CC BY
4
Научная статья УДК 340.115.7
https://doi.org/10.24412/2073-0454-2024-2-202-208 NIION: 2003-0059-2/24-023
EDN: https://elibrary.ru/nehmqk MOSURED: 77/27-003-2024-02-222
Инкорпорация Кавказских государств в состав Российской империи: проблема перехода в статус провинции
Ибрагим Капланович Шаов
Адыгейский государственный университет, Майкоп, Россия, [email protected]
Аннотация. Проблема инкорпорации Кавказа в существующей историографии истории государства и права в России рассматривается как сумма достаточно изолированных эпизодов добровольного присоединения или завоевания. Формулируется положение, согласно которому юридическое измерение инкорпорации состоит не в дихотомии завоевание/добровольность, а в процессе перехода от независимого или автономного состояния к статусу ординарной имперской административной единицы (области, округа). Проблема перехода рассматривается на стыке таких дисциплин, как теория и история права и государства и политическая антропология. Поставленная проблема связана с генезисом самой имперской структуры: ее трансформацией от империи доминирования к территориальной империи. Данный процесс происходил синхронно с усилением самодержавной власти. Перерождение Российской империи в территориальную империю обусловило общую закономерность процессов инкорпорации: внезапный отказ от следования базовому юридическому акту, на основе которого произошло присоединение. Император являлся единственным властным субъектом в политико-правовом поле Российской империи. Ни Баг-ратиони, ни, тем более, северокавказские владельцы не могли позволить себе оспаривать «упразднение» политической субъектности своих территорий. Заключение договора в формате просительных пунктов, конфирмованных императором, сопровождалось принесением присяги на вечное подданство. После принесения присяги, которая полностью лишала политической и правовой субъектности, было невозможно оспаривать переход своего владения в статус провинции .
Ключевые слова: империя доминирования, территориальная империя, самодержавие, присяга на вечное подданство, «просительные пункты», «упразднение» автономии, провинция
Для цитирования: Шаов И. К. Инкорпорация Кавказских государств в состав Российской империи: проблема перехода в статус провинции // Вестник Московского университета МВД России. 2024. № 2. С. 202-208. https://doi.org/10.24412/2073-0454-2024-2-202-208. EDN: NEHMQK.
Original article
Incorporation of the Caucasian states into the Russian Empire: the problem of transition to province status
Ibrahim K. Shaov
Adygea State University, Maykop, Russia, [email protected]
Abstract. The problem of incorporation of the Caucasus in the existing historiography of the history of state and law in Russia is considered as the sum of rather isolated episodes of voluntary annexation or conquest. The position is formulated according to which the legal dimension of incorporation does not consist in the conquest/voluntariness dichotomy, but in the process of transition from an independent or autonomous state to the status of an ordinary imperial administrative unit (region, district). The problem of transition is considered at the junction of such disciplines as theory and history of law and the state and political anthropology. The problem posed is related to the genesis of the imperial structure itself: its transformation from an empire of dominance to a territorial empire. This process took place synchronously with the strengthening of autocratic power. The rebirth of the Russian Empire into a territorial empire determined the general pattern of incorporation processes: the sudden refusal to follow the basic legal act on the basis of which the accession took place. The Emperor was the only powerful subject in the political and legal field of the Russian Empire. Neither Bagrationi, nor, moreover, the North Caucasian owners could afford to challenge the «abolition» of the political subjectivity of their territories. The conclusion of the treaty in the format of petitioning clauses, confirmed by the emperor, was accompanied by the taking of an oath of eternal citizenship. After taking the oath, which completely deprived political and legal subjectivity, it was impossible to dispute the transfer of one's possession to the status of a province
Keywords: empire of dominance, territorial empire, autocracy, oath of allegiance, «petition points», liquidation of autonomy, province
For citation: Shaov I. K. Incorporation of the Caucasian states into the Russian Empire: the problem of transition to province status. Bulletin of the Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2024;(2):202-208. (In Russ.). https://doi.org/10.24412/2073-0454-2024-2-202-208. EDN: NEHMQK.
