CC BY
29
ББК 66.1(2)53 YAK 330.8(470+571)
С.А. ТЕРЕХОВА
S.A. TEREKHOVA
И.Я. ПАВЛОВСКИМ И Л.А. ТИХОМИРОВ: К ИСТОРИИ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ
I.YA. PAVLOVSKIY AND L.A. TIKHOMIROV: TO HISTORY OF RELATIONSHIP
В статье рассматриваются взаимоотношения И. Павловского и Л. Тихомирова в годы эмиграции, история возвращения Л. Тихомирова в Россию.
In article I. Pavlovsky and L. Tikhomirov's relationship in days of emigration, history of return of L. Tikhomirov to Russia are considered.
Ключевые слова: Л. Тихомиров, И. Павловский, общественная мысль, эмиграция, публицистика, народничество, литература, цензура.
Key words: L. Tikhomirov, I. Pavlovsky, public opinion, emigration, journalism, populism, literature, censorship.
Изучение отечественного консервативного наследия второй половины XIX - начала XX вв. переживает в настоящее время исследовательский бум. Однако если наиболее крупные и яркие фигуры консервативного лагеря удостаиваются не только объёмных статей, но и монографий, то изучению журналистики «правого» толка, и конкретно рядовых публицистов, так называемых «людей пера», уделяется намного меньше внимания. А ведь среди них были очень интересные и неординарные личности, иногда волею судеб оказывавшиеся в центре событий, имевших немалое значение для истории развития русской общественной мысли.
В этом ряду стоит и имя сегодня практически забытого корреспондента «Нового времени» Исаака Павловского, писавшего под псевдонимом И. Яковлев. Мало кому известно, что в начале 80-х гг. XIX в., находясь в кругу революционной эмиграции за прегрешения молодости, уже работая на газетный концерн А.С. Суворина, он сыграл немалую роль в возвращении на родину одного из будущих теоретиков российского консерватизма - Л.А. Тихомирова.
Об истории возвращения Тихомирова в Россию написано и сказано уже немало [1, 2, 3, 4], но при этом практически ничего не говорилось о том, какую роль в этом сыграл Павловский.
Родился Исаак Павловский в еврейской семье в 1852 г. В студенчестве он увлёкся распространёнными тогда в молодёжной среде радикальными идеями. В результате в начале 1874 г. он создаёт на юге страны в Таганроге, революционный кружок, просуществовавший впрочем недолго. Начало массового «хождения в народ», весной 1874 г. породило волну полицейских репрессий, жертвами которых стали и члены кружка, организованного Павловским. Сам он был арестован в 1875 г. и привлечён к гигантскому полицейскому дознанию «О пропаганде в Империи». По этому делу, охватившему 37 губерний Российской империи, к следствию было привлечено 770 человек [5, с. 45-46].
Павловский, как и многие другие пропагандисты, проходил по знаменитому «процессу 193-х». По оглашении приговора 23 января 1878 г. он, как и ещё 90 человек, был оправдан. Однако чуть позже под давлением главы III отделения и шефа жандармов Н.В. Мезенцова Александр II ужесточил наказание, повелев отправить уже оправданных в административную ссылку. Это наказание затронуло и Павловского, который оказался сосланным на русский Север, в Архангельскую губернию. Оттуда ему в конце 1878 г. удался побег, и он оказался в эмиграции [6, с.19].
Оказавшись за границей, в Париже, он не без успеха попробовал себя в литературной деятельности. Им был опубликован рассказ о тюремном заключении в журнале «Temps» в 1880 г. Некоторое время он сотрудничал в российских изданиях демократического направления, например в журнале «Дело», что было выявлено в результате полицейского дознания в 1884 г. [7, л. 40-40].
Пребывание в кругах революционной эмиграции вскоре вызывает у него разочарование в идеях, которым он ранее служил. В эмиграции «есть такой осадок полных неудачников, выброшенных из какой бы то ни было жизни и они возбуждают глубокую тоску и жалость» [8, с. 330], - позже вспоминал Тихомиров, и, думается, под этими словами подписался бы и Павловский. Тяжёлый «эмигрантский хлеб», изрядно сдабриваемый идейными спорами и просто бытовыми склоками, постоянная нужда и безденежье приводят к тому, что Павловский все дальше отходит от жизни русской эмигрантской колонии.
