CC BY
155
ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ ТРАНСФОРМАЦИИ В КАВКАЗСКО-КАСПИЙСКОМ РЕГИОНЕ
Игорь ДОБАЕВ
доктор философских наук, заведующий сектором геополитики и анализа информации Южного научного центра Российской академии наук (Ростов-на-Дону, Россия)
Александр ДУГИН
доктор политических наук, лидер организации «Международное евразийское движение», главный научный сотрудник Южного научного центра Российской академии наук (Москва, Россия)
Геополитика, основные теоретические положения которой были основательно разработаны и изложены в XIX—XX веках ее отцами-основателями (Ф. Ратцель, Р. Чел-лен, X. Маккиндер, А. Мэхэн, Н. Спайкмен, К. Хаусхофер, К. Шмитт и др.), основывается на утверждении фундаментального дуализма теллурократии («Суши») и та-лассократии («Моря») как противоположных онтологических и гносеологических концептов.
«Суша», теллурократия, сухопутное могущество как парадигмальная матрица для множества разнообразных цивилизаций связана с фиксированностью пространства и устойчивостью его качественных ориентаций и характеристик, что воплощается в домина-ции целого над частью, консерватизме, иерархии, строгих юридических нормативах, которым подчиняются крупные объединения людей: роды, племена, народы, государства, империи. «Море», талассократия, морское могущество, напротив, представляет собой тип цивилизаций, основанный на превосходстве части над целым, индивидуализме, либерализме, релятивизме этнических и юридических нормативов, приоритете кочевничества и мореплавания над оседлостью. Культуры «моря» быстро развиваются, активно эволюционируют, легко меняют внешние признаки, сохраняя неизменной лишь внутреннюю идентичность общей установки1.
Большая часть истории человечества разворачивалась в условиях ограниченного в своих масштабах противоборства государственно-территориальных образований обеих ориентаций, причем дуализм был локализован вдоль морских берегов, устьев и бассейнов рек (противостояние Рима и Карфагена, Спарты и Афин и т.д.). К началу «христианской эры» глобализация политических форм и совершенствование технических средств передвижения сформировали устойчивую геополитическую картину, отраженную в карте Маккиндера. «Суша» стала отождествляться с внутриконтинентальными просторами Северо-Восточной Евразии (в общих чертах совпадающими с территорией Российской
1 См.: Кузнецов А.Г., Сидоренко С.Я. Мифы этнорелигиозного традиционализма на Северном Кавказе в контексте геополитических реалий // Политическая мифология и историческая наука на Северном Кавказе / Южнороссийское обозрение. Вып. 24. Отв. ред. В.В. Черноус. Ростов н/Дону, 2004. С. 67—68.
империи или Советского Союза — «Третьим Римом»), а «Море» — с береговыми зонами евразийского материка и Новым Светом колонизированным европейскими морскими державами в эпоху великих географических открытий (англосаксонский мир, «Новый Карфаген»). Позиционная борьба талассократической Англии с континентальными державами — Австро-Венгерской империей, Германией и Россией — была геополитическим содержанием XVIII—XIX веков. Извечный геополитический дуализм достиг максимальных пропорций в период «холодной войны» (1946—1991 гг.): талассократия отождествлялась с Соединенными Штатами и НАТО (атлантизм), а теллурократия — с Советским Союзом и странами Варшавского Договора (евразийство)2.
Классической геополитикой признается и промежуточная область, так называемая «береговая зона», «Rimland», не обладающая собственной онтологической природой и не являющаяся каким-либо «третьим центром». Скорее, она — составное пространство, потенциально способное быть фрагментом «талассократии» или «теллурократии», либо ареной их геополитического противоборства.
В таком контексте Кавказско-Каспийский регион, включающий в себя в качестве составной части Большой Кавказ (Северный и Южный), в рамках геополитики осмысливается исключительно в качестве «береговой зоны», которая с позиции «Суши» (Российская империя — СССР — Россия) должна быть включена в сферу континентального влияния; а с позиций «Моря» (Великобритания — США, НАТО), напротив, его необходимо использовать как плацдарм для экспансии в глубь Евразии и установления над материком военно-политической и экономической доминации. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Большой Кавказ всегда представлял собой место столкновения интересов и ожесточенной борьбы англосаксонских государств (с конца XVIII в. — Великобритания, с середины XX в. — США) и России. Своеобразными «заложниками» этого противостояния на протяжении веков являлись (и являются) проживающие здесь народы3.
