CC BY
57DOI 10.31168/2618-8570.2019.21
Татьяна Викторовна ВОЛОКИТИНА
Между Сциллой и Харибдой: Болгария в геополитических расчетах Германии и СССР в начальный период Второй мировой войны*
Аннотация:
Статья освещает положение Болгарии, оказавшейся в начальный период Второй мировой войны на перекрестье геополитических интересов Германии и Советского Союза и вынужденной воспринять тактику лавирования и затягивания времени при выборе своего стратегического партнера и союзника. Объявив о полном и последовательном нейтралитете, болгарское руководство на практике склонялось к превращению его в дружественный Германии, чему в немалой степени способствовало содействие Берлина в передаче Болгарии Южной Добруджи. Помимо готовности германского руководства гарантировать территориальные приращения Болгарии, на оформление позиции Софии в значительной степени влияли страх перед большевизмом и осуществленный к тому времени «прибалтийский сценарий». Вступление Болгарии в марте 1941 г. в Тройственный пакт означало, что СССР проиграл дипломатическое сражение за Болгарию.
Ключевые слова:
Германия, СССР, советская стратегия безопасности и сражение за Болгарию, визит В.М. Молотова в Берлин в ноябре 1940 г.,Тройственный пакт.
Tatiana V.
VOLOKITINA
Between Scylla and Charybdis: Bulgaria in geopolitical calculations of Germany and the USSR at the early stage of World War II
Abstract:
The article covers the position of Bulgaria, which found itself at the crossroads of geopolitical interests of Germany and the Soviet Union in the initial period of the Second world war and was forced to employ the tactics of maneu-
* Статья подготовлена при финансовой поддержке РФФИ, проект № 18-59-18002 Болг_а «Россия, Болгария, Балканы. Проблемы войны и мира. ХУ!!!-ХХ! вв. (Мифы и реальность)».
vering and dragging its heels choosing its strategic partner and ally. Having declared complete and consistent neutrality, Bulgarian leadership in practice tended to turn the country into a «Pro-German» unit, which was greatly facilitated by the assistance of Berlin in the transfer of Southern Dobrudja to Bulgaria. In addition to the willingness of the German leadership to guarantee territorial increments of Bulgaria, Sofia's position was to a great extent influenced by the fear of Bolshevism and the so-called «Baltic scenario» implemented by that time. Bulgaria's entry into the Triple Pact in March of 1941 meant that the USSR lost the diplomatic battle for Bulgaria.
Key words:
Germany, the USSR, Soviet security strategy and battle for Bulgaria, visit of V. M. Molotov to Berlin in November 1940, the Triple Pact.
акануне Второй мировой войны ведущие европейские государства вели сложную политико-дипломатическую игру с целью разграничения сфер интересов в Европе и на Ближнем Востоке. Исследователи едины в оценках важности в этом контексте балканских проблем. Расположенная «в сердце» Балкан Болгария оказалась в эпицентре событий: на ней сосредоточили свои дипломатические усилия как набравшая силу и нацеленная на реванш Германия, так и Советский Союз.
Интерес Германии к Болгарии объяснялся намерением укрепить собственные позиции на Балканском полуострове и в целом в Черноморье, а также способствовать обеспечению рейха сырьем и продовольствием. Советское политическое руководство рассматривало малую балканскую страну как ключевой элемент системы безопасности СССР в бассейне Черного моря — сухопутный мост к Проливам1. Возможность влиять на режим прохождения судов, установление советского контроля над морским побережьем Болгарии позволили бы, как считали в Москве, минимизировать потенциальную угрозу СССР со стороны Германии и Великобритании в Черноморском бассейне. По мнению израильского историка Г. Городецкого, вплоть до нападения Германии на Советский Союз Сталин допускал такой неблагоприятный для советской стороны вариант развития событий2.
Положение оказавшейся между двух огней Болгарии было сложным. Признавая, но отнюдь не идеализируя геополитические расчеты Германии и их балканскую составляющую, болгарское руководство с осторожностью оценивало и политику Моск-
вы. Как отметила российская исследовательница Е.Л. Валева, София взяла курс на «сдержанное и дозированное улучшение отношений с СССР, избегая при этом тесного сближения на политической основе»3. По этой причине фактическим провалом закончилась миссия в Софию заместителя наркома иностранных дел СССР В.П. Потемкина в конце апреля 1939 г.: болгарская сторона отказалась от советского предложения принять участие в «организации системы защиты мира». Достаточным для себя болгары считали строгое следование линии «лояльного эффективного и исчерпывающего нейтралитета» (Здесь и далее курсив мой. — Т. В.). Именно так определил официальную позицию Софии на встрече с В.М. Молотовым в августе 1939 г. член делегации Народного собрания Болгарии, председатель парламентской комиссии по иностранным делам Г. Говедаров4. Альтернативный вариант балканского сотрудничества во имя сохранения мира оказывался для болгарской стороны неприемлемым из-за территориальных споров, в первую очередь, из-за отошедшей к Румынии Южной Добруджи. Ранее, в беседе 26 апреля 1939 г. с Потемкиным, глава кабинета министров Георгий Кьосеиванов следующим образом изложил оценку ситуации: «Болгария более чем когда-либо угнетена сознанием своего одиночества. Это ощущение особенно усилилось после гибели Чехословакии. Болгарский народ опасается и своего порабощения немцами, ненавидящими славян. Фактически немцы уже овладевают Болгарией. Они закупают до 80% ее экспорта и вынуждают ее закупать на эту выручку немецкие товары и вооружение. Ни Англия, ни Франция, к которым много раз обращалась Болгария, до сих пор не помогали ей ничем. Болгария готова была бы сотрудничать вместе с прочими балканскими государствами для сохранения мира. Но для этого она хотела бы, чтобы Балканский пакт* не был направлен против нее, как это было до сих пор, и чтобы ей вернули Южную Добруджу, житницу прежней Болгарии, дававшую до 16% всего болгарского экспорта. Богатая хлебом Румыния не нуждается в этой области. На большее Болгария
* Балканский пакт, или Балканская Антанта, — созданный в 1934 г. блок в составе Турции, Греции, Румынии и Югославии. Цель блока — сохранение status quo на Балканах в рамках Версальской системы.
