CC BY
176
Т. В. Волокитина (Москва)
Болгария во внешней политике СССР в годы Второй мировой войны
Статья, основанная на документах российских архивов, посвящена некоторым аспектам советской внешней политики во время Второй мировой войны и месту Болгарии в планах Москвы.
Ключевые слова: Болгария, Балканы, внешняя политика СССР, болгарский вопрос в отношениях между союзниками по антигитлеровской коалиции.
В сложной дипломатической игре, начинавшейся на международной арене накануне Второй мировой войны, одним из главных приоритетов становилось разграничение сфер интересов ведущих держав в Европе и на Ближнем Востоке. Будущее военное противостояние советское руководство рассматривало как неизбежное столкновение «двух групп капиталистических стран», которое приобретет затяжной характер1. Исследования по истории внешней политики СССР и международных отношений, публикации документов, осуществленные в последние годы отечественными и зарубежными учеными, убедительно раскрывают существенное значение балканских проблем. Признано, что они быстро выдвинулись на авансцену мировой политики, а Болгария в силу своего исключительного геополитического положения «в сердце» Балкан оказалась в центре событий.
Заметный хронологический рубеж - зима 1940 г., когда развернулась подготовка визита народного комиссара иностранных дел СССР В.М. Молотова в Берлин. Сталин в беседе с ним обозначил те ключевые вопросы, которые следовало обсудить в ходе переговоров с немцами. Обратив внимание на «серьезные интересы» СССР в Турции, Румынии и Венгрии, он подчеркнул: «Болгария - главный вопрос переговоров. Она должна быть отнесена к сфере интересов СССР...»2
Руководствуясь этими указаниями, Молотов предпринял серьезный зондаж позиции германского партнера. Намерение включить Болгарию в сферу советских интересов он объяснил необходимостью обеспечить безопасность Черноморского побережья СССР.
С этой целью Москва рассчитывала оказать давление на Турцию путем введения советского воинского контингента в Болгарию3. Взамен советская сторона была готова предоставить Болгарии гарантии неприкосновенности территории, используя в качестве прецедента факт предоставления подобных гарантий Германией и Италией Румынии после Венского арбитража 30 августа 1940 г. «Советский Союз ни при каких обстоятельствах не намерен вмешиваться во внутренние дела этой страны, ни "на волосок" не отойдет от этого обещания и готов гарантировать Болгарии выход в Эгейское море», - заверил Молотов4.
В исторической литературе дан убедительный ответ на вопрос о причинах столь острого интереса советского руководства к Болгарии, и причины эти фокусируются в одном слове - Проливы. Их «закрытие» и связанное с ним установление советского контроля над морским побережьем Болгарии позволило бы, как считали в Москве, минимизировать потенциальную угрозу совместных действий Германии и Великобритании против СССР в Черноморском бассейне. Вплоть до нападения Германии на Советский Союз, указывает израильский историк Г. Городецкий, Сталин считал такой неблагоприятный для советской стороны вариант развития событий возможным5.
Возвращаясь к переговорам в Берлине, заметим, что Молотов прилагал немалые усилия для обеспечения успеха, вопреки отчетливо проявившемуся нежеланию Берлина идти навстречу. Гитлер не дал конкретного ответа на вопрос о советских гарантиях Болгарии, заявив о необходимости проконсультироваться с итальянским союзником. В очередном донесении в Москву Молотов был вынужден признать весьма ограниченный результат переговоров: «Похвастаться нечем, но, по крайней мере, выяснил теперешнее настроение Гитлера, с которым придется считаться»6. Последующие события, однако, показали, что данная оценка преувеличивала возможности советской стороны, которая, будучи не в состоянии действовать «на равных» с германским союзником, все время оказывалась в положении догоняющего.
Что касается намерений самой Болгарии, то официальная София, как отмечает российская исследовательница Е. Л. Валева, «придерживалась линии на сдержанное и дозированное улучшение отношений с СССР, избегая при этом тесного сближения на политической основе»7. Миссия заместителя наркома иностранных дел СССР В. П. Потемкина в Софии в конце апреля 1939 г. не увенчалась успехом: болгарская сторона сочла нереальной перспективу присоединения страны к «общему фронту миролюбивых сил против германской
агрессии», в том числе и путем вхождения Болгарии в Балканскую Антанту* (камнем преткновения становился территориальный спор с Румынией из-за Южной Добруджи).
