CC BY
69
В. Т. Юнгблюд
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ДЕПАРТАМЕНТ И АЛЬТЕРНАТИВЫ ДАЛЬНЕВОСТОЧНОЙ ПОЛИТИКИ США (1933-1941 гг.)
В статье рассматриваются внешнеполитические воззрения государственного секретаря США К. Хэл-ла, руководителя Отдела дальневосточной политики Ст. Хорнбека и посла в Японии Д. Грю, игравших ключевую роль в разработке дальневосточной стратегии США в 1933-1941 гг. Прослеживается изменение подходов американской дипломатии к решению международных проблем на Дальнем Востоке в связи с нарастающей агрессивностью Японии и приближением Второй мировой войны.
Серьезным испытанием для американской дипломатии 1930-х гг. стало обострение противоречий на Дальнем Востоке. В начале 1933 г. во время формирования администрации Ф. Д. Рузвельта кандидат на должность государственного секретаря Корделл Хэлл несколько раз встречался с Г. Стимсоном - главой внешнеполитического ведомства в правительстве Г. Гувера. Во время этих консультаций было достигнуто соглашение о том, что новое руководство страны сохранит преемственность в проведении дальневосточной политики [1]. Значение данного соглашения вряд ли стоит переоценивать: подходы Вашингтона к ситуации на Дальнем Востоке определялись к началу 1933 г. традиционной политикой «открытых дверей и равных возможностей» в Китае и по сути легализовавшими эту доктрину решениями Вашингтонской конференции (12.11.1921 -6.02.1922 г.), прежде всего Договором девяти держав. Преемственность в дальневосточной политике должна была выразиться в продолжении курса на непризнание захвата Японией Маньчжурии, облеченного 7 января 1932 г. в форму доктрины Стимсона. Поскольку первая из указанных доктрин указывала на наличие жизненно важных интересов США в этом регионе, а вторая не предлагала никаких действенных механизмов по их защите в условиях нарастающей агрессивности Японии, то становилось ясно, что американской дипломатии предстояло решить непростую задачу выработки оптимального курса в Восточной Азии.
В отечественной историографии по-разному оценивают характер американской внешней политики в 1933-1941 гг. Оценки колеблются в диапазоне от признания американского курса на Дальнем Востоке «попустительским», способствующим развертыванию японской агрессии, равно-
ЮНГБЛЮД Валерий Теодорович - доктор исторических наук, профессор, зав. кафедрой всеобщей истории, проректор по научно-исследовательской работе ВятГГУ
© Юнгблюд В. Т., 2006
ценным «мюнхенскому», до возрождения ревизионистской концепции «войны с черного хода», согласно которой Вашингтон проводил провокационную политику намеренного подталкивания Японии к войне [2]. Прояснению вопроса может помочь уточнение воззрений на дальневосточную проблематику исторических деятелей, непосредственно вовлеченных в определение американской дальневосточной стратегии.
Руководители госдепартамента США и дипломаты на протяжении всего предвоенного периода играли заметную роль в разработке тихоокеанских проблем. Определяющее влияние на содержание решений, составивших дипломатическую предысторию Пёрл-Харбора, оказали воззрения госсекретаря К. Хэлла, руководителя Отдела дальневосточной политики Стэнли Хорнбека и посла США в Японии Джозефа Грю.
Государственный секретарь считал, что принципы, которые он желал видеть в основе мирового устройства, вполне применимы к регулированию отношений в Восточной Азии и должны определять политику администрации США в этом регионе. В свое время он прочно усвоил идеи английского историка и экономиста Дж. Гобсо-на, считавшего, что «последняя крупная возможность укрепления капитализма находится на Востоке» [3]; эти идеи хорошо совмещались с его собственными мыслями о том, что либерально-капиталистическая система в рамках национальной экономики может развиваться лишь временно.
