CC BY
14
Санкт-Петербургская православная духовная академия
Архив журнала «Христианское чтение»
1.
П.Г. Преображенский Новые задачи
по изучению древнего памятника византийской историографии летописи преподобного Феофана Сигрианского:
речь, произнесённая 26 октября в зале Императорской Петроградской Духовной Академии священником П.Г.
Преображенским перед защитой магистерской диссертации «Летописное повествование св. Феофана Исповедника». Весна 1912
Опубликовано:
Христианское чтение. 1914. № 12. С. 1520-1530.
© Сканированій и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.
СПбПДА
Санкт-Петербург
2009
ww
Wm* 1 "tft АЛА lil.
іщщ— —r*» mww mmw ~w'
iAA AAA AAA AAA At
WW ■ ЩЩ9 1 WWW ■ ■»»»■■ "' W
a
Новыя задачи по изученію древняго памятника византійской исторіографіи—лѣтописи преподобнаго
(Рѣчь, произнесенная 26-го октября въ залѣ Императорской Петроградской Духовной Академіи священникомъ П. Г. Преображенскимъ предъ защитой магистерской диссертаціи: „Лѣтописное повѣствованіе Св. Ѳеофана Исповѣдника“. Вѣна 1912).
Ваше Высокопреосвященство,
Милостивые Архипастыри и высокопочтенное собраніе!
fy^HA# сила вѣры, полная добродѣтельной чистоты иноческая жизнь, даръ прозрѣнія и чудотворенія еще при жизни, мученическая кончина, наконецъ слава чу-% десъ у нѳтлѣнныхъ мощей, — все это уже въ самое у краткое время по смерти игумена Велико-Польскаго (too МеуаКоо ’Ауроо) монастыря Сигріанскихъ горъ, Преподобнаго Ѳеофана йсповѣднвгка, подвигло боголюбивыхъ мужей къ составленію житій святаго. Благодаря цѣнной, по древности происхожденія,—обширной, по количеству отдѣльныхъ житій,—агіографической литературѣ о святомъ Ѳеофанѣ Сигріанскомъ. ни испытующій историкъ, ни любомудрый христіанинъ не остаются въ нѳвѣдѣніи относительно жизни великаго лѣтописца византійскаго.
Вопросъ о возможности сочетать историко-научное обслѣдованіе агіографическихъ источниковъ о жизни лѣтописца во единое цѣлое съ изслѣдованіемъ о самомъ лѣтописномъ повѣствованіи представлялъ для автора затрудненіе въ отношеніи методологическомъ. Среди источниковъ для біографіи 'Ѳеофана слѣдуетъ поставить житіе, написанное святымъ
патріархомъ Царьграда Меѳодіемъ. Оно свидѣтельствуетъ о кончинѣ исторіографа Ѳеофана въ началѣ 818 года. Между тѣмъ въ лѣтописи Ѳеофана упоминается (см. Theophanis chronographia, ed. de-Boor, p. 362, 30) еще предшественникъ св. Меѳодія на патріаршей каѳедрѣ Іоаннъ УІІ—съ датой патріарществованія въ 6 лѣтъ 1 мѣсяцъ,—каковое указаніе приводитъ къ началу 842 года, когда на каѳедру вступилъ св. Меѳодій. Въ силу таковыхъ отношеній мы неизбѣжно встрѣтились бы съ необходимостью по вопросу о житіи Преподобнаго Ѳеофана выдѣлять вопросъ о первоначальномъ составѣ его хронологіи (указаніе на патріарха Константинопольскаго Іоанна УІІ не принадлежитъ Ѳеофану), т. е. именно то, что представляетъ предметъ самаго изслѣдованія о лѣтописномъ повѣствованіи. — Въ отдѣлѣ лѣтописи — къ 23-му году царствованія Константина Копронима исторіографъ подробно описываетъ рѣдкое для Константинополя явленіе, когда вслѣдствіе сильнаго холода въ октябрѣ этого года море у Царьграда покрылось толстымъ слоемъ льда, и приводитъ здѣсь (Theoph. Chr. р. 434, 22—24) воспоминанія своего дѣтскаго возраста,--какъ онъ, лѣтописецъ, самъ былъ свидѣтелемъ удивительнаго явленія, устраивая съ 30-ю сверстниками игры на льду. Показаніе это—не безъ значенія для соотношенія съ годомъ рожденія Ѳеофана, устанавливаемымъ изъ житій (760-й г.). Но снова (23-й годъ Константина Копронима въ лѣтописи) истолкованіе хронологическихъ указаній лѣтописнаго произведенія предполагаетъ предварительное рѣшеніе сложнаго вопроса о хронологической Ѳеофановой системѣ хата 'АХе^аѵореТ;, который входитъ въ задачу изслѣдованія о самомъ лѣтописномъ повѣствованіи.
