CC BY
119
УДК 81.311 лшшшшшшш^
ИСТОРИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ГРАММАТИЧЕСКИХ ОСОБЕННОСТЕЙ НЕКОТОРЫХ ТЮРКСКИХ ЯЗЫКОВ
THE HISTORICAL BACKGROUND OF GRAMMATICAL FEATURES
© А.М. Азнабаев,
профессор Башкирского государственного педагогического университета имени М. Акмуллы эл. почта: [email protected]
Исследуется историческая основа (происхождение) нескольких грамматических особенностей или явлений, характерных отдельным тюркским языкам.
Ключевые слова: тюркские языки, плеоназм, аффиксы сказуемости, двойственное число, древнеалтайский язык, кипчакские языки, древнетюркский язык
© A. M. Aznabaev The historical background (origin) of grammatical features or phe-
nomena typical for some Turkic languages is under investigation in this article.
Key words: Turkic languages, pleonasm, predicative affixes, the dual, Old Altaic language, Old Turkic language
Тюркские языки являются близкородственными, и их представители могут общаться друг с другом без переводчика. Тем не менее, в каждом тюркском языке можно обнаружить фонетические или грамматические явления, характерные только для одного языка, отсутствующие в других тюркских языках.
В карачаево-балкарском языке форма личного местоимения 3-го лица множественного числа выглядит в виде ала 'они' (в других —алар/улар/олар /олор, т.е. с конечным -р). Естественно, возникает вопрос, на какой основе, по каким грамматическим законам возникла карачаево-балкарская форма ала? Не повлияли ли на ее возникновение какие-то случайности? На последний вопрос еще в XIX веке ответил видный ученый И.А. Бодуэн де Куртене, который писал, что «все в природе, а следовательно, и в языке «причинно», «естественно», «законно», «рационально». В языке нет никакого произвола» [1, с. 12]. Следовательно, задача тюркологов — раскрывать законы, на основе которых возникли уникальные формы: к сожалению, ни один из тюркологов до сих пор не обратил
внимания на поставленные выше вопросы, и, разумеется, не было по ним публикаций.
Наши наблюдения по историческому развитию башкирского и других тюркских языков показали, что в древнем праалтайском языке все местоимения были короткими; так, личные местоимения функционировали в виде би'я', си'ты' , о 'он'. Они сохранились в современных монгольских и тунгусо-маньчжурских языках: калмыцк. би'я', чи'ты'; эвенк.би 'я', си 'ты'. Короткие местоимения 3-го лица единственного числа характерны и некоторым современным тюркским языкам; например, в азербайджанском, гагаузском и кумыкском языках это местоимение и сегодня функционирует в виде о.
Когда древнетюркский язык выделился от алтайского праязыка и начал самостоятельно функционировать и развиваться, указанные местоимения не могли оставаться в таком укороченном виде, т.к. их значения были неконкретными, абстрактными. Это было характерно и другим словам, например, именам существительным и глаголам, что отмечалось ведущими тюркологами. Так, М.Ш. Рагимов утверждал,
что в диалектах азербайджанского языка весьма широко представлено употребление одного падежа в значении другого, например, дательно-направительный падеж в значении винительного и местного [2, с. 164]. Он же в своем другом труде пишет, что современный тюркский глагол с конкретным грамматическим значением в древности имел много значений [3, с. 8]. Г.Ф. Благова отмечала, что в староузбекском языке деепричастие на -а имело много синтаксических функций [4, с. 94]. Н.А. Баскаков утверждал, что формы глагола на -ар (-ер-ыр), -ир-ур до настоящего времени «сохранили свою полисемантичность» [5, с.17]. Как видим, ученые отмечают неопределенность или многозначность (полисемантичность) имен существительных и особенно глаголов в древнетюркском языке, имеющих в современных языках более конкретное значение. А местоимения и сегодня не отличаются конкретностью своих значений, особенно местоимения 3-го лица, поэтому они замещают не только людей, но и предметы, например: Был кала мицэ октаны, свнки ул боронро замандар^а тв^влгэн. 'Этот город мне понравился, ибо он построен в древнейшие времена'.
Древнеалтайские личные местоимения на базе древнетюркского языка должны были конкретизировать свое значение, т.к. последний стал быстро развиваться и меняться, чему способствовало два фактора: во-первых, тесное усиленное общение с другими племенами и народами, во-вторых, появление своей собственной письменности (первые орхоно-енисейские памятники были написаны уже в V в. н.э.). Для конкретизации своего значения местоимения 1-го и 2-го лица присоединили к себе древнейший показатель определенности -н (би+н, си+н), а местоимение 3-го лица — неопределенности -л (о+л). Местоимения 1-го и 2-го лица по своему значению являются более конкретными (непосредственное участие в разговоре), а местоимение 3-го лица
имеет более абстрактное значение (нет участия в беседе), поэтому к нему присоединился показатель неопределенности -л. Дж.Г. Киекбаев среди показателей определенности назвал -н, а среди показателей неопределенности -л [6, с. 42, 168].