Проблема инкорпорации Кавказа в существующей историографии рассматривается как сумма достаточно изолированных эпизодов добровольного присоединения или завоевания. Сложились опреде-
© Шаов И. К., 2024
ленные штампы, согласно которым грузинские государства тяготели к России и были присоединены мирным образом, а северокавказские княжества и племенные конфедерации — через затяжную Кавказ-
JURISPRUDENCE
скую войну. С исторической точки зрения это далеко не так: имели место масштабные и длительные восстания в Картли-Кахетинском царстве (собственно Грузии русских источников того времени), Имеретинском царстве; почти исключительно мирные процессы присоединения и последующего административного обустройства северокавказских территорий: Ингушетии, Осетии, Балкарии.
Это историческое измерение процесса инкорпорации в самом схематичном виде. Но юридическое измерение инкорпорации состоит не в дихотомии завоевание/добровольность, а в процессе перехода от независимого состояния государства (но пребывающего под протекторатом, как это было с Грузией, начиная с 1783 г.), автономного состояния (кабардинские владения, сохранявшие свои политические институты: народное собрание, шариатские и присяжные суды, пост вали — старшего князя) к состоянию ординарной имперской провинции (округа в составе такой провинции). Так, из автономного царства в составе РИ Имеретия превратилась в Кутаисскую область (1811), а Абхазия (из положения автономного княжества) — в Сухумский военный отдел (1864).
Исследователи обычно констатируют это событие как нечто само собой разумеющееся и находящееся в исключительной прерогативе императорской власти. Тем не менее, у проблемы перехода в статус ординарной провинции есть перспектива исследования на стыке таких дисциплин, как теория и история права и государства, и политическая антропология. В этом отношении поставленная проблема оказывается связана с генезисом абсолютистской власти в ее российском изводе (неограниченное самодержавие).
Общая черта исследований присоединения Кавказа состоит в том, что Российская империя воспринимается как некая неизменная сущность, которая реагировала на возникающие проблемы всегда одинаково. Между тем, проблема инкорпорации той или иной территории воспринималась в российском истэблишменте существенно по-разному. Эта различность реакций была обусловлена не только внутри- и внешнеполитическими контекстами, но и политико-правовой эволюцией самой России. Руководитель внешней политики Российской империи граф Н. И. Панин не считал целесообразным и эффективным методом господства физическое расширение империи. Он исходил из концепции доминирования, основанного на заключении выгодных для России союзов. Со-
гласно доктрине Панина, польское государство необходимо было сохранить внешне независимым и иметь его в качестве барьера между Россией и Пруссией. Рубежной датой в переходе империи от «империализма контроля» к «империализму расширения» стал 1783 г., когда правительство Екатерины II отринуло идею «протекции» в отношении Крымского ханства и ликвидировало это государство [1, с. 55].
Переход от доминирования к территориальному принципу организации имперского пространства сопровождался отказом от практики шертования — принесения присяги-шерти и заключения шертного договора. Попытки лидеров степных конфедераций представить дело так, что они готовы к заключению мирного договора, грубо пресекались. Так, чиновник Коллегии иностранных дел заявил казахским биям, что «понеже Российская империя в свете славное государство, и такому славному монарху с вами, яко с степными зверьми, быть в миру неприлично» [2, с. 55]. Вместо шерти, от местных правителей стали требовать принесения присяги на верное подданство, нарушение которой считалось тяжким государственным преступлением.
Политика инкорпорации европейских территорий (Польша, Прибалтика, Финляндия) очень существенно отличалась от той, что применялась в Грузии и на Северном Кавказе. «Правительство Александра I, — отмечает А. Каппелер, — которое можно считать достигнувшим высшей точки в либеральных экспериментах на Западе, в Закавказье безоглядно проводило политику аннексии и интеграции этого региона» [3, с. 154]. По мысли Г. Г. Лисицыной, манифест Александра I к грузинскому народу (12 сентября 1801 г.) стал началом 60-летней эпохи «завоевания» или «присоединения» Кавказа, на протяжении которой российское правительство постоянно находилось перед «проблемой выбора формы административного управления на вновь приобретенных территориях» [4, с. 203]. При этом, как пишет Я. А. Гордин, «унификационная европоцентричная идея, владевшая имперскими верхами, неизменно брала верх над идеей компромисса, учитывающего особость края и народов Кавказа» [5, с. 575].
Инкорпорация Кабарды в состав Российской империи началась с признания территории и населения Большой и Малой Кабард де-юре независимыми от Османской и Российской империй (по Белградскому договору 1739 г.); констатации определенной суб-
ъектности в 1774 г., когда по Кючук-Кайнарджий-скому договору две Кабарды отходили к России (при условии достижения согласия с Крымским ханством). Завершилась эта история полной дезинтеграцией кабардинских образований и исчезновением самого имени Кабарда с административной карты, где в 1870 г. появился Георгиевский округ [6].
