CC BY
34
УДК 82.091
А. Д. Жук
кандидат филологических наук, доцент,
доцент каф. отечественной и зарубежной литературы МГЛУ;
e-maiL: [email protected]
ИДИЛЛИЧЕСКАЯ ОДА В НЕМЕЦКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ 1775-1815 ГГ.
Статья посвящена идиллической оде как особой разновидности жанра оды и его эволюции. Отмечаются привнесение черт других жанров, появление более сложных жанровых разновидностей. Указываются особенности развития идиллической оды в немецкой литературе.
Ключевые слова: идиллическая ода; элегическое начало; ирония; анакреонтическая ода; вокальное начало; горацианская ода; жанр.
A. D.Zhuk
PhD (Philology), Associate Professor of the Literature Chair, Moscow State Linguistic University; e-mail: [email protected]
IDYLLIC ODE IN GERMAN LITERATURE IN 1775-1815
The article is devoted to idyHic ode and its evolution. It's noticed that idyHic ode has special features of its evolution in German literature. The article teUs about an appearance of compound genre forms and a mixture of idyllic ode with other genres.
Key words: idyHic ode; elegiac features; Anacreontic ode; Horace's ode; irony; vocaL principLes; genre.
Идиллическая ода представляет собой сложную жанровую разновидность, характерную для немецкой литературы 1775-1815 гг. Принадлежность произведения к идиллической оде определяется по господствующему жанровому началу.
Одический канон - как в светском, так и в религиозном варианте - складывается в немецкой литературе в первой половине XVIII в. в произведениях Клопштока, Геллерта и Готтшеда и существует в нескольких разновидностях, однако основным вариантом является гора-цианская ода, в основе которой лежит стремление убедить слушателя через обращение к его разуму. Это выражается в рациональной композиции, повторяющей схему рассуждения, наличии в тексте синтаксических конструкций с отношениями логической обусловленности
со значением причины и следствия, цели или условия, сравнений, аллегорических образов и образов-персонификаций, риторических вопросов, использовании лексики, характеризующей мыслительную деятельность человека. В то же время в качестве канонической разновидности выступают вокальная духовная ода и гимническая ода.
Идиллическая ода возникает в результате взаимодействия «высокого» жанра оды с «средним» жанром идиллии и отличается от классического варианта наличием таких идиллических черт, как появление идиллического хронотопа, использование традиционных для идиллии образов, наличие характерных для жанра мотивов (противопоставление города и природы и т. п.). Присутствие всех перечисленных признаков не является обязательным, вполне достаточно двух-трех, а иногда даже одного. Всё это привносит в оду характерное идиллическое начало. Подобное смешение является достаточно сильным нарушением классицистических правил и канонов. Тем интереснее, что в немецкой поэзии это явление наблюдается у авторов, продолжающих классицистическую традицию и стремящихся в целом ее сохранить (Клопшток, Боте). В качестве образца они избирают собственно античные тексты, в первую очередь Горация, для которого это выглядело вполне естественным. В результате появляется новая жанровая разновидность оды - идиллическая ода, разрушающая классицистические каноны.
Эволюция идиллической оды идет по пути распада исходного жанрового варианта - идиллически-элегической оды, основанной на взаимодействии с, казалось бы, противоположным оде и идиллии жанром - с элегией. Именно по этой причине идиллически-элегическая ода не получила широкого распространения. Этот вариант характерен в основном для авторов, близких по своим взглядам к штюрмерам. У классицистов такой тип оды возможен только в качестве перевода, примером чего могут служить, например, переводы од Горация, выполненные немецким поэтом Рамлером. В частности, совмещение подобных начал характерно для четвертой оды первой книги и третьей оды второй книги Горация. Причем в обоих случаях текст начинается с идиллической картины, сменяющейся элегическим настроением, связанным с философскими размышлениями автора о жизни и смерти.
В „Schauervolle und süßtönende Abschiedsode bestehend aus einem Allegro, einer Andante und einem Prästo von einem deutschen Dichter"
(1775) Я. M. Р. Ленца соединяется сразу несколько традиций. Именно после Ленца «прощальные оды» в немецкой литературе становятся особенно популярными.