сейчас не претендует. Пусть ей вернут Добруджу, отнятую у нее в 1913 году, и она вступит в сотрудничество с балканскими странами, охраняющими мир. Сама Болгария не хочет войны. Она желала бы остаться в стороне от международных конфликтов, сохранив нейтралитет»5. На прямой вопрос советского дипломата: «Готова ли Болгария активно поддержать Румынию, Турцию, Грецию или другую жертву агрессии при условии последующего удовлетворения ее желания получить обратно Южную Добруджу», Кьосеиванов ответил так: «Он согласен, что нейтралитет представляется иллюзией. Он понимает, что Болгарии не избежать хотя бы страдательного участия в общем конфликте. Для того, чтобы она приняла на себя обязательства активно выступить против агрессора на защиту балканских стран, нужно было бы пересмотреть Балканский пакт и распространить его нынешние обязательства касательно совместной защиты внутрибалканских границ и на внешние границы участников пакта. Это обеспечило бы их коллективную оборону против опасности агрессии со стороны Германии и Италии»6.
Очевидный акцент на Южную Добруджу не означал отсутствия у болгар других территориальных притязаний — к Югославии на Вардарскую и к Греции на Эгейскую Македонию, что, естественно, не могло не беспокоить их соседей.
В балканской политике Москвы болгарское направление рассматривалось в одной сцепке с турецкими делами. Важность такого подхода возросла после того, как в результате итало-абиссинской войны* Анкара стала открыто ориентироваться на Великобританию. Для советской стороны это создавало определенную угрозу нарушения баланса сил на Балканах и в Черноморье и воспринималось с тревогой. Не случайно в начале мая 1939 г. в телеграмме В.П. Потемкину, находившемуся с визитом в Турции, нарком иностранных дел СССР В.М. Молотов напоминал:
* Итало-абиссинская, или итало-эфиопская, война (1935-1936 гг.) велась за обладание Италией африканскими территориями. Завершилась победой итальянцев: по декрету короля Виктора Эммануила III от 9 мая 1936 г. Эфиопия вошла в состав Итальянской Восточной Африки. Вялотекущая партизанская война продолжалась вплоть до осени 1941 г., когда итальянские войска были разгромлены англичанами и Эфиопия освобождена от итальянской оккупации.
«Имейте в виду, что в истории Стамбул брался всегда с суши, со стороны Болгарии. Чтобы ликвидировать этот недостаток, нужно добиваться того, чтобы Болгария включилась в общий фронт миролюбивых сил против германской агрессии. Отсюда [вытекает] необходимость переуступки болгарам Южной Доб-руджи»1. Однако, как нередко бывает, одно звено в территориальных вопросах может потянуть за собой другие. Не случайно, беседуя с Потемкиным 30 апреля, президент Турции Мустафа Исмет Ижню выразил опасение, что, получив Южную Добруд-жу, болгары заявят права на Фракию и Дедеагач*&. И, надо признать, оказался прав.
Итак, начало войны Болгария встретила объявлением нейтралитета. Понимая, однако, всю хрупкость этой конструкции, руководство страны прибегло к проверенной тактике лавирования, тем более что подписанный 23 августа 1939 г. пакт о ненападении между Германией и СССР этому способствовал. Заключив на рубеже 1939-1940 гг. серию соглашений и фактически предоставив Советскому Союзу свободный транзит через болгарскую территорию для грузов, направляемых в третьи страны, в том числе и в Германию, болгары продемонстрировали готовность поддерживать дружественные отношения с Москвой. Однако при урегулировании вопроса о Южной Добрудже летом 1940 г. они предпочли опереться на Германию, хотя советское руководство заявило о своей готовности поддержать болгарские требования активными действиями9. В результате начатые по инициативе Берлина болгаро-румынские переговоры в Крайове завершились 1 сентября 1940 г. подписанием договора, по которому Болгарии возвращалась Южная Добруджа в границах 1913 г. и предстоял обмен титульным населением10. На протяжении сентября-декабря 1940 г. место более 102 тыс. покинувших край румын заняли 61 тыс. болгар-переселенцев из Северной Добруджи. В итоге обмена доля болгар в Южной Добрудже превысила 53%, а румын сократилась до 1,6%11. Проводившимся в межвоенный период румынскими властями колонизации и этнокультурной ассимиляции Южной Добруджи был положен конец.
* Дедеагач — турецкое название греческого города Александруполиса на берегу Эгейского моря.
Политический эффект столь важной для Софии дипломатической акции был исключительно велик: «дружеское посредничество» Германии в разрешении добруджанского вопроса вызвало среди болгар сильный всплеск германофильских настроений и усиление фашистской и националистической пропаганды. Огромное значение приобрел тот факт, что Южная Добруджа «упала в руки болгар подобно спелому яблоку». Это образное сравнение, сделанное в генконсульстве США в Стамбуле, сопровождалось не менее эмоциональным заключением американских дипломатов, что «вся страна сошла с ума от восторга и радости»12. Отразилось это даже и в изменениях на карте Софии. Центральный бульвар, носивший прежде имя болгарского предпринимателя и мецената Евлоги Георгиева, получил новое название: одна часть его стала бульваром Адольфа Гитлера, другая — бульваром Бенито Муссолини*. Широкие круги болгарского общества одобрили выбор правящих кругов, сделавших ставку на Берлин. И именно под влиянием этих событий болгарский нейтралитет быстро обрел вполне отчетливую перспективу превращения в «прогерманский»13. Рассчитывая удержать Болгарию в стороне от будущего военного конфликта, царь Борис и кабинет министров рассматривали нейтралитет под особым углом зрения: как необходимость ступать «в ногу» с генеральной германской политикой, избегая любых шагов, которые могли бы считаться вызовом мощному Третьему рейху. Иной вариант действия, отмечал биограф царя Бориса III С. Груев, исключался, учитывая как экономическую зависимость Болгарии от Германии, так и несомненное сходство ревизионистских устремлений немцев и болгар, весьма болезненно воспринимавших «наследство» Версаля14. Существенное влияние оказывал на болгарскую политику и еще один важный фактор — страх перед большевизмом. Груев писал в связи с этим: «Россия — как страна и культура — традиционно радовалась своей популярности в Болгарии, хотя первоначальное преклонение перед старшим братом-освободителем значительно охладело после Освобождения, когда его медвежье объятие начало мало-помалу душить. Но даже самые рьяные ру-
* Современное название — бульвар Евлоги и Христо Георгиевых.