Въ виду указанныхъ методологическихъ препятствій предпослать изслѣдованію о лѣтописномъ повѣствованіи Ѳеофана, какъ предметѣ изученія, изслѣдованіе агіографической литературы о немъ самомъ—послѣднее намъ представимо какъ отдѣльный видъ научнаго труда, такъ сказать—монографическаго.
Лѣтописный трудъ былъ законченъ св. Ѳеофаномъ въ .промежутокъ времени 813 года—815-го. Вопросъ о судьбахъ этого дара потомству, о сохраненіи текста и состава, отъ появленія лѣтописи, т. е. отъ начала IX-го вѣка, до ХІ-го столѣтія,—начиная отъ котораго рукописи съ произведеніемъ Преподобнаго Ѳеофана согласно передаютъ лѣтописный со-
ставъ его,—не составлялъ еще задачу научныхъ изысканій въ той мѣрѣ, какъ это надлежало бы быть соотвѣтственно важности историческаго памятника.
Въ житіяхъ Ѳеофана не упомянуто о лѣтописномъ трудѣ святого,—тамъ сказано лишь, что Ѳеофанъ занимался каллиграфіей, что по тогдашнему укладу жизни въ монастырѣ означало и переписку книгъ и занятіе самостоятельными литературными работами. Очень возможно, что такому произведенію, какъ лѣтопись автора—Исповѣдника, съ заключающейся въ ней ярко-правдивой картиной дѣяній импера-торовъ-иконоборцѳвъ, легко было получить извѣстность лишь по наступленіи торжества Православія, слѣд. спустя 30 лѣтъ.— Въ теченіи слѣдующихъ 40 лѣтъ литературный трудъ св. Ѳеофана сталъ настолько замѣтнымъ вкладомъ въ церковно-историческую письменность византійцевъ, что прибывшій (во второй половинѣ ІХ-го вѣка) изъ Рима въ Константинополь ученый библіотекарь папы Римскаго, Анастасій, по просьбѣ своего друга, собиравшагося писать церковную исторію, изготовилъ (ок. 875 года) переводъ лѣтописи Ѳеофана на латинскій языкъ. Ставшая очень скоро популярной на Западѣ переводная хронографія,—заключавшая, кромѣ Ѳеофановой лѣтописи, извлеченія изъ двухъ другихъ греческихъ хроникъ и называвшаяся потому трехъ-частной (Chro-nographia tripertita),—сохранилась въ нѣсколькихъ спискахъ и до новѣйшаго времени. Это первый, по времени и ясной датѣ происхожденія, документъ опредѣленной традиціи текста и состава лѣтописи Ѳеофановой,—но на латинскомъ языкѣ. Анастасій—переводчикъ предупреждаетъ, правда, что имъ переводится не все, находившееся въ его подлинникѣ.
Отъ X вѣка сохранился до нашего времени лишь одинъ греческій списокъ съ лѣтописью Ѳеофана,— именно греческая рукопись библіотеки Парижской за № 1710, — но онъ не представляетъ полной копіи произведенія, а въ нѣкоторыхъ отдѣлахъ историческаго повѣствованія свидѣтельствуетъ уже о редакціонной переработкѣ текста, который отражается въ латинскомъ переводѣ Анастасія. Отъ XI вѣка начиная и продолжая до ХУІ в.—всѣ немалочисленныя греческія рукописи съ хронографіей Ѳеофана почти въ унисонъ передаютъ уже однородный составъ ея.