Для поэта важной оказывается геллертовская традиция, в соответствии с которой ода воспринимается не как ораторский, а как вокальный жанр. Вокальное начало проявляется уже в названии в использовании музыкальной терминологии, обозначающей темп: Allegro, Andante, Prästo. Кроме того, текст сопровождается мелодией, автором которой также является Ленц. Следует отметить, что поэт был человеком музыкально одаренным: ода создается параллельно с работой над вокальным циклом, который он сам называл «Symphonie» и который состоял из пяти произведений, также объединенных темой прощания. Вокальный характер оды проявляется прежде всего в ритмической организации текста - в использовании автором силлабо-тоники и точных рифм (singen - springen, rauh - Frau - blau, etc.) вместо традиционных для немецкой поэзии античных метров.
Изменяются также способы выражения одического, идиллического и элегического начала, причем настолько сильно, что это приводит к трансформации жанра. Возникают невозможные у других авторов «формальные сравнения», когда то, с чем сравнивается тот или иной предмет, не называется:
„Flugs reimen will ich, das heißt singen,
Flugs reimen, so wie der und der..." [Lenz 1909, с. 168], etc.
Формально являясь сравнением, подобные конструкции не создают нового образа, но придают тексту иронический характер. Ирония характерна для всей оды и обращена в первую очередь к разуму, а не к чувствам слушателя, тем самым способствуя реализации свойственного оде рационального начала, хотя это и не является характерным для жанра приемом. Используя иронию, Ленц нарушает традиционное представление об оде как высоком жанре. Показательно, что подобный вариант возникает у автора, для творчества которого характерны предромантические тенденции.
Ироническое начало проявляется в употреблении сниженной лексики и создании соответствующих образов. Это и звезды, которые «прыгают навстречу» («die Stern' entgegen springen»), и немецкий Икар (ein deutsche Ikar) с бесперыми крыльями (mit federlosen Schwingen),
как называет себя поэт. На Олимп лирический герой не может попасть из-за суровой (rauh) погоды и того, что его Муза замерзла бы, вся в синяках («Und meine Muse, eine Frau, / Erfröre drüber braun und blau» [Lenz 1909, с. 168]). В тексте возникают сниженные образы античных богов. Это и Муза из приведенного фрагмента, и «противная дама» («vertrackte Dama») Фортуна, наставляющая рога (hörnt) своим любовникам.
В оде Ленца иронически интерпретируются традиционные для од темы. Так, вместо традиционных анакреонтических мотивов восхваления возлюбленной и Венеры, жалобы, рассказов о проделках Амура, а также возвышенного изображения любви и ее страданий, свойственного уже горацианской оде, лирический герой заявляет своей возлюбленной:
Nein lachen, das hab ich gelernt,
Gelernt dir lachelnd ins Gesicht
Zu rufen: Ma Princess'! Ich bin Ihr Sklave nicht! [Lenz,
1909, с. 169].
Ирония касается даже самого творчества поэта. В качестве причин сочинения стихов Ленц называет то, что это приносит славу и не составляет труда («Das hebt bis an den großen Bär / Einst unsern Ruhm -und ist nicht schwer» [там же, c. 168]), а затем, обращаясь затем к читателю, говорит, что он собрал кое-что из искусства, из гения и из поэта («Ich las euch etwas von der Kunst / Und vom Genie und von den Dichtern» [Lenz 1909, с. 171]). Подобное употребление неопределенных местоимений (etwas) придает тексту иронический характер так же, как и «расчленение» не только искусства, но даже гения и поэта. Этой же цели служит и употребление уточнений, характерных для прозы, но невозможных в поэтической речи:
Flugs reimen will ich, das heißt singen...
[Lenz 1909, с. 168] и т. д.
Ирония касается не только традиционно одических тем, но и идиллии. Создавая в стихотворении вполне традиционную идиллическую картину, Ленц привносит в нее ироническое начало при помощи образа «госпожи мамы природы» («Gefällt die Frau Mama Natur.» [Lenz 1909, с. 171]).
