CC BY
24DOI 10.31168/7576-0478-7.14
Татьяна Викторовна ВОЛОКИТИНА
Из истории послевоенного территориального урегулирования: болгарская составляющая «греческого вопроса». 1944-1946 гг.*
а завершающем этапе Второй мировой войны одной из центральных в отношениях между участниками антигитлеровской коалиции являлась проблема послевоенного мирного урегулирования и её важнейшая территориальная компонента: вопрос о государственных границах. На Балканах в результате неоднократных переделов территорий и изменений состава населения накопилось немало спорных вопросов, и поныне кое-где отзывающихся громким, а подчас и грозным эхом. Ведь границы — это не только географическое понятие, определяющее разграничение различных территорий, но ещё и историческая память народов о прошлых угрозах и нанесенных при территориальном размежевании обидах. В этом участвовали и великие державы, интересы которых переплетались и сталкивались в указанном регионе. Думается, правы исследователи, утверждающие, что «на Балканах нет ни одной государственной границы, которую два соседних государства могли бы считать справедливой. Скорее всего, все границы являются или компромиссом сторон, или результатом отсутствия выбора у одной из них»1. Данное обстоятельство способствует появлению феномена фантомных границ, когда в представлениях общества государственная территория видится в уже не существующих, более «справедливых» конфигурациях и вызывает ностальгию по утраченным землям и былому, действительному или мнимому, величию государства2.
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ и Национального научного фонда Болгарии, проект № 20-59-18004.
о<х><х>с>ос>о<х>о^^ 259
Это убедительно иллюстрирует и история Западной Фракии — одной из невралгических, конфликтогенных точек на Балканах, объекта взаимных территориальных претензий и споров, неоднократно заканчивавшихся военными столкновениями. В конце Второй мировой войны Западная Фракия стала существенным аспектом территориального урегулирования, важной составляющей «греческого вопроса» и болгаро-греческих отношений.
Небольшая, всего около 9 тыс. кв. км, территория Западной Фракии находится на северном побережье Эгейского моря (его болгары нередко и сегодня, как и столетия назад, называют Белым морем), в междуречье Месты (греч. Нестос) и Марицы. Построенная в 1870 г. железная дорога связала пристань Дедеагач* с турецкими Одрином (Адрианополем) и Стамбулом (Константинополем) и греческими Фессалониками (Солунь). Восточнее р. Марицы проходит граница с Европейской Турцией (Восточная Фракия), западнее р. Месты до р. Струмы (греч. Стримон) простирается территория греческой Восточной (Эгейской) Македонии, а с севера Западную Фракию ограничивают отроги Западных Родоп, по хребтам которых проходит граница с Болгарией. Западная Фракия и Восточная Македония образуют историко-географическую область Беломорье, которая традиционно являлась объектом геополитических устремлений балканских государств и важным компонентом Восточного вопроса. Для болгар владение пристанью (портом) Дедеагач, означавшее прямой выход в Белое море, являлось мечтой нескольких поколений.
В прошлом Беломорье характеризовалось значительной этнической чересполосицей: на этой территории с давних времен соседствовали турки, греки, болгары, армяне, албанцы, помаки (болгары-мусульмане), евреи, ромы (цыгане), аромуны (арумы-ны, македо-румыны), причем, если религиозную принадлежность ещё можно было хотя бы частично установить по турецким переписям населения, то статистика этнического состава территории отсутствовала.
С конца XIX в. на турецкую часть Фракии претендовали Болгария и Греция. При этом столкнулись две «Великие идеи» —
* Современное название города и порта — Александруполис.
лкис
згоевп
) ^ ДобЬ^ниш
ГоцвсЛе о
ЯП»
> ь I
710 м ИТ Р0бГ I
'Велин/рал О АсенсЛ.-и^и . Л /г а рТ^Ьх *
е а>)&ев"н Кыр/умали ^Го
1/ТЧолЯН
>
ч,
ййШЫ
(¿ес^ОсЧ^'1"" Ь 6/ )
Комотини 11//9Дгнне^Чо{
Александру поли^.^,
•о-Став^М ®-Твсос ЩЩШЩ^ &
о.Самотрон^-^ Гелибс^
„ Агиои-Орос » 2033 о.Лемнос__
чгннале рЬ
Беломорье: Западная Фракия и Восточная Македония
болгары мечтали об «идеальном отечестве», государстве двух морей — Чёрного и Эгейского, а греческая «Мегали идеа» преследовала цель создать «Великую Грецию»: реставрировать Византийскую империю со столицей в Константинополе и с Эгейским морем в качестве «внутреннего озера».
В соответствии со Сан-Стефанским проектом, часть Бело-морья с выходом в Эгейское море предполагалось закрепить за Болгарией: хотя Западная Фракия с Дедеагачем оставалась турецкой, но Болгария получала порт Кавала в греческой Восточной Македонии. Берлинский конгресс разрушил надежды болгар на реализацию «Великой идеи». Однако с того времени «Сан-Стефанская Болгария» прочно утвердилась в политическом сознании болгарина, превратившись в «священную корову» болгарского национализма3.
Первая Балканская война (октябрь 1912 г. — апрель 1913 г.), в которой объединившие свои усилия Болгария, Сербия, Черногория и Греция одержали победу над Османской империей, принесла Болгарии значительное приращение территории. По Лондонскому мирному договору от 30 мая 1912 г. в пределы Болгарии были
включены междуречье Струмы и Марицы, то есть Беломорье, почти вся Македония, значительная часть Восточной Фракии. Порты Кавала и Дедеагач стали болгарскими4. Однако Вторая Балканская (Межсоюзническая) война в июне-июле 1913 г., вызванная намерением балканских союзников провести новый дележ территорий, закончилась стремительным разгромом Болгарии. Подписанный в Бухаресте 10 августа мирный договор передал Румынии Южную Добруджу, разделил историческую Македонию между Сербией, Болгарией и Грецией, лишил Болгарию почти всей Восточной Фракии. Незначительная часть Западной Фракии с Дедеагачем всё же осталась за болгарами5.
Принятые решения лишь частично и временно сняли остроту территориальных вопросов, и геополитические расчеты балканских государств вполне объективно оценивались современниками. Секретарь российского посольства в Японии князь Л.В. Урусов записал в середине сентября 1914 г. в своем дневнике: «...Возрожденная Греция нелицемерно тянется по Эгейскому морю на Босфор воскресить угасшую Византию.», «Болгария вовсе не прочь наложить свою мужицкую лапу на Конст[антинополь], являющийся естественным завершением её территориальных притязаний», «.не будет вовсе странным, если Болгария. очутится вновь под стенами Адрианополя»6.
Во время Первой мировой войны перспективы территориальных приращений Болгарии определялись политическим выбором страны, присоединившейся в сентябре 1915 г. к Тройственному союзу. Первоначальные успехи болгарской армии на Салоник-ском фронте летом 1916 г. рассматривались в Софии как реванш: болгарская армия оккупировала всё Беломорье. Настроения эйфории усилила победоносная «Добричская эпопея» — разгром русско-румынских войск в сентябре 1916 г. и занятие болгарами Доб-руджи вплоть до устья Дуная7.
Однако поражение блока Центральных держав, завершившееся подписанием 27 ноября 1919 г. Нёйиского мирного договора, лишало Болгарию приобретенных территорий. Южная Добруджа перешла к Румынии, Западная Фракия — к Греции. Молодое, созданное в декабре 1918 г. Королевство сербов, хорватов и словенцев получило так называемые Западные окраины — населенные
преимущественно болгарами приграничные районы с городами Цариброд, Босилеград, Струмица и земли по течению правого притока Дуная — р. Тимок в районе болгарского г. Кула. Общие территориальные потери Болгарии составили более 11 тыс. кв. км.
Вместе с тем Нёйиский договор предусматривал предоставление Болгарии «свободного экономического (здесь и далее курсив мой. — Т. В.) выхода» в Эгейское море (ст. 48). Это подтвердил и подписанный союзниками в августе 1920 г. Фракийский договор с Грецией8. Болгария получала право пользоваться свободной зоной в порту Дедеагач (ст. 5) и ведущей к нему через греческую территорию железной дорогой (ст. 4). Однако София не признала такое решение, как не обеспечивавшее реального права на свободный (то есть территориальный) выход в Эгейское море. Фракийский договор не был ратифицирован и главными союзными державами. Подписанный позднее специальный протокол Лозаннской конференции 1922-1923 гг. отклонил возможность «прирезки Болгарии куска турецкой территории» для выхода
в Эгейское море и оставил Западную Фракию у Греции, а Восточную — до р. Марица — у Турции. Попытка устроителей конференции ограничиться статьями Фракийского договора о «свободной зоне» (прибрежной полосе Эгейского моря шириной 3 км и глубиной 1 км), предоставляемой в аренду на 99 лет, была отвергнута болгарами, настаивавшими на превращении Западной Фракии в автономную область под международным управлением. В Софии считали такой вариант единственной гарантией получения территориального доступа к морю. Однако сопротивление англичан (особенно жесткую позицию занял в Лозанне министр иностранных дел Великобритании Джордж Керзон) сделало своё дело: болгарская делегация во главе с премьер-министром Александром Стамболийским покинула конференцию9. Таким образом, в отношении Болгарии Версальская система под предлогом «стратегической безопасности» и «экономической целесообразности» фактически закрепила принцип наказательной аннексии, который и в будущем, после Второй мировой войны, окажется для западных союзников определяющим при решении вопроса о болгарских претензиях на Западную Фракию.