софилы в Болгарии возмущались и боялись революции, которая в их глазах разрушила многое из того, что они любили в России: ее славянскую душу, ее культуру и религию, и [коснулась] многих выдающихся личностей, которыми они восхищались»15. Учтя эти благоприятные для себя факторы, Германия 16 октября 1940 г. официально, причем в ультимативной форме, предложила Болгарии присоединиться к Тройственному пакту. Для Софии наступило время нелегких раздумий16.
Советская сторона, обеспокоенная активностью Германии в потенциальной сфере интересов СССР11, рассчитывала прояснить обстановку, а, если удастся, то и разрешить своеобразный «кризис взаимопонимания» в отношениях между Москвой и Берлином. Посему советское руководство приняло официальное приглашение главы правительства СССР В.М. Молотова посетить Берлин в ноябре 1940 г.
Свою задачу на предстоявших переговорах германская сторона определяла как выяснение шансов привлечения СССР к активному военно-политическому сотрудничеству с Германией против Великобритании и, при необходимости, США. В Берлине рассчитывали, что лакомой для Москвы приманкой может стать обсуждение вопроса о разделе не только Восточной Европы, но и всей Евразии на сферы влияния.
Главная задача советской стороны, судя по документам, заключалась в том, чтобы «разузнать действительные намерения [Германии] и всех участников пакта 3-х...»18. Конкретное наполнение этого тезиса отразили «директивы», которыми должна была руководствоваться на переговорах советская делегация. На них единодушно ссылаются все исследователи. Однако, по мнению академика А.О. Чубарьяна, «директив» как конкретного документа, скорее всего, не существовало: точнее говорить о записи некоего совещания и возможных рекомендаций, которые в преддверии визита давал Сталин, возможно, с учетом других высказываемых предложений19. В ходе переговоров было желательно «подготовить первоначальную наметку сферы интересов СССР в Европе, а также в Ближней и Средней Азии, прощупав возможность соглашения об этом с Г[ерманией] (а также с И[талией])»20. В записи указывалось на «серьезные интересы»
СССР в Турции, Румынии и Венгрии и особо подчеркивалось: «Болгария — главный вопрос переговоров, она должна быть, по договоренности с Г[ерманией] и И[талией], отнесена к сфере интересов СССР на той же основе гарантий Болгарии со стороны СССР, как это сделано Германией и Италией в отношении Румынии, с вводом советских войск в Болгарию»21. (Напомним, что решения Венского арбитража от 30 августа 1940 г. Германия как один из «арбитров» интерпретировала, помимо прочего, и как обретение своего права в случае «угрозы» направить войска для прикрытия нефтеносных районов Румынии.) Уже в ходе начавшихся переговоров Молотов получил дополнительные разъяснения из Москвы. В телеграмме Сталина от 13 ноября подчеркивалось, что «безопасность черноморских районов СССР нельзя считать обеспеченной без урегулирования вопроса о Проливах» и что именно с вопросом обеспечения безопасности СССР, то есть спокойствия в районе Проливов, «органически связан вопрос о гарантировании Болгарии со стороны СССР». Без договоренности с болгарами о пропуске советских войск «для защиты входов в Черное море» обеспечить такие безопасность и спокойствие не представлялось возможным22. Наличие воинского контингента в Болгарии, по расчетам Москвы, должно было стать действенным средством давления на Турцию23.
Добиваясь согласия Болгарии, советская сторона была готова предоставить ей гарантии неприкосновенности территории и сохранения существующего внутреннего режима, причем, по словам Молотова, «если угодно, [не] на сотни, а [на] тысячи лет». «Советский Союз ни при каких обстоятельствах не намерен вмешиваться во внутренние дела этой страны, ни «на волосок» не отойдет от этого обещания и готов гарантировать Болгарии выход в Эгейское море», — заверял Молотов24.
Несмотря на немалые усилия дипломата, вопрос о советских гарантиях Болгарии решить в Берлине не удалось: признав на словах интересы СССР в зоне Проливов, Гитлер не пошел ни на какие реальные договоренности. «Похвастаться нечем, — сообщал Молотов в Москву, — но, по крайней мере, выяснил теперешнее настроение Гитлера, с которым придется считаться»25. Последующие события показали, что советская сторона не могла
действовать «на равных» с германским союзником и всё время оказывалась в положении догоняющего.
Важность для советского руководства привлечения Болгарии на свою сторону подтвердила и коллизия, возникшая в ходе визита Молотова вокруг вопроса о вступлении СССР в Тройственный пакт. Гитлер отметил ориентацию участников пакта на «великое азиатское пространство», которое предлагал разделить на восточно- и центрально-азиатское, причем, последнее с выходом в открытый океан (Индийский) он считал возможным включить в «сферу интересов России». Нацеливая, таким образом, СССР на Иран, Афганистан и британскую Индию, германское руководство не только рассчитывало ограничить намерения СССР в Европе и ослабить его позиции на континенте, но и преследовало цель столкнуть его с Великобританией26.