Труднее всего соединить с иронией элегическое начало, но Ленцу удается и это. Создавая вполне традиционный элегический хронотоп
с описанием Коцита (Kozith) и подземной резиденции Плутона (der Residenz des Pluto), автор, вспоминая миф об Орфее и Эвридике, критикует Орфея за то, что он не спас возлюбленную, и заявляет, что и сам Плутон существует благодаря ему («Nein Pluto ließ' ich Pluto sein»). Таким образом, у Ленца возникает интересная жанровая разновидность - идиллически-элегическая ода с вокальным началом и иронией, предполагающая критическое осмысление предшествующей традиции.
Собственно идиллическая ода возникает в результате распада исходной разновидности и исчезновения элегического и вокального начал и иронии и существует в двух вариантах - идиллическая гораци-анская ода и идиллическая анакреонтическая ода в зависимости от лежащей в основе разновидности.
В то же время в творчестве Клопштока эволюция идет по пути усложнения исходных форм, и идиллически-элегическая ода возникает после собственно идиллической. Так, горацианская идиллической ода появляется в творчестве поэта уже в 1780-е гг. в «An Giacomo Zigno» (1783), «Die Vortrefflichkeit» (1783), «Kennet euch selbst» (1789), «Ludewig, der Sechzehnte» (1789), а затем получает развитие в более поздней «Das verlängerte Leben» (1796) и других одах Клопштока, а также в «Die Oderflur» (1812) Боте.
Идиллически-элегическая ода складывается в поэзии Клопштока в 1790-х гг. в «Die Wiederkehr» (1794) и «Der Geschmack» (1795).
В качестве примера рассмотрим первую из названных од. Прежде всего, следует отметить необычного адресата оды - коня, что привносит в произведение некий элемент игры, характерный для анакреонтической традиции, а также способствует появлению в тексте идиллического хронотопа. Идиллическое начало, выражающееся через соответствующие образы («frisches, kühlendes Gras, / Von der weißlichen Blume durchwebt, und der goldnen» [Klopstock 1874, т. II, с. 182], «des Sees Ebnen Kristall» [Klopstock 1874, т. II, с. 183], etc.), сменяется элегическим. Гармоничную картину нарушает рассказ о «галльских дикарях» («Gallische Wilde»), разоривших гнезда соловьев и съевших их птенцов. Трагическое начало, идущее от элегии, так же, как и предыдущее, реализуется на лексическом уровне: «ihr Lied / Jammerte Nächte lang» [Klopstock 1874, т. II, с. 184], Leichengesang, «...in den Staub / Stürzen dir heisse Thränen hinab...» [Klopstock
1874, т. II, с. 183], etc. Еще более усиливают трагизм финальные слова поэта о коне. Он плачет, глядя на эту картину, и выглядит более благородным, чем люди, о которых идет речь: «Denn du senkst ja die Mähne / Erdwärts, und in den Staub / Stürzen dir heisse Thränen hinab.» [Klop-stock 1874, т. II, с. 183].
Вместе с тем история о соловьях обращена к разуму слушателя, подводя его к выводу о том, что человек часто жесток и не понимает красоту и гармонию мира, в котором он живет. Эти образы можно трактовать как иносказательное описание событий, происходящих во Франции и воспринимаемых поэтом негативно. В результате всё это парадоксальным образом способствует выражению одического начала, а сама ода представляет собой синтез трех начал - идиллического, элегического и одического, причем все три равно важны и тесно связаны друг с другом. Ода «Der Geschmack» совпадает по своему жанру с предыдущей.
Горацианская идиллическая ода сложилась на основе рациональной горацианской оды, что обусловило способы проявления одического начала, реализации которого служат рациональная композиция, моделирующая сигнификативный акт (тезис - доказательство - синтез), строфика (клопштоковско-сапфическая строфа), а также конструкции с отношениями логической обусловленности:
O wie glüheten wir, sie, die sich jetzt entwölkt,
Jene Zinne zu sehn!