Уже с середины 80-х гг. XIX в. он начинает сотрудничать с изданиями совершенно разных политических направлений просто из-за литературного заработка. Присущая сметливость вскоре позволила ему завести определённые связи в литературных сферах Парижа. Тогда же судьба сводит его с Сувориным крупнейшим российским газетным магнатом - издателем пожалуй самой читаемой консервативной газеты «Новое время». Суворин был удивительным ловцом литературных талантов и стремился сразу же привлекать их в свою газету.
Стоит отметить, что Суворин несомненно являл собой образчик газетного издателя новой формации, во многом предвосхитившего развитие газетной индустрии будущего. Одним из коньков суворинского издания было краткое и оперативное освещение внешнеполитических событий, а для этого газета оснащалась не только самой современной техникой, но и резко расширяла штат корреспондентов за границей [9, с. 126-127].
Поэтому-то остро пишущий Павловский, да ещё и имеющий определённые связи среди французской прессы, и кроме того близко знакомый с большинством русских эмигрантов не мог не заинтересовать Суворина. Павловского предложение о сотрудничестве в «Новом времени» также более чем устраивало. К тому времени он не только полностью порвал с революционными убеждениями, но и по-видимому уже вынашивал планы о возвращении в Россию, и сотрудничество в столь благонамеренном печатном органе, как «Новое время» могло резко поправить его репутацию в глазах российских властей. Была и ещё одна причина - в газете хорошо платили за доставляемые корреспонденции, а Павловский имел на иждивении в Париже престарелую мать. Не будем забывать того обстоятельства, что столица мира по отзывам современников, представляла собой один из самых дорогих городов, где ко всему прочему, было чрезвычайно трудно найти литературную работу [10, с. 288]. Журналистов и газетчиков в республиканской Франции и своих хватало, космополитический город мало волновали русские проблемы. Поэтому Предложение «Нового времени» о сотрудничестве открывало перед Павловским совершенно новые литературные горизонты.
Именно в Париже после переезда сюда в конце 1883 г. и состоялось знакомство Тихомирова и Павловского. Отметим, что для Тихомирова тогда главной целью являлось издание «Вестника Народной воли». Он надеялся, используя свои связи в революционной эмиграции, несколько улучшить материальное положение, получив больше возможностей для литературной работы. Однако на деле финансовая ситуация для семейства Тихомировых после первых месяцев столичной эйфории только ухудшилась.
Начало этому было положено разгромом в России остатков демократической печати. В середине 1884 г. был закрыт журнал «Отечественные записки», а журнал «Дело» после ареста его редактора - издателя К.М. Станюковича был передан новому владельцу [11]. А ведь именно с журналом «Дело»
в основном связывал свои планы на хотя бы некоторую денежную стабильность Тихомиров. Вторым ударом по надеждам Тихомирова стала активная и небезуспешная деятельность российских спецслужб, возглавляемых во Франции П.И. Рачковским, направленная как против типографии «Вестника» в Женеве, так и против личности самого Тихомирова.
Вскоре положение Тихомирова и его семьи и в психологическом, и в материальном плане стало чрезвычайно тяжёлым. Не раз в его дневниках, начиная с конца 1884 г., можно читать о безденежье и о том, что он одалживался, все у того же Павловского. Особенно они сблизились во второй половине 1885 г. после возвращения Павловского из поездки по Испании, которую журналист по-видимому предпринял по заданию Суворина. В мае 1884 г. он посетил Мадрид, а закончил путешествие на юге страны летом следующего года. Итогом поездки стала большая серия путевых очерков, в дальнейшем оформленная в книгу [12].
Сближению Тихомирова и Павловского в это время способствовало не только разочарование в силе революционной партии, но и в целом неприятие жизни и быта политической эмиграции. Много времени проводили они и в разговорах на общественно-политические темы, особенно о России. При этом конечно их взгляды на жизнь не были тождественны. Они вообще были разными людьми.