Мюнхенское соглашение 1938 г. обострило территориальные проблемы. В ноябре 1938 г. София открыто поставила вопрос о ревизии границ с Румынией и Грецией. Стараясь обезопасить свои сухопутные границы с Турцией, Югославией, Албанией и Болгарией, греки быстрыми темпами завершали начатое в 1936 г. сооружение оборонительного вала — «линии Метаксаса» протяженностью 300 км и включавшего 21 автономный форт. Наиболее укрепленный участок длиной в 200 км приходился именно на болгаро-греческую границу, а один из самых оборудованных фортов — Истибей находился всего в 250 м от неё10.
Основания для беспокойства у греческого правительства, действительно, имелись. В одной из справок 2-го Западного отдела НКИД СССР, датированной ноябрем 1938 г., подчеркивалось, что Болгария не претендовала «на все старые владения, отошедшие к Греции», но намеревалась вернуть себе порт Дедеагач и «прилегающую [к нему] узкую полосу территории»11. Удовлетворение указанных территориальных требований становилось непременным условием нормализации болгаро-греческих отношений.
В развернувшемся между Германией и Советским Союзом зимой 1940 г. «сражении» за Болгарию территориальные претензии Софии, в том числе обеспечение выхода в Эгейское море, заняли значительное место с точки зрения общей стратегии безопасности СССР12. Однако советская сторона проиграла это «сражение», и 1 марта 1941 г. Болгария примкнула к Тройственному пакту, что, естественно, изменило геостратегическую конфигурацию Балкан.
Союз с гитлеровской Германией неизбежно превращал Болгарию в соучастника фашистской агрессии. Уже в апреле 1941 г. с её территории германские войска нанесли удары по Греции и Югославии, в то время как болгарские части, обеспечивая охрану болгаро-турецкой границы, прикрывали тыл германской армии на юго-востоке. Тогда же был сформирован болгарский оккупационный корпус в Сербии численностью до 23 тыс. штыков, что позволило высвободить часть немецких войск и перебросить их на Восточный фронт. В конце ноября 1941 г. последовало присоединение Болгарии к Антикоминтерновскому пакту, а в декабре по требованию Берлина — объявление войны США и Англии. Болгария стала южным стратегическим плацдармом и надежным тылом Германии, что впоследствии сыграло важную роль при определении судьбы страны.
После завершения балканской кампании вермахта 1941 г. болгарские войска вступили в принадлежавшие Югославии и Греции Вардарскую Македонию, Западную Фракию и на Западные окраины (последние София считала болгарскими землями). На оккупированных территориях начала действовать временная болгарская администрация. Учитывая передачу Румынией в сентябре 1940 г. Южной Добруджи и последовавший за этим обмен нацменьшинствами13, территория Болгарии увеличилась наполовину, а численность населения возросла на треть. Царь Борис III, добившийся подобного результата мирным путем, приобрел в глазах нации имидж «царя-объединителя».
Исследовавшая эти сюжеты Е.Л. Валева (1952-2017) отметила, что ревизия Нёйиского мирного договора вызвала в болгарском обществе небывалую эйфорию: возрождалась «Великая Болгария», простирающаяся «от моря до моря». Современники
событий вспоминали о массовом энтузиазме населения, «состоянии опьянения» от мысли, что справедливость наконец-то восстановлена. Лишь незначительная часть общества испытывала тревогу за будущее, а кое-кто даже угрызения совести за немецкий «подарок», в целом же все — «от крайних националистов до коммунистов — были довольны результатами, которые. принес [болгарам] "новый порядок" Гитлера на Балканах»14.
Позиция Афин была в этих условиях вполне предсказуемой. Вопрос о возвращении утраченной территории лег в основу греческих территориальных требований. Диапазон их, однако, расширился на завершающем этапе Второй мировой войны, когда «греческий вопрос» стал переходить в практическую плоскость и находившееся в эмиграции национальное правительство начало размышлять об обеспечении «стратегической безопасности» страны в будущем. Хотя «Великая идея» перестала быть движущей силой внешней политики Греции ещё в начале 1920-х годов, её отголоски слышались и впоследствии и влияли на формулирование если не внешнеполитической программы в целом, то конкретных территориальных требований греков к соседним балканским странам.
Историки единодушно признают, что к исходу военного противостояния главные союзники по антигитлеровской коалиции уже оформили основные направления своей балканской политики. Великобритания следовала традиции геостратегического соперничества с Россией, зародившейся ещё во времена Екатерины Великой. Установление контроля в Восточном Средиземноморье, защита морского пути в Индию рассматривались в Лондоне как ключ к безопасности Империи. Стратегическая цель США также заключалась в недопущении «русских» в этот, по оценке американцев, «огромной важности в экономическом и стратегическом плане» регион15. (Позднее современник событий, влиятельный американский журналист-международник Уолтер Липпман объяснит интерес США к Греции и Турции, помимо «демократического ореола» этих стран, ещё и тем, что «они представляют собой стратегические ворота, ведущие в Чёрное море, к сердцу Советского Союза»16.) Не будем забывать и о том, что в то время под влиянием крупных наступательных победоносных операций
Красной армии в Европе уже формировалась западная стратегия «сдерживания коммунизма». Советская сторона, в свою очередь, готовилась к жесткому противостоянию, рассчитывая на обретение выхода России в «теплые моря». Однако наличие у руководства ведущих держав приоритетных задач и принципов действия общего характера отнюдь не исключало эволюции политических курсов и изменения подготовленных ранее «сценариев». Элемент неожиданности, действий «по ситуации» бывал весьма значительным и требует от исследователя внимательного учета.
Принципиальная позиция Москвы по территориальным вопросам начала оформляться задолго до вступления войны в заключительную фазу. 30 декабря 1941 г., комментируя визит в Москву министра иностранных дел Великобритании Антони Идена, лондонская «The Times» писала, что на встречах дипломата с И.В. Сталиным обсуждалось «множество важных и полезных тем», связанных с послевоенным временем17. И действительно, уже на первой встрече 16 декабря Сталин изложил Идену свою «схему реорганизации европейских границ после войны»18, вошедшую в общих чертах в проект Дополнительного секретного протокола, тогда же предложенный англичанам19. «Схема» свидетельствует о том, что в Москве в конце 1941 г. не просто были определены перспективы раздела послевоенной Европы, включая Балканы, на советскую и британскую сферы ответственности, но и проработаны некоторые конкретные детали. И этот факт, судя по всему, оказался для Идена неожиданностью. Министр был вынужден признать, что проблемами послевоенного миропорядка британское правительство «всерьез не занималось» и «здесь оно далеко отстало от Советского правительства»20. Эмоциональную оценку Идена подтвердил известный исследователь Второй мировой войны английский историк Дэвид Дилкс, отметивший, что уже тогда «русские точно сформулировали свою политику и. уверенно её проводили»21.
Сталинские намерения относительно корректировки послевоенных границ были в значительной степени продублированы в январе 1944 г. в записке руководителя Комиссии НКИД СССР по возмещению ущерба, нанесенного гитлеровской Германией, И.М. Майского наркому иностранных дел В.М. Молотову. Рас-
сматривая вопросы границ на Балканах — «в одном из наиболее взрывчатых углов Европы», Майский особо подчеркнул, что здесь территориальные и иные мероприятия сложны, деликатны и требуют при их проведении осторожности, учета не только региональных противоречий, но и политики других держав, в первую очередь Англии. Конкретизируя этот вывод, Майский, в частности, указал, что СССР заинтересован в Греции «гораздо меньше, чем в других балканских странах», а Англия, наоборот, «чрезвычайно заинтересована». Старая граница Греции должна быть восстановлена. Болгария возвращает Греции и Югославии все аннексированные земли, возможно, кроме Дедеагача. (Удержание Дедеагача Болгарией в случае заключения пакта о взаимопомощи между Софией и Москвой «могло бы представлять интерес для СССР».) А его потерю, полагал Майский, можно будет компенсировать переходом к Греции Додеканезских островов*, и это Греция, безусловно, заслужила своей героической борьбой против итальянцев и немцев22.
Летом 1944 г., когда на повестку дня выдвинулся вопрос о выходе Болгарии из войны, в дипломатических ведомствах союзников внимательно анализировались отношения между балканскими соседями. В поле зрения экспертов оказались и Греция с Болгарией. Так, в справке IV Европейского отдела НКИД СССР от 5 июля указывалось, что в Болгарии отношения к Греции «крайне напряжены и направлены на создание атмосферы подлинной ненависти. Настойчивые утверждения греков об актах большой жестокости по отношению к греческому населению в оккупированных районах, хотя и страдают преувеличениями, несомненно, не лишены оснований»23. О «глубоком традиционном антагонизме, существующем между болгарским, греческим и югославским народами» говорилось и в проекте условий капитуляции Болгарии, представленном американской стороной в Европейскую консультативную комиссию** 26 июля 1944 г.
* Додеканезские острова (Додеканес) — архипелаг в юго-восточной части Средиземного моря, вблизи от побережья Турции. Включает не менее 17 обитаемых островов (самый крупный — о. Родос). До 1912 г. архипелаг входил в состав Османской империи (санджак Родос), в 1912-1947 гг. принадлежал Италии.
