CC BY
28
УДК 130.2. 111.5. 82.0
DOI 10.25513/1812-3996.2019.24(2).121-126
ФАКТОРЫ И СТРУКТУРЫ ТРАДИЦИИ
Н. Н. Мисюров
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского, г. Омск, Россия
Информация о статье
Дата поступления
24.12.2018
Дата принятия в печать
11.04.2019
Дата онлайн-размещения 05.07.2019
Ключевые слова
Традиция, функции культуры, смысл и значение, структуры сознания, язык, литературный текст
Аннотация. Рассматривается проблематика традиции. Утверждается, что в рамках этой модели общественных отношений и культурной коммуникации осуществляется взаимосвязь объективной действительности и субъективной деятельности социализированного индивида. Особо отмечается, что современное информационное общество ограничивает индивидуальное культурное творчество («литературное производство», чтение и дальнейшую интерпретацию произведения искусства), деформирует онтологические и когнитивные структуры коллективного опыта. Доказывается, что подобная трансформация традиции существенно меняет принципы дискурсивного мышления, негативно сказывается на результатах целостной интеллектуальной деятельности человека. Делается вывод, что факторы и структуры культурной традиции (соответствующие структурам общественного сознания в различных его формах) обусловлены целостной структурой социальной реальности современности.
THE FACTORS AND STRUCTURES OF TRADITION
N. N. Misyurov
Dostoevsky Omsk State University, Omsk, Russia
Article info
Received
24.12.2018
Accepted
11.04.2019
Available online 05.07.2019
Keywords
Tradition, cultural function, sense and meaning, the structure of consciousness, language, literary text
Abstract. The paper discusses the subject of tradition. It argues that within the framework of this model of social relations and cultural communication the interrelation of objective reality and subjective activity of the socialized individual is carried out. The study emphasizes that modern information society limits individual cultural creativity ("literary production", reading and further interpretation of a work of art), distorts ontological and cognitive structures of collective experience. The study proves that such a transformation of tradition significantly changes the principles of discursive thinking, has a negative impact on the results of a holistic intellectual activity. The study concludes that the factors and structures of cultural tradition corresponding to the structures of social consciousness in its various forms are determined by the integral structure of modern social reality.
Вопрос о том, каково влияние процессов «бифуркаций» в современном мире на индивидуальную «креативность» и сохранение плюрализма культур, вынуждает более критично оценивать очевидные преимущества глобализации и информационного общества; «общество с сетевой структурой», основывающееся на информационных технологиях, привело, по мнению И. Пригожина, увы, к появлению новых разногласий и противоречий [1, с. 18]. Опыт -эпохальный опыт социума, жизненный опыт индивидуума - корректирует способы и сами принципы
дискурсивного мышления, характерного для своего времени, а также результаты такой целостной интеллектуальной деятельности человека - конечные «смыслы» репрезентации общепринятых «значений», поправки вносятся иногда даже в «абсолютные истины» (особо значимые религиозные и научные постулаты, национальные концепты). При этом «традицию» культурологи описывают как предельно «устойчивую» (неизменную) модель существования и развития этносов и национальных коллективов!
Сущность человека характеризуется в контексте его трансцендентальной чувственности (на основе его специфической «биопсихической» природы) и духовности, или в более широком плане -как творца культуры и как ее главнейшее творение. Сами конкретные формы культуры иногда трактуются как «стили жизни», которые могут быть объяснены только основополагающими структурами человеческого бытия. Человек в таком ракурсе видится «деятельным существом», противостоящим окружающей его среде и конституирующим из действительности свои собственные субъективные «миры». С самого начала его осмысленного существования в качестве мыслящей ничтожно малой крупицы «мировой материи» (романтическая «монада» в этом смысле является более приличествующим высокому назначению человека «титулованием») он оказывается в определенной жизненной ситуации, когда его принципы, сомнения и выборы, планы и поступки определяются соответствующим «горизонтом эмоционального мировосприятия». Формирующей активности человека при этом всегда заранее дан в качестве своеобразного наследства «нетленного» уже в известной степени оформленный материал; иначе говоря, культурной деятельности одних всегда предшествуют действия других.
