CC BY
74
ИЗМЕНЕНИЕ КОНФИГУРАЦИИ РОССИЙСКОГО ВОЕННОГО ПРИСУТСТВИЯ В ТАДЖИКИСТАНЕ И ЕГО ВЛИЯНИЕ НА ОБЕСПЕЧЕНИЕ БЕЗОПАСНОСТИ ГОСУДАРСТВ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ
Джафар УСМАНОВ
помощник директора по исследованиям Научно-исследовательского центра «Шарк» (Душанбе, Таджикистан)
Первые российские военные подразделения (пограничные отряды на Памире), которые несли службу в пре-
делах территории современной Республики Таджикистан, были созданы в конце XIX века, точнее — 110 лет тому назад,
вслед за завоеванием Средней Азии Российской империей во второй половине XIX столетия.
В советский период присутствие боевых соединений Вооруженных Сил СССР в Таджикистане было расширено. Так, по решению высшего руководства Советского Союза на южные рубежи государства в 1945 году передислоцировали Гатчинскую 201-ю мотострелковую дивизию (МСД). Впоследствии она вошла в состав ограниченного контингента советских войск в Афганистане, а после его вывода была вновь размещена в местах прежнего базирования на территории Таджикистана. Кроме того, в республике находились боевые части и соединения Среднеазиатского пограничного округа СССР, а в 1979 году началось строительство системы контроля космического пространства — высокогорного оптико-электронного узла «Нурек».
В реалиях «холодной войны» столь внушительная концентрация военной силы на южных рубежах страны преследовала по меньшей мере две цели: оборонительную — морально-психологическое сдерживание возможных радикальных замыслов отдельных государств по блоковому противостоянию — и превентивно-устрашающую — постоянный контроль и возможность предупреждающего удара на южном и юго-западном направлениях.
О последствиях распада СССР на сегодняшний день написано колоссальное количество научных и других работ; поэтому ограничусь лишь констатацией того факта, что исчезновение Советского Союза кардинально изменило геополитическую картину планеты. С образованием на территории бывшего СССР Содружества Независимых Государств глобальная стратегическая значимость крупного воинского контингента теперь уже Российской Федерации в Таджикистане оказалась нивелированной. Сегодня вопрос о возможном более раннем изменении конфигурации российского военного присутствия в республике, точнее — о выводе из нее регулярных частей армии РФ еще в начале 1990-х годов, остался в лабораториях теории ве-
роятностей. Историческая данность же диктовала свои требования. Гражданская война в Таджикистане и перманентная внутриполитическая нестабильность в соседнем Афганистане представляли реальные угрозы безопасности всех республик Центральной Азии и РФ. Общая заинтересованность РТ и России в обеспечении стабильности и сохранении безопасности в этих двух государствах (с учетом внутренней обстановки в каждом из них), равно как и во всем регионе, была основным движителем всестороннего сближения названных стран, в первую очередь в военно-политической сфере. Российско-таджикское сотрудничество, переросшее в стратегическое партнерство, было закреплено взаимным соглашением о создании военной базы РФ на территории Таджикистана, где, кроме того, находился крупный российский пограничный контингент.
Для большинства республик ЦА — вплоть до начала антитеррористической операции в Афганистане силами НАТО — единственным гарантом внешней безопасности оставалась Россия. В свою очередь, ее интересы в сфере безопасности региона зиждились на трех основных аспектах: борьба с международным терроризмом и религиозным экстремизмом, противодействие наркотрафику и содействие в обеспечении внутренней стабильности государств ЦА. Обобщенно говоря, интересы России, касающиеся устойчивости и безопасности региона, заключались в создании такого положения, при котором данная территория являлась бы тылом РФ и при этом не контролировалась другими державами — во избежание стратегической угрозы для Москвы.
Немногим менее 10 лет после распада СССР, в сентябре 2001 года, мировое геополитическое «полотно» вновь существенно изменилось. Несомненно, начало антитеррористической операции НАТО в Афганистане нанесло удар по стратегическим позициям России в ЦА, освоение которой Соединенными Штатами расшатало сложившуюся концепцию относительно того, что единственной силой,
имеющей право дислоцировать свои войска и осуществлять военное присутствие в данном регионе, является РФ. Это наступление США на российскую сферу влияния свидетельствует об огромных изменениях в геополитических позициях Москвы. Несмотря на то что Вашингтон не принял на себя четких обязательств в отношении безопасности государств Центральной Азии, военное присутствие Соединенных Штатов в регионе стало по существу для его республик альтернативным вариантом обеспечения безопасности, что еще больше снизило роль РФ и ее военного инструмента в ЦА — ОДКБ.
