правленія патріарховъ, потому что въ большинствѣ случаевъ рядомъ оъ указаніемъ числа лѣтъ содержатъ указаніе числа мѣсяцевъ и даже нерѣдко—дней. Такъ какъ источника каталоговъ не извѣотны и, къ тому же, встрѣчается порча ихъ хронологическихъ показаній, то, чтобы имѣть право осыпаться на нихъ, „для этого нужно составить себѣ понятіе о томъ, какъ они могли вообще получить начало, изъ надежнаго ли источника черпался матеріалъ для составленія ихъ; 2) опредѣлить когда и при какихъ условіяхъ напиоаны тѣ каталоги, которые имѣются въ нашемъ распоряженіи; 8) установить и выдѣлить тѣ случаи, когда искаженія переписчиковъ бывали особенно часты, подвести, по возможности, эти олучаи подъ нѣсколько болѣе или менѣе постоянныхъ случаевъ". Отвѣчая на первый вопросъ, авторъ отвергаетъ гипотезу Фишера, по которой каталоги „образовались изъ диптиховъ“, и думаетъ, что источниками для нихъ „нужно признать городскія оффиціальныя записи, въ родѣ нашихъ календарей, только составлявшихся не для одного года". Имѣются основанія думать, что такіе записи „существовали во времена Константина Великаго и съ тѣхъ поръ велись непрерывно". Такія записи „могли служить самымъ лучшимъ источникомъ для составленія каталоговъ патріарховъ. Какіе же изъ имѣющихся въ нашемъ распоряженіи каталоговъ „стоятъ въ прямой зависимости отъ предполагаемыхъ источниковъ и какіе представляютъ изъ себя только компиляцію уже съ существующихъ каталоговъ“? Къ числу первыхъ авторъ отнооитъ прежде всего каталогъ краткой хронографіи патріарха Никифора. Вопреки мнѣнію De-Boor’a, полагающаго, что Никифоръ и Ѳеофанъ „пользовались одними и тѣми же источниками“, г. Андреевъ думаетъ, что „источниками для Никифора были не каталоги, а

именно оффиціальныя записи въ родѣ хроникъ, и что каталоговъ до того времени въ томъ видѣ, какъ мы ихъ видимъ теперь, совсѣмъ не существовало“. Какимъ патріархомъ первоначально оканчивался каталогъ Никифора?—опредѣлить это „очень трудно“. Авторъ „осмѣливается думать, что послѣднимъ въ каталогѣ Никифора былъ упомянутъ патріархъ Навелъ III“. Затѣмъ онъ дѣлаетъ „анализъ содержанія двухъ каталоговъ, изданныхъ Фишеромъ“ и, „для краткости“, названныхъ, какъ самимъ Фишеромъ, такъ вслѣдъ за нимъ и г. И. Андреевымъ,—одинъ А (довѳд. до 1063 г.), а другой— В (довѳд. до 1081 г.). Анализъ содержанія ихъ показываетъ, что оно изложено неравно. „Благодаря такимъ неровностямъ въ каталогахъ Фишера, можно почти съ несомнѣнностію узнать, когда жилъ авторъ извѣстной части каталога и сколько было такихъ авторовъ: мы насчитываемъ ихъ четыре: Никифоръ до Павла ІП, первый продолжатель—до Никифора, второй продолжатель—до Николая Мистика, третій—до конца каталога“. Что составлено самимъ Никифоромъ, то составлено „тщательно“, тогда какъ продолжатели его не обнаружили подобнаго вниманія къ своему дѣлу.—„Слѣдующимъ по времени .написаніи (каталогомъ) нужно признать каталогъ, изданный Леунклавіемъ. Время его появленія нужно отнести къ половинѣ ХІП вѣка“. Въ виду его особенностей его „нужно поставить въ непосредственную зависимость отъ первоисточниковъ и признать поэтому произведеніемъ сравнительно самостоятельнымъ“: „авторъ XIII вѣка не продол• жилъ только каталогъ, а составилъ его вновь11.—„Въ очень близкомъ родствѣ съ каталогомъ Лѳунклавія стоятъ каталоги Матѳея Кагалы и Филиппа Кипрянина, первый 1636 года, а второй 1679 г.“—„Послѣдній изъ числа имѣющихся у насъ каталоговъ принадлежитъ Никифору Каллисту“. „При сравненіи каталога Никифора съ каталогомъ Лѳунклавія въ интересующемъ насъ отдѣлѣ болѣе оказывается сходства у перваго съ послѣднимъ, чѣмъ съ каталогами А и B“. Въ заключеніе г. И. Андреевъ „въ наглядной таблицѣ“ „отношеніе разсмотрѣнныхъ имъ каталоговъ другъ къ другу и къ первоисточникамъ“, перечисляетъ случаи, въ которыхъ „ошибки переписчиковъ каталоговъ были особенно часты“ и сводитъ ихъ „къ своего рода правиламъ“, законамъ (стр. 134—149).

