CC BY
26
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 4Р-2:495
ББК 81.411.2-212:81.63.22
Р.Т. Акбулатова, А.Ю. Куланчин
история развития диалектизмов башкирского языка в области личных местоимений третьего лица
В статье рассматривается история развития диалектизмов башкирского языка в области личных местоимений третьего лица, основываясь на труды видных ученых-тюркологов и известных диалектологов. Раскрывается суть теории определенности-неопределенности, плеоназма и на этой базе объясняется возникновение различных форм одного и того же местоимения.
Ключевые слова: башкирский язык, говор, диалект, диалектизм, местоимение, определенность-неопределенность, плеоназм, тюркские языки.
R.T. Akbulatova, A.Yu. Kulanchin ON THE HisTORY OF THE DEvELOpMENT
of the bashkir language dialecticisms in the field of third-person personal pronouns
The history of the development of dialecticisms of the Bashkir language in the field of third-person personal pronouns, based on the works of prominent specialists in Turkic philology and well-known dialectologists, is highlighted. The essence of the theory of definiteness-indefiniteness, pleonasm is revealed and on this basis the origin of various forms of the same pronoun is explained.
Key words:Bashkir language, dialect, dialecticism, pronoun, definiteness-indefiniteness, pleonasm, Turkic languages.
Диалекты как разновидности языка, используемые на определенной территории в качестве средства общения местного населения, являются ценным источником изучения истории языка. Они изменяются свободнее, чем литературный язык, так как в значительно меньшей степени ограничены нормами и не испытывают регулирующего влияния письменной традиции, для них неизвестно понятие общенациональных норм. Поэтому в диалектах, с одной стороны, лучше сохраняются отдельные архаические черты звукового и грамматического строя, с другой стороны, быстрее, чем в литературном языке, укореняются языковые новообразования.
Рассмотрим это утверждение на примере диалектизмов в области личных местоимений третьего лица.
Известный диалектолог Н.Х. Мак-сютова пишет, что в аргаяшском и миас-ском говорах восточного диалекта башкирского языка личное местоимение 3-го лица единственного числа употребляется в виде ал 'он' (в литературном языке и других диалектах - ул), а форма множественного числа в виде алар 'они' (в литературном - улар), в ялан-катайском подговоре аргаяшского говора это местоимение встречается в виде алар^ар 'они' [6, с. 123, 125, 229]. Проф. С.Ф. Миржанова в нижнебельско-икском говоре обнаружила вариант аллар 'они' этого местоиме-
ния [7, с. 165]. К сожалению, профессора ограничились констатацией этих диалектизмов, не раскрыв их этимологии, не ответив, сохранились ли эти варианты с древних времен или являются продуктом позднейших эпох, по каким законам тюркских языков они возникли и т.д. Как известно, тюркские, монгольские и тунгусо-маньчжурские языки считаются родственными, поэтому их называют алтайскими языками, т.е. они возникли из праалтайского языка. Надо полагать, что в древнем алтайском языке местоимения были более короткими, о чем говорят следующие факты: в современных эвенском и эвенкийском языках личные местоимения 1-го и 2-го лиц сохранились в виде би 'я', си 'ты. В азербайджанском, гагаузском, кумыкском и крымско-татарском языках личное местоимение 3-го лица единственного числа сохранило древнеалтайское звучание в виде о ' он ' . Указательное местоимение ул 'тот' , являющееся омонимом личного местоимения ул 'он ', в кызыльском говоре, по заявлению Н.Х. Максюто-вой, употребляется в сокращенном виде: Умэлдэ укыу бала^г булып иерей ине 'В ту пору он ходил в школьниках' [6, с. 272] (в литературном ул мэлдэ ...). В современных тюркских языках к алтайским коротким местоимениям присоединились дополнительные показатели: к местоимениям 1-го и 2-го лиц - древнейший показатель определенности -н (би+н, си+н), а к местоимению 3-го лица - показатель неопределенности-множественности -л (о+л), т.к. местоимения 1-го и 2-го лиц по своей природе являются более определенными, а местоимения 3-го лица связаны с неопределенностью (в разговоре не принимают участия). Показатель -л вполне законно выступает в качестве аффикса множественного числа в тунгусо-маньчжурских языках; в эвенкийском: Yрэ 'горка' - ^э-л 'горки', када 'гора' - када-л ' гора', т.к. понятия неопределенности и множества близки друг к другу, о чем писал проф. Дж.Г. Киекбаев: «неопределенность выражает множественность», «множественность выражает неопределенность» [3, с. 90, 91].
