CC BY
60Соотношение сил между консервативными региональными лидерами (акимами) и президентом "в своей основе нестабильно, так как либеральные и централизаторские устремления президента соперничают с традиционалистскими и регрессивными целями местной элиты. Пока сохраняется их вынужденный союз, в политике Киргизии будет отражаться борьба двух разных образов будущего" (6, с. 669).
С.И.Кузнецова
ФОРМИРОВАНИЕ НАЦИЙ В СТРАНАХ БЫВШЕГО СССР: ПОЛИТИКА НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ
Nation-building in the post-Soviet borderlands: The politics of nat. identities/Smith G., Law V., Wilson A. et al. — L.: Cambridge univ. press,
1998. — XIII, 293 p.
Коллективная монография подготовлена сотрудниками Кембриджского университета (Великобритания) в 1993-1997 гг. В рамках трех разделов (воссоздание национальной истории, этнополитика и проблемы языка) выделены отдельные главы, посвященные всем постсоветским республикам, но особое внимание уделяется Закавказью и Центральной Азии (ЦА).
В вводной главе Г.Смит отмечает, что в новых независимых республиках стремление воссоздать национальную идентичность (НИ) может сыграть положительную роль в государственном строительстве. В этнических отношениях это стремление включает "исключение и разделение" наряду с "включенностью и сосуществованием". В отдельных случаях национальные меньшинства могут быть исключены из важных сфер общественной жизни.
"Национализирующиеся режимы" (НР) разделяют общее советское наследие. Чтобы оправдать перестройку социальной и политической жизни, они прибегают к десоветизации, изобретению новых границ этносов и культурной стандартизации. Десоветизация означает замену советских политических интересов и символов новыми национальными. Она связана также с недоверием к "другим", особенно к русским. Их отстранение открывает путь для продвижения национальной элиты.
Изобретение новых границ основано на общем происхождении (наша родина, наш язык) или общем опыте (колонизаторы— колонизуемые, иммигранты—местные), мифах о золотом веке, фетишизации национальных черт.
Идея культурной стандартизации как необходимого условия постколониальной модернизации исходит из убеждения, что успешное национальное строительство предполагает по моделям Западной Европы совпадение нации и государства. Языковая, культурная и образовательная стандартизация столь же важна, как более эффективная экономика и гражданская лояльность. Особое значение придается титульному языку.
Э.Олварт рассказывает о групповой идентичности в ЦА. В историографии ЦА следует выделить работы джадидов (1900-1920), которые писали о необходимости научить народы их собственной истории — истории Туркестана и ислама. Они "использовали историю как инструмент просвещения", концепция национальности была им чужда (с. 69). В советский период концепция Туркестана была искоренена, и с 30-х годов в историографии почти не освещался период до 1917 г. Дегероизировались воины-кочевники, канонизировались немногие официально утвержденные герои из оседлого населения: Фараби, Рудаки, Бируни, Ибн Сина, Навои, Улугбек, Султан Бабур. Попытки показать заслуги Тимура были резко осуждены официальной историографией, и список героев не менялся вплоть до распада СССР. В постсоветские времена был взят курс на символическое единение ЦА. В то же время относительная открытость общественной жизни 1989-1991 гг. сменилась авторитаризмом президентов (даже в Киргизии). Тимур теперь неумеренно восхвалялся. Возобновился интерес к джадидам. Последние мыслили вне этнических рамок, их версия "групповой или территориальной идентичности предлагает модель, исключительно важную в современных поисках самосознания Центральной Азии... Интерес к джадидской концепции идеального Туркестана, исламского сообщества предполагает, что думающие люди региона высказываются за этнокультурный симбиоз" (с. 89-90).
Аннет Бор, описывая современный процесс "национализации" в государствах ЦА, называет их НР. Повсеместно титульная нация стала "первой среди равных", политика "национализации" проводится не только по отношению к русским, но и к обрусевшим представителям титульного этноса.
Начало было положено еще в 20-е годы политикой "коренизации", и к 60-м годам сказались ее результаты: конкуренция между русскими и титульными этносами на городском рынке труда обострилась с конца 70-х, и после принятия в 1989 г. законов о государственном языке усилился отток русских. Потерю своего ведущего статуса в ходе концентрации власти в руках титульных наций после независимости
русские восприняли особенно болезненно (в отличие от татар, немцев, евреев, которые привыкали к положению нацменьшинства длительное время). Русские возмущались забвением положительного вклада России в просвещение народов ЦА.
Во имя единства титульных этносов и укрепления их НИ правящие элиты широко используют традиционные символы, заменяют советские или русские названия титульными (особенно заметно в Узбекистане), закрепляют особые права титульных народов в конституциях, пытаются дать им преимущество в ходе приватизации, возвысить роль государственных языков в противовес русскому. Ключевой элемент в нынешней "национализации" — "коренизация" власти, замена русских представителями титульных этносов. В законодательных и исполнительных органах последние получили большинство мест. Так, в Туркмении (1994) из 50 членов меджлиса 45 туркмен, 3 узбека и 2 русских; в Киргизии (1995) из 105 членов Жогорку кенеша — 85 киргизов, 8 узбеков и 6 славян; в Казахстане (1995) в верхней палате из 47 членов 32 казаха и 13 русских, в нижней палате соответственно 65 и 28; в Узбекистане (1995) в меджлисе абсолютное большинство — узбеки (с. 152).
