CC BY
15ЧЕРНЯВСКИЙ А.Г,
доктор юридических наук, профессор, ученый секретарь Всероссийского научно-исследовательского института документоведения и архивного дела (ВНИИДАД)
e-mail: mail@law-books.ru
ИНТЕРЕС И НРАВСТВЕННЫЙ ДОЛГ В ПРАВЕ: ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ (ОКОНЧАНИЕ) 1
Аннотация. В предлагаемой статье автор обосновывает положительную роль для государства и права нравственного долга, способного активизировать здоровые качества народа в ответ на вызов времени и который может раскрываться лишь с учетом состояния народа, независимо от узкого интереса. Поиск оптимальных решений возможен при обязательном признании как светлого, так и темного начала в человеке, в человеческой природе и создании условий, благоприятствующих раскрытию лучшего в ней. Нравственный долг, основанный на фундаментальных ценностях народа, составляет основу таких условий. Одновременно автор обосновывает позицию, что перемежающаяся с нравственным долгом сфера ценностей, культуры, духовной жизни представляет собой огромную территорию, на которой и в мирное время происходят столкновения, ожесточенная борьба идей, идеологий, наблюдаются мощные движения, осуществляются идеологические агрессии, определяющие судьбы народов, их культуру, веру, а также состояние государства и права.
Ключевые слова: нравственные суждения, национальная свобода, собственный интерес, юридическая обязанность, общественная жизнь, воля к действию, правовое сознание.
CHERNYAVSKY A.G,
Doctor of Law, Professor, scientific Secretary of the All-Russian research Institute of document science and archives
INTEREST AND MORAL DUTY IN LAW: THEORETICAL ASPECTS
(THE END)
Annotation. In the article the author substantiates the positive role for the state and law of moral duty, which can activate the healthy qualities of the people in response to the challenge of time and which can be revealed only taking into account the state of the people, regardless of the narrow interest. The search for optimal solutions is possible with the obligatory recognition of both light and dark beginnings in man, in human nature and the creation of conditions conducive to the disclosure of the best in it. Moral duty, based on the fundamental values of the people, forms the basis of such conditions. Simultaneously, the author substantiates the position that intermittent moral duty to the sphere of values, culture, spiritual life is a huge area, where in peacetime clashes, fierce battle of ideas, ideologies, and there are powerful movements are ideological aggression that determine the fate of Nations, their culture, faith, and the status of state and law.
Key words: moral judgments, national freedom, self-interest, legal duty, social life, will to act, legal consciousness.
Йобытая научным исследованием идея права имеет существенно важное значение для практики, как непосред-бласти применения права. Осуществление норм права в жизни порождает многообразные затруднения, вызываемые неизбежной неполнотой положительного правового материала, стечением разнородных прав и правообязан-
ностей, наконец, коллизией самих юридических норм с другими нормами должного. Для выхода из подобных затруднений, возникающих нередко из заурядных отношений повседневной жизни. есть только один путь - восхождение к самой идее права и принципиальное разрешение частного случая [1].
Начало см.: Образование и право. - 2019. - № 6.
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 7 • 2019
Теория и практика одинаково требуют установления основной идеи права, и научные исследования так или иначе всегда удовлетворяют это требование.
Если мы обратимся к современным ученым юристам и спросим, что составляет основной принцип, двигатель и жизненный нерв права, то от большинства из них услышим общий ответ: интерес. Слово и соединяемое с ним представление близко знакомы широкому кругу деловых людей, начиная с торговца и кончая канцлером великой державы. Здравый смысл людей предприимчивых в данном случае охотно заявляет свою солидарность с communis opinion doctorum, и доктрина интереса в праве приобретает широкую популярность, как истинно-реалистическая и единственно научная.
Конечно, родоначальником современной теории интереса в праве является один из наиболее видных представителей науки права второй половины XIX столетия - Рудольф фон Иеринг.
Почвой, на которой выросла иерингова теория права, была история, притом история величайшего в культуре права народа - римского. Уже в первом томе «Духа римского права», посвященном раскрытию исходных точек исторического развития Рима, Иеринг выдвигает такие черты национального характера этого par excellence юридического, если так можно выразиться, народа, которые служат в дальнейшем и для установления идеи права.
Заключительный раздел первого тома, в котором говорится об отношении римского духа к исходным точкам его истории, Иеринг снабдил эпиграфом, взяв для этого известный стих Вергилия: Tu regere imperio populos, Romane, memento (Ты же народами править, о римлянин, властию помни). Этот эпиграф устанавливает для исторического развития Рима конечную цель, которая в духе теологического воззрения Иеринга, является и объяснением исторического процесса.