Ощущающий предназначение служить России и желающий играть в этом значимую роль, разрабатывая положительную программу преобразований Тихомиров и прагматичный интеллектуал и сибарит Павловский, о котором сам Тихомиров писал, что «любил его за большой ум, который гибко и ясно понимал глупость и ловил фразу на её пустозвонстве. Но Павловский как-то не нуждался в положительном. Наблюдать, приобретать независимое положение, развиваться, наслаждаться искусством, наукой - чем это не положительное? Его это удовлетворяло. Но тут я с ним расходился. Мне невозможно было отрешиться от того, что жизнь имеет более глубокий смысл, а, стало быть, есть и для сильного человека иная роль, иная деятельность» [13, с. 284]. Иначе говоря, Павловский не годился в союзники Тихомирову, грезившему о крупной роли в деле служения России.
Вообще 1886 г. оказался во многом переломным для Тихомирова и не последнюю роль в этом сыграл Павловский. В марте после очередных провалов в России Тихомиров запишет в своём дневнике: «Я окончательно убедился, что революционная Россия в смысле серьёзной сознательной силы больше не существует...» [13, с. 188]. Но не только разочарование в действиях революционеров заставляли Тихомирова пересматривать свои прежние политические взгляды.
Этот год приготовил для него и страшное личное испытание, усилившее его мировоззренческий кризис и ещё больше сблизившее с кругом лиц не принимающих революционных идей, в число которых входил и Павловский. В апреле 1886 г. сын Тихомирова - Саша заболел тяжёлой формой менингита. Болезнь казалась неизлечимой. «Я дошёл до последней степени измученности» - фиксировал Тихомиров в своём дневнике [13, с. 191]. Тихомировы в связи с болезнью ребёнка влезли в большие долги. Деньгами им помогала, как могла вся эмигрантская колония, но особенно А.М. Геккельман (будущий провокатор. - О. М.) и Павловский. Помощь последнего была особенно значимой и ещё более их сблизила.
Бедственное денежное положение вынуждало Тихомирова искать любых литературных заработков, и в этом вопросе он получил действенную помощь от Павловского, имевшего большие связи в местных литературных сферах. Сам Тихомиров позже вспоминал: «Мне легко делать работу, но добывать её страшно трудно. Но мой тогдашний друг И. Павловский имел ловкости на сто человек. Мне собственно должно быть ему благодарным. Насчёт денег он был весьма кремневат. Но советы давал умные то души. Как бы то ни было, у меня работа попадалась» [13, с. 332].
Дружеские отношения с ним вбили первый клин во взаимоотношения Тихомирова с остальными эмигрантами. Особенно конфликт обострился, когда стало известно, что перу Павловского принадлежал хлёсткий антиэмигрантский памфлет, помещённый в «Новом времени», язвительно описывавший никчёмную жизнь революционеров за границей, которые занимаются только болтовнёй, чаепитиями, курением и ссорами [14, с. 202]. Установление авторства Павловского, писавшего под псевдонимом И. Яковлев, вызвало его бойкот эмигрантской колонией. Однако Тихомиров отказался к нему присоединиться и демонстративно продолжал поддерживать с Павловским самые тесные отношения.
Именно при помощи последнего в середине 1886 г. Тихомиров получил предложение писать книгу о современной России. Павловский познакомил Тихомирова с консервативным французским издателем Савином, предложив тому сотрудничество с Тихомировым по написанию книги о России [13, с. 189-190]. Так на свет появилась книга «Россия политическая и социальная». В ней Тихомиров попытался дать очерк русской общественно-политической жизни для западного читателя.
Видимо, уже работая над книгой, Тихомиров многое стал пересматривать в своих воззрениях на российские политические порядки. Он по-иному взглянул на устройство русского общественного организма, нежели другие представители революционных фракций, рисуя его не только в тёмных тонах, но и более взвешенно оценивая специфику российского государственного устройства, усматривая в нем и элементы позитивного.
Анализируя российскую действительность, Тихомиров постепенно приходил к выводу, что страна не нуждается в революционных изменениях, а нужного результата можно добиться и за счёт культурной деятельности всех общественных сил, объединённых одной программой, т.е. эволюцион-но, на почве постепенного реформирования существующего политического строя.