Набор принципов, отстаивавшихся Хэллом на протяжении всего предвоенного периода, оставался неизменным: обеспечение национальной безопасности; укрепление экономического и социального благополучия американского народа; сотрудничество с другими государствами в духе добрососедства; создание международного механизма для поддержания мира; участие США в работе Международного суда; незыблемость международных правовых норм; сведение до минимума уровня вооружений; отказ от сфер влияния; неучастие в военных союзах; равноправие всех государств; урегулирование международных конфликтов путем переговоров; невмешательство во внутренние дела других стран; либерализация международной экономической жизни. Многие из этих положений явно перекликались с программой организации мира, предложенной на исходе Первой мировой войны Вудро Вильсоном [4].
Начиная с 1936 г., практически сразу после того, как Япония взяла курс на безраздельное преобладание в Восточной Азии, Хэлл стал делать осторожные уступки сторонникам жестких мер против агрессора. Но даже в критических ситуациях он стремился ограничиваться декларациями, поручая своим подчиненным заниматься деталями.
В июне 1937 г. по инициативе премьер-министра Великобритании Н. Чемберлена состоялся обмен мнениями между американским и британским руководством по поводу дальневосточной ситуации. Незадолго до этого возглавивший кабинет Чемберлен высказался в пользу гармонизации англо-американо-японских отношений и выразил опасение, что в противном случае британская сторона может одновременно оказаться вовлеченной в конфликты в Европе и на Дальнем Востоке. 1 июня 1937 г., после согласования текста с президентом, Хэлл вручил британскому послу Р. Линдсею ответный меморандум, суммировавший его взгляды на проблему. «Традиционная политика нашей страны, - говорилось в документе, - состоит в том, чтобы не заключать такие соглашения, которые создают или подразумевают союзы. Мы считаем, что правительства, имеющие наибольшие интересы на Дальнем Востоке, должны постоянно оказывать оздоравли-вающее и сдерживающее влияние ради сохранения и защиты прав и интересов всех заинтересованных сторон и ради предотвращения трений и роста напряженности. Мы считаем, что эффективность таких усилий может быть обеспечена консультациями наиболее заинтересованных государств, дополненными параллельными согласованными действиями» [5]. Далее госсекретарь подчеркнул, что Соединенные Штаты, несмотря на фактический выход Японии 31 декабря 1936 г. из Договора девяти держав, устанавливающего лимиты для морских вооружений, продолжают считать единственной законной основой для урегулирования ситуации на Дальнем Востоке решения Вашингтонской конференции, особенно в той их части, где речь шла о независимости Китая и равенстве торговых возможностей на его территории для всех государств.
7 июля 1937 г. Япония начала необъявленную войну против Китая. Заявление главы внешнеполитического ведомства от 16 июля, определявшее отношение США к начавшейся войне, содержало повторение хорошо известных по более ранним его выступлениям призывов к уважению территориальной целостности всех государств, невмешательству в их внутренние дела, равенству торговых возможностей, сохранению статус-кво на Тихом океане [6]. С незначительными модификациями глава внешнеполитического ведомства воспроизводил свои миротворческие рецепты в публичных выступлениях и дипломатических нотах вплоть до конца ноября 1941 г. Именно они были основой его позиции на переговорах с японскими дипломатами Номурой и Курусу летом осенью 1941 г. [7], безрезультатность которых рассматривается в качестве важной побудительной причины решения японского кабинета Тодзё нанести удар
по Гавайям. Пропагандируя либеральные принципы и пытаясь использовать их в практической дипломатии, Хэлл был на редкость последователен и постоянен, что служило поводом для его обвинений в негибкости и недостаточной реалистичности. Тем не менее подчеркнутая склонность государственного секретаря решать сложные проблемы на основе общепринятых международных норм не исключала весьма прагматичного отношения к вопросам укрепления Соединенными Штатами своей военно-морской мощи. К 1938 г. расходы на программу военно-морского строительства в США достигли 1 млрд долларов [8], и глава внешнеполитического ведомства был одним из сторонником этих приготовлений.
Заслуживает внимания тот факт, что идеи и дипломатические шаги Хэлла, нередко оценивавшиеся современниками как «нерешительные » и «неэффективные », японской стороной воспринимались как проявление жесткости и неуступчивости [9].