Миродержавная задача Рима в ее осуществлении опиралась на право. Государственный и правовой принцип Рима дал Древнему миру единство, и после падения повелителя вселенной римское право дало основу новой романо-германской культуре. Призвание Рима к владычеству над миром было нераздельно с его особенным предназначением к культуре права [2]. «Чтобы наглядно показать это предназначение требуется, - говорит Иеринг, - рассмотреть качества, характер и умственное одарение римского народа; не то, чтобы из этого объяснялось само это предназначение - ибо для него нельзя привести никакой другой причины кроме той, что история дала римлянам эту миссию культуры права. Не потому, что римляне имели такие-то и такие-то качества, были
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 7 • 2019
они предназначены к культуре права, но наоборот, потому что им по экономии истории досталась эта задача, они были субъективно одарены для ее разрешения» [3; s. 270].
Наделенный миродержавной миссией народ, очевидно, не мог быть безразличен. И действительно, римский народ не растворялся в той смеси племен, которую собрал вокруг себя, но напротив того ассимилировал подвластные себе народы. В период процветания Рима римская национальность стоит, по образному выражению Иеринга, как скала среди моря, о которую разбиваются подобно волнам народы Древнего мира. Что же, спрашивается, примеряло столь резко выраженную национальность римлян с их миро-державной задачей, что вызывало и облегчало переход от национализма к универсализму? Иеринг отвечает на это, что универсальный момент в римском характере вытекает из качества, с одной стороны, имеющего столь же расширительную, универсальную, сколько, с другой стороны, исключительную тенденцию - из эгоизма. Эгоизм, делающий себя самого средоточием мира, относящий все только себе, не подвергается опасности забыть себя, потерять свое обособленное, исключительное положение, его всеобщность состоит только, в том, что он домогается всего. Эта расширительная сила способности вожделения, с какими бы бездушными наклонностями она не была связана, объективно служит истории весьма действительным средством для идеи всеобщности. Рим представляет нам блестящее доказательство этого [3; s. 273]. Пораженный блестящим доказательством, Иеринг немедленно, без дальнейшей аргументации, обобщает выводы своих наблюдений над историей Рима и возводит универсальный момент римского характера в единственный, мировой двигатель всякой человеческой деятельности.
Эгоизм Иеринг отождествляет с целесообразностью [4; s. 323], причем имеет в виду не единую верховную цель всей человеческой жизни, но многообразные цели практической деятельности. Целесообразность понимается Иерингом как умение путем сознательного расчета избирать средства и при помощи их самодеятельно осуществлять эгоистические цели [4; s. 319-323]. Сознательный расчет распространяет свое действие и на сами цели, принося в жертву подчиненное высшему, индивида - государству, отдельный случай - отвлеченному правилу, момент - продолжительному состоянию. Всецело проникшись сознательным расчетом, целесообразность превращает хаос необузданных эгоистических вожделений в систему дисциплинированного эгоизма [4; s. 326, 327], которая заключается в основанном на предусмотрительном расчете самообуздании эго-
изма во имя эгоистических же целей. На этой ступени высшего расчета создается самодеятельностью людей система права, которая есть религия эгоизма [4; s. 328]. Последнее выражение не передает (на этом настаивает Иеринг) сущности права, он указывает лишь, как право постигается эгоизмом [4; s. 328. Nota 228b]. Если право представляется эгоизму религиозным догматом, то очевидно, оно и по существу своему есть лишь высшая ступень эгоизма. Эгоизм же и на высшей ступени развития не идет далее предусмотрительного и дальнозоркого расчета средств и самих целей. Значит, право не создает новой цели, а следовательно, по Иерингу, и нового мотива человеческой деятельности, но с дальнозоркой предусмотрительностью вводит лишь в осуществление всех тех же эгоистических целей известный распорядок, предоставляющий расчетливому эгоизму гарантию практического успеха.
Раскрывая последовательно выражение эгоистической целесообразности и самодеятельности во внешней стороне правового мира, в основных стремлениях права и в юридической технике, Иеринг к концу четвертого тома «Духа римского права», оставшегося в общем неоконченным, дает общую теорию субъективных прав (Allgemeine Theorie der Rechte).
Вся эта теория есть лишь дальнейшее развитие уже приведенной нами основной мысли Иеринга об эгоистической целесообразности. Эгоизм направлен всегда на приобретение известного блага. Благом мы называем вещь, которая приносит нам пользу, причем имеется в виду не одна экономическая, материальная польза, но и этические блага, такие как личность, свобода, честь, семейная связь. К понятию блага присоединяется понятие цены и интереса. Понятие цены, говорит Иеринг, содержит в себе масштаб для определения годности блага, понятие интереса включает ценность блага в его особенном применении к целям и отношениям лица [5; s. 341]. Входной билет на концерт имеет цену, но не имеет интереса для глухого.