Желая и дальше развивать свои новые взгляды публично, он предложил в редакцию «Вестника Народной воли» статью, являвшуюся концентрированным выражением его изменившихся политических воззрений. В статье Тихомиров обрушивался на тактику террора, называя её бесплодной и указывая, что роль настоящих революционеров не только бунтовская, но и культурная [15, с. 29-30]. Отметим, что предложенную статью холодно встретили в редакции, и, невзирая на огромный авторитет Тихомирова, она так и не прошла. Впрочем, наступившее отчуждение между Тихомировым и редакцией не помешало выходу последнего, пятого «Вестника Народной воли». В нем Тихомиров поместил только общественную хронику «Как живётся в России».
Информация о скором выходе очередного номера «Вестника» подтолкнула Департамент полиции к решительным действиям. Рачковский и его агенты, используя явное попустительство швейцарских властей, 2 ноября 1886 г. провели операция по налёту на типографию «Вестника» в Женеве. Уничтожению подвергся почти весь пятый выпуск журнала, при этом нанесённый ущерб оценивался в 4673 франка, не считая рассыпанного набора и шрифта [16, с. 201]. А ведь для издания именно № 5 «Вестника», по словам самого Л. Тихомирова, «вошли в долги по уши» [13, с. 189]. Очевидно, что после такого удара «Вестник» подняться уже не смог, и дело было прекращено.
Все эти события ещё больше ухудшили психическое состояние Тихомирова, находившегося в тот момент на грани нервного срыва. Кризис мировоззренческих установок, разочарование в революционном движении, приведшее к полной переоценке им своих прежних взглядов, кроме того, семейные неурядицы, тяжёлое финансовое положение все это усиливались чудовищным произволом русских секретных служб в столице независимого, демократического государства. В этот период времени, как никогда неоценимую моральную поддержку Тихомирову оказывал именно Павловский, в доме которого он частенько бывал.
Все больше увеличивалось отчуждение между Тихомировым и лагерем русских революционеров. Этому также способствовало и сильное влияние Павловского. В это не простое время на Тихомирова давило гнетущее интеллектуальное одиночество, а поделиться своими мыслями и планами кроме супруги - Екатерины Дмитриевны и Павловского ему было не с кем. Тяжелейший душевный кризис, который переживал Тихомиров, требовал заполнения идейного вакуума, что, в свою очередь, подталкивало его в сторону признания православных ценностей, причём, в крайних проявлениях - в форме религиозного мистицизма. Особенно настроения такого рода усилились у него после счастливого выздоровления сына, в конце 1886 - начале 1887 гг. и сопровождались таинственными видениями.
Решительный же поворот в мировоззрении Тихомирова наступил зимой 1886-1887 гг. в деревне Ла-Рэнси, под Парижем, где он жил с семьёй в полном уединении от внешнего мира. Переезд в Ла-Рэнси был обусловлен двумя причинами. Во-первых, необходимостью поправки здоровья сына Саши. Во-вторых, в связи с инициированной Рачковским компанией по высылке Тихомирова из страны, в связи с этим власти предложили ему на некоторое время покинуть Париж. В Ла-Рэнси в тиши природы, в обстановке полного внешнего спокойствия нарушаемого редкими визитами близких ему людей и в первую очередь Павловского Тихомиров предавался размышлениям о своём будущем. «Той зимы я никогда не забуду. Ей я обязан всем, во мне она произвела полный переворот, а весну я встретил новым человеком», - вспоминал он впоследствии [13, с. 293].
Возвращение в Париж весной 1887 г. принесло Тихомирову не только очередные моральные потрясения от травли, организованной Рачковским, но и новые встречи. Через все того же Павловского состоялось знакомство Тихомирова с О.А. Новиковой [17, с. 168], урождённой Киреевой, сестрой генерала А.А.Киреева, известного славянофила, последователя И.С. Аксакова Ольга Алексеевна, крестница императора Николая I, невестка посла, приближенная к российскому двору, также придерживалась славянофильской ориентации [18].
Знакомство пришлось очень кстати, несколько поддержав израненное честолюбие Тихомирова. На горизонте вновь замаячили крупные политические фигуры, расположение которых в некоторой степени позволяло обрести столь необходимую ему психологическую опору - ведь теперь интерес к нему проявляли представители высших кругов российского политического истэблишмента. Знакомство с Новиковой, работающей для русско-английского сближения в Лондоне, и с госпожой Ж. Адан, ярой пропагандисткой русско-французского союза, действовавшей в Париже [17, с. 168], во многом способствовало формированию нового политического мировоззрения Тихомирова, постепенно приобретшего чёткие промонархические черты. Влияние Павловского и этих двух особ способствовало выработке им дальнейших практических шагов, которые в конце концов и привели его обратно в Россию.