На фоне усиления значимости США в регионе стратегическое союзничество Душанбе и Москвы, трансформировавшееся в иное состояние — стратегическое партнерство, начало обусловливать тенденции к пересмотру политическим руководством РТ вопроса о присутствии РФ и ее участии в делах страны. Скорректированная позиция таджикских властей по отношению к российскому военному присутствию в республике выразилась в затягивании переговоров о статусе и условиях пребывания в Таджикистане военной базы РФ — доселе неизменного гаранта безопасности обеих стран и региона, а также в ускоренной передаче охраны государственной границы РТ под контроль таджикских пограничных войск.
Безусловно, в условиях слабости национального военного потенциала (в том
числе пограничного) решение о защите госграницы силами республики вызвало обоснованную обеспокоенность относительно дальнейшего обеспечения эффективности ее охраны и противодействия проникновению деструктивных группировок (прежде всего в ЦА), а также опасения по поводу увеличения потока наркотических средств, переправляемых по северному маршруту — через регион в Россию и Европу.
Кроме того, изменение конфигурации российского военного присутствия на территории Таджикистана следует рассматривать не только сквозь призму обеспечения безопасности государств ЦА, но и в контексте геополитической раскладки интересов ведущих мировых «игроков» на центральноазиатской арене, прежде всего России, Соединенных Штатов и Китая (в меньшей степени Евросоюза).
Произошедшее преобразование структуры военного присутствия Российской Федерации в РТ послужило новым толчком для дискуссий о современных реалиях безопасности в регионе, о роли России в ЦА и глобальном геополитическом пейзаже. Вместе с тем необходимо признать, что в процессе подготовки данной статьи автору пришлось констатировать, что на сегодняшний день упомянутые дебаты не вылились в полноценную исследовательскую работу ни национальных, ни российских специалистов, ни экспертов третьих стран.
Военные аспекты взаимоотношений Душанбе и Москвы
Мы уже отмечали, что военное присутствие России на территории Таджикистана имеет длительную и особенную историю. Как таковое российское военное присутствие в Средней Азии берет свое начало с середины XIX века, когда Российская империя начала продвигаться в глубь региона, присоединяя одно за другим местные государственные образования. В соответствующих материалах зафиксировано присутствие отдельных военных корпусов Российской империи в восточной части Бухарского эмирата (центральная область современного Таджикистана), Горном Бадахшане и некоторых уездах Ко-
кандского ханства (север РТ). Военные силы его императорского величества были задействованы в реализации внешнеполитических задач российской власти на южном (или иначе — азиатском) направлении. Речь, разумеется, идет об известной «Большой игре» — борьбе между Российской и Британской империями за влияние в том или ином районе Средней Азии.
С приходом советской власти подразделения Красной, а затем и Советской Армии были призваны играть роль стабилизирующей и сдерживающей силы в среднеазиатском регионе. (О 201-й мотострелковой дивизии и ситуации, сложившейся в Таджикистане после завершения афганской кампании СССР 1979—1989 годов, мы уже говорили.)
Оценивая общую динамику развития военно-политического сотрудничества между Российской Федерацией и РТ, следует отметить, что движение навстречу друг к другу было объективной необходимостью, отвечавшей интересам обеих стран, прежде всего в вопросе обеспечения и сохранения безопасности в регионе. Президент РТ Э. Рахмон констатировал: «Во внутренней и внешней политике Таджикистана Российская Федерация по ряду причин занимает особое место»1. Оно и понятно: благодаря российскому военному присутствию Э. Рахмону удалось стабилизировать обстановку в республике и укрепить свои позиции в стране. Бывший пресс-секретарь президента РТ 3. Саидов конкретизировал безусловную роль РФ в стабилизации ситуации в Таджикистане: «Именно Россия взяла на себя главную задачу в условиях вооруженного противоборства между правительственными силами и отрядами оппозиции по обеспечению сдерживания разрастания масштабов боевых действий, поддержки Группировки пограничных войск РФ в РТ в защите таджикско-афганской границы»2.
В геополитическом плане особая роль России в процессе урегулирования межтад-жикского конфликта, последующей постконфликтной реабилитации и наблюдения за ходом выполнения Общего соглашения обеспечили РФ неординарное положение среди несомненных приоритетов внешней политики оправлявшегося от гражданской войны Таджикистана. С другой стороны, РТ вошла в перманентную сферу интересов и влияния Москвы на центральноазиатском направлении внешнеполитической стратегии.