** Европейская консультативная комиссия (ЕКК) была создана по решению Московской конференции министров иностранных дел Великобритании, Советского
Болгарская репутация «запятнана незаконным захватом» югославской (Вардарской) Македонии, греческой Восточной Македонии и Западной Фракии, и притязания Болгарии на эти земли «неосновательны», подчеркивалось в документе24.
Позиция болгарского правительства была изложена на чрезвычайной сессии Народного собрания, открывшейся 17 августа 1944 г. и ставшей, по оценке американских дипломатов, поворотным пунктом во внешней политике страны. Премьер-министр Иван Багрянов заявил, что правительство будет стремиться к заключению мира с Великобританией и Соединенными Штатами, поскольку болгарский народ никогда не желал вмешиваться в конфликты между великими державами. Итог развернувшихся в парламенте дебатов подвел министр иностранных дел Пырван Драганов. Признав объявление Софией войны Великобритании и США в декабре 1941 г. «ошибкой», а оккупацию болгарами сербских земель «неприятной полицейской обязанностью», Драганов подчеркнул, что на сербские земли болгары не претендуют, но надеются на удержание за собой Беломорья (Западной Фракии и Восточной Македонии). Комментируя результаты парламентской сессии, американский генеральный консул в Стамбуле Бартон Берри указал на традиционные расчеты болгар получить выход в Эгейское море и расценил речь Драганова как «прощальный жест [болгар] в отношении стран Оси и предложение о мире с со-юзниками»25.
Понятно, однако, что не только реализация внешнеполитической программы болгарского правительства, но и сама судьба страны, являвшейся сателлитом Германии, напрямую зависели от развития военно-политической ситуации в Европе и геополитических планов союзников по антигитлеровской коалиции. Документы свидетельствуют о большой тревоге британского руководства в связи с «гигантским наступлением русских». Позднее это нашло отражение в мемуарах Черчилля26, а 4 сентября 1944 г. в присутствии личного врача лорда Чарльза Макморана британский премьер не смог сдержать своих эмоций. В своем
Союза и США (19-30 октября 1943 г.) для выработки совместных решений стран-союзников, членов антигитлеровской коалиции. ЕКК приступила к работе в Лондоне в декабре 1943 г.
дневнике Макморан так передал сказанное его высокопоставленным пациентом: «Боже милосердный! Неужели Ты не видишь, что русские разливаются по Европе, как море. Они захватили Польшу, и ничто их не сдерживает от вступления в Турцию и Грецию»27. Близкое к отчаянию состояние Черчилля объяснимо: напомню, что уже произошел 25 августа государственный переворот в Румынии, а к границам Болгарии подходили соединения 3-го Украинского фронта, и всего несколько дней оставалось до событий 9 сентября.
Немецкое командование, понимая, что «потеря» Болгарии отрежет находившиеся в Греции части вермахта, решило, не теряя времени, начать их отвод из страны. Реальная в тех условиях, но крайне нежелательная перспектива захвата власти коммунистическими силами ЭАМ/ЭЛАС*, заставила Лондон приступить к решительным действиям. 12 октября 1944 г. началась операция «Манна»: снятые с действующего итальянского фронта британские части численностью в восемь тысяч военнослужащих десантировались в Греции под предлогом содействия в оказании грекам гуманитарной помощи28. В день начала операции «Манна» немецкие части ушли из Афин, и центр столицы начали занимать находившиеся в городе легковооруженные отряды 1-го корпуса ЭЛАС. Исследователи указывают, что немцы, отходя, вели арьергардные бои с греческими партизанами, а англичане никаких военных действий фактически не предпринимали и эвакуации немцев не препятствовали29. Главная цель британских войск под командованием генерал-лейтенанта Рональда Скоби заключалась в противодействии силам ЭЛАС.
Большая политика во многом определяла происходившие изменения на оперативных картах, отражая ранее достигнутые секретные политические договоренности между союзниками. 9 октября 1944 г., за несколько дней до операции «Манна», в Москве началась встреча Черчилля со Сталиным, на которой по инициа-
* ЭАМ — Национально-освободительный фронт Греции. Создан 27 сентября 1941 г. по инициативе Коммунистической партии Греции. В состав учредителей входили также Социалистическая и Аграрная партии и Союз за народную демократию. Основные цели: полное освобождение страны от немецких оккупантов, создание временного правительства из членов ЭАМ, решение вопроса о форме правления. ЭЛАС — Народно-освободительная армия, созданная в декабре 1941 г. Объединяла левоориентированные партизанские отряды.
тиве британского лидера было достигнуто неформальное «процентное соглашение», обозначившее особые интересы сторон на Балканах. Сталин согласился с желанием Лондона иметь «первое слово» в Греции и стать, таким образом, «руководящей средиземноморской силой». Великобритания получала в Греции 90% своего влияния, признав за СССР такую же долю в Румынии. После трудных переговоров министра иностранных дел Идена и наркома Молотова было закреплено доминирование Советского Союза в Болгарии в соотношении 80:20. В Венгрии и Югославии оно было равным (50:50). Примечательно, что советский интерес к Болгарии и Румынии Молотов объяснил стремлением быть руководящей силой в бассейне Чёрного моря (англичане называли его «озером») и особо подчеркнул, что России «нечего делать в Средиземноморье» и она готова «остаться на своём "озере"»30. При этом советская сторона склонялась к идее «интернационализации» режима пользования Черноморскими проливами. Поздней осенью 1944 г. при работе над документом «О перспективах и возможной базе советско-британского сотрудничества», датированным 15 ноября, заместитель наркома иностранных дел, руководитель Комиссии НКИД СССР по вопросам мирных договоров и послевоенного устройства М.М. Литвинов четко определил сущность «интернационализации» как «передачу контроля над Проливами исключительно черноморским державам», что ещё раз объясняло особое внимание Москвы к Румынии и Болгарии. На Балканах к «максимальной сфере интересов Советского Союза» Литвинов отнес Турцию и «славянские страны. полуострова» (Югославию и Болгарию. — Т. В.)31. Отсутствие в этом раскладе Греции свидетельствовало, что советское руководство признало Грецию «чужой» территорией, и это обстоятельство, в конечном счете, станет и впредь определяющим тактику советской дипломатии в «греческом вопросе», в частности при рассмотрении территориальных претензий Афин. Москва будет стремиться всячески ослаблять позиции Греции как союзницы Великобритании и извлекать максимальную выгоду для стран своей сферы влияния — Болгарии и Югославии. При этом вопрос о том, на чьей стороне находились те или иные страны в годы войны, отступит на задний план.
«Процентное соглашение» отразило попытку достичь геополитического компромисса, и его условия, в общем и целом, стороны выполняли. На конференции Лейбористской партии (11-15 декабря 1944 г.) профсоюзный деятель и будущий министр иностранных дел Эрнест Бевин отметил, что политика Великобритании в отношении Греции «развивается в полном согласии с Советской Россией»32. Как отмечал позднее Черчилль, «Сталин никогда не нарушал данного мне слова»33. Москва, что называется, закрыла глаза на расширение британского воинского контингента в Греции (к декабрю 1944 г. его численность возросла до 50 тыс. чел.) и прямое участие британских военных в широкомасштабных действиях против ЭЛАС в период так называемой декемврианы (3 декабря 1944 г. — 11 января 1945 г.). Черчилль вспоминал: «Во время шести недель боев против ЭЛАС ни "Известия", ни "Правда" не упомянули эти события. Но в двух причерноморских балканских странах он [Сталин. — Т. В. ] следовал противоположной политике. Но если бы я прижал его, он мог бы сказать: "Я не мешаю тому, что вы делаете в Греции. Следовательно, по какой причине вы не даете мне действовать свободно в Румынии?"»34. Сам Сталин подтвердил позицию невмешательства в беседе с Георгием Димитровым 19 января 1945 г., отметив беспочвенность надежд «людей ЭЛАС» на то, что «Красная Армия спустится до Эгейского моря»: «Мы этого не можем делать. Мы не можем посылать в Грецию свои войска...»35.
Но это будет сказано позже, а пока находящийся в Москве Черчилль узнаёт о том, что 12 октября освобождены Афины. Находившееся в эмиграции правительство национального единства во главе с Георгиосом Папандреу (старшим) возвращается 18 октября на родину. Вскоре правительство разоружит и распустит ЭЛАС.
К тому времени территориальный аспект «греческого вопроса» уже имел определенную историю. Впервые греческая сторона сформулировала свои территориальные претензии летом 1942 г. в специальном меморандуме, который глава правительства в эмиграции Эммануил Цудерос вручил Государственному секретарю США Кордэллу Хэллу. Указав на четырехкратную неспровоцированную агрессию против Греции в 1913, 1916, 1940
и 1941 гг., греки, ссылаясь на необходимость обеспечения безопасности страны, выдвинули требования передачи им южной части Албании — Северного Эпира и обеспечения выхода в Адриатику, «исправления» границы с Болгарией (переноса её в северном направлении к Родопскому горному массиву), передачи Греции Додеканезских островов в Восточном Средиземноморье и острова Крит36.