Большую роль в формировании дальневосточного курса США играл Ст. Хорнбек. Начиная с 1928 г., в течение шестнадцати последующих лет, редкий вопрос американской политики в Восточной Азии решался без его участия. Доминирующим элементом воззрений Хорнбека было его стремление рассматривать Азиатско-Тихоокеанский регион под углом зрения общей внешнеполитической стратегии США, избегая акцентов на частных вопросах и отдельных конфликтных ситуациях [10].
В начале 30-х гг. Хорнбек одобрил доктрину Стимсона, хотя и не считал, что ее применение может дать какие-либо позитивные результаты. Его взгляды сводились к двум основным постулатам: во-первых, моральные методы воздействия будут неэффективными до тех пор, пока Соединенные Штаты не накопят военный потенциал, достаточный для подкрепления своих инициатив; во-вторых, события в Маньчжурии, по его мнению, не создавали непосредственной угрозы коренным американским интересам. Поэтому администрации следовало сосредоточиться на охране широких интересов США на Дальнем Востоке и быть готовой эффективно противодействовать Японии в случае возникновения непосредственной угрозы [11]. Руководитель дальневосточного отдела полагал, что доктрину «открытых дверей» следует подчинить достижению этой цели.
Хорнбек считал Японию главным источником опасности для Соединенных Штатов. Это обстоятельство повлияло на его отношение к проблеме дипломатического признания СССР. 28 октября 1933 г. он направил меморандум К. Хэллу, в котором выразил надежду, что во время перего-
воров с М. М. Литвиновым будет обсужден вопрос о путях и средствах совместного противодействия Японии [12].
Хорнбек допускал возможность решительных действий по отношению к агрессорам. В 1933 г., когда конгресс США приступил к обсуждению закона об эмбарго на продажу оружия, он доказывал, что действие данного закона не должно распространяться на Дальний Восток [13]. Планы по наращиванию военных приготовлений он рассматривал не только как ответ на милитаризацию Японии, но и как фактор обеспечения лидирующей роли США в борьбе за влияние в Восточной Азии. Эти идеи создали шефу дальневосточного отдела репутацию сторонника твердого антияпонского курса. Впрочем, для того чтобы его точка зрения стала известной в дипломатических кругах и получила соответствующую оценку, потребовалось время. Так, например, в сентябре 1934 г. первый секретарь Полпредства СССР в США А. Ф. Нейман охарактеризовал главу дальневосточного отдела как «выраженного носителя прояпонских тенденций», в то время как в более поздних дипломатических депешах его, как правило, называли «антияпонски настроенным» деятелем и даже «представителем наиболее активных антияпонски настроенных кругов США» [14].
В 1937-1941 гг. Хорнбек был одним из тех, кто ратовал за применение репрессивных мер в отношении «страны восходящего солнца». По его мнению, расширение зоны агрессии Японии в Китае улучшало сырьевую базу японской промышленности и вело к укреплению влияния военных. Баланс сил во всем тихоокеанском регионе начал изменяться не в пользу США, что вызывало растущее беспокойство и являлось важным фактором эволюции его взглядов. Начиная с 1938 г. администрация, учитывая его рекомендации, стала оказывать ограниченную помощь Китаю.
После начала войны в Европе и особенно после падения Франции в июне 1940 г. Хорнбек, будучи уже в должности советника госдепартамента по дальневосточным делам, охарактеризовал происходившие в мире события «как одну войну на двух театрах». Такая точка зрения сближала его позицию с идеями Рузвельта, полагавшего, что «единый мировой конфликт требует от Соединенных Штатов глобальной стратегии самообороны» [15].
Внешнеполитические воззрения Ст. Хорнбе-ка серьезно повлияли на содержание дальневосточной политики США в 1933-1941 гг. Теоретические изыскания и практические шаги руководителя дальневосточного отдела показывают, как под влиянием событий традиционные американские внешнеполитические установки отходили на
задний план, уступая место концепции баланса сил.