Российская империя вплоть до 1917 г. сохраняла в себе черты империи доминирования, что хорошо видно на примере Финляндии и среднеазиатских государств. «Российская экспансия породила исключительно важную проблему: прямое инкорпорирование в российское государство чуждых метрополии территорий, удержать которые в долгой исторической перспективе было невозможно, но при этом раскол с которыми угрожал существованию всего государственного целого» [7, с. 195-196]. Несмотря на это, генеральная линия политической и правовой эволюции Российской империи лежала в русле ее трансформации в территориальную империю. Происходил процесс формирования имперского правящего класса. РИ управлялась не множеством локальных правителей и, тем более, не каким-то исконно русским ядром завоевателей, а именно правящим имперским/российским классом. Таким образом, РИ прошла примерно тот же тип эволюции имперской структуры и государства, что и Римская империя [8, с. 395-397].
Перерождение РИ в территориальную империю обусловило общую закономерность процессов инкорпорации: внезапный отказ от следования базовому юридическому акту, на основе которого произошло присоединение. Формирование юридического статуса российской провинции, которая в своем недавнем прошлом была самостоятельным государством (или де-факто независимым государствоподобным образованием), происходило под воздействием идеологических факторов. Образы всех кавказских и степных политий можно свести к двум идеологическим концептам: 1) «варвар у порога», т. е. нецивилизованный опасный сосед; в этой иерархии «варваров» на самом верху располагалась Османская Турция [9, с. 9]; 2) «терра ну-лиус» или ничейная земля [10, с. 144]. В этом отношении российские имперские власти шли в русле европейской колониальной идеологии. «Британские колонисты, — отмечает А. Эткинд, — применяли английские законы к любой земле, которую считали лишенной правовых установлений. Этот принцип империализма назывался terra nullius, «ничейной землей». Хотя
по факту люди на земле жили, по закону она считалась необитаемой. Принцип ничейной земли позволял игнорировать все существующие там обычаи, права собственности и порядок наследования» [10, с. 144].
Екатерина II классифицировала черкесов, на территории которых стояла османская Анапа, в качестве людей, не обладающих элементарными правовыми нормами: «И все сии народы по большей части мало упражняясь в хлебопашестве и скотоводстве, имея и хорошие земли и разные другие выгоды, незнающие приличного другого торгу кроме продажи краденых людей, ни ремесла другаго кроме делания употребляемого ими оружия, живущия в самых дурных жилищах и шалашах, прозываемых аулах ... переводятся с места на место, не имеют начальства, и никакого понятия о правах, почитая и самое воровство как людей так и прочаго за удалые подвиги и за добродетель, а от того все в бедном состоянии» [11, л. 2]. Характеристики в отношении христианских правителей и их государств были немногим лучше. Так, имеретинские цари Соломон I и Соломон II аттестовались российскими чиновники как «дикий» и «живущий по образу черкесов» соответственно [12, с. 680; 13, с. 144].
В. В. Трепавлов отмечает, что присоединенные к РИ государства или владения с различным юридическим статусом ждала «общая судьба: постепенное уменьшение самостоятельности, нарастание зависимости от государственной власти и, в конце концов, упразднение» [14, с. 3]. Политика ликвидации вассальных статусов и территорий в составе РИ с абсолютной четкостью выражена Николаем I в 1844 г.: «В царстве другого царства быть не может» (резолюция на доклад министра государственных имуществ П. Д. Киселева о Букеевской Орде) [14, с. 4].
Соответственно, применявшаяся политико-административная стратегия как-бы стирала юридическое поле взаимоотношений имперского центра с национальными окраинами. Не существовало преемственности между тем политико-правовым статусом, который определялся и фиксировался при начальной фазе инкорпорации (протекторат; автономное государство или владение в составе империи; владение или общество с чертами политической субъектности), с тем рядовым или ординарным, провинциальным статусом, который в одностороннем порядке придавался российским самодержцем присоединенной территории. Таким образом, не существовала длительная или исторически протяженная легитимность: ни одно госу-
дарственное образование Кавказа не просуществовало до 70-х гг. XIX в.