Множественное число личных местоимений в алтайских языках образовалось двумя путями: 1) личные местоимения единственного числа принимают древнейшие аффиксы множественного числа: би+з > биз; си+з > сиз. Этот путь характерен для тюркских языков; 2) о втором пути Дж.Г. Киекбаев пишет, что в личных местоимениях некоторых урало-алтайских языков идея множественности-неопределенности грамматически выражается путем замены узких передних гласных широкими или задними гласными: общемонг. би'я', догурск. баа 'мы', ин'он', но ан'они'(гласный долгий); татар. ул'он', но алар 'они' [7, с. 96]. Таким образом, Дж.Г. Киекбаев обнаружил удивительную особенность гласных звуков урало-алтайских языков: а именно широкие гласные (гласные нижнего подъема) (в башкирском таковыми являются гласные а,э) выражают идею (или значение) неопределенности, а узкие (верхнего подъема) (в башкирском — остальные) идею определенности, что наглядно видно на примерах, приведенных Дж.Г. Киекбаевым: би'я' — ба'мы', ин 'он' — ан 'они'. Об указанной особенности гласных звуков Дж.Г. Киекбаев несколько раз отмечал в своей книге, посвященной категории определенности и неопределенности (ОПНО): «широкие гласные звуки а/д на исходе слова придавали предмету (имени) значение неопределенности. Поэтому эти широкие гласные заменялись узкими в тех случаях, когда была необходимость придать имени значение определенности, т.к. узкие гласные связаны с определенностью» [7, с. 108]. Или: «формант -а/-д как широкий гласный в составе аффикса -да/-дд полностью выражал идею неопределенности» [7, с. 101]. В аффиксах современного башкирского
языка можно увидеть роль узких и широких гласных как показателей определенности или неопределенности. Например, в башкирском языке соблюдается губная гармония, как один из видов сингармонизма: если слова начинаются огубленными гласными о,в, то они сохраняются до их окончания: тор-тормот-тормотто-тормоттоколор; вкв-вквнв-вквнвкв-вквнвквлвр и т.д. Однако в некоторых аффиксах губная гармония нарушается, например, в аффиксе множественного числа: тормот-тар, вкв-лдр (ожидаемая по губной гармонии форма
— тормот-тор, вкв-лвр). Это явление объясняется тем, что идею множественности могут выражать только широкие гласные а,д, т.к. «неопределенность выражает множественность», или «множественность выражает неопределенность» [7, с.90—91]. Закон губной гармонии нарушается и в аффиксах разделительных числительных: вс-др 'по три', йв^-др 'по сто' (ожидаемая форма йв^-вр, вс-вр), т.к. «по своему значению разделительные числительные выражают идею множественности числительных» [6, с.336]. Более наглядно видна роль широких гласных при образовании собирательных форм числительных: ике 'два' — ик-ду 'двое', алты 'тесть' — алт-ау 'тестеро', ете 'семь'
— ет-ду 'семеро'. Как видим, даже корневые узкие гласные (-е, -ы) заменяются широкими (-а, -э), ибо собирательная форма «как бы является формой множественного числа числительных» [6, с. 328].
Вернемся к числительным 3-го лица: древнеалтайское числительное о 'он' на базе древнетюркского языка приняло показатель неопределенности-множественности -л, и образовалось тюркское местоимение 3-го лица единственного числа ол (в древне-тюркском — также ол), которое сохранилось во многих современных тюркских языках. Формы множественного числа этого числительного образовались разными путями: в башкирском, узбекском, уйгурском это местоимение выглядит в виде улар, в татарском,
киргизском, караимском — алар, в туркменском, кумыкском, ногайском, каракалпакском, казахском, тувинском, хакасском — олар, азербайджанском — онлар, гагаузском — оннар, в алтайском — олор, в карачаево-балкарском
— ала. Такое многообразие местоимений 3-го лица множественного числа объясняется разнообразием путей их образования. Особый интерес вызывает это местоимение карачаево-балкарского языка, т.к. оно состоит только из 3 звуков-фонем. Как видим, в татарском, киргизском, караимском и карачаево-балкарском языках форма множественного числа этого местоимения образовалась путем замены узкого гласного о местоимения единственного числа ол на широкий гласный а (об этом пути писал Дж.Г. Киекбаев (см. выше), и образовалась форма ал со значением множественного числа. Но в какой-то период развития тюркских языков начал действовать закон плеоназма, суть которого наиболее точно выразила Г.Ф. Благова, которая утверждала, что плеоназм «возникает на основе полного стирания первоначального грамматического значения устаревшего аффикса и вытекающего отсюда переразложения основы» [8, с. 88]. Под влиянием действия плеоназма форма ал стала терять значение множественного числа, тогда к ней присоединился показатель множественности-неопределенности — широкий гласный -а, образовав новую форму местоимения ала со значением множественного числа. Она до сих пор успешно функционирует в современном карачаево-балкарском языке. А в татарском, киргизском и караимском языках местоимение ала, прослужив некоторое время в значении местоимения 3-го лица множественного числа, стало подвергаться влиянию плеоназма, и, чтобы сохранить значение множественного числа, к нему присоединился древнеалтайский показатель множественного числа -р, который сохранил свое древнее значение в тунгусо-маньчжурских языках: например, в эвенкийском орон 'олень'
— орор 'олени'; мурин 'лотадь' — мурир 'лотади'.