Издатели византійской лѣтописи, — сначала Гоаръ, а въ поздѣйшее время дѳ-Бооръ,—останавливаются при выборѣ,
для своего печатнаго изданія хронографіи Ѳеофана, основоположительнаго греческаго списка — на этой, послѣдней, группѣ рукописей. При семъ, consensus рукописей данной группы въ традиціи однороднаго состава повѣствованія считается высшимъ критеріемъ подлинности и изначальности этого повѣствованія, хотя бы оно и не согласовалось съ болѣе древнимъ преданіемъ текста въ переводѣ Анастасія: отъ IX вѣка и въ спискѣ греческомъ: отъ X вѣка. Въ силу такого принципа изданія предлагается читать въ произведеніи святого исторіографа, какъ его историческое свидѣтельство, цѣлый рядъ сообщеній, взаимно себя исключающихъ, или унижающихъ автора. Для примѣра указываемъ здѣсь хотя бы на слѣдующія свойства печатнаго текста. Изъ принятой дѳ-Бооромъ, для изданія Theophanis chronographiae, рукописи слѣдуетъ, что исторіографъ Ѳеофанъ (ср. Theophanis chronogr. ed. de Boor p. 83, 7, 32—89, 2в) на протяженіи 15-ти лѣтъ хронографическихъ — въ рубрикѣ-столбцѣ патріархата Іерусалимскаго записалъ 15 разъ епископа Лраилія, а въ текстѣ при разсказѣ о о-мъ соборѣ вселенскомъ участникомъ собора записалъ епископа Іерусалимскаго Ювеналія (Theoph. chronogr. ed. de Boor p. 90, 5) и затѣмъ снова 5 разъ, на протяженіи слѣдующихъ за сообщеніемъ о вселенскомъ соборѣ пяти хронографическихъ лѣтъ, отмѣчалъ на Іерусалимской каѳедрѣ ІІраилія (cp. Theoph. chronogr. ed. de Boor, p. 92, із; 93, 26—2в), пока наконецъ въ рубрикѣ Іерусалимскаго епископа не помѣстилъ Ювеналія. Въ латинскомъ переводѣ Анастасія и въ спискѣ лѣтописи отъ X вѣка нѣтъ совсѣмъ подобнаго каталога епископовъ, а участникомъ со* бора (in spatio historico) правильно,—какъ и повѣствовалъ, конечно сознательно, самъ Ѳеофанъ, — названъ Ювеналій Іерусалимскій. Весьма ясно какъ будто, что къ разсказу подлинника, не справляясь съ содержаніемъ повѣствованія in spatio historico, кто-то посторонній прибавилъ свои рубрики епископовъ. Однако съ этимъ, столь естественнымъ заключеніемъ— предъ критическимъ аппаратомъ изданія де-Бо-оровскаго приходится держаться въ почтительномъ отдаленіи; оттуда слышится одинъ отвѣтъ: codex est optimus, и къ тому же рѣшаетъ дѣло consensus большинства рукописей. Въ семъ аппаратѣ де-Боора—оригиналу, отражающемуся въ латинскомъ переводномъ текстѣ, усвоено лишь второстепенное значеніе; этотъ оригиналъ въ своихъ отличіяхъ отъ
группы позднѣйшихъ списковъ лѣтописи Ѳеофана разсма-твивается здѣсь какъ отраженіе испорченнаго текста произведенія.
Лѣтописному труду Ѳеофана Исповѣдника—и имя самого автора--и богатство содержанія историческаго создали у послѣдующихъ хронистовъ византійскихъ большую извѣстность. Заимствованія изъ него составляли для позднѣйшей хроники какъ бы особую дань благоговѣйнаго почитанія къ памяти автора. Появились отдѣльныя произведенія съ изложеніемъ исторіи отъ сотворенія міра, въ которыхъ основной планъ повѣствованія отъ времени Діоклитіана до Льва У Армянина покоился на лѣтописномъ составѣ Ѳеофана. Мало того: въ одной греческой рукописи сохранилась хроника анонимнаго автора, въ которой вся обширная лѣтопись Ѳеофана воспринята почти текстуально—до такой мѣры, что авторъ ея, писавшій въ Х-мъ вѣкѣ, включилъ въ свою хронику даже то, что могло быть приложимо только къ Ѳеофану самому (ранѣе указанныя воспоминанія Ѳеофана о своемъ дѣтствѣ). Это именно та хроника, заключительную часть которой, подъ именемъ Симеона Магистра—по недоразумѣнію, какъ выяснилось въ самое послѣднее время,—издалъ Комбефисъ (въ 1685 году). Данное произведеніе написано около половины Х-го вѣкяѵхотя греческій списокъ съ него, хранящійся въ Парижской.Національной библіотекѣ за № 1712-мъ, -изготовленъ въ ХІІ-мъ вѣкѣ.