Тихомирову не могло не льстить внимание такой особы, как О.А. Новикова, имеющей сходные с ним взгляды и состоявшей, к тому же, в личной переписке с У. Гладстоном (глава партии вигов, некоторое время был и английским премьер-министром. - О. М.). Она развивала перед Тихомировым грандиозные планы того, как он мог бы помочь построению «правильного самодержавного строя» в России и делала это крайне умело, а главное, очень тактично, практически сразу завоевав расположение осторожного Тихомирова и его семьи. Отметим, что всю оставшуюся жизнь Тихомировы поддерживали с ней дружеские отношения, она крепко и искренне привязалась к их дому [19, л. 34].
В конце концов, под влиянием Павловского и Новиковой к концу 1887 г. Тихомиров выработал следующую тактику поведения. Не выступая ещё с громогласной публичной антиреволюционной проповедью, всем открыто высказывать своё мнение и попытаться создать группу близких по духу людей, на
которых можно было бы опереться с целью антиреволюционной пропаганды. Тогда Тихомиров, по его собственным признаниям, ещё не думал о возвращении в Россию, а рассчитывал просто остаться во Франции, зарабатывать себе на хлеб насущный литературной работой и, вместе с тем, пропагандировать новые идеи [13, с. 295].
На рубеже 1887-1888 гг. Тихомиров ещё не порвал окончательно с революционной средой, но в общении с политическими эмигрантами он уже не скрывал своих антиреволюционных взглядов. Тогда же семейство Тихомировых начало постепенно переводить свою жизнь на обычные обывательские рельсы. Лев Александрович уже без стеснения пользовался протекцией Павловского, приискивавшего ему литературную работу. Вскоре, благодаря последнему Тихомиров стал корреспондентом «Санкт-Петербургских ведомостей» и бульварного, но хорошо оплачиваемого французского издания «la Revue Franco-Russe».
Первый шаг к официальному разрыву с революционным прошлым Тихомиров сделал после появления 20 февраля 1888 г. предисловия ко второму изданию его книги «Россия политическая и социальная». В нем он решительно восставал не только против политического террора, считая его ошибочным, но и вообще против революционных форм борьбы, подчёркивая важность и необходимость культурной работы.
В предисловии он попытался показать слабость революционной, а в особенности террористической идеи молодым революционерам. Обстановка в кругах политической эмиграции после появления предисловия сложилась непростая, но при этом единства в оценке поступка Тихомирова ещё не наблюдалось. Когда в марте 1888 г. М.Н. Оловенникова (Полонская) попыталась организовать нечто подобное коллективному протесту с осуждением его поведения, то натолкнулась на большое количество оговорок и сомнений относительно «этической» целесообразности подобного протеста. Все же авторитет Тихомирова среди революционеров был достаточно высок. Безоговорочно к её предложению присоединились только парижские народовольцы (Г.Ф. Чернявская, И.А. Рубанович, Н.С. Русанов. - О. М.).
Только в марте 1888 г. Русанов написал памфлет, облачённый в форму брошюры «Революция или эволюция»?, за подписью «прежние товарищи Л. Тихомирова по деятельности и убеждениям» [20]. В протесте народовольцы открещивались от «независимых убеждений» Тихомирова, таких, как пренебрежительное отношение к борьбе за политические свободы и т.д. Появление парижского протеста с предисловием П.Л. Лаврова взбудоражило эмигрантскую общественность. Парижские и женевские кофейни - традиционное место сбора политических эмигрантов - муссировали только эту тему.
Парижский протест, как оказалось, выступил в роли катализатора. Вскоре за ним последовал выход небольшой книжки «По поводу одного предисловия», принадлежавшей перу молодых народовольцев - И.Н. Кашинце-ву, Е.Д. Степанову и А.Л. Теплову. В брошюре подчёркивалась солидарность с протестом старших товарищей [21].
