CC BY
20
КУЛЬТУРА
Этнология
И.Р.АТНАГУЛОВ (Магнитогорск)
ХОЗЯЙСТВЕННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ КРЕЩЁНЫХ ТАТАР-НАГАЙБАКОВ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX — НАЧАЛА XX ВЕКОВ
Положение с обеспечением землёй крестьянства Поволжья и Приуралья во второй половине XVIII-XIX веках было таким, что землепользование татар западных и центральных районов расселения было менее продуктивным, чем у населения приуральских уездов. В результате реформы 1866 года у бывших государственных крестьян Казанской губернии на душу мужского пола приходилось 4,8 десятин удобной земли, в Симбирской губернии - 4,0 десятин (12, с. 19). На протяжении второй половины XIX столетия количество земли у крестьян продолжало уменьшаться: в средневолжском районе в 1860 году на душу мужского пола приходилось 4 десятины надельной земли, в 1880 году- 3,1 десятины, в 1900 -2,4 десятины. В результате, прежде вполне обеспеченные землёй (обычными были наделы в 25-30 десятин), в XIX веке собственники имели участки нередко меньшие, чем даже у государственных крестьян.
Если положение с обеспечением землёй в западных и центральных районах расселения татар складывалось неблагополучно, то в лучших условиях находились земледельцы приуральских уездов. В посёлке Париж пахотной земли на душу мужского пола приходилось 15,6 десятин, в Касселе - 26,8 десятин, в Остроленке - 28,4 десятин, в Требии - 35,3 десятин1. Даже земельные наделы татар неслужилых сословий в При-уралье, уступая землевладению казаков и мещеряков, превышали размеры наделов крестьян более западных губерний (12, с. 20). У казаков Оренбургской губернии посевы занимали только 9,4% всей надельной земли, что при системе трёхполья давало возможность избежать истощения почв (12, с. 20), а у нагайбаков посёлка Остроленка в 1870 году этот показатель составлял 3,5 %2.
Переселившись из Восточного Закамья в более аридную зону Южного Зауралья, казаки-нагайбаки в целом сохранили типичный для них хозяйственно-культурный тип пашенных земледельцев. Местные физико-географические условия способствовали не только сохранению, но и дальнейшему интенсивному развитию земледелия.
В Верхнеуральском и Троицком уездах Оренбургской губернии плодородные земли были ещё и малонаселёнными: в середине XIX века плотность населения составляла 3 человека на кв. версту (18). В это время в селе Кассель на 276 душ мужского пола
1 Рассчитано нами по архивным данным (см. Приложение, табл. 1)
2 Рассчитано нами по архивным данным (см. Приложение, табл. 1, 3)
приходилось 11,8 тыс. десятин земли (или 42,7 дес. на душу м.п.), в том числе 9490 дес. пахотных земель, 850 дес. лугов и т.д. (17).
Наличие большого количества свободных земель оказало воздействие на характер хозяйственной деятельности верхнеуральских казаков-нагайбаков. Агрокультура нагайбаков базировалась на смешанной, залежно-паровой и залежно-переложной (чирэм жир) системах земледелия (12, с. 27). В Троицком и Верхнеуральском уездах пашню распахивали 2-3 года, затем оставляли залежь на 4-5 и более лет (19; л. 23-23
об.). П.Н. Распопов писал: «В степных местах Оренбургского, Орского и Троицкого уездов, ...господствующая система есть переложная, по которой земля, доставившая две-три жатвы пшеницы, предоставляется природе для нового утучнения, а под посев выбирается другой участок, ещё не разработанный, или поднимается т.н. залежь, остававшаяся в этом состоянии от 5 до 10 лет, на которой сеют два-три года кряду, потом опять бросают и т.д.» (9, с. 73)
На рубеже XIX - XX веков оренбургские татары-казаки все надельные земли, пригодные под посев, делили на два или три клина, засевали каждый клин 2-5 лет, по прошествии этого срока его меняли на другой, а предыдущий участок запускали на отдых (12, с. 28). Каждый клин, таким образом, отдыхал 2-10 лет и использовался в это время в качестве пастбища и сенокосных угодий. Севооборот у верхнеуральских казаков-нагайбаков имел следующую последовательность: на распаханной целине первые 2-4 года выращивали яровую пшеницу, затем, по мере падения урожая, переходили на менее прихотливый овёс или ячмень и, наконец, оставляли для отдыха под пар сроком на один год и вновь сеяли пшеницу (6, с. 20; 81, с. 28). Истощённую землю оставляли в перелог и распахивали новый участок. Поля не удобряли и искусственного орошения не использовали (1, с. 169). В засушливом Зауралье нагайбаки освоили новое агротехническое мероприятие - подъём зяби (зябитъ иту, пласт) (11, с. 30; 6, с. 20). Этот приём способствовал сохранению зимней влаги в почве. В лесной зоне это практиковалась редко, а в Оренбургской губернии широко. Весной поле уже не пахали, сеяли «под борону» (9, с. 73).
К началу посевной готовились заранее: отбирали снопы с полновесным зерном и обмолачивали их отдельно, не применяли овинной сушки, считая, что она уменьшает всхожесть семян. Затем посевной материал провеивали и сортировали, очищая от мелкого зерна и семян сорняков. Сеял, как правило, старший, наиболее опытный член семьи. Зерновые культуры сеяли вручную (кул астына). Посевное зерно насыпали в долблёную деревянную посуду-пудовку (пудэукэ) ёмкостью 1-2 ведра, чаще-в 1 пуд. После окончания весеннего сева приступали к обработке пара под озимый посев. Вспашка пара обычно производилась с начала июня. Сев озимой ржи обычно проводили в первых числах августа.
Как уже было отмечено выше, нагайбаки не заботились об удобрении почв, что наверняка ограничивало урожайность. Е.А. Бектеева свидетельствует: «Для посева землю не удобряют, искусственного орошения не производится: «Бог не даст урожая, так ничто не поможет», — рассуждает нагайбак, вследствие чего нередко гибнет хлеб от засухи, кобылки; ранние морозы, которые начинаются здесь с 15 августа, также немало способствуют этому» (1, с. 169).
Переложная система из-за трудоёмкости обработки, необходимости многочисленной упряжки и значительных земельных пространств была доступна далеко не каждому земледельцу и использовалась в наиболее зажиточных хозяйствах (11, с. 28).
Древнейшей разновидностью земледелия поволжских татар была залежно-переложная и подсечно-огневая системы земледелия (11, с. 28). Первая была известна ещё древним булгарам (9, с. 67). В домонгольское же время начинает распространяться паровая система, а также лесная подсечно-огневая, заимствованная у марийцев и удмуртов система земледелия (10, с. 28, 30). В конце XIX века во многих уездах Оренбургской губернии залежно-переложная система земледелия постепенно исчезает, уступая место паровой системе (11, с. 32).
Итак, агрокультура верхнеуральских казаков-нагайбаков, как и большинства казачьего населения края, знала несколько систем земледелия. Начиная с середины
XIX века, то есть с момента расселения этой группы в Южном Зауралье, залежно-переложная система, усвоенная их предками в период проживания в Прикамье, постепенно сменяется паровой. Последняя, в форме трёхполья, к началу XX века становится господствующей. Многоземелье нагайбаков позволяло максимально сохранять силу земельного ресурса. Так называемый «кризис трёхполья», наступивший во второй половине XIX века в Европейской части России, Южного Зауралья не коснулся. Территория Южного Урала в рассматриваемый период была зоной развития товарного земледелия. Нагайбаки, как и в целом жители Верхнеуральского и Троицкого уездов, были довольно зажиточными (16, л. 67 об. - 68).