Преобразование военного контингента Российской Федерации в РТ в военную базу. Ее роль в обеспечении безопасности государств региона
Процесс реорганизации военного контингента России, находящегося на территории РТ, в полноценную юридически оформленную военную базу РФ растянулся более чем на пять лет. Причин подобного затягивания с открытием указанного объекта, а фактически с легитимизацией существовавшего де-факто военного присутствия РФ в Таджикистане было немало, равно как и предпосылок для решения о преобразовании 201-й МСД в военную базу.
Рассматривая более детально процесс оформления военной базы России в РТ, следует отметить некоторую неоднозначность в действиях сторон за годы подготовки к открытию этого объекта. Двусторонние переговоры по данному вопросу миновали различные фазы —
1 Рахмонов Э. Наша цель — национальное единство. Душанбе, 1997. С. 72.
2 Сабуров А., Саидов 3. Таджикистан: внешняя политика и массовая информация (1993—1995). Душанбе: Шарки озод, 1997. С. 8.
от противоречий до активных шагов навстречу друг другу. В целом, анализируя процесс согласования статуса и условий пребывания российской военной базы в Таджикистане, можно охарактеризовать его как военно-экономический торг: инвестиции в обмен на базу.
Вопреки сложившемуся у многих экспертов мнению о стремлении руководства РТ всеми силами и средствами наладить самое тесное сотрудничество с Соединенными Штатами, это суждение обнаруживает некоторую несоразмерность реальному положению дел. Высказывались предположения, что визит президента России В. Путина в РТ (октябрь 2004 г.) и подписанные по его итогам документы — лишь дипломатический успех, но не геополитическая победа Москвы; шаги же, сделанные Э. Рахмоном навстречу Кремлю, — скорее тактические уступки, продиктованные внутриполитическими причинами, нежели стратегический выбор в пользу России. Сегодня очевидно, что результаты состоявшегося военно-экономического торга между РТ и РФ, в котором американская помощь была действенным инструментом давления на позицию российского руководства в руках властей Таджикистана, взаимоприемлемы и удовлетворяют обе стороны.
Роль военной базы в обеспечении стабильности в регионе стороны не оспаривали, и, по сути дела, серьезных намерений выводить российскую 201-ю МСД из республики не было ни у Москвы, ни у Душанбе. Российская военная база, будучи наземным компонентом военного присутствия РФ в Центральной Азии, способна обезопасить южный регион Содружества от террористических и экстремистских вылазок. Стороны единодушны в том, что присутствие российского воинского контингента на территории РТ отвечает интересам обоих государств и поддерживает стабильность в ЦА в целом. К тому же военной базе России в Таджикистане теперь есть что охранять (наряду с выполнением основных задач, связанных с военной безопасностью), а именно — энергетические и промышленные объекты, куда в ближайшее время планируется вложить более 1 млрд долл. РФ несколько укрепила в регионе собственные позиции, узаконив пребывание своего контингента в РТ. Душанбе же обрел со стороны Москвы полную поддержку своего режима и реальные (а не потенциальные) инвестиции в экономику республики.
Что касается проявлений активной симпатии таджикского руководства к новым западным партнерам, то необходимо обратить особое внимание на современную политическую мозаику в соседних с РТ государствах. Произошедшая смена власти в Кыргызстане и андижанские события в Узбекистане не могут не сказаться на отношении РТ к 3апа-ду, в том числе к его программам поддержки демократических реформ и прочим ценностям и атрибутам. Таджикистан пока что единственная страна ЦА, где нет серьезных ограничений для работы международных неправительственных организаций. Очевидно, что политическое руководство РТ будет пристально следить за развитием событий в соседнем Узбекистане. В зависимости от последствий внутренних тенденций власти Таджикистана, возможно, будут пересматривать свою позицию в отношении широкой и глубокой деятельности различных международных неправительственных структур.
Вывод пограничных сил России из Таджикистана. Изменение конфигурации военных сил и его влияние на перспективы безопасности республик региона
Из всего блока военных вопросов, урегулированных между Россией и Таджикистаном, договоренность о передаче охраны государственной границы РТ с Афганиста-
ном в полное ведение таджикских силовых образований несет в себе крайне сомнительное и неоднозначное значение для безопасности всех государств региона. Как мы уже отмечали, при относительной слабости технического и кадрового потенциала пограничных структур Таджикистана, угрозы роста наркотрафика, увеличения количества стрелкового оружия и боеприпасов, а также более свободного проникновения различных деструктивных элементов из сопредельного Афганистана способны вызвать самые негативные последствия для безопасности республики и ЦА. Насколько оправданно решение таджикских властей о взятии охраны госграницы под свой контроль? Какое влияние может оказать перестановка военных сил в РТ на безопасность в стране и регионе?