В остальных тюркских языках путь замены узкого гласного на широкий не применялся, а использовался другой путь: к местоимениям единственного числа присоединились древнейшие показатели множественного числа: би 'я' — би +з 'мы', си 'ты' — си+з 'вы'. К местоимениям 3-го лица друг за другом присоединились показатели множественности-неопределенности ол+а+р 'они'.
Такова историческая основа уникального местоимения ала карачаево-балкарского языка, и нет никаких случайностей в его исторической судьбе, оно развивалось по определенным языковым законам. При исследовании истории карачаево-балкарского местоимения ала автору этих строк параллельно пришлось выяснять историю развития аналогичных местоимений и некоторых других тюркских языков, без этого было бы невозможно решить основную задачу.
В караимском языке есть уникальная форма принадлежности 2-го лица единственного и множественного числа в виде: атый 'твой конь' — атыйыз 'ваш конь'. А в других тюркских языках эта форма выглядит иначе: атыц — атыры?/ атыгыз (в башкирском, татарском, кумыкском, карачаево-балкарском и др.), атыц — атыцыз (в казахском, караимском, ногайском), атыц — атыцар (в тувинском, хакасском, киргизском, алтайском языках). Формы атый 'твой конь', как видим, в других тюркских языках нет. Возникает вопрос, какова история этой уникальной формы? Уникальность ее в том, что она встречается только в караимском языке. Наблюдения показывают, что в древнетюркском языке в роли аффиксов принадлежности 2-го лица единственного лица выступали показатели ц (н) и р (г). И.А. Батманов указывал, что в языке некоторых орхоно-енисейских памятников показатель р (г) выступал в качестве аффикса глаголов 2-го лица единственного числа: бардыр 'ты сходил', эртиг 'ты побывал' [9, с.115].
В.Г. Кондратьев пишет, что в одних памятниках орхоно-енисейской письменности в качестве аффикса принадлежности, сказуемости имен существительных и лица глаголов употреблялся показатель р (г), в других —н [10, с. 26]. И в словаре Махмуда Кашгари аффикс глагола 2-го лица единственного числа встречается и в виде -н (ц), и в виде -р (г): бардыц 'ты сходил', айтмадыц 'ты не сказал', сэн аны качурдур 'ты заставил его бежать' [11, с. 500]. А аффикс принадлежности и сказуемости имен существительных и личные аффиксы глаголов в тюркских языках образовались по одинаковой модели и идентичными показателями, о чем писал Дж.Г. Киекбаев: «В урало-алтайских языках ...глаголы во всех наклонениях и временах при спряжении принимают в основном те же аффиксы, которые характерны для форм принадлежности и сказуемости» [6, с. 257]. Это видно и на примерах, приведенных выше И.А. Батмановым, В.Г. Кондратьевым, М. Кашгари. Таким образом, и в древнетюрк-ском языке показатели ц (н) и р (г) выступали в качестве аффиксов принадлежности, сказуемости и личных аффиксов глаголов.
Но в большинстве тюркских языков в качестве аффикса принадлежности 2-го лица единственного числа выступает показатель ц (н), за исключением караимского языка, в котором когда-то функционировала форма атыр, которая сегодня звучит как атый, во множественном числе атыйыз, т.к. в тюркских языках существовал закон чередования звуков р>й, о чем утверждал Дж.Г. Киекбаев [12, с. 124—126]. Показатель -р (г) сохранился и сегодня функционирует в составе аффикса принадлежности 2-го лица множественного числа в башкирском, татарском, кумыкском языках: атыц, но аты-р-ыз.Таким образом, мы раскрыли историческую основу формы атый — атыйыз, характерной только для караимского языка. Следовательно, показатель -й формы атый восходит к древнетюркско-му показателю принадлежности 2-го лица единственного числа р. В некоторых словах,
терминах и фразеологизмах башкирского языка сохранился древний звук f (г): в литературном языке есть слово мейеш 'угол', а в диалектах оно встречается в виде мвгвш . В кызыльском и сакмарском говорах встречается название травы aFuy уты, которую очень любят медведи, в современном языке оно звучало бы айыу уты 'трава медведя'. Есть в современном башкирском языке фразеологизм вмвт баFлап килдек 'пришли с надеждой'. Слово баFлап отдельно не употребляется, не очень ясно его значение, т.к. оно сохранило древнее звучание в составе устойчивого фразеологизма. Сейчас этот фразеологизм звучал бы: вмвт бэйлэп килдек, т.е. баFлап>бдйлдп. Следовательно, и в караимском языке было чередование звуков f^.