Интерес есть основной мотив целесообразной эгоистической деятельности человека. Он имеет решающее значение и для права, которое представляет из себя область наиболее действительного проявления идеи целесообразности [4; s. 328]. Исходя из идеи эгоистической целесообразности, Иеринг подвергает критике теорию, выводящую субъективные права из понятия свободной воли. Если я имею какое-либо право, то с точки зрения волюнтаризма это значит, что воля моя в указанных этим правом пределах может двигаться свободно по своему усмотрению. Такое воззрение, по мнению Иеринга, не объясняет фактов. Законодательство всего мира, указывает
Иеринг, признает права за детьми и за умалишенными, притом не только право на жизнь и неприкосновенность, но и все имущественные права, признаваемые за людьми взрослыми и нормальными. Относительно детей можно сказать, замечает Иеринг, что право уважает в них возможность будущей волеспособности, охраняет зародыш воли, но для правоспособности неизлечимых душевнобольных нельзя найти никакого оправдания с точки зрения волюнтарной теории. Между тем, говорит Иеринг, дело объясняется весьма просто, если обратить внимание на то, что правоспособность детей и умалишенных проявляется не в актах их воли, но пользованием известными благами. Управомоченным, по определению Иеринга, является не тот, кто может притязать на хотение, но тот, кто может притязать на пользование [5; s. 336]. Назначение права вообще не в том, чтобы осуществлять идею абстрактной правовой воли, но в том, чтобы служить интересам, потребностям, целям оборота. Сущность права заключается в пользовании благом. Право без связанной с ним возможности пользования - небылица [5; s. 350]. Свобода распоряжения есть не что иное, как свобода выбора формы пользования.
Два момента, по Иерингу, образуют понятие права: субстациальный, в котором лежит практическая цель права, а именно - польза, преимущество, выгода, которые должны быть предоставлены правом. И формальный момент, который относится к цели лишь как средство, а именно -правовая защита, иск. Первый момент представляет фактическое состояние пользы, или пользования, которое во всякое время может прекратиться. Это состояние утрачивает характер случайности, только благодаря тому, что закон принимает его под свою защиту: тогда оно становится правом. Понятие права основывается на правовой надежности пользования, права, по сути, - это юридически защищенные интересы [5; s. 339].
Учение о праве в объективном смысле Иеринг изложил в другом своем сочинении, тоже неоконченном, - «Цель в праве».
В этом сочинении Иеринг развивает общее учение о специфической причинности явлений воли. Явления воли подчинены, по его мнению, действию закона цели (Zweckgesetz), который представляет противоположность закону механической причинности (Causalitatsgesetz), и заключается в том, что не производная причина, но цель определяет волю к действию.
Мотив цели Иеринг отмечает уже на низшей ступени развития воли - у животного. Причина и цель воли, учит он, заключается в самом животном, движение воли происходит от животного и возвращается к нему же, или животное делает все
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 7 • 2019
ради самого себя [6; s. 31]. То же имеет силу и в отношении человека. В человеке такое исключительное направление воли на саму себя мы называем, говорит Иеринг, эгоизмом [6; s. 32]. Своеобразие теологического воззрения Иеринга заключается в том, что в его «диалектике цели» [6; s. 97, 98] имеется в виду не объективная, но субъективная и к тому же эгоистическая цель [7]. В этом мы видим лишь дальнейшее развитие уже отмеченного нами отождествления целесообразности и эгоизма.
Эгоизм есть основной мотив человеческой деятельности, и общественная жизнь не может иметь другого мотива. Но эгоизм обращает всякое действие на себя, жизнь же общественная требует обращения действия на других. Необходимо поэтому приспособить эгоизм так, чтобы он, действуя для себя, действовал в то же время и для других. Социальная механика располагает для этого двумя средствами: вознаграждением и принуждением.
Вознаграждение, устанавливаемое путем возмездности оказываемых друг другу услуг, составляет сущность оборота, проявляющегося в двух основных формах: в форме мены, исходящей из различия интересов, и товарищества, основывающейся на тождестве взаимных интересов. Обе формы оборота возмездны: в первой за услугу предоставляется эквивалент, во второй -сотрудничество вознаграждается облегчением осуществления собственного интереса. Оборот не требует особой организации. Устанавливается непосредственным столкновением самих интересов и уравновешивается свободной конкуренцией, которая есть «общественное саморегулирование эгоизма» [6; s. 135].
