CC BY
57
YAK 929 ББК 63.3-8
C.B. ЧЕСНОКОВ
S.V. CHESNOKOV
РУССКИЕ КОРНИ ЛЕНИНИЗМА И ЛЕВ ТИХОМИРОВ
RUSSIAN ORIGINS OF LENINISM AND LEV TIKHOMIROV
В данной статье рассматривается русское народничество и народовольчество как один из важнейших аспектов генеалогии большевизма и, в частности, малоизвестный факт преемства лидером большевиков В.И. Ульяновым-Лениным по отношению к наследию идеолога террористической партии «Народная воля» Л.А. Тихомирова. В научный оборот вводятся новые факты и документы, позволяющие увидеть феномен русского большевизма под необычным углом зрения в его взаимосвязи с русской революционной традицией.
The article deals with Russian social movement, the so-called «narodnik» and «narodo-volchestvo», as one of the most important aspects of bolshevism stemma. Besides, it is little-known about succession of L.A. Tikhomirov, the ideologist of terroristic party «Narodnaya Volya», by bolshevists' leader VI. Ulyanov (Lenin). Scientific scenery involves new facts and documents which enable to see the phenomenon of Russian bolshevism from unconventional angle in connection with Russian revolutionary tradition.
Ключевые слова: Л.А. Тихомиров, В.И. Ульянов-Ленин, А.И. Ульянов, Александр III, Александр II, большевизм, народничество, марксизм, ленинизм, ренегатство, русская революционная традиция, покаяние, старчество, старец, император, монархия, самодержавие, террористическая партия «Народная воля».
Key words: L.A. Tikhomirov, VI. Ulyanov (Lenin), A.I. Ulyanov, Alexander III, Alexander II, bolshevism, narodnichestvo, marxism, leninism, renegation, Russian revolutionary tradition, eldership, starets (elder), emperor, monarchy, absolute supremacy, terroristic party «Narodnaya Volya».
В отечественной историографии традиционно мало внимания уделялось анализу русских корней большевизма. Задача данной статьи - обратить внимание на тот факт, что одним из непосредственных предшественников в русской революционной традиции В.И. Ульянова-Ленина был покаявшийся идеолог террористической партии «Народная воля» Лев Александрович Тихомиров (1854-1923).
В конце 1880-х годов Лев Тихомиров преодолевает народничество, уходя из революции к апологии государства, каясь за соучастие в цареубийстве. Ленин преодолевает народническую форму, находя иную форму революционности, что позволяет ему стать победившим революционером, то есть тоже государственником.
Эта страница истории большевизма совершенно не изучена, и нам неизвестно ни одной публикации на данную тему. И это неудивительно. Для советской историографии фигура Л.А. Тихомирова, в своей судьбе соединившего, казалось бы, несоединимое - революционную традицию и монархизм, была табуированной, и тем более табуированной была его связь с лидером победившей в России революционной партии, основателем советского государства.
Сегодня, когда наблюдается своеобразное возрождение идей марксизма-ленинизма, исследования в данном направлении представляются крайне актуальными.
«Дополнительные опоры» ленинизма
После падения в нашей стране марксистско-ленинской идеологии современная университетская наука в лице обществоведческих и философских дисциплин стала похожа на функционирующую лишь по инерции машину, становящуюся тем более опасной, что знающих её замысловатое устройство механиков становится все меньше. Вместе с тем ничего столь же универсального взамен до сих пор предложено не было, и преподаватели в тех моментах, в которых необходима апелляция к общей теории - когда стыдливо, а когда и агрессивно, но в любом случае безо всякого творческого посыла, - вынуждены использовать все те же старые наработки. Однако справедливо ли говорить, что у нас действительно нет никакой альтернативы?
Во-первых, сомнителен сам тезис о тотальности господства марксистской идеологии в советское время. Как отмечал в одном из своих выступлений на лектории в Сретенском монастыре известный математик И.Р. Ша-фаревич, математические дисциплины всегда оставались той областью, которую идеологическое вмешательство не затрагивало.