Основными сельскохозяйственными культурами верхнеуральских казаков-нагай-баков являлись, в первую очередь, пшеница (бодай), а также овёс (солы) и ячмень (арпа). Кроме того, выращивали полбу (борай), рожь (арыш) и, возможно, гречиху (карабодай) .
Главной обеспечивающей культурой нагайбаков была яровая пшеница, в отличие от многих групп поволжских татар лесной полосы, у которых это место занимала рожь. Посевы яровой пшеницы занимали самый значительный удельный вес (до 50%) в земледельческом хозяйстве нагайбаков. Этот показатель был самым высоким среди остальных групп татарского населения Волго-Уралья (11, с. 34).
Пшеница хорошо растёт на тяжёлых чернозёмных степных почвах. Она была культурой предпринимательского, товарного земледелия и возделывание её требовало качественный пахотный инвентарь, в достаточном количестве рабочий скот и рабочие руки. Большинство нагайбакских хозяйств соответствовало этим требованиям. С появлением плуга на рубеже XIX-XX веков у зажиточных казаков посевы пшеницы расширились.
Вторым, после пшеницы, по значению хлебом у нагайбаков был овёс. По своему удельному весу эта культура занимала одно из ведущих мест в земледельческом хозяйстве России (11, с. 36-37).
Далее по значению шёл ячмень. По своим биологическим свойствам он больше пригоден для культивирования в северных районах, поэтому в Оренбургской губернии не был так широко распространён.
В небольшом количестве нагайбаки сажали полбу. Распространению этой культуры в лесостепных и степных областях способствовала её устойчивость к засухе и болезням.
Нагайбаки рожь возделывали в небольших количествах. Данная культура встречалась, в основном, в бедняцких хозяйствах. Посевы озимой ржи в малоснежных степях Южного Зауралья часто вымерзали. Этим объясняется её скромная роль в хозяйстве нагайбаков.
По поводу посевов гречихи в исследуемый период никаких прямых свидетельств нет. Однако известно, что гречневая каша у нагайбаков являлась обрядовой пищей (4, с. 167).
Культивировали также коноплю (киндер) и лён (житен): последний сеяли по целине, а коноплю, по возможности, выращивали на унавоженных землях старых казахских и башкирских зимовок. Считается, что поволжско-уральские татары, независимо от территории проживания, традиционно отдавали предпочтение конопле (12, с. 42).
В целом, урожайность зерновых у верхнеуральских казаков-нагайбаков была сравнительно выше, чем у других групп волго-уральских татар. Так, в 70-е годы XIX столетия отмечалось, что у зажиточных нагайбаков станиц Остроленской, Кассель и других Верхнеуральского уезда Оренбургской губернии - «урожаи всегда с избытком» (8).
В отличие от кряшен и других групп волго-уральских татар, у верхнеуральских нагайбаков отсутствовала соха (7, с. 21). Поскольку соха, по ряду конструктивных при-
чин, является более удобной для применения в обработке лесных участков пашни, то в Оренбургской губернии она не имела распространения (11, с. 46-47). В.М. Черемшан-ский прямо указывает, что на степных землях Оренбургской губернии соха - орудие бесполезное (12, с. 299). Поэтому отсутствие сохи у нагайбаков Верхнеуральского уезда вполне объяснимо.
К основным пахотным орудиям нагайбаков относились плуг и тяжёлая борона. Плуг был деревянным и представлял собой так называемый «татарский сабан» (8, с. 208), издавна имевший множество разновидностей. Такой сабан, помимо того, что был наиболее древним, был и наиболее распространённым: им пахали крестьяне различных этносов, в том числе и татары в Среднем и Нижнем Поволжье, Заволжье и За-камье, Южном Приуралье (11, с. 50).
Разновидностями нагайбакских сабанов, судя по описаниям, были так называемые поволжский и кунгурский сабаны (агач сабан, агач сука) (11, с. 52). Поволжский сабан широко применялся нагайбаками до середины XIX века. Он снабжался колёсным передком и упряжкой из шести лошадей или волов. Корпус орудия (стан) и отвал (шабала) были деревянными, арабочиеорганы-лемех (сошник) инож-резец (пы-чак, отрез) - железными (6, с. 21). Подобное орудие было традиционным для земледелия поволжских татар и, как нельзя лучше, приспособленным для обработки степных целинных земель (10, с. 59-60). В 60-е - 80-е годы XIX столетия распространяются так называемые, «сохи-колесянки» и «колесухи» (11, с. 52). Все они отличались небольшими размерами и более совершенным устройством корпуса и рабочих деталей. «Кунгурские сабаны» имели два лемеха, напоминающие сошники и деревянный отвал. Другие типы снабжались только одним лемехом плужного типа и стальным отвалом. Нож-резец у полусабанов отсутствовал. Его функцию выполняла «брыла» - загнутое вверх левое перо лемеха (левого сошника). Эти орудия также использовались с колёсным передком или, реже, без него (11, с. 52-53). Пахотные орудия нагайбаков и татар в целом (сабан, полусабан), по всей вероятности, генетически восходят к бул-гарскому земледелию (10, с. 71).
На рубеже XIX-XX веков на смену архаичному сабану начинают приходить кустарные и фабричные плуги (6, с. 21). И всё же, среди нагайбаков, сабан сохранялся дольше всего, в сравнении с татарами других регионов (10, с. 47). В плуг нагайбаки впрягали до шести лошадей (в зависимости от характера пашни и конструкции орудия). В.Н. Витевским была записана нагайбакская песня (2, с. 268) (авторская орфография сохранена):
Алты ат жигебь, сабан сцрдемь Запрягши в плуг
Борайларга тцгцль, бодайга; шесть лошадей,
Берь шцкцрь тцгцль, менгнярь шцкцрь Я вспахал не для полбы, а для пшеницы.
Бу кцннярне биргань Ходайга! Не раз - слава, а тысячу раз - слава,
Давшему эти дни Господу!
Отмечалось, что казаки Оренбургской губернии чаще пашут на быках. Упряжка из быков, насчитывавшая до 3-4 пар животных, чаще состояла из общего деревянного дышла и ярма на каждого животного (11, с. 53).
Орудия боронования нагайбаков предназначались для таких агротехнических мероприятий, как измельчение комков почвы, выравнивание пашни вслед за плугом и последующее укрывание посеянных семян. По Н.А. Халикову, бороны, распространённые среди различных групп волго-уральских татар, сводятся в два вида: суковатки и рамные бороны (10, с. 63). У верхнеуральских нагайбаков в середине XIX века наибольшее распространение имела рамная борона как с деревянными, так и с железными зубьями. В конце XIX - начале XX веков бороны имеют стальные зубья. В это время начинают появляться полностью металлические орудия.
Ручные почвообрабатывающие орудия труда нагайбаков, как и других групп вол-го-уральских татар, ни по назначению, ни по конструкции не отличались от аналогично-
го инвентаря других народов Поволжья и Урала. Фабричные или кустарной кузнечной работы лопаты (корэк) и мотыга (китмэн) применялись для хозяйственных, огородных или полевых работ. Деревянная лопата использовалась для очистки зерна, а для уборки сена на сенокосе, скирдовании и молотьбе - деревянные грабли (кул тырмасы) и вилы (сэнэк). Железные вилы применялись для уборки и погрузки навоза и т.д.