Глаголы будущего определенного времени изъявительного наклонения в большинстве тюркских языков образуются при помощи аффикса -чак/-нэк (с фонетическими вариантами): баш.: ала-сак — килэ-сэк; тат.: ала-чак — килэ-чэк; каракалп.: ала-жак — келе-жек; кумык.: ала-жак — келе-жек; азерб.: ала-чак — килэ-чэк; туркм.: ала-жак — келе-жэк и т.д. Но в трех тюркских языках аффиксы глаголов будущего определенного времени резко отличаются: так, в ногайском языке эти глаголы образуются при участии аффикса -як-ек (ала-як, килэ-ек); в карачаево-балкарском — аффиксом -лык-лек (ал-лык, кел-лек), в алтайском — при помощи аффикса -тан-тен (бара-тан, келе-тен). В башкирском аласак и алтайском алатан имеют одинаковое значение (возьмет) и являются глаголами будущего определенного времени. Историю образования башкирского аффикса -сак (аласак) описали А.М. Азнабаев и В.Ш. Псянчин. По их утверждению, первый показатель -с аффикса -сак является древнейшим показателем множественного числа, возникшим в результате чередования звуков ч>с: в татарском ала-чак> в башкирском ала-сак. В частности, они писали, что «в монгольских языках сохранился показатель множественного числа -ч. В образовании
ЕЯ
формы будущего времени в современном чувашском языке также участвует древний общеалтайский показатель множественности —ч: пелеч (орфогр. д), киле-ч [13, с. 184]. Дж.Г. Киекбаев пишет, «что числительное «сорок» образовалось от первоэлемента дв/ ду путем присоединения аффикса множественного числа -ч..., ср.напр., халха-монг. дв-ч 'сорок' [6, с. 123].
Надо полагать, что и в башкирском языке была форма пулач/булач/ булас, как и в чувашском, но она вышла из употребления, т.к. древнетюркская форма настоящего-будущего времени с аффиксом -р, «имевшая много значений» (М.Ш. Рагимов), стала выражать только значение будущего времени, о чем утверждала Г.Ф. Благова: «За формой на -(а)р в современном узбекском языке закрепилось значение неопределенного будущего времени» [4, с. 93—94]. Глаголы будущего времени, в составе аффиксов которых участвовал показатель -с-, встречаются в письменных памятниках средних веков. Так, А.И. Щербак указывал, что в языке памятника «Мухаббат-наме» встречается форма глагола будущего времени с аффиксом -исар-исэр: сулисар 'вянет', булисар 'будет' [14, с.167]. Э.А. Грунина обнаружила глаголы будущего времени с аффиксом -кар в письменных памятниках XIII—XIV веков [15, с. 96]. В современных аффиксах -сак-сэк (баш.), -чак-чэк (татар.), -жак-жек (кумык.) за показателем -с-(-ч-,-ж-) следует в обязательном порядке показатель -а/-э, который, будучи широким гласным, выражает значение неопределенности, в этом случае даже не соблюдается закон губной гармонии (баш. торасак, квтэсэк — ожидаемая форма торосок, квтвсвк), затем присоединяется древний показатель определенности - р : ала-с-а-р (но звонкие согласные в конце слова оглушаются: Зэйнэб — Зэйнэп, клуб — клуп и т.д.). Дж.Г. Киекбаев среди древнейших показателей определенности назвал и показатель -р/-г [6, с. 42]. Далее, приводим его замечания относительно показателя -р/-г. «Показатель
определенности -г/г (-ыр-иг)... выступает в качестве винительного определенного падежа в древнетюркском и монгольском языках: др.-тюрк. каран 'хан'и каран-ыр 'хана', ана 'мать', и ана-р 'мать'(маму) ...»[6, с. 46]. Итак, в башкирском языке в аффиксе -сак-сдк формы аласак —килдсдк последний элемент -к (из -р) является древнетюркским показателем определенности, поэтому форма аласак-килдсдк выражает определенное категорическое действие и является определенной формой глагола будущего времени изъявительного наклонения. А аффиксы -жак-жек, которые функционируют в узбекском, туркменском и других языках, являются фонетическим вариантом аффикса -чак-чдк, ибо чередование звуков ч>ж является закономерным явлением в тюркских языках.