Главным оппонентом Хорнбека был американский посол в Японии Джозеф Грю, который считал, что администрация Рузвельта питает сентиментальную слабость к Китаю и придерживается неоправданно жесткой линии по отношению к Японии. Такой путь казался ему бесперспективным.
В начале 1930-х гг. посол одобрял доктрину непризнания захвата Японией Маньчжурии, интерпретируя ее в духе президента Г. Гувера, предлагавшего во взаимоотношениях с Японией избегать конфронтации, в случае необходимости применять мирные способы преодоления разногласий и привлекать на свою сторону мировое общественное мнение. Д. Грю не имел иллюзий относительно внешнеполитических целей Японии, подчеркивая их экспансионистский характер [16]. Попытки Токио использовать доктрину Монро для идеологического подкрепления своей политики в Азии вызывали у него резкий протест [17]. В своем анализе международных отношений на Дальнем Востоке посол особое внимание уделял японо-советским отношениям, полагая, что от их развития зависят направление японской экспансии и вероятность возникновения крупного военного конфликта в этом регионе. В октябре 1933 г. он информировал госдепартамент о росте воинственности Токио, прогнозируя возможность нападения Японии на СССР в 1935 г., когда японская армия должным образом подготовится к боевым действиям [18]. Его оценки в целом совпадали с заключениями экспертов внешнеполитического ведомства по данному вопросу как в отношении сроков начала возможного вооруженного столкновения, так и в определении Японии как наиболее вероятного инициатора такого конфликта [19].
Личность и политические взгляды американского посла в Токио интересовали руководителей советской внешней политики. В Москву поступали сведения о якобы имевшем место прояпонском настрое американского дипломата. Источником такой информации был полпред СССР в Токио К. К. Юренев. Глава посольства СССР в США А. А. Трояновский в середине апреля 1936 г. представил в наркомат по иностранным делам свои комментарии по этому вопросу: «Что касается японофиль-ства американского посла в Токио... то мне кажется, что это совершенно не доказано. Я имел возможность читать доклад посла Гру и убедиться, что ни в какой мере японофилом он не является и стоит за улучшение отношений между Соединенными Штатами и Советским Союзом и за препятствие японской экспансии на азиатском континенте.
Я с Гру встречался еще в Токио и знаю его манеру держать себя очень любезно, в том числе и в отношении японцев. Делать отсюда какие-либо политические выводы, мне кажется, не приходится...
Политика американского правительства сейчас - не обострять отношений с японцами, и, конечно, Гру не имеет директив держать себя в отношении японских официальных лиц резко и неприветливо. Возможно, что у тов. Юренева сложились личные неважные отношения с Гру» [20]. Мнение Трояновского в данном случае вполне можно было считать компетентным: до назначения в Вашингтон он в должности полпреда шесть лет провел в Токио и хорошо ориентировался в дальневосточной проблематике.
Главу американского посольства в Токио беспокоило, что у японской стороны может сложиться убеждение, будто политика администрации - это политика «слабости, нерешительности и блефа» [21]. Ответом, по его мнению, должны были стать серьезные военные приготовления.
В то же время рекомендации, поступавшие из Токио в Вашингтон, чаще всего ориентировали на поиск компромиссов. Антияпонские выступления официальных представителей администрации вызывали протесты со стороны Грю [22].
Наметившаяся в 1934 г. тенденция к отходу от политики уступок вновь проявилась в 1936 г., когда Япония приняла закон о контроле над нефтяными ресурсами Маньчжурии. В августе этого года Грю рекомендовал «адекватные морские приготовления с тем, чтобы в любой момент... встретить непредвиденные события на Дальнем Востоке, которые могут привести нас, несмотря на все подсчеты и политические шаги, к войне с Японией» [23]. Этот вывод сближал его точку зрения с позицией Хорнбека, хотя полного совпадения взглядов Дж. Грю и руководителя отдела дальневосточной политики так и не произошло.