Denn dort ist es, o dort, wo sich der Tempel wölbt,
Sich die Göttin uns zeigt
[Klopstock 1828, с. 86, «Die Vortrefflichkeit»],
.so durchwandre die Weltannalen, und finde
Etwas darin, das ihr ferne nur gleicht
Wenn du kannst
[Klopstock 1828, с. 111, «Kennet euch selbst»].
В подобных одах встречаются размеры, не характерные для жанра или довольно редко в них употребляющиеся - такие, как второй асклепиадов стих и дистих, клопштоковско-сапфическая строфа. Более редкий способ выражения одического начала, появляющийся в исследуемый период и свидетельствующий об эволюции жанра, - употребление лексики со значениями знания, понимания,
мысли, размышления, например, глагола «wissen», как в оде Боте «Die Oderflur»:
Wunderliebliche Flur, welche die Oder im
Arme freundlicher hält, wisse... [Bothe 1812, с. 166].
Особенностью этого типа идиллических од является также то, что в них в качестве идиллического хронотопа может выступать античное искусство или искусство и наука других эпох [Klopstock 1828, с. 111, «Kennet euch selbst»]. Еще более интересен вариант, когда в силу определенных причин (в том числе политического характера) в качестве идеального времени и пространства выбирается современность, но не Германия, а Франция, примером чего может служить ода «Kennet euch selbst» (1789), где при описании Франции используются образы, характерные для идиллии [Klopstock 1828, с. 112]. Из собственно политической лексики используется только одно слово «Despot», но это не придает тексту публицистичность, так как входит в состав фразы, описывающей состояние гармонии («kein Despot mehr verachtet!» [Klopstock 1828, с. 112]), т.е. главным оказывается идиллическое начало, которое выражено не менее сильно, чем одическое, и тесно с ним связано.
Ода Боте «Die Oderflur», в отличие от других од, написана на тему, характерную для горацианской рационалистической хвалебной оды, но редко встречающуюся в смешанных вариантах жанра: произведение восходит к традиции од в честь рек и городов. Боте смещает акценты и пишет хвалебную оду не в честь реки Одер, а в честь ее поля, т. е. одическое начало оказывается тесно связано с идиллическим. Подобная особенность характерна и для других од, принадлежащих к данной разновидности. Более того, одическое начало постепенно начинает вытесняться идиллическим, что уже в оде Боте проявляется в большем количестве образов, заимствованных из вполне традиционной (и в этом тоже отличие от Клопштока!) идиллии и создающих в тексте идиллический хронотоп, строго выдерживаемый автором на протяжении всего произведения.
Большее распространение получила идиллическая анакреонтическая ода, представленная в немецкой литературе в творчестве Клоп-штока, Боте и Фосса и представляющая собой соединение особенностей анакреонтической оды и идиллии. Во многом это объясняется
тем, что анакреонтические и идиллические образы хорошо сочетаются друг с другом благодаря особой тематике анакреонтических од и вместе создают в тексте идиллический хронотоп, передающий состояние гармонии лирического героя с миром.
Традиционный способ выражения анакреонтического начала, предполагающий мотивы любви, дружбы, радости, наслаждения жизнью и соответствующие образы, характерен для од «Mein Wissen» (1782), «Der Nachahmer und der Erfinder» (1796), «Das Fest» (1796), «Der Wein und das Wasser» (1796) Клопштока.
В идиллической анакреонтической оде одическое начало проявляется, прежде всего, через сравнения - прием, свойственный как анакреонтической, так и горацианской оде, но получивший более широкое распространение в первой, и через соответствующие образы, связанные с мотивами любви, дружбы, радости, наслаждения жизнью:
Wenig ist nur des Wahren, das mir zu ergründen Glückte; doch ist mir es theuer, wie ein Kleinod, Durch vieljaährigen Schweiß errungen. [Klopstock, 1828, с. 51]
Einer, der alt von der Kelter, im Krystall blinkt [Klopstock, 1828, с. 51]
Freudengesprach, das ist es mir auch, wenn in Freud' und Leide das Herz nun dahinströmt! [Klopstock, 1828, с. 52], etc.
