CC BY
14ЧЕРНЯВСКИЙ А.Г,
доктор юридических наук, профессор, ученый секретарь Всероссийского научно-исследовательского института
документоведения и архивного дела (ВНИИДАД)
e-mail: mail@law-books.ru
ИНТЕРЕС И НРАВСТВЕННЫЙ ДОЛГ В ПРАВЕ: ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ
Аннотация. В предлагаемой статье автор обосновывает положительную роль для государства и права нравственного долга, способного активизировать здоровые качества народа в ответ на вызов времени и который может раскрываться лишь с учетом состояния народа, независимо от узкого интереса. Поиск оптимальных решений возможен при обязательном признании как светлого, так и темного начала в человеке, в человеческой природе и создании условий, благоприятствующих раскрытию лучшего в ней. Нравственный долг, основанный на фундаментальных ценностях народа, составляет основу таких условий. Одновременно автор обосновывает позицию, что перемежающаяся с нравственным долгом сфера ценностей, культуры, духовной жизни представляет собой огромную территорию, на которой и в мирное время происходят столкновения, ожесточенная борьба идей, идеологий, наблюдаются мощные движения, осуществляются идеологические агрессии, определяющие судьбы народов, их культуру, веру, а также состояние государства и права.
Ключевые слова: нравственные суждения, национальная свобода, собственный интерес, юридическая обязанность, общественная жизнь, воля к действию, правовое сознание.
CHERNYAVSKY A.G,
Doctor of Law, Professor, scientific Secretary of the All-Russian research Institute of document science and archive
s
INTEREST AND MORAL DUTY IN LAW: THEORETICAL ASPECTS
Annotation. In the article the author substantiates the positive role for the state and law of moral duty, which can activate the healthy qualities of the people in response to the challenge of time and which can be revealed only taking into account the state of the people, regardless of the narrow interest. The search for optimal solutions is possible with the obligatory recognition of both light and dark beginnings in man, in human nature and the creation of conditions conducive to the disclosure of the best in it. Moral duty, based on the fundamental values of the people, forms the basis of such conditions. Simultaneously, the author substantiates the position that intermittent moral duty to the sphere of values, culture, spiritual life is a huge area, where in peacetime clashes, fierce battle of ideas, ideologies, and there are powerful movements are ideological aggression that determine the fate of Nations, their culture, faith, and the status of state and law.
Key words: moral judgments, national freedom, self-interest, legal duty, social life, will to act, legal consciousness.
Предметом науки права в современном понимании является положительное право, которое определяет реальные жизненные отношения людей в их общежитии. Ученый правовед, поскольку он не выходит из круга научного исследования, не задается вопросом о том, как должны быть регулируемы жизненные отношения людей, какая система права может быть признана единственно разумной и потому
должна быть принята обществом. Положительное право в его прошедшем и настоящем есть неоспоримый факт, вызванный целым рядом условий общежития людей. Как факт, право прежде всего подлежит наблюдению, а ratiocination animi tranquilli научного исследователя заключается в удачном изменении к предварительному наблюдению правильного рассуждения, которое раскрывает обусловленность права жизненными
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 6 • 2019
отношениями и, в свою очередь, его на них воздействие. Рассуждение над фактами права и в их связи и взаимодействии с другими явлениями общественной жизни приводит к установлению наиболее общего, единого принципа, лежащего в основе всех правовых явлений, или к выяснению идеи права, которая, будучи отвлечена от наблюдения, все же непрерывно проверяется на фактах и, в свою очередь, стимулирует дальнейшие научные исследования. Идея права, риторически восклицает Иеринг в одном месте своего фундаментального философско-исторического труда, с одним этим словом выступает перед нами величайшая и труднейшая проблема всей науки права, ибо в этом одном слове содержится весь расчет науки с правом, с его задачей на земле, с положением в области нравственного мира, с его отношением к человеку и человечеству, содержится и критика всей его предшествующей истории [1].