Присоединение Кавказа началось с Грузии, правитель которой Ираклий II заключил в 1783 г. с Россией договор о протекторате (Георгиевский трактат). Екатерина II не соблюдала взятых на себя обязательств по защите Картли-Кахетинского царства и допустила его тотальное разорение персами в 1795 г. [15, с. 21]. 22 декабря 1800 г. Павел прервал переговорный процесс, очевидным образом приблизившийся к подписанию нового договора, и издал в одностороннем порядке манифест «О присоединении Грузинского Царства к России» [12, с. 693]. «Сначала Павел одобрил сохранение Грузинского царства в составе Российской империи, — отмечает Л. Х. Райн-лэндер, — которым правили бы Георгий и его потомки. Однако после того, как посольство отправилось в Грузию, чтобы передать эту новость, Павел передумал и решил, что монархия должна быть отменена» [16, с. 40-41]. По сути, император исходил исключительно из собственных намерений. «Я хочу, — писал он К. Ф. Кноррингу, — чтобы Грузия была губерния, итак тотчас и поставьте ее в сношение с сенатом, а по духовной части с синодом, не трогая их привилегий. Губернатор пусть будет кто-либо из царской крови, но под вами, и будет шеф гусарскаго тамошняго но-ваго полка» [17, с. 178].
Манифест Павла интересен еще и в том плане, что он не просто понижал в статусе уже присоединенную территорию (что российский самодержец имел право делать в точном соответствии со своим статусом главного источника законов для своих подданных), а переводил в статус ординарной провинции субъект международно-правовых отношений. Поступок Павла поставил в затруднительное положение его сына и преемника Александра I, который колебался и размышлял над грузинской проблемой несколько месяцев. Но при выработке решения о том, стоит ли продолжать курс своего отца в отношении Грузии, восторжествовал самодержавный подход: «По-патерналистски Александр чувствовал, что все, что он делал, как император, было хорошо для грузинского народа» [16, с. 44-45].
Другой очевидный пример самодержавного подхода также связан с православным населением Кавказа: это образование Кубанской области в феврале 1860 г. Это случилось тогда, когда военное сопротивление черкесов было еще не сломлено и они контро-
лировали большую часть массива Северо-Западного Кавказа. Внутри новой имперской территории растворялись без каких-либо автономных прав не только остатки черкесского населения, но и Черноморское казачье войско, которое по Высочайшей грамоте Екатерины II 1792 г. имело права на Таманский остров и на правобережье Кубани до Усть-Лабинской крепости (редута) [18, с. 27-28, прилож. XXII].
Черноморское казачье войско по предложению А. И. Барятинского было объединено с линейными казаками и переименовано в Кубанское казачье войско. А. И. Барятинский признавался в письме Милютину: «Я почел долгом слить их в одно, по возможности скорее, с прекрасным нашим казачьим русским элементом на Кавказе» [19, с. 322]. Барятинский подчеркивал, что «замкнутость казачьего сословия» у черноморцев, «хранящих предания Запорожской Сечи», «принимает вид национальности и выражается нерасположением к иногородцам» [20, с. 252-253]. «Во всем крае, — писал фельдмаршал в своем отношении к военному министру, — нельзя найти ни одного порядочного дома или усадьбы из прочных материалов... казачьи войска ближе подходят к эпохе первобытного человечества» [20, с. 253]. Как отмечал П. П. Короленко, Барятинский «ненавидел черноморцев, а Евдокимов не любил вообще всех казаков» [19, с. 322]. Последний, приступая к массовому переселению казаков за Кубань, надеялся на «окончательное освобождение этих земель (между Кубанью и Доном — прим. авт.) от присутствия казачьего населения» [19, с. 322]. Н. И. Евдокимов стремился к тому, что казачьи усадьбы будут раскуплены преимущественно иногородними и перейдут в гражданское ведомство, «чего и надо желать для развития края» [19, с. 322]. Как видим, принцип терра нулиус распространялся не только на сопротивляющихся экспансии черкесов, но и на православное славянское (казачье) население. Данный проект, приобретший уже законную силу, не осуществился только из-за готовности черноморских казаков поднять мятеж [19, с. 349-361].