Резонно задаться вопросом, насколько серьезно оценивали в Москве проект пакта четырех держав? На наш взгляд, убедительных подтверждений, что он был принят советским руководством за чистую монету, нет, хотя в отечественной историографии этот вопрос под сомнение фактически не ставится21. Исходной точкой такого подхода является факт, что Москва не собиралась отказываться от политики раздела сфер влияния, оформление которой началось во время советско-германских переговоров 1939 г. Некоторые исследователи приводят в качестве аргумента выдержку из телеграммы Сталина Молотову в Берлин от 13 ноября 1940 г. («Если результаты дальнейшей беседы покажут, что ты в основном можешь договориться с немцами, а для Москвы останутся окончание и оформление дела, то тем лучше», — указывал Сталин28.) Но может ли это служить полноценным доказательством? Советская сторона не могла не обратить внимание на то, что важное, «не сегодняшнего дня», предложение немцев, касавшееся геостратегических интересов Германии и СССР, было, по оценке Молотова, изложено «схема-тично»29. (Показательно, что и участник переговоров министр иностранных дел И. фон Риббентроп назвал вышеупомянутый проект «мыслями в сыром виде»30.) Основанных же на архивных источниках подтверждений какой-либо серьезной аналитической работы или всесторонних обсуждений в советском руководстве
далеко идущих намерений германского союзника на сегодняшний день нет31. В Москве доминировало желание любым способом оттянуть войну, в том числе и демонстрируя «равенство» перед инициативами Берлина. Советская сторона попыталась воспользоваться ситуацией, чтобы еще раз обозначить свою позицию в вопросе о сферах влияния. Однако, продемонстрировав определенную заинтересованность в определении границ предполагаемой «Великой Азии», Молотов во время берлинских встреч с фон Риббентропом и Гитлером настойчиво возвращался к конкретным вопросам, касавшимся, прежде всего, Финляндии, Болгарии, Румынии, Турции, прибалтийских стран, интересов СССР на Балканах. Как отмечал присутствовавший на переговорах в качестве наблюдателя личный переводчик фюрера Пауль Шмидт (беседы Молотова переводил тогда дипломат Густав Хильгер), такая нацеленность советской стороны фактически срывала намерение Гитлера «заставить русских сменить направление их устремлений с Запада на Юг» и якобы окончательно убедила фюрера в важности для Москвы западного (то есть европейского) вектора ее политики, с чем Гитлеру было трудно смириться. Это сказалось и на атмосфере переговоров. Г. Хильгер вспоминал: «Гитлер, приветствуя Молотова при первой встрече, был ошеломляюще любезен. Однако на второй день противоположность целей обоих партнеров по переговорам выявилась столь отчетливо, что о возможности договоренностей речь уже вряд ли могла идти»32.
Обстановка, действительно, постепенно накалялась. Шмидт впоследствии сравнил ее с поединком «двух боксеров-тяжеловесов». «Нокаута не было, но по истечении двух важных по своим последствиям дней мир между двумя странами подвергся большому испытанию. Я присутствовал на многих других встречах под сгущающимися перед бурей тучами на политическом небосводе, но все они казались расплывчатыми и смутными по сравнению с разговорами между Гитлером и Молотовым. .Это был последний случай, когда внешняя форма и внутреннее содержание никак не были взаимосвязаны. Именно в те дни были приняты решения, которые привели Гитлера к мысли напасть на Советский Союз»33.
С последним выводом трудно согласиться, поскольку разработка конкретных планов военной операции против СССР велась в Германии с лета 1940 г., причем одновременно в разных структурах — в штабах Верховного Главнокомандования и сухопутных войск, а также высшими офицерами, которым предстояло в будущем возглавить группы армий. 30 июля Гитлер сообщил военному руководству о намерении начать весной 1941 г. войну против СССР, а в первых числах августа 1940 г. был готов план «Фриц». В день прибытия советского наркома в Берлин, 12 ноября, Гитлер утвердил Директиву № 18, предписывавшую продолжить подготовку плана войны против Советского Союза «.. .независимо от результатов переговоров с Молотовым»34. (Директива неукоснительно выполнялась: на основе плана «Фриц» был разработан и 5 декабря утвержден план «Отто», и, наконец, 18 декабря Гитлер подписал Директиву № 21, известную как план «Барбаросса». Все эти разработки основывались на тактике «блицкрига», то есть молниеносной войны.) Иными словами, предлагая Молото-ву проект присоединения СССР к Тройственному пакту, Гитлер уже имел в кармане первый вариант плана нападения вермахта на своего восточного союзника, что заставляет усомниться в искренности его намерений создать четверной союз. Более того, исследования российского историка В.И. Лоты, специально изучавшего мероприятия германского руководства по прикрытию плана «Барбаросса», дают основания рассматривать проект включения СССР в пакт в русле широкой кампании дезинформации, которая была санкционирована германскими верхами и активно велась, начиная с середины 1940 г. В подробно прописанном плане действий большое значение придавалось дипломатическим акциям на высоком уровне, что и подтвердили приглашение Молотова в Берлин на переговоры в ноябре 1940 г. и постановка на них по инициативе хозяев вопроса о дележе «наследства Великобритании» в качестве центрального.
А.О. Чубарьян справедливо характеризует озвученный на встрече в Берлине «евразийский план» Гитлера как «эфемерный» и «совершенно нереальный», в значительной мере из-за его «глобального» характера, что сразу же породило в Москве сомнения в достижимости и искренности намерений германского союзника.
Берлинская встреча не только не принесла ее участникам конкретных результатов, но, скорее всего, и не преследовала подобных целей. Во всяком случае, накануне отъезда в Берлин Молотов получил указание не подписывать никаких документов, отложить этот вопрос до будущей встречи в Москве, не давать немцам ясных и исчерпывающих ответов35. В окончательном виде советская позиция была сформулирована уже после возвращения Молотова в Москву. К тому времени стало известно, что вызванному 17 ноября 1940 г. в резиденцию фюрера в Берхтесгадене царю Борису удалось парировать настойчивые требования присоединиться к Тройственному пакту, отложить его подписание, признав, однако, что Болгария «в принципе» готова к этому шагу. Свою позицию монарх мотивировал опасностью со стороны Турции для неподготовленной к войне Болгарии и возможным нежелательным ухудшением отношений с Москвой36. Отказ Софии на том этапе, судя по всему, не только не успокоил советское руководство, но и усилил его активность в дипломатическом сражении за Болгарию, тем более что именно во второй половине ноября 1940 г. к Тройственному пакту присоединились Венгрия (20 ноября), Румыния (23 ноября) и Словакия (24 ноября).