Правильность нашего утверждения о том, что конечный заук -н в местоимени-
ях мин, шн я, ты в историческом плане не относится к корням местоимений, а является показателем определенности, конечная же -л местоимения ул он - показателем определенности, наглядно доказывается в их своеобразном склонении (изменении по падежам). Сравним склонение местоимения мин 'я ' и существительного тин 'копейка ': родительный падеж - мин-ец - тин-дец; дательный падеж - миц-э - тин-гэ; винительный падеж - мин-е - тин-де. Как видим, падежные аффиксы местоимения мин короче тех же аффиксов существительного. Проф. Дж. Г. Киекбаев утверждал, что в древ-неалтайском и древнетюркском языках падежные аффиксы были простыми, од-нофонемными: «показатель определенности -г (-г) выступает в качестве винительного определенного падежа в древ-нетюркском языке, ср. древнетюрк. ана 'мать' - ана-г 'маму'» [4, с. 46]. До этого он писал, что «прослеживая развитие и семантику падежных форм существительных, можно выяснить роль древних гласных и согласных показателей определенности, которые образовали основы определенности, послужившие впоследствии базой падежных форм существительных» [4, с. 38]. Итак, по утверждению Дж.Г. Ки-екбаева, древние простые падежные аффиксы не могли присоединяться к корню существительного, к нему сначала должен присоединиться древний показатель определенности и «образовать основу определенности», которая впоследствии должна «служить базой падежных форм существительных» [5, с. 10]. Теперь должно быть понятно, почему к местоимению мин не присоединился показатель определенности -д-, как к существительному тин копейка : у местоимения уже есть показатель определенности -н, присоединившийся относительно недавно (когда древнетюркский язык от-делилися от древнеалтайского языка).
В существительном тин сонорный звук -н является частью корня слова, не является показателем определенности, поэтому перед падежным аффиксом должен располагаться показатель определенности -д/-т. В орхоно-енисейских памятниках личные местоимения зафик-
го
.а
т К
о
0 ^ ^ с;
2 Ф
ГО Ф Ю О. ш
= 1 Ф
го о ф
Е * .а X
ш I
п ^ го ^ о-5
1 13
о о ^ т
т
X
го &
го ш о н
го &
ю
с
сированы в виде бдн, сдн, ол (я, ты, он) (транскрипция С.Е. Малова). Здесь логически возможен вопрос о том, почему в монгольских и тунгусо-маньчжурских языках личные местоимения остались без изменения (в эвенкийском - би, си, бурятском - би, шии т.д.), а в тюркских языках осложнились, присоединяя к себе показателей определенности (би-н, си-н) или неопределенности (о-л). Во-первых, в древних языках, в том числе в древне-алтайском и древнетюрксом, неопределенность и многозначность значения слов и их грамматических категорий были характерным явлением, что было отмечено ведущими тюркологами. Так, Э.В. Севортян писал, что значения глаголов желательного наклонения и будущего времени, а также глаголов настоящего и будущего времени изъявительного наклонения в древнейших этапах развития некоторых тюркских языков резко не отличались [9, с. 22]. М.Ш. Рагимов замечает, что современный тюркский глагол с конкретным грамматическим значением в древности имел много значений [8, с. 8], в этом он солидарен с Э.В. Севортя-ном. Профессор Г.Ф. Благова пишет, что у временной формы на -а(р) произошли изменения в ее значении в сторону сужения: в современном узбекском языке за этой формой закрепилось преимущественно значение будущего предположительного [2, с. 93, 94]. Здесь ученые ведут разговор о неопределенности и многозначности глаголов, которые, в отличие от местоимений, отличаются более конкретным значением. Теперь дожно быть понятно, почему у древне-алтайских местоимений была тенденция конкретизировать свое значение, уже на базе тюркских языков, чему, наверняка, способствовало и появление своей письменности древнетюркского языка (рунические письмена). Своеобразны пути образования форм множественного числа личных местоимений в алтайских языках. Например, в тунгусо-маньчжурских языках форма множественного числа образуется путем замены узкого гласного местоимения (единственного числа) на широкий гласный; в эвенкийском: би 'я' - бу 'мы'; си 'ты' - су 'вы'; в эвенкском:
би 'я' - бу 'мы'; ъи 'ты' - hу 'вы' (в этих языках звук и является узким, а у - широким гласным). Проф. Дж.Г. Киекбаев утверждает, что в личных местоимениях некоторых урало-алтайских языков идея множественности-неопределенности грамматически выражается путем замены узких гласных переднего ряда широкими гласными заднего ряда, ср. общемонг. би 'я' и бурят. бан 'вы'(эксклюзив); ср. еще догур. ин 'он', но ан 'они' (гласный долгий): ср. тат. ул 'он', но алар 'они', отсюда киргиз. и башк. диал. ал 'он' [3, с. 96]. Следовательно, местоимение ал с широким гласным, сохранившийся в аргаяш-ском и миасском говорах, когда-то имело значение множественного числа, так как в значении единственного числа употреблялось местоимение ул, узкий гласный которого был заменен широким гласным а. Но в тюркских языках начал действовать закон плеоназма, суть которого наиболее точно выразила известный тюрколог Г.Ф. Благова: «Плеоназм возникает на основе полного стирания первоначального значения устаревшего аффикса и вытекающего отсюда переразложения основы» [1, с. 89]. Т.е. форма ал в какую-то эпоху потеряла значение множественного числа, приняв значение единственного числа, по этой причине в указанных говорах исчезло местоимение ул. И в карачаево-балкарском языке местоимение ал также стало терять значение множественного числа, поэтому к этой основе присоединился показатель неопределенности-множественности -широкий гласный -а, в результате образовалось местоимение ала 'они', которое и сегодня функционирует в этом языке. И в остальных тюркских языках форма ала выражала когда-то множественное число, но по причине действия закона плеоназма она стала терять эту функцию и, чтобы сохранить значение плюральное™, к ней присоединился древнеал-тайский показатель множественности -р: ала-р. В тунгусо-маньчжурских языках показатель -р и сегодня сохранил свое древнее значение множественности: орон 'олень' - оро-р 'олени', баян 'богач' - баяр 'богачи'. Во всех диалектах башкирского и татарского языков употребляется фор-
ма алар, в татарском языке она считается литературной нормой. В возникновении местоимения алар^ар 'они' (ялан-катайский подговор аргаяшского говора) основную роль сыграл плеоназм, т.е в языке жителей этого подговора форма алар стала терять идею множественности, поэтому к этой форме присоединился новый аффикс множественного числа. Это событие произошло гораздо позже, после возникновения нового сложного аффикса множественного числа -?>ар (-§эр, -лар/-лэр, -дар/-дэр, -тар/-тэр). Диалектизм аллар 'они', который, по утверждению С.Ф. Миржановой, и сегодня употребляется в нижнебельско-икском говоре Аллар лэре эшлэ^елэр игэнне 'Они сами заготовили зерно' [7, с. 165] также образовался в более позднее время, когда окончательно сформировался новый осложненный вариант множественного числа -лар. В возникновении этого своеобразного диалектизма также участвовал
закон плеоназма, т.к. местоимение ал со смыслом множественного числа стало терять свое значение и, чтобы сохранить его, к местоимению присоединился новый аффикс множественного числа -лар. Таким образом, от основы ал, которая когда-то сама имела значение множественного числа, образовались новые варианты, как ала (в карачаево-балкарском языке), алар (в татарском литературном языке и диалектах башкирского языка), алар^ар (в ялан-катайском подговоре), аллар (в нижнебельско-икском говоре). Причем их возникновение обусловлено действием определенных законов того или иного языка и их диалектов.
Исходя из вышесказанного, делаем вывод о том, что диалектизмы башкирского языка в области личных местоимений третьего лица являются закономерными, логичными, что мы и попытались доказать, основываясь на теории определенности-неопределенности и плеоназма.
Библиографический список
1. Благова, Г.Ф. Плеонастическое использование аффиксов в тюркских языках в историческом освещении [Текст] / Г.Ф. Благова // Вопросы языкознания. - 1968.- № 6. - C. 81-97.
2. Благова, Г.Ф. Соотносительные глагольные формы в узбекском литературном языке [Текст] / Г.Ф. Благова // Вопросы языкознания. - 1958. - № 4. - C. 86-95.
3. Киекбаев, Дж.Г. Введение в урало-алтайское языкознание [Текст] / Дж.Г. Киекбаев. - Уфа: Башкнигоиздат. - 1972. - 151 с.
4. Киекбаев, Дж.Г Основы исторической грамматики урало-алтайских языков [Текст] / Дж.Г Киекбаев. - Уфа: Китап, 1996. - 370 с.
5. Киекбаев, Дж.Г Введение в урало-алтайское языкознание [Текст]: программа курса / Дж.Г. Киекбаев. - Уфа: БГУ, 1967. - 44 с.
6. Максютова, Н.Х. Восточный диалект башкирского языка [Текст] / Н.Х. Максютова. - М.: Наука, 1976. - 292 с.