Сложный комплекс дипломатических, экономических, военных, разведывательных и иных мер, разнообразных ответных ходов и маневров, предпринимавшихся в XIX—XX веках двумя главными геополитическими противниками — Великобританией и Россией, получил в британском политическом обиходе, а позднее и в научной литературе (с легкой руки английского разведчика Артура Конноли4), метафорическое определение «большая игра»5. Несмотря на то что она по существу завершилась подписанием в 1907 году в Санкт-Петербурге Англией и Россией конвенции о разделе сфер влияния в Персии, Афганистане и Тибете, по мнению многих геополитиков, эта игра реально никогда не оканчивалась, но продолжается в расширенном до планетарных масштабов виде и в настоящее время6, хотя представители американского истеблишмента отрицают это, утверждая, что речь идет лишь о «продвижении демократии» на постсоветское пространство. (С 1948 года в этом «игровом» противоборстве Великобританию заменяют Соединенные Штаты.)
Однако геополитическое противоборство «Суши» (России) и «Моря» (США), особенно ярко проявляющееся в Кавказско-Каспийском регионе, в постсоветский период набирает обороты. Кавказ — составная часть указанного региона: это уникальная многоуровневая система, в рамках которой в сложнейших комбинациях переплетены наро-
2 Об этом подробнее см.: Дугин А.Г. Основы геополитики. Геополитическое будущее России. М., 1999.
3 См.: Кузнецов А.Г., Сидоренко С.Я. Указ. соч. С. 69.
4 Артуру Конноли и другому английскому разведчику полковнику Чарльзу Стоддарту по приказу эмира Бухары в июне 1842 года отрубили головы.
5 См.: Добаев И.П. Юг России в системе международных отношений: национальная и региональная безопасность. Ростов н/Дону, 2004. С. 14.
6 См., например: Алиев Ф. Кавказ сквозь призму евразийства // Центральная Азия и Кавказ, 2005, № 1 (37). С. 107.
ды, религии и культуры. Но само по себе указанное обстоятельство еще не является достаточным основанием для объяснения необычайно высокого уровня конфликтогенности, захлестнувшей регион. Это позволяет, на наш взгляд, сделать вывод о том, что парадигма подавляющего большинства крупных социальных конфликтов в современном мире носит геополитический характер, в то время как их конкретное содержание формируется из ткани объективно существующих межэтнических, конфессиональных, политических, социально-экономических и иных противоречий. Внезапное обострение конфликта, радикализация оппонентов, выбор необычайно агрессивных методов его разрешения, затяжной характер противоборства — верные признаки внешнего, субъективного вмешательства третьей силы. Применительно к Кавказу такой силой является трансатлантическое сообщество — Соединенные Штаты и их сателлиты, преследующие в регионе свои геополитические интересы7.
После последнего тура вхождения в НАТО новых государств (весной 2004 г.) Североатлантический альянс значительно расширил свои границы и достиг российского ближнего зарубежья. Этот процесс совпал с усилением активности на Каспии и Черном море. Ныне Альянс стремится стать «гарантом безопасности» для стран Центральной Азии и Кавказа, что официально озвучено на саммите НАТО в июне 2004 года в Стамбуле, где объявили о планах организации обратить «особое внимание» на сотрудничество с двумя этими регионами8.
Вместе с тем стремительно усиливается и военное присутствие Соединенных Штатов в регионе. Так, еще в феврале 1998 года Б. Клинтон подписал План объединенных командований американских войск, впервые определивший зоны ответственности оперативно-стратегических межвидовых формирований вооруженных сил США с включением бывших республик СССР. С 1 октября 1998 года Азербайджан, Грузия, Армения, Украина, Беларусь и Молдова были включены в зону ответственности Европейского командования ВС Соединенных Штатов — ЕВКОМ. Ровно через год в зону ответственности Центрального военного командования Соединенных Штатов (ЦЕНТКОМ) были включены Туркменистан, Казахстан, Узбекистан, Таджикистан и Кыргызстан, а еще через три года (с 1 октября 2002 г.) в зону ответственности Европейского командования США — ЕВКОМ были включены большая часть Северной Атлантики, Каспийское море и Россия.