Летом и ранней осенью наступало время следующих агротехнических мероприятий - жатвы и сенокоса. Основным способом уборки хлебов в прошлом была жатва серпом. Серп (урак) был обычной формы, характерной для российского крестьянства того времени: черешковый с хорошо прогнутым зазубренным клинком.
В середине XIX века В.М. Черемшанский писал, что большинство хлебов в Оренбургской губернии, в том числе рожь и пшеницу убирали серпом (12, с. 288,291). Коса (чалгы) для уборки яровых в широкое употребление входит только к концу XIX века (11, с. 69). Земельные угодья нагайбаков давали сравнительно высокие урожаи, и товарное производство заставляло земледельцев убирать урожай в максимально короткие сроки, хотя жатва серпом приносила меньшие потери хлеба. Характерно, что пшеницу мягких сортов косили, а твёрдую, имевшую высокую товарную ценность, всё-таки жали серпом. Коса, применявшаяся для уборки хлебов, была современного нам вида - так называемая коса - «литовка». Наряду с традиционными ручными способами жатвы в начале XX столетия в наиболее зажиточных хозяйствах начинает внедряться машинная уборка урожая.
Сенокос обычно начинался в июне (по старому стилю), по мере созревания трав. Жатва наступала обычно не позднее середины - второй половины июля. Последовательность уборки была следующей: начинали жатву с озимой ржи, поспевавшей первой, затем убирали яровые: пшеницу, ячмень, овёс, полбу. Лён и коноплю убирали после хлеба.
Жатва и сенокос в агрокультуре нагайбаков в прошлом были мероприятием, мало чем отличавшимся от подобных у других групп татар и соседних народов. Однако следует отметить, что интересующая нас группа одной из первых в регионе начала широко использовать эффективные способы жатвы (косами, машинами).
К концу первого десятилетия XX века в посёлке Фершампенуаз насчитывалось десять сенокосилок и три жнейки-самосброски. Войсковое правление, заботясь о казаках, выписывало их из Америки, а затем, со склада в Верхнеуральске продавало в кредит с рассрочкой выплаты на два года. Такие покупки позволяли себе зажиточные и середняцкие хозяйства. Последние, чаще всего, выписывали на два хозяйства одну машину паем. Кредиты распределяли на заседаниях кредитных товариществ. За распределением следил атаман посёлка, отдавая предпочтение наиболее хозяйственным казакам (15).
Убранный и связанный в снопы хлеб на поле оставляли в кладях для дозревания и просушки. Одновременно существовало два типа кладей снопов. Первые, более характерные для лесной зоны, с высоким увлажнением и частыми осадками, были островерхой формы. Прежде всего - «суслон» (сослан) или, что то же самое - «бабка» (бэбкэ). Данная форма представляла собой островерхую кладь из определённого числа снопов. Внизу обычно устраивали девять снопов вертикально по кругу или в три ряда по три снопа, прислонив вершинами друг к другу. В сырую погоду число снопов могло быть меньше - 4-8, в сухую достигало 15, редко - 20 снопов. Точного числа снопов в суслоне не соблюдалось. Сверху кладь, как правило, прикрывалась: озимая рожь — одним, перевёрнутыми колосьями вниз, снопом, раскрыв вершину; яровые -чаще тремя горизонтально уложенными снопами (11, с. 75).
Более распространёнными типами кладей были скамъя и зурат , наиболее подходящие для степного, сухого климата. В них ставили, главным образом, снопы яровых культур. Данные типы различались по способу укладки. В первом случае (скамья) — два или три ряда вертикально поставленных снопов соединяли вершинами. В два ряда ставили культуры с короткими стеблями, в три ряда - с длинными стеблями. Сверху снопы перекрывались либо рядом снопов, уложенных поперёк полосы, либо одним и
тремя рядами снопов, ориентированных вдоль клади. Общее число снопов зависело от размеров сжатого участка и колебалось в пределах 25-100 и более снопов. Другой тип (зурат) складывался следующим образом: на нижний, горизонтально уложенный ряд снопов с двух сторон вершинами внутрь укладывали несколько новых, обычно че-тыре-пять рядов вверх. Оба эти типа были широко представлены не только среди нагайбаков, но и других территориальных групп волго-уральских татар. Появление первого типа клади в агрокультуре татар не совсем ясно. Н.А. Халиков предполагает, что данная форма татарскими крестьянами была заимствована от русских земледельцев. Разновидность «зурат», по мнению того же автора, имеет поволжско-булгарское происхождение, и у русских встречается только в Чувашии (11, с. 77; 6, с. 22).
Просушенные и дозревшие в поле снопы на специальных сноповозках (колтэ ар-басы) перевозили на гумно, где часть обмолачивали, а большую часть для достаточно длительного хранения укладывали в скирды под названием кибэн. Внутри его для лучшего проветривания и сохранности хлеба устраивали треножник из жердей. Кибэн нагайбаков был без традиционного для татарской агрокультуры помоста, что, по-видимому, было практично при здешнем достаточно сухом климате (6, с. 22). По той же причине сравнительно редко употреблялись для просушки снопов срубные ямные овины (эвен). Обычно хлеб досыхал в скирдах. С начала XX века, в связи с распространением молотилок, не требовавших предварительной просушки снопов, овины быстро выходят из употребления. Гумна (ындыр) располагались на усадьбе или, чаще, за околицей, поделённые между отдельными домохозяйствами и огороженные. Ток (ындыр табак) был открытый, круглой в плане формы; у зажиточных нагайбаков встречались крытые молотильные сараи (лапас).
Климатические условия, хозяйственные возможности, древние аграрные традиции и земледельческие влияния соседних этносов предопределяли формирование у поволжско-приуральских татар различных способов и приёмов обмолота снопов. Условно их можно подразделить на следующие виды: ручную молотьбу (в свою очередь, подразделяющуюся на виды: молотьба цепом; хлестание; оббивка); молотьбу лошадьми (топтание копытами; обмолот колёсами телеги; молотильным катком; молотильной доской); машинную молотьбу (с помощью ручной, конной или паровой молотилки) (11, с. 88). Из всех типов и видов обмолота снопов у поволжских татар на протяжении середины XIX - начала XX веков преобладающей была молотьба цепом. Не исключением были верхнеуральские нагайбаки. Почти повсеместно для молотьбы ими использовался цеп (тэпэч).
Конструктивные особенности татарского цепа сближают его с украинским аналогом (11, с. 90). Н.А. Халиков выделяет два основных типа этого орудия у татар, называя их простым и сложным. В обоих типах ручка цепа и било соединялись кожаным ремешком (каеш). Обычно это была просто полоска кожи, реже - кусок кишок телёнка. В простом типе цепа ремешок крепился к кольцевым канавкам в близлежащих концах ручки и била. Реже ремень петлёй пропускался через отверстие в биле и закреплялся на ручке. Иногда встречался вариант, где один ремешок заменяли две кожаные петли. Сложный тип устроен следующим образом: к билу ремешок крепился как в первом случае, а в ручке предварительно пропускался через продольное отверстие в её утолщённой части. Оба типа цепов сосуществовали одновременно, но в большинстве случаев предпочтение отдавалось сложному орудию, а у верхнеуральских нагайбаков он встречался лишь изредка.