Взаимосвязь объективной действительности и субъективной деятельности осуществляется именно в рамках традиции. Следует различать «первичную» функцию культуры, отвечающую современным потребностям социального организма, и «вторичную» функцию, удерживающуюся только вследствие привычки, следования группы и индивида неким установлениям, берущим начало в сакрально истолкованном прошлом [2, с. 30]. Традиция понимается не как пассивное восприятие наследия прошлого, а как сознательный выбор нужных элементов этого наследия. Сделаем два необходимых уточнения содержательного плана и методологического характера. Во-первых, «объектное» понимание традиции предполагает перемещение внимания исследователя с того, как духовные и материальные ценности передаются вообще, непосредственно на то, каковы эти ценности, что именно подлежит передаче. Во-вторых, в письменных (развитых) обществах культурное наследие утрачивает свою изначальную «одномерность», опосредствованность самой передачи наследуемого создает необходимость его постоянной интерпретации и делает возможным различное его понимание индивидом и целым коллективом [3, с. 284, 293].
Язык, являющийся продуктом культуры и одновременно одним из ее элементов, можно рассматривать как фундамент, предназначенный для установления на этой основе структур, иногда более сложных, но аналогичного типа. Поскольку культура в целом представляет собой сверхсложную систему, включающую в себя материальные и духовные ценности, общественные институты, искусство и пр., рассмотрение ее частей, в частности искусства, возможно лишь на основе системного подхода, выявления общих и специфических закономерностей. «Концептуальное пространство» любой из коммуникативных структур культуры конкретизируется коммуникативной активностью субъекта познавательной деятельности, но обусловлено определенными когнитивными моделями (не зависимыми от носителя языка как участника культурного диалога), «теоретическими образами» и представлениями. Культурная традиция выступает в качестве «объективно-истинного» знания, у которого есть «метафизическое ядро», связанное с иерархией архетипов мифологического мировосприятия, и подверженная трансформациям относительно устойчивая «трансцендентальная основа», связанная с иерархией высших ценностей (индивидуального и коллективного порядка) и стереотипами социального поведения. Традиционные формы культуры оперируют понятием «мы», в котором растворяется всякое «я»; наделенная свободой творчества личность стремится доказать «нелинейность» развития культуры, противопоставив условной «классике» некий «авангард», но индивидуальные модификации в сложных системах играют самую незначительную роль [4, с. 43].
Литература - одна из «производных» форм культуры, рассматриваемая в различных ее аспектах. В этом своем значении традиция (литературная традиция как историко-литературная категория и понятийная структура) рассматривается как всеобъемлющий методологический принцип, которым жестко регулируется выбор предустановленных тем, форм и средств художественного изображения. Сознание индивидом (участником культурной коммуникации - как автором, так и его читателем, а также критиком, исследователем) исторической и вместе с тем живой, непосредственной взаимосвязи между социальным и индивидуальным отношением к литературе как факту прошлого и факту современности способствует углубленному пониманию этого «императивного» принципа и самого механизма традиции. Традиция существует как творческий подход к уна-
следованному прошлому (к примеру, мерилом принадлежности к классике служит тот факт, что произведения во времени продолжают оказывать эстетическое воздействие, хотя характер и сила этого воздействия меняются, как и критерии «оценивания» шедевров прошлого). Сама по себе «идея традиции» актуализируется содержанием современности (однако ложная актуальность создает ложную «историческую иллюзию»). Предметы («творения») искусства путем непрямого воздействия, т. е. при посредстве воспринимающих их субъектов культурной коммуникации могут оказывать определенное влияние на «производственные отношения», материальное основание человеческого бытия, однако воздействие такого рода не обязательно для искусства (вспомним дискуссию русской общественности сер. XIX в. о принципах «чистого искусства»). Вопрос о «потреблении» искусства порожден марксистской «разумной абстракцией» (термин К. Маркса не имел целью стереть грань между материальной и духовной деятельностями, в дискуссионных целях уравнять материальные и «идеальные» ценности). Эстетическое познание, его исходные импульсы, движущие силы и цели, бесспорно, тесно взаимосвязаны с общественной практикой.