Оказавшись между Германией и СССР, как корабль Одиссея между Сциллой и Харибдой, царь Борис прибегнул к характерной для него тактике лавирования и затягивания времени. Но в действительности он уже принял решение. В те дни в частном разговоре с лидером парламентской оппозиции Николой Муша-новым монарх заявил: «Дилемма такова: Германия или Россия. Эти две силы будут решать судьбу Европы. Ваши чувства говорят Вам — Россия, но если Вы прислушаетесь к голосу разума, то ответите — Германия!»37 Столь четко сформулированная позиция отнюдь не отражала истинное психологическое состояние царя Бориса, его доходящие до отчаяния колебания, помноженные на мучительное ощущение собственного бессилия и невозможности противостоять давлению внешних сил. При неясном исходе войны неизбежный союз с Германией казался монарху преждевременным, и оправдывала его лишь историческая задача национального объединения38. Но этот довод перевешивал все остальные.
25 ноября 1940 г. в Москве послу В. фон Шуленбургу были вручены советские предложения, касавшиеся пакта четырех. По сообщению дипломата в германский МИД, советское руководство определило условия, на которых было готово присоединиться к пакту: признать район «к югу от Батуми и Баку в общем направлении к Персидскому заливу центром территориальных устремлений Советского Союза», а также «согласовать секретный протокол между Германией, Советским Союзом и Италией с признанием того факта, что Болгария географически расположена внутри зоны безопасности черноморских границ СССР.». В связи с этим, подчеркивало советское руководство, «заключение советско-болгарского договора о взаимопомощи. является политической необходимостью». Среди условий значилась также организация в районе Босфора и Дарданелл военной и военно-морской базы СССР на началах долгосрочной аренды39.
В Москве также заявили о готовности поддержать болгарские территориальные претензии к Греции и Турции (Западная Фракия, Дедеагач, Драма и Кавала), организовать поставки в страну зерна, хлопка и пр., направить к болгарскому побережью советский флот. Об этом Сталин и Молотов информировали Георгия Димитрова в беседе 25 ноября 1940 г.40. Все эти предложения, включая и отношение Москвы к участию в Тройственном пакте, прежде всего, подчеркивали острую заинтересованность советской стороны в разрешении к своей выгоде «болгарского вопроса». Но насколько действительно выполнимыми считали советские руководители эти условия, остается загадкой. Скорее, на наш взгляд, речь шла еще об одной попытке оказать опосредованным способом нажим на болгар, не питая, впрочем, никаких иллюзий на поддержку Берлина, преследующего свои цели в большой игре.
Одновременно советская сторона предприняла прямое давление на Софию. 24 ноября 1940 г. в болгарскую столицу прибыл дипломат высокого ранга, генеральный секретарь НКИД СССР А.А. Соболев. Цель его поездки заключалась в том, чтобы довести позицию советского руководства до царя Бориса и премьер-министра Богдана Филова41.
Переданные Соболевым предложения из 12 пунктов предусматривали оказание Болгарии «всяческой, в том числе и воен-
ной, помощи в случае угрозы [ей] со стороны трех держав или группы стран», содействие в осуществлении ее «национальных устремлений» — обеспечение выхода к Эгейскому морю и в район Адрианополя, помощь «деньгами, продовольствием, вооружением и сырьем» и пр. Обращает на себя внимание, что еще не дав окончательного ответа на предложение вступить в Тройственный пакт, советская сторона фактически признала его возможную антиболгарскую направленность, а выдвинув свое единственное условие — заключить советско-болгарский пакт, фактически отмежевалась от союза трех держав. Итог миссии Соболева, однако, оказался провальным: болгарское правительство отклонило советские предложения, несмотря на их привлекательность. Определяющим фактором, обусловившим негативный ответ болгар, явились опасения повторения у себя в стране «прибалтийского сценария», на чём, кстати, успешно сыграла немецкая дипломатия.
Хотя после отказа болгар, по указанию Коминтерна, в стране развернулась мощная «Соболевская акция»*, она, в конечном счете, сыграла на руку болгарским «верхам», укрепив их в решении присоединиться к Тройственному пакту. 30 ноября 1940 г. через посланника в Софии А.А. Лаврищева в Москву был передан ответ болгар на советские предложения, в котором говорилось, что Болгария уже начала соответствующие переговоры с Берлином. Рассчитывая на новые территориальные приращения, официальная София на том этапе заявила о неприемлемости удовлетворения своих национальных интересов силой оружия42, то есть в очередной раз подтвердила свои надежды на мирную ревизию итогов Версаля и расчеты остаться нейтральной в военном противостоянии. Заметим, что несмотря на кажущуюся абсурдность такой возможности, она оказалась впоследствии реализованной: помимо Южной Добруджи, Болгария, «не пошевельнув пальцем», заполучила Фракию, Македонию и так называемые Западные окраины (территории, уступленные Королевству сербов, хорватов и словенцев по Нейискому мирному договору 1919 г.)43.
* «Соболевская акция» — движение в поддержку пакта с СССР, развернутое болгарскими коммунистами на основе советских предложений и на средства Москвы.
Последней попыткой советской стороны склонить болгар к политическому сотрудничеству явилось предложение о предоставлении Болгарии гарантий безопасности и интересов в одностороннем порядке. 6 декабря 1940 г. Лаврищев передал соответствующее представление болгарам, а 18 декабря последовал ответ министра иностранных дел Ивана Попова с отклонением советского предложения44.
Следует учитывать, что это решение болгарское правительство принимало в условиях сильного давления со стороны Германии, упорно стремившейся втянуть Болгарию в Тройственный пакт. В начале января 1941 г. Гитлер, убеждая главу кабинета Филова «не бояться» России, цинично прогнозировал, что германская союзница «проглотит свершившийся факт, как это было в случае с Румынией»45.
Вскоре началась переброска немецких войск на Балканы. По донесениям югославской разведки, в начале января 1941 г. ежесуточно в Румынию через территорию Венгрии следовали по 18-20 эшелонов с войсками и военной техникой. Подобный размах ясно указывал на формирование у советских границ мощной ударной группировки, численность которой определялась в 400-500 тыс. чел.46.