7. Миржанова, С.Ф. Северо-западный диалект башкирского языка [Текст] / С.Ф. Миржанова. -Уфа: Китап, 2006. - 296 с.
8. Рагимов, М.Ш. История форм наклонений глагола в азербайджанском языке [Текст]: автореф. дис. ... д-ра филол. наук / М.Ш. Рагимов. - Баку, 1966. - 48 с.
9. Севортян, Э.В. Современное состояние и некоторые вопросы исторического изучения тюркских языков [Текст] / Э.В. Севортян // Вопросы методов изучения тюркских языков СССР. - Ашхабад: Изд-во АН Туркм. ССР, 1961. - С. 510-519.
Referencеs
1. Blagova G.F. Historical pleonastic use of affixes in Turkic languages. Voprosy Yazykoznaniia, 1968. № 6. P. 81-97. [in Russian].
2. Blagova G.F. Relative verbal forms in the Uzbek literary language. Voprosy Yazykoznaniia, 1958. № 4. P. 86-95. [in Russian].
3. Kiekbaev Dzh.G. Introduction to the Ural-Altaic Linguistics. Ufa: Bashknigoizdat, 1972. Р. 151. [in Russian].
.0
to к
e &
0 s ^ c;
ii ГО Ф Ю Q. ca
o>s
= 1 Ф
£2 го о
Ф 45
E * .0 X m | to ^ (0 ^
1 13
о о S m
4. Kiekbaev Dzh.G. The basics of the historical grammar of the Ural-Altaic languages. Ufa: Kitap, 1996. P. 370. [in Russian].
5. Kiekbaev Dzh.G. Introduction to the Ural-Altaic Linguistics. Ufa: BGU, 1967. P. 44. [in Russian].
6. Maksyutova N.Kh. Eastern dialect of the Bashkir anguage. Moscow: Nauka, 1976. P. 292. [in Russian].
7. Mirzhanova S.F. North-western dialect of the Bashkir language. Ufa: Kitap, 2006. P. 296. [in Russian].
8. Ragimov M.Sh. History of the forms of verbal moods in the Azerbaijani language Author's abstract. Dis. ... doct. of sciences (Philology). Baku, 1966. P. 48 [in Russian].
9. Sevortyan E.V. Current state and some issues of historical study of Turkic languages. Issues in methods of studying Turkic languages of the USSR. Ashgabat: Publishing house of the Academy of Sciences of the Turkmen SSR, 1961. P. 510-519. [in Russian].
сведения об авторах: Акбулатова Рита тимерхановна,
ассистент кафедры башкирского языка
и методики его преподавания,
Башкирский государственный
педагогический университет
им. М. Акмуллы,
г. Уфа, Российская Федерация.
КтаИ: гка-аИЬи^@гатЫег. ги
Куланчин Айтуган Юмабаевич,
ассистент кафедры башкирского языка
и методики его преподавания,
Башкирский государственный
педагогический университет
им. М. Акмуллы,
г. Уфа, Российская Федерация.
КтаИ: aitugan.islamdin@mail.ru
Information about the authors: Akbulatova Rita Timerkhanovna,
Assistant lecturer,
Department of Bashkir Language
and its Teaching Methods,
Bashkir State Pedagogical University
named after M. Akmulla,
Ufa, Russia.
E-mail: rita-akbulat@rambler.ru
Kulanchin aitugan Yumabaevich,
Assistant lecturer,
Department of Bashkir Language
and its Teaching Methods,
Bashkir State Pedagogical University
named after M. Akmulla,
Ufa, Russia.
E-mail: aitugan.islamdin@mail.ru
УДК 8Р2:75
ББК 83.3(2Рос=Рус)7:85.143(2Рос)
К.В. Загороднева, Э.Р. Алисултанова
поэтика нины горлановой как литератора и живописца: к постановке проблемы
Принимая во внимание повышенный интерес современного литературоведения к пограничным процессам, происходящим в литературе и в искусстве, авторы статьи рассматривают творчество пермской писательницы Нины Горлановой через призму взаимодействия живописи и литературы. Посредством актуализации синтетического характера творчества Горлановой как художницы и как литератора подчеркивается общая тенденция современной культуры к интермедиальности. Дискутируется природа живописания словом и функции живописных реминисценций в прозе Горлановой, обнаруживается их разнообразие и сложное взаимодействие с культурным контекстом произведения.
Ключевые слова: поэтика, Нина Горланова, Вячеслав Букур, Ван Гог, писатель, художник, иллюстратор, реминисценция, интермедиальность.