Традицию определяют как «категорию отношения», обнаруживая историческое развитие литературы, охватывая одновременно и «чисто историческое», и «чисто современное». Традицией устанавливается взаимосвязь между произведением как фактом истории литературы и его воздействием на современного читателя; она обогащает не только «воспринимающего» (реципиента, читателя), но и «воспринимаемое» («образцы», результаты художественного творчества прошлых эпох), раскрывает потенции литературного произведения, как бы неизвестные прежде смыслы и «перспективы истин». Традиция остается продуктивным фактором современной культуры. Проблему современной культуры (постмодерна) М. Хайдеггер видел в том, что ее «временной континуум» опустошен, нарушена связь с «опытом сакрального» (неких «хронотопов», составляющих бытийную основу человеческого существования вообще) [5, с. 117]. Отсюда не условия даже, а собственно требования: подлинность наследуемого, укорененность в культурной почве и общественной практике, иерархичность, целостность, органичность, авторитетность.
Дуализм традиции проявляется в том, что, с одной стороны, процесс исторических изменений в культурной жизни человечества подчиняется опре-
деленным законам универсального порядка, с другой - каждое человеческое сообщество делает определенный выбор в «диапазоне возможностей», эти выборы могут быть несопоставимы между собой, но по значимости своей и «историческому наполнению» равноценны друг другу. Сами структуры, определяющие различные типы цивилизации в зависимости от их качественной природы, несоизмеримы между собой. Мы не можем корректно оценить в «общих величинах» статический или же динамический характер общества, существенно отличающегося или же, напротив, весьма похожего на любое другое, более нам известное и понятное, наиболее нами изученное. Человек не умещается целиком в одном из исторических или географических типов бытия, подчеркивал К. Леви-Стросс, «правда о человеке» заключается во всей системе таких структурных различий и совпадений; вариативность культур отражает «моменты процесса, скрывающего более глубокую реальность» [6, с. 313]. В новейших научных исследованиях утверждается, что усложнение социальной системы ведет к усилению неустойчивости; в результате культурной революции и сопровождавшего ее демографического взрыва (для освоения нарастающего культурного опыта необходимо расширенное воспроизводство народонаселения) культура приближается к некой критической точке; такое состояние обычно предшествует «переориентации» культуры.
Проблема передачи общественного (культурного) наследия усугубляется внутренним расслоением общества. Существуют общности (касты, сословия, классы) со столь несхожими культурами, что трудно говорить о какой-то единой «традиции» всего сообщества. Кроме того, индивид, принадлежащий к структурированному неоднородному социуму, может входить в самые различные коллективы (профессиональные, конфессиональные и пр.). У каждого из них свои социально-политические, профессиональные и культурные традиции и свое отношение к абстрагированной традиции» (шекспировский театр Елизаветинской эпохи не был «всенародным достоянием», как древнегреческий театр эпохи расцвета афинской демократии; русский лубок эпохи «великих реформ» и американские комиксы времен «великой депрессии» принадлежат к разным сегментам общенациональной массовой культуры). «Коллективная память» сохраняется исключительно в социальных границах; человек сохраняет верность тем или иным традициям, использует и заново постоянно реконструирует «прошлое» как член группы.