При молотьбе цепами снопы расстилали на току в два параллельных ряда или по кругу вершинами друг к другу. В среднем постав вмещал 5-10 снопов. Первоначально постав проходили цепами один-два раза, затем перерезали серпом перевясла, вновь молотили, переворачивали, ворошили солому деревянными вилами и молотили в последний раз. Обмолоченную солому стряхивали и убирали, зерно с мякиной сгребали в кучу обратной стороной деревянных грабель или специальной лопатой. Обычно молотили 4-6 человек. В случае, если рабочих рук не хватало, прибегали к найму
работников или созывали помочь (имэ). Способ молотьбы цепами у предков казанских татар мог появиться ещё в булгарскую эпоху (11, с. 95). Н. И. Воробьёв считал цеп у татар русским заимствованием (3, с. 104).
Наиболее распространённым орудием молотьбы снопов у верхнеуральских нагайбаков был каток или камень (башым ташы). В конце XIX - начале XX веков в Верхнеуральском уезде данный способ молотьбы становится основным. Помимо относительной дешевизны и доступности орудия, его отличала довольно высокая производительность. Не исключено, что у нагайбаков мог иметь место способ молотьбы топтанием копытами лошадей, известный у волго-уральских татар юго-восточного ареала расселения. По поводу происхождения способа молотьбы лошадьми, в частности топтанием копытами, существует мнение о давней традиционности его у поволжских татар. Например, Н.А. Халиков, ссылаясь на различные источники (П.И. Рычков, И. Георги, Е.П. Бусыгин и Т.А. Крюкова), основывается именно на этом предположении, прослеживая корни этого типа молотьбы в связях с культурами Средней Азии, Казахстана и Кавказа (11, с. 95-96).
В начале XX века среди зажиточных казаков появляются механические молотилки (15, с. 53-54). Широкому внедрению механических молотилок способствовало увеличение производства доступных фабричных механизмов (11, с. 95).
По окончании молотьбы приступали к веянию и сортировке семян. Приёмы веяния были несложными: зерно с мякиной деревянной лопатой (агач корэк) бросали вверх, либо перпендикулярно к ветру. Тяжёлое полновесное зерно падало близко, более лёгкие семена сорняков, мякину, пыль и мелкий сор ветер относил в сторону. Этим достигалась не только очистка зерна от посторонних примесей, но и одновременная сортировка его: тяжёлое спелое зерно, падавшее ближе к работнику, отделялось и предназначалось на посев. Основная часть зерна, улетавшая дальше, шла на помол. Всё остальное: щуплое зерно, мякина и семена сорняков обычно предназначались на корм скоту. В конце XIX - начале XX веков в некоторых хозяйствах также появляются механические веялки.
Собранный урожай перерабатывался в муку и крупу. Этой цели служили мельницы (тегермэне) и крупорушки. Нагайбаки, как и большинство других земледельцев, использовали мельницы. Природные условия Южного Зауралья позволяли с максимально большей производительностью использовать ветряные мельницы (жил тегермэне) . Нагайбакские поселения располагались, в основном, в открытых лесостепных и степных районах с ограниченными водными ресурсами. В конце XIX века в Верхнеуральском уезде ветряных мельниц было втрое больше по сравнению с водяными (12, с. 319). А в посёлке Фершампенуаз в первом десятилетии XX века насчитывалось 13 ветряных мельниц (15, с. 36). Ветряные мельницы, по словам информаторов, также имелись в посёлках Остроленка и Париж.
Ручные мельницы (кул тегермэне) нагайбаков, в целом, представляли собой общераспространённый среди других групп татар тип. Изготавливали их обычно из дерева или камня. Для первых использовались тяжёлые и плотные породы: дуб, берёза и на рабочие поверхности дополнительно набивали железные пластины или осколки чугуна. Для обработки круп использовались также ступы (киле). Они были простейшей конструкции из раздельной ступы и ручного песта (кул килесе). Ступы использовались для рушения зерна на крупу, а также давления масла из конопли или посолнечника.
Основным сооружением для хранения зерна и муки у нагайбаков служила клеть (келэт). Строили клети из различных материалов. Обычно это была одно- или двухкамерная срубная постройка, с соломенной или тесовой крышей. Ввиду недостатка леса, нередко кладовые сооружали из самана, камня или плетня, обмазанного глиной. Особенно были распространены каменные клети. Верхнеуральский уезд был богат выходами природного камня, который нагайбаки активно использовали в строительстве. Постройки из плитняка до сих пор широко распространены в нагайбакских
селениях. В посёлке Кассель у зажиточных казаков были и двухэтажные срубные клети. Внутри клети сооружали сусеки (бура) из полубрёвен, жердей, тёса или самана. Сусеки внутренними перегородками делились на камеры для разных культур.
Освоившись в середине XIX века в несколько иных физико-географических условиях, нагайбаки выработали ряд заметных отличий в агрокультуре в сравнении со своими собратьями - кряшенами и другими группами волго-уральских татар. Земледельческая культура верхнеуральских казаков-нагайбаков была детерминирована новыми климатическими условиями. В отличие от Восточного Закамья, Юго-Восточное Зауралье является более аридной зоной. Здесь меньше выпадает осадков, менее снежные и более морозные, с частыми ветрами зимы и более жаркое и засушливое лето. Определённые трудности создавал недостаток водных запасов. Вместе с тем, район обладал безграничными земельными ресурсами. Напомним, что каждый казак получал в пользование до тридцати десятин земли. Местные земли, доставшиеся на-гайбакам после башкирских и казахских кочевий, были хорошо унавожены и поэтому не требовали дополнительных удобрений. Несмотря на различия в земледельческой практике казаков-нагайбаков, в сравнении с другими группами кряшен и татара-ми-мусульманами, всё же хозяйственная лексика у них осталась тождественной друг другу.
Овощеводство у нагайбаков, как и у волго-уральских татар в целом, в прошлом имело меньшее значение по сравнению с русскими. Среди нагайбаков садоводство начало распространяться не ранее 50-х годов XX столетия.
Огородничество и садоводство у татар в середине XIX - начале XX веков, в подавляющем большинстве случаев, имело второстепенный характер и предназначалось, прежде всего, для удовлетворения собственных продовольственных нужд крестьянской семьи. На рынок оно ориентировалось лишь в редких случаях. Основной огородной культурой татар был картофель (11, с. 117). Большинство овощей и фруктов приобреталось татарами на рынках.
На этом фоне верхнеуральские нагайбаки заметно выделялись. Все основные овощи они получали со своих огородов (бахча) (7). Из возделывавшихся овощей наиболее распространёнными были морковь (кишер), свекла (кызыл чогендер), капуста (кэ-бестэ), редька (торма), лук (суган), огурцы (кыяр), репа (шалкан). Картофель (бэ-рэнге) выращивался, но не так широко, как у татар Волго-Камья. Из бахчевых культур кое-где встречалась тыква (кабак). Как сообщал известный исследователь Оренбургского края Р.Г. Игнатьев «нагайбаки. хорошие земледельцы, но, кроме того, нагайбаки считаются даже лучшими, исправными казаками, хорошими огородниками.» (19, л. 96-97). Однако, как и большинство соплеменников, нагайбаки садоводством не занимались. «О садоводстве не имеют понятия, да оно и бесполезно при здешнем суровом климате» (1, с. 169).
Судя по всему, огородничество среди нагайбаков начало распространяться лишь во второй половине XIX столетия, а в массовом порядке с начала XX века. Овощеводство появляется, прежде всего, под русским влиянием. Расширению этой отрасли среди нагайбаков способствовало также определённое усердие по пропаганде огородничества со стороны казачьего командования. Е.А. Бектеева пишет: «Огородничество за малым исключением не развито. Войсковое начальство взяло теперь на себя труд ввести последнее» (1, с. 169). Недостаток овощей и фруктов восполняли покупками на верхнеуральском рынке.