Под принуждением в обширном смысле мы понимаем, говорит Иеринг, осуществление какой-либо цели посредством преодоления чужой воли [6; s. 234]. Силой, преодолевающей недисциплинированные проявления эгоизма, является в человеческом обществе организованная власть, наиболее совершенную форму которой представляет власть государственная. Власть не может действовать одним физическим принуждением, т.е. одним насилием, так как это повело бы к уничтожению целей подвластного, следовательно, к уничтожению его самого. Власть по необходимости должна действовать одним физическим принуждением, которое и есть принуждение в собственном смысле и является примирением собственных и чужих целей благодаря сообразительности принуждаемого и обусловленное его уступчивостью [6; s. 240]. Власть должна умерять и ограничивать себя из сознательного расчета и собственного интереса. Когда власть достигает такого понимания и вытекающего из него самоо-
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 7 • 2019
граничения, она ограничивает свои интересы в том, чтобы и подвластным дать возможность осуществлять их интересы. С этой целью власть определяет для себя известную меру, которую она сама желает соблюдать, признает известную норму, которой она сама желает подчиняться, и эта принятая самой властью норма есть право [6; s. 245].
Процесс нераздельного развития власти и права может идти двумя путями: либо норма права достигает власти, либо власть приходит к норме [6; s. 248]. В первом случае общая заинтересованность всех в установлении порядка призывает к жизни норму права, и перевес наличной силы всех над силой одного обеспечивает достаточную мощь для утверждения нормы в случае восстания против нее индивида. Это - республиканская форма образования государственно-правового порядка; момент нормы является в нем первым, момент власти - вторым. Второй путь указан уже выше: на этом пути власть есть предыдущее, норма - последующее; право возникает из превосходящей силы, которая сама в собственном своем интересе ограничивает себя нормой [6; s. 248, 249].
И в том, и в другом случае источник права коренится одинаково в расчетливом и целесообразном эгоизме [6; s. 249]. В этом смысле цель есть творческая сила всего права и право есть политика власти [6; s. 249]. Всякое положительное право определяет, какие интересы в данное время власть признает к защите и нуждающимися в ней [3; s. 343]. Критерием этого признания является общественная польза, до понимания которой доходит, как это мы видели уже раньше, дисциплинарный эгоизм [6; s. 443]. Признанная за интересами защита реализуется путем принуждения, и Иеринг принимает, как совершенно, по его мнению, правильное, ходячее определение права, по которому объективное право есть совокупность действующих в государстве принудительных норм [6; s. 320].
Все право живет и движется, по учению Иеринга, одним интересом, выступает ли последний под собственным своим именем или под псевдонимом цели.
Интерес Иеринг определяет как ценность блага в его особенном применении к целям и отношениям лица. Определение неточное вследствие объективирования во внешнем мире внутренних субъективных представлений. Необходимо раскрыть его точный смысл.
Само благо, как вещь, приносящая нам пользу, есть представление субъективное, такое же значение имеет ценность, или годность блага. Ценность же блага в его особенном применении к целям и отношениям лица, или интерес не есть
качество вещи, но эгоистическое вожделение лица. Если субъективные права есть суть юридически защищенные интересы, значит, функция права сводится к обеспечению за эгоистическими вожделениями практического успеха. «Новейшая психология», говорит один из критиков Иеринга Кюнаст, разделяет «хотение от вожделения», волю от способности вожделения. Право подвергается унижению, когда расшатывается его отношение к воле и дается ему в устои основное чувство похоти - эгоизм [8]. Во всяком случае философии, выводящей субъективные права из эгоистических вожделений, мы можем сделать упрек, который Иеринг делает волюнтаризму, - ей не удается понять реальный мир [3; s. 322]. В самом деле, нельзя же понимать субъективные права неизлечимых душевнобольных и кретинов как обеспечение практического успеха за их эгоистическими вожделениями. Законодательство всего мира, как выражается Иеринг, не только стесняется душевнобольных и кретинов в выборе формы пользования благом, но прямо отрицает всякое пользование в их интересах, не признавая вовсе за благо того, что считает таковым какой-либо душевнобольной, например эротоман. Но и помимо интересов душевнобольных и кретинов бывают и у нормальных людей такие интересы, которым право не только не дает защиты, но и оказывает сопротивление в форме запрета и уголовной репрессии. Спрашивается: на каком основании одни интересы признаются и защищаются правом, а другие не признаются и даже преследуются? Ответ надо искать в самой идее права, но раз идея права содержится в интересе, то, по нашему мнению, на поставленный вопрос нет ответа. Если человек в своей деятельности не признает никакого другого принципа, кроме эгоизма, и никакого иного мотива, кроме интереса, то единственным критерием, по которому то или другое эгоистическое вожделение не подлежит осуществлению, будет только физическая невозможность. Запреты права в таком случае станут простым перечнем физически невозможного.
