CC BY
13
УДК 14; 321.01
DOI 10.25513/1812-3996.2018.23(4).139-143
К ФИЛОСОФСКОМ ПОСТАНОВКЕ ВОПРОСА О СВОБОДНЫХ СУБЪЕКТАХ СОВРЕМЕННОЙ «РЕАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ»
Н. Н. Мисюров
Омский государственный университета им. Ф. М. Достоевского, г. Омск, Россия
Информация о статье
Дата поступления 20.09.2018
Дата принятия в печать 17.10.2018
Дата онлайн-размещения 14.12.2018
Ключевые слова
Взаимоотношения человека и общества, статус свободного субъекта, общественное благо, добродетели граждан, общественная среда и структуры, субъекты реальной политики
Аннотация. В связи с проблемой субъекта рассматриваются концептуальные положения сочинений античных мыслителей, посвященных взаимоотношениям человека и общества. Анализируются факторы и обстоятельства, определяющие общие и особенные черты современной демократии, а также своеобразие российской модели власти и политическую культуру общества. Доказывается, что за реализацию поставленных общественных целей и задач несут ответственность все субъекты «реальной политики» - лидер, политические элиты, общественные группы. Констатируется, что современное российское общество нуждается в политическом структурировании, самоорганизации гражданских групп и сообществ.
THE PHILOSOPHICAL QUESTION ABOUT FREE SUBJECTS OF THE MODERN "REAL POLITICS" N. N. Misyurov
Dostoevsky Omsk State University, Omsk, Russia
Abstract. In connection with the problem of the subject dealt with conceptual positions of the writings of ancient philosophers on the relationship of man and society. Analyses the factors and circumstances that define the General and particular features of a modern democracy as well as originality of Russian models of power and political culture of the society. It is proved that for the realization of social goals and objectives is the responsibility of all actors "realpolitik"- the leader, political elites, community groups. It is noted that the modern Russian society is in need of political structuring, self-organization of civil groups and communities.
Keywords
The relationship between man and society, the status of a free subject, public good, virtues of citizens, social structures, subjects of the actual policy
Article info
Received 20.09.2018
Accepted 17.10.2018
Available online 14.12.2018
Современное положение человека еще К. Яс-перс описывал как «форму массового существования»; отдельный индивидуум нуждается в защите, поскольку утратил свою «субстанцию», самостоятельность, стал простым и заменяемым колесиком в огромной машине государства (в свою очередь -
всего лишь малой части глобального мира), оказался во власти чуждых ему и «неподлинных» форм существования. Задача философии в таком случае состоит в том, чтобы раскрыть (охарактеризовав и проанализировав связи внутри более сложной системы иерархически структурированного социума) человеческие
«формы конструирования мира» [4, с. 23-24]. «Жизненная среда» человека - общество; человек создает общественные формы и сам же сознательно либо невольно противопоставляет себя им, разрушает и преобразует эти формы в соответствии со своими идеалами и принципами.
В известном диалоге «Алкивиад II» - классике античной философской мысли - платоновский Сократ задает своему собеседнику весьма показательный, риторически сформулированный вопрос (ответ заранее ясен самому автору, полемизирующему с великим учителем): «И каково же, по-твоему, было бы государство, состоящее из искусных стрелков и флейтистов и других подобных же знатоков, а также из упомянутых нами раньше людей, разбирающихся в том, как надо воевать или убивать, и из мужей-ораторов, лопающихся от спеси, причем все эти люди не обладали бы знанием наилучшего и не было бы в этом государстве человека, понимающего, когда и для чего можно наилучшим образом использовать любого из них?» [10, с. 89]. Подобное «неправильное» политическое устройство, соглашается его собеседник (прототип персонажа - честолюбивый афинский государственный деятель и полководец, часто менявший политическую ориентацию и нередко прибегавший к авантюрам в сложных взаимоотношениях между греками и персами, афинянами и спартанцами), было бы «скверным государством». Иначе говоря, во главе успешного государства должен встать достойный, знающий свое архиважное дело, уважаемый всеми слоями общества и поддерживаемый объединившимся народом лидер.