Заявление К. Хэлла от 16 июля 1937 г. встретило полную поддержку и понимание посла. Он считал, что отношение США к японо-китайской войне должно быть абсолютно беспристрастным, и предлагал избегать «провокационной» дипломатии протестов и осуждений агрессии [24]. Впрочем, развитие ситуации на Дальнем Востоке он воспринимал как часть более широкой картины поляризации сил в мире и выбор политической стратегии и тактики США в Азиатско-Тихоокеанском регионе он связывал с выбором страной своего места в оформлявшемся противостоянии демократических и антидемократических государств.
2 декабря 1938 г. Грю направил государственному секретарю США письмо, в котором под-
робно изложил свое понимание дальневосточной ситуации в контексте основных тенденций мировой политики. Посол отмечал, что «в последнее время имеет место заметное возобновление активности по линии оси Берлин - Рим - Токио и явное укрепление отношений между Японией и государствами с тоталитарными и авторитарными формами правления. Далее Грю указывал на то, что Япония полностью отбросила политику поддержки «договора девяти держав», «открытых дверей» и принцип «равных возможностей» и приступила к созданию «нового порядка в Восточной Азии», включающего создание блока Япония - Китай - Маньчжоу-Го и требование изменения принципов «открытых дверей» и «равенства возможностей» в Китае. «Проведение такой политики, - продолжал посол, - логически приведет к тому, что Япония окажется на одной стороне, а державы, имеющие интересы в Китае, т. е. Соединенные Штаты, Великобритания и Франция, - на другой стороне. Более того, в той же степени, в какой эти три страны, которые являются ведущими демократиями, сближаются друг с другом в силу их интересов. в той же самой степени Япония вынуждена сближаться со странами, противостоящими демократиям, а именно с Италией и Германией, чьи интересы в Китае являются, между прочим, незначительными». Отсюда следовал вывод, что изменение соотношения сил в Европе, произошедшее в результате Мюнхенской конференции, отразилось на внешнеполитическом курсе Токио - здесь решили, что демократические государства не способны тягаться силами с осью Берлин - Рим, «и это послужило дальнейшим толчком к политике укрепления связей Японии с этой осью», в результате чего «Германия, Италия и Япония, которые первоначально сблизились под общим знаменем антикоммунизма, сближаются теперь еще теснее в силу их враждебности к так называемым демократическим государствам» [25].
Наблюдения посла оказались совершенно верными и почти на год опередили официальное решение Токио распространить сотрудничество с родственными европейскими режимами на сферы, не имеющие отношения к совместной борьбе с коммунистической угрозой, что позволило трансформировать антикоминтерновский пакт 1936 г. в тройственный военный союз с широкими военно-политическими целями, направленный в том числе и против англо-саксонских держав.
В июне 1941 г. Грю полагал, что нападение Германии на СССР повысило шансы правительства США на соглашение с Японией: он советовал Рузвельту начать переговоры с главой кабинета министров принцем Каноэ. В этом вопросе Грю разошелся во мнениях не только с решительно настроенным Хорнбеком, но и с осторож-
ным Хэллом. Госсекретарь, опираясь на аргументацию экспертов по дальневосточной политике, дал согласие на применение экономических санкций, включая замораживание японских фондов в США и прекращение американских поставок нефти и другого стратегического сырья. Установка на сдерживание японской экспансии в Юго-Восточной Азии оформилась в государственную политику после подписания президентом Рузвельтом исполнительного распоряжения 26 июля 1941 г. о введении экономических санкций.
Японский дипломат Того Сиганори, возглавивший в октябре 1941 г. японский МИД, в написанных после войны мемуарах позволил себе характерную сентенцию, поясняющую его понимание политического поведения руководителей США и Японии накануне Перл-Харбора: «Вообще-то как в Японии, так и в США едва ли кто-нибудь, за исключением ультра-милитаристов, желал войны, но совершенно бессмысленно заявлять о приверженности миру и говорить об отвращении к войне, настаивая в то же время на своих требованиях и не идя ни на какие уступки. И разумеется, прежде всего следует думать о том, насколько твои требования соответствуют справедливости и международному благу, ибо забота о собственных преимуществах без желания учитывать позицию другой стороны не может служить делу мира» [26].