Теперь вернемся к формам этого глагола в ногайском (ала-як, килэ-ек), карачаево-балкарском (ал-лык, кел-лек) и алтайском (ала-тан, келе-тен) языках. Эти формы глаголов также выражают определенные (обязательные) действия, в совершении которых нет сомнения, т.е. их значения абсолютно одинаковы с глаголами с аффиксом -чак -чдк или -жак -жек других тюркских языков. Следовательно, в составе этих аффиксов (-як, -ек, -лык-лек, -тан-тен) должны быть такие же показатели, ибо, во-первых, их значения одинаковы; во-вторых, по мнению Дж.Г. Киекба-ева, «в родственных языках не бывает случая, чтобы одна какая-либо форма в одном языке образовалась путем присоединения аффиксов, восходящих к самостоятельному слову, и та же форма в другом родственном ему языке образовалась совершенно другим путем, скажем, при помощи аффиксов. Если в одном родственном языке одна какая-либо форма исторически развилась по одной структурной модели, а в другом языке, считающемся ему родственным, — совершенно по другой, то эти языки перестают быть родственными» [6, с. 40]. Действительно, карачаево-балкарская форма аллык (ал-лык) образовалась по той же модели, но с другими идентичными
показателями: первый показатель л- аффикса -лык является древнейшим аффиксом множественного числа (о чем говорилось выше), как и показатель -ч аффикса -чак. Второй показатель -ы-, будучи узким гласным, только усиливает значение определенности аффикса, а о последнем показателе определенности -к (от -р) уже отмечалось выше.
В ногайском языке формы ала-як, келэ-ек произносятся в виде ала-йак, келэ-йек. Во многих тюркских языках сочетание звуков йа в их орфографиях передается одной буквой (как и в русском); например, в башкирском айак 'нога', но пишем аяк. А в ногайском -йак первый элемент -й должен быть древнейшим показателем множественного числа, как элементы -ч и -л в аффиксах -чак (ала-чак) и -лык (ал-лык) по единой модели, о чем писал Дж.Г. Киекбаев (см. выше). Но в качестве множественного числа показатель -й нигде и никем не зафиксирован. Но известно, что в тюркских языках было чередование звуков ч>й и наоборот й>ч. Действительно, в древнетюркском языке встречаются слова ]ети 'семь', ]1р 'земля', ]уз 'сто' , ]ол 'дорога', а в шорском языке эти слова произносятся чети, чер, чус, чол, или в башкирском йакты 'хорото', йа$ 'весна', а в шорском чахты, чаз; в татарском языке параллельно функционируют фамилии Янбарисов (Йанбарисов) и Чанбарисов, Янытев (Йанытев) и Чанытев. В диалектах башкирского языка встречаются формы йдтдт и тдтдт. Таким образом, с уверенностью можно утверждать, что ногайская форма ала-як (ала-йак) произошла от формы ала-чак в результате закономерного чередования звуков ч>й. Об остальных показателях (а, к) было отмечено выше.
Алтайская форма (ала-тан, келе-тен), на первый взгляд, резко отличается от аналогичных форм других тюркских языков. Как было указано, первый элемент -ч аффикса -чак (ала-чак, с фонетическими вариантами ала-жак, ала-йак) и -л аффикса -лык (ала-лык) являются древнейшими аффиксами множественного числа. Следовательно, и
первый элемент -т- алтайского аффикса -тан (ала-тан) должен быть аффиксом множественного числа, ибо, по мнению Дж.Г. Киекбаева (см. выше), аналогичные аффиксы в разных языках образуются по одной модели и идентичными показателями. Действительно, в алтайском аффиксе -тан первый элемент -т является древнейшим алтайским показателем множественного числа, который сохранил свое исконное значение в угро-финских и монгольских языках, о чем утверждал Дж.Г. Киекбаев: «...элементы -т,-д (из -т) образуют форму множественного числа имен в прибалтийско-финских, обско-угорских, мордовских и монгольских языках... Примеры: фин. talo 'дом'и talo-t 'дома', kirja 'книга' и kirja-t 'книги'; карельск. kolvu 'береза' и kolvu-t 'березы'. » [6, с. 153—154]. А второй показатель -а- алтайского аффикса -тан совпадает с показателями аффиксов ногайского и карачаево-балкарского языков, а третий показатель -н аффикса -тан является древнетюркским показателем определенности, как -г(%) в остальных языках. Таким образом, хотя одни и те же аффиксы разных тюркских языков образовались по единой модели, но в одних из них могут использоваться одни показатели, в других — другие, но с тем же значением или древней функцией, что мы видим в историческом развитии аффиксов изъявительного наклонения будущего определенного времени в ногайском, карачаево-балкарском и алтайском языках.