Вопрос об условно образцовом или же идеальном государственном устройстве - «наилучшем» строе - оставим в стороне (этот аспект в наследии Аристотеля достаточно полно разработан исследователями); остановимся на не менее существенном вопросе, объединяющем Аристотеля и Платона, почти концептуальном вопросе о «высшем благе» государства. «Совершенное благо» (как цель и задача не только отдельного индивида, но высшей формы человеческого объединения, полиса в целом), особо подчеркивал философ, достижимо лишь при определенной политической (что особенно важно - результативной) самоорганизации общества: «Понятие самодостаточности мы применяем не к одному человеку, ведущему одинокую жизнь, но к человеку вместе с родителями и детьми, женой и вообще всеми близкими и согражданами, поскольку человек - по природе существо общественное» [1, с. 63]. Приемлемый и осуществимый строй не требует, как
справедливо замечает один из исследователей аристотелевских «политических мечтаний», безусловно имеющих практическую направленность, наличия у граждан добродетели, «превышающей возможности обыкновенных людей». Любопытно, что если Аристотель акцентирует наше внимание на характере деятельности полноправных граждан - «счастливой жизни в соответствии с добродетелью», то Платон указывает на важность обладания «софроси-ной» (мастерством, умением делать свое дело хорошо) в первую очередь для мудрого правителя («знающего себя и знающего другого») и только потом уже - для сознательно стремящихся «благоденствовать» сограждан. Труд - фундаментальный «архетип» древнегреческой философии и поэзии - был, согласно еще Гесиоду, участью человека, его добродетелью и источником всех благ. Философы-предшественники (Гераклит, Парменид и др.) стремились постигнуть изменчивую реальность с помощью неких неизменных принципов; «реальны» лишь процессы умственные; стабильные абстрактные конструкции считаются при этом более объективными, чем сама реальность. Объясняя «рассудительность» (необходимое качество человека, под руководством которого «хорошо управлялся бы и дом, и государство») как некую «науку наук», Платон прямо заявляет: «Мы же усматриваем в ней нечто большее и стремимся придать ей более высокое значение, чем она имеет на самом деле» [10, с. 321]. Подлинному герою, говорится в другом платоновском диалоге («Менексен»), должна быть свойственна политическая мудрость, его природные качества должны соединиться с его «законным поведением». Существует обратная связь между единичными субъектами политики и целым: «государство растит людей» [10, с. 100].
Вернемся к вышеприведенному фрагменту из платоновского диалога, смысл его - в апологетике достойного вождя (не раз высказывалось мнение, что российское общество, так исторически сложилось, «по преимуществу лидерское»). Актуальность сказанного в ту далекую хорошо изученную и хрестоматийно описанную эпоху общественного развития очевидна; античностью, напоминает современный исследователь, мы привыкли (научены умами Возрождения) определять «саму меру исторического истолкования» [8, с. 527]. Кто станет возражать, что исторический процесс представляет собой бесконечную смену формаций, каждая из которых, бесспорно, есть «особым образом реализованное тождество универсального и индивидуального»?! Лю-
бая формация - «интегрированная совокупность общественных укладов, каждый из которых, имея качественную, только ему присущую определенность, тем не менее трансформирован сообразно высшему типу организации общества» [6, с. 347]. Каждая формация в силу этих обстоятельств имеет «интегральную природу», так как в преобразованном и подчиненном виде включает в себя, разумеется, все предыдущие этапы развития. Всемирная история в этой интерпретации предстает именно как единство процессов универсализации и специализации общественной жизни.
Однако «формационный синтез» означает не только безусловное движение вперед, но и своеобразное «повторение пройденного». В этом смысле аристотелевский концепт, загадочная фигура «единственного мужа» (который «дал себя убедить»), якобы наиболее соответствующая «наилучшему» образу правления, из области теории (а также толкований комментаторов: идет ли речь о «царственном ученике» Александре Македонском или же это своего рода предсказание?) переходит в практическую плоскость. Это мучительный, раздражающий многих, вопрос о лидерстве. Но кто решится примерить на себя эту роль? К тому же, как признают политологи, российским агитпропом действительное содержание «макиавеллизма» извращено до неузнаваемости, подменено набором упрощенных формул. Внесем в теорию необходимые коррективы, переосмысливая опыт современной России. «Государь» должен опираться не столько на элиты, которые исходя из собственных корыстных интересов привели его к власти (и которые способны его предать, что не раз бывало в мировой и нашей отечественной истории), сколько на определенные «структуры» гражданского общества, эффективно действующие в высших интересах всего народа.
Так вот об актуальности «хорошо забытого старого»: еще в 1990-е, «постперестроечные», годы известный российский политолог С.Е. Кургинян четко обозначил главным вопрос «о субъектах, реализующих наши (представляющиеся нам оптимальными) и наших оппонентов (чьи замыслы нас, естественно, не устраивают) планы, программы и т. п.». Он описывал сложившуюся тогда общественную ситуацию так: «Когда мы обсуждаем политические и идеологические основы государственного строительства, разрабатываем те или иные типы идеологии, обсуждаем различные варианты экономической программы, общественные цели и задачи, мы как-то вежливо обходим стороной вопрос о том, в какой
общественной среде (имеющейся и становящейся), в какой реальности (материальной, социальной духовной) мы все это намерены осуществлять» [7, с. 4]. Суть проблемы ясна: «ресурсы осуществления» куда более значимы, нежели «стратегия действий». Никто не оспаривает принципиальность важнейшей для всякого политического лидера «задачи обеспечения поддержки народных масс», но как она обеспечивается и кем? Кто они, эти «субъекты», без которых все политические планы и договоренности ничего не значат? «Бесструктурное общество», уверяют политологи, опасно и для власти, и для оппозиции.