Документы свидетельствуют о том, что замысел создания блока балканских стран вынашивало летом 1940 г. и руководство Великобритании. Об этом свидетельствовали беседы В. М. Молотова (11 июня) и Сталина (1 июля) с послом С. Криппсом, во время которых британский дипломат, предприняв зондаж советской позиции, открыто поставил вопрос об организации такого блока «под эгидой СССР». Это, по мысли Криппса, помогло бы стабилизировать обстановку в регионе и избежать «нежелательного перекрещивания» там интересов СССР и Англии. Однако если Молотов ограничился констатацией, что Москва «имеет определенные интересы на Балканах» и «позиция СССР в значительной степени будет зависеть от той обстановки, которая сложится»8, то Сталин категорически отверг стремление Советского Союза установить порядок на Балканах. «Тов. Сталин, - говорилось в записи беседы, - считает долгом сказать, что СССР не имеет такого намерения. Господствовать на Балканах СССР не стремится, и такое стремление считает опрометчивым и опасным». Явно лукавя, советский руководитель заметил, что и у Германии он «не замечал такого стремления - господствовать в мире». Идее «господства» Сталин противопоставил понятие «равновесие сил», подчеркнув, что «старое равновесие мы хотим изменить, оно было против СССР». Криппс был вынужден уточнять свою позицию: установление подобного «равновесия» невозможно «без какой-либо большой соседней державы, дающей руководство в определенном направлении к стабилизации отношений на Балканах». И здесь особую роль Лондон отводил СССР и Турции9.
Болгарское правительство по-прежнему придерживалось тактики балансирования. Оно отказывалась в тот момент от вступления в Тройственный пакт, отдав предпочтение традиционному с межвоенных лет нейтралитету10. Вместе с тем на рубеже 1939-1940 гг. значительно расширились торговые отношения и культурное сотрудничество с СССР.
Советская сторона, как свидетельствуют документы, с настороженностью встретила информацию об обещанной болгарам Гер-
Балканская Антанта - созданный в 1934 г. блок государств в составе Турции, Греции, Румынии и Югославии для сохранения status quo на Балканах.
манией поддержке их территориальных претензий и усилила в связи с этим политико-дипломатическую активность, направленную на проникновение в район Проливов. В это время второе дыхание обретает замысел заключения пакта о взаимопомощи с Болгарией (впервые такое предложение прозвучало в беседе В. М. Молотова с посланником Болгарии в СССР Н. Антоновым 20 сентября 1939 г.)11, нейтрализации, как следствие этого, Турции и организации сухопутной и военно-морской базы СССР на Босфоре и в Дарданеллах на условиях долгосрочной аренды.
Настойчивость Москвы возросла после решения проблемы Южной Добруджи в пользу Софии (сентябрь 1940 г.) и усиления дрейфа болгарского руководства в сторону сближения с Берлином. В условиях очевидного «прогерманского нейтралитета» Болгарии12 вопрос о том, последует ли страна примеру Венгрии, Румынии и Словакии, примкнувших в ноябре 1940 г. к Тройственному пакту, крайне беспокоил советскую сторону. На огромное желание Москвы добиться заключения с Болгарией пакта о взаимопомощи указывает, в частности, выраженная Сталиным и Молотовым в беседе с Г. Димитровым 25 ноября 1940 г. готовность не только снять возражения о присоединении Болгарии к тройственному союзу Германии, Италии и Японии, но и превратить последний в четверной при участии СССР, если советско-болгарский пакт станет реальностью.
Проект Пакта четырех был озвучен немцами на переговорах в Берлине и, по всей вероятности, преследовал единственную цель -дезинформировать советскую сторону. Не будем забывать, что еще 30 июля 1940 г. Гитлер сообщил высшему военному руководству Германии о решении начать весной 1941 г. войну против СССР13. И не случайно, как показывает анализ документов, проект пакта 4-х держав вовсе не был принят в Москве за чистую монету. Советская сторона попыталась воспользоваться этим, по оценке Молотова, «схематично изложенным» предложением немцев14, чтобы еще раз четко обозначить свою позицию по вопросу сфер влияния. В конце ноября 1940 г. в германский МИД поступило сообщение посла в Москве В. фон Шуленбурга, что советское руководство предлагает признать зону «к югу от Батуми и Баку в общем направлении в сторону Персидского залива... центром территориальных устремлений Советского Союза», а также «согласовать секретный протокол между Германией, Советским Союзом и Италией с признанием того факта, что Болгария географически расположена внутри зоны безопасности черноморских границ СССР...». В связи с этим, по мнению Москвы,
«заключение советско-болгарского договора о взаимопомощи. является политической необходимостью»15.