Как политическое существо, человек не может не думать, в большей или меньшей мере, о государстве и его функциях [2], функциях правительства, характере и происхождении своих гражданских обязанностей, объеме своих прав и т.п. Как существо нравственное, человек не может не думать о добре и зле, о совести, о соответствии собственной своей деятельности и деятельности других нравственным требованиям. Нравственная природа человека требует от него относиться к законодательству своего и других государств критически с нравственной точки зрения [3]. Ни одно государство не устояло бы, если в массах не жило, хотя бы смутно, сознание необходимости подчиняться законам и одобрительности такого подчинения с нравственной точки зрения. И наоборот, ни одно государство не знало бы ни смутных эпох, ни революций, ни недовольства своим положением тех или иных классов, ни политических движений и доктрин, если бы составляющие его индивиды, громко или скрытно, не осуждали одних законов и осуждали других.
Запретить людям иметь свое нравственное суждение о законах, под властью которых живут они или другие, все равно, что запретить ветру дуть, земле вращаться вокруг своей оси. Ибо, как говорит Аристотель (Политика, гл. 1), по отношению ко всем другим живым существам человеку свойственно то, что он один имеет сознание добра и зла, справедливого и несправедливого. Сам непосредственный творец и охранитель закона не может не относиться критически (с нравственной точки зрения) к создаваемому или охраняемому им детищу; без этого у него не хватило бы ни сил на поддержку существующего закона, ни желания и умения создавать новый или отменять старый.
Юриспруденция и политика возникли как науки, лишь тогда, когда этика отделена была в
особую науку, и сознательно и открыто заявила этим о самостоятельности нравственной оценки явлений человеческой жизни. «Кто Богу не грешен, царю не виноват», говорит народная поговорка, implicite признавая, наряду с легальным авторитетом, авторитет нравственный, сливающийся, как известно, для не признающего «независимой нравственности» большинства с авторитетом религиозным. Каждый из нас носит имя в честь какого-нибудь человека, прославленного и канонизированного церковью, но считавшегося в свое время римскими цезарями достойным мучительной смерти преступником.
Ввиду сказанного говорить о необходимости возрождения нравственного суда над законодательством можно лишь по недомыслию. От пробуждения сознания до его потери человек только и делает, что судит самого себя, а чаще всего других, в том числе и законы. Не всегда, правда, мы высказываем свои суждения по этому поводу, чаще может и хорошо, что этого не делаем.
Однако судить о законах, делать им нравственную оценку - не только естественное стремление, но и нравственная обязанность человека. Критическому отношению к законам и ходячим нравственным понятиям человечество обязано всем своим политическим и этическим прогрессом [4]. Людям, которые сомневаются в нравственных качествах господствующих обычаев, спрашивающим о рациональности существующих нравственных суждений, настаивающих на знании оснований поведения и характера, обязан каждый народ больше всего за те нравственные успехи, которые он уже сделал. Кто не выходит из стадии интуитивного чувства, или безусловного принятия обычных суждений, тот остается нравственно не развитым человеком (Ladd, Philos., of conduct., 126). То же следует сказать о юристе, не умеющем подняться до нравственной оценки законодательства. Без этого не могли бы существовать юриспруденция и политика как науки или как наукообразные доктрины.
Основное нравственное требование, предъявляемое нами к законодательству, состоит в том, что оно должно быть справедливым. Видя развитие справедливости, ее постепенное усиление и господство над справедливостью, мы чувствуем нравственное удовлетворение. Наблюдение же за торжествующей несправедливостью вызывает у нас негодование. Хотя и здесь нужно учитывать, в интересах кого эта несправедливость наступает, имеется в виду, если данный индивидуум выступает в качестве наблюдателя. Развитие справедливости мы называем улучшением законодательства; развитие или господство несправедливости называется эпохой его упадка или низкого состояния. Эта тесная связь справедливости и законода-
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 6 • 2019
тельства поддерживает немецкую терминологию, по которой das Recht в значении совокупности законов не различимо часто от das Recht в значении справедливости (das Gerechte). Это смешение, разумеется, вредно для науки, требующей точности и «различения различного», но, с другой стороны, нельзя отказать ему и в хорошей стороне [5], если бы оно не вело фатально к путанице: оно стремится постоянно к созданию идеального представления о законодательстве [6]. Разумеется, здесь кроется и опасность: первое -потерять почву действительности под ногами и второе - принизить наши нравственные представления до уровня фактически существующего. Вот почему определение «права», в значении das Gerechte, содержит при окончательном анализе те же элементы равенства и свободы, что и понятие справедливости [7].