Прорывом американской дипломатии стало формирование миротворческого батальона в Центральной Азии — ЦЕНТРАЗБАТ. Следующий шаг — создание подобной структуры на Кавказе (КАВБАТ) с участием Грузии, Армении и Азербайджана.
Начало массовому вхождению американских вооруженных сил в регион и образованию военных баз было положено после террористических атак на США 11 сентября 2001 года. А 7 октября 2001 года Соединенные Штаты приступили к антитеррористи-ческой операции «Несокрушимая свобода», в ходе которой был оккупирован Афганистан. Одновременно Пентагон начал глобальную передислокацию вооруженных сил, призванную за счет расширения своего присутствия на этих театрах обеспечить стратегический контроль над «дугой нестабильности» от Ближнего Востока до Северо-Восточной Азии.
Результатом подобного смещения акцентов стали далеко идущие дипломатические и военные инициативы Вашингтона в Центральной Азии и на Кавказе. Пентагон укрепил стратегическое присутствие в Узбекистане, разместив там 1 500 американских военнослу-
7 См.: Гавриш Г.Б. Пространственно-временная модель Кавказа в условиях глобализации // Непризнанные государства Южного Кавказа и этнополитические процессы на Юге России / Южнороссийское обозрение. 2005, Вып. 29. С. 25.
8 См.: Istanbul Summit Communique, Istanbul, 28 June 2004 [http://www.nato.int].
жащих. Для успешного осуществления операции «Несокрушимая свобода» официальный Ташкент предоставил Белому дому базы Ханабад, Кокайды и Тузель. Позже, в июне 2002 года, президент республики И. Каримов подписал в США декларацию, в которой Узбекистан был назван основным стратегическим партнером Соединенных Штатов в Центральной Азии.
Таджикистан в тот же период разрешил использовать аэродром Айни и аэродром в Кулябе.
Кыргызстан предоставил Соединенным Штатам военную базу, расположенную рядом с международным аэропортом Манас. Сегодня уже с новым руководством республики американцы продолжают вести переговоры о предоставлении долгосрочных прав на аренду этой базы и углублении военного сотрудничества. В стране размещены 1 300 военнослужащих, занимающихся тыловым обеспечением операций Пентагона в Афганистане. Кроме того, идут переговоры о предоставлении Бишкеком еще одной базы для нужд Пентагона. В случае их успешного для США завершения численность американских военнослужащих будет доведена до 3 000 человек.
Казахстан был первым государством, в сентябре 2001 года предложившим США свою помощь (аэродромы в Чимкенте и Луговом, позднее и в Алматы). Между военными ведомствами Вашингтона и Астаны решен вопрос о безвозмездной поставке на Каспий для военно-морских сил республики корабля водоизмещением свыше 1 тыс. т. На американские деньги ныне создается вся береговая военная инфраструктура республики. То же самое США предлагают Туркменистану и Азербайджану9.
Аналогичные действия предпринимаются и на Кавказе. Соединенные Штаты обеспечили себе главную роль в строительстве вооруженных сил Грузии, начав в мае 2002 года осуществлять программу по их оснащению и обучению стоимостью в 64 млн долл., призванную, как было заявлено, усилить возможности грузинских военных в борьбе с терроризмом. Представители Пентагона наладили контакты и с новым президентом Грузии М. Саакашвили, придерживающимся прозападной ориентации, в результате Тбилиси уже приступил к осуществлению масштабной военной реформы.
Что касается Азербайджана, то администрация Буша стала инициатором проведения на его территории серии совместных учений в Каспийском море, призванных подготовить ВМС республики к защите морских нефтепромыслов. Представители Пентагона начали с Баку переговоры о разработке масштабной совместной программы по обучению войск и о возможности создания военных баз в этой стране10.