В современном азербайджанском языке есть и активно функционирует одна грамматическая форма, которой нет в других тюркских языках, а именно в этом языке аффикс сказуемости 1-го лица множественного числа выглядит в виде -ыр/-ик: адам-ыр 'мы люди', муэллим-ик 'мы учителя', а в других тюркских языках этот аффикс резко отличается. Например, в башкирском, татарском, казахском, каракалпакском, ногайском, караимском, карачаево-балкарском, узбекском, уйгурском употребляется аффикс -без и его фонетические варианты (-бы$, -бе-быз,
-мыз, -миз): кете-бе$ 'мы люди'; в гагаузском -ыз/-из: адам-ыз 'мы люди'; в туркменском -ыс/-ис: адам-ыс 'мы люди'. Как видно, аффикс -без (с фонетическими вариантами) по своему оформлению совпадает с личными местоимениями; например, в башкирском этсе-бе$ 'мы рабочие', бе$ 'мы', в татарском кете-без 'мы люди' и без 'мы', в кумыкском, караимском, карачаево-балкарском исчи-биз 'мы рабочие' и биз 'мы'. Только в азербайджанском и в некоторой степени в гагаузском и туркменском языках этот аффикс не совпадает с личным местоимением, так, в этих языках личное местоимение 1-го лица множественного числа выглядит в виде биз, а аффиксы сказуемости — в виде -ыр/-ик (азерб.), -ыз/-из (гагауз.), и -ыс/-ис (туркмен.). Совпадение аффиксов сказуемости с личным местоимением во многих языках привело многих тюркологов к ошибочному выводу о том, что эти аффиксы произошли от личных местоимений. Так, Э.В. Севортян указывал, что аффиксы сказуемости, без сомнения, происходят из местоимений [16, с. 20]. По предположению академика А.Н. Кононова, аффиксы сказуемости 1-го и 2-го лица произошли от личных местоимений [17, с. 128]. Такого же взгляда придерживался Н.К. Дмитриев. А Дж.Г. Киекбаев, исследуя проблему исторического развития аффиксов сказуемости и принадлежности имен существительных и личных аффиксов глаголов, не ограничился фактами одного или нескольких тюркских языков, в которых эти аффиксы по внешнему оформлению совпадают с личными местоимениями, а подверг анализу факты всех тюркских языков, в т.ч. и азербайджанского языка, т.е. он по-настоящему выполнял требования сравнительно-исторического метода, что позволило ему раскрыть историческую суть азербайджанского аффикса сказуемости -ыр/-ик (с фонетическими вариантами). Оказалось, этот аффикс (-ыр/-ик/-р) является древнейшим аффиксом двойственного числа. Ученый утверждает, что «двойственное
число имен и глаголов было свойственно для всех урало-алтайских языков на раннем этапе их развития» [6, с. 151]. А аффиксом двойственного числа был как раз показатель -р(г) (-ыр/-иг, -ык/-ик). Дж.Г. Киекбаев пишет, что «аффикс -р(-ыр) в своем первичном значении как показатель двойственного числа удержался только в обско-угорских языках, в частности, в мансийском [6, с. 261]. В тюркских языках двойственное число не сохранилось, но его аффикс -р(-к), приняв значение множественного числа, закрепился в некоторых глагольных формах. Так, Дж.Г. Киекбаев считает башкирские формы алайык 'давайте возьмем', алдык 'мы взяли' в историческом плане двойственным числом [6, с. 151]. Действительно, глаголы изъявительного наклонения настоящего и будущего времен образуются при помощи аффикса -бы?(бе?): ала-бы? 'мы берем', алыр-бы? 'мы возьмем'. Однако прошедшее время этого глагола образуется при помощи аффикса -к(к): алды-к 'мы взяли', килде-к 'мы пришли'. Ожидаемая же форма — алды-бы?, т.к. настоящее время — ала-бы?, будущее время — алыр-бы?. В литературном языке и в большинстве диалектов и говоров закрепилась форма алдык, только в аргаяшском говоре восточного диалекта встречается форма алдыбы?, что было замечено Дж.Г. Киекбаевым. А в тувинском, хакасском и шорском языках формы с аффиксом двойственного числа нет, есть только формы с современным аффиксом -быз/-выс: алды-выс/ алды-быс. В алтайском формы алдык/ алдыбыс употребляется параллельно в одинаковых правах. Выяснение исторической основы азербайджанского аффикса сказуемости -ыр(г) (с фонетическими вариантами) помогло Дж.Г. Киекбаеву сформировать новый взгляд (может быть, теорию) об историческом происхождении аффиксов сказуемости, принадлежности имен существительных и личных аффиксов глаголов, а именно он пришел к выводу о том, что аффикс -быз/-биз форм бала-бы?