Во-вторых, при подобной постановке вопроса забывается, что роль марксизма, как и других технических достижений Запада, на том или ином этапе истории использованных Россией, чтобы достойно противостоять тому же Западу, была служебной, а сам марксизм был вовсе не единственным основанием ленинизма. Как это аргументировано обосновывалось в коллективной монографии нижегородских исследователей «Ленин: марксизм и русская идея», ленинизм явился продолжением не только западной, но и русской традиции [2].
Наконец, в-третьих, для русской политической культуры идеология (слово) всегда была лишь «серебром», потому что в основе её - единство слова и дела. Именно этим, наличием «дополнительных опор», на наш взгляд, и объясняется неудача попытки формального отказа от марксистско-ленинской методологии и идеологии. А если так, то значит, сама эта методология нуждается в уточнении и углублении - новом прочтении.
Одной из таких «опор», по нашему мнению, следует считать наследие Л.А. Тихомирова, поскольку именно его покаяние в соучастии в цареубийстве Александра II, явившееся наиболее ярким выражением краха народнической идеологии, породило в рамках русской революционной традиции в конце 1880-х годов ощущение идеологического вакуума и как следствие -осознание необходимости новой идеологической машины.
Как известно из общего курса истории, эта проблема была успешно разрешена В.И. Ульяновым-Лениным, тем самым ставшим преемником не только народовольчества, но и народничества в целом.
Но у этого события есть и более серьёзные последствия. Как заметил философ Г.П. Федотов, именно марксизм повлиял на поворот исканий русской интеллигенции в сторону православия. Именно марксизм во многом явился предшественником русской религиозной философии как целостного явления.
Возникает вопрос - один ли марксизм лежит в основе ленинизма?
Эпоха тихомировского покаяния
и выбор революционной интеллигенции
Яркое описание процессов, происходивших в интеллигенции того времени, истоки выбора целого поколения, находим в воспоминаниях марксиста С.И. Мицкевича [7, с. 43-44]. Мицкевич писал, что частым явлением в период реакционного правления императора Александра III, перед которым собственно и покаялся Лев Тихомиров, стал отход не только старых революционеров от революции, но и либералов от либерализма. «Поумнел» - вот ходовое выражение для этих отходящих. Литература того времени полна картинами этого разброда и отхода интеллигента от революции, от прогрессивного
общественного движения. Особенно яркое выражение нашёл этот процесс в сказках Салтыкова-Щедрина «Либерал», «Премудрый пескарь» и др., в романах Боборыкина «Поумнел», «На ущербе», в повестях Чехова «Скучная история», «Хмурые люди», «Тоска», в его пьесе «Иванов». Надсон написал стихотворение «Нет, я больше не верую в ваш идеал и вперёд я гляжу равнодушно»; вскоре он умер от злейшей чахотки. Гаршин написал символические рассказы «Красный цветок» и «Attalea princeps»; в последнем он изобразил растущую в оранжерее пальму, тянущуюся к свету, к солнцу, своим ростом разбивающую стеклянную крышу оранжереи и гибнущую от мороза; автор вскоре покончил самоубийством. Щедрин умирал в одиночестве и писал свои скорбные статьи «Приключение с Крамольниковым», «Забытые слова» и «Имярек умирает». Писатель Николай Успенский зарезался на Смоленском рынке, а Глеб Успенский начинал сходить с ума. Лев Толстой выступил с проповедью опрощения, непротивления злу насилием.
Так отреагировала тогдашняя передовая интеллигенция на последовательную политику борьбы с терроризмом и крамолой. Таков тот культурный фон, на котором происходило покаяние Тихомирова в 1888 г.
Как вспоминал в конце 1920-х годов народоволец Н.А. Чарушин в письме к В.Н. Фигнер, это было время почти полного разгрома русской революции, упадка оппозиционных настроений русского общества и призывов к «малым делам», период торжества александровской реакции, когда многим даже казалось, что старый режим лишь обрёл новые силы в длительной борьбе с революцией: «Читая письмо Тихомирова, мы полагали, что и для Тихомирова наступило время для переоценки пути и поисков нового, более действительного» [9, л. 3 об.].