Мы видели, однако, насколько изменчиво и шатко понятие о справедливости. Как понятие нравственное, оно разделяет весь субъективизм человеческой морали: всю ее сравнительную неопределенность, неизвестность и непостоянство, в противоположность установленному критерию [8]. Справедливо то законодательство, которое стремится равно распределить бремя жизни, в частности бремя государства. Справедливость означает, по обычному пониманию, равенство ограничений, или равенство свободы. Сущность справедливости, по словам Стефена [9], заключается, по-видимому, в однообразном применении правил, сообразно имеющим отношение к делу обстоятельствам; или иначе, т.е. применение к поведению принципа достаточного основания. Всякое различие в нашем отношении к другим должно определяться каким-либо принципом, допустимым и достаточным для данного случая. В этом смысле поэтому справедливость означает разумность. Но всем известно, как колеблется отношение у людей к представлению о разумности. Так же, как изменчиво и понятие о равенстве и о мере свободы для каждого времени и общества, в том числе и об основаниях и пределах юридической ответственности.
Несовершенство существующих законов сознается каждым, не исключая и самих их творцов [10]. Если бы существующее законодательство нравственно удовлетворяло людей, не было бы попыток построения идеальных государств. Платон, Аристотель, Цицерон, Томас Мор, Гар-рингтон, юристы естественно-правовой школы -все стремились к созданию лучшего законодательства и государства. Даже Гегель, видевший воплощение идеала в прусском государстве, считал нужным сделать кое-какие поправки в нем. Солон на вопрос, дал ли он афинянам наилучшие законы, отвечал, что самые лучшие, какие только
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 6 • 2019
можно было дать им, и этим косвенно признал, что его творение не воплотило его идеалов, что нравственно он не вполне удовлетворен им.
Законодатель должен давать свою санкцию многому, чему он не сочувствует. Законодательству столь же трудно быть верным своему идеалу, как и всему другому. Мы никогда не должны забывать неизбежных ограничений, с которыми осуществляются постепенно все человеческие идеалы хорошего и справедливого. Какой законодатель (с точки зрения идеально справедливого и доброго) не согласится с приговором моралиста, что многие законы и обычаи, принятые самыми цивилизованными народами, достойны самого большого порицания, и даже гибельны для человечества.
Но главную вину в этом несут не законодательства, проводящие меры, которые считают несправедливыми или жестокими управляемые народы. Это, без сомнения, бывает очень часто и гибельно отражается на общественной нравственности и благосостоянии. Главная вина падает на эти самые народы, которые не могут принять лучшего законодательства. Легко написать хорошие, гуманные и справедливые для своего времени законы, и нет ни одного законодателя, который отказал бы в своей готовности сделать это. Но кто осуществит их? Как мало людей, жертвующих своими интересами ради общего блага, законности и справедливости!
Призывать людей к нравственному суду представляется мало необходимым: это они всегда делают proprio motu, без особого призыва. Нужно призывать их к нравственному суду над самими собой. Мало также пользы и в призыве людей к законодательным реформам, если этот призыв не будет сопровождаться призывом их к реформе их собственной нравственной личности. Что может дать коренная реформа законодательства, если люди останутся коренным образом такими же порочными, как и прежде? Тщетно работает тот, кто строит прекраснейший дворец, но на песке. Как могут быть совершенны технически любые законы, но вопрос, насколько сильно чувство долга и законности и требовательность к самому себе. Одним из показателей здесь, конечно, является уровень правосознания того или иного общества, который не всегда измеряется знанием закона, но отношением к нему.
Имея несомненное право нравственно судить и осуждать законодательство, мы должны помнить, что суждение о нравственных достоинствах всякого человека (не исключая и законодателя, так как суждение о законодательстве суть суждение о законодателе) есть сам вид поведения, подлежащий нравственной оценке. Мы должны пользоваться нашими особенностями
суждения нравственно достойным образом. Производя суд над законодательством, мы берем на себя особую нравственную ответственность. Мы должны судить разумно и справедливо, т.е. должны обладать огромными знаниями, огромной прозорливостью и высоким беспристрастием. И эта ответственность тем тяжелее, чем более важную роль играют судимые нами законы в общественной жизни.