Наконец, в заключение следует отметить, что слабое развитие садоводства и огородничества нагайбаков является не столько следствием особых этнических традиций (скотоводческое хозяйство предков татар (5, с. 46), преобладание мучных блюд в кухне), хотя это и имело место, сколько в особенностях климатических условий. Эта отрасль хозяйства в регионе мало чем отличалась у разных народов, включая русских (11, с. 119). Садоводство и огородничество получило большой толчок лишь во второй половине XX века, с появлением морозоустойчивых сортов различных культур. Воз-
можно, что определённую роль в формировании этой области хозяйства нагайбаков сыграли украинцы, переселявшиеся сюда в советский период.
В прошлом широко практиковался сбор дикорастущих трав и плодов, что, в значительной степени, возмещало недостаток в витаминах. Обычно собирали борщев-ник, крапиву, щавель, дикий лук и т.д. С давних пор и по сей день нагайбаки заготавливают впрок, высушивая, дикорастущую вишню (чия), которая в изобилии произрастает в здешних рощах. Сбором грибов в прошлом нагайбаки не занимались. Эта привычка, под влиянием русских, появилась сравнительно недавно. Причём собирают строго ограниченное количество видов, обычно грузди. Нами было замечено, что нагайбаки часто все грибы называют груздями.
Вторым по значению, после земледелия, в хозяйственной деятельности казаков-нагайбаков было животноводство. Как и у подавляющего большинства вол-го-уральских татар, у нагайбаков животноводство носило пастбищно-стойловый характер, однако некоторая специфика в этой отрасли исследуемой группы всё же существовала.
По сравнению с другими группами татар и кряшен, у нагайбаков животноводство в системе жизнеобеспечения играло более важную роль, тем не менее, занимало подчинённое место по отношению к земледелию.
Начнём с того, что содержание и разведение домашних животных и птиц всегда было традиционной и важнейшей отраслью сельского хозяйства татарских крестьян. В середине XIX - начале XX веков животноводство у большинства поволжско-татарского населения имело, в основном, натуральный, потребительский характер. Тем не менее, животноводство означало очень много для крестьянского хозяйства. Лошади и волы были единственной тягловой силой для земледельческой техники того времени. Животноводство было источником навоза - важнейшего средства поддержания плодородия почвы. Домашний скот и птица предоставляли продукты питания (мясо, молоко, яйца) и сырьё (кожу, шерсть, кость, пух) для кустарной промышленности и нужд домашнего хозяйства. И, наконец, наличие строевой лошади являлось необходимым условием в обеспечении казака.
Большинство татар Поволжья и Приуралья не только в описываемое время, но и много раньше, относилось к хозяйственно-культурному типу оседлых земледельцев. Специфике образа жизни и хозяйства отвечал и состав стада, характерный для оседлого животноводства - значительное место в нём занимал крупный рогатый скот.
Среди оседлоземледельческого населения Поволжья и Урала татары отличались наибольшей приверженностью к скотоводству вообще, и овцеводству, в частности.
После падения крепостного права развитие капитализма в России вызвало разложение натурального потребительского животноводства, складывание специализации на местах, формирование элементов, направлений, а затем и целых районов торгового, капиталистического производства. В особо значительных размерах получает развитие товарное производство в Оренбургской губернии. Одна из основных причин этого - значительно лучшая обеспеченность сенокосами и пастбищами. Даже в начале XX столетия у казаков-татар станицы Мухраново на двор приходилось более двадцати десятин сенокосов в пойме реки Урал (11, с. 124). Роль животноводства в хозяйстве нагайбаков неуклонно возрастала и по причине соседства со скотоводами. В начале XX века у казака Танаева станицы Кассельской насчитывалось около полутора тысяч овец (11, с. 124). В среднем, по состоянию на конец XIX века, в Оренбургской губернии на 100 жителей приходилось примерно 200 голов скота, при этом до 50% удельного веса приходилось на мелкий рогатый скот (11, с. 124).
Породы домашнего скота у нагайбаков, в целом, мало чем отличались от тех животных, что содержали соседние народы. Лошади (ат) в табунах нагайбаков преобладали монгольской или азиатской породы, в Европейской России известные как башкирские, киргизские или калмыцкие. П.Н. Распопов писал: «Господствующая порода лошадей в Оренбургской губернии есть башкирская, мелкорослая и некрасивая,
с большой головой, но мускулистая, крепкая и быстрая» (9, с. 82). От башкирских лошадей особой рьяностью и дикостью отличались киргизские (9, с. 83). Уступая силой и ростом русской лошади, степные ценились за выносливость, неутомимость, отличную «побежку» (могли пройти без отдыха и корма до 100 км). Использовались они для верховой езды, но мало подходили для тяжёлой земледельческой работы, вследствие чего они обычно заменялись быками или волами (11, с. 125). Поэтому башкирскую и киргизскую лошадь в Оренбургской губернии можно было увидеть часто.
Отношение к лошадям у нагайбаков было особое. Каждый казак обязан был иметь строевую лошадь. Их содержали лучше, редко использовали в работе, держа почти всё время в конюшне, и старались кормить только отборным овсом, смешивая его с ржаной мукой. Лошадей ежедневно чистили, купали не реже двух раз в неделю.
Каждое лето проводились лагерные сборы, на которых устраивались скачки с джигитовкой. Казакам, вырастившим лучших скакунов, выдавали денежные премии. В июне 1909 года казак станицы Фершампенуаз Иван Дмитриевич Ерёмин, представивший на выставку одну матку с тремя приплодами (двух-, трёх- и четырёхлеток) с производителем тёмно-гнедой масти получил первую премию - 175 рублей (15, с. 19).
Крупный рогатый скот (сыер, угез) в Верхнеуральском уезде, как и в других районах Южного Зауралья, был, в основном, калмыцкой или киргизской породы мясного направления. Поскольку эту породу, чаще всего, держали не крестьяне, а казаки, то её называли ещё и «линейной», так как владельцы подобного скота расселялись по сторожевой линии. Скот киргизской породы был довольно крупным - обычно весил 18-25 пудов, против 12-18 пудов у крестьянской коровы и, к тому же, давал прекрасное мясо(11,с. 126). Верблюды (доя) нагайбаками, в отличие от южных соседей татар-ка-заков Оренбургского и Орского уездов, в хозяйстве не использовались.
Овцы (сарык) были распространены как русской или «волотской» породы, отличавшейся небольшим живым весом (1-1,8 пуд.) и выходом шерсти не более 1 - 1,5 кг в год, так и ордынской или башкирской курдючных пород (куй). Их отличало наличие курдюка - жирового отложения у хвоста. Вес последнего достигал 4-10кг(11,с. 126). Нагайбаков, как и большинство татар, отличало пристрастие в пище к баранине, поэтому поголовье овец в их хозяйствах было несколько большим, чем у других оседлоземледельческих этносов, обитавших по соседству, например, у русских казаков. В небольшом количестве разводили коз (кэжэ), в основном, малоимущие казаки ради молока, мяса и шерсти. О том, что татары Оренбургской губернии охотно разводили коз, сообщают П.Н. Распопов (9, с. 83) и В.М. Черемшанский (12, с . 366)
Разведение свиней (дунгыз) у нагайбаков в прошлом широко распространено не было. По свидетельству наших современников из числа старшего поколения, свиньи в хозяйствах нагайбаков в большом количестве начали появляться только в 40-50-е годы XX столетия. Их, в основном, откармливали на продажу. Употребление в пищу свинины не запрещалось, но и не предпочиталось. Люди преклонного возраста вообще отказывались от этого продукта. Свинина также отсутствует в обрядовой пище нагайбаков, как и у других групп крещёных татар (5, с. 47). По-видимому, это связано с мусульманским прошлым.