С самого начала переговорного процесса Москву волновала перспектива потери относительного контроля над наркопотоками из Афганистана в РФ. Россия неоднократно заявляла, что свое пограничное присутствие в Таджикистане она рассматривает в качестве гаранта собственной и региональной безопасности. Теперь же группа пограничников РФ оставалась в республике в качестве военных советников. В Положении об оперативной погрангруппе ФСБ России определены функции данного формирования, среди которых: оказание помощи погранвойскам РТ в защите ее государственной границы; координация с полномочным органом Т аджикистана действий по охране госграницы РТ; изучение состояния ее защищенности; обмен информацией с Комитетом по охране государственной границы (КОГГ) Таджикистана по вопросам, представляющим взаимный интерес; разработка предложений по защите госграницы РТ; содействие в организации и осуществлении материально-технического обеспечения полномочных органов России и Таджикистана; участие в организации и осуществлении совместных мероприятий по охране государственной границы РТ3.
В РФ и за ее пределами высказывались различные мнения по поводу последствий передачи таджикско-афганской границы под контроль Душанбе. В мае 2004 года первый заместитель главы МИД России В. Трубников недвусмысленно охарактеризовал вывод российских пограничников: «Мы уходим из Таджикистана и тем самым оголяем границу, а это значит — пойдут наркотики»4. По оценкам различных экспертов, уход российских пограничников с таджикско-афганской границы означал бы, по сути, ее открытие и мог стать причиной новой дестабилизации обстановки в РТ и в других республиках Центральной Азии. Уход погранвойск РФ с этих рубежей был не нужен (даже опасен) как РТ, так и России, да и всему мировому сообществу, — утверждалось в различных оценках специалистов5. Только в Москве насчитывалось свыше 150 тысяч больных наркоманией, а перекрыть основной канал переброски наркотиков в Таджикистане гораздо проще, чем потом искать крупные партии героина на территории РФ.
В опубликованном в июне 2004 года аналитическом отчете Центра стратегического прогнозирования отмечалось, что уход российского воинского контингента, противостоявшего наркотрафику, может привести к крайне неблагоприятной ситуации на границе, контролировать которую не сумеют ни таджикские пограничники, ни тем более военнослужащие Соединенных Штатов6. Отдельного внимания заслуживает оценка, данная в докладе Госдепа США о международной стратегии борьбы с наркотиками в 2005 году. В нем, в частности, говорится: «Вывод российских пограничных войск, намеченный на ко-
3 Положение об Оперативной пограничной группе Федеральной службы безопасности РФ в РТ — Приложение к Соглашению между Российской Федерацией и Республикой Таджикистан о сотрудничестве по пограничным вопросам от 16 октября 2004 года.
4 Гаврюшин М. Уйти нельзя остаться // Российское военное обозрение, 21 июля 2004, № 7 [http:// military.rian.ru/articleprintversion.html?art_id=25410].
5 См.: Там же.
6 См.: Там же.
нец 2005 года, может отрицательно сказаться на таджикских усилиях по препятствованию ввозу наркотиков»7. Получили оценку и возможности руководства РТ: «Ресурсы таджикского правительства на проведение мероприятий по борьбе с наркотиками остаются ограниченными, и само правительство не всегда может противостоять давлению со стороны известных торговцев, многие из которых в состоянии угрожать стабильности внутри страны, если бросить им серьезный вызов»8.
В то же время некоторые высокопоставленные сотрудники силовых структур России не разделяли мнения о возможности увеличения потока наркотиков в РФ и не видели большой трагедии в сдаче позиций, тем более что наркотики из Афганистана поступали и поступают в Россию не только через Таджикистан, но и через другие республики Центральной Азии. В этой связи подчеркивалась необходимость укрепления собственных российских границ9.
Руководитель Пограничной службы ФСБ РФ В. Проничев утверждал, что двух хозяев на границе быть не должно. Он также говорил о реализации мероприятий по обустройству общей границы с Казахстаном, которой раньше практически не было10. На проблему капитало- и трудоемкости обустройства границы с РК указывал и заместитель В. Проничева А. Манилов. Он утверждал, что наладить систему контроля с помощью технических средств на границе с Афганистаном вполне реально, однако, по его словам, Узбекистан и Туркменистан не шли на активное сотрудничество с пограничной структурой РФ, вследствие чего обстановка на внешних границах этих государств практически неизвестна11.
Таджикистанские эксперты задавались тем же вопросом: о соответствии и соразмерности потенциала таджикских пограничных и других правоохранительных органов принимаемой ответственности — насколько заявления о готовности эффективно охранять госграницу были подкреплены реальной «фактурой»?