Къ источникамъ для опредѣленія хронологіи константинопольскихъ патріарховъ изучаемаго періода слѣдуетъ отнести еще „Мѳнологіи“. Но можно ли довѣрять ихъ свидѣтельствамъ? „Намъ, говоритъ г. И. Андреевъ, удалось отыскать только одинъ отвѣтъ на этотъ вопросъ и отвѣтъ, по видимому, неблагопріятный“: „памяти многихъ святыхъ и едва ли не большей части ихъ поставлены не въ дни ихъ кончины, а въ другіе, какъ-то перенесенія мощей, освященія церквей во имя ихъ и часто въ дни, назначенные имъ по усмотрѣнію составителей мѣсяцеслововъ“. „При сравненіи мѣсяцеслововъ

даже константинопольской редакціи оказываютоя въ нихъ немалыя разности въ дняхъ ираднованія святыхъ“. И, кромѣ того, затрудненія состоятъ еще въ томъ, что „нѣсколько свв. патріарховъ носатъ одно и тоже имя и что иногда въ мѳно-логіяхъ по-нѣскопьку памятей ихъ пріурочивается къ одному и тому же дню“. Не смотря, однакожъ, на такія трудности, пользоваться мѳнологіями для опредѣленія хронологіи константинопольскихъ патріарховъ „возможно и законно при соблюденіи, конечно, только нѣкоторыхъ особыхъ условій. Прежде всего необходимо, чтобы произведенія подобнаго рода были константинопольскаго происхожденія“ и, при томъ, „самыя раннѣйшія“. Провѣряя „память“ константинопольскихъ патріарховъ изслѣдуемаго періода въ такого рода древнѣйшихъ минологіяхъ „соотвѣтствующими показаніями источниковъ несомнѣнно надежныхъ“, мы находимъ, что онѣ „почти всегда подтверждаются этими показаніями“, что въ нихъ, „при распредѣленіи памятей патріарховъ по числамъ мѣсяца, нѣтъ ни одного, уклоненія отъ показаній источниковъ надежныхъ“. Равно не непреодолимы и втораго рода изъ указанныхъ затрудненій. При помощи другихъ источниковъ (хронографій, каталоговъ) разрѣшаются и эти затрудненія (стр. 149—154).

„Кромѣ перечисленныхъ источниковъ для хронологіи константинопольскихъ патріарховъ изучаемаго періода“ слѣдуетъ упомянуть еще „о житіяхъ святыхъ патріарховъ“ этого періода, о „различныхъ частныхъ замѣткахъ въ дѣяніяхъ соборовъ“, „о перепискѣ между константинопольскими патріархами и римскими папами“. „При скудости и ненадежности источниковъ греческихъ этотъ (послѣдній) матеріалъ для хронологіи константинопольскихъ патріарховъ представляется весьма цѣннымъ“ (стр. 155).

Никакого не можетъ быть сомнѣнія въ томъ, что представленный критическій обзоръ источниковъ для хронологіи константинопольскихъ патріарховъ, подобно какъ и критическій обзоръ пособій къ ея установленію, изложенный въ прёдшѳствующѳй главѣ (первой), въ сущности составляетъ лишь вводную часть къ изслѣдованію о хронологіи константинопольскихъ патріарховъ, но никакъ не часть самаго изслѣдованія. Авторъ лишь подготовляетъ читателя къ воспріятію своего изслѣдованія, только еще вводитъ его въ свою лабораторію, но самой работы своей пока не показываетъ. Разсматриваемая какъ вводная часть, представленная глава его о источникахъ для хронологіи константинопольскихъ патріарховъ является слишкомъ великою, растянутой; разсматриваемая какъ особое самостоятельное шслѣдованіе о источникахъ для хронологіи патріарховъ Царьграда, она слишкомъ не достаточна, не полна, не всестороння. Каждый изъ выше обозрѣнныхъ источниковъ можетъ быть темою для особаго изслѣдованія, и это изслѣдованіе можетъ быть при-