Как видим, речь шла о выборе целого поколения. А значит, первостепенное внимание необходимо обратить на процессы, которые происходили тогда с молодёжью, ведь, прежде всего, политическая и общественная реакция отразилась на студенчестве. Здесь господствующим настроением был аполитизм, скептическое отношение к революционным программам. А вместе с тем начали набирать силу два новых философских течения, с разных сторон преодолевавших западную культуру. С одной стороны, ницшеанство, с другой - марксизм.
Так, Мицкевич приводил в своих воспоминаниях портрет первого встреченного им «ликвидатора»-ницшеанца, студента-филолога 3-го курса Василия Ашмарина: «Он был родом из глухой Чувашии, из г. Курмыша, окончил Нижегородскую гимназию. В вопросах общественности он был полный отрицатель, приверженец принципа «ничто не запрещено, все позволено», первый ницшеанец, которого я встретил. Это в теории, а на практике это был чуткий, отзывчивый человек, готовый всегда прийти на помощь товарищу» [5].
Лозунгом многих молодых студентов того времени стало - «без догмата». Увлекались стихами Бодлера («Цветы зла»), появившимися около этого времени русскими декадентами - Мережковским, Фофановым, Минским («Я цепи старые свергаю, молитвы новые пою»), романом Бурже «Ученик», в котором тоже выведен был человек без моральных принципов, романов Сенкевича «Без догмата», Флобером.
Как свидетельствует Сергей Мицкевич: «Студенты-радикалы, как тогда называли революционно настроенных студентов, были в этом году в ничтожном меньшинстве, разрознены, без объединяющей и захватывающей идеологии: старая народническая идеология явно отмирала» [7, с. 43-44].
Именно в этот период созревает почва для расцвета русской культуры «серебряного века». Для самого автора мемуаров марксиста С.И. Мицкевича, а тогда студента-первокурсника Московского университета, этот выбор прозвучал как переход «от народничества к марксизму». Таково, заметим, название всей книги, в силу чего цитируемая нами глава «Апогей реакции» является не просто «одной из», но со всей очевидностью - ключевой.
«На рождественские каникулы, - как вспоминал Мицкевич, - которые продолжались целый месяц, с 20 декабря по 20 января [1888-1889 гг. - С.Ч.], я уехал в Нижний. Там я достал недавно вышедшую за границей брошюру Льва Тихомирова "Почему я перестал быть революционером" [Женева, 1888. -С.Ч.]. Тяжело она на меня подействовала. Думалось, если вождь народовольчества, который знал и испытал всесторонне условия борьбы с самодержавием, теперь разочаровался в успехе этой борьбы и пошёл на примирение с самодержавием, то где же эти силы, которые могли бы вновь начать с ним более успешную борьбу» [7, с. 48].
Отношение самого Ленина к тогдашним отступникам от революции будет осмыслено и сформулировано позднее, уже в 1905-1907 гг. В 1888-м же году Владимиру Ульянову ещё самому предстояло сделать свой выбор и стать тем Лениным, которого ныне знает мировая история.
В отличие от Мицкевича для восемнадцатилетнего В.И. Ульянова ренегатство Тихомирова не являлось ещё серьёзным событием. Участником революционного движения он тогда ещё не был. У него ещё только шёл процесс вызревания революционного мировоззрения. Однако весьма характерно то, в каких тонах написал он впоследствии об эпохе Александра III, об эпохе, приведшей его к марксизму: «<...> в России не было эпохи, про которую бы до такой степени можно было сказать: "наступила очередь мысли и разума", как про эпоху Александра III! Право же так <...> когда революционизируются особенно быстро способы производства, когда мысль передовых представителей человеческого разума подводит итоги прошлому, строит новые системы и новые методы исследования» [5, с. 331].
Откуда бы такой накал страстей? Ведь сам он ещё революционером тогда не был.
«Второе» 1 марта, второй «Старик», три Александра
Дело в том, что свою знаменитую фразу «мы пойдём другим путём» отличник-гимназист Володя Ульянов сказал после того, как был казнён его старший брат народоволец Александр Ульянов, 1 марта 1887 г. пытавшийся повторить первомартовское цареубийство и арестованный за покушение на сына Александра II - Александра III. Но буквальных повторений история не знает, хотя знает зеркальные - с точностью до наоборот.