Структура общественного сознания в различных его формах обусловлена целостной структурой социально-культурной реальности. Человеческое сознание становится доступным самому себе через «самоосуществление» в продуктах материальной и духовной культуры. Кантианская постановка проблемы фокусирует наше внимание на соотношении «эмпирического сознания» и «теоретического сознания», однако гораздо важнее основа (коммуникативное поле культурной традиции), на которой происходит это совмещение двух «ментальных актов». Поскольку язык является первоосновой культуры (как уникальный способ аккумуляции и трансляции «культурных смыслов»), то зафиксированная в языке система онтологических и когнитивных конструктов традиции может рассматриваться проекцией ментальных моделей мировосприятия. Общий контекст, объединяющий «адресанта» и «адресата», является необходимым условием понимания «текста». Это может быть и речевое сообщение, и литературный текст, и некое «послание предков». Стратегии понимания «прагматического контекста» основываются на неких «индикаторах» концептуального характера (ключевых признаках транслируемого «послания», «текста»). Иерархические структуры таких концептов полностью соответствуют иерархической структуре общества [7, с. 21-22]. Зачастую этот смысловой контекст не задан заранее и достигается в процессе коммуникации; смысл не существует независимо от акта коммуникации и предполагает своего рода консенсус между участниками коммуникации. В отличие от денотата языкового знака (выражающего суть объекта, действия или состояния), «денотатом текста» оказывается некая «обозначаемая ситуация», т. е. фрагмент действительности - актуальной или мыслимой, реальной или же представленной некими субъективными образами в нашем воображении [8, с. 102]. Можно говорить о «смысловом задании» в коммуникации.
Знаковая природа духовной культуры актуализирует эпистемологическую дистинкцию «смысл -значение»; в уточнении понятия «смысл» (уже как понимание «образа») приоритет отдается «значению». Однако именно благодаря «смыслам» человечество способно передавать некий общий багаж знаний и духовный опыт от поколения к поколению. Мотивированная интеллектуальная деятельность индивида выражается в познавательном отношении к действительности; изменения в «непосредственно данной» действительности сказываются на изменениях в форме и содержании наших знаний. Однако всегда
остается некая константа «сознания» («мышления», в декартовском уточнении), опосредствованная не столько функционирующей структурой личности (личность - не только продукт, но и условие деятельности), сколько коллективно выработанным ценностным комплексом «традиции». Формы и содержание сознания определяются всё же не спецификой мышления, а изменениями в структуре общественной социально-исторической практики; объективная действительность способна прямо влиять на сознание только в том случае, если она обладает определенной ценностью для воспринимающего ее субъекта. «Значение» формируется ценностью данной действительности, но только в той ситуации, когда обостряется вопрос об удовлетворении «актуальных потребностей» индивида (практических и «идеальных»). Деятельность сознания детерминируется внешними обстоятельствами не напрямую, но опосредствованно, социокультурной динамикой определенных «установок». Иначе говоря, когда восприятие культурного наследия становится «актом объективации» определенных сакрализованных «объектов» (конструктов самой «традиции»). Знание кодируется в разнообразных языковых материалах, поскольку оно отделимо от языка лишь в абстракции, конвенционально по природе и статусу, постольку происходящие изменения затрагивают смыслообразующий аспект сознательной деятельности человека.
Литература есть «воплощенная функция» духовного наследования и охраны традиции; «неотчужденное» бытие литературы включается в «действительный» мир личностных переживаний автора произведения и реципиента [9, с. 153]. Любое удостоившееся внимания читателя, критика и исследователя произведение литературы вносит в современность свою скрытую «историю». «Воспоминание» обозначает репродуктивную деятельность сознания; проблема памяти имеет, разумеется, не только психологическую, но и гносеологическую ценность [10, с. 18]. Феномен «воспоминания» толкуется как репрезентация прошлого опыта в поле сознания субъекта (в т. ч. и коллективного «субъекта», если речь идет о наследовании традиции), принадлежащего реальности текущего времени. Семиотической природой культуры (как сложной системы высшего порядка) обусловлена «знаковая функция» всякого произведения искусства (как системы производного порядка), каждого его элемента. «Контекст» культуры постулируется как своего рода «матрица», внутри которой различаются социально значимые ситуации; каждое «высказывание» (как и «посла-
ние», «текст») имеет место в культурно детерминированной контекстной ситуации. Дистинкция «смысл - значение» приобретает свое реальное звучание в дискурсивной практике; вопросы семантики и прагматики переходят в сферу гносеологии. У литературы есть свои «знаки», связанные с материальной и духовной культурой той или иной эпохи; они обусловлены общепринятыми правилами восприятия художественного текста в данном обществе, на данном этапе его развития (отсюда вытекает возможность разного прочтения одного и того же текста, разной глубины его интерпретации) [11, с. 34].