Не даром говорил Гераклит, что высокомерие нужно тушить скорее, чем тушат пожар. Мы не должны слишком много думать о своих знаниях, когда величайшие по уму люди говорили, что в общественных и государственных делах лучшие и мудрейшие государственные деятели могут иметь лишь мнения, а не знания. Столь же скептически мы должны относиться и к нашим нравственным силам. Действительно ли то, к чему мы стремимся, хорошо в общих интересах? Не наклонили ли личные наши желания чашу весов больше в известную сторону, чем этого требует общее благо? И ту долю снисхождения, которую так охотно отпускаем мы сами себе в нашей умственной и нравственной немощи, мы должны, по справедливости, давать и другим.
Не должны забывать мы и того, что, как ни плохи законы, под которыми живем мы, все-таки такое состояние лучше, чем отсутствие каких-либо законов вообще. Мы должны дорожить законами, хотя бы и плохими, чтобы, осуждая законы плохие, не подорвать престижа хороших. Многие государства могут существовать без войск или без финансов, но ни одно государство не может жить без некоторого доверия к наиболее существенным из своих законов.
При оценке законодательства чаще всего упускается из виду самое главное: его характер, равно как и вся внутренняя государственная жизнь, в чрезвычайно высокой мере зависят от характера отношений данного государства у других. Заботы о безопасности и сохранении национальной свободы поглощают небольшую долю внимания и средств правительств: другие стороны внутренней политики остаются по необходимости в сравнительном отставании или страдают от недостатка материальных средств [11].
Вышесказанное об оценке законодательства относимо и к оценке обычаев. Те из обычаев, которые уже получили санкцию государственной власти, относятся к категории законов в широком смысле и не нуждаются в особом упоминании. Здесь следует упомянуть лишь о тех обычаях, которые представляют собой социальные факты. Критическое отношение к ним необходимо со стороны как индивида, так и государства или, точнее государственной власти. Без такого критического отношения невозможно ни поддержание хороших
обычаев, ни борьба с дурными. Чтобы поддерживать или бороться с ними, нужно прежде дать им нравственную оценку: сказать - хороши они или нет.
На основании такой оценки английское правительство запретило, например, в Индии, одобрявшиеся общественным мнением индусов обычаи убийства детей и сожжения вдов и допустило вторичный выход замуж вдов, не одобрявшийся местным обычаем, а также поддерживает права на наследство принявших христианство лиц, которые лишались его по обычаю, как отступники от веры отцов [12].
Таким же неизбежным является и суд индивида над обычаями. Судить обычаи, значит судить образ действия других - и это самое главное занятие человека. Только ведется оно не всегда разумным и нравственно достойным образом. Конечно, в данном рассуждении мы исключаем обычаи, которые получили уже легальную санкцию. Остаются те, которые носят социальный характер. На самом деле это достаточно широкая область. Язык, религиозные верования и вообще нравы могут быть подведены под понятие обычая. Обычай устанавливает и поддерживает известный способ наших мыслей, т.е. определяет характер языка и правила его грамматики и словоупотребления. Обычай поддерживает известную систему верований и взглядов на настоящую жизнь. Обычай определяет и поддерживает известный кодекс общественной морали, законы приличия, чести, наш костюм, наше домашнее устройство, времяпрепровождение, направление нашей интеллектуальной деятельности, и множество других вещей, из которых складываются жизнь и культура. Своеобразность Китая и Индии зависит в большей мере от обычая, чем от законов. Мы одеваемся и едим не по-китайски не столько на основании закона, сколько на основании обычая. Разумеется, в силу тесной связи политической жизни с религиозными верованиями, нравами и тем или иным национальным языком, законодательство не может безразлично относиться к этим сторонам жизни. То или иное отношение к ним, в большей или меньшей мере, отражается в нашем отношении к законодательству.
Критическое отношение к обычаю предписывается нам разумом, нравственным чувством и религией. Слова апостола: испытуйте все и лучшего держитесь, - означают необходимость разборчивого отношения к окружающей жизни. Наша нравственная обязанность состоит в том, чтобы оказывать поддержку хорошему и бороться с дурным, что требует нравственной оценки среды.