Но Иеринг не оставляет эгоизма и все же признает за ним и за его изменениями творческую силу в праве. На место простого, обузданного эгоизма у него является эгоизм усовершенствованный, дисциплинированный, обуздывающий самого себя и способный даже к жертве. Мотивом самообуздания такого эгоизма является все тот же эгоизм, собственный интерес, основанный на собственном расчете. Это сведение самообуздания эгоизма к эгоистическому расчету выставляется обыкновенно как верх реализма. Между тем оно именно предполагает в действиях людей такую долю сознательности и предусмотрительности, какой в действительности не бывает у отдельных
людей, тем более у целых масс. У Иеринга, однако, неизменное присутствие сознательности, предусмотрительности и расчета в действиях человека не только подвергается сомнению, но и в качестве наиболее достоверного факта кладется во главу угла и в основание диалектики цели, которая есть не что иное, как саморазвитие эгоизма. Переходя от одной практической цели к другой, эгоизм доходит до общественного блага и включает и его в круг эгоистической целесообразности. Этот процесс перехода эгоизма в живое сознание общественной пользы представляется менее всего вероятным. Положение - из ничего «ничего» и не происходит - действует, говорит Вундт, в духовной области так же, как и физической. Эгоизм столь же мало способен породить дух общественности, как ненависть - любовь. Такое положение могло возникнуть только на почве договорной теории, приписывающей человеку такое предвидение целей, которого у него нет, да никогда и не было [9]. И действительно, Иеринг не только выражает свое сочувствие доктрин общественного договора, протестуя этим против «романтики» исторической школы [3; s. 224, 225], но и сам строит договорную теорию происхождения права и государства. Мы имеем здесь в виду указанный Иерингом и уже отмеченный нами «первый путь» движения эгоизма в царство права и нравственности, путь, по которому норма достигает власти.
Преклонение Иеринга перед интересом и сознательным расчетом сложилось не без влияния окружающей обстановки германской жизни того времени, когда Пруссия, исходя из собственного интереса, созидала общее дело германского единства. Недаром восторженный панегирист Иеринга Ионге говорит про него, что он живет и мыслит с современностью и для современности, которая его окружает, он носит в своем интеллектуальном характере знамение своего времени [10].
Такое проникновение временным вызывало односторонность Иеринга в разрешении вечного вопроса об идее права. Неудовлетворительность иеринговой теории обнаруживается с особенной силой по вопросу об исполнении юридической обязанности.
Для теории интереса весьма характерно то обстоятельство, что склонный к высокопарным рассуждениям Иеринг нигде не дает хотя бы краткого учения об исполнении юридической обязанности. Только в общем разъяснении своего закона цели Иеринг останавливается в виде примера на частном случае исполнения юридической обязанности - на уплате долга. Должник платит долг, по мнению Иеринга, не из сознания правовой обязанности, но с эгоистической целью, - с тем чтобы
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 7 • 2019
освободиться от гнета долга, остаться честным человеком, не подорвать своего кредита, не нажить себе процесса [6; s. 19]. Опять выступает сознательный расчет и дальнозоркая предусмотрительность, которые для исполнения обязанности должны быть еще более развиты, чем для обуздания эгоистического вожделения, что, конечно, делает действительное их присутствие у человека еще менее вероятным и возможным. Допустим, впрочем, что для исполнения столь примитивной обязанности права, как уплата долга, эгоистический расчет может оказаться достаточно сильным мотивом. Но законодательство всего мира налагает на своих граждан и гораздо более сложные обязанности, и, наконец, такие обязанности, исполнить которые можно, только предав полному забвению собственный интерес, действуя во имя самой обязанности, не щадя живота. На исполнение таких обязанностей не пошел бы никто из людей, если бы у человек сверх эгоистического интереса не было живого чувства нравственного долга. Если нельзя, как справедливо заметил Иеринг [6; s. 51], чтением лекции по теории движения заставить товарный вагон тронуться с места, то точно так же и человек не подвигнет себя на исполнение обязанности особенными в каждом отдельном случае расчетами и выкладками в духе социальной механики Иеринга.
Жизнь в обществе является для индивида не столько обеспечением практического успеха за его эгоистическими вожделениями, сколько исполнением самим индивидом известных обязанностей. Общение людей в том и состоит, что все носят тяготы друг друга и этим облегчают возможность существования и совершенствования каждого в отдельности. Для достижения этой цели и даже для самого своего существования общество безусловно требует, чтобы каждый индивид непременно исполнял известные обязанности. Каковы эти обязанности, это устанавливает нравственность. Другого источника социальных обязанностей нет и быть не может, так как два представления о должном невозможны. Все социальные обязанности без остатка содержатся в вырабатываемых обществом нравственных идеалах, которыми определяется содержание норм нравственности. А во взаимодействии с государством эти общественные нравственные идеалы формируют государственную идеологию.