Для привлечения Болгарии на свою сторону советское руководство было готово поддержать болгарские территориальные претензии к Греции и Турции (Западная Фракия, Дедеагач*, Драма и Кава-ла), обеспечить поставки в страну зерна, хлопка и пр., направить к болгарскому побережью советский флот. Об этом говорил Сталин в беседе с Г. Димитровым 25 ноября 1940 г. Хотя советский руководитель не был склонен переоценивать «внешне вежливые», по его словам, отношения с немцами, заметив, что «между нами существуют серьезные трения»16, он, тем не менее, был настроен решительно, добиваясь заключения пакта с Болгарией. Это подтверждает известная «Соболевская акция»**, начатая в те же дни. Закончилась она, как известно, провалом: болгарское правительство отклонило советские предложения. Более того, миссия Соболева сыграла на руку болгарским «верхам». Опасаясь создания на территории страны советских военных баз и, в результате, повторения прибалтийского сценария, они приняли решение о присоединении к Тройственному пакту.
Вскоре началась переброска немецких войск на Балканы. Ее размах (по донесениям югославской разведки, в начале января 1941 г. ежесуточно через территорию Венгрии в Румынию следовали по 18-20 эшелонов с войсками и военной техникой) ясно указывал на формирование там мощной ударной группировки, численность которой определялась в 400-500 тыс. человек17.
Обеспокоенное этим советское руководство ответило специальным заявлением ТАСС от 13 января 1941 г.18, а 17 января Молотов, пригласив к себе Шуленбурга, заявил о сосредоточении германских войск в Румынии «в огромном количестве», об их готовности оккупировать Болгарию, Грецию и Проливы, о возможной реакции Англии по упреждению Германии и, как следствие, о реальной возможности превращения Болгарии в театр военных действий. Молотов
Дедеагач - турецкое название греческого города Александруполиса на берегу Эгейского моря.
«Соболевская акция» - движение в поддержку пакта с СССР, развернутое на основе советских предложений по инициативе и на средства Москвы. Названо по имени советского дипломата А. А. Соболева, специально прибывшего в Софию, чтобы довести позицию советского руководства до сведения царя Бориса и премьер-министра Б. Филова.
**
подчеркнул, что в создавшейся обстановке советское правительство «будет считать появление каких-либо иностранных войск на территории Болгарии или в Проливах нарушением интересов безопасности СССР»19. На фоне реальных событий несколько странно выглядело выраженное Молотовым удивление тем, что советское правительство все еще не знает реакции Берлина на условия присоединения СССР к Тройственному пакту, хотя и «рассчитывало на скорое получение германского ответа»20. Как известно, ответа Москва так и не дождалась.
С уверенностью можно считать, что Берлину на этой стадии удалось переиграть Москву в болгарском вопросе, успешно использовать в качестве дезинформации предложение о превращении Тройственного пакта в четверной союз, не лишая до поры до времени советское руководство иллюзорных надежд на возможность связать Болгарию с СССР гарантийным пактом в целях прорыва к Проливам. Очевидно при этом, что Гитлер, как образно заметил В. К. Волков, «уже давно выбросил в корзину» соглашение 1939 г., в то время как Сталин продолжал придерживаться договоренности с Берлином21. Попытки Москвы сохранить советско-германский «альянс врагов» (определение Л. Я. Гибианского), не совместимый с налаживанием одновременного противодействия СССР Германии и западным державам22, неизбежно загоняли советскую дипломатию в тупик.
28 февраля 1941 г. Шуленбург, выполняя поступившую из Берлина директиву, сообщил Молотову о завершении переговоров с Софией о вхождении Болгарии в Тройственный пакт и дате подписания соответствующего протокола - 1 марта23. Присоединение Болгарии к странам «оси» и последовавшее за ним вступление в пределы страны 680-тысячной германской армии под командованием фельдмаршала В. Листа были встречены в Москве с тревогой. В телеграмме в МИД Германии от 1 марта по этому поводу присутствие вермахта на болгарской территории было охарактеризовано как «военная оккупация»; указывалось, что это наносит ущерб интересам безопасности СССР24. Однако реально противодействовать Германии и Италии на Балканах советское руководство не могло.