И по плану и по однородности источниковъ самое близкое отношеніе къ этой хроникѣ Парижскаго списка имѣетъ '■лѣтописное произведеніе „обѵофі; ізторішѵ“ Кедрина, хрониста второй половина ХІ-го вѣка. Изученіе этихъ двухъ произведеніи, въ ихъ взаимоотношеніи на всемъ протяженіи однороднаго повѣствованія, приводитъ къ тому выводу, что Кедринъ дословно переписывалъ въ свой „синопсисъ“ хронику, которая значительно ранѣе предъ Кедриномъ—въ по--ловинѣ Х-го столѣтія—гслужила источникомъ уже и автору -вышеупомянутаго анонимнаго произведенія Парижской руко-ііисй № 1712.
Въ той и другой лѣтописи, т. е. какъ въ переписанной у Кедрина, такъ и въ передаваемой Парижской рукописью, или—какъ мы ихъ условно обозначаемъ—въ V ргітит и въ Р "secundum (Р1 и Р2), содержится текстъ, заимствованный изъ лѣтописи Ѳеофана на всемъ протяженіи хронографическаго
повѣствованія послѣдняго. Этотъ текстъ—со стороны тѣхъ особенностей, которыя отличаютъ редакцію латинскаго перевода отъ традиціи рукописей Ѳеофана, отмѣчаемыхъ позднѣйшимъ, отъ ХІ-го вѣка начиная, происхожденіемъ,—совпадаетъ съ оригиналомъ, служившимъ Анастасію Библіотекарю для его латинскаго перевода. И это совпаденіе характеризуетъ Р1, какъ болѣе древній текстъ Ѳеофана, полнѣе, чѣмъ Р2.
ГІри таковой наличности отношеній у насъ устанавливается историческая оцѣнка вспомогательно-критическихъ средствъ для изученія подлиннаго повѣствованія Ѳеофана Исповѣдника: по степени древности документовъ, изъ коихъ эти средства извлекаются.
Изъ сопостановленія текстовъ Ѳеофана—разновременнаго со стороны традиціи происхожденія—съ прямыми источниками его мы выносимъ неоспоримое убѣжденіе въ томъ, что греческіе списки съ произведеніемъ исторіографа отдаляютъ насъ отъ первоначальнаго текста лѣтописи, который представленъ оригиналомъ, служившимъ Анастасію для латинскаго перевода. Новыя средства провѣрки текстовъ въ подлинникѣ и рукописяхъ—хроники Р1 и Р2 — уясняютъ, кромѣ того, и самый процессъ образованія отклоненій отъ первооригинала въ рукописяхъ: значительная доля измѣненій привходитъ въ послѣднія подъ вліяніемъ упомянутыхъ хроникъ.