Нравственные нормы в их особенном применении к условиям общежития приобретают некоторую отличительную черту, которая и служит основанием для выделения известной совокупности нравственных норм в специальную область права.
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 7 • 2019
Нравственные нормы требуют соблюдения своих велений ради самой идеи добра, которая составляет верховную цель человеческой жизни. Для полного осуществления нравственной нормы требуется безусловное проникновение идеей добра, принятие ее в качестве единственного мотива, определяющего волю к действию. При соблюдении этого условия воля была бы, по выражению Канта, святой, а человек - нравственно совершенным. Но нравственное совершенство не дано людям, и удел людей - лишь постоянное совершенствование. Совершенство предполагает и требует от человека соответственного упражнения воли в таком направлении, чтобы воля все более и более проникалась идеей добра как основным мотивом самоопределения ее к действию. Говоря иначе, нравственное совершенствование требует от человека нравственного отказа от жизненных благ во имя верховной идеи добра. Преследуя отмеченную цель развития воли, нравственное самоограничение будет проявляться во внешних действиях лишь настолько, насколько эти действия будут следствием и выражением внутреннего настроения лица. Пока соответствующее внутреннее настроение не выработается, человек будет во имя самой нравственности воздерживаться от непосредственного действия, временно предпочитая бездействие. Таким образом в самом существе нравственного совершенствования лежит причина того, что нравственная норма, устанавливая обязанности человека в отношении к другим людям, содержит все же лишь одностороннее веление, обращенное к обязанному, а тому, на кого должно быть обращено исполнение обязанности, не присваивает притязания на исполнение обязанным. В этом отношении задача нравственности - чисто субъективная.
Общественная жизнь есть сфера внешней деятельности и не допускает отсутствия деятельности, из каких бы мотивов оно не исходило. Для существования и развития общества необходимо, чтобы индивид реализовал свои обязанности во внешних действиях. Поэтому осуществление известных нравственных обязанностей ставится в обществе вне зависимости от субъективных условий индивида. Осуществление этих обязанностей требуется не ради обязанного, но ради самого общества, т.е. ради существования и развития других людей. Вследствие этого известная совокупность нравственных норм, устанавливающих обязанности человека в отношении к другим людям, наделяется особенным свойством, состоящим в том, что лицам, на которых в каждом отдельном случае должно быть обращено исполнение обязанности, присваивается притязание на исполнение обязанности обязанным. Таким образом возможное отсутствие внутреннего настрое-
ния, необходимого для исполнения нравственной обязанности, возмещается в праве внешней необходимостью воздаяния (кара или награда за поступки), которое еще римляне относили к «наставлениям права». Наделенная функцией воздаяния нравственная норма и есть норма правовая. В этом смысле Л.И. Петражицкий определяет право, как совокупность атрибутивных норм [11]. Благодаря наличию атрибутивной функции мы можем говорить, пользуясь определением Вл. Соловьева [12], о прямой объективности задачи права, в отличие от отмеченной уже нами субъективной задачи нравственности.
Прямая объективность задачи права и атрибутивная функция правовых норм отражаются на содержании нравственных обязанностей, раз они становятся правовыми. Это определяется главным образом в том, что юридические обязанности строго и точно определены [13]. Нравственная норма не присваивает стороне, на которую направлена обязанность, никакого притязания к обязанному. Она устанавливает лишь бесконечную, так сказать, обязанность человека в отношении к другим людям и этим самым делает излишним всякое притязание, в принципе, к тому же отрицаемое совершенной любовью, которая «не ищет своего». Право устанавливает и обязанность, и притязание. Вследствие этого оно не может подобно нравственности устанавливать бесконечную обязанность, иначе пришлось бы признать бесконечное притязание, а это повело бы к цели противной обществу, - не к облегчению, к умножению тяготы людей и, вместе с тем, к нравственному растлению того, за кем бы в каждом отдельном случае признавалось бесконечное притязание. В отличие от нравственных норм, не полагающих осуществлению обязанности никаких пределов, юридические нормы устанавливают обязанности, точно определенные в их осуществлении, и притязания такого же вполне определенного характера. Поясним сказанное наглядным примером. И нравственность, и право устанавливают обязанность благотворения. Нравственность не ставит никаких пределов этой обязанности, право точно ее определяет, устанавливая основы правового регулирования благотворительной деятельности, определяя возможные формы ее поддержки органами государственной власти и органами местного самоуправления, особенности создания и деятельности благотворительных организаций в целях широкого ее распространения и развития, определяет социальные льготы, определяет круг лиц, имеющих право на получение выплат из государственного и муниципального бюджета. Содержание правовой обязанности благотворения и соответственно притязания на получение материальной помощи может
значительно расширяться и, наоборот, сужаться, но оно никогда не утратит своей определенности и точности, иначе прямая объективность задачи права не будет достигнута.