Дальнейшие события весны 1941 г. (капитуляция Югославии, наступление Германии на Грецию с болгарской территории, захват немцами Крита) существенно изменили политическую и военно-стратегическую обстановку в Юго-Восточной Европе и Восточном Средиземноморье. Но, несмотря на очевидное нарастание военной опасности, советское руководство вовсе не стремилось к денонсации
пакта с Германией. Разъясняя позицию СССР Г. Димитрову в апреле 1941 г., секретарь ЦК ВКП(б) А. А. Жданов подчеркивал: «Германскую экспансию на Балканах мы не одобряем. Но это не означает, что мы отступаем от пакта с Германией и поворачиваем в сторону Англии. Те наши люди, которые так думают, недооценивают самостоятельной роли и мощи Сов[етского] Союза. Глубоко неверно ориентироваться на какую-либо одну империалистическую группиров-ку»25. Заметим, что эта установка имела реальное «наполнение», так как была озвучена после подписания 5 апреля 1941 г., вопреки ясно выраженному недовольству Берлина, советско-югославского договора о дружбе, объективно означавшего солидарность СССР с англо-югославо-греческим фронтом против Германии. В историографии отмечено, что советская сторона срочно приступила к организации крупных поставок оружия в ответ на просьбу югославской сторо-ны26. Однако уже через несколько часов после подписания договора началось вторжение войск вермахта в Югославию. Советская сторона, не имевшая возможности противостоять германской экспансии на Балканах, что называется, «проглотила» эту акцию союзника. Более того, под нажимом Германии 8 мая 1941 г. была прекращена деятельность в СССР югославской дипломатической миссии27. Правда, это не помешало Шуленбургу на аудиенции у Молотова 21 июня 1941 г. в качестве примера антигерманской направленности политики СССР назвать не только требования Москвы предоставить ей гарантии в Болгарии и базы в Проливах, но и советско-югославский договор28.
Нападение фашистской Германии на СССР скорректировало задачи советской внешней политики, активизировало дипломатические усилия Москвы, в первую очередь на английском и американском направлениях. Внутри этой доминанты существовали и сменяли друг друга различные приоритеты. Так, наряду с вопросами военной и экономической поддержки Советского Союза со стороны Запада довольно быстро на повестку дня выдвинулись задачи достижения договоренностей о послевоенном мирном устройстве. Неотъемлемой частью их становилось прогнозирование будущего «малых стран».
Инициаторами здесь выступили западные союзники. Однако некоторые особенности их «поведения» обусловили резкие перемены в советской позиции, причем в короткий срок. Еще в июле 1941 г. в беседе с С. Криппсом Сталин счел тему послевоенного урегулирования неактуальной, что в принципе было понятным. Однако попытка лидеров Англии и США монополизировать обсуждение вопросов бу-
дущего миропорядка, выразившаяся в подготовке и принятии в августе 1941 г. без ведома союзников, в том числе и СССР, Атлантической хартии*, насторожила Москву, стала, по всей вероятности, дополнительным и важным стимулом к разработке собственных проектов.
Усилия советской стороны в этом плане впечатлили министра иностранных дел Великобритании А. Идена, прибывшего в СССР в декабре 1941 г. для обсуждения и подписания союзного договора. На первой же встрече с советскими руководителями 16 декабря он заметил, что «британское правительство всерьез не занималось проблемой будущего Германии, как и вообще проблемами послевоенной Европы. Здесь оно далеко отстало от Советского правительства»29.
Действительно, к этому времени уже сложилась в общих чертах советская внешнеполитическая концепция системы послевоенной европейской безопасности на основе двух региональных подсистем пактов о взаимопомощи. Для Великобритании предусматривались пакты с Бельгией и Голландией, для Советского Союза - с Финляндией и Румынией30. Внешне советские намерения уходили корнями в 1920-30-е гг. - к концепции гарантийных пактов и предложениям европейской дипломатии дополнить «Западное Локарно»** «восточным». Представляется, что советская сторона была готова вновь
Указанный документ фиксировал следующие принципы послевоенного устройства: непризнание территориальных изменений, осуществляемых вопреки желаниям заинтересованных народов; права народов самостоятельно избирать форму правления; восстановление суверенитета стран, лишенных его насильственным путем; разоружение государств - потенциальных агрессоров; уничтожение «нацистской тирании»; свобода мореплавания; равенство стран в торговле и доступе к источникам сырья.
«Западное Локарно», или западноевропейский гарантийный пакт, -договоры, подготовленные на конференции в Локарно в 1925 г. министрами иностранных дел Бельгии, Великобритании, Германии, Италии, Франции, Польши и Чехословакии. Основной документ - так называемый Рейнский гарантийный пакт - декларировал территориальный status quo, оформленный Версальским мирным договором 1919 г.: неприкосновенность германо-бельгийской и германо-французской границ, демилитаризация Рейнской области. Хотя франко-польский и франко-чехословацкий договоры, парафированные в Локарно, предполагали оказание помощи Польше и Чехословакии в случае нападения на них Германии, государства, подписавшие Рейнский пакт, не гарантировали восточные границы Германии.