Упрек, содержащийся в этой фразе, адресован как японским, так и американским политикам, принимавшим участие в переговорах 1941 г. и ответственным за принятие решений, сделавших войну неизбежной. Японский дипломат не щадит своих соотечественников, начиная с принца Каноэ и министра Мацуоки, заканчивая дипломатами Номурой и Курусу. Однако обвинительный пафос в данном случае направлен в первую очередь против «воинственного лицемерия» Рузвельта и негибкости Хэлла, якобы изначально занявших «бескомпромиссную позицию» во время переговоров летом - осенью 1941 г., но «не демонстрировавших намерения» полностью отвергнуть все пожелания японской стороны [27]. Единственным американским участником этих событий, не заслужившим его упрека, был посол США в Токио Грю, который настойчиво убеждал свое правительство в том, «что настало подходящее время либо для восстановления японо-американских отношений, либо для побуждения Японии к переходу на сторону Англии и Америки», к аргументам которого якобы в Вашингтоне не прислушались [28].
Выводы японского дипломата, очевидно, лишь отчасти соответствуют действительности. Грю действительно занимал более осторожную позицию в вопросах о целесообразности объявления экономических санкций Японии, полагая, что
такими мерами Соединенные Штаты лишь усилят позиции военных в японском руководстве и тем самым приблизят начало войны. Однако в более широком плане роль идей и рекомендаций американского посла была все же несколько иной: его выводы о поляризации демократических и антидемократических сил в мире и следовавшей из этого возрастающей враждебности Японии, курс которой в Восточной Азии объективно смыкался с германской агрессией в Европе, оказали значительное влияние на руководство страны, включая президента Рузвельта, в доверительной переписке с которым он состоял. В конечном итоге расхождение установок Хэлла и Хорнбека принципиально не противоречило предложениям Грю. Расхождения в их подходах касались преимущественно выбора времени для обострения отношений с Японией.
Примечания
1. Stimson, H. L. On Active Service in Peace and War [Text] / H. L. Stimson, M. Bundy. N.Y., 1948. P. 294-295.
2. Из работ последнего времени следует назвать: Федотов, В. П. Черты «Дальневосточного Мюнхена» [Текст] / В. П. Федотов // Вопросы истории. 2004. № 10. С. 43-56; Молодяков, В. Э. Несостоявшаяся ось: Берлин - Москва - Токио [Текст] / В. Э. Молодяков. М., 2004; Сафронов, В. П. СССР, США и японская агрессия на Дальнем Востоке и Тихом океане [Текст] / В. П. Сафронов. М., 2001.
3. La Feber, W. The American Century. A History of the United States since 1890-s [Text] / W. La Feber, R. Polenberg. N.Y., 1975. P. 235-237.
4. См. Юнгблюд, В. Т. Эра Рузвельта: дипломаты и дипломатия [Текст] / В. Т. Юнгблюд. СПб., 1996. С. 41.
5. Hull, C. The Memoirs of Cordell Hull [Text] / C. Hull. Vol. 1. N.Y., 1948. P. 532-533.
6. Foreign Relations of the United States. Diplomatic Papers. 1918-1945 [Text]. Wash., 1930-1969. 1937: Vol. I. P. 699-700 (далее - FRUS); Graebner, N. Hoover, Roosevelt and the Japanese-American Relations. 19311941 [Text] / N. Graebner // Pearl Harbor as a History / еd. by D. Borg and Sh. Okamoto. N.Y., 1973. P. 48; FRUS: Japan, 1931-1941 [Text]. Wash., 1943. Vol. II. P. 406-410; Butow, R. The Hull-Nomura Conversation: A Fundamental Misconceptions [Text] / R. Butow // American Historical Review. July 1960. Vol. LXV. № 4. P. 827-828.