Полное осуществление нравственных норм в жизни невозможно, потому что нравственное совершенство не дано людям. Составляющее же удел человека нравственное совершенствование представляет значительное различие степеней в зависимости от субъективных условий и усилий. Исполнение юридической обязанности, при котором имеется в виду объективная реализация известного добра, не допускает такого различия в степенях. Юридическая обязанность в силу ее определенности, ограниченности осуществляется людьми сполна, совершенно. Возможность достижения и сознания полнейшей закономерности своих действий выставляется многими в качестве признака неэтичности права. Такое обвинение права основано на недопонимании. Согласно особенностям своей задачи, право ставит налагаемые им обязанности в известные пределы, но оно не велит ограничиваться этими пределами и не запрещает двигаться по пути нравственного совершенствования, далеко оставляя за собой формальные пределы права, ограничивающие не столько обязанности, сколько притязания.
Норма права устанавливает обязанность и притязание (предъявление своих прав). В притязании содержится понятие права в субъективном смысле. Присваиваемое правом притязание воспринимается управомоченным как обеспечение его интереса, т.е. желательного для него пользования известным благом. Но действительный источник притязания - не в эгоистическом вожделении управомоченного субъекта, а в объективной задаче самого права. С объективной же точки зрения притязание представляет гарантию исполнения обязанности. Признание в том или другом положительном праве тех или других притязаний определяется тем же, что и признание обязанностей, - идеей нравственного долга. Эта идея составляет верховный принцип права, к которому должно восходить при разрешении всевозможных затруднений, встречаемых «юриспруденцией обыденной жизни». Признанный в праве принцип нравственного долга должен служить мерой, определяющей поведение управомоченного при реализации притязания. Управомоченный будет тогда иметь возможность путем отречения и некоторого самопожертвования исправлять в конкретном случае недостатки права, вызываемые при осуществлении юридической нормы в жизни неизбежным формализмом права и нередким в практике насилованием жизненных отношений при подведении их под абстрактные нормы права. Идея нравственного долга в праве ставит преОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 7 • 2019
делы борьбы за субъективные права [14] и ни в коем случае не может их считать своим апостолом Шейлока, столь превознесенного родоначальником теории интереса [15].
В этом направлении несколько проблем.
1. Искусственное создание правовых коллизий и пробелов, которые дают искушение для того же государства или его органа в зависимости от текущей обстановки манипуляции, так как эти коллизии или пробелы дают возможность регулировать их поднормативными актами ведомств или судебной практикой в зависимости от необходимости, причем по умолчанию.
2. Отсутствие механизма эффективного пресечения злоупотребления правом по разрешению правовых коллизий и пробелов соответствующими ведомствами...
3. Отсутствие механизма эффективного обжалования или пересмотра судебной практики, т.е. определение ее соответствия основам законодательства страны, в том числе, здесь стоит вопрос публичности.
4. Отсутствие эффективного механизма освобождения от юридической ответственности юридических и физических лиц, в случае отмены актов ведомств или судебных решений, - действенный институт реабилитации в случае определения факта злоупотребления правом.
Список литературы:
[1] Чернявский А.Г., Червяков Н.Н. Первоосновы права и поиск новых познавательных парадигм // Вестник Академии права и управления. -2018. - № 1 (50). - С. 47 - 53.
[2] Чернявский А.Г. Правовой характер государственного верховенства в Греции и Риме и отсутствие понятия суверенитета в античном мире // Право и общество. - 2019. - № 1 (27). - С. 24 - 31.
[3] Ihering R. Geist des römischen Rechts auf den verschiedenen Stufen seiner Entwicklung. -Leipzig: Breitkopf und Härtel, 1866. - II Theil 1. Abth., 5. - S. 224, 225, 270, 273, 322, 343.
[4] Ihering R. Geist des romischen Rechts auf ben verschiedenen Stufen seiner Entwicklung. - 3 Theil. 1 Abtheilung / von Rudolph von Ihering. - 3 Auflage. - Druck und Verlag von Breitkopf und Härtel, 1877. - S. 319 - 323, 326 - 328.