Этот факт обеспокоил как советское руководство, так и Запад. 17 января 1941 г. Молотов пригласил посла фон Шуленбурга для обсуждения «некоторых политических вопросов». Однако советский дипломат начал беседу с выражения удивления в связи с тем, что до сих пор Берлин не дал ответа на условия присоединения СССР к Тройственному пакту. На фоне реальных шагов Германии по созданию военной группировки вблизи советских рубежей удивление это выглядит сегодня странным и, более того, на наш взгляд, подтверждает дезинформационный со стороны немцев характер проекта пакта четырех. (Краткий и формальный ответ германского правительства был дан спустя еще неделю — 23 января 1941 г. и гласил, что советские условия обсуждаются с Италией и Японией и судьба их решится за столом переговоров с СССР47. Явная отписка указывала, что в Берлине уже не пытались поддерживать в глазах Москвы иллюзии относительно продолжения с ней политического сотрудничества.) Проявилась в
полной мере та зависимость длительности соблюдения договоров от их целесообразности, о которой говорил Гитлер на совещании руководства вермахта еще 23 ноября 1939 г.48.
Молотов, разумеется, не мог не поставить перед фон Шулен-бургом вопрос о сосредоточении германских войск в Румынии «в большом количестве» и об их готовности оккупировать Болгарию, Грецию и Проливы. Советский дипломат подчеркнул, что возможные действия Англии и Турции по упреждению Германии чреваты превращением Болгарии в театр военных действий и что в создавшейся обстановке советское правительство будет считать «появление каких-либо иностранных вооруженных сил на территории Болгарии и обоих Проливов. нарушением интересов безопасности СССР»49.
В болгарские дела мало-помалу начинали втягиваться и западные державы. Обеспокоенная действиями немцев на Балканах Великобритания по дипломатическим каналам открыто угрожала Софии разрывом отношений и бомбардировками военных и промышленных объектов. В середине января 1941 г. Лондон официально предупредил, что будет рассматривать присутствие германских войск в Болгарии как соучастие страны в германских операциях против Великобритании50. Неожиданную активность, как выяснилось, инициированную Лондоном, проявили и Соединенные Штаты. Прибывший 19 января 1941 г. в Софию эмиссар президента Ф. Рузвельта, юрист и кадровый разведчик полковник Уильям Донован51 в беседах с болгарскими «верхами» (премьер-министром Б. Филовым и министрами И. Поповым и Т. Даскаловым) призывал болгар оставаться нейтральными, но при попытке немцев двинуться через болгарскую территорию в Грецию, где к тому времени находился британский экспедиционный корпус, выступить с оружием в руках. Воинственно настроенный гость не удержался и от прямой угрозы, заявив, что если Болгария ошибется в выборе союзника, то будет уничтожена. С. Груев отмечал, что визит Донована якобы разочаровал болгарского монарха, надеявшегося, что Запад достигнет компромисса с Германией прежде, чем война докатится до Балкан52. Однако опубликованные документы говорят и о других чувствах, которые вызвали у монарха речи американского визитера. В бе-
седе 26 января с начальником культурно-политического отдела МИД Германии Ф. фон Твардовским (беседа состоялась во время немецкой архитектурной выставки в Софии), царь Борис, как сообщал его собеседник в Берлин, говорил о визите Донована с явной издевкой. Подчеркнув, что тот не имел ни малейшего представления о политических условиях и истории Балкан, как и интереса к ним вообще, болгарский монарх назвал выступления Донована и иных эмиссаров «болтовней», признаком слабости. И особенно подчеркнул, что «если бы Америка была сильна, она бы действовала, а не угрожала»53. Позиция Соединенных Штатов, ясно сформулированная Рузвельтом 29 декабря 1940 г. в одной из широко известных и популярных у американцев «бесед у камина»*, конечно, не прошла мимо внимания царя Бориса. Лаконичные формулировки, согласно которым «ни одна страна не может умиротворить нацистов», как «нельзя умиротворить безжалостного зверя» и «уговорить зажигательную бомбу», президент сопроводил четкой задачей для своей страны — «стать военным арсеналом для всей мировой демократии» и убежденной констатацией: «Я верю, что державам Оси не победить в войне»54. Поэтому, думается, рассчитывать на какие-либо иные заявления Донована у монарха не было оснований. А что, в свою очередь, мог ожидать от болгарской стороны Донован, если 20 января, то есть на следующий день после его прибытия в Софию, кабинет министров после 8-часового обсуждения принял решение о вступлении Болгарии в Тройственный пакт? Да и еще раньше болгарские политики в доверительных беседах с западными дипломатами ясно давали понять, что если немцы решат вступить в страну, то сделать с этим ничего не удастся: «болгары не могут и не будут противостоять им с оружием в руках». Усилия Запада удержать Болгарию от вступления в Тройственный
* «Беседы у камина» — обобщенное название радиообращений Ф. Рузвельта к американскому народу по актуальным вопросам политики и экономики. Беседы в присутствии журналистов ведущих американских радиостанций проводились в Белом доме, в комнате с камином, откуда и получили свое название. Начиная с 12 марта 1933 г. и по 6 января 1945 г. состоялось 31 выступление президента. Необычайная популярность бесед объяснялась умением Рузвельта простым, понятным слушателю языком говорить о весьма сложных проблемах, что в немалой степени повлияло на его имидж «мастера общения».
пакт успехом не увенчались, хотя укрепили намерение болгарских «верхов» ограничить прямое вовлечение страны в войну55.
28 февраля 1941 г. фон Шуленбург, выполняя директиву, поступившую из Берлина, сообщил Молотову о завершении переговоров с Софией о вступлении Болгарии в Тройственный пакт и о дате подписания соответствующего протокола — 1 марта56. Присоединение к странам «оси» болгарская сторона оговорила условием, что ее армия не примет непосредственного участия в военных действиях, а стремление получить выход к Эгейскому морю должно быть поддержано другими членами пакта. Последовавшее за вступлением в пакт трех появление в пределах страны 680-тысячной германской армии под командованием фельдмаршала В. Листа было встречено населением с большим подъемом, цветами и по славянскому обычаю — хлебом-солью. Зафиксированное в секретном донесении Бюро абвера в Софии от 8 марта 1941 г. «повсеместное абсолютно дружелюбное и приятельское отношение» несколько портил страх перед возможными английскими бомбардировками столицы и крупных городов, но постепенно «весьма значительная нервозность» населения по этому поводу сошла на нет, уступив место радужным прогнозам, что с немецкой помощью будут, наконец, осуществлены «национальные желания» болгар51.