**
взять на вооружение идею «Восточного пакта»*, частично реализованную осенью 1939 г. заключением пактов СССР о взаимопомощи с Эстонией, Литвой и Латвией. Тогда расчет Москвы имел сугубо геополитический характер и преследовал цель включить Прибалтику в советскую орбиту влияния, отодвигая «советизацию» региона на далекую перспективу31. Но нам важно констатировать, что в формировавшейся в условиях войны советской концепции безопасности на перспективу приоритет, безусловно, был отдан антигерманской компоненте.
В этом контексте следует рассматривать и согласие советского руководства с возможным созданием в будущей реконструированной Европе, в интересах поддержания мира и порядка, «военного союза демократических государств», руководимого каким-либо центральным органом и располагающего «международной военной силой». Не возражала советская сторона на том этапе и против создания в Европе, в том числе и на Балканах, «тех или иных государственных федераций»32. Их разнообразные варианты, возможный состав и параметры, прежде всего экономические, тщательно анализировались в НКИД СССР с учетом интересов союзников. В Комиссии по подготовке мирных договоров и послевоенного устройства, созданной в наркомате под руководством М. М. Литвинова, изучались такие объединения, как Адриатическая, Скандинавская, Дунайская монархическая, Польско-Чехословацкая и Центрально-Восточноевропейская федерации, Северный и Южный славянские союзы и пр. По меньшей мере три варианта федераций предусматривали участие в них Болгарии: Дунайская (Австрия, Румыния, Болгария, Венгрия, Югославия), Балканская (Югославия, Румыния, Болгария, Греция) и Федерация стран Центральной и Юго-Восточной Европы (Австрия, Чехословакия, Польша, Венгрия, Румыния, Югославия, Болгария, Греция)33. Однако к середине 1943 г. советская сторона определила свое в целом негативное отношение к идее федерирования, поскольку с созданием наднациональных объединений в Москве ассоциировались возможности возрожденя «санитарного кордона» на западных границах СССР.
«Восточный пакт» - проект договора о взаимопомощи между СССР, Чехословакией, Польшей, Финляндией, Латвией, Эстонией и Литвой против возможной агрессии Германии. Идея пакта принадлежала министру иностранных дел Франции Л. Барту и была сформулирована в начале 1934 г.
Намерение блокировать в будущем германский фактор проявилось и на Тегеранской конференции руководителей трех союзных держав (28 ноября - 1 декабря 1943 г.). Сталин выдвинул идею создания «важных стратегических пунктов» в Европе и на Дальнем Востоке с целью недопущения новой агрессии со стороны Германии и Японии. Эту идею с жаром (по его словам, «на сто процентов») поддержал Ф. Рузвельт, поскольку она отвечала размышлениям американского президента о «мировых полицейских». Обсуждение данного предложения В. М. Молотовым, А. Иденом и помощником американского президента Г. Гопкинсом по ходу конференции показало, что речь шла прежде всего о переходе под совместный контроль союзников немецких и японских военных баз. Впоследствии, однако, предполагалось поставить вопрос и о контроле над теми базами, которые предстояло разместить в странах, настроенных к Объединенным Нациям традиционно дружественно34. К сожалению, данная важная инициатива советской стороны, свидетельствующая о ее готовности отойти от позиции жесткого деления мира на сферы влияния, не получила развития, а впоследствии, в условиях начинавшихся «заморозков» в отношениях между союзниками, окончательно сошла на нет.
В Тегеране важное место занял вопрос о Болгарии. Инициировали его уже на первом заседании 28 ноября англичане, проявив крайнюю озабоченность «поведением» Болгарии и позицией России в случае вступления нейтральной Турции в войну. Советская делегация четко констатировала: как только Турция объявит войну Германии, а Болгария как член Тройственного пакта нападет на Турцию, то СССР будет считать себя в состоянии войны с Болгарией. Англичане, как указывалось в записи встречи, были удовлетворены «столь открытым заявлением о Болгарии». Их, говоря современным языком, «симметричным ответом» стало признание справедливости желания России иметь выход «в теплые моря». И еще один штрих: намекая на деликатность положения советской стороны в отношении болгар, Черчилль заметил, что те «все еще помнят, что Россия освободила их от турок». На это последовала характерная реплика Сталина: «Это уже давно забыто»35. Прагматик Сталин явно был далек от желания руководствоваться в большой политике эмоциями, как, впрочем, и от идеализации отношений между «братушками». (Заметим, что при публикации материалов Тегеранской конференции эта реплика Сталина была опущена.)
Развитие событий на фронтах Второй мировой войны в 1944 г.