По информации компетентных источников, за прошедший год ситуация в приграничных с Афганистаном районах не улучшилась ни в плане материально-технического обеспечения подразделений таджикских пограничников, ни относительно поддержания безопасности рубежей на уровне предыдущих лет.
Постепенно углубляется экономическое расслоение как среди жителей приграничных территорий, так и среди личного состава пограничных войск в районе государственных рубежей с Афганистаном. Небольшие сети розничной торговли и мелкие пункты сферы услуг обеспечивали раньше самое бедное население приграничных областей более или менее стабильным заработком, которого хватало по крайней мере на пропитание. Высокое по местным меркам денежное довольствие военнослужащих российских погранвойск было экономической предпосылкой функционирования микроэкономики приграничных районов, а в семьях пограничников из числа граждан РТ обеспечивало основной доход. Теперь же весьма вероятно, что показатель вовлеченности жителей приграничных областей в наркотрафик возрастет. Это уже происходит на московском и пянджском направлениях (пути наибольшего транзита наркотических средств), где в последние годы неизменно увеличивался индекс «пособнической базы». В процессе привлечения граждан республики, служивших в российских погранвойсках, в таджик-
7 Выдержки: Доклад о международной стратегии борьбы с наркотиками 2005 года. Опубликован Государственным департаментом США в марте 2005 года [http://usinfo.state.gov/russian/Archive/2005/Mar/28-678729.html].
8 Там же.
9 См.: Куликов В. Памирские тайны [http://www.rg.ru/2004/11/17/granica.html].
10 См.: Там же.
11 См.: Там же.
ские пограничные силы намеренно распространялась информация о якобы установленной доплате (100 долл.) бывшим контрактникам, что никоим образом не соответствовало действительности12.
На Бадахшанском направлении возросло количество граждан РТ, похищаемых во время нападений с афганской стороны за долги по наркотрафику. В этом смысле показателен пример Калайхумбского участка: граница малоохраняема, собственных финансов КОГГ на ее обустройство не хватает, большая часть запасов провианта и некоторых других средств материального обеспечения была незаконно реализована с целью извлечения прибыли еще до окончания зимнего периода13. В данной связи приведем выдержку из интервью председателя КОГГ об итогах зимнего периода 2004—2005 годов на Бадахшан-ском направлении: «И, если откровенно, зачастую вопрос стоял именно так: главное — выжить, пережить зиму»14.
Оперативно-служебная деятельность подразделений КОГГ на Бадахшанском направлении носит относительно формальный характер. Погранзаставы обеспечивают собственную охрану, наряды высылаются на границу нерегулярно. На пунктах погранконтроля распространена практика вымогательства у местных граждан горюче-смазочных материалов, денежных средств, продуктов питания и т.д. Это вызывает негативную реакцию населения приграничных областей ГБАО и создает угрозу провоцирования конфликтных ситуаций на границе и в районах дислокации подразделений КОГГ15.
Кроме того, согласно имеющейся информация, в некоторых приграничных областях уже действуют эмиссары из Афганистана с целью вербовки граждан Таджикистана — бывших пограничников, ныне безработных16. Невозможно сказать доподлинно, для чего их вербуют, но следует подчеркнуть, что работу ведут с обладателями российского гражданства (т.е. российского паспорта), которых только в ГБАО насчитывается около 10 тыс. чел. А ведь с паспортом гражданина РФ можно беспрепятственно перемещаться по территориям некоторых государств Содружества (кроме самой России). В этом смысле весьма выгодно использовать таких мобильных людей как в легальной, так и нелегальной деятельности.
По состоянию на конец апреля 2005 года количество наркотических веществ, конфискованных российскими пограничниками на московском и пянджском направлениях, приблизилось к 300 кг, из которых почти половина — героин17. С начала 2005 года подразделения КОГГ изъяли 193 кг наркотиков18. Вместе с тем, согласно информации начальника штаба Агентства по контролю над наркотиками (АКН) Таджикистана У. Тош-матова, в последнее время отмечается рост объемов наркотранзита из Афганистана. В первом квартале 2005 года сотрудники АКН пресекли 34 попытки незаконного оборота наркотических средств, конфисковали более 200 кг наркотиков (в 2,3 раза больше, чем в 2004 г.). Кроме того, с начала 2005 года в приграничных афганских провинциях Кундуз (против участка Пянджского погранотряда), Тахор (против участка Московского погра-нотряда) и Бадахшан (против Памирского направления) создаются дополнительные лаборатории по переработке героина.
12 Интервью с источником, пожелавшим остаться неназванным.