Особенностью анакреонтической оды Клопштока «Die Musik» (1796) является то, что ей так же, как и анакреонтике, свойственны мотивы наслаждения, радости, но связанные не столько с любовью, вином, дружбой и т. п., сколько с эстетическим удовольствием от звучащей музыки и музыки небесной (Himmel Musik). Это уже своеобразное развитие анакреонтической идиллической оды.
Развитие идиллической анакреонтической оды шло по двум путям. Первый связан с более серьезным отношением к традиционным анакреонтическим темам, при котором из оды уходит игровое начало, характерное для анакреонтической оды и в большой степени определяющее ее жанр. Так, в «An Laura» Боте сохраняются внешние атрибуты анакреонтической традиции. Стихотворение обращено к условной возлюбленной, называемой в тексте условным именем Лаура, часто используемым в поэтической традиции после Петрарки. Даже
сравнение любви с цветком (die Lieblingsblume), стоящим в вазе (in köstlicher Urne) и не увядающим (welkt nicht), потому что о нем заботятся (aufgepflegt) девушка (die Jungfrau) и два гения (zwei Genien), вполне соответствует анакреонтической традиции.
В то же время поэт говорит о бессмертии любви («Unsre Lieb' ist nicht, wie gemeine, sterblich» [Bothe 1812, с. 44]), о единении душ («Wie wir uns geliebt stets, / Weiß, der einst tonkundig in Eins die Seelen / Uns gestimmt» [Bothe 1812, с. 44]). Любовь воспринимается им как путь, ведущий к Богу (в тексте «Freudiger») и родине ангелов («der Engel Heimath»), как то, что позволяет человеку познать самого себя («wir auf lichtvollen erhab'nen ew'gen / Pfaden uns erkenneten» [Bothe 1812, с. 44]). Даже возникает прямая аналогия с Христом:
Wie Geweih 'te, tödtet
Einst die Drei Ein Tag. O Geliebte, so ist
Unsere Freundschaft! [Bothe 1812, с. 45].
Подобные образы передают возвышенное восприятие любви автором, что не свойственно анакреонтике, в которой любовь предстает, прежде всего, как игра, хотя вполне естественно для литературы Средних веков и Возрождения (в том числе и для Петрарки, к которому отсылает название произведения), а также для современного Боте романтизма.
Идиллический хронотоп возникает в стихотворении при описании единения трех душ - своей, любимой девушки (die Jungfrau) и приемного ребенка (Pflegkind), - испытывающих счастье. При этом передается характерное для жанра идиллии состояние гармонии. Но, в отличие от традиционной идиллии, идиллический хронотоп оказывается у Боте следствием более серьезного отношения к любовной теме.
Ода «An den Pfarrer von Grünau» (1799) Фосса уже предполагает определенные отступления от традиции, ибо воспевать радости любви и вино в оде, посвященной духовному лицу - пастору из Грюнау, невозможно. В результате акцент переносится на возделывание виноградника и приготовление вина. Подобная тема связывает произведение с анакреонтической традицией. К этой традиции восходит и мотив наслаждения, которое, однако, в соответствии с характером всего стихотворения понимается прежде всего как духовное наслаждение
(«froh gehn wie hervor, und athmen/ Stärke des Himmels» [Voss 1802, т. 1, ч. III, с. 181]). Вместе с тем стихотворение отсылает и к библейской притче о винограднике. Тема способствует усилению собственно идиллического начала, ибо описание сельских работ было характерно еще для античной идиллии.
Тем самым, по сравнению с Клопштоком, идиллическая анакреонтическая ода у Боте и Фосса претерпевает существенную трансформацию, проявляющуюся в изменении способов выражения одического и идиллического начала, происходящем в основном на содержательном уровне.