вызывало у западных союзников двойственные чувства. Отмечая «глубокий интерес и растущую надежду», с которыми Запад наблюдал за «гигантским наступлением» Красной Армии, У. Черчилль отмечал позднее в мемуарах охватившее его тогда чувство тревоги: «Поскольку победа Великого союза становилась лишь делом времени, естественно, что устремления русских возрастали. Коммунизм поднимал голову за победоносным русским фронтом. Россия была спасительницей, а коммунизм - евангелием, которое она с собой несла»36. Неизбежным полем столкновений геополитических интересов союзников становилась Восточная Европа. И если, по словам британского руководителя, отношения Великобритании в прошлом с Румынией и Болгарией не требовали от Лондона «каких-то особых жертв», то «судьба Польши и Греции нас касалась непосредствен-но»37. Однако в начале осени 1944 г. беспокойство Черчилля все отчетливее распространяется и на Балканское направление*. В полной мере это нашло выражение во время встречи в Москве в октябре 1944 г., на которой Черчилль и Сталин обсудили вопрос о сферах интересов своих стран в послевоенном мире. «Реалист» Сталин и «не отличающийся сентиментальностью» британский премьер-министр (это определения самого Черчилля) рассмотрели «процентное соглашение», устанавливавшее «доли» влияния СССР и Великобритании в Румынии, Греции, Югославии и Болгарии.
На московской встрече отчетливо выявилась достаточно жесткая позиция британской стороны в отношении Болгарии. Заметив, что «англичан болгары сильно оскорбили» и в Первой мировой войне (вели себя по отношению к англичанам «очень плохо», напав на Румынию), и теперь, творя жестокости в Югославии и Греции, Черчилль категорически воспротивился перспективе, чтобы «болгары сидели с союзниками за одним столом»38. Кроме того, премьер-министр заметил, что в Болгарии англичане «хотели бы быть немного больше чем зрителями», каковыми являются в Румынии. (По предложению Черчилля, в Румынии соотношение в пользу СССР могло составить 90:10, а в Болгарии 75:25).
* Личный врач Черчилля лорд Ч. Мак-Моран записал 4 сентября 1944 г. следующее высказывание премьер-министра: «Боже милосердный! Неужели Ты не видишь, что русские разливаются по Европе, как море. Захватили Польшу, и ничто их не сдерживает от вступления в Турцию и Грецию» (цит. по: Cytowska-Siegrist E. Stany Zjednoczona а Ро^ка. 1939-1945. Warszawa, 2013. S. 305).
Обращает на себя внимание тот факт, что союзники включили болгарский вопрос в более широкий международный контекст, и обстановку в стране Сталин, кратко, но предельно откровенно, сравнил с ситуацией в Северной Италии, где находились войска западных союзников. В ответ на просьбу Черчилля повлиять на итальянских коммунистов и «затормозить» их деятельность, Сталин заметил: «В Италии нет советских войск, в противоположность Болгарии, где они имеются и где мы можем приказать коммунистам не делать того-то и того-то (здесь и далее курсив мой. - Т. В). Но если он, тов. Сталин, будет давать какие-либо советы Эрко-ли (Тольятти. - Т. В), то Эрколи может послать его к черту, ибо он, товарищ Сталин, совсем не знает обстановки в Италии. Он, товарищ Сталин, может лишь сказать, что Эрколи - умный человек и что он не пойдет на какую-либо авантюру»39. Понятно, что оговорки Сталина о плохом знании им внутриполитической ситуации в Италии, как и указание на самостоятельность П. Тольятти, не могли обмануть собеседника: было ясно, что Москва сохраняла рычаги влияния на итальянских коммунистов. Однако Сталин ясно дал понять Черчиллю, что «авантюра» не состоится, так как советское руководство не даст на нее «добро». Фактически было условлено, что итальянские коммунисты не станут «будоражить» страну. Но в контексте заявленной темы статьи нельзя не отметить, что, судя по записи беседы, Сталин, пойдя навстречу пожеланию Черчилля, сразу же, без какого-либо перехода, выразил желание «поправить цифру по Болгарии». Расчет на взаимность собеседника оправдался: Черчилль, заявив, что «вообще говоря, ему на Болгарию наплевать», предложил обсудить этот вопрос Идену и Молотову40. Руководители внешнеполитических ведомств согласились скорректировать первоначальный «процентаж» Черчилля применительно к Болгарии: установленное соотношение по обоюдной договоренности составило 80:20 в пользу Советского Союза.