Последней точкой в политико-дипломатическом сражении за Болгарию стали заявление болгарской стороны от 1 марта и ответная нота НКИД СССР от 3 марта 1941 г. В заявлении, переданном начальником политического отдела МИД Болгарии И. Алты-новым, подчеркивалось, что правительство Германии «просило согласия болгарского правительства на вступление немецких войск., заявив, что эта мера является временной и имеет своей целью сохранение мира на Балканах», что оно не предъявило никаких условий, «противоречащих болгарской миролюбивой политике...». Особо отмечалась надежда правительства на то, что позиция Болгарии найдет понимание в Москве и не вызовет ухудшения двусторонних отношений, которые Болгария «считает постоянным элементом своей внешней политики»58.
Советская сторона заявила в ответ, что, независимо от желания болгарского правительства, его позиция не способствует
укреплению мира, а ведет «к расширению сферы войны и к втягиванию в нее Болгарии», и что ввиду этого «Советское правительство, верное своей политике мира, не может.. .оказать какую-либо поддержку болгарскому правительству в проведении его нынешней политики»59.
Таким образом, в начальной фазе Второй мировой войны Берлину удалось переиграть Москву в болгарском вопросе, добившись присоединения Софии к Тройственному пакту и не допустив возможности для СССР связать Болгарию гарантийным пактом в целях прорыва к Проливам. При этом Гитлер, как точно заметил российский историк В.К. Волков, «уже давно выбросил в корзину» соглашение 1939 г.60, в то время как Москва еще пыталась сохранить советско-германский «альянс врагов», не совместимый с налаживанием одновременного противодействия СССР Германии и западным державам61. На болгарском направлении советская сторона, руководствуясь собственными национально-государственными интересами, предпринимала активные действия, но при этом любой ее ход лишь ухудшал положение. И, тем не менее, реванш состоялся. Он был подготовлен военными победами Советского Союза на фронтах Второй мировой войны. После вступления Красной армии летом 1944 г. на Балканы Болгария, вошедшая в сферу влияния СССР, начала играть отведенную ей роль в советской стратегии безопасности.
Примечания
1 Волокитина Т.В. К истории формирования советской стратегии безопасности в годы Второй мировой войны: сражение за Болгарию // Актуальные проблемы истории Второй мировой и Великой Отечественной войн. По материалам работы круглого стола (г. Воронеж, 10-11 марта 2015 г.) /Отв. ред. А.С. Железняков, В.В. Теплухин. Воронеж, 2015. С. 115-132.
2 См., напр.: выступление Г. Городецкого в дискуссии на международной научной конференции «Болгария и Россия в ХХ веке» (София, Институт по история на БАН, 1995 г.) // България и Русия през ХХ век. Българо-руски научни дискусии / Ред. кол.: В. Тошкова, Л. Ревякина и др. София, 2000. С. 221.
3 Валева Е.Л. «Болгарская карта» в геополитической игре Москвы и Берлина (1939-1941 гг.) // България и Русия между признателността и прагматизма. До-клади /Отговорен ред. Г. Марков. София, 2008. С. 391.
4 Стойчо Мошанов. Из спомените ми — Научен архив на БАН. Сб. IV. Оп. 110. А.е. 157. Л. 420.
5 Год кризиса. 1938-1939. Документы и материалы: в 2-х тт. / Сост. МИД СССР. Т. 1. М., 1990. С. 104.
6 Там же.
7 Документы внешней политики (далее — ДВП). Т. XXII: в 2-х кн. Кн.1. Январь-август 1939 г. М., 1992. С. 328.
8 Год кризиса. 1938-1939. С. 107.
9 Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. 1939-1941 гг. / Отв. ред. В.К. Волков. М., 1999. С. 380.
10 Подробнее см.: Валева Е.Л. Возвращение Южной Добруджи Болгарии в сентябре 1940 г. // Славяне и Россия: Проблемы войны и мира на Балканах. XVIII—XXI вв. / Отв. ред. С.И. Данченко. М., 2017; Гладышева А.С. Этноконфессиональная карта Южной Добруджи (1913-1940 гг.) // Миграции на хора и идеи в България и Ун-гария (XIX-XXI в.) / Съст и научна редакция Пенка Пейковска, Габор Деметер. София, 2018.
11 Сальков А.П. Урегулирование проблемы Южной Добруджи (1939-1947 гг.) // Новая и новейшая история. 2005. № 5. С. 74-75.
12 България — своенравният съюзник на Третия райх. Документална колекция / Ред. В. Тошкова. София, 1992. С. 93.
13 Валева Е.Л. «Болгарская карта» в геополитической игре Москвы и Берлина. С. 392.
14 Груев Стефан. Корона от тръни. Царуването на Борис III. 1918-1943. София, 1991. С. 316.
15 Там же. С. 315.
16 Подробнее см.: Николов Р. Присъединяването на България към Тристранния пакт: военностратегически аспекти на политическия ангажимент // 100 години независима България: стълбовете на държавността. Сборник доклади и научни съобщения, изнесени на международна научна конференция в София, 14-15 октомври 2008 г. София, 2009. С. 136-144.
17 Подробнее см.: От Версаля до «Барбароссы». Великое противостояние держав. 1920-е — начало 1940-х гг. / Богданов В.Н., Васильева Н.В., Гаврилов В.А. и др. М., 2018. С. 363-373, 378-379.
18 ДВП.Т. XXIII. Кн. 2 (ч. 1) 1 ноября 1940 г. — 1 марта 1941 г. М., 1998. С. 30-31.
19 Чубарьян А.О. Канун трагедии. Сталин и международный кризис. Сентябрь 1939 — июнь 1941 года. М., 2008. С. 320.
20 ДВП .Т. XXIII. Кн. 2 (ч. 1). С. 31.