[5] Ihering R. Geist des romischen Rechts auf ben verschiedenen Stufen seiner Entwicklung. 3
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 7 • 2019
Theil. 1 Abtheilung / von Rudolph von Ihering. - 4 Auflage. - Druck und Verlag von Breitkopf und Härtel, 1878, S. 336, 339, 341, 350.
[6] Rudolf von Jhering, Der Zweck im Recht. -Leipzig: Drucr und Verlag von Breitkopf&Hartel, 1877.
- B. I. - S. 19, 31, 32, 51, 97, 98, 135, 234, 240, 245, 248, 249, 320, 443.
[7] Bougle C. Les sciences en Allemagne: Les méthodes actuelles. - Paris: F. Alcan, 1896. - P. 106, 107.
[8] Kuhnast L. Kritik moderner Rechtsphilosophie.
- Berlin, 1887. - S. 40.
[9] Wundt W. Ethik, Sttutgart, 1886. - S. 194.
[10] Jonge M. de. Rudolf von Ihering: Eine Skizze nach seinen Werken gezeichnet. - Berlin: Siemenroth&Worms, 1888. - S. 6.
[11] Петражицкий Л.И. Что такое право? // Вестник Права. - 1899. - Янв.
[12] Соловьев Вл. Оправдание добра. - 2-е изд. - М., 1899. - Глава XVII «Нравственность и право».
[13] Новгородцев П.И. Право и нравственность: сб. общих юридических знаний / под ред. Ю.С. Гамбарова. - СПБ, 1899. - Вып. I.
[14] Азаревич Д.И. Соблюдение законов, актовая речь. - Варшава: Тип. К. Ковалевского, 1890. - С. 31.
[15] Rudolf von Ihering. Der Kampf um's Recht, 10 Auflage. - Wien, 1891. S. 20, 58, 59.
Spisok literatury:
[1] Chernyavskij A.G., Chervyakov N.N. Pervoosnovy prava i poisk novyh poznavatel'nyh paradigm // Vestnik Akademii prava i upravleniya. -2018. - № 1 (50). - S. 47 - 53.
[2] Chernyavskij A.G. Pravovoj harakter gosudarstvennogo verhovenstva v Grecii i Rime i otsutstvie ponyatiya suvereniteta v antichnom mire // Pravo i obshchestvo. - 2019. - № 1 (27). - S. 24 - 31.
[3] Ihering R. Geist des römischen Rechts auf den verschiedenen Stufen seiner Entwicklung. -Leipzig: Breitkopf und Härtel, 1866. - II Theil 1. Abth., 5. - S. 224, 225, 270, 273, 322, 343.
[4] Ihering R. Geist des romischen Rechts auf ben verschiedenen Stufen seiner Entwicklung. - 3 Theil. 1 Abtheilung / von Rudolph von Ihering. - 3 Auflage. - Druck und Verlag von Breitkopf und Hartel,
1877. - S. 319 - 323, 326 - 328.
[5] Ihering R. Geist des romischen Rechts auf ben verschiedenen Stufen seiner Entwicklung. 3 Theil. 1 Abtheilung / von Rudolph von Ihering. - 4 Auflage. - Druck und Verlag von Breitkopf und Hartel,
1878, S. 336, 339, 341, 350.
[6] Rudolf von Jhering, Der Zweck im Recht. -Leipzig: Drucr und Verlag von Breitkopf&Hartel, 1877.
- B. I. - S. 19, 31, 32, 51, 97, 98, 135, 234, 240, 245, 248, 249, 320, 443.
[7] Bougie C. Les sciences en Allemagne: Les méthodes actuelles. - Paris: F. Alcan, 1896. - P. 106, 107.
[8] Kuhnast L. Kritik moderner Rechtsphilosophie. - Berlin, 1887. - S. 40.
[9] Wundt W. Ethik, Sttutgart, 1886. - S. 194.
[10] Jonge M. de. Rudolf von Ihering: Eine Skizze nach seinen Werken gezeichnet. - Berlin: Siemenroth&Worms, 1888. - S. 6.
[11] Petrazhickij L.I. Chto takoe pravo? // Vestnik Prava. - 1899. - Yanv.
[12] Solov'ev Vl. Opravdanie dobra. - 2-e izd. -M., 1899. - Glava XVII «Nravstvennost' i pravo».
[13] Novgorodcev P.I. Pravo i nravstvennost': sb. obshchih yuridicheskih znanij / pod red. Yu.S. Gambarova. - SPB, 1899. - Vyp. I.
[14] Azarevich D.I. Soblyudenie zakonov, aktovaya rech'. - Varshava: Tip. K. Kovalevskogo, 1890. - S. 31.
[15] Rudolf von Ihering. Der Kampf um's Recht, 10 Auflage. - Wien, 1891. S. 20, 58, 59.
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 7 • 2019