В настоящее время США настойчиво стремятся реализовать в Азербайджане программу «Каспийский страж», в частности, планируется формирование отрядов специального назначения и полицейских сил, способных оперативно реагировать как на атаки террористов на нефтепроводы, так и на другие чрезвычайные обстоятельства в прикаспийских странах. Командный центр этой программы, оснащенный новейшими радарными установками, предполагается разместить в Баку, а в ареал его ответственности будет входить вся каспийская зона11.
Соединенные Штаты также пытаются наладить контакты с Арменией — стратегическим партнером России на Кавказе. В апреле 2004 года администрация Буша заключила с Ереваном соглашение о развитии военного сотрудничества, а затем американское правительство начало предварительные переговоры о возможности проведения совместных учений12.
9 См.: Гордиенко А., Мамедов С., Иванов В. Застолбили Каспий // Независимая газета. 15 апреля 2005.
10 См.: Berman I. The New Battleground: Central Asia and the Caucasus // The Washington Quarterly. Winter 2004-2005. P. 62.
11 См.: Гордиенко А. и др. Указ. соч.
12 См.: Armenia, U.S. Discuss Military Cooperation // RFE/RL Newsline, 27 April 2004.
Так реализуется четкий сценарий установления контроля над Кавказско-Каспийским и Центральноазиатским регионами. Осуществляется он в рамках решений Стамбульского саммита НАТО, прошедшего летом 2004 года, на котором Кавказско-Каспийский регион был объявлен стратегическим районом НАТО.
В годы «холодной войны» стратегия атлантизма базировалась на теоретических построениях первых англосаксонских геополитиков (Маккиндер, Мэхэн и Спайкмен), в основе которых лежит так называемая «петля анаконды», нацеленная на «удушение» континентальной России за счет оттеснения ее от морских пространств (с постепенным отсечением от нее окраин). В 1980-е годы американский геополитик Зб. Бжезинский сформулировал геополитическую теорию «линкидж», согласно которой победа над СССР возможна только после «замыкания» между собой всех береговых территорий Евразии. Этот процесс был осуществлен после добровольного вывода советских войск из Афганистана, в результате чего Советский Союз оказался в плотных тисках «петли анаконды», что и привело к дальнейшему распаду СССР.
Однако имеются веские основания полагать, что конструируемый атлантистами (по американским лекалам) новый мировой порядок предусматривает практическую реализацию теории «линкидж» уже в отношении новой России, с охватом ее сухопутного пространства мощными объятиями анаконды. Разумеется, такое развитие событий предполагает очередной этап дезинтеграции уже территории самой России. Этот вывод можно аргументировать прагматикой геополитического оппонента. Как цинично подчеркивает заокеанский политолог Илан Берман, «вашингтонским политикам следует осознать несовместимость американских и российских приоритетов в регионе в долгосрочной перспективе»13.
В странах СНГ геополитическая логика стратегии США проявляется более чем наглядно: события в Грузии, Украине, Молдове, Кыргызстане свидетельствуют, что Соединенные Штаты серьезно ориентированы на вытеснение российского влияния на постсоветском пространстве. В результате территории государств-членов геополитического образования антироссийской направленности ГУУАМ (Грузия, Украина, Узбекистан, Азербайджан, Молдова) — в их нынешнем контексте создали прямой коридор для НАТО от Европы до Афганистана.
«Революция тюльпанов» в Кыргызстане (последняя по времени в странах СНГ) знаменует собой качественно новый этап «большой игры». Она наглядно продемонстрировала, что США всерьез принялись за установление в Евразии прямого контроля и собираются вводить на ее территории внешнее управление, невзирая на границы, суверенность постсоветских стран и демократические процедуры. То, что устраивает Белый дом, объявляется «демократичным», то, что не устраивает, — «тоталитарным», «авторитарным» и «диктаторским»14.
Безусловно, цель «цветных революций» — резко ослабить влияние России на постсоветском пространстве, привести к власти в его странах прозападных, проамериканских политиков, готовых окончательно оторваться от Москвы, то есть довершить произошедший в 1991 году распад СССР. Так, по ряду косвенных признаков можно сделать вывод о том, что США серьезно рассматривают вопрос о возможности смены в Азербайджане «недостаточно проамериканского» режима И. Алиева. А для прихода к власти в Армении проамерикански настроенного лидера и адекватной ему элиты, по всей видимости, будет продолжено давление и на Ереван. Невысокий рейтинг социальной поддержки курса президента страны Р. Кочаряна, безусловно, будут способствовать процессам политической трансформации в этой республике.