Принято считать, что опыт Франции является не только наиболее показательным в области государственного строительства, имеет всемирное значение, но отражает наиболее эффективную практику всесторонней поддержки верховной властью (всеми ею ветвями) «ассоциаций» как основы гражданского общества. Французы гордятся тем, что сто лет спустя после Французской революции всё же удалось решить неразрешимую, казалось бы, дилемму: признание свободы ассоциаций натолкнулось на препятствие теоретического порядка, связанное с самой концепцией общества, нации и государства. «Ассоциации республиканского, рабочего, социалистического толка прошли через сто лет произвола и подавления», но здравый смысл победил, историческая справедливость восторжествовала [2, с. 9]. Сама Революция, напоминают историки и политологи, во многом была обязана деятельности ассоциаций (философские кружки, клубы, секции, народные общества); провозгласив свободу собраний, она ввела многочисленные жесткие запреты. О русской Революции, столетие которой мы довольно странно отметили, можно сказать то же самое.
Основополагающее понятие западноевропейской современной демократии - «общественный договор» (доктрина Просвещения была торжеством универсализма, идея «единого, при всех культурных различиях, человека» пронизывала все социальные утопии и политические проекты). Это, как мы помним, предмет давнего спора славянофилов и западников, еще К.Н. Леонтьев сурово предостерегал Европу, вступившую тогда на путь «упрощения»: для западной цивилизации это будет воистину «предсмертное смешение». «Усредненный» человек - как примета времени, своего рода «фигура умолчания» - сильно смущал потом и О. Шпенглера, оплакивавшего «закатную Европу». Едва ли не главное в наследии просветительского рационализма - «разумность общеобязательного» - погублено было ин-
дивидуализмом. Н.А. Бердяев объяснял: «Индивидуум одинаково характеризуется и как подчиненная часть целого, и как часть эгоистически самоутверждающаяся. Поэтому индивидуализм совсем не означает зависимости по отношению к целому, к процессу космическому, биологическому и социальному, а означает лишь изоляцию подчиненной части и бессильное восстание ее против целого» [3, с. 31]. А как же тогда иерархическое главенство «общего» над «частным»? Оказалось, что западный риторический тип культуры (основывающийся на взаимосвязанности слова, знания и морали) не обладает иммунитетом перед более продуктивными инородными конструктами (типа «крови и почвы»). На самом деле политическая власть настороженно, негативно относилась к «индивидуалистическим принципам», триумф которых обеспечила Французская революция; свободная организация граждан - одна из свобод, имеющих эфемерную «конституционную ценность». Теоретики глобализации проигнорировали уроки прошлого; нынешний миграционный кризис едва не обрушил всю зыбкую конструкцию Европейского Союза («новые варвары» принадлежат совершенно другой политической культуре, исповедуют эффективную «религию масс»). Некоторые западные политики пытаются теперь апеллировать к «семейным ценностям», ошибочно полагая, что это каким-то образом послужит вдруг консолидации общества.
А что мы? Россия, повторяем раз за разом, имеет «право на отличие». Смысловой стержень западной демократии - толерантность, плюрализм в межличностных отношениях (как и в отношениях между нациями и культурами, никакого «конфликта цивилизаций»). Системная единица абстрагированной «европейской республики» (наследницы античной идеализированной «политии») - отдельно взятый индивид, пользующийся плодами именно такой социально-политической демократии. Системообразующие элементы «евразийской империи» - этнокультурные общности, веками соседствовавшие и взаимодействующие друг с другом в ее географическом пространстве, пользующиеся «цивилизацион-ными» плодами совсем иной «демократии» (где авторитаризм опирается на «народоправство»). Современная Европа в полемическом преувеличении интерпретируется как безнадежно раздробленное общество «индивидов-атомов», «механистических» социальных отношений; первенство России будет обеспечено, считают неоевразийцы, возвращением в погибающий мир консервативных, религиозных (аскетических) ценностей. Индивид всегда представ-
ляет образ мыслей своей национальной группы, интересы государства и нации «превыше всего». Индивид в такой трактовке не имеет «бытийственного смысла» в себе самом и для самого себя (гегельянская традиция осмысления «всеобщего»). Жизнь человека непременно имеет высший смысл (творчески переработана русской философией, и шеллингиан-ская традиция исканий единства человека и природы, «иной реальности», открывающейся в Боге).