«Потенциал восприятия» произведения определяется в первую очередь своего рода осью линейных отношений «автор - произведение»; выполнение литературой своих, как принято говорить, «гуманизирующих» функций зависит от целого ряда сложных и многообразно воздействующих факторов и условий. Функциональные возможности заложены в произведении вследствие его изначальных свойств, однако произведение само по себе не может осуществить эти потенциальные возможности. Вопрос о том, как они будут осуществлены (осуществятся ли вообще?), решается в рамках совсем другой оси отношений: «произведение - читатель». Общий смысл произведения (не тождественный, подчеркнем в очередной раз, совокупности множества «смыслов») требует определенных усилий для его понимания; классическая филология трактовала «понимание» как «повторение процесса творчества в измененном порядке» [12, с. 549]. Художественный текст может быть результатом не поэтической, а коммуникативной функции, что в особенности характерно для культурной коммуникации в рамках литературной традиции. Не существует произведения «вообще» (понятие художественного текста «в самом себе и для себя» является исследовательской абстракцией), как не существует читателя «вообще» (опять же, если речь не идет о гипотетическом субъекте коммуникативных отношений). В действительности личность «реципиента» (субъекта культурной коммуникации, участника рецептивного процесса) представляет собой совокупность конкретно-исторических личностных характеристик, неповторимых в психологическом, эмоциональном плане индивидуальностей. Потенциал восприятия конкретного литературного произведения реализуется зачастую самым различным образом (в связи с проблемой передачи культурного наследия заметим, что подобная «многомерность» как раз и обеспечивает продуктивность традиции).
Параметр «художественности» всецело определяет типологическую специфику текста и маркирует его релевантные аспекты, но окончательно раскрывают его содержание (большее, нежели простая «сумма смыслов») определенные, детерминированные целым рядом исторических обстоятельств, «факторы среды». Важны истоки авторского замысла, характер читательских представлений о мире, своеобразие общественной обстановки. Моделируемое текстом «денотативное пространство» осознается носителем языка (архетипы культуры, закрепленные в языковой картине мира, обусловливают это «узнавание») как неотъемлемая часть социального пространства. Пространство текста художественного произведения понимается, вслед за М. М. Бахтиным, как «эмпирическое обобщение» реальности [13, с. 235]. Реальностью, текущей действительностью, определены условия «литературного производства»; от этих параметров зависит, какой именно потенциал восприятия смогут предложить своему читателю авторы произведений. Произведение - лишь исходный момент, «восприятие» -конечный пункт всякой продуктивной культурной коммуникации. При этом между авторским представлением о гипотетическом «читателе» и действительным читателем могут пролегать целые столетия; однако и в рамках одной исторической эпохи «адресат» литературного произведения совсем не обязательно будет идентичен тому реальному читателю, которому в действительности «суждено встретиться» с данным произведением. Он (адресат «послания») может представляться автору как нация, народ, общественное сословие, социальная группа, «грядущее поколение». Основой культурной традиции может сделаться «идея произведения», оторвавшаяся от его текста. Вопрос о «субъектах самоорганизации» любых сложных систем, к которым принадлежат, как уже отмечалось, и традиция, и культура (как ее конституирующая), и литература как одна из ее составляющих, требует отдельного рассмотрения [14, с. 144].