Судя по материалам НКИД СССР, в советском внешнеполитическом ведомстве продолжали размышлять над вопросами сфер влияния. В датированном 15 ноября 1944 г. одном из важных документов «О перспективах и возможной базе советско-британского сотрудничества», вышедшем из-под пера М. М. Литвинова, к «максимальной сфере интересов Советского Союза» были отнесены Финляндия, Швеция, Польша, Венгрия, Чехословакия, славянские страны Балканского полуострова и Турция. Ключевой для СССР вопрос о Проливах Литвинов рассматривал через призму возможной интернацио-
нализации режима их использования, причем четко обозначив, какая интернационализация была бы приемлема для советской стороны. Единственно возможным вариантом он считал «передачу контроля над Проливами исключительно черноморским державам при наличии условий, обеспечивающих дружественные отношения к нам со стороны Румынии и Болгарии»41. Согласно официальным заявлениям советских руководителей, первичным фактором для Москвы становилась доказанная лояльность новых режимов в этих странах в отношении СССР, «не заинтересованного» во введении там социалистических порядков. На обеде в честь Э. Бенеша 28 марта 1945 г. Сталин заметил: «Мы могли бы в Болгарии установить советский строй, там этого хотели. Но мы не пошли на это. В дружественных нам славянских странах мы хотим иметь подлинно демократические правительства»42. Понятно, что представления о демократии у советского лидера отличались, мягко говоря, своеобразием. Однако конкретные материалы свидетельствуют, что на том этапе Москва рассматривала в качестве адекватной сложившимся в Восточной Европе реалиям коалиционную систему осуществления власти, а вовсе не монополию коммунистических партий.
Особого внимания потребовал от советского руководства вопрос о Болгарии в контексте реорганизации европейских границ после войны. Так, согласовывая с Иденом в декабре 1941 г. соответствующую «схему», Сталин предлагал «наказать Болгарию за ее поведение во время войны», отторгнув у нее район Бургаса («По мнению тов. Сталина, для Болгарии совершенно достаточно иметь один морской порт в виде Варны», - указывалось в записи беседы43). Однако впоследствии, по мере приближения окончания войны и появления первых признаков будущего охлаждения в отношениях между союзниками, позиция Москвы постепенно меняется. В октябре 1944 г. на встрече с Черчиллем, о которой шла речь выше, Сталин ограничился кратким общим замечанием, что «Болгарию, конечно, нужно наказать»44. (Позднее, на Берлинской (Потсдамской) конференции в июле 1945 г., Сталин, говоря о «грехах» сателлитов по отношению к России, вопрос о наказании Болгарии свел к уплате ею репараций и демобилизации армии по окончании войны. При этом он напомнил об отсутствии болгарских частей на Восточном фронте и участии болгарской армии в войне на стороне союзников в соответствии с Соглашением о перемирии45.) Представляется, что объяснение этой весьма показательной динамики советской позиции следует искать в понимании Москвой стратегического значения Болгарии (близость
к Турции и Греции) для западных союзников, прежде всего США, в случае нового глобального конфликта.
Договорившись на рубеже войны и мира о доминации Советского Союза в Болгарии, великие державы, как свидетельствуют конкретные факты, не упускали возможности «утяжелить» свой собственный вес и влияние в стране, отступая подчас от согласованных ранее позиций и прибегая к двойным стандартам46. Не случайно впоследствии, в период действия Соглашения о перемирии (октябрь 1944 - февраль 1947 гг.), Болгария явилась ареной достаточно жесткого противостояния союзников по антигитлеровской коалиции, реальной пробы их сил и установления допустимых пределов как наступления, так и отступления в вопросах внутриполитической жизни страны и перспектив ее развития.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Подробнее см.: Наринский М. Европа: проблемы границ и сфер влияния (1939-1947 годы) // Свободная мысль. 1998. № 3. С. 82-93.
2 Мировые войны ХХ века: в 4-х кн. М., 2002. Кн. 4. Вторая мировая война. Документы и материалы. С. 175-176.
3 СССР - Германия. 1939-1941. Документы и материалы о советско-германских отношениях с сентября 1939 по июль 1941 г. Вильнюс, 1989. Т. 2. С. 119.
4 Цит. по: Безыменский Л., Горлов С. Накануне (Переговоры В. М. Мо-лотова в Берлине в ноябре 1940 г.) // Международная жизнь. 1991. № 8. С. 120.
5 См., например, выступление Г. Городецкого в дискуссии на международной научной конференции «Болгария и Россия в ХХ веке» (София, Институт истории БАН, 1995 г.): България и Русия през ХХ век. Българо-руски научни дискусии. София, 2000. С. 221.