Растворение черноморского казачества в новом (кубанском) войске и переименование казачьего края в Кубанскую область осуществлялись по указу Александра II, п. 4 которого по решению Правительствующего Сената и министра юстиции предлагалось не печатать в «Сенатских Ведомостях» [21, с. 58]. Этот пункт предоставлял экстраординарные полномочия главнокомандующему Кавказской армией, генерал-
JURISPRUDENCE
фельдмаршалу Барятинскому «делать все необходимые преобразования и изменения в составе и порядке управления Терской и Кубанской областей и вообще всего Северного Кавказа, распространив силу и действие означенного Высочайшего повеления на подведомственные ему казачьи войска Черноморское и Кавказское линейное» [21, с. 58]. Таким образом, при основании Кубанской области было нарушено универсальное требование полной публикации вступающего в силу закона: в основных государственных законах РИ этот порядок регулировался ст. 57 и 58 [22, с. 15].
Проблема перехода от автономии к провинции в контексте феномена самодержавной власти. Ст. 1 «О существе Верховной Самодержавной власти» Основных законов Российской империи гласила, что «Император Всероссийский есть Монарх самодержавный и неограниченный. Повиноваться его верховной власти не только за страх, но и за совесть сам Бог повелевает» [22, с. 1]. Политико-правовой субъект, обладающий неограниченной властью, с легкостью «упразднял» государственные институты присоединяемых народов.
Превращение ядра Крымского ханства в Таврическую область, Картли-Кахетинского царства — в Грузинскую область, другие кардинальные политико-юридические преобразования присоединяемых территорий осуществлялись абсолютной властью российских самодержцев. Они оформлялись императорскими манифестами, указами или рескриптами. Во всех случаях эти законодательные акты прямо противоречили ранее принятым обязательствам и договорам. Манифест 1783 г. шел вразрез с русско-крымским Ка-расубазарским договором 1772 г. и русско-турецким Кючук-Кайнарджийским договором 1774 г. Более того, Екатерина II была тем политическим мыслителем, который впервые сгенерировал концепцию «независимой татарской нации», развитие которой должно было происходить под протекторатом Российской империи. Манифесты 1800 и 1801 гг. (по новому стилю они оба относятся к 1801 г.) о присоединении Грузии шли вразрез с Георгиевским трактатом и самим духом союзничества двух православных народов. Полуторатысячелетняя христианская монархия, пережившая Халифат, султанат Сельджуков, 300-летнее давление Сефевидов и Османов, была решительно «упразднена» волей российских самодержцев.
Император являлся единственным властным субъектом в политическом пространстве Российской империи. Это означало монополию и на правовую субъ-
ектность. Н. М. Карамзин очень хорошо понимал это: «Самодержавие есть палладиум России; целость его необходима для ее счастья» [23, с. 105]. Существование любых других субъектов, отношения которых с императором формировались бы на договорной основе, не допускалось [24, с. 25]. Таким образом, присоединяемая кавказская территория не могла иметь автономного статуса точно также, как не имели его коренные жители метрополии. Н. М. Карамзин предельно отчетливо формулирует: «рабство политическое не совместно с гражданскою вольностью» [23, с. 22].
Р. С. Уортман отмечает у правителей РИ «мышление в категориях монархического мифа, в котором существует только господство монарха и благодарная покорность подданных» [25, с. 26]. Вслед за Г.-Й. Тор-ке и другими признанными исследователями эволюции политического строя романовской России, Р. С. Уортман констатирует отсутствие у «российской администрации правового этоса» [25, с. 12-13]. Исследователь считает, что это состояние стало заметным образом меняться в период правления Николая I, при котором в российских министерствах появились профессиональные юристы, которые признавали приоритет права над институтом самодержавия. Но в целом, «вера в верховенство исполнительной власти и приниженное положение суда» удержались в РИ несмотря на предпринятые в 60-е гг. XIX в. либеральные реформы [25, с. 11]. «Российские императоры, — пишет Р. С. Уортман, — видели свой главный интерес в том, чтобы сохранить во что бы то ни стало право даровать свыше общее благо» [25, с. 25]. Исходя из этого видения себя в окружающем мире, российские императоры не желали «поступиться малой частью самодержавных прерогатив» и были просто не в состоянии «делегировать полномочия даже лояльному первому министру» [25, с. 25]. Соответственно, они не желали поступиться прерогативами и в отношении присоединяемых территорий.
Выводы. Заключение договора в формате «просительных пунктов», конфирмованных императором, сопровождалось принесением присяги или «клятвенного обещания» на вечное подданство. В XVIII в. новый подданный через присягу определял себя как «послушного раба», затем эта формулировка была изъята, но суть устанавливающихся взаимоотношений оставалась прежней.