13 Berman I. Op. cit. P. 67
14 Дугин А.Г. Кыргызстан: демонтаж Евразии (удар по Бишкеку — удар по нам) // Росйя, 2005, № 11 (913).
В 2006 году должны состояться сложные выборы в Беларуси и Казахстане, которые Соединенные Штаты также попытаются использовать для осуществления «цветных» переворотов. В случае успешного выполнения этих замыслов в отношении России и будет реализована концепция «линкидж», поскольку в это время произойдет внешнее «замыкание» ее пространства и она окажется в плотных объятиях анаконды. Такого рода прогноз весьма актуален для РФ в преддверии 2007 года (парламентские выборы в стране) и особенно 2008-го (выборы президента). Для обеспечения ее социально-политической стабильности и гарантий преемственности потребуются недюжинные усилия. Однако окончательно стратегия этого перехода российской властью еще не определена. Все это делает ситуацию крайне уязвимой, чем не замедлит воспользоваться «морская сила».
Для достижения своих далеко идущих целей США прибегают к новейшим технологиям, создавая многомерные и современные сетевые структуры. Сетевые проекты осуществления «оранжевых революций» базируются на доказавшей свою эффективность боевой концепции «сетевой войны», впервые выдвинутой в 1996 году сотрудниками «Рэнд корпорейшн» Джоном Аркиллой и Дэвидом Ронфельдтом15.
Практически изначально концепция такой войны подразумевала решающую роль информации в будущих военных конфликтах, а ключом к успеху считалось достижение информационного превосходства. В этом контексте сетевая война предусматривает создание децентрализованной сети «информационно оснащенных бойцов», способных обеспечить решительную бескровную победу путем направленного уничтожения ключевых «нервных центров» — систем управления противника16.
Несколько позже эти же авторы развили идею построения вооруженных сил на сетевой основе в концепции «роения»17. Под ним понимают внешне аморфные, но тщательно структурированные и скоординированные действия разнородных сил с различных направлений и на всю глубину территории противника. Такие действия, по мнению разработчиков концепции, будут наиболее эффективными при скоординированном взаимодействии множества мелких самостоятельных маневренных подразделений.
В отличие от ранее существовавшей доктрины ведения воздушно-наземных наступательных операций, концепция «боевых роев» обеспечивает оптимальное использование потенциала, заложенного в сетевых формах организации, за счет широкомасштабного внедрения информационных технологий, объединения всех сил и служб, задействованных в операции.
Результаты концептуальных проработок по сетевой организации вооруженных сил легли в основу инициативы «Армия будущего». Данная программа зиждется на двух взаимосвязанных базовых принципах ведения боевых действий в будущем: скорости (маневренность) и знаниях (наличие и использование информации). В соответствии с этим легкие силы должны быть гибкими и обладать возможностью развертывания на отдаленных театрах военных действий (ТВД) в короткие сроки.
Однако военные достижения в сфере сетевой войны быстро усвоили современные террористические организации и группировки. (Кстати говоря, многие из них, в частности «Аль-Каида», «Талибан» и др. возникли при содействии спецслужб США и дружественных им государств.) Они начали строить свои организационные структуры по типу «паучьей сети», обладающей повышенной устойчивостью к внешним воздействиям и гибкостью, и ныне эффективно используют террористическую тактику «пчелиного роя».
15 См.: Arquilla J., Ronfeldt D. The Advent of Netwar. В кн.: In Athena’s Camp: Preparing for Conflict in the Information Age. RAND Corporation, 1997. P. 275.
16 См.: Бедрицкий А.А. Эволюция американской концепции информационной войны // Аналитические обзоры Российского института стратегических исследований. М., 2003, № 3. С. 20.
17 См.: Arquilla J., Ronfeldt D. Swarming and Future of Conflict. RAND Corporation. National Defense Research Institute, 2000. P. 4.