знано иди полнымъ, обнимающимъ предметъ всесторонне, нлн же недостаточнымъ, омотря по обстоятельствомъ. Г. И. Андреевъ въ представленномъ имъ обзорѣ источниковъ для своего изслѣдованія ничего не сообщилъ новаго, неизвѣстнаго прежнимъ изслѣдователямъ обозрѣнныхъ имъ источниковъ и имѣющаго ваучноѳ значеніе. Нѣкоторую новизну представляетъ его попытка установить иное отношеніе перевода Ѳеофановой хронографіи Анаотасіѳмъ библіотекаремъ къ критикѣ его текста, т. е. оамой Ѳеофановой хронографіи, чѣмъ какое обыкновенно принимается изслѣдователями этихъ памятниковъ — Ѳеофановой хронографіи и ея перевода, сдѣланнаго Анаотасіѳмъ. Мы видѣли, что г. И. Авдреѳвъ, вопреки мнѣнію De-Boor’a, считающаго переводъ Анастасія малозначащимъ для критики текота Ѳеофановой хронографіи, силится показать, что, напротивъ, онъ имѣетъ рѣшающее значеніе въ этомъ отношеніи. Изъ разсужденій, гаданій и предположеній г. Андреева по этому вопросу получается впечатлѣніе, что 8а подлинникъ Ѳеофановой хронографіи слѣдуетъ считать не саму эту хронографію въ греческомъ ея текстѣ, а скорѣе Анастаоіевъ переводъ ея, какъ болѣе близкій къ первоначальному воображаемому ея подлиннику, чѣмъ изданные доселѣ ея подлинники оъ сохранившихся кодексовъ (см. оообѳнно стр. 78—98). И это авторъ доказываетъ не на основаніи филологичѳски-оравиитѳльнаго изученія открытыхъ кодексовъ обоихъ этихъ памятниковъ, а на основаніи того же De-Boor’a и нѣкоторыхъ другихъ изслѣдователей этихъ памятниковъ. При этомъ авторъ совсѣмъ не каоается вопросовъ: кодексъ, съ котораго изданъ переводъ Анастасія, дѣйствительно пи стоитъ выше всѣхъ кодексовъ, по которымъ сдѣланы изданія Ѳеофановой хронографія, въ томъ числѣ и изданіе самого De-Boor’a? Дѣйствительно ли чуждъ былъ всякихъ погрѣшностей тотъ списокъ Ѳеофановой хронографіи, оъ котораго Анастасій одѣлялъ свой переводъ? Гаданія г. И. Андреева, что этотъ списокъ слѣдуетъ признать чуждымъ погрѣшностей, интерполяцій, останется не болѣе, какъ гаданіемъ, предположеніемъ, не имѣющимъ обязательнаго значенія. Далѣе, владѣлъ ли самъ Анастасій библіотекарь всѣми условіями, требуемыми отъ точнаго и надежнаго переводчика? На этотъ вопросъ получается скорѣе отвѣтъ отрицательный, чѣмъ положительный: по точности и вѣрности передачи подлинника Анастасій, какъ переводчикъ ставится не такъ высоко, чтобы на него вполнѣ можно было полагаться, ставить его переводъ въ основу при возстановленіи подлиннаго текста 1). Недовѣрія къ Анастасію, какъ переводчику, можно назвать почти всеобщимъ въ средѣ за- *)

*) Krumbacher, К. Geschichte der byzantinischen Litteratur von Justinian bis zum Ende des Oströmischen Reiches. 2 Aufl. München 1897. S. 345.

падныхъ ученыхъ *). По воеиу этому мнѣніе De-Boor’a о значеніи перевода Анаотаоія при критикѣ текста Ѳеофановой хронографіи слѣдуетъ признать болѣе вѣрнымъ, чѣмъ мнѣніе г. И. Андреева. Вообще методъ, которому олѣдовалъ De-Boor при изданіи Ѳеофановой хронографіи, нужно признать, по моему мнѣнію, вполнѣ научнымъ и правильнымъ, вѣрнѣе могущимъ вести въ достиженію желаемыхъ результатовъ, чѣмъ способъ, практикуемый г. Андреевымъ * 2).