В целом, на рубеже XIX - XX веков животноводство у нагайбаков носило пастбищно-стойловый характер: с весны до осени скот у хозяев выпасался под присмотром пастухов (поэтому поля и деревни, кроме специальных выгонов, не огораживались); на зиму помещался в хлева и иные животноводческие постройки. Землянки для скота встречались редко, и в них содержали только овец. Как и кряшены Среднего Поволжья и Прикамья (5, с. 47), отелившуюся корову и телёнка в зимние холода нагайбаки содержали дома, там же корову и доили.
Иными были способы содержания скота у зажиточных нагайбаков, державших многочисленные стада. Классических летовок (жэйлэу) или зимовок (кышлау) кочевого или полукочевого скотоводства, как у соседних казахов, башкир или оренбург-
ских татар-казаков, у нагайбаков не было (6, с. 24). Состоятельные хозяева, при удалённости наделов и пастбищ от населённого пункта, достигавшей 25-30 вёрст, часто выезжали на всё лето с домочадцами и всем скотом на хутор (кырга чыгу, заимка). Осенью, нередко и зимой, там оставались со скотом взрослые сыновья и наёмные рабочие, поскольку корма на зиму для многочисленного скота вести на усадьбу было накладно. Поэтому на хуторе была земляная или срубная изба с хлебопекарной печью, клетью и другими постройками. Широко практиковалась и отдача своего скота на лето в стада соседних казахов, а молодняк и непродуктивный скот содержались кочевниками по договору круглый год. Не держали дома и дойных кобылиц; сами нагайбаки кумыс не делали, но охотно пили его у казахов и башкир.
В начале XX века кредитные товарищества помимо земледельческого инвентаря, о чём было сказано выше, выдавали казакам с выплатой в рассрочку рабочий скот -лошадей и волов (15, с. 33).
У нагайбаков сохранились и некоторые животноводческие обряды, возможно имеющие древние дохристианские корни: вывешивали на усадьбе череп лошади в качестве оберега; павшее от болезни домашнее животное непременно закапывали на месте, где его застала смерть - в хлеву, на дворе, на выгоне и т.д. После поминального обеда (аш биру) тазовую кость (янбаш) жертвенного животного (обычно корова или овца) родственники умершего охраняли всю ночь до утра, а затем вывешивали на чердаке в доме покойного, где она должна была находиться постоянно. Подобный обычай в нагйбакских селениях сохраняется по сегодняшний день и был зафиксирован нами в ходе полевых исследований.
Прибыльной отраслью хозяйства нагайбаков было птицеводство: «Откармливание домашней птицы для продажи особенно развито в Верхнеуральском уезде у нагайбаков.» (19, л. 54 об.). На Верхнеуральском рынке в 70-е годы XIX столетия гусь стоил 20-30 копеек, курица - 15-25 копеек, сотня яиц-30-70 копеек (19, л. 55). Поэтому почти каждая семья держала кур (та'^ык), часто гусей (каз), несколько реже - уток (урдэк), и ещё реже - индеек (куркэ). М.С. Глухов отмечает особое почитание гуся предками казанских татар, предлагая при этом собственную версию происхождения слова «казак» от каз аяк (гусеногий) или акказ (белый гусь) (5, с. 10-26). По его же мнению, «гусиное» происхождение имеет целый ряд топонимических названий, например Казань (5, с. 10-26). У нагайбаков сохранился обычай так называемой «гусиной помощи» (каз имэсе): во время массового забоя гусей в ноябре со всей деревни в дом приглашаются женщины для помощи в ощипывании птицы, после чего следовал коллективный ужин.
Гуси и утки с весны до осени все дни, а порой и ночи, проводили на близлежащих водоёмах. Зимовала птица, точнее - оставленные на племя производители - в хлевах вместе со скотом или в жилых избах.
Таким образом, животноводство в хозяйственной деятельности верхнеуральских казаков-нагайбаков играло одну из важнейших ролей. Безусловно, что в прошлом животноводство у предков нагайбаков играло ещё более важную роль. Особое внимание к лошадям у нагайбаков отмечалось многими наблюдателями в XIX веке. В хозяйствах зажиточных казаков скот был породистый и всегда ухоженный.
Подобное отношение к животным, и к лошадям в частности, принято связывать с глубокими кочевническо-скотоводческими традициями предков татар. С этим нельзя не согласиться. Однако определённую роль в регенерации подобных традиций сыграло общение с башкирами и казахами (11, с. 132). Не следует забывать и о том, что в число казанских татар влилось немало ногайско-кыпчакских элементов. Последние, возможно, сыграли решающую роль в этногенезе нагайбаков.
Нагайбакские казачьи станицы, как и вообще российская деревня второй половины XIX века, переживали социально-классовое расслоение. Обедневшая часть крестьян, не имея экономической возможности для нормального ведения хозяйства (недостаток рабочих рук, сельскохозяйственного инвентаря, скота и т.д.), отдавала свои
наделы в аренду, а сами станичники обращались к сторонним приработкам. По-видимому, процесс обезземеливания и разорения у нагайбаков шёл не столь активно, как у государственных крестьян. Причиной тому были малочисленность населения и развитое товарное земледелие. Поэтому «промысловая» деятельность у местного населения не имела такого размаха, как у татар Поволжья. Не было среди нагайбаков и купечества, в отличие от большинства волго-уральских татар. Некоторые из казаков, получая кредиты на приобретение рабочего скота и земледельческих машин, использовали их не по назначению, занимаясь покупкой и сбытом товаров. Однако подобные действия осуждались со стороны правления кредитных товариществ. Например, на одном из собраний товарищества в посёлке Фершампенуаз инспектор Тихомиров сообщил, что Игошев Иван, купив на кредит двух лошадей, «не пашет и не сеет, а на полученные деньги покупает семечки и другие продукты и их перепродаёт. Живя в деревне, сельским хозяйством не занимается, а занимается мелкой торговлей. Яков Юзеев перепродаёт рысаков и иноходцев. Илен Аликулов - мясник» (15, с. 33).
В Верхнеуральском уезде сказывалась также удалённость от крупных промышленных и торговых центров, отсутствие хороших путей сообщения (вторая половина XIX века) (8, с. 11). По мнению Н.А. Халикова, именно этими причинами объясняется отсутствие у нагайбаков отходнических видов промыслов. Почти не нанимались они и на жатву - распространённый в предпринимательских хозяйствах Южного Урала заработок (более того, у самих нагайбаков на уборке хлебов работали пришлые башкиры и государственные крестьяне - татары). В период жатвы башкиры приезжали целыми семьями. Обнищавшие башкиры находились в работниках у местных жителей «с февраля месяца до заговения за сорок рублей деньгами, пару валенок, полушубок» и небольшую часть урожая (15, с. 55). Два месяца в году работники-башкиры отдыхали у себя дома. В редких случаях вместо башкир нанимались на работу нагайбаки из числа обедневших казаков на тех же условиях, что и башкиры. Некоторые казаки своих детей отдавали в прислуги.