Эти данные Бор сопоставляет с официальными данными республик о национальном составе населения (в табл. 1 выбраны три самых многочисленных народа):
Таблица 1 (с. 153) Национальный состав Казахстана, Киргизии, Туркмении, Узбекистана
тыс. %
Казахстан (1997)
Казахи 8033,4 50,6
Русские 5104,6 32,2
Украинцы 720,3 4,5
Киргизия(1997)
Киргизы 2781,1 60,8
Русские 698,1 15,3
Узбеки 653,3 14,3
Туркмения (1995)
Туркмены 3452,0 77,0
Узбеки 412,0 9,2
Русские 300,0 6,7
Узбекистан(1993)
Узбеки 16540,0 74,4
Русские 1530,0 6,9
Таджики 1107,0 4,8
Чтобы закрепить в составе Казахстана те области, в которых преобладает русское население (в 1994 г. 63,6% в Восточно-Казахстанской области, 61,7 - в Северо-Казахстанской, 52,8% в Карагандинской и свыше 1/3 еще в пяти областях, с. 156), столица была перенесена на север. С этой же целью стимулируется иммиграция казахов из СНГ и других стран. Обычно попытки вернуть казахов из диаспоры (1,2 млн. в КНР, 150 тыс. в Монголии, 600 тыс. в России, 830 тыс. в Узбекистане) мотивируются тем, что они покинули землю предков в результате репрессий, но скептики полагают, что основная цель — поднять удельный вес казахов в стране и вытеснить неказахов. Пока, по словам президента Назарбаева (1996), вернулись свыше 200 тыс., в том числе 60 тыс. из Монголии, но их адаптация связана с большими трудностями.
В Казахстане, Узбекистане и Туркмении русские организации преследуются, в Киргизии они действуют свободно. Антирусская политика (критика колониального прошлого и гегемонистских устремлений русских) процветала в СМИ накануне и в первые годы независимости, затем она почти исчезла. Использование исламских символов вызывает опасения немусульманского населения. Получив автоматически право гражданства в республиках своего проживания, русские не торопятся отказываться от него и менять его на российское гражданство; двойное гражданство разрешили только Таджикистан и Туркмения.
Таким образом, "государства Центральной Азии, будучи национализирующимися режимами, предоставили более высокий статус своим титульным нациям" (с. 163). Формирование наций особенно важно в демографически разделенном обществе, но оно неизбежно вызывает здесь противоречия.
Аннет Бор рассматривает влияние языковой политики на межэтнические отношения в Узбекистане. Она провела совместно с социологическим центром Ташкента опрос примерно равных групп узбеков, русских и таджиков в июне 1996 г. Закон 1989 г. о государственном языке Бор называет ответом на русификацию прежних лет и осуждением советского прошлого. Возрождение узбекского языка рассматривалось местной элитой как путь перераспределения культурной и политической власти в республике. Новое издание закона о языке в 1995 г. уравняло русский язык со всеми другими языками кроме узбекского. Узбекистан — единственное государство ЦА, где ни в конституции, ни в пересмотренном законе о языке не оговорена специально роль русского языка как официального или языка
межэтнического общения. Правда, полный переход на государственный язык отсрочен до 2005 г. Русские не выступили открыто против закона о государственном языке, их ответом стало усиление миграции в Россию (см. табл. 2).
Таблица 2 (с. 206) Чистая миграция русских в Россию в 1989-1996 гг.*)
Общая численность русских Чистая миграция в 1989-1996 гг. (тыс.) Уменьшение численности русских за 19891996 гг. (%)
на начало 1989 г. на начало 1997 г.
Таджикистан 388,0 185,4 202,6 52,2
Узбекистан 1653,0 1271,3 381,7 23,1
Киргизия 917,0 710,1 206,9 22,6
Туркмения 334,0 265,3 68,7 20,6
Казахстан 6228,0 5477,3 750,7 12,1
*) Данные Госкомстата РФ. Естественный прирост населения не учитывается.
Исход русских определялся сочетанием экономических и этнополитических факторов, но после 1996 г. он уменьшился из-за трудностей обустройства на исторической родине. К этому времени выяснилось, что основная часть русских остается в ЦА. Решение остаться не означает готовность ассимилироваться: узбекская и русская общины традиционно жили изолированно, и русские надеются сохранить свой язык, приспосабливаясь к потере социального статуса.
Таджики встретили новые законы о языке относительно равнодушно, ибо границы между ними и узбеками пока зыбки, особенно в Бухаре и Самарканде.
Во время обследования в июне 1996 г. в Ташкенте, Фергане, Самарканде и Хорезме выяснилось, что подавляющее большинство говорит дома