'мы дети', бала-бы? 'наш ребенок', ала-бы? 'мы берем' состоит из двух частей: показатель -з является древнейшим показателем множественного числа (в азербайджанском -р — древнейший аффикс двойственного числа , принявший значение множественного числа), а показатель б- это древний аффикс 1-го лица единственного числа, в единственном числе произошло чередование б>м, что является закономерным: древнетюрк. бин — соврем. тюрк. мин/мен, древнетюрк. буц — соврем. баш. моц 'печаль', древнетюрк. биц совр.тюрк. мец 'тысяча'. В каракалпакском и ногайском языках ясно видно, что аффикс -мыз (-из/-биз) состоит из двух частей: бала-м-ыз 'наш ребенок', бара-м-ыз 'мы идем'.
Во всех тюркских языках, за исключением тувинского, числительные восемь и девять имеют идентичное оформление и близкое произношение : баш. — Ниге?, туры?; татар. — сигез, тугыз; казах. — сегиз, торыз; карач.-балк. и караим. — сегиз, торуз, азерб. — сэккиз, доггуз; туркм. — секиз, докуз; хакас. — сигис, торис; шор.и алтай. — сегиз, торус и т.д. Только в тувинском языке эти числительные резко отличаются в своем оформлении: они произносятся сес 'восемь' и тос 'девять'. Естественно, возникает вопрос, откуда взялись эти уникальные тувинские числительные? Следует заметить, что таких числительных не было и в письменных памятниках V—VIII вв., в которых эти числительные зафиксированы в виде сэк1з, торуз [18, с. 102, 104] или секиз, токуз [19, с. 171]. Следовательно, тувинские числительные сес и тос образовались гораздо раньше до появления древнетюркской письменности. Историей тувинских числительных среди известных тюркологов заинтересовался только В.Ш. Псянчин. Он считает, что тувинские числительные сес и тос образовались в результате «стяжения сочетания звуков -иге, -оры- в числительных сегиз и тогыз [13, с. 123], т.е. сегиз>сез>сес, торыс >тос». Однако В.Ш. Псянчин не объясняет, почему произошло стяжение в этих числительных и
только в тувинском языке. С другой стороны, есть ли фонетический закон стяжения? И едва ли гипотеза В.Ш. Псянчина доказуема.
Осмеливаемся высказать свою гипотезу и доказать ее правильность: в древнеалтай-ском языке слова многих частей речи были короткими. Например, как отмечено выше, личные местоимения би, си, о. В таком виде они сохранились в монгольском и тунгусо-маньчжурских языках. Вопросительные местоимения также были короткими (в виде ни, ки) и с неопределенным значением, поэтому они сохранились в тюркских языках в функции союзов (современные союзы также не имеют номинального значения): Эллд нинддй булды был эт: ни врмдй, ни тетлдмдй (М. Кэрим. «О?он-о?ак бала сак») 'Собака эта оказалась какой-то странной: и не лает, и не кусает'; Эммд кдр кемгд билддле ки, капкан кайын калъя элдкмдй (Э. Хэкимов. «Дауылдан котолоу юк») ' Однако каждому известно, что не всегда бывает удача''. О неопределенности значения древнеалтайского местоимения ни говорит и следующий факт: во всех тюркских языках местоимение ни отвечает на вопрос что (ни алдыц 'что ты взял'), а в современных эвенкийском, орочском, негидальском и удэгейском языках отвечает на вопрос кто и задается к людям. В эпоху древнетюркского языка местоимения ни и ки осложнились, принимая древние показатели определенности (-м) и неопределенности (широкую гласную —д), тем самым они конкретизировали свое значение: кем (ке-м) 'кто', нимд (ни-м-д) 'что'. В.Ш. Псянчин пишет, что «изучению вопроса об историческом развитии и происхождении вопросительного местоимения кем 'кто' уделяли внимание многие ученые. Большинство из них сошлось на мнении о том, что в данном местоимении ке/ки является первоосновой»[13, с. 159]. Первооснова ке сохранилась в значении кто в современном саамском языке, что подтверждает мнение (гипотезу) В.Ш. Псянчина.