Такой «зеркальной» историей стала история с подачей Александром Ульяновым прошения о помиловании, поскольку поддавшийся на уговоры матери народоволец подобное прошение написал, но в силу очевидной неискренности раскаяния прощения, в отличие от другого народовольца (Тихомирова), не получил и в мае того же года был казнён.
Хотелось бы обратить внимание на то, что младшего брата А.И. Ульянова - тогда же поклявшегося, что Ульяновых Романовы ещё вспомнят, - впоследствии соратники по партии будут звать так же, как некогда Тихомирова, которого в «Народной воле» звали «Тигрыч», «Старик» [1, с. 78].
Как свидетельствовал меньшевик Валентинов (Н.В. Вольский), одно время тесно общавшийся с Лениным: «Ленина называли не только "Ильичом". Я не мог сразу понять, о ком идёт речь, впервые услышав от Гусева: "Идём к старику"» [4, с. 110].
Понятно, что применительно к двум схожим именованиям двух лидеров можно говорить ни о чем ином, как о преемстве политической харизмы. Харизмы никогда не ошибающегося старца, столь характерной для православной культуры вообще и одновременно для русской революционной традиции в частности. Речь может идти о том, что будущий вождь большевиков, а тогда ещё очень молодой человек, принял революционное знамя, упавшее в 1888 г. из рук вождя «Народной воли». Ибо другой сопоставимой по значению с «Народной волей» партии у революционеров тогда не было. Да и задача поимки самого Тихомирова, который в правительственных кругах на тот момент считался «главным организатором всех злодеяний революционеров», была на тот момент первостепенной.
Вот почему так важно, что путь в революцию симбирского гимназиста-отличника Володи Ульянова, брата Александра Ульянова, начался той же весной, когда под впечатлением болезни, а затем чудесного выздоровления другого Александра (сына Тихомирова Саши) в революции разочаровался вождь «Народной воли». Впоследствии Л.А. Тихомиров писал в воспоминаниях: «Той зимы [1886-1887 гг. - С.Ч.] я никогда не забуду. Ей я обязан всем. Во мне она произвела полный переворот, а весну я встретил новым человеком» [11, с. 293].
Оставшийся жить Александр впоследствии стал епископом Тихоном (Тихомировым), исповедником Русской православной церкви. Преемник покаявшегося революционера - основателем советского государства.
Соловьёвский призыв и покаяние Тихомирова
Покаяние Тихомирова в 1888 г. - это, безусловно, плод эпохи реакции Александра III. Но покаяние - это ещё и прощение. А значит, не менее уместно было бы задаться ещё одним вопросом: почему, в отличие от покаяния А.И. Ульянова, покаяние Тихомирова было принято? И почему обращалось это покаяние именно к Александру III, железной рукой подавившему революцию?
Казалось бы - деспот, тиран? Однако - и это ещё один вопрос - вошёл-то он в историю под именем Миротворца.
Для ответа на все эти вопросы необходимо вернуться ко дню перво-мартовского цареубийства 1881 г., когда перед новым императором Александром III встал серьёзнейший выбор - по какому из двух путей идти.
Большинство предлагало путь продолжения реформ, конечно, с некоторыми мерами для подавления крамолы. Именно этим путём шёл его отец, император Александр II, от покушения к покушению на него со стороны террористов. Некоторые предлагали новому императору путь ещё более радикальный - простить преступников, убийц его отца. К этому пути призвали, обращаясь к христианской совести Александра III, общественные деятели -писатель Лев Толстой и философ Владимир Соловьёв, выступивший с лекцией в Смольном институте благородных девиц. Смысл соловьёвской проповеди был в том, что жёсткие наказания только ещё больше озлобят революционеров, толкнут новые слои молодёжи на путь мести, а самих революционеров сделают героями-мучениками за идею. Выступление Соловьёва было во многом навеяно и проповедью всепримирения Ф.М. Достоевского.
Но Александр III выбрал другой путь, которому его с детства учили его учителя и прежде всего К.П. Победоносцев, - никакого потворства злодеям. Да, «замирение» при Александре III было временным, и в 1917 году все равно грянула революция, однако одним из показателей истинности выбранного Александром III пути стало покаяние в 1888 году одного из тех, которых Соловьёв предлагал простить безо всякого покаяния. Покаяние вождя «Народной воли» Л.А. Тихомирова было, несомненно, вызвано именно политикой бескомпромиссной и последовательной борьбы с терроризмом.