Позицию парижских народовольцев полностью поддержал и С.М. Степ-няк-Кравчинский. Отношения революционной эмиграции с Тихомировым практически полностью прервались, тиражировался слух о его сумасшествии. Обстановка вокруг него в начале 1888 г. накалилась до предела.
Пожалуй, впервые за долгие годы почти все слои русской революционной эмиграции объединились против одного человека не за то, что он стал шпионом или агентом правительства, а за высказанные им идеи. Демократическая, революционная цензура со своим цензом, о которой писал ещё А.И. Герцен [22, с. 202], показала себя во всей красе.
Оставшись в изоляции, он теперь поддерживал отношения только с Павловским и Новиковой. Однако, учитывая, что Новикова большую часть времени проводила в Англии и общение с ней шло в основном в эпистолярном жанре, то в Париже ближе Павловского у Тихомирова тогда человека не было, не
считая, конечно, супруги. Исходя из сложившейся ситуации и под влиянием бесед с Павловским, он и строил новые планы. «Моя линия такова, - заявлял он. - Я объяснюсь с публикой посредством брошюры. Затем, пустит меня правительство или нет в Россию, я веду себя одинаково. Если правительство хочет меня пустить - тем лучше, больше для него чести» [13, с. 220].
Именно в это время Тихомиров, видимо, окончательно созрел для разрыва с эмигрантской жизнью. Такому решению очень сильно способствовала и позиция Павловского, который ещё в начале 1888 г. подал прошение о возвращении в Россию. Он же, впрочем, как и Новикова, поддерживал Тихомировых как морально, так и финансово. Прецеденты подобного возвращения в Россию из кругов революционной эмиграции уже имелись. В 1880 г. подал прошение о возвращении на Родину и вернулся Н.И. Утин, а в 1887 г. то же проделал бывший «чайковец» Н.П. Цакни [23, с. 376].
19 апреля 1888 г. Павловского вызвали в русское консульство, где с ним имели беседу по поводу подачи прошения о возвращении. При этом ему не преминули попенять на близкое знакомство с Тихомировым. На что тот прямо заявил, что Тихомиров никакой не революционер и пишет брошюру, в которой намерен изложить свои новые взгляды. В ответ на такую удивительную информацию секретарь посольства заметил, что правительство тоже было бы не прочь с ним примириться [13, с. 222].
Работа над брошюрой «Почему я перестал быть революционером» продолжалась около двух месяцев. Тихомиров закончил её написание в мае 1888 г. В ней он окончательно рвал связи с революционным движением. На её страницах он снова и снова выступал против террора, как опасного для общества метода действий, вредного своими развращающими последствиями, тем более что его значение, с точки зрения политических изменений было, по мнению автора, равно нулю [15, с. 27].
Как и следовало ожидать, особое место в брошюре автор уделил вопросу о самодержавной власти. Он прямо указывал что смотрит на вопрос о её происхождении, как на результат русской истории «который не нуждается ни в чьём признании и никем не может быть уничтожен, пока существуют в стране десятки и десятки миллионов, которые в политике не знают и не хотят знать ничего другого» [15, с. 65].
Выход в свет брошюры Тихомирова вызвал шок и переполох в лагере русской политической эмиграции. Ответом ему стало издание Лавровым в августе 1888 г. «Письма товарищам в Россию» [24], имевшим для революционного лагеря особое значение. Примерно в то же время в Женеве выходит «Открытое письмо Л. Тихомирову», написанное Э.А. Серебряковым с которым Тихомиров всегда был в тёплых отношениях. Не осталась в стороне и группа «Освобождение труда», в марте 1889 г. в сборнике «Социал-демократ» вышла работа Г.В. Плеханова под названием «Новый защитник самодержавия, или Горе г. Л. Тихомирова» [25].
Издав брошюру и по сути взорвав революционный лагерь изнутри, Тихомиров сжёг за собой все мосты. Ему оставался один путь - в Россию. В этом начинании его полностью поддерживал и Павловский. Результатом стало письмо Тихомирова от 7 августа 1888 г. товарищу министра внутренних дел В.К. Плеве с приложением к нему своей книги.