Естественно, возникает вопрос, почему
местоимения в монгольских и тунгусо-маньчжурских языках сохранились без изменения, а в тюркских они осложнились? На наш взгляд, тюркские племена, отделившись от остальных алтайских племен, быстро пошли вперед в своем развитии. Об этом пишет Г. Айдаров: «Тюрки имеют свою древнюю культуру и чрезвычайно интересную историю, создали свою великую державу длинным копьем и острой саблей» [19, с. 33]. Самое главное, они создали свою письменность уже в V в. н.э. В таких условиях древнеалтайские слова, в т.ч. и местоимения, перешедшие в древнетюркский язык, не могли сохранить свое старое оформление, т.к. они по своему значению были неопределенными, и к ним присоединились показатели определенности (ке-м) и неопределенности (ни-м-д); последний показатель -д, будучи широким гласным, придает местоимению значение неопределенности. Поэтому первое местоимение (кем) по своей семантике является более определенным (и задается людям), а второе — неопределенным (задается ко всем неживым предметам). Рассуждения об истории местоимений нужны были автору для того, чтобы показать и доказать одну истину: и числительные в древнеалтайском языке были короткими, т.е. числительные восемь и девять, надо полагать, были в виде се и то, как и вопросительные местоимения ке(ки) и не(ни), о чем говорилось выше. К ним в более поздние времена уже на базе древне-тюркского языка присоединились показатели неопределенности-множественности, т.к. числительные восемь и девять в понимании древнего человека были большими. Действительно, в тувинском языке к древним общеалтайским числительным се 'восемь' и то 'девять' присоединился древний показатель множественного числа -ч(т), затем по закону фонетического чередования перешедший в -с. Так образовались числительные сес (се-с) 'восемь' и тос (то-с) 'девять' в тувинском языке. А в остальных тюркских языках к древним числительным се и то присоединил-
■ИСТОРИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ГРАММАТИЧЕСКИХ ОСОБЕННОСТЕЙ НЕКОТОРЫХ ТЮРКСКИХ ЯЗЫКОВ
ся древний показатель двойственного числа и образовались числительные се-к (сек) и то-к (ток), послужившие некоторое время в роли числительных восемь и девять. Но в тюркских языках на каком-то этапе их развития начал действовать закон плеоназма и аффикс -к (-к) стал терять свое значение множественного числа, тем более он был аффиксом двойственного, а не множественного числа. Поэтому к основе сек и ток присоединился древний показатель множественного числа -з и образовались современные числительные секиз и токуз (сек-из, ток-уз), о чем писал Дж.Г. Киекбаев: «В тюркских языках особняком стоят числительные со значением 'восемь' и 'девять', которые на исходе имеют аффикс множественного числа -з(-с)» [6, с. 322]. Об этом же пишет В.Ш. Псянчин: «... аффикс -е?/-ы? в этих числительных (имеются в виду числительные Ниге? и туры?) до
сих пор не утратили своего первоначального значения множественности. Поэтому они не принимают дополнительного показателя множественного числа, каковым является по своей семантике -ау-эу, образующие собирательные числительные» [13, с. 123]. Действительно, в башкирском языке собирательные числительные образуются от числительных 1—10 (берэу, икэу, всэу, дуртэу, бишэу, алтау, етэу, унау) за исключением числительных 8 (Ниге?) и 9 (туры?), т.е. нет форм числительных Ниге?эу, туры?ау.
Итак, мы рассмотрели историческую основу (происхождение) нескольких уникальных грамматических явлений, характерных только для отдельных тюркских языков. Таких явлений, как показывают наблюдения, в тюркских языках много, для описания исторической основы которых потребуется, возможно, целая монография.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бодуэн де Куртене. Несколько слов о сравнительной грамматике индоевропейских языков. СПб., 1882.
2.Рагимов М.Ш. Вопросы методов изучения истории тюркских языков: материалы Всесоюз. конф. Ашха-бад,1961.
3. Рагимов М.Ш. История форм наклонений глагола в азербайджанском языке // АДД, Баку, 1966.
4. Благова Г.Ф. Соотносительные глагольные формы в узбекском литературном языке // Вопросы языкознания. 1958, №4.
5. Баскаков НА. Система спряжения или изменения по лицам // Исследования по сравнительной грамматике тюркских языков. Ч.11, Морфология. М.,1956.
6. Киекбаев Дж.Г. Основы исторической грамматики урало-алтайских языков. Уфа: Китап, 1996.
7. Киекбаев Дж.Г. Введение в урало-алтайское языкознание .Уфа: Башкнигоиздат, 1972.
8. Благова Г.Ф. Плеонастическое использование аффиксов в тюркских языках в историческом освещении //Во-
просы языкознания, 1968, №6.
9.Батманов И.А. Язык енисейских памятников древ-нетюркской письменности. Фрунзе, 1959.
10. Кондратьев В.Г. Очерк грамматики древнетюрк-ского языка. Л.,1970.
11. Девону лугатит турк. Индекс. Ташкент, 1967.
12. Киекбаев X.F. Башшрт теленен фонетикаИы. Уфа: Башкнигоиздат, 1958.
13. Азнабаев А.М., Псянчин В.Ш. Историческая грамматика башкирского языка. Уфа: БГУ, 1983.
14. Щербак А.М. Огуз-наме. Мухаббат-наме. М.,1959.
15. Грунина Э.А. Соотношение форм настоящего и будущего времени по памятникам турецкого языка XIII-XIV веков // Вопросы тюркской филологии. М., 1966.
16. Севортян Э.В. Категория сказуемости // Исследования по сравнительной грамматике тюркских языков. Ч. II. Морфология, М., 1956.
17. Кононов А.Н. Родословная туркмен. М.;- Л., 1958.
18. Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности Монголии и Киргизии. М.; Л., 1959.
19. Айдаров Г. Язык орхонских памятников древнетюркской письменности VIII века. Алма-Ата, 1971.