В силу своей нравственной природы и разумности каждый человек относится критически к окружающей жизни, как тот, кто следует ей, так и
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 6 • 2019
тот, кто противодействует. Но, в силу неодинаковой разумности и неодинаковой нравственной силы, не все люди одинаково определяют ценность окружающих их факторов. Разумное и хорошее для мудреца является глупым, а иногда и дурным, с точки зрения толпы; разумное для толпы - неразумным для мудреца.
Нам нужен поэтому не призыв к суду над обычаями и законами, а призыв к разумному и нравственно достойному суду. Такой суд обращается в суд над нашими собственными познаниями и нравственными силами. Необходимость реформы обычаев и законов обращается в необходимость реформы нашей внутренней жизни, в необходимость начать новую, лучшую жизнь. Нужно пробуждать более сознательное отношение людей к самим себе и память о нравственных обязанностях к другим. Нравственная оценка обычаев обращается в нравственную оценку нашего собственного поведения.
Посмотрите, как ведет и вела себя в прошлом толпа неученая и ученая. Только немногие отдают себе отчет в своем поведении: сознательно относятся к нему. Большинство действует известным образом также критически, но критика его крайне неглубока: оно действует и судит определенно потому, что так действуют другие. Действовать и судить правильно значит для них действовать и судить по обычаю: так действовали и судили предки, и как вообще теперь поступает народ или известный класс. Нет сомнения, что такой образ действий является самым разумным и нравственно достойным. Нет сомнения, что такое поведение общества в известной мере нужно и полезно как в нравственном, так и в интеллектуальном отношении. Оно создает некоторый порядок, нужный как для нравственной, так и для интеллектуальной жизни. Но в таком поведении общества кроются и большие опасности.
Так, Томас Фоулер [13] писал, что в нашей природе лежит инстинкт следовать раз указанной немногими передовыми людьми дороге. Мы существа - стадные, как в нравственном, так и в физическом смысле, и мы привязаны к рутине, потому что всегда легче следовать мнениям других, чем мыслить и составлять суждения самим. Та же самая преданность авторитету, которая побуждает нас упорно удерживать привычное средство, часто противится с жестокостью введению новой практики, если ее не поддерживает авторитет еще большего веса и значения...
Везде и во всем мы должны действовать как разумные существа. Даже религия, в делах веры, предписывает пользование разумом. Не только среди безграмотной толпы, но и среди ученых возникают иногда обычаи, ничего общего с разумом не имеющие. Долго держалось, например, по
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 6 • 2019
обычаю мнение, будто с пользой можно изучать только европейские языки. Русская грамматика списывалась с латинской. Научная терминология образовывалась, да и сейчас образовывается, путем нелепых переводов с иностранных языков, очень часто английского и немецкого. В юриспруденции возникали течения, загромождавшие ум бесплодными упражнениями в формально-логических тонкостях и уничтожавшие возможность живого, свободного и полезного исследования. Такова была схоластика, пережившая свое время и сохранившаяся в творениях немецкой юриспруденции [14]. Возникают привычки искать мудрости только в определенном колодце, например, у немцев, с отрицанием ко всем и всему другому. Возникает привязанность к нескольким якобы не признанным авторитетам, с пренебрежением к авторитетам, доказавшим свою состоятельность. Некритическое отношение к этим авторитетам поддерживается своего рода «табу». Обычные нарушения родного языка возводятся в степень закона этого языка и научной терминологии. Ценность литературы обсуждается не по ее содержанию и значению выраженных в ней мыслей, а лишь по соответствию ее известной внешней форме. Теряется способность определить относительное значение различных идей. Узкая и ограниченная подготовка считается условием глубины мысли, вопреки свидетельству опыта, всегда показывавшему, что самые глубокие и прочные идеи высказывались самыми широкими умами. Возникает и поддерживается обычаем полное непонимание жизни и мышления родного народа и полное невежество по отношению к творениям величайших мыслителей. Общее измельчание создает почву для нелепейших учений, быстро овладевающих мышлением толпы.
Таким образом как в образованном, так и в необразованном, обществе могут развиваться обычаи, которые требуют борьбы с ними, а следовательно, и предварительной нравственной оценки. Но оценка эта должна быть разумной, т.е. требовать от нас обширных знаний: одной специализации для этого мало. Эта оценка требует от нас иногда самопожертвования: нужно взять odium той толпы, которая держится своей бумажной системы и весьма склонна принимать поправки насмешками или колкостями [15].