21 Там же; Мировые войны ХХ века: в 4-х книгах. Кн. 4. Вторая мировая война. Документы и материалы / Отв. ред. М.Ю. Мягков. М., 2002. С. 175-176.
22 ДВП .Т. XXIII. Кн. 2 (ч. 1). С. 61.
23 СССР — Германия. 1939-1941. Документы и материалы о советско-германских отношениях с сентября 1939 по июль 1941 г. Т. 2 / Сост. Ю. Фельштинский. Вильнюс, 1989. С. 119.
24 ДВП. Т. XXIII. Кн. 2 (ч. 1). С. 70, 71; БезыменскийЛ., Горлов С. Накануне (Переговоры В.М. Молотова в Берлине в ноябре 1940 г.) // Международная жизнь. 1991. № 8. С. 120.
25 Безыменский Л., Горлов С. Накануне. С. 117.
26 ДВП. Т. XXIII. Кн. 2 (ч. 1). С. 38, 46, 69; Чубарьян А.О. Канун трагедии. С. 325-326.
27 См. напр.: Сафразьян А.Л. Переговоры Германии и СССР в ноябре 1940 г.: https://wiselawyer.ru/poleznoe/30429-peregovory-germanN-sssr-noyabre-1940.
28 ДВП. Т. XXIII. Кн. 2 (ч. 1). С. 60-61.
29 СССР — Германия. 1939-1941. С. 132.
30 ДВП. Т. XXIII. Кн. 2 (ч. 1). С. 72.
31 ЧубарьянА.О. Канун трагедии. С. 295.
32 Цит. по: Сидорчик А. Последнее танго в Берлине. Зачем Молотов пожимал руку Гиммлеру: www.aif.ru/society/history/poslednee_tango_v_berline_zachem_ molotov_pozhimal_ruku_gimmleru.
33 Шмидт П. Переводчик Гитлера. Смоленск, 2001. Режим доступа: https://libking. ru/books/nonf-/nonf-biography/101313-paul-shmidt-perevodchik-gitlera.html.
34 Владимир Лота. Операция прикрытия «Барбароссы»: mil.ru/winner_may/ history/more.htm?id=10646886%40cmsArticle.
35 Чубарьян А.О. Канун трагедии. С. 436, 322, 336.
36 Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. С. 386.
37 Цит. по: Груев Стефан. Корона от тръни. С. 332.
38 Филов Б. Дневник. София, 1986. С. 101; Валева Е.Л. Болгария в начале Второй мировой войны: драма страны и царя Бориса III // Человек на Балканах в эпоху кризисов и этнополитических столкновений ХХ в. / Отв. ред. Г.Г. Литаврин, Р.П. Гришина. М., 2002. С. 302-306.
39 СССР — Германия. 1939-1941. С. 132-133; ДВП. Т. XXIII. Кн. 2 (ч. 1). С. 136-137.
40 Георги Димитров. Дневник (9 март 1933 — 6 февруари 1949). София, 1997. С. 203.
41 Подробнее см.: РевякинаЛ.В. Соболевата акция в съветско-германските отношения // Призвание и всеотдайност. В чест на 70-годишния юбилей и 40-годиш-ната научна дейност на проф. д.и.н. Витка Тошкова. София, 2011. С. 204-211.
42 Архив внешней политики РФ. Ф. 06. Оп. 2. П. 13. Д. 135. Л. 14-15; ДВП. Т. XXIII. Кн. 2 (ч. 1). С. 159.
43 България — своенравният съюзник на Третия райх. С. 93.
44 ДВП. Т. XXIII. Кн. 2 (ч. 1). С. 211.
45 Цит. по: Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. С. 397.
46 СССР, Восточная Европа и Вторая мировая война. 1939-1941. Дискуссии, комментарии, размышления /Отв. ред. и сост. С. З. Случ. М., 2007. С. 295.
47 Чубарьян А.О. Канун трагедии. С. 336.
48 «Совершенно секретно! Только для командования». Стратегия фашистской Германии в войне против СССР. Документы и материалы / Сост. В.И. Дашичев. М., 1967. С. 103-104.
49 СССР — Германия.1939-1941. С. 144.
50 Болгария в ХХ веке. Очерки политической истории /Отв. ред. Е.Л. Валева. М., 2003. С. 252.
51 Подробнее о визите У. Донована см. напр.: Збоев А.В. Активизация политики США на Балканах в начале 1941 г.: визит полковника У. Донована в Софию // Известия Уральского федерального университета. Серия 2: Гуманитарные науки. № 2. Екатеринбург, 2014. С. 280-292.
52 Груев Стефан. Корона от тръни. С. 348.
53 България — своенравният съюзник на Третия райх. С. 27-28.
54 Рузвельт Ф.Д. Беседы у камина / Перевод с англ. А.Б. Шаракшенэ. М., 2003. С. 211-212.
55 Тошкова В. България в балканската политика на САЩ. 1939-1944. София, 1985. С. 93.
56 СССР — Германия. 1939-1941. С. 149, 150-151.
57 България — своенравният съюзник на Третия райх. С. 36-37.
58 ДВП. Т. XXIII. Кн.2 (ч.1). С. 441; Запись беседы полномочного представителя СССР в Болгарии А.А. Лаврищева с начальником политического отдела МИД
Болгарии И. Алтыновым о присоединении Болгарии к Тройственному пакту. 1 марта 1941 г. // Советско-болгарские отношения и связи. Документы и материалы. Т. I. Ноябрь 1917 — сентябрь 1944 г. /Отв. ред. Л.Б. Валев, В. Хаджи-николов. М., 1976. С. 546.
59 ДВП. Т. XXIII. Кн.2 (ч.2) 2 марта — 22 июня 1941 г. С. 448; Нота Народного комиссариата иностранных дел СССР миссии Болгарии в СССР в ответ на сообщение болгарского правительства о вводе в Болгарию германских войск //Советско-болгарские отношения и связи. Документы и материалы. Т. I. С. 547.
60 СССР, Восточная Европа и Вторая мировая война. 1939-1941. С. 295.
61 Там же. С. 293.