Ни одна система права не в состоянии функционировать, когда в нее помещен такой тотальный моносубъект, как самодержавие Романовых. Ни Багра-
JURISPRUDENCE
тиони, ни Шервашидзе, ни, тем более, черкесские князья не могли позволить себе оспаривать «упразднение» политической субъектности своих территорий. Они не имели возможности апеллировать к договору о вхождении в Российскую империю («просительным пунктам»), поскольку находились внутри ее политико-правового поля в качестве безсубъектных подданных. Позволялось подавать прошения личного характера, касающиеся фамильной собственности, поместий, жалованья и т. п. Так, многолетний владетель Абхазского княжества генерал-лейтенант М. Шервашидзе, совершенно не оспаривая решения Александра II об «упразднении» автономного статуса его княжества (1864), просил позволить ему поселиться рядом — в Мегрелии.
Формирование юридического статуса российской провинции происходило под воздействием колониального концепта терра нулиус — «ничейной земли». В его рамках императорская власть могла позволить себе не обращать внимания на правовые и государственные институты присоединенной территории.
Список источников
1. Мальгин А. В. Присоединение Крыма к России в конце XVIII в. в свете мотивов имперской экспансии // История и современность. 2013. № 1. С. 45-68.
2. Ходарковский М. Степные рубежи России : как создавалась колониальная империя, 1500-1800. М. : Новое литературное обозрение, 2019.
3. Каппелер А. Россия — многонациональная империя. М., 2004.
4. Лисицына Г. Г. «Гражданское управление краем, самое трудное.». Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность. Начало XIX — начало XX вв. СПб, 2005. С. 203-236.
5. Гордин Я. Россия на Кавказе : поиски решения // Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность. СПб., 2005. С. 555-583.
6. Тютюнина Е. С. Образование Георгиевского округа (1870-1871) // Архивы и общество. 2007. № 1. С. 89-96.
7. Абалов А., Иноземцев В. Бесконечная империя : Россия в поисках себя. М. : Альпина Паблишер, 2022.
8. Манн М. Источники социальной власти. Т. 1. История власти от истоков до 1760 года н.э. М., 2018.
9. Вульф Л. Изобретая Восточную Европу. Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения. М. : Новое литературное обозрение, 2003.
10. Эткинд А. Внутренняя колонизация. Имперский опыт России. 5-е изд. М. : Новое литературное обозрение, 2022.
11. Собственноручная заметка императрицы Екатерины II о соседних народах на азиатской границе России // РГАДА. Ф. 10. Кабинет Екатерины II. Оп. 1. Д. 368. Л. 1-2.
12. Нольде Б. Э. История формирования Российской империи. СПб : «Издательство Олега Абышко», 2019.
13. Акты Кавказской археографической комиссии. Т. III. Тифлис, 1869.
14. Трепавлов В. В. «В царстве другого царства быть не может». Вассальные владения в составе России (XVII - начало XX в.) // Российская история. 2015. № 3. С. 3-14.
15. Волхонский М. А. Военная политика Российской империи в Закавказье в 1783-1796 гг. // Военно-исторический журнал. 2018. № 9. С. 13-21.
16. Rhinelander L. H. The Incorporation of the Caucasus Into the Russian Empire: the Case of Georgia, 1801-1854. Columbia University, Ph.D., 1972.
17. Дубровин Н. Ф. Георгий XII последний царь Грузии и присоединение ее к России. СПб. : Типография Д. В. Чичинадзе, 1897. VII.
18. Короленко П. П. Черноморцы. СПб., 1874.
19. Короленко П. П. Переселение казаков за Кубань в 1861 г. с приложением документов и записки полковника Шарапа // Кубанский сборник. Т. XVI. Екатеринодар : Типография Кубанского областного правления, 1911. С. 265-575.
20. Венюков М. И. К истории заселения Западного Кавказа, 1861-1863 гг. Материалы и заметки // Русская старина. 1878. Кн. VI. С. 249-270.
21. Акты Кавказской археографической комиссии. Т. XII. Ч. 1. Тифлис, 1904.
22. Свод законов Российской империи, повелением государя императора Николая I составленный. Изд. 1857 г. Т. I. Ч. I. Основные государственные законы. СПб : Типография Второго отделения собственной его императорского величества канцелярии, 1857.
23. Карамзин Н. М. Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях. М. : Наука, 1991.
24. Хелли Р. Холопство в России 1450-1725. М. : Академия, 1998.