Второй путь развития идиллической оды представлен в поэзии Фосса и связан с усилением присущего анакреонтической оде игрового начала. Примером подобной трансформации может служить ода «An die Elfin des Gartenhügels» (1800). Уже сам адресат - женщина-эльф (die Elfin), по сути сказочный персонаж, - не характерен для оды, даже в ее анакреонтическом варианте. Если адресатом горацианской оды чаще всего был вполне реальный человек (правитель, известная личность, друг и т. д.) или город (как вариант - страна и т. п.), а духовная ода чаще всего была обращена к Богу или святым, то анакреонтическая вполне допускала использование вымышленных персонажей, но, как правило, это были античные боги (Венера, Амур, Дионис), условная возлюбленная, влюбленные девушка и юноша и т. п. Сказочные персонажи никогда прежде не становились адресатами од. Возможно, сказывалось представление об оде как традиционно «высоком» жанре, не допускающем подобных вольностей. Однако ко времени Фосса анакреонтическое начало стало во многом ассоциироваться с литературной игрой, когда адресатом оды может быть кто угодно и что угодно. В то же время появление подобного необычного адресата меняло жанровые особенности самой оды, которая переставала быть высоким жанром.
Так, в тексте, наряду с традиционными для идиллии («Chor tempischer Chariten», «Dryaden», «den Hain», «Idalia», «(aus) vielartiger Waldung», «Rasen»), появляются образы, восходящие к народным поверьям, связанным с эльфами: «Beet», «Schuzelfin der buntrankigen Felsenbucht», «sanfte Robinia/ Bald stillathmenden Tiefsinn» [Voss 1802, т. 1, ч. III, с. 231], «Schattengäng'», «zeitigen Sonnenschein/ Dir die Hora mit Gunst mässige» [Voss 1802, т. 1, ч. III, с. 233], «im Gras'/ Immer
prange der Hügel / Und der Garten in Blum und Laub» [Voss 1802, т. 1, ч. III, с. 233], etc. Представление об идеальном времени и пространстве остается, но теперь они связаны с местом обитания сказочной героини, то есть идиллический хронотоп приобретает черты сказочного, что подчеркивает вымышленный характер образа и литературную игру. Это усиливает как анакреонтическое, так и идиллическое начало. Но вместе с тем приводит к тому, что сам жанр анакреонтической оды начинает травестироваться. Показательно, что сам Фосс вовсе не стремился в произведении к подобному эффекту. Это произошло помимо воли автора, о чем свидетельствуют вполне серьезные авторские комментарии, в которых сообщается, что робиния - это американская акация, рассказывается о темпийской долине, Идалии и т. п. Встречаются даже ссылки на Пиндара и Вергилия [Voss 1802, т. 1., ч. III, с. 326 - 327]. Последний случай особенно интересен, так как Фосс ссылается на шестую эклогу и комментарии к ней, т. е. связь с идиллией вполне сознательная.
Фосс пытается вернуться к античной оде, но результат получается обратный: классицистическо-просветительский одический канон начинает травестироваться и разрушаться, а анакреонтическая идиллическая ода превращается в травестийную, что было невозможно в предшествующую эпоху. Вместе с тем этот вариант не получит в немецкой поэзии сильного развития, в отличие от вариантов Клопштока и Боте. Причина этого, возможно, в том, что большинство современников Фосса воспринимали оду как серьезный жанр.
Таким образом, сложившись в исследуемый период, идиллическая ода претерпевает существенные изменения, выражающиеся в привнесении в жанр черт элегии, вокального и / или иронического начала, в том числе возникает вариант, травестирующий предшествующую анакреонтическую традицию. Все это исчерпывает традиционные пути развития этой жанровой разновидности.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Bothe F. H. F. H. Bothes antikgemessene Gedichte. Berlin und Stettin: bei Friedrich
Nicolai, 1812. 197 S. Klopstock's Oden : in 2 Bd. Leipzig : Göschen, 1874.
Klopstock's Oden und Elegien mit erklärenden Unmerkungen und einer Einleitung von dem Leben und den Schriften des Dichters von E.F.R. Vetterlein : in 2 Bd. Leipzig : Hartmann, 1827-1828.
Lenz J. M. R. Gesammelte Schriften : in 2 Bd. München-Leipzig : Verlag von Müller, 1909.
Voss J. H. Lyrische Gedichte. Bd. 1. Th. III. Oden und Elegien / J. H. Voss. Königsberg : Nicolovius, 1802. 340 S.