Наиболѣе сложный аппаратъ византійской лѣтописи — система лѣтосчисленія и датированія событій. Но вмѣстѣ съ тѣмъ здѣсь заключается и главная задача изслѣдованія о лѣтописи, ибо опредѣленное значеніе послѣдней, какъ первоисточника исторіи, составляетъ хронографическій распорядокъ историческихъ свѣдѣній. Лѣтопись Ѳеофана занимаетъ одно изъ первыхъ мѣстъ среди источниковъ по изученію исторической хронологіи въ Византіи даннаго времени. Эра лѣтосчисленія и ко времени святого исторіографа и долгое время послѣ него не представляла для разныхъ авторовъ хронографическаго повѣствованія однороднаго типа. Вопросъ о томъ, какъ вести счетъ лѣтъ отъ сотворенія міра,—гдѣ въ данной системѣ лѣтъ помѣстить величайшее на землѣ событіе: воплощеніе Сына Божія,—и какъ продолжить перечень лѣтъ до своего времени, былъ предметомъ особенно усердныхъ изысканій византійскаго лѣтописца. Ѳеофаномъ
Исповѣдникомъ унаслѣдована была отъ Георгія Синкела хронологическая система—съ годомъ міробытія и годомъ Божественнаго воплощенія (хозіаон гтос — xrjc Osiocc оархшзешс ето?),—которую онъ, Ѳеофанъ, опредѣляетъ какъ лѣтосчисленіе хаг ’АХгсаѵоргц, отличая это „александрійское“ лѣтосчисленіе отъ другого, ему извѣстнаго, лѣтосчисленія: хата 'Рш|хаіоо£.
Опытъ изслѣдованія подлинной хронологіи Ѳеофана, на основаніи всѣхъ доступныхъ средствъ, и уясненіе послѣдовательныхъ изданій первоначальнаго хронографическаго текста составляютъ наиболѣо существенную часть нашего труда. Конечно, и доселѣ всѣ, пользовавшіеся хронологическимъ богатствомъ лѣтописи, не останавливались въ полномъ невѣдѣніи предъ той или другой датой ея, когда требовалось таковую дату перевести на понятный языкъ общепринятой хронологіи. Но обстоятельное изученіе хронографической системы Ѳеофана на основаніи методовъ лѣтосчисленія въ двухъ, столь важныхъ для пониманія изначальнаго плана Ѳеофановой лѣтописи, произведеніяхъ: въ хронографіи Георгія Синкела, съ ея эрой хат’ Алг-аѵоргТс,—и въ хроникѣ Пасхальной, съ ея эрой хата ‘Рш^аіоо?,—составляло пробѣлъ въ научномъ изслѣдованіи о Ѳеофанѣ исторіографѣ.
Необходимость научнаго изученія лѣтописи Ѳеофана со стороны образованія состава,—первоначальнаго, лишь самому исторіографу принадлежащаго, хронографическаго плана,— вытекаетъ не только изъ давно сознаваемаго представленія о высокой цѣнности даннаго историческаго памятника, какъ первоисточника историческихъ свѣдѣній, но и изъ глубокой потребности очистить этотъ источникъ отъ позднѣйшей надстройки, унижающей трудъ славнаго византійскаго лѣтописца. Какъ великій представитель церковно-христіанскаго духа, Ѳеофанъ Исповѣдникъ не могъ допустить вопіющей небрежности въ своемъ изложеніи о церковныхъ лицахъ; мирясь съ подобной небрежностью (если бы ее ставить на счетъ самому автору) въ одномъ мѣстѣ труда, легко уронить свидѣтельство исторіографа въ другомъ мѣстѣ—тамъ, напримѣръ, гдѣ онъ столь обстоятельно записываетъ иконоборческія дѣянія императоровъ Византіи и ихъ совѣтниковъ; между тѣмъ извѣстно, что мученическою смертію запечатлѣлъ онъ свою правдивость въ сообщеніяхъ объ иконоборцахъ. Объявить, безъ изслѣдованія дѣла по существу, всѣ,— въ силу него-лиоо сомнительныя, или даже въ силу того
только, что ихь нѣтъ въ латинскомъ переводѣ Анастасія,— свѣдѣнія рукописей Ѳеофана нѳпринадлежащими перу исторіографа было бы рѣшеніемъ вопроса неполнымъ. На основаніи древняго свидѣтельства о лѣтописномъ повѣствованіи св. Ѳеофана мы находимъ возможнымъ констатировать планомѣрную переработку первичнаго состава и распространеніе его вставками—со стороны позднѣйшихъ справщиковъ, или редакторовъ лѣтописи. Мы косвенно ниспровергаемъ и то,—столь часто представляемое противъ возможнаго предположенія о позднѣйшемъ пополненіи лѣтописи новыми свѣдѣніями,—соображеніе, будто неоткуда было для подобной работы черпать матеріалъ позднѣйшему сотруднику: этотъ матеріалъ историческій легко заимствовался изъ другихъ хроникъ, и редактору оставалось лишь приложить чужое къ первоначальному составу древней хронографіи.