Зимой 1944 г. территориальные претензии греков были зафиксированы на опубликованной в Афинах карте «Великой Греции», согласно которой её территория включала всю Македонию, Албанию, Южную Болгарию и даже Добруджу. Греки считали, что настало время реализации этого плана, который на протяжении XIX века всегда поддерживала Великобритания. Понятно, что и на данном этапе Афины рассчитывали на благосклонность Лондона. Основания для этого имелись. Британская сторона была весьма жестко настроена в отношении Болгарии из-за её «очень плохого поведения» в двух мировых войнах, в частности, из-за жестокостей, творимых в Югославии и Греции, и не желала, по словам Черчилля, чтобы «болгары сидели с союзниками за одним столом»37. Публикация вызвала значительный резонанс среди «соседей» и широко обсуждалась на страницах югославской «Борбы» и болгарского «Работническо дело».
В мае 1945 г. началась подготовка Парижской мирной конференции, на которой предстояло выработать мирные договоры с сателлитами Германии. Больше года до ее открытия кипели страсти по поводу установления болгаро-греческой границы. Болгария стремилась обеспечить поддержку своих претензий на часть Западной Фракии, что давало ей реальный выход в Эгейское море. Официальная София не уставала напоминать, что владела Западной Фракией в 1912-1919 гг., что эта территория была обещана Болгарии по Нёйискому мирному договору. Советская сторона высказалась, однако, за небольшие изменения. В Основных положениях советского проекта мирного договора с Болгарией (август 1945 г.) и Объяснительной записке к ним (1 сентября 1945 г.) предлагалось оставить за Болгарией полосу побережья шириной 30-50 км, включая железную дорогу от Свиленграда до порта Де-деагач. Авторы этих документов (среди них был и руководитель
упомянутой выше Комиссии НКИД СССР по вопросам подготовки мирных договоров и послевоенного устройства М.М. Литвинов) привели развернутые исторические, этнические и экономические обоснования своей позиции, хотя прекрасно понимали, что перевесить все доводы мог один-единственный аргумент: недопустимость территориального приращения страны — участницы «Оси» за счет страны, входившей в антигитлеровскую коалицию. В качестве противовеса ожидавшимся возражениям со стороны Великобритании и, понятно, Греции Литвинов выдвигал тезис о возможности будущих трений на Балканах из-за Западной Фракии, а также предложение о компенсации грекам — передаче Додеканезских островов и части болгарской Македонии38.
Греция, обосновывая свои территориальные требования, исходила из «славяно-коммунистической угрозы с севера» (имелись в виду соседние Болгария, Албания и Югославия). При этом греки Северного Эпира (Южной Албании) объявлялись угнетенным меньшинством, а греки Фракии и Беломорья — жертвами «славянской угрозы»39. Греческие официальные лица и пресса проявляли неприкрытую враждебность к соседям. В болгарском министерстве иностранных дел и вероисповеданий в начале июня 1945 г. был подготовлен пространный документ о шовинистических проявлениях в Греции с обильным цитированием газет разных политических направлений. Важно, что информацию из греческих изданий в ряде случаев подтверждали такие официальные лондонские издания, как журнал «Economist» и газета «Manchester Guardian Wilkie», опубликовавшие, в частности, речи регента Греции афинского архиепископа Дамаскина во время его поездки по Северной Греции. Клеймя презрением «так называемых болгар», Дамаскин резко выступил против их «нахального требования» считать себя «совоюющим народом», напомнил о политике болгаризации оккупированных греческих территорий. Западные обозреватели признавали, что эмоциональные речи Дамаскина вызвали сильный патриотический подъем среди греческого населения и взрыв антиболгарских настроений. Сообщалось, в частности, о многочисленных митингах, на которых участники скандировали лозунги: «К оружию!», «На Софию!», «В Пловдив!», «Требуем Великую Грецию!», «Требуем
границу за Струмой!», «Оккупация Болгарии на 55 лет!» и пр.40. Обстановку накаляли и призывы греческих газет избавиться от болгар в Эгейской Македонии (их насчитывалось там от 60 до 70 тыс. чел.). Сравнивая болгарское население с «занозой, которая в скором времени загноится», и «раковой опухолью в легких Греции», периодические издания, ссылаясь на принудительное выселение немцев в соответствии с решениями «большой тройки», подчеркивали, что «точно так же следует поступить и со сла-вянами»41. В этом антиболгарском хоре не потерялся голос и известного турецкого журналиста Джахида Ялчина. Он напоминал о «зверствах» болгарской армии в Греции и Югославии, пугал соотечественников «славянской агрессией» и требовал гарантий безопасности турецкой и греческой границ от возможного вторжения «славян»42.
Реакцию болгар на эти появившиеся в прессе материалы нетрудно было предугадать.
В напряженной обстановке великие державы на II сессии СМИД* в Париже весной-летом 1946 г. достигли более-менее согласованной позиции по болгаро-греческой границе: Великобритания выступала за довоенный её вариант, СССР и США не возражали, но оговаривали его предварительный, «условно принятый» характер43 (позиции обеих сторон предлагалось заслушать непосредственно на предстоящей мирной конференции). Это намечало перспективу будущих дискуссий. Судя по некоторым документам, их исход оценивался и в Москве, и в Софии достаточно пессимистично. 9 мая 1946 г., беседуя в Париже с болгарским посланником Иваном Мариновым, заместитель министра иностранных дел СССР В.Г. Деканозов заметил, что на мирной конференции советская делегация поддержит справедливое болгарское требование выхода к Эгейскому морю, «хотя, конечно, обстановка неблагоприятна для того, чтобы можно было рассчитывать на положительное решение этого вопроса на самой конференции»44.
* СМИД — Совет министров иностранных дел СССР, США, Китая, Великобритании и Франции — создан в 1945 г. по решению Потсдамской конференции (июль-август 1945 г.) для подготовки мирных договоров с участниками бывшего фашистского блока и рассмотрения других дел по согласованию с правительствами стран, входивших в Совет.
Этот прогноз подтвердил Сталин 5 июня 1946 г. на встрече в Москве с болгарскими коммунистами Г. Димитровым, В. Коларовым и Тр. Костовым, прибывшими на советско-болгаро-югославские переговоры относительно мирного договора и создания Балканской федерации. СССР, подчеркнул Сталин, как и американцы, не участвовал в установлении болгаро-греческой границы после Первой мировой войны и «не признаёт её как справедливую». Советский лидер посоветовал болгарам: «Требуйте территориального выхода в Белое море, а если не получится, тогда требуйте экономического. У вас есть право требовать территориальный выход, но сейчас трудно рассчитывать на его получение. Подобные требования можно реализовать только силой. Во всяком случае, вы должны подготовиться на будущее»45. Министр иностранных дел Болгарии Георги Кулишев в беседе с советским посланником в Софии С.П. Кирсановым 7 июня подчеркнул, что территориальное требование болгар облегчило борьбу против греческих притязаний и продемонстрировало болгарской политической оппозиции готовность власти защищать национальные интересы страны, но не более того: «Я не надеюсь, что в настоящих условиях нам удастся получить выход к Эгейскому морю»46.
29 июля 1946 г. в Париже в Люксембургском дворце открылась мирная конференция. На пленарном заседании 3 августа премьер-министр и министр иностранных дел Греции Констан-тинос Цалдарис очертил крупные вопросы, которые предстояло всесторонне рассмотреть на будущих заседаниях: о репарациях за причиненный Греции ущерб, о присоединении к Греции Северного Эпира и об обеспечении безопасности своей страны путем «исправления» границы с Болгарией. Член советской делегации посол СССР в Вашингтоне Н.В. Новиков отмечал, что, «исправляя» границу, греки рассчитывали аннексировать болгарскую Северную Фракию, претендовали на 10% болгарской территории с населением в 300 тыс. чел.47. Главный аргумент греческого делегата состоял в невозможности организовать эффективную оборону на узком длинном участке (фактически представлявшем собой полосу) Восточной Македонии и Западной Фракии из-за отсутствия глубокого тыла. Цалдарис взял на себя смелость утверждать, что исход военных действий на северных рубежах Греции в апреле 1941 г. мог
быть иным, если бы греческие войска находились не на северных склонах Родоп, держа оборону, а севернее, в районе Кресненско-го ущелья на юго-востоке Болгарии (в период Второй Балканской войны греки одержали там победу над болгарской армией)48.
На заседании 3 августа при рассмотрении процедурных вопросов обсуждалось предложение пригласить на конференцию «пять побежденных стран» — Италию, Болгарию, Румынию, Венгрию и Финляндию. С того момента применительно к ним вводилось новое определение — «бывшие вражеские страны». Официальное решение о приглашении было принято на пленарном заседании Комиссии по процедурным вопросам 8 августа. Тогда же по предложению американского делегата был уточнен порядок их заслушивания в соответствии с «перечнем», озвученным на Потсдамской конференции, — Болгария поменялась местами с Румынией и должна была предстать на заседании третьей по счету после Италии и Румынии.
9 августа 1946 г. приглашение было отправлено в Софию, и 11 августа болгарская делегация прибыла в Париж. Через два дня, 14 августа, началось слушание по болгарскому вопросу. Предполагалось, что с речью на пленарном заседании выступит премьер-министр Кимон Георгиев, но из-за недомогания главы кабинета его заменил Георги Кулишев49. Болгарский делегат подробно остановился на участии страны в войне на стороне Объединенных Наций, возражая против определения Болгарии как бывшего сателлита и призывая считать её «совоюющей» страной. Касаясь территориального вопроса (возвращения Западной Фракии), Кулишев привел целый комплекс доводов.