В результате управленческая пирамида нынешних террористических организаций становится все более сглаженной, входящие в нее отдельные группы способны действовать почти автономно и даже существовать раздельно. Например, «Аль-Каида» состоит из ряда слабосвязанных друг с другом субъектов действия. Сегодня «Аль-Каида» — это, скорее всего, родовое название любой исламистской группы, стоящей на антиамериканских позициях. Подобные структуры созданы не только в мусульманском мире, но везде, где есть мусульманские общины. Расследование, проведенное ФБР в отношении теракта 11 сентября 2001 года, пришло к следующему выводу: одной из основных причин успеха террористов стало то, что исполнители терактов до того были совершенно неизвестны в среде радикального ислама. Угонщики самолетов никогда не привлекались к уголовной ответственности, не были связаны с политическими партиями, многие из них — выходцы из обеспеченных семей. Следствие установило, что они действовали небольшой автономной группой и не имели контактов с террористами в какой-либо стране18.
Таким образом, под воздействием концепции сетевых войн основные черты современного «исламского» терроризма стали характеризоваться следующим: он не замыкается в рамках одного региона; деятельность отдельных террористических групп предельно децентрализована; основной вид их вылазок — акции смертников. Все это привело к тому, что, несмотря на некоторые успехи начавшейся после 11 сентября 2001 года международной антитеррористической операции, мир захлестнула волна терактов, имеющих самое прямое отношение к радикальным исламистским группировкам.
После 11 сентября 2001 года тематика сетевых войн стала доминирующей в исследованиях Пентагона. В одном из выступлений, прозвучавшем вслед за этими трагическими событиями, министр обороны США Д. Рамсфелд отметил, что в связи с совершенными в Нью-Йорке и Вашингтоне нападениями «мы наблюдаем появление нового поля боя... конфликтов иного типа». Он заявил, что в ближайшем будущем Америке предстоит решить две важные задачи: одержать победу в борьбе с терроризмом путем ликвидации сети террористических организаций, а также осуществить подготовку к совершенно другой войне — войне, разительно отличающейся не только от войн прошлого столетия, но и от той новой войны с терроризмом, которую США ведут в настоящее время19.
Такую качественно новую сетевую войну американцы определяют как оперативную концепцию, базирующуюся на информационном превосходстве и позволяющую достичь увеличения боевой мощи войск путем ориентации на сеть датчиков, штабов и исполнительных подразделений. Это позволяет достичь широкой осведомленности, увеличить скорость доведения приказов, более высокого темпа проведения операции, большего поражающего действия, большей живучести и степени самосинхронизации.
По своей сути сетевая война переводит информационное превосходство в боевую мощь, эффективно связывая интеллектуальные объекты в единое информационное пространство театра военных действий. Понятие «поля боя» трансформируется в понятие «боевого пространства». В него помимо традиционных целей для поражения обычными видами вооружений включены и «мишени», лежащие в виртуальной сфере: эмоции, восприятие и психика противника. Воздействие на новые классы целей достигается за счет тесной интеграции сетевых структур Министерства обороны и аналогичных структур гражданского общества (как совокупности общественных объединений, отвечающих за выработку «общественного мнения»).
Теория сетевых войн предполагает, что развертывание такой войны происходит в четырех смежных областях человеческой сферы: физической, информационной, когни-
18 См.: Добаев И.П., Немчина В.И. Новый терроризм в мире и на Юге России: сущность, эволюция, опыт противодействия. Ростов н/Дону, 2005. С. 27.
19 Цит. по: Гриняев С. «Сетевая война» по-американски // Независимое военное обозрение, 15 февраля 2002.
тивной (рассудочной) и социальной. Каждая из них имеет важное самостоятельное значение, но решающий эффект достигается синергией (однонаправленным действием различных сил) всех этих элементов.
Войны постмодерна (информационной эпохи) основаны на сознательной интеграции всех четырех упомянутых областей. Из них и создается сеть, которая лежит в основе ведения военных действий. Сферы пересечения этих областей имеют принципиальное значение. Настройка всех факторов сети в гармоничном сочетании усиливает военный эффект от действия вооруженных сил, а сознательные действия против противника расстраивают его ряды, разводят эти области между собой, лишая тем самым важнейшего фактора превосходства.