Одной врожденной человеку склонности судить других недостаточно. Чтобы произнести правильный приговор, отрицательный или положительный, нужны знания. Схоластик, считавший, что простой подсчет чужих мнений - безусловное поклонение некоторым маленьким (а в его глазах безусловным) авторитетам, исключение всякой оригинальности в мышлении, бездушие, безвкусие и пустой формализм - составляют полезное и
разумное дело, делал положительную, одобрительную оценку своей и своих единомышленников деятельности, как и те немецкие юристы, которые, по словам Иеринга, занимаются постройкой плуга, которым нельзя пахать, и часов, которые не могут идти. Такая оценка не имела бы возможности возникнуть, если бы она не находила себе благоприятной почвы в поразительной скудности знаний. Исправление заблуждений требует не только расширения и углубления наших знаний, но и большой нравственной силы. Люди иногда из одного самолюбия держатся раз и навсегда крепко принятых мнений и не хотят с ними расставаться, несмотря на их очевидную нелепость [16]. Вот почему и Иеринг, указывая на пустоту работ многих своих современников и на живучесть схоластики в них, ждал себе «больше крапивы, чем лавровых венков». Где много мудрости, говорится у Соломона, там много печалей; и кто много должен учиться, тот должен много страдать.
Не все, конечно, обычаи, как и не все законы, имеют одинаковое значение в жизни. Не всегда поэтому нравственная ответственность, принимаемая нами в роли судей, одинакова. Раз у нас просыпается критическое отношение к обычаям, мы должны помнить всю тяжесть нравственной ответственности, которую принимаем на себя в роли их судей, за последствия наших суждений. В подобных случаях нужно всегда иметь в виду древнее, столь парадоксально звучащее, но полное глубочайшего смысла выражение: «не судите и не судимы будете». В силу своей нравственной природы мы, конечно, не можем воздержаться от суда. Но каждый из нас, как разумное существо, должен сознавать всю трудность суждения без достаточных знаний того, что подлежит нашему суждению, а потому поступить мудро и нравственно достойным образом, если отложить свое суждение до того времени, когда у него больше будет знаний. Вот почему так осторожно следует относиться к призывам осуществить нравственный суд над законодательством под формой «возрождения» некоторых доктрин. Есть вещи в обычаях и законодательстве, которые должны быть святыней для нас, как граждан, - вещи, нравственный суд над которыми не посилен каждому. Есть интересы столь высокой практической важности, что даже такой теоретик, как Кант, признает их первенство над наукой [17].
(Окончание в следующем номере) Список литературы:
[1] Ihering R. Geist des römischen Rechts auf den verschiedenen Stufen seiner Entwicklung. -Leipzig: Breitkopf und Härtel, 1866. - II Theil 1. Abth., 5. - S. 23.
[2] Чернявский А.Г. Универсальность классической методологии при определении понятия и системы функций права в современном правоведении // Вестник МУ МВД России. - 2017. - № 3. - С. 138 - 141.
[3] Чернявский А.Г. Фундаментальные основы права: Компаративистика в юриспруденции. - М., 2019. - С. 89.
[4] Чернявский А.Г., Червяков Н.Н. Обновленная теория права (Поиск новых концептов) // Государство и право. - 2019. - № 1. - С. 136 - 143.
[5] Bosanquet B. The Philosophical Theory of the State. - London: MACMILLAN AND CO., Limited; New York: The Macmillan Company, 1899. - P. 258, 259.
[6] Pulszky A. The Theorie of law and civil society. - London: T.F. Unwin, 1888. - P. 342.
[7] Соловьев В. Право и нравственность. Очерки из прикладной этики. - 2-е изд. - СПб.: Изд. Я. Канторовича, 1899.- С. 12.
[8] Sidgwick H. The Elements of Politics. -London: MACMILLAN AND CO., 1891. - P. 203 - 206.
[9] Stephen L. The science of ethics. - London: Smith, Elder, & CO, Waterloo Place, 1883. - P. 213.