В качестве этнического довода он сослался на результаты первой официальной переписи населения этой территории, проведенной в марте 1920 г. под контролем Межсоюзнической комиссии. По её поручению руководил этой акцией управляющий Западной Фракией и делегат Главнокомандующего союзнических войск французский генерал Шарль Шарпи. Кулишев заявил, что, согласно переписи, «господствующим элементом» в Западной Фракии были болгары, тогда как греки занимали лишь третье место, уступив ещё и туркам. Такой расклад ещё не единожды прозвучит на конференции.
Болгарский делегат, однако, был прав лишь отчасти. Из литературы становится ясно, что основанием для вывода о численном преобладании болгар было сообщение ежедневной софийской газеты «L'Écho de Bulgarie» от 4 мая 1920 г.50. Однако официальный доклад генерала Шарпи от 6 июня 1920 г. скорректировал приведенные в печати сведения: хотя греки, действительно, оказались в перечне этносов третьими, — из общего населения Западной Фракии, насчитывавшего 204700 чел., на их долю пришлось 56114 «христиан» (нетрудно подсчитать, что это составляло 27,4%); «господствующим элементом» (этносом) оказались турки — 74720 мусульман (36,5%). Болгары стали вторыми: их насчитывалось 65927 чел., в том числе 54079 христиан и 11848 мусульман (всего 32,2%)51. Другое дело, что распределялось население крайне неравномерно: в четырех из шести околий Западной Фракии большинство составляли болгары52. Ссылка Кулишева на перепись 1920 г. сама по себе показательна, хотя, безусловно, болгарской делегации была известна более поздняя греческая демографическая статистика, отражавшая рост этнической гомогенизации Западной Фракии в результате масштабного и неравноценного обмена населением Турции и Греции.
Предложение об обмене населением по религиозному признаку выдвинула греческая сторона ещё на Парижской мирной конференции 1919 г., а в ходе Лозаннской конференции Греция и Турция 30 января 1923 г. заключили по этому вопросу конвенцию, реализацию которой предстояло начать с 1 мая. Но в Лозанне де-юре было закреплено уже сложившееся реальное положение дел вследствие массовых перемещений населения в ходе греко-турецкой войны 1919-1922 гг. Современные исследователи указывают, что всего около полутора миллиона христиан переселились в Грецию, а полмиллиона мусульман, в основном из Северной Греции (Македонии), — в Турцию. Что касается Западной Фракии, то, согласно предоставленным греческой делегацией данным, в 1923 г. там преобладал греческий этнос (63,6% населения), на долю турок приходилось 30,4%, и лишь 5,4% составляли болгары53. Но в Париже эти цифры не прозвучали. Этнический фактор в речи Кулишева был призван подчеркнуть несправедливость некогда принятого в Лозанне решения о передаче Западной
Фракии Греции. В новых условиях он не мог стать определяющим при решении вопроса в пользу Болгарии.
Историческая аргументация болгарской делегации сводилась к тому, что Греция не только отняла после Версаля у болгар часть Беломорья, но и наращивала агрессивные действия против Болгарии. Кулишев напомнил о событиях октября 1925 г., когда очередной инцидент на болгаро-греческой границе едва не перерос в военный конфликт между двумя странами. 22 октября 1925 г. греческие войска под командованием диктатора генерала Теодо-роса Пангалоса вторглись на болгарскую территорию, действуя против чет ВМРО*. Наступая по фронту шириной 32 км и глубиной 10 км, греческие войска захватили, а затем сожгли 10 болгарских сел, а г. Петрич был, по некоторым сведениям, подвергнут бомбардировке с самолета. Болгарское правительство срочно известило Совет Лиги Наций о нарушении суверенитета своей страны. Собравшись на чрезвычайное заседание, Лига Наций потребовала немедленного вывода греческих войск и возмещения в течение двух месяцев ущерба болгарам в размере 25 млн золотых франков (30 млн левов). Благодаря вмешательству международного органа, отношения между Грецией и Болгарией удалось урегулировать54.
Обосновывая претензию Болгарии на Западную Фракию и обеспечение выхода в Эгейское море с экономических позиций, Кулишев назвал побережье между реками Марица и Места «неделимой частью важной географической и экономической области, которая не только включает всю Южную Болгарию, но простирается и далее на север» и которая «не могла бы жить и развиваться без своего болгарского хинтерланда так же, как и хинтерланд не в состоянии удовлетворять свои хозяйственные потребности без доступа к морю»55. Заметим, что если после Нёйиского договора 1919 г. болгарские политики образно сравнивали Беломорье с «легкими», нужными Болгарии, чтобы нормально «дышать», то современная болгарская историография уже ставит диагноз: определяет экономическое значение территории и её отсутствие
* ВМРО — нелегальная Внутренняя македонская революционная организация, была образована в 1919 г. из македонских и фракийских болгар с целью создания независимой Македонии.
в составе Болгарии как «лёгочную недостаточность» (insufficientia pulmonum)56.
В ответной речи Цалдарис обосновал греческую позицию, подчеркнув миролюбие Греции, отказ от «Великой идеи», принадлежность к Объединенным Нациям и, как и ожидалось, резко критикуя действия страны-сателлита, предъявляющей территориальные требования жертве агрессии57.
В дальнейшем рассмотрение спорных вопросов было перенесено в специальные комиссии конференции, созданные в первой декаде августа 1946 г. Болгарскими вопросами занимались три комиссии — Военная, Экономическая и Комиссия по политическим и территориальным вопросам по Болгарии. Последняя начала свою работу 17 августа. В неё вошли представители 13 стран, в том числе Белоруссии, Украины, Чехословакии, Югославии, СССР. По предложению англичан возглавил Комиссию министр иностранных дел БССР К.В. Киселёв. Генеральным секретарем делегации СССР и главным от всех «советских» делегаций на конференции был Н.В. Новиков, которого накануне отъезда в Париж лично проинструктировал В.М. Молотов.
Советская сторона подготовила два варианта предложений по Западной Фракии. Они предполагали либо возвращение этой территории Болгарии, либо её «интернационализацию», то есть введение международного управления. Иными словами, допускалась возможность реанимировать старый, времен Лозанны, проект превращения Западной Фракии в автономную область под международным контролем.
В МИД СССР считали, что вариант «интернационализации» этой территории вполне жизнеспособен и имеет больше шансов на успех, нежели передача её Болгарии. Эксперты прогнозировали, в частности, что Соединённые Штаты Америки проявят интерес к своему представительству в структурах управления, что «интернационализация» будет не столь обидной для греков, а для советской стороны она «также более выгодна, чем оставление этой территории в руках Греции»58.
Проект «интернационализации» планировалось обсудить с американскими представителями, причем наделенный соответствующими полномочиями Новиков должен был предложить
американцам инициировать этот вопрос в Комиссии. В случае их отказа следовало задействовать запасной вариант: предложение об особом статусе Западной Фракии (международном управлении) предстояло внести белорусскому делегату. Далее, после выступлений греческого и болгарского делегатов, согласно советскому сценарию, слово должен был взять представитель СССР с подтверждением прежней позиции о возвращении Западной Фракии болгарам, но и с принципиальным уточнением: учитывая сложившуюся обстановку, Советский Союз готов поддержать также предложение об «интернационализации»59. Примечательно, что, как отметил в своем рабочем дневнике посланник СССР в Софии С.П. Кирсанов, болгарские делегаты были готовы согласиться на любой вариант «интернационализации» Западной Фракии и, более того, «уже втянулись в пропаганду этой идеи среди иностранцев». Однако наиболее желательным для Москвы вариантом было всё же возвращение спорной территории болгарам. В связи с этим Кирсанов в беседе с членами болгарской делегации К. Георгиевым, В. Коларовым и Г. Кулишевым 24 августа 1946 г. посоветовал «крепко держаться за своё требование о возращении Западной Фракии. Тогда скорее может родиться какой-либо проект интернационализации»60. Совет возымел действие: на заседании Комиссии по Болгарии 2 сентября 1946 г. Коларов предложил внести поправку в статью 1 проекта мирного договора, устанавливавшую границу Болгарии в соответствии с Бухарестским миром 1913 г., то есть, включая часть Западной Фракии. Болгарский представитель подробно обосновал требование возврата этой территории, особо подчеркнув необходимость разрешить, наконец, «открытый вопрос» о выходе Болгарии в Эгейское море и устранить допущенную некогда «вопиющую несправедливость»61. Болгарская позиция была остро раскритикована греческим делегатом Панайотисом Пипинелисом. Греков поддержали делегации Великобритании, Южно-Африканского союза, Австралии, Новой Зеландии, а болгар — советская, югославская, чехословацкая, белорусская и украинская делегации. Вопрос явно заходил в тупик.
В этих условиях главный акцент в дискуссии был перенесен с проблемы Западной Фракии на греческий проект «стратеги-
ческого исправления» болгаро-греческой границы. Обсуждение вопроса сразу приняло острый характер.
Югославский делегат Димитр Влахов напомнил, что 18 марта 1946 г. в афинской газете «Аv8£,apт'пaía» («Независимость») появилась статья премьер-министра Цалдариса под характерным названием «Сигнал к борьбе». Рассматривая вопрос о греческих довоенных границах, Цалдарис охарактеризовал их с точки зрения безопасности. По его мнению, на четырех участках греко-югославской границы безопасность оценивалась как «весьма сомнительная», «проблематичная», «почти никакая» или полностью отсутствующая. Что касается междуречья Месты и Мари-цы, то есть Западной Фракии, то там, как утверждал Цалдарис, «безопасность [границы] вообще не обеспечена»62.