Российская специфика построения «политического микрокосмоса», разъясняют ученые, состоит в парадоксальной перемене местами типично европейского плюрализма и будто бы типично евразийского авторитаризма: «Здесь принцип культурного плюрализма, внимания и терпимости к иному этнокультурному опыту сочетался с монологизмом власти, не терпящей оппозиции» [10, с. 197]. Идеология русско-евразийского государства в такой трактовке может быть только универсальной; поиски критериев идентичности фокусируют отечественную интеллектуальную традицию на «легитимации империи» (что характерно и для политических дискуссий, и для научных исследований). Таковы, уверяют политологи, «перспективы на завтра»; они же предупреждали нас еще в самом начале нынешней эпохи: «Политическая структура общества трагически не развивается, а в каком-то смысле деградирует. Возникает опасность того, что все согласия рухнут из-за отсутствия реальных соглашающихся субъектов. Бес-субъектность угрожает всем силам, стремящимся овладеть ситуацией» [7, с. 14]. Упущена ли безвозвратно «точка кристаллизации»? Современное российское общество нуждается в политическом структурировании, которое требует, считают политологи, прежде всего «сознательного самоограничения» от всех субъектов «реальной политики» - от верховной власти, от оппозиции (парламентской и «несистемной») и от слабо оформленных пока еще общественных структур и ассоциаций.
Что означает для нас античный опыт? Аристотелевское единство этики и политики - первостепенный вопрос о воспитании добродетелей и формировании привычек жить добродетельно для достижения счастья, доступного человеку, как в аспекте природы отдельного человека, так и в плане социально-политической жизни граждан государства. Современная наука утверждает: «Когда мы говорим о том, что человек сам себя строит и структурирует, организует и упорядочивает свою жизнь, мы имеем в виду процесс его самоорганизации как сложной системы» [5, с. 325]. «Мнимость» позиции свободного субъекта
разрешается изменением его общественного статуса - посредством свободного выбора одновременно под воздействием внешних сил. Новые принципы структурирования «содержательного единства» об-
щества должны способствовать выявлению и оформлению качественно новых структурных элементов, в этом спасительная «модель согласия».
СПИСОК ЛИТЕРА ТУРЫ
1. Аристотель. Соч. : в 4 т. / пер. с древнегреч. М. : Мысль, 1984. Т. 4. 830 с.
2. Ассоциации - основа гражданского общества. Опыт Франции. М. : Издание Посольства Франции в России, 2011. 126 с.
3. Бердяев Н. А. О рабстве и свободе человека: опыт персоналистической философии. P. : YMCA-Press, 1939. 224 с.
4. Буржуазная философская антропология XX века / отв. ред. Б.Т. Григорян. М. : Наука, 1986. 296 с.
5. Бурнашев К. Э. Конструирование человека в социальном пространстве // Личность. Культура. Общество : междунар. журн. социальных и гуманитарных наук. 2009. Т. XI, вып. 3 (№ 50). С. 323-328.
6. Корякин В. В. Цивилизационный и формационный подход к истории: возможен ли синтез? // Личность. Культура. Общество: Междунар. журн. социальных и гуманитарных наук. 2009. Т. XI, вып. 3 (№ 50). С. 341-355.
7. Кургинян С. Политические и идеологические основы государственного строительства // Россия XXI : общ.-политич. и науч. журн. 1994. № 9-10. С. 14-28.
8. Михайлов А. В. Языки культуры. М. : Языки славянской культуры, 1997. 913 с.
9. Панарин А. С. Россия в циклах мировой истории. М. : Изд-во Моск. ун-та, 1999. 280 с.
10. Платон. Диалоги / пер. с древнегреч. М. : Мысль, 1986. 208 с.
ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ
Мисюров Николай Николаевич - доктор философских наук, профессор кафедры журналистики и ме-диалингвистики, Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского, 644077, Россия, г. Омск, пр. Мира, 55а; e-mail: journalist-omgu@ yandex.ru.
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ
Мисюров Н. Н. К философской постановке вопроса о свободных субъектах современной «реальной политики» // Вестн. Ом. ун-та. 2018. Т. 23, № 4. С. 139143. DOI: 10.25513/1812-3996.2018.23(4).139-143.
INFORMATION ABOUT THE AUTHOR
Misyurov Nikolai Nikolaevich - Doctor of Philoso-phycal Sciences, Professor of the Department of Journalism and Media Linguistics, Dostoevsky Omsk State University, 55a, pr. Mira, Omsk, 644077, Russia; e-mail: [email protected].
FOR QTATIONS
Misyurov N.N. The philosophical question about free subjects of the modern "real politics". Vestnik Omskogo universiteta = Herald of Omsk University, 2018, vol. 23, no. 4, pp. 139-143. DOI: 10.25513/1812-3996.2018.23(4).139-143. (in Russ.).