[10] Чернявский А.Г. Очерки о цели правовой науки // Образование и право. - 2017. - № 4. - С. 70
- 75.
[11] Чернявский А.Г. Суверенитет и международное право: историко-правовые аспекты // Образование и право. - 2019. -№ 4. - С. 46 - 54.
[12] Sidgwick H. The Elements of Politics. -London: MACMILLAN AND CO., 1891. - P. 207.
[13] Fowler T. The Elements of Deductive Logic: Designed Mainly for the Use of Junior Students in the Universities, II, Clarendon Press, 1867. - P. 295-296.
[14] Залесский В.Ф. Лекции по истории философии права. - Казань: Типо-литография Императорского Университета, 1902. - С. 138, 162.
[15] Чернявский А.Г. Значение культурно-воспитательной функции государства для укрепления суверенитета // Образование и право. - 2019.
- № 5. - С. 228 - 235.
[16] Fowler T. The Elements of Deductive Logic: Designed Mainly for the Use of Junior Students in the Universities, II, Clarendon Press, 1867. - P. 285.
[17] Чернявский А.Г. Фундаментальные основы права: Компаративистика в юриспруденции. - М., 2019. - С. 179 - 183.
Spisok literatury:
[1] Ihering R. Geist des römischen Rechts auf den verschiedenen Stufen seiner Entwicklung. -Leipzig: Breitkopf und Härtel, 1866. - II Theil 1. Abth., 5. - S. 23.
[2] Chernyavskij A.G. Universal'nost' klassich-eskoj metodologii pri opredelenii ponyatiya i sistemy
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 6 • 2019
funkcij prava v sovremennom pravovedenii // Vestnik MU MVD Rossii. - 2017. - № 3. - S. 138 - 141.
[3] Chernyavskij A.G. Fundamental'nye osnovy prava: Komparativistika v yurisprudencii. - M., 2019. - S. 89.
[4] Chernyavskij A.G., Chervyakov N.N. Obnov-lennaya teoriya prava (Poisk novyh konceptov) // Gosudarstvo i pravo. - 2019. - № 1. - S. 136 - 143.
[5] Bosanquet B. The Philosophical Theory of the State. - London: MACMILLAN AND CO., Limited; New York: The Macmillan Company, 1899. - P. 258, 259.
[6] Pulszky A. The Theorie of law and civil society. - London: T.F. Unwin, 1888. - P. 342.
[7] Solov'ev V. Pravo i nravstvennost'. Ocherki iz prikladnoj etiki. - 2-e izd. - SPb.: Izd. Ya. Kantorovi-cha, 1899. - S. 12.
[8] Sidgwick H. The Elements of Politics. - London: MACMILLAN AND CO., 1891. - P. 203 - 206.
[9] Stephen L. The science of ethics. - London: Smith, Elder, & CO, Waterloo Place, 1883. - P. 213.
[10] Chernyavskij A.G. Ocherki o celi pravovoj nauki // Obrazovanie i pravo. - 2017. - № 4. -S. 70 - 75.
[11] Chernyavskij A.G. Suverenitet i mezhdun-arodnoe pravo: istoriko-pravovye aspekty // Obrazovanie i pravo. - 2019. -№ 4. - S. 46 - 54.
[12] Sidgwick H. The Elements of Politics. -London: MACMILLAN AND CO., 1891. - P. 207.
[13] Fowler T. The Elements of Deductive Logic: Designed Mainly for the Use of Junior Students in the Universities, II, Clarendon Press, 1867. - P. 295-296.
[14] Zalesskij V.F. Lekcii po istorii filosofii prava. - Kazan': Tipo-litografiya Imperatorskogo Universi-teta, 1902. - S. 138, 162.
[15] Chernyavskij A.G. Znachenie kul'turno-vospitatel'noj funkcii gosudarstva dlya ukrepleniya suvereniteta // Obrazovanie i pravo. -2019. - № 5. - S. 228 - 235.
[16] Fowler T. The Elements of Deductive Logic: Designed Mainly for the Use of Junior Students in the Universities, II, Clarendon Press, 1867. - P. 285.
[17] Chernyavskij A.G. Fundamental'nye osnovy prava: Komparativistika v yurisprudencii. -M., 2019. - S. 179 - 183.
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 6 • 2019