Болгарскую позицию обосновал Коларов. В упомянутом выше выступлении 2 сентября 1946 г. он подчеркнул безосновательность греческих требований, отсутствие действительно «стратегических» причин для «исправления границы». Заявив об экспансионистских устремлениях Афин, Коларов указал на желание «увеличить греческую территорию за счет нового куска болгарской земли, на котором нет никакого греческого населения, но где выращивают лучшие сорта табака — главной статьи болгарского экспорта», и тем самым «экономически задушить Болгарию»63.
6 сентября 1946 г. от имени советской делегации Н.В. Новиков изложил декларацию по вопросу о болгаро-греческой границе. Он подчеркнул, что греческие требования означают «существенную передвижку границы Греции на север». Новой границе, по замыслу греков, предстояло пройти в 95 километрах от столицы Софии и всего в 35 километрах от Пловдива — второго по величине города Болгарии. «.. ."Стратегические соображения" греческой делегации, — констатировал дипломат, — сводятся, по существу, к тому, чтобы сделать основные экономические и политические центры Болгарии стратегически уязвимыми. . Советская делегация, исходя из вышесказанного, будет возражать против принятия предложений греческой делегации»64. Новиков вернулся и к вопросу о Западной Фракии, поддержав болгарскую поправку к статье 1 проекта мирного договора, выработанного на сессиях СМИД. Согласно поправке, границы Болгарии пред-
лагалось установить по состоянию на 1 января 1941 г., за единственным исключением: болгаро-греческая граница должна соответствовать Бухарестскому договору от 10 августа 1913 г., по которому Западная Фракия отходила к Болгарии.
Уже становилась традицией поддержка болгарской позиции «пятеркой» — советской, украинской, белорусской, чехословацкой и югославской делегациями. В пользу греков высказались представители Великобритании, Австралии, Новой Зеландии, Южно-Африканского союза. Делегаты США и Франции заняли своего рода промежуточную позицию: отказавшись от безоговорочной поддержки Греции, считали необходимым гарантировать ей безопасность. Посол США в Париже Джефферсон Кэффери предложил изучить компромиссный вариант демилитаризации границы с болгарской стороны, посоветовавшись с военными экспертами делегаций65. Впоследствии этот совет был воспринят. Таким образом, советский блок выступал за передачу Западной Фракии Болгарии и против «стратегического исправления» границы. О проекте «интернационализации» региона уже и не вспоминали. Другие делегации единодушно выразили противоположное мнение относительно Западной Фракии, но по вопросу
0 новой границе только Южно-Африканский союз поддержал Грецию. Остальные делегации или проголосовали «против», или воздержались.
Процесс обсуждения в Комиссии по Болгарии осложнился неожиданно возникшим «инцидентом». 13 сентября Пипинелис предложил запросить «компетентное мнение знающих людей», а именно Военную комиссию конференции, о необходимости «стратегической поправки» болгаро-греческой границы в пользу Греции. Расчет греков на поддержку Военной комиссии был очевиден, поскольку в ней были представлены все участники парижской встречи. Однако руководитель Комиссии по Болгарии К.В. Киселёв отказался поставить предложение Пипинелиса на голосование под тем предлогом, что греки якобы нарушили установленный регламент конференции и предоставили свои поправки по статье
1 проекта мирного договора в письменном виде лишь 7 сентября при установленном сроке — 20 августа. Более того, Киселёв дал понять, что предложение греческой стороны не было проработано,
содержало лишь названия нескольких горных массивов — Пирин, Родопы, гора Доспат Даг, хребет Карлык балкан и горная цепь Беш тепе с долиной по течению р. Арда, в районе которых границу предлагалось «исправить». Понятно, что речь шла о весьма приблизительной пограничной линии, в соответствии, как высказался греческий делегат, с рельефом местности. Справедливо возражал против такого подхода югославский делегат Моше Пияде66.
Бурная дискуссия, затронувшая и юридические вопросы, связанные с регламентом конференции, закончилась тем, что, указав на невозможность прийти к общему мнению и позднее время, Киселёв закрыл заседание и вместе с другими делегатами славянских стран покинул зал. Оставшиеся задержались ненадолго, записав в протоколе заседания, что «председатель [Комиссии] действовал в нарушение решений конференции»67.
Скандал на заседании, кстати, единственный на конференции, получил широкое освещение в печати. Французские газеты, поместившие на следующий день фотографии Киселёва, пестрели заголовками: «Раскол между Востоком и Западом углубляется», «Пять членов уходят с заседания комиссии на мирной конференции», «Славянский блок прекращает разговоры о Греции», «Инцидент относительно греко-болгарской границы» и пр. Американская «New York Herald Tribune» 15 сентября 1946 г. писала: «Впервые на конференции заседание закончилось таким замешательством и раздражением. Это означает прямой раскол между Востоком и Западом... Поводом к разногласиям является решение вопроса: удовлетворить ли претензии Греции за счет территории Болгарии.»68.
Чтобы разрядить обстановку, Киселёв был вынужден проконсультироваться с генеральным секретарем конференции Жаком Фук-Дюпарком. Явившись в Комиссию 16 сентября, Дюпарк разъяснил, что 20-м августа ограничивался срок подачи таких поправок к законопроекту, которые предполагали введение новых статей в мирные договоры. Что касается предложения греческой делегации от 7 сентября, то Комиссия вправе рассмотреть его и принять решение.
Начался новый раунд изнурительной дискуссии. Некоторые делегаты выступали по несколько раз. В результате греческая
«стратегическая» поправка не прошла, но вопрос был передан на рассмотрение в Военную комиссию.
В исследованиях Н.Д. Смирновой (1928-2001) и белорусского историка А.П. Салькова указывается, что стороны вполне сознательно, из тактических соображений, затягивали обсуждение, выискивая дополнительные аргументы69. Более того, попытка К.В. Киселёва и Н.В. Новикова ускорить темп работы была сразу же пресечена жестким указанием Молотова исправить допущенную «ошибку». «Долгоговорение», по мнению Н.Д. Смирновой, являлось элементом советской тактики70, предполагавшей максимальное ослабление Греции. В Москве исходили из убеждения, что греческие власти были готовы предоставить свое побережье для базирования американского военно-морского флота в Средиземноморье*, а это означало новую угрозу для безопасности южных районов Советского Союза71.
Военная комиссия конференции рассмотрела греческое требование об установлении «стратегической» границы 28 сентября. Характерно, что греческая сторона представила на выбор три варианта, но в результате остановилась на минимальном «исправлении» — переносе границы на 15-20 км севернее, в глубь болгарской территории, в зависимости от рельефа местности; Болгария при этом лишалась территории в 2 тыс. кв. км с населением 40 тыс. чел.72. По ходу обсуждения, однако, грекам не удалось убедить военных экспертов в необходимости «стратегической» поправки границы. А ироничная реплика советского представителя генерала Н.В. Славина: «Разумеется, греческая безопасность будет усилена, если вся Болгария будет включена в границы Греции», вызвала смех собравшихся, от которого не удержались и сами греки73.
Итог дискуссии подвел американский делегат бригадный генерал Джесмонд Балмер, предложивший дать следующий ответ Комиссии по Болгарии: «Военная комиссия считает, что любая
* Прогноз вскоре подтвердился: в 1951 г. греки создали военно-морскую базу в бухте Суда на северо-западном побережье о. Крит. База, на рейде которой могли одновременно находиться до 30 военных кораблей, а также имелись ремонтная база и полигон для подводных лодок, использовалась военно-морскими силами Греции и ВМФ США (Полонский И. Зачем Греции американские военные базы — topwar.ru/148467-zachem-grecii-amerikanckie-voennye-bazy.html (дата обращения: 12.01.2022).
поправка границы может увеличить или уменьшить возможности обороны конкретной страны, но что подобное решение всегда имеет политические, экономические и этнические мотивы, по которым Военная комиссия не может давать заключения»74.
Большинством голосов предложение Балмера было принято, и 30 сентября 1946 г. соответствующие документы вернулись в Комиссию по Болгарии. Вместе с тем Военная комиссия пошла навстречу греческой стороне, запретив болгарам строительство военных укреплений севернее болгаро-греческой границы. Это ограничение имело исключительный характер и не налагалось на другие бывшие вражеские страны. Кроме того, в дополнение к уже имевшемуся решению по военно-морскому флоту (запрет иметь подводные лодки, крейсеры, линкоры, штурмовые суда) было отменено право Болгарии иметь и производить торпедные катера. Советская делегация протестовала против этого ужесточения, но безрезультатно.
Ответ Военной комиссии относительно «исправления» болгаро-греческой границы был рассмотрен на заседании Комиссии по Болгарии 1 октября 1946 г. Греческие требования были отклонены большинством голосов. Представитель Великобритании воздержался, а советский и американский проголосовали «против». Таким образом, Комиссия приняла предложение, которое было сформулировано ещё на второй сессии СМИД в Париже весной-летом 1946 г., а именно о неизменности болгарской границы по состоянию на 1 января 1941 г. Это подтвердило и голосование в Комиссии по Болгарии статьи 1 проекта мирного договора, сформулированного «большой четверкой». При этом голоса распределились ещё более убедительно, поскольку «за» высказался представитель Великобритании. Однако на пленарном заседании конференции 14 октября 1946 г. британский делегат изменил мнение — снова воздержался при голосовании по статье 1 и «увёл» за собой группу из 11 представителей. Молотов определил возникшую ситуацию как «искусственную комбинацию» из 12 голосов, «своеобразную игру на голосах» и осудил действия англичан75.