25. Уортман Р. С. Властители и судии. Развитие правового сознания в императорской России. М, 2004.
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
References
1. Malgin A. V. The annexation of Crimea to Russia at the end of the XVIII century. in the light of the motives of imperial expansion // History and modernity. 2013. № 1. P. 45-68.
2. Khodarkovsky M. Steppe frontiers of Russia : how the colonial empire was created, 1500-1800. M. : New Literary Review, 2019.
3. Kappeler A. Russia — a multinational empire. M., 2004.
4. Lisitsyna G. G. «Civil administration of the region, the most difficult...». The Caucasus and the Russian Empire : projects, ideas, illusions and reality. The beginning of the XIX — the beginning of the XX centuries. St. Petersburg, 2005. P. 203-236.
5. Gordin Ya. Russia in the Caucasus : the search for a solution // The Caucasus and the Russian Empire : projects, ideas, illusions and reality. St. Petersburg, 2005. P. 555-583.
6. Tyutyunina E. S. Education of the Georgievsky district (1870-1871) // Archives and Society. 2007. № 1. P. 89-96.
7. Abalov A., Inozemtsev V. The Endless Empire : Russia in search of itself. M. : Alpina Publisher, 2022.
8. Mann M. Sources of social power. Vol. 1. The history of power from its origins to 1760 A.D. M., 2018.
9. Wolf L. Inventing Eastern Europe. The map of civilization in the consciousness of the Enlightenment. M. : New Literary Review, 2003.
10. Etkind A. Internal colonization. The Imperial experience of Russia. 5th ed. M. : New Literary Review, 2022.
11. Empress Catherine II's handwritten note on neighboring peoples on the Asian border of Russia // RGA-DA. F. 10. Cabinet of Catherine II. Op. 1. D. 368. L. 1-2.
12. Nolde B. E. The history of the formation of the Russian Empire. St. Petersburg : Oleg Abyshko Publis-
13. Acts of the Caucasian Archeographic Commission. Vol. III. Tiflis, 1869.
14. Trepavlov V. V. «There can be no other kingdom in the kingdom». Vassal possessions within Russia (XVII -early XX century) // Russian History. 2015. No. 3. P. 3-14.
15. Volkhonsky M. A. Military policy of the Russian Empire in Transcaucasia in 1783-1796 // Military Historical Journal. 2018. № 9. P. 13-21.
16. Rhinelander L. H. The Incorporation of the Caucasus Into the Russian Empire: the Case of Georgia, 1801-1854. Columbia University, Ph.D., 1972.
17. Dubrovin N. F. George XII the last tsar of Georgia and its annexation to Russia. St. Petersburg : Printing House of D. V. Chichinadze, 1897. VII.
18. Korolenko P. P. Chernomortsy. SPb., 1874.
19. Korolenko P. P. The resettlement of Cossacks beyond the Kuban in 1861 with the attachment of documents and notes by Colonel Sharap // Kuban collection. Vol. XVI. Yekaterinodar : Printing house of the Kuban regional Government, 1911. P. 265-575.
20. Venyukov M. I. On the history of settlement of the Western Caucasus, 1861-1863. Materials and notes // Russian Antiquity. 1878. Book VI. P. 249-270.
21. Acts of the Caucasian Archaeological Commission. Vol. XII. Part 1. Tiflis, 1904.
22. The Code of Laws of the Russian Empire, compiled by the order of the Sovereign Emperor Nicholas I. Ed. 1857, Vol. I. Part I. Basic state laws. St. Petersburg : Printing house of the Second Department of His Imperial Majesty's own Chancellery, 1857.
23. Karamzin N. M. A note on ancient and new Russia in its political and civil relations. M. : Nauka, 1991.
24. Helly R. Servitude in Russia 1450-1725. M. : Academy, 1998.
25. Wortman R. S. The Lords and the judges. The development of legal consciousness in Imperial Russia. M., 2004.
hing House, 2019.
Информация об авторе
И. К. Шаов — доцент кафедры конституционного и административного права Адыгейского государственного университета, кандидат юридических наук.
Information about the author
I. K. Shaov — Associate Professor of the Department of Constitutional and Administrative Law of the Adygea State University, Candidate of Legal Sciences.
Статья поступила в редакцию 20.09.2023; одобрена после рецензирования 16.11.2023; принята к публикации 10.01.2024.
The article was submitted 20.09.2023; approved after reviewing 16.11.2023; accepted for publication 10.01.2024.