Кстати, покаялся в своём поступке и Владимир Соловьёв, до самой смерти отскребавший от себя «толстовство», как об этом особенно ярко свидетельствует третий из «Трёх разговоров о прогрессе и конце всемирной истории» [10], написанных перед самой смертью философа и ставших его завещанием. О том же и последние его стихи 1900 г., посвящённые подавлению боксёрского восстания в Китае, в котором философ высказал своё понимание, что «крест и меч - одно».
А разве судьба Ленина не является подтверждением правоты тогдашнего призыва философа? Разве не казнь старшего брата озлобила известного своей высокой детской религиозностью Володю Ульянова и превратила его в богоборца и атеиста?
«Мы пойдём другим путём!»
Обычно, когда в истории первомартовского покушения 1887 г. внимание обращается на клятву молодого Володи «мы пойдём другим путём», то при этом подразумевается, что - к той же цели. Мы считаем, что это не совсем так, точнее - совсем не так.
Да, бесспорно, месть была далеко не последним мотивом революционной деятельности Владимира Ульянова. Можно ещё раз вспомнить его полулегендарные слова, что Романовы ещё вспомнят об Ульяновых.
Как справедливо писал известный американский советолог и русист Ричард Пайпс: «Ко времени окончания гимназии в 1887 году у Ленина не было «определённых» политических убеждений. Ничто в начале его биографии не изобличало в нем будущего революционера; напротив - многое свидетельствовало, что Ленин пойдёт по стопам своего отца и сделает заметную служебную карьеру» [8, с. 9].
Но ведь в том-то и дело, что в результате Ленин выбрал также отнюдь не антигосударственный террор своего старшего брата, а «пошёл другим путём». И как знать, не твёрдость ли Александра III в борьбе с крамолой, испытанную некогда на «собственной шкуре», на судьбе своей семьи, он вспоминал, когда в 1918-м со своей партией противостоял иностранной интервенции? Не потому ли пошли в Красную армию лучшие представители армии царской, что почувствовали здесь тот же дух?
Не потому ли и одеты они оказались в будёновки и богатырки, разработанные для одного единственного парада победы армии царской известным художником-сказочником В.М. Васнецовым. Кстати, являвшимся другом Тихомирова и спонсором первого издания его «Монархической государственности».
Как неоднократно обращалось внимание исследователями, Октябрьская революция 1917 г. противостоит Февральской именно своим консервативным и даже, если угодно, реакционным характером. Как заметил в 2000 г. на конференции, посвящённой 130-летию со дня рождения В.И. Ульянова-Ленина, профессор Н.А. Бенедиктов: «Ленин получил страну в ужасном положении, получил "Россию во мгле", как об этом писал Герберт Уэллс. Блестяще проведя политику НЭПа, плана ГОЭЛРО, чёткую политику ВСНХ, Ленин организовал восстановление промышленности и сельского хозяйства. Ленин умер в 1924 г., а в 1925-1926 гг. был восстановлен довоенный уровень производства» [3, с. 8].
Действительно, вовсе не Ленин стоял у истоков февральского развала империи. Напротив, он был создателем нового советского государства, а потому бесспорно, что Ленин - явление того же порядка, о котором К.Н. Леонтьев писал, что в России не было противогосударственных народных движений, но все они имели «самозваннический или мнимолегитимный характер», и далее давал этому феномену общефилософское объяснение: «Если какое-нибудь начало так сильно, как у нас монархическое, если это начало так глубоко проникает всю национальную жизнь, то понятно, что оно должно, так сказать, разнообразно извиваться, изворачиваться и даже извращаться иногда, под влиянием разнородных и переходящих условий» [6, с. 105].
* * *
Как было показано выше, русская революционная традиция идёт от Тихомирова к Ленину через преодоление народничества как особой формы революционности. Тихомиров изживает в себе народничество, уходя из революции к апологии государства, каясь за соучастие в цареубийстве. Ленин преодолевает народническую форму, находя иную форму революционности, что позволяет ему стать победившим революционером, то есть тоже государственником.