Это событие не могло не повлиять на общую оценку работы Парижской мирной конференции советской стороной. Молотов
счел её неудовлетворительной. Примечательно, что в подтверждение своего заключения он назвал, помимо прочего, и нерешенный вопрос о болгаро-греческой границе. Вместе с тем советский представитель выразил твердую уверенность, что СМИД «вновь одобрит своё прежнее решение о [её] стабильности» и заверил: «Болгары, будьте спокойны, ваша граница останется непоколебимой»76.
Правоту Молотова подтвердила третья сессия СМИД, проходившая в Нью-Йорке в ноябре-декабре 1946 г. С ней связан завершающий этап болгаро-греческого территориального урегулирования. Болгарская и греческая стороны направили в адрес сессии специально подготовленные документы: меморандум правительства Болгарии77 и письмо посла Греции в Вашингтоне Симона Диамантопулоса Генеральному секретарю СМИД Уорне-ру Келчнеру78. Их содержание в целом не выходило за рамки уже известной позиции Софии и Афин в болгаро-греческом территориальном споре. Но территориальные претензии в Беломорье (Восточной Македонии и Западной Фракии) греческая сторона ещё раз сократила, сведя их к 875 кв. км. Население этой территории, общая численность которого составляла 45 тыс. чел., характеризовалось важной особенностью: в Западной Фракии его большинство — 25 из 30 тыс. чел. — являлись помаками79. Они дистанцировались от болгар по вере, а от турок по языку. Это дополнительно осложняло вопрос, но, вместе с тем, открывало болгарской и греческой сторонам возможности для маневра.
На нью-йоркской сессии рассматривались также новые греческий и болгарский меморандумы, соответственно от 3 и 11 ноября 1946 г., однако взаимные претензии сторон вновь были отклонены. Мирный договор с Болгарией от 10 февраля 1947 г. определил границы страны «такими, как они существовали на 1 января 1941 года»80, то есть до присоединения Болгарии к Тройственному пакту. Что касается действий советской дипломатии, то, по всей вероятности, в то время они отразили предел возможного.
Много позднее, в начале ноября 1978 г., в одной из бесед с В.М. Молотовым поэт и писатель Феликс Чуев (1941-1999), ссылаясь на вопросы болгар, поднял «неудобную» территориальную тему: «Почему после войны мы к ним не присоединили
часть Греции, приморскую область (Беломорье. — Т. В.)?» «.. .Невозможно было, — ответил Молотов. — .Надо знать меру. Это бы расстроило очень многие дела. Англичане и французы выступили бы против. У нас бы сразу получилась раскоряка в начале мирного периода. Этот вопрос поставили, но было невозможно. ...Желательно, но несвоевременно»81. Эта оценка лишний раз подтвердила, что территориальные вопросы на конференции рассматривались под углом зрения «большой политики», оттесняя этнические, исторические, экономические и прочие доводы и, уж тем более, призывы к восстановлению «справедливости».
Итоговые решения сессии СМИД были с недовольством восприняты в Болгарии. Критически высказывалась не только оппозиция, подчеркивая «большие уступки» Молотова англичанам и американцам. Министр иностранных дел Кимон Георгиев выразил в письме Молотову «глубокое огорчение некоторыми несправедливостями» мирного договора, в том числе лишением Болгарии Западной Фракии и выхода в Эгейское море82.
Однако в интересах объективности следует признать, что за счет сохранения за собой Южной Добруджи Болгария стала единственной из побежденных стран, увеличившей после Второй мировой войны собственную территорию83.
После Парижской мирной конференции потребовалось время для налаживания отношений между Болгарией и Грецией, в том числе и для практического решения вопросов, связанных с мирным договором. В 1954 г. были восстановлены дипломатические отношения на уровне посольств, улажены пограничные инциденты, восстановлены погранзнаки84.
В последующие годы вопрос о пересмотре болгаро-греческой границы на официальном уровне никогда не ставился: обе стороны понимали бесперспективность такого шага, к тому же чреватого возникновением взрывоопасной ситуации. Однако, судя по некоторым сведениям, среди болгар ностальгия по старым «справедливым» пограничным рубежам сохранялась. Проявилась она и «на высшем уровне». На пленуме ЦК БКП 11-12 марта 1963 г. болгарский лидер Тодор Живков, подробно изложив историю и современное состояние македонского вопроса и подчеркнув незыблемость болгарских границ, в заключи-
тельном слове констатировал: «Нас (болгар. — Т. В.) как нацию разорвали после Берлинского конгресса. Буржуазия говорила об этом в своих шовинистических речах, мы это не должны говорить! Но это факт. Может быть, 30-40% нашей территории и населения оторвали тогда. Трудно мне судить, почему, может быть, не было другого выхода, но в конце Второй мировой войны национальные вопросы только в отношении Болгарии и Албании не были решены. Объединения Болгарии не произошло в силу ряда обстоятельств, предвиденных или непредвиденных. Таково действительное положение. ... Сегодня нет никакой необходимости поднимать эти вопросы и начинать борьбу, потому что ничего мы не получим, но завтра, если что-то случится, мы должны обеспечить себе Западную Фракию и выйти на Эгейское море и в Одринско*. Меня .албанцы считают современным ревизионистом, а сейчас я стал националистом»85. Вряд ли есть необходимость комментировать сказанное болгарским лидером, но обращает на себя внимание созвучие его слов с приведенной выше рекомендацией Сталина болгарским коммунистам в июне 1945 г. — «подготовиться на будущее».
И в наши дни территориальные потери Болгарии в результате Второй Балканской (1913 г.) и Первой мировой войн прочно закреплены в сознании болгар, как «две национальные катастрофы». Да и в общественных и научных кругах других балканских стран суждения о несправедливости зафиксировавших нынешние реальные государственные рубежи соглашений и договоров отражают живучесть фантомных границ в памяти поколений.
Примечания
1 Задохин А.Г., Низовский А.Ю. Пороховой погреб Европы. Балканские войны ХХ века. М., 2000. С. 250-251.
2 Подробнее см.: Колосов В.А. Фантомные границы как феномен в политической географии // Вестник Московского университета. Серия 5. География. 2017. № 5. С. 3-11.
* Одринско (болг.), Одринская Фракия или Восточная Фракия — единственное европейское владение современной Турции, составляющее примерно 5% её общей площади. Граничит с Болгарией. Самый крупный город — Одрин (болг.) или Эдирне (тур.), Адрианополь (греч.).
3 Подробнее см.: Илчев И. Мит за Санстефанска България като «Свещена крава» на българския национализъм // История. София, 1995. № 1. С. 55-60.
4 Лондонский мирный договор [30 мая 1912 г.] // Дипломатический словарь: в трех томах / Гл. редакция — А.А. Громыко, А.Г. Ковалёв, П.П. Севостьянов, С.Л. Тихвинский. Том II. К-Р. М., 1986. С. 164-165.
5 Бухарестский мирный договор 1913 // Дипломатический словарь: в трех томах... Том I. А-И. М., 1985. С. 163.
6 Дневники Л.В. Урусова. 1914-1917. Тамбов, 2017. С. 70, 68.
7 Подробнее об истории военного противостояния русских и болгар в 1916 г. в Добрудже см.: Каширин В.Б. Поход в Добруджанскую степь: эволюция замысла, планирование и подготовка экспедиции русских войск за Дунай в 1916 году // Studia balcanica. К юбилею Р.П. Гришиной / Отв. ред. А.Л. Шемякин. М., 2010. С. 139-185.
8 Фракийский договор 1920 (договор о Фракии) // Дипломатический словарь: в трех томах. Том III. C-Я. М, 1986. С. 519.
9 Филчев И. Тракийският въпрос и тракийското движение в България. София, 2007. С. 186-190.
10 Мельниченко Д. Грецкий орех на границе с Болгарией — URL: warspot.ru/17350-gretskiy-oreh-na-granitse-s-bolgariey (дата обращения: 12.01.2022).
11 Сальков А.П. Национально-территориальные конфликты в Центрально-Восточной Европе во внешней политике СССР (1939-1949 гг.). Минск, 2019. С. 548.
12 Подробнее см.: Волокитина Т.В. К истории формирования советской стратегии безопасности в годы Второй мировой войны: сражение за Болгарию // Актуальные проблемы истории Второй мировой и Великой Отечественной войн. По материалам работы круглого стола (г. Воронеж, 10-11 марта 2015 г.). Воронеж, 2015. С. 115-132.
13 Подробнее см.: Валева Е.Л. Возвращение Южной Добруджи Болгарии в сентябре 1940 г. // Славяне и Россия: Проблемы войны и мира на Балканах. XVIII-XXI вв. К 100-летию со дня рождения академика Ю.А. Писарева / Отв. ред. С.И. Данченко. М., 2017. С. 452-470.
14 Валева Е.Л. На перекрестке геополитических интересов великих держав (19391941) // Болгария в ХХ веке: Очерки политической истории /Отв. ред. Е.Л. Ва-лева. М., 2003. С. 257.
15 Соперничество СССР и США на Балканах, Ближнем и Среднем Востоке в 19441947 гг. // Встречными курсами: политика СССР и США на Балканах, Ближнем и Среднем Востоке в 1939-1947 гг. / Отв. ред. В.Т. Юнгблюд. Киров, 2014. С. 345.