Послѣдній результатъ нашего изслѣдованія въ этой области вопроса формулируемъ такъ: изъ общаго состава рукописнаго преданія—а) подлинно повѣствованіе св. Ѳеофана въ границахъ содержанія, которое передано Анастасіѳмъ изъ греческаго оригинала, бывшаго въ его рукахъ (преданіе текста и состава отъ ІХ-го вѣка),—Ъ) въ качествѣ dubia, принадлежность чего Ѳеофану во всемъ объемѣ—требуетъ еще провѣрки, признается все, что сверхъ Анастасіѳва состава согласно передается въ хроникѣ Парижскаго списка № 1712 и въ греческой рукописи парижской за № 1710 (преданіе текста и состава отъ Х-го вѣка),—с) рѣшительно непринадлежащимъ къ подлинному повѣствованію признается остающійся, по выключеніи вышеозначеннаго (а, Ь) историческаго матеріала, излишекъ лѣтописной наличности греческихъ списковъ Ѳеофана, начиная отъ ХІ-го вѣка.
Съ внѣшней стороны работа по возстановленію древнихъ текстовъ греческой лѣтописи напоминаетъ въ значительной части нашей книги сличеніе безчисленнаго количества кусковъ руды, въ коихъ замѣтно присутствіе крупинокъ золота.. Обширная область византійской лѣтописной письменности представляетъ столь связное цѣлое, что показать сходство или различіе въ пріемахъ двухъ хронистовъ,—сходство или различіе двухъ рецензій одного и того же текста,—не представляетъ той легкости, какъ доказать сходство или различіе внѣшнихъ предметовъ или понятій о нихъ. Это особенно нужно признать, когда составляется правильно
провѣренное сужденіе о взаимоотношеніи византійскихъ лѣтописей на всемъ протяженіи ихъ состава. Поэтому и выраженіе мысли нашей о разновидностяхъ текстуальнаго состава хроникъ или рукописей, указующихъ первоначальный видъ сообщеній св. Ѳеофана, не отдѣлимо отъ цитатъ й ссылокъ на тексты—какъ на печатные,—такъ и на приводимое для каждаго отдѣльнаго случая изъ рукописей. Такой методъ доказательства главныхъ положеній книги обличаетъ конечно изслѣдованіе о первоисточникѣ исторіи, въ отличіе отъ изслѣдованія на основаніи первоисточника.
Идейные плоды предлагаемаго труда нашего о лѣтописи св. Ѳеофана, для ближайшаго времени, удовлетворили бы насъ, если книга наша въ изслѣдователяхъ историческихъ текстовъ, греческихъ и славянскихъ, пробудитъ готовность останавливать вниманіе на каждомъ, хотя бы случайно встрѣтившемся, отрывкѣ лѣтописномъ—съ вопросомъ: не изъ Ѳеофана ли текстъ и не Анастасіѳвой ди редакціи {признакъ послѣдней—начало рубрикъ: „въ такомг-то году царствованія того-то), они дали бы намъ счастіе, если среди факторовъ, кои могутъ побудить къ переизданію лѣтописнаго произведенія св. Ѳеофана, на послѣднемъ хотя бы мѣстѣ считалось и наше настоящее изслѣдованіе.
Доселѣ лѣтопись византійская находила себѣ издателей на Западѣ. Въ качествѣ литературнаго произведенія обычно она разсматривается здѣсь какъ показатель упадка греческой образованности,—удовлетворявшейся вмѣсто историческаго изслѣдованія простымъ перечнемъ лѣтъ и событій. Лѣтописная письменность византійцевъ изъ времени иконоборчества и ближайшаго не находитъ здѣсь кромѣ того—и это особенно слѣдуетъ подчеркнуть о нѣмецкомъ изслѣдованіи—большого сочувствія за ревностную группировку со стороны авторовъ-лѣтописцевъ, въ большинствѣ случаевъ иноковъ, иконоборческихъ дѣяній импѳраторовъ-иконоборцевъ.