13 Там же.
14 Интервью председателя КОГГ РТ С. Зухурова Информационному агентству Азия-Плюс. «Наркотрафик не возрастет», 17 марта 2005.
15 Интервью с источником, пожелавшим остаться неназванным.
16 Там же.
17 Там же.
18 См.: Кенджаева Л. С. Зухуров: «Мы в состоянии охранять рубежи государства!» // Азия-Плюс, 26 мая 2005, № 21 (279).
Специалисты (особо подчеркиваю: специалисты, а не чиновники) пограничных структур как российской, так и таджикской сторон едины в том, что передача таджикско-афганского участка госграницы в ведение Комитета по охране госграницы РТ была преждевременной. Вопрос о передаче границы под контроль Таджикистана и не оспаривался; несогласованность сохранялась лишь относительно сроков и условий процедуры. Признается, что этот процесс должен был быть постепенным, то есть было необходимо поэтапно заменять таджикскими пограничниками погранотряды, находившиеся в сфере компетенции российских военнослужащих. Как видно, передача движимого и недвижимого имущества погранзастав таджикским коллегам мало сказалась на сохранении существовавшей инфраструктуры; напротив, в вопросах тылового обеспечения таджикским военнослужащим приходится начинать с уровня середины 1990-х годов. Объективно имеющие место недостатки и слабость технического, материального, а также кадрового потенциала таджикских пограничных войск не могут не сказаться на качестве охраны государственных рубежей, эффективной борьбе с наркотрафиком и противодействии проникновению различного рода деструктивных элементов как на территорию Таджикистана, так и в регион в целом.
На ситуацию с выращиванием, переработкой и сбытом наркопродукции некоторое влияние имеет вооруженный контингент НАТО в Афганистане, который в первую очередь занят обеспечением собственной безопасности. Напомним, что с начала формирования нового афганского госаппарата Великобритания обязалась наладить в Афганистане борьбу с наркобизнесом. Лондон в своих мероприятиях основное внимание уделял двум направлениям: обучению местных силовиков методам борьбы с незаконным оборотом наркотиков и развитию альтернативного сельского хозяйства. Однако приходится констатировать, что здесь англичане потерпели фиаско.
Необходимо учитывать и то, что представители Северного альянса оказались практически «отжатыми» от власти на внутриполитической арене Афганистана. Данный Альянс, несмотря на его дружеское отношение к РТ и России, — традиционный поставщик героина по северному маршруту, то есть через Центральную Азию в РФ и Европу. Естественно, чтобы укрепить свои позиции и попытаться вернуть себе прежние ниши власти, лидеры Альянса будут наращивать свою военную мощь, очевидно, за счет увеличения поставок героина. Уже в 2004 году в контролируемом Альянсом Бадахшане был отмечен серьезный прирост земель, предназначенных под посевы опиумного мака. Учитывая резко разросшиеся в северных провинциях Афганистана площади наркопосевов и передачу охраны таджикско-афганской границы Вооруженным силам РТ, в России и Европе не без оснований обеспокоены перспективами роста транзита наркотиков через ЦА в соответствующие пункты назначения.
В м е с т о з а к л ю ч е н и я
После начала антитеррористической операции сил НАТО в Афганистане и изменения конфигурации военного присутствия РФ в регионе обстановка в большинстве государств Центральной Азии выглядит непросто с точки зрения обеспечения безопасности и стабильности соответствующих стран.
Общие рамки развития общественно-политической ситуации в ЦА определяются не столько присутствием иностранных войск на территории ее государств, сколько ослаблением роли афганского фактора в системе принятия политических решений в странах региона. Раньше приоритетом для руководителей и элит было предотвращение влияния на
внутриполитическую обстановку силовых возможностей со стороны различных вооруженных афганских группировок. Особенно это касается методики принятия решений в Узбекистане, Таджикистане и Кыргызстане (частично). Под эту задачу подводились силовые потребности соответствующих государств и система внешних связей. Вместе с тем необходимо отметить следующее: афганский фактор продемонстрировал, что главная угроза безопасности стран Центральной Азии исходила (и исходит) не столько извне, сколько изнутри.
Само наличие афганского фактора стимулировало потребность во внешнем гаранте безопасности. В течение длительного времени именно эту политическую нишу занимала Россия, которая в действительности не могла выполнять функции универсального силового и общественно-политического стабилизатора. Ее военное присутствие в регионе, в частности крупная группировка войск в РТ, было призвано обусловить морально-психологическое сдерживание возможных вторжений из Афганистана. Деструктивные группировки последнего были вынуждены исходить из относительной неопределенности потенциального российского ответа на их жесткие действия, например на начало широкомасштабного проникновения в Таджикистан: в какой мере РФ смогла бы осуществить силовые операции в РТ? Важность Таджикистана определялась тем, что именно он на протяжении определенного времени оставался центральной точкой региональной системы домино, но главное — ключом к окончательному разгрому Северного альянса, без чего движение «Талибан» не могло рассчитывать на решение отдаленных политических и силовых задач.