Реакция русского правительства оказалась незамедлительной. Уже 1 сентября Тихомирова попросили пожаловать к русскому консулу, где известили от имени Плеве, что он должен подать прошение на высочайшее имя. 12 сентября Тихомиров отправил послание Александру III, в котором описал весь свой революционный путь и просил императора позволить ему вернуться на родину. Наконец, 10 ноября 1888 г. Александр III утвердил доклад Д.А. Толстого, в котором министр внутренних дел считал возможным «полное помилование Л.А. Тихомирова, с тем чтобы по возвращении в Россию он был водворён в определённую местность под надзор полиции сроком на 5 лет», [26, л. 31-34] и судьба Тихомирова была решена.
В начале декабря 1888 г. в русском посольстве ему сообщили о решении монарха. Теперь перед ним официально открылись возможности не только вернуться в Россию, но и вполне свободно проводить свои новые общественно-политические идеи. И он действительно загорелся этим, планируя широко поставить пропаганду своих новых взглядов в России.
Установление контактов с официальной Россией заставляло прагматичного Тихомирова подумать и о своей финансовой будущности на Родине, и здесь ему на помощь вновь пришёл Павловский. Ещё до принятия положительного решения о разрешении Тихомирову вернуться в Россию Павловский выступил посредником в установлении контактов между Тихомировым и Сувориным. Павловский предлагал просить у Суворина место для Тихомирова в качестве лондонского корреспондента «Нового времени». И уже в начале ноября 1888 г. на имя Павловского пришло письмо от Суворина с пометкой: «Готов использовать талант, откуда бы он ни был» и аванс для Тихомирова в 200 рублей [27, с. 59].
В тот период времени семья Тихомировых отчаянно нуждалась, и деньги оказались чрезвычайно кстати. Вскоре между Тихомировым и Сувориным завязалась уже переписка без посредников. Тихомиров не только ухватился за предложение Суворина сотрудничать в «Новом времени», но и в письмах на его имя развернул планы будущих работ.
Тихомиров прекрасно осознавал необходимость скорейшего отъезда в Россию, тем более, что в консульстве подчёркивали, что «откладывать с поездкой было бы некоторым неуважением к высочайшей милости» [13, с. 267], да и право подписи под своими статьями он мог иметь только в России. Главная трудность отъезда упиралось в материальные затруднения. Тем более сумма для отъезда требовалась немалая. Тут уже и Павловский сам готовящийся к возвращению финансами помочь не мог. Оставалась надежда на Суворина.
В такой обстановке был встречен и новый 1889 г. его Тихомиров с семьёй встретили у Павловских. В начале января Тихомиров в очередном письме вновь обратился за помощью к Суворину. В нем он, жалуясь на стесненные материальные обстоятельства и указывая на то, что скорейшее возвращение в Россию является для него «нравственно обязательным» просил о денежной субсидии в 150-200 рублей [27, с. 60-61]. Наконец финансовая и организационная сторона предприятия была разрешена и во второй половине января 1889 г. семейство Тихомировых отправилось с парижского вокзала в Санкт-Петербург, а 20 января они уже были в северной столице.
Возвращение Тихомирова в Россию состоялось. И, как мы видим, не последнюю роль в том, чтобы помочь ему вернуться на родину сыграл журналист Павловский, оказавший ему действенную моральную, организационную и финансовую помощь в один из самых трудных и судьбоносных этапов жизни Тихомирова - в годы трансформации его революционного мировоззрения в монархическое.
В России их дружеские узы несколько ослабели, хотя они ещё некоторое время переписывались. В 1894 г. Павловский навестил семейство Тихомировых и был тепло ими встречен. В дальнейшем их совершенно несхожие общественные темпераменты развели Тихомирова и Павловского по разные стороны. Не оставлявший желания активно влиять на российскую общественную жизнь Тихомиров стал одним, из влиятельнейших деятелей консервативного лагеря.
Павловский, женившись в 1892 г. на Ф.В. Вандекуровой, также вернувшейся из эмиграции, зажил жизнью типичной для литератора тех лет. Он сотрудничал в ряде благонамеренных изданий, в том числе в «Новом времени». В 1909 г. Павловский ещё раз пересёк границу Испании, посетив Барселону, куда был приглашён на юбилейные поэтические состязания. Об этой поездке он оставил талантливые публицистические зарисовки «Каталонцы» и «Каталонская литература» [27, с. 59].