В начале XX столетия капиталистические отношения начали складываться и в на-гайбакских селениях. Нами уже отмечалось большое товарное значение земледелия и скотоводства среди верхнеуральских нагайбаков. К этому следует добавить, что в селениях Оренбургских казаков устраивались мини-заводы по производству молочной продукции. До начала XX века производство молочных продуктов носило кустарный характер, и сбыт их был весьма ограниченным. Обычно молоко перерабатывалось на масло, а потом в топлёном виде оно продавалось. Крупный рынок находился далеко от населённых пунктов - в Верхнеуральске. Небольшое количество масла сбывали на субботней ярмарке Балканского золотого прииска, а по воскресеньям - в посёлке Тре-бия, находящемся в трёх верстах от прииска.
Кроме того, покупали топлёное масло заезжие перекупщики в обмен на другие промышленные товары. Иногда скупщикам помогал кто-либо из местных жителей, собирая всё масло от односельчан у себя в доме. По свидетельству Н.В. Байтерякова, цены на нагайбакское масло были низкие и продавали его исключительно из-за того, что больше некуда было девать (15, с. 20) .
Первым, кто наладил промышленное производство масла, был подъесаул Пётр Альметьев, открывший маслодельный завод в посёлке Фершампенуаз, в доме своей сестры - вдовы Пелагеи Игошевой. Она имела большой крестовый дом, достаточный для вмещения небольшого маслодельного завода.
С открытием маслодельного завода Альметьев обеспечил своих близких и односельчан постоянным заработком. Сбывал всю продукцию он по договорённости казачьим гарнизонам городов Верхнеуральска, Троицка и Оренбурга, а также на Курганский завод. Вскоре Петром Альметьевым были пущены подобные заводы ещё в трёх селениях - Остроленке, Куликовке и Красненском. К концу первого десятилетия XX века промышленные маслобойки и сепараторы имелись во многих хозяйствах нагайбаков.
Местные станичники довольно активно участвовали в извозе, доставляли в уездные центры хлеб и т.д., рубили в государственных дачах и вывозили лес на окрестные прииски и заводы. Занимались и характерной для татар мелкой и средней торговлей. Часть малоимущих нагайбаков жила в работниках, либо прибегала к иным формам продажи рабочей силы. Были среди них плотники (но дома и другие постройки возводили преимущественно в своих населённых пунктах), столяры, кузнецы и др. Изготавливали транспортные средства и детали их: телеги, сани, колёса и колёсные станы, полозья, дуги - на заказ и на рынок. В Верхнеуральском уезде довольно развитым был промысел по добыче дикого строительного камня. Этим занимались на протяжении всей зимы беднейшие станичники, часто возвращаясь из «карьера» лишь для кратковременного отдыха. Пласт из мини-штольни вырубали клином и молотом, складывали камень в кучи для продажи приезжим покупателям.
Определённое место у нагайбаков занимала охота. На волка (буре) и лису (толке) охотились с помощью ружья, ловили капканами или отравленными мышьяком приманками. Причём, занимались этим до марта, пока шкура имела товарную ценность. Зайца (куян) и косулю (кыр кэжэсе) ловили проволочными петлями-силками и ловчими ямами. Особенно много было в здешней местности зайцев, но охота на них не считалась прибыльной - шкура стоила 6-7 копеек (19, л. 58 об.). Напротив, выгодной была охота на глухарей (урманта-^ыгы) и тетеревов (кыр та'^ыгы) (19, л. 60 об.-61). Глухарей, в частности, приманивали на току чучелом на дереве и стреляли из укрытия
- шалаша. Характерно, что способы охоты у нагайбаков, несмотря на степную местность, соответствовали лесным таёжным традициям (петли, капканы, ловчие ямы), характерные для народов Сибири и некоторых групп башкир (14, с. 77). Возможно, что эти навыки нагайбаки усвоили ещё в богатом лесами Восточном Закамье. В.Н. Витевским была записана нагайбакская песня (авторская орфография сохранена) (13, с. 268):
Ак Иделлярга аулар кордым, На Каме я поставил сети не для бе-
Ак балыкка тцгцль ярдякка; лой рыбы, а для уток. Довольно мы
Кюб ашадык, кюб эчтек поели, довольно попили - да воздаст
Алла риза булсын кюрмяткя! вам Бог за угощение!
Кроме того, нам известно о том, что в состав нагайбаков влилась какая-то часть восточнофинского населения Среднего Поволжья и Предкамья, в хозяйстве которых присутствовали лесные охотничьи традиции. Приёмы степной охоты, распространённые среди юго-восточных башкир и казахов, при помощи ловчих беркутов и соколов, гоньба волка на лошади и т.д., у нагайбаков отсутствовали.
Нагайбаки, наряду с другими казаками региона, арендовали водные участки на реке Урал и занимались рыбным промыслом. Нагайбаки ловили рыбу в местных речках - Гумбейке и Кызыл-Чилике, изобилующих частиковой рыбой. Лов рыбы преимущественно производился зимой, а излишки улова продавались в соседних русских селениях или в Верхнеуральске.
Большинство уральских татар пчеловодством почти не занималось. Нагайбаки, особенно состоятельные хозяева, пчёл держали. Большинство пасек не превышало 10-12 колодных ульев (топ умарта). Располагали их в тёплое время на околице, у реки, на опушке леса; на зиму убирали в землянку или в подпол избы.
Таким образом, быт и хозяйственную культуру нагайбаков второй половины XIX
- начала XX веков отличали ряд особенностей. Согласно сообщению Р.Г. Игнатьева, нагайбаки были очень хорошими земледельцами и домохозяевами (19, л. 54 об.). Избыток земельных ресурсов, развитие товарного земледелия и животноводства немало способствовали развитию хозяйства. Степной характер местности обусловил особенности содержания скота (элементы полукочевого скотоводства) и агротехники (залежно-паровая система земледелия, посевы пшеницы, плуг-сабан и т.д.).
В то же время, хозяйственная культура нагайбаков отличалась от окружающего, в том числе и татарского, населения: отсутствовало летне-зимнее кочевание, не было
активных видов охоты, но имело место пчеловодство и т.д. И особенно заметны различия в сравнении с хозяйством кряшен и татар Среднего Поволжья и Прикамья. Иной у нагайбаков была агрокультура, размеры животноводства и способы содержания скота, слабо развитыми были отходнические и кустарные промыслы.
ЛИТЕРАТУРА
1. БектееваЕ.А. Нагайбаки. (Крещёные татары Оренбургской губернии) //Живая старина. СПб, 1902.
2. Витевский В.Н. Сказки, загадки и песни нагайбаков Верхнеуральского уезда Оренбургской губернии //Труды IV Археологического Съезда в России. Т.11. Казань, 1891.
3. Воробьёв НИ. Материальная культура казанских татар (опыт этнографического исследования). Казань, 1930.
4. Глухов-Ногайбек М.С. Судьба гвардейцев Сеюмбеки. Неформальный подход к ещё ненаписанным страницам истории. Казань, 1993.
5. МухаметшинЮ.Г. Татары-кряшены. Историко-этнографическое исследование материальной культуры. Середина XIX - начало XX вв. М., 1977.
6. Нагайбаки. (Комплексное иссследование группы крещёных татар-казаков). Отв. ред. Д.М. Исхаков. Казань, 1995.
7. Оренбургский листок. 1878. № 45.
8. Распопов П.Н. Оренбургская губерния в современном её состоянии. Статистический очерк. Оренбург,1884.