6 Безыменский Л., Горлов С. Накануне... С. 117.
7 Валева Е. Л. «Болгарская карта» в геополитической игре Москвы и Берлина (1939-1941 гг.) // България и Русия между признателността и прагматизма. Доклади. София, 2008. С. 391.
8 Российский государственный архив социально-политической истории (далее - РГАСПИ). Ф. 82. Оп. 2. Д. 1142. Л. 74-75.
9 Там же. Ф. 558. Оп. 11. Д. 247. Л. 2-5.
10 Подробнее см.: Николов Р. Присъединяването на България към Тристранния пакт: военностратегически аспекти на политиче-
ския ангажимент // 100 години независима България: стълбовете на държавността. Сборник доклади и научни съобщения, изнесени на международна научна конференция в София, 14-15 октомври 2008 г. София, 2009. С. 136-144.
11 Советско-болгарские отношения и связи. Документы и материалы: В 3 т. / Отв. ред. Л. Б. Валеев, В. Хаджиниколов. М., 1976. Т. I. Ноябрь 1917 - сентябрь 1939. С. 465.
12 Подробнее см.: Валева Е. Л. «Болгарская карта» в геополитической игре. С. 392.
13 Наринский М. М., Филитов А. М. Советская внешняя политика в период Второй мировой войны. Курс лекций по истории международных отношений (1939-1945 гг.). М., 1999. С. 51.
14 СССР - Германия. С. 132.
15 Там же. С. 132-133.
16 Димитров Г. Дневник (9 март 1933 - 6 февруари 1949). София, 1997. С. 203.
17 СССР, Восточная Европа и Вторая мировая война. 1939-1941. Дискуссии, комментарии, размышления. М., 2007. С. 295.
18 СССР - Германия. С. 143.
19 Там же. С. 144.
20 Там же. С. 143.
21 СССР, Восточная Европа и Вторая мировая война. С. 295.
22 Там же. С. 293.
23 СССР - Германия. С. 149, 150-151.
24 Там же. С. 152.
25 Георги Димитров. Дневник. С. 225-226.
26 СССР, Восточная Европа и Вторая мировая война. С. 300.
27 Подробнее см.: Васильева Н., Гаврилов В. Балканский тупик? Историческая судьба Югославии в ХХ веке. М., 2000. С. 158-159.
28 СССР - Германия. С. 169.
29 Первая беседа с А. Иденом 16 декабря [1941 г.] в 19 часов 00 минут // Ржешевский О. А. Война и дипломатия. Документы, комментарии (1941-1942). М., 1997. Док. № 4. С. 19.
30 Подробнее см.: Наринский М. М., Филитов А. М. Советская внешняя политика. С. 74-75.
31 Димитров Г. Дневник. С. 184-185.
32 Первая беседа с А. Иденом. С. 18, 20.
33 Архив внешней политики РФ (далее - АВП РФ). Ф. 0512. Оп. 4. П. 12. Д. 20. Л. 1-17; Волокитина Т. Перспективы развития Болгарии после Второй мировой войны. Взгляд из Москвы (Новые докумен-
ты российских архивов) // България и Русия през ХХ век. Българо-руски научни дискусии. София, 2000. С. 240.
34 Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. М., 1978. Т. 2. Тегеранская конференция руководителей трех союзных держав - СССР, США и Великобритании (28 ноября - 1 декабря 1943 г.). Сборник документов С. 117-118, 144-145.
35 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 234. Л. 45, 62, 16.
36 Черчилль У. Триумф и трагедия. М., 2004. С. 117, 118.
37 Там же. С. 118.
38 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 283. Л. 9.
39 Там же. Л. 12.
40 Там же. Л. 13.
41 АВП РФ. Ф. 06. Оп. 6. П. 14. Д. 143. Л. 52.
42 Сталин И. В. Сочинения. Тверь, 2006. Т. 18. С. 361.
43 Первая беседа с А. Иденом. С. 16.
44 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 283. Л. 9.
45 Там же. Д. 236. Л. 11.
46 Волокитина Т. В. Великите сили и примирието с България // Вели-ките сили и България. 1944-1947 г. Т. 1. Примирието между СССР, Великобритания, САЩ и България (януари - октомври 1944). До-кументи. София, 2015. С. 46.
Volokitina T. V.
Bulgaria in the Foreign Policy of the USSR During World War Two
The article based on the documents of Russian archives is devoted to some aspects of the Soviet foreign policy during World War Two and the place of Bulgaria in the plans of Moscow. Keywords: Bulgaria, the Balkans, the USSR foreign policy, Bulgarian question in the relations between the Allies.