Умер И.Я. Павловский уже после крушения самодержавия в 1924 г. Его личный архив, хранящийся в РГАЛИ, ещё ждёт детального и вдумчивого исследования.
Литература
1. Костылев, В.Н. Выбор Льва Тихомирова [Текст] / В.Н. Костылев // Вопросы истории. -1992. -№ 6-7. - С. 30-46.
2. Милевский, О.А. Лев Тихомиров: две стороны одной жизни [Текст] / О.А. Милевский. - Барнаул : Изд-во АлтГТУ, 2004.
3. Пайпс, Р. Лев Тихомиров: революционер поневоле // Неприкосновенный запас: дебаты о политике и культуре [Текст] / Р. Пайпс. - № 4. - 2010. -С. 116-154.
4. Репников, А.В. Лев Александрович Тихомиров [Текст] / А.В. Репников // Отечественная история. - 2008. - № 2. - С. 146-160.
5. Записка графа К.И. Палена. Успехи революционной пропаганды в России [Текст] // Дейч Л.Г. Социалистическое движение начала 70-х гг. в России. -М., 1925.
6. Хроника социалистического движения в России. 1878-1887 гг. Официальный отчёт [Текст]. - М., 1906.
7. ГА РФ. Ф. 93. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 40-40 (об).
8. Тихомиров, Л.А. Тени прошлого [Текст] / Л.А. Тихомиров. - М., 2000.
9. Балуев, Б.П. Политическая реакция 80-х годов XIX века и русская журналистика [Текст] / Б.П. Балуев. - М., 1971.
10. Стефанович, Я.И. Русская революционная эмиграция Балуев, Б.П. Политическая реакция 80-х годов XIX века и русская журналистика [Текст] / Я.И. Стефанович. - М., 1971.
11. Группа «Освобождения труда» [Текст]. - М. ; Л., 1925. - Вып. 3.
12. Исхакова, О.А. «Дело» [Текст] / О.А. Исхакова // Общественная мысль России XVIII - начала XX века. Энциклопедия. - М., 2005. - С. 140-143.
13. Яковлев, И. Очерки современной Испании [Текст] / И. Яковлев, И.Я. Павловский. - СПб., 1889.
14. Тихомиров, Л.А. Воспоминания [Текст] / Л.А. Тихомиров. - М. ; Л., 1927.
15. Бах, А.Н. Записки народовольца [Текст] / А.Н. Бах. - М., 1931.
16. Тихомиров, Л.А. Почему я перестал быть революционером [Текст] / Л.А. Тихомиров. - М., 1895.
17. Вахрушев, И.С. Очерки истории русской революционно-демократической печати 1873-1886 гг. [Текст] / И.С. Вахрушев. - Саратов : Изд-во Сарат. унта, 1980. - С. 212-232.
18. Русанов, Н.С. В эмиграции [Текст] / Н.С. Русанов. - М., 1929.
19. Стед, У. Депутат от России [Текст] / У. Стед. - Птг., 1915.
20. РГАЛИ. Ф. 345. Оп. 1. Ед. хр. 12. Л. 34.
21. Революция или эволюция? - Женева, 1888.
22. По поводу одного предисловия. - Б.м. 1888.
23. Герцен, А.И. Письма из Франции и Италии [Текст] / А.И. Герцен. - М., 1954. -Т. 5.
24. Таратута, Е.А. С.М. Степняк-Кравчинский - революционер и писатель [Текст] / Е.А. Таратута. - М., 1973.
25. Лавров, П.Л. Письмо товарищам в Россию [Текст] / П.Л. Лавров. - Женева, 1888.
26. Плеханов, Г.В. Новый защитник самодержавия или Горе г. Л. Тихомирова [Текст] / Г.В. Плеханов. - М. ; Птг., 1923. - Т. 3.
27. ГАРФ. Ф. 102. 1888. Ед. хр. 545. Ч. 2. Л. 31-34.
28. Бухбиндер, Н.А. Из жизни Л. Тихомирова (по неизданным материалам) [Текст] / Н.А. Бухбиндер // Каторга и ссылка. - № 12. - 1928. - С. 58-71.