Центральная задача ведения всех сетевых войн — «операции базовых эффектов» (ОБЭ), которые определяются как совокупность мероприятий, направленных на формирование модели поведения друзей, нейтральных сил и врагов в ситуации мира, кризиса и войны.
По логике сетевых войн ОБЭ ведутся не только против врагов, но и против нейтральных и даже дружественных держав во всех ситуациях (мира, войны и кризиса), с тем чтобы манипулировать их поведением, влиять на их стартовые условия, подчинять их действия интересам субъекта, ведущего эти войны.
Таким образом, смысл военной реформы в рамках «новой теории войны» информационной эпохи состоит в одном — создание мощной и всеобъемлющей сети, которая кардинально заменяет собой прежние модели и концепции военной стратегии, интегрирует их в единую систему. Война становится сетевым явлением, а военные действия — разновидностью сетевых процессов. Регулярная армия, все виды разведок, технические открытия и высокие технологии, журналистика и дипломатия, экономические процессы и социальные трансформации, гражданское население и кадровые военные, регулярные части и отдельные слабо оформленные группы — все это интегрируется в единую сеть, по которой циркулирует информация.
Исходя из изложенного выше, становится очевидным, что существенное отличие концепции сетевой войны от предшествовавшей доктрины обычной, традиционной войны — возможность ее реализации в любых видах конфликтов (как высокой, так и низкой интенсивности), а также в целях осуществления иных действий, в том числе при организации «цветных революций» в государствах, ставших объектами устремлений субъектов глобальной и региональной геополитики.
С учетом таких требований к ведению сетевых войн с конца 1990-х годов последовательно осуществлен ряд государственных трансформаций, первоначально в Сербии, а затем и в новых постсоветских независимых государствах (Грузия, Украина, Кыргызстан). При этом геополитические оппоненты России стремятся разрушить единое пространство СНГ под надуманными предлогами продвижения «демократии», «либерализма», построения «гражданского общества» и т.д.
При реализации сетевых технологий, как показывает практика, упор делается на завоевание позиций прежде всего в административной и интеллектуальной элитах государства-противника, в средствах массовой информации и в широких слоях молодежи. О шаблонном подходе к тиражированию «оранжевых революций» можно судить по почерку ее организаторов. Так, подготовкой и обучением активистов «Кхмара» («Довольно») и белорусской националистической структуры «Зубр» занимались представители сербского молодежного движения «Отпор», которые, не без помощи западных НПО, в 2000 году способствовали уходу с политической арены бывшего лидера Югославии С. Милошевича. Косвенным доказательством «сербского следа», проявившимся в ходе массовых молодежных манифестаций в период государственного переворота в Грузии (2004 г.), стало то, что на улицах грузинских городов, особенно в Тбилиси, появлялись транспаранты с сербскими лозунгами и на сербском языке (без перевода), а самым распространенным из них был «Gotov Je» («С ним покончено»). Позже эти плакаты можно было видеть в Киеве и Мин-
ске. А молодые украинские «революционеры» готовы оказать содействие своим единомышленникам в Азербайджане, Беларуси и т.д. Название и эмблема кыргызского молодежного движения «Бирге» («Вместе») напоминают поднятый вверх кулак, который был символом сербского «Отпора», грузинской «Кмары» и украинской «Поры»20. И примеров таких «совпадений» можно привести немало.
Согласно прогнозам политических аналитиков, в преддверии 2008 года Россия, вслед за другими государствами СНГ, также неизбежно станет объектом сетецентричных операций, направленных на манипулирование ее поведением в условиях кризиса (как бы ни рассматривал Вашингтон российскую власть — как дружественную, нейтральную или враждебную, — такие операции в той или иной цветовой гамме будут проводиться в любом случае). США сделают это, прежде всего, чтобы не допустить любой реинтеграции постсоветского пространства вокруг РФ21.