И если тѣмъ не менѣе хроника византійская доселѣ приковываетъ къ себѣ вниманіе западныхъ изслѣдователей и издателей, то объясняется это конечно—какъ обиліемъ памятниковъ этого рода,—значительнымъ количествомъ греческихъ рукописей, находящихся въ западно-европейскихъ книгохранилищахъ,—такъ и богатствомъ записанныхъ византійской лѣтописью свѣдѣній, прямые источники которыхъ утеряны.
Но если для исторической науки общей значеніе греческой лѣтописи—изъ времени Ѳеофана Исповѣдника и позднѣйшаго—признается всѣми историками, то въ исторіи духовной жизни Россіи значеніе хронографической литературы византійцевъ усиливается тѣмъ особымъ положеніемъ, по которому и началомъ христіанскаго просвѣщенія и первыми произведеніями исторической письменности мы стоимъ въ самой тѣсной связи съ Византіей даннаго времени. Изданіе и историко-критическій разборъ византійской лѣтописи изъ періода, когда началось историческое бытіе Руси,—не только задача русской науки, но и ея преимущество: духовное наслѣдіе Византіи ближе къ разумѣнію изслѣдователя русскаго, потому что нами пройденъ значительный путь усвоенія и переработки письменности византійской. И намъ пора убѣдиться, что—какъ studia byzantina не пріобрѣтаютъ безспорно-научныхъ качествъ отъ одного лишь изложенія на важномъ, по церковнымъ традиціямъ запада, языкѣ латинскомъ, — такъ, наоборотъ, памятники лѣтописи греческой, издаваемые на Западѣ безъ предварительнаго изученія славянскихъ (переводныхъ) текстовъ, теряютъ ео ipso въ своей научной цѣнности.
Самый широкій планъ изученія и переизданія греческихъ хроникъ долженъ былъ бы встрѣтить сочувствіе на русской почвѣ, привлечь къ себѣ обильную матеріальную поддержку здѣсь же. fr
12-го марта 1918 года исполняется 1100 лѣтъ со времени мученической кончины Преподобнаго Отца православно-восточной церкви, славнаго исторіографа византійскаго, Ѳеофана Исповѣдника,—1100 лѣтъ отъ того дня, когда отошелъ ко Господу, какъ писалъ св. Ѳеодоръ Студитъ въ письмѣ къ Мегало и Маріи, „исповѣдникъ Христовъ, вторый Іовъ, украшеніе монаховъ, устроитель любви, всѣми любимый мужъ, человѣкъ Божій, много плакавшее око, любознательный умъ, обогащенный божественнымъ вѣдѣніемъ, постоянный въ смиренномудріи и отличный по мудрости,, прежде образа (монашескаго) знаменитый и послѣ монашескаго совершенства превосходный^!
Если бы среди представителей церковно-исторической науки русской было сочтено за благословную вину ознаменовать окончаніе сего (юбилейнаго) періода особымъ вниманіемъ къ лѣтописному повѣствованію святого мужа, то
100
переизданіе этого произведенія на началахъ новаго распорядка текстовъ было бы, можетъ быть, ученымъ предпріятіемъ, наиболѣе отвѣчающимъ юбилейному воспоминанію о св. Ѳеофанѣ. И внималъ бы міръ послѣ сего научнаго подвига русскаго подлинной „повѣсти временныхъ лѣтъ" великаго подвижника Сигріанскихъ горъ, — столь близкихъ къ другой, дорогой нашему славянскому сознанію, горѣ—Олимпу.
Свящ. П. Преображенскій.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ
Санкт-Петербургская православная духовная акаде-мия — высшее учебное заведение Русской Православной Церкви, готовящее священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области бо-гословских и церковных наук. Учебные подразделения: академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет иностранных студентов.
Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»
Проект осуществляется в рамках компьютеризации Санкт-Пе-тербургской православной духовной академии. В подготовке элек-тронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта — ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор проекта — про-ректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Материалы журнала готовятся в формате pdf, распространяются на DVD-дисках и размещаются на академическом интернет-сайте.
На сайте академии
www.spbda.ru
> события в жизни академии
> сведения о структуре и подразделениях академии
> информация об учебном процессе и научной работе
> библиотека электронных книг для свободной загрузки