9. Халиков А.Х. Происхождение татар Повлжья и Приуралья. Казань, 1978.
10. Халиков Н.А. Земледелие татар Среднего Поволжья и Приуралья XIX - начала
XX вв: историко-этнографическое исследование. М., 1981.
11. Халиков Н.А. Хозяйство татар Поволжья и Урала. Казань, 1995.
12. Черемшанский В.М. Описание Оренбургской губернии в хозяйственно-статистическом, этнографическом и промышленном отношениях. Уфа, 1859.
13. Шарифуллина Ф.Л. Касимовские татары. Казань, 1991.
14. Шитова С.Н. Сибирские таёжные черты в материальной культуре и хозяйстве башкир //Этнография Башкирии. Уфа, 1976.
15. Байтеряков Н.В. Было время. (Копии рукописи находятся в библиографическом отделе районной библиотеки п. Фершампенуаз, папка № 7, и у автора настоящей работы).
16. ГАОО, ф. 6, оп. 8, д. 13. Отчёт о состоянии Оренбургской губернии за 1850 год.
17. ГАОО, ф. 6, оп. 8, д. 117. Статистические сведения по Оренбургскому и Уральскому казачьим и Башкирскому войскам на 1859 год.
18. ГАОО, ф. 6, оп. 8, д. 174. Годовой отчёт Оренбургского губернатора о состоянии вверенной ему губернии за 1864 год.
19. ГАОО, ф. 168, оп. 1, д. 40. Рукопись Р.Г. Игнатьева по этнографии Оренбургской губернии.
Таблица I. (ГАОО, ф. 185, оп. 1, д. 8, л. 7, 8, 25-30)
№ п/п Названия посёлков Кол-во душ Скот Сколько засевали пудов хлеба в прошлых годах
Муж. Жен. Лоша- дей Рогато- го овец 1865 1867 1869 1870
1 Фершампенуаз 638 627 750 763 2256 11890 13290 14889 14379
2 Куликовский 456 434 747 301 2483 8345 8998 9235 11790
3 Требия 383 380 571 628 1461 5462 57891 8552 9850
4 Кассель 354 337 805 610 2911 6234 7256 8522 6515
5 Остроленка 424 401 903 615 1970 699 9681 9175 6864
6 Париж 537 567 580 385 208 » 11458 11407 13068
Таблица I (продолжение).
Сколько распахано десятин земли под посев хлеба Сколько накошено стогов сена в прошлых годах
1865 г. 1867 г. 1869 г. 1870 г. 1865 г. 1867 г. 1869 г. 1870 г.
1. 1089 1329 1488 1437 998 1065 1420 1590
2. 839 882 923,5 1179 1200 1272 1360 1390
3. 546 789? 855? 985 401 486 920 950
4. 623 725 852 651,5 1445 980 1007 910
5. 701 968,5 917,5 686 987 1004 1160 1090
6. » 784,4 1426 1633 » 630 480 502
Таблица 2. (ГАОО, ф. 185, оп. 1, д. 8, л. 37, 38)
Число земель, отведённых жителям II Отдела Оренбургского казачьего войска
(сентябрь 1870).
Название посёлка Под усадьбой Луговой Степи занятой лесами Под дорогами
Дес. Саж. Собственно луговой Вместо луговой степи
Дес. Саж. Дес. Саж. Дес. Саж. Дес. саж
Париж 25 » 1340 » 3769 1850 666 » 100 550
Таблица 2 (продолжение).
Название посёлка Солонцеватой Под речками, оврагами, болотами и гористой Пахотной Итого удобной и неудобной земли
Дес. Саж. Дес. Саж. Дес. Саж. Дес. Саж.
Париж » » 2067 » 8400 » 1646,5 »
Таблица 3. (ГАОО, ф. 185, оп. 1, д. 8, л. 43-46) Земли, принадлежащие селениям II Отдела Оренбургского казачьего войска
Названия посёлков Пахотной Луговой Лесу Неудобной Всего
Дес. Саж. Дес. Саж. Дес. Саж. Дес. Саж. Дес. Саж.
Кассель 9490 » 850 » 250 » 1241 1050 11491 1050
Остроленка 12049 » 955 » 2500 » 3981 800 19485 80
Требия 13515 » 1155 » 15 » 1465 1050 16150 1050
I.R.ATNAGULOV
ECONOMIC ACTIVITIES OF NAGAIBAKS (CHRISTENIZED TATARS) IN THE SECOND HALF OF THE 19th AND THE EARLY 20th CENTURIES
The aim of the article is to examine the main structure-forming elements of Nagaibaks' economic arctivities. Nagaibaks refer to the ethnic groups whose economic-cultural type formed on the basis of land-cultivating in combination with developed pasture cattle-breeding. The Nagaibaks' economic-cultural type was, to a certain extent, influenced by the neighbouring Kazakh nomads and Bashkir semi-nomads.
А.Г.ИВАНОВ (Магнитогорск)
ИСТОРИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ П.А.КРОПОТКИНА НА ИНДЕЙСКУЮ ИСТОРИЮ КАНАДЫ
Отечественная историография лишь в последние годы оценила исторические взгляды П.А.Кропоткина (1842-1921) по истории индейцев Канады. В.А.Маркин в 80-хг г. впервые упомянул о существовании его исследований по индейской истории1. Г.И.Лузянин ввел их в научный оборот и дал им оценку в контексте канадской историографии. Он осветил взгляды П.А.Кропоткина на деятельность иезуитов среди индейцев и восстание метисов на Красной реке 1885 г.2
П.А.Кропоткин изложил индейскую историю в незавершенной статье «Канада и канадцы»3, неопубликованном канадском дневнике4 и черновых записях по истории индейцев5. Эти работы он написал во время пребывания в Канаде в 1897 г., где анархист-коммунист часто встречался с индейцами. На экскурсии к Ниагарскому водопаду он купил у «старой краснокожей» один из сувениров и в качестве подарка дочери отправил в Европу. Петр Алексеевич плавал на настоящем индейском каноэ в Сатбе-ри (Онтарио), где геологи осматривали рудники. Он посещал индейские резервации в Медисин Хат и Эдмонтоне (Альберта), осматривал правительственные фермы для снабжения «договорных» индейцев мясом и наблюдал за деятельностью религиозных миссий по образованию индейцев. Словом, из личных наблюдений за жизнью индейцев Кропоткин мог вынести собственное представление о положении индейцев в евроамериканском обществе и об их важнейших проблемах.
Источниковая база иследования Кропоткина включала опубликованные материалы канадских архивов6. Его профессионализм как историка подчеркивает тщательное изучение издававшихся с 1896 г. «Реляций иезуитов»7, ценность которых признается всеми современными исследователями. Другим важным источником по истории индейцев для Кропоткина были мемуары английского мехоторговца А.Генри «Путешествия и приключения в Канаде и на индейских территориях»8, которые отражают историю индейцев в 1760-1776-х гг.
П.А.Кропоткин исследовал новейшую литературу по истории и этнографии индейцев9. Особое внимание он уделил работам известного американского антрополога Л.Г.Моргана «Лига ходенасауни или ирокезов» (1851)10, «Дома и домашняя жизнь американских индейцев» (1881)11. Кропоткин изучил работы других американских исследователей — Г.Хали «Книга обрядов ирокезов» (1883)12, Д.Бринтона «Библиотека литературы американских аборигенов» (1885)13. Среди канадских специалистов Кропоткин выделил «Фольклор канадских индейцев» (1896) Дж.Маклеана14.