16 Lippman W. The Cold War. N. Y., 1947. P. 29; Васильева Н, Гаврилов В. Балканский тупик?.. Историческая судьба Югославии в ХХ веке. М., 2000. С. 202.
17 Архивы: Визит Идена в Москву и поездка на Восточный фронт — URL: inosmi. ru/history/20120107/181791170.html (дата обращения: 04.11.2021).
18 Ржешевский О.А. Сталин и Черчилль. Встречи. Беседы. Дискуссии: Документы, комментарии. 1941-1945. М., 2004. С. 37-40.
19 Там же. С. 52-53.
20 Ржешевский О.А. Война и дипломатия: Документы, комментарии (1941-1942). М., 1997. С. 19.
Цит. по: Трухановский В.Г. Антони Иден. Страницы английской дипломатии. 30-50-е годы. М., 1976. С. 235.
22 Советский фактор в Восточной Европе. 1944-1953. Документы: в 2-х томах / Отв. ред. Т.В. Волокитина. Том I. 1944-1948. М., 1999. С. 31-32.
23 Архив внешней политики Российской Федерации (далее — АВП РФ). Ф. 077. Оп. 33. П. 113. Д. 14. Л. 11.
24 АВП РФ. Ф. 06. Оп. 6. П. 34. Д. 405. Л. 7.
25 Великите сили и България. Том I. Примирието между СССР, Великобритания, САЩ и България (януари — октомври 1944 г.) / Съст. Л. Ревякина, В. Тошкова, Т. Волокитина (далее — Примирието...). София, 2014. С. 117-118.
26 Черчилль У. Триумф и трагедия /Сокр. перевод с англ. под ред. доктора ист. наук А.С. Орлова. М., 2004. С. 117-118.
27 Цит. по: Cytowska-Siergrist E. Stany Zjednochona a Polska. 1939-1945. Warszawa, 2013. S. 305.
28 WW2 People's War. An archive of World War Two memories — written by the public, gathered by the BBC Timeline 1939-1945. British Expedition to Greece. September 1944 to January 1945 — URL: bbc.co.uk/history/ww2peopleswar/timeline/factfiles/ nonflash/a1125136.shtml (дата обращения: 22.12.2021).
29 Операция «Манна». 1944 — URL: ru.wikipedia.org/wiki/Операция_»Манна»_ (1944) (дата обращения: 22.12.2021).
30 Примирието. С. 274, 276.
31 АВП РФ. Ф. 06. Оп. 6. П. 14. Д. 143. Л. 52.
32 Сальков А.П. Национально-территориальные конфликты в Центрально-Восточной Европе. С. 576.
33 Ржешевский О.А. Сталин и Черчилль. Встречи. Беседы. Дискуссии. С. 435-436.
34 Цит. по: Гражданская война в Греции: декемвриана — URL: warspot.ru/8001-grashdanskaya-voyna-v-gretsii-dekemvriana (дата обращения: 22.12.2021).
35 Димитров Г. Дневник. Март 1933 — февруари 1949. София, 1997. С. 238.
36 Калинин А.А. Греческий аспект послевоенного территориального урегулирования в отношениях СССР и США в 1945-1946 гг. // Известия Уральского федерального университета. Серия 2. Гуманитарные науки. Екатеринбург, 2018. Т. 18. № 1 (148). С. 186.
37 Волокитина Т.В. Болгарский вопрос и союзники по антигитлеровской коалиции (1941-1945 гг.) // Славяне и Россия: Проблемы войны и мира на Балканах. XVIII—XXI вв. К 100-летию со дня рождения академика Ю.А. Писарева / Отв. ред. С.И. Данченко. М., 2017. С. 438.
38 Сальков А.П. Национально-территориальные конфликты в Центрально-Восточной Европе. С. 579.
39 Великите сили и България. Том II. Съюзната контролна комисия в България (ноември 1944 — декември 1947 г.). Документи. Втора част / Съст. Л. Ревякина, Т. Волокитина (далее — СКК в България.). София, 2018. С. 655-656.
40 Там же. С. 650-653.
41 Цит. по: Даскалов Г. Българите в Егейска Македония: мит или реалност. Исто-рико-демографско изследване (1900-1990 г.). София, 1996. С. 254-255.
42 Централен държавен архив на Република България (далее — ЦДА). Ф. 1Б. Оп. 5. А.е. 3. Л. 68.
43 АВП РФ. Ф. 074. Оп. 35. П. 126. Д. 16. Л. 90.
44 СКК в България. С. 693.
45 България в секретния архив на Сталин: от правителството на Кимон Георгиев до смъртта на Сталин. Документи, писма, ноти, телеграми, протоколи, стено-грами. София, 2005. С. 141.
46 СКК в България. С. 869.
47 Новиков Н.В. Воспоминания дипломата (Записки о 1938-1947 годах). М., 1989. Электронная версия: URL: militera.lib.ru/memo/russian/novikov_nv2/29.html (дата обращения: 07.01.2022).
48 СальковА.П. Национально-территориальные конфликты в Центрально-Восточной Европе. С. 584-585.
49 Полный текст речи см.: Васев Сл., Христов К. България на Мирната конференция. Париж-1946. София, 1947. С. 46-59.
50 Задохин А.Г., Низовский А.Ю. Пороховой погреб Европы. С. 252.
51 Трифонов Ст. Антантата в Тракия. София, 1989. С. 109.
52 Там же. С. 110.
53 Западная Фракия — Western Thrace — star-wiki.ru/wiki/Western_Thrace (дата обращения: 04.01.2022).
54 Подробнее см.: Палова М. Ролята на Обществото на народите за разрешаване проблемите на българското малцинство в Западна Тракия и Егейска Македония (1919-1925) // Известия на катедра «Българска история и археология» и катедра «Обща история» — ЮЗУ «Неофит Рилски». Т. 1. Благоевград, 2003. С. 254, 257-259.
55 Васев Сл., Христов К. България на Мирната конференция. С. 48-54.
56 См.: Караганев Р. България и нейната insufficientia pulmonum или националната кауза за излаз на Бяло море, 1919-1941. София, 2005.
57 Васев Сл., Христов К. България на Мирната конференция. С. 66; Сальков А.П. Национально-территориальные конфликты в Центрально-Восточной Европе. С. 585-586.
58 Смирнова Н.Д. «Греческий вопрос» на Парижской мирной конференции // Сталин и холодная война. М., 1997. С. 12; она же. Вопрос о болгаро-греческом разграничении на международных конференциях (1945-1947 гг.) // България в сферата на съветските интереси (Българо-руски научни дискусии). София, 1998. С. 133.
59 Она же. «Греческий вопрос» на Парижской мирной конференции. С. 13.
60 Сальков А.П. Национально-территориальные конфликты в Центрально-Восточной Европе. С. 586.
61 Васев Сл., Христов К. България на Мирната конференция. С. 116.
62 Там же. С. 151.
63 Там же. С. 108.
64 Новиков Н.В. Воспоминания дипломата. (Электронная версия).
65 Васев Сл., Христов К. България на Мирната конференция. С. 148.
66 Там же. С. 158-159.
67 Там же. С. 161.
68 Цит. по: Киселёв К.В. Записки советского дипломата. М., 1974. Электронная вер-^:.art-of-diplomacy.ru/books/item/100/s00/z0000007/st006.shtml (дата обращения: 07.01.2022).
69 Смирнова Н.Д. «Греческий вопрос» на Парижской мирной конференции. С. 14; она же. Вопрос о болгаро-греческом разграничении. С. 134; Сальков А.П. Национально-территориальные конфликты в Центрально-Восточной Европе. С. 588.
70 Смирнова Н.Д. Вопрос о болгаро-греческом разграничении. С. 134.
71 Сальков А.П. Национально-территориальные конфликты в Центрально-Восточной Европе. С. 589.
72 Там же; Васев Сл., Христов К. България на Мирната конференция. С. 194.
73 Там же.
74 Там же. С. 195.
75 Советско-болгарские отношения и связи. Документы и материалы. Том II. Сентябрь 1944 - декабрь 1958. М., 1981. С. 165-166.
76 Там же; Васев Сл., Христов К. България на Мирната конференция. С. 297-298.
77 Меморандум, изложенный в материалах Отдела Балканских стран МИД СССР, см.: СКК в България. С. 755-756.
78 Там же. С. 756-761.
79 Сальков А.П. Национально-территориальные конфликты в Центрально-Восточной Европе. С. 591.
80 Советско-болгарские отношения и связи. С. 184.
81 Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуева. М., 1991. С. 92-93.
82 Сальков А.П. Национально-территориальные конфликты в Центрально-Восточной Европе. С. 593.
83 Калинова Е. Роль СССР в подготовке мирного договора с Болгарией после Второй мировой войны: мифы и факты // Славяне и Россия. Россия: взгляд на Балканы. XVIII—XXI вв. К 100-летию со дня рождения И.С. Достян (Отв. ред. С.И. Данченко). М., 2021. С. 545.
84 Десталинизацията. Дилемата на едно противоречиво десетилетие. 1953-1964 / Съст. Б. Киряков, Г. Пиндикова, М. Коев. София, 2013. С. 49.
85 ЦДА. Ф. 1б. Оп. 5. А.е. 567. Л. 327.