Итак, вовлеченная в круг ценностей определенного рода традиция становится объектом интенсивной интеллектуальной пропаганды, выходящей за рамки конституирующего ее акта признания. Интеллектуализация традиции может идти разными путями (согласно Э. Гуссерлю, существуют два типа традиции: «пассивная» и «активная»). Само по себе «возвращение» традиции (ее возобновление, переосмысление) требует какого-то обоснования; сохранение традиции в письменных документах и «кол- 125
Вестник Омского университета 2019. Т. 24, № 2. С. 121-126
-ISSN 1812-3996
лективной памяти» скрывает в себе неограниченное число возможностей реализации в общественной практике тех или иных ее конструктов и отдельных элементов из всего круга ценностей. «Объектное» понимание традиции связано с перемещением внимания исследователя с того, как эти ценности передаются по наследию, непосредственно на то, каковы эти же ценности по природе своей и содержанию, что именно подлежит передаче в процессе общественной и культурной коммуникации. «Субъектное» понимание традиции связано с восприятием и оценкой «членами группы» основных традиционных институтов, а также выбором способа действий, актуализирующих элементы сохранившегося наследия. Проблема наследия - это проблема «готовых условий», в которых приходится действовать субъектам общественной коммуникации. Проблема транс-
ляции (передачи) - это проблема выбора средств, при помощи которых эти условия могут корректироваться в нужном направлении. Наконец, проблема традиции - это проблема осознания целей, которым подчиняет свою деятельность индивид как член социального или же национального коллектива, это проблема иерархии ценностей, которые мы навязываем окружающему миру. Традиция - это только те элементы наследия, принятие которых сопровождается рефлексией, фиксирующей сам факт принадлежности данных элементов к культурному наследию. Недостаточно «реконструировать» традицию в коммуникативном контексте (в онтологическом и когнитивном аспектах). Необходимо понять факторы, обусловившие ее структуры и обеспечивающие ее функционирование.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Prigogine I. The Die is Not Cast // Futures. Bulletin of the World Futures Studies Federation. Vol. 25, no. 4. Jan. 2000. P. 17-19.
2. Леви-Стросс К. Структурная антропология. М. : Эксмо-Пресс, 2001. 512 с.
3. Шацкий Е. Утопия и традиция. М. : Прогресс, 1990. 456 с.
4. Синергетическая парадигма. Нелинейное мышление в науке и искусстве. М. : Прогресс-Традиция, 2002. 496 с.
5. Хайдеггер М. Исток художественного творения. М. : Академич. проект, 2008. 528 с.
6. Леви-Стросс К. Путь масок. М. : Республика, 2000. 399 с.
7. Дейк Т. А., ван. Язык. Познание. Коммуникация. М. : Прогресс, 1989. 312 с.
8. Успенский Б. А. Ego loquens: Язык и коммуникационное пространство. М. : Рос. гуманит. ун-т, 2007. 344 с.
9. Гадамер Г.-Г. Истина и метод. М. : Прогресс, 1988. 704 с.
10. Выготский Л. С. Психология искусства. М. : Искусство, 1986. 573 с.
11. Норман Б. Ю. Теория языка. М. : Флинта, 2009. 296 с.
12. Потебня А. А. Эстетика и поэтика. М. : Искусство, 1976. 612 с.
13. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М. : Сов. писатель, 1979. 418 с.
14. Лукин В. А. Художественный текст. М. : Ось-89, 2005. 560 с.
ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ
Мисюров Николай Николаевич - доктор философских наук, профессор кафедры журналистики и ме-диалингвистики, Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского, 644077, Россия, г. Омск, пр. Мира, 55а; e-mail: journalist-omgu@ yandex.ru.
INFORMATION ABOUT THE AUTHOR
Misyurov Nikolai Nikolaevich - Doctor of Philoso-phycal Sciences, Professor of the Department of Journalism and Media Linguistics, Dostoevsky Omsk State University, 55a, pr. Mira, Omsk, 644077, Russia; e-mail: journalist-omgu@yandex.ru.
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ
Мисюров Н. Н. Факторы и структуры традиции // Вестн. Ом. ун-та. 2019. Т. 24, № 2. С. 121-126. DOI: 10.25513/1812-3996.2019.24(2).121-126.
FOR CITATIONS
Misyurov N.N. The factors and structures of tradition. Vestnik Omskogo universiteta = Herald of Omsk University, 2019, vol. 24, no. 2, pp. 121-126. DOI: 10.25513/1812-3996.2019. 24(2).121-126. (in Russ.).