Проблема «тихомировской», «ренегатской» и одновременно «русской» струи в русском революционном движении - тема отдельного исследования. Ведь сказать, что Тихомиров был абсолютно чужд социалистических идей после покаяния - сложно. Напротив, Тихомиров-монархист ратовал за то, чтобы социалистические начинания были проведены в царской России сверху, и тем самым революция была бы предотвращена путём решения социальных проблем. Именно в этом был смысл инициированной им «зубатовщины», вошедшей в историю в привязке к имени реализовавшего её на практике С.В. Зубатова, на тот момент начальника Московского охранного отделения.
Сложно сказать и то, что Тихомиров - явление случайное для русской революционной традиции. Напротив, именно он-то как раз и был наиболее характерен. Тихомиров честно признался в том, о чем другие молчали, -в своём патриотизме и глубинном государственничестве.
По этой причине в заключение нам бы хотелось привести реакцию на тихомировское покаяние Фридриха Энгельса: «<...> русский, если только он шовинист, рано или поздно падёт на колени перед царизмом, как мы это видели на примере Тихомирова» [13, с. 15].
Литература
1. Архив «Земли и воли» и «Народной воли» [Текст]. - М., 1932. - 316 с.
2. Бенедиктов, Н.А. В.И. Ленин: марксизм и русская идея [Текст] / Н.А. Бенедиктов, С.А. Евстигнеев, В.И. Мишин. - Н. Новгород, 1994. - 197 с.
3. Бенедиктов, Н.А. Ленин - наша опора и надежда, задача и память [Текст] /
H.А. Бенедиктов // Ленин и современная Россия. Книга научных статей и материалов научно-практической конференции, посвящённой 130-летию со дня рождения Владимира Ильича Ленина. - Н. Новгород, 2000. - С. 7-9.
4. Валентинов, Н. Встречи с Лениным [Текст] / Н. Валентинов // Волга. - Саратов, 1990. - № 10. - С. 89-113.
5. Ленин, Н. Победа кадетов и задачи рабочей партии (март-апрель 1906 г.) [Текст] / Н. Ленин // Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Т. 12. - С. 271-352.
6. Леонтьев, К.Н. Восток, Россия и Славянство: Философская и политическая публицистика. Духовная проза (1872-1891) / общ. ред., сост. и коммент. Г.Б. Кремнева ; вступ. ст. и коммент. В.И. Косика [Текст] / К.Н. Леонтьев. -М. : Республика, 1996. - 799 с.
7. Мицкевич, С.И. На грани двух эпох: от народничества к марксизму. Мемуарная запись [Текст] / С.И. Мицкевич. - М. : Государственное общественно-экономическое изд-во, 1937. - 254 с.
8. Пайпс, Р. Русская революция. Ч. 2. [Текст] / Р. Пайпс. - М. : РОССПЭН, 1994. - 584 с.
9. Российский государственный архив литературы и искусства. Ф. 1185. Оп.
I, Ед.хр. 817.
10. Соловьёв, Вл. С. Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории, со включением Краткой повести об антихристе и с приложениями [Текст] / Вл. С. Соловьёв. - СПб., 1900. - 279 с.
11. Тихомиров, Л.А. Воспоминания / предисл. В.И. Невский ; вст. ст. В.Н. Фигнер ; подгот. к печати, им. ук. и прим. В.П. Алексеев [Текст] / Л.А. Тихомиров. - М. ; Л. : Гиз., 1927. - 516 с.
12. Чесноков, С.В. Чудесное спасение Семьи Императора Александра III и покаяние вождя террористической партии «Народная воля» Л.А. Тихомирова [Текст] / С.В. Чесноков // Покровские Дни : тезисы докладов историко-патриотических чтений, посвящённых 100-летию со дня рождения Цесаревича Алексия «Наследник Престола и наследники Империи». - Н. Новгород : Русская линия, 2004. - С. 7-8.
13. Энгельс, Ф. Внешняя политика русского царизма [Текст] / Ф. Энгельс // Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. - Т. 22. - С. 13-52.