Однако существование военно-политической системы гарантий со стороны России в относительно виртуальном режиме не давало достаточной базы для выживания существующих в республиках региона режимов, особенно с учетом того, что курс нового российского руководства на закрепление позиций РФ в качестве главного военно-политического партнера стран ЦА практически не подкреплялся серьезной экономической экспансией российского капитала. В этом смысле появление новых внешних сил (прежде всего государств НАТО) — как негласных гарантов безопасности соответствующих стран — было воспринято с традиционным центральноазиатским гостеприимством. К тому же несколько раньше Россия отменила табу на интернационализацию вопросов безопасности в регионе, передав (хотя и формально) решение ряда важнейших проблем под контроль Шанхайской организации сотрудничества.
После этого РФ была бы вынуждена играть, как максимум, равную с КНР роль, скорее — выступать в амплуа ее младшего партнера, обладающего несравнимо большими и более широкими в качественном плане инструментами влияния на ситуацию в ЦА в целом, а также в отдельных республиках региона. Тем более что в отличие от Москвы, которая обозначила приоритетность западного направления своей внешней политики, для Пекина расширение своего присутствия в ЦА именно в конце 1990-х годов стало трансформироваться в значимый государственный приоритет. Таким образом, расчеты многих политиков и государственных деятелей РФ на то, что Центральную Азию можно сохранить как регион эксклюзивного российского влияния были нереальными еще до постановки вопроса о расширенном западном присутствии в ЦА в связи с антитеррористи-ческой операцией в Афганистане.
Сегодня становится очевидным, что руководители стран региона не воспринимают американское и в целом западное присутствие в своих государствах как фактор военной стабилизации. Скорее речь идет о том, что для местных элит появился новый финансовый и политический ресурс, значительно расширивший их возможности политического маневра. Судя по тому, как шло обсуждение вопроса о режиме присутствия иностранных воинских контингентов на территории стран ЦА, наши элиты не
рассчитывали, что государства 3апада возьмут на себя обеспечение безопасности (хотя бы в неявной форме), тем более — внутренней стабильности соответствующих стран. В то же время необходимо отметить, что политические элиты некоторых республик региона, в частности руководство Узбекистана и Кыргызстана, имели довольно активные контакты с западными политиками на предмет обеспечения покровительства со стороны определенных стран в строительстве новой государственности, однако эти связи не привели к какому-либо серьезному прорыву в данной сфере. Напротив, они породили для правящих элит серьезные проблемы, связанные с возникновением в странах ЦА демократических по форме и прозападных по сути политических группировок, которые ставили под сомнение правомочность существования авторитарных режимов. В настоящее время относительно более стабильные режимы этих республик (Туркменистан, Таджикистан) куда менее склонны соглашаться с возникновением альтернативных в политическом отношении группировок — тем более, пользующихся покровительством 3апада и получающих оттуда (в той или иной степени) политическую и экономическую поддержку.
Очевидно, что главными целями политической игры режимов государств ЦА вокруг иностранного военного присутствия, связанного с антитеррористической операцией в Афганистане, были получение дополнительного инструмента давления на Россию, а также формирование нового источника внебюджетных доходов. В известной мере этим инструментом удалось воспользоваться политическому руководству РТ, которое сумело «выторговать» у РФ определенные политические и экономические выгоды. Подтверждением тому служат юридически оформленные договоренности и соглашения между Москвой и Душанбе по ряду экономических и военно-политических вопросов.
В этой обстановке формируется специфический контекст: правящие в соответствующих странах элиты не заинтересованы в уходе РФ из региона, ибо ее политическое и военное присутствие дает возможность избежать обсуждения с 3ападом таких проблем, как система выборов, права человека и борьба с коррупцией. Причем в то время, когда некоторые государства находятся на грани вступления в сложный период передачи власти новому политическому поколению. Так что Россия еще много лет будет нужна лидерам стран ЦА как реальный противовес 3ападу.