7. См.: Сигэнори, Т. Воспоминания японского дипломата [Текст] / Т. Сигэнори. М., 1999. С. 263.
8. Федотов, В. П. Указ. соч. С. 45.
9. Сигэнори, Т. Указ. соч. Ч. 2.
10. Работе Хорнбека в госдепартаменте предшествовала исследовательская и преподавательская деятельность в Висконсинском и Гарвардском университетах. Четыре года он провел в Китае (1909-1913). В 1919 г. Хорнбек входил в состав американской делегации на Парижской мирной конференции в качестве эксперта. Сотрудничество Хорнбека с госдепартаментом началось в 1920 г. По определению Р. Бью-хайта, Хорнбек был «ученым-дипломатом по призванию». (Buhite, R. D. The Open Door in Perspective:
Stanley K. Hornbeck and American Far Eastern Policy [Text] / R. D. Buhite // Makers of American Diplomacy. From Benjamin Franklin to Henry Kissinger / ed. by F. J. Merli and Th. A. Wilson. N.Y., 1974. P. 431-434.
11. Thompson, J. C. While China Faced West. American Reformers in National China, 1928-1937 [Text] / J. C. Thompson. Cambridge (Mass.), 1969. P. 23.
12. FRUS. The Soviet Union, 1933-1939 [Text]. Wash., 1952. P. 24.
13. Jablon, H. Crossroads of Decision. The State Department and Foreign Policy, 1933-1937 [Text] / H. Jablon. Lexington, 1983. P. 70.
14. Советско-американские отношения 1934-1939 [Текст] : документы / под ред. Г. Н. Севостьянова. М., 2003. С. 217, 667, 703.
15. Thompson, J. С. Sentimental Imperialists. The American Experience in East Asia [Text] / J. C. Thompson, P. W. Stanley, J. C. Perry. N.Y., 1981. P. 192.
16. Heinrichs, W.-jr. American Ambassador Joseph Grew and the Development of the United States Diplomatic Traditions [Text] / W.-jr. Heinrichs. N.Y., 1986. P. 218.
17. FRUS. 1934. Vol. III. P. 721-722.
18. FRUS. 1933. Vol. 3. P. 421-424. Подробный анализ содержания депеш Дж. Грю, направленных в государственный департамент, дается в книге
B. П. Сафронова (Сафронов, В. П. Указ. соч.
C. 108-109).
19. Сафронов, В. П. Указ. соч. С. 108-112.
20. Советско-американские отношения 1934-1939: документы. С. 427.
21. Heinrichs,W.-jr. American Ambassador Joseph Grew. P. 219-220.
22. Grew, J. Turbulent Era: A Diplomatic Record of Forty Years 1904-1945 [Text] / J. Grew; еd. by W. Johnson. Boston, 1952. Vol. II. P. 953.
23. Grew, J. Turbulent Era. Vol. II. P. 1002-1003.
24. FRUS. 1937. Vol. III. P. 485-488.
25. Год кризиса. 1938-1939 [Текст]: документы и материалы: в 2 т. / мин-во иностр. дел СССР; редкол.: А. П. Бондаренко и др. М., 1990. С. 123-126.
26. Сигэнори, Т. Указ. соч. С. 271.
27. Там же. С. 232.
28. Там же. С. 268.
НОВЫЕ КНИГИ
Бакулин, В. И. Листая истории страницы: Вятский край и вся Россия в XX веке [Текст] сборник научных статей / В. И. Бакулин. -Киров: Изд-во ВятГГУ, 2006. - 203
с.
Избранные произведения доктора исторических наук, профессора ВятГГУ В. И. Бакулина дают представление о научных интересах и творческом пути автора. В сборнике освещается ряд наиболее острых проблем (преимущественно первой половины XX века) региональной истории в контексте истории Российского государства (СССР) и в тесной связи с ней.
Предназначена для студентов, аспирантов, историков-про-0фессионалов и всех интересующихся отечественной историей и в целом вопросами обществознания.