При всей обширности, какъ вводной части къ изслѣдованію, глава, посвященная обзору источниковъ для хронологіи константинопольскихъ патріарховъ, не отвѣчаетъ и той, неоднократно предъявляемой авторомъ, дѣли, чтобы въ основу вполнѣ научно установленной хронологіи константинопольскихъ патріарховъ было положено возможно большее число источниковъ: авторъ, какъ видно, обозрѣлъ, не очень много источниковъ. И въ результатѣ овоѳго обзора онъ не совсѣмъ пришелъ въ тѣмъ выводамъ, какихъ отъ него слѣдовало бы ожидать, судя по тѣмъ требованіямъ, какія онъ предъявлялъ въ другимъ изслѣдователямъ. Такъ, наприм., онъ, какъ видѣли, упрекалъ Муральта въ томъ, между прочимъ, что оиъ не столь полно и часто ссылался на хронику Виктора Тунуноваго, какъ этого она заслуживала бы въ качествѣ древняі'0 источника для хронологіи константинопольскихъ патріарховъ, между тѣмъ въ заключеніи своего трактата о хроникѣ Виктора Тунунскаго заявилъ, что „матеріалъ для хронологіи константинопольскихъ патріарховъ, представляемый намъ хроникой Виктора, матеріалъ ненадежный. Признаюсь, я совсѣмъ не понимаю, ради чего же собственно сдѣланъ означенный упрекъ Муральту?.. Въ объясненіе хронологическихъ „неточностей“ въ хроникѣ Виктора Тунунскаго авторъ сдѣлалъ, какъ и во многихъ другихъ случаяхъ, „предположеніе“, великую цѣнность котораго онъ поставляетъ въ томъ, что оно де „хорошо объясняетъ“ эти неточности. Конечно, ничто не мѣшаетъ автору быть выоокого мнѣнія о своемъ „предположеніи“ и даже подчеркнуть это свое мнѣніе о своемъ „предположеніи“. Но читатель можетъ и не усмотрѣть „хорошаго объясненія“ хроно-

*) Pichler, Al., Geschichte der kirchl. Trennung zwischen dem Orient und Occident. München, 1865. Б. II. S. 664. Anm. 1. Cu. Hefele, Ins., Conc.—Gesch. Ereib. im Br. 1860. IV, 372. 401.—О лживости и тенденціозности Анастасія см. Rergenröth., Photins Patr. von Const. Pegensh.1867. В. I, S. 652; В. П, S. 119. 130. J61. 222—230. 306.

2) Заявленіе автора, что „значительную часть противорѣчій“ въ кронологическихъ показаніяхъ Ѳеофановой хронографіи „нужно отнести (также) на долю ея читателей“, остается для меня непонятнымъ; авторъ тоже не постарался выяснить, какимъ образомъ читатели, читая хронографію Ѳѳофава, могли внести противорѣчія въ хронологическую сѣть его произведенія. Такъ этотъ вопросъ и остается для меня недоумѣннымъ...

логическихъ неточностей Виктора въ „ предположеніи“ автора. По крайней мѣрѣ мнѣ оно представляется очень натянутымъ и искусственнымъ. Скорѣе причину всякихъ неточностей въ хроникѣ Виктора слѣдуетъ, по моему мнѣнію, искать въ его положеніи, какъ противника осужденія „трехъ главъ" и слѣдовательно, пятаго вселенскаго собора. Разъ ставши на точку зрѣнія фанатика, не понимавшаго смысла совершавшихся вокругъ него событіи и не желающаго понять ихъ, онъ, естественно отразилъ растрепанность своихъ чувствъ и на ихъ описаніи: одностороннее, спутанное и тенденціозное представленіе ихъ, отразившееся въ его хроникѣ, въ сущности не совмѣстимо съ хронологически точною помѣтой появленія ихъ.

Въ общемъ опять-таки все сводится къ тому, о чемъ я говорилъ уже и прежде: планъ изслѣдованія, начертанный г. И. Андреевымъ, какъ планъ естественный, вытекающій изъ существа темы, можно было бы замѣнить и другимъ планомъ, также естественнымъ и опредѣляемымъ сущностью темы. По моему мнѣнію, было бы лучше, воли бы авторъ воѣ разобранныя доселѣ части—и введеніе, и обзоръ пособій къ хронологіи константинопольскихъ патріарховъ, и обзоръ и разборъ источниковъ къ ней—сжато, но вмѣстѣ и обстоятельно, изложилъ во введеніи къ своему сочиненію; ибо, какъ видѣли, всѣ означенныя части носятъ въ себѣ чисто вводный характеръ. Установленія хронологіи константинопольскихъ патріарховъ мы пока въ нихъ не обрѣтаемъ.

Проф. Ѳ. Кургановъ.

(Окончаніе будетъ).

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ

Санкт-Петербургская православная духовная акаде-мия — высшее учебное заведение Русской Православной Церкви, готовящее священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области бо-гословских и церковных наук. Учебные подразделения: академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет иностранных студентов.

Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»

Проект осуществляется в рамках компьютеризаіщи Санкт-Пе-тербургской православной духовной академии. В подготовке элек-тронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта — ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор проекта — про-ректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Материалы журнала готовятся в формате pdf, распространяются на DVD-дисках и размещаются на академической интернет-сайте.

На сайте академии

www.spbda.ru

> события в жизни академии

> сведения о структуре и подразделениях академии

> информация об учебном процессе и научной работе

> библиотека электронных книг для свободной загрузки