Безусловно, разгром войсками антитеррористической коалиции главной части инфраструктуры движения «Талибан» и сети «Аль-Каида» в Афганистане существенно изменил военно-политическую картину в регионе. Прежде всего можно говорить о том, что афганский фактор — как превалирующее основание политического и военного планирования — прекратил свое существование. Сегодня страны Центральной Азии не рассматривают ситуацию в Афганистане как имеющую потенциал для относительно быстрой дестабилизации и переноса масштабной нестабильности за пределы данного государства. Положение воспринимается как сравнительно вялотекущий процесс, в котором военно-политическая напряженность, религиозные и межэтнические противоречия будут реализовываться в рамках традиционной для Афганистана межклановой борьбы, нейтрализующей возможность внешнего выплеска даже тех сил, которые были бы склонны к постановке самых серьезных задач. В этом смысле следует признать, что операция США и их союзников в Афганистане имела для региона существенное стабилизирующее значение, исключив вероятность возникновения крупного конфликта.
Вместе с тем необходимо отметить следующее.
■ Во-первых, потенциальные угрозы безопасности республик ЦА, прямо или косвенно связанные с Афганистаном, сегодня сводятся к возможностям наращивания поставок наркотических средств из указанной страны и проникновения не-
многочисленных отрядов различных деструктивных группировок на территорию региона. Опасность увеличения транзита наркотиков (в свете передачи таджикско-афганской границы под контроль пограничных сил Таджикистана) в глобальном плане более масштабна, о чем уже было сказано в предыдущем разделе. Что же касается упомянутых мелких деструктивных групп, то совершенно очевидно: их конечный пункт назначения — преимущественно территория Ферганской долины. Разумеется, это вызывает обеспокоенность соответствующих государств.
■ Во-вторых, смягчение воздействия внешнего афганского фактора нестабильности на ситуацию в странах ЦА вывело на передний план те из них, в которых в наиболее высокой степени проявились внутренние противоречия, где процесс строительства новых государственных систем шел с существенными изъянами или не был завершен. В этой связи абсолютно естественно, что страной, в которой уже после нейтрализации движения «Талибан» и наиболее значимой части радикальных афганских группировок обозначилась серьезная политическая нестабильность, оказался Кыргызстан. В этом государстве строительство системы власти велось крайне непоследовательно, что усугубило традиционно существовавшие противоречия между южными и северными кланами. К тому же руководство данной республики отличалось значительным маневрированием в выборе системы внешних гарантий. Стремление А. Акаева придерживаться (в максимально возможном для условий региона объеме) требований к демократическим странам, которые предъявляют США, соседствовало с попытками привлечь Россию к стабилизационным мероприятиям не только в силовой, но и в политической сфере. Например, вопрос о русском языке — как втором государственном — не имел и не мог иметь последствий для силовых отношений, однако существенно стабилизировал социальные. В конечном счете в Кыргызстане, где обостренность внутренних противоречий рассматривалась как меньшая по сравнению с Узбекистаном, события развивались в более негативном ключе, хотя пока рано говорить о том, что КР может стать центральной точкой системы домино в регионе.
■ В-третьих, появление новых источников финансирования и снижение остроты внешней силовой угрозы приводят к весьма неоднозначным результатам с точки зрения развития внутриполитической ситуации в ряде стран ЦА. С одной стороны, в государствах региона происходит поляризация между теми в элите, кто допущен к распределению внеплановых доходов, получаемых в связи с иностранным военным присутствием, и теми, кто от данного источника отстранен. Само по себе это не может нести прямой угрозы стабильности существующих режимов, однако при определенных условиях в качестве самоидентификации тех, кто оказался вне новой системы, может быть выбран региональный или религиозный фактор. С другой стороны, очевидно, что степень консолидации элиты перед лицом общего врага существенно снизилась, и это может иметь совершенно конкретные последствия в виде обострения межклановой борьбы в правящем слое «избранных». События в Кыргызстане, которые нельзя в полной мере отнести к примерам подобных конфликтов, все же демонстрируют модель возможного развития ситуации в том случае, когда значительные и влиятельные сегменты элиты будут продолжать оставаться вне прямого доступа к инструментам политической и экономической власти.
Главный вывод, который можно сделать на основе анализа современного положения, заключается в том, что нестабильность в странах ЦА не преодолена в результате
антитеррористической операции США и их союзников в Афганистане, тем более в итоге изменения конфигурации военного присутствия России в регионе. В среднесрочной перспективе при этом все же обозначились условия для возобновления политического противоборства в контексте государственного строительства, вернее — завершения процессов становления независимых государств Центральной Азии. В политических кругах республик региона возникло ощущение, что формировать политическую элиту в постпереход-ном периоде будут те силы, которые сумеют «обуздать» процессы завершения строительства государственности, а также интеграции США и ряда других стран Запада в систему отношений, складывающуюся в соответствующих государствах.