Разумеется, в Соединенных Штатах есть разные политические силы. Одни стремятся к тому, чтобы американо-российские отношения были нацелены на немедленное разрушение России. Другие хотели бы использовать Москву в качестве младшего и послушного партнера в интересах Вашингтона в евразийском регионе. Но все эти силы в равной мере согласны с необходимостью усилить структурное влияние на РФ. Другими словами, они едины в том, что против России необходимо проводить сетецентричные войны и се-тецентричные операции, благодаря которым у Белого дома в любой момент будет возможность сменить один сценарий на другой, перейдя от варианта распада к мягкому влиянию или от мягкого давления к жесткому революционному перевороту. Многое будет зависеть от способности установить контроль над ядерными объектами и другими стратегическими центрами, которые могут оказать существенное влияние на безопасность США и мировую экологию. В остальном сетецентричные операции позволяют оперативно подстраиваться под изменяющиеся условия.
Особенно это актуально для Северного Кавказа, поскольку именно это пространство — приоритетная зона ведения сетевых войн. В этом регионе есть центр активного сепаратизма — Чечня, созданы исламистские сети, связанные с международным терроризмом. К региону примыкает Грузия, находящаяся под полным контролем Соединенных Штатов, и Азербайджан, где их влияние возрастает. Северный Кавказ пронизан линиями конфликтов между этносами, религиями, административными конструкциями, кланами и группировками, элитами, неформальными движениями. Сегменты Северного Кавказа разнородны и противоречивы.
Все эти элементы могут быть использованы при разворачивании сетецентричных операций. По нашему мнению, их накал будет возрастать по мере приближения к 2008 году. «Цветная» сеть на Северном Кавказе интегрирует в себя многие элементы, в том числе такие, как группы «оранжевых» в различных сегментах российского общества и имеющиеся в их распоряжении СМИ; националисты; исламисты; гуманитарные фонды и НПО, подконтрольные США и их союзникам; террористические организации на базе так называемых «ваххабитских джамаатов» типа печально известных «Дженнет» и «Ярмук»; финансовые сети теневого бизнеса и системы типа «хавала» (передача денег из разных стран на основании поручительства определенных лиц и телефонной связи); отдельные кланы в местной власти; криминальные сообщества и преступные группировки; а также базовые инфраструктуры сетевой природы (библиотеки, почтовые отделения, медпункты, страховые конторы и т.д.); отдельные эмиссары, курирующие сегменты сетей — однородных и разнородных, и др.
20 См.: Родин А. Тюльпаны в крови. Кто обманул оппозицию в Киргизии? // Компромат. Ru, 24 марта 2005.
21 См.: Эрлер Г. Америка — единственная супердержава. Россия на пути к себе // Сотрудничество в Европе: перспективы и вызовы развитию: Мат. российско-германского семинара (Москва, 12 июля 2001 г.). М., 2001. С. 11—12.
«Цветная» сеть на Северном Кавказе призвана:
■ на физическом уровне — обеспечить критическую массу людей, готовых принять активное участие в протестных акциях (под разными лозунгами и с разными целями — в зависимости от обстоятельств и регионов), и мобилизовать для точечных действий террористические ячейки;
■ на информационном уровне — поднять «градус» социальной активности, обострить обстановку, раздуть реальные проблемы, психологически осложнить обстановку вокруг конфликтных ситуаций, обеспечить прямые коммуникации между сетевыми организациями, придерживающимися наиболее радикальных взглядов;
■ на когнитивном уровне — оказать влияние на сознание людей, подтолкнув их к убеждению, что ситуацию необходимо менять радикальными способами, что «дальше так нельзя», что «жить стало невыносимо»;
■ на социальном уровне — активизировать и мобилизовать этнические, социальные, административные и религиозные группы населения Северного Кавказа, подталкивая их к решению насущных проблем радикальными методами в ситуации назревающего хаоса.
Когда же «оранжевым» удастся дестабилизировать ситуацию в регионе, с помощью этого управляемого кризиса можно будет влиять на ситуацию во всей России, подталкивая процессы на федеральном уровне в нужном ключе. В зависимости от конкретного сценария развития событий в отдельных южных республиках и областях страны эти процессы могут дойти до крайних пределов сепаратизма, а могут остановиться на стадии «относительного хаоса». Однако в любом случае угрозам и вызовам российской государственности уже сейчас должна быть противопоставлена адекватная система мер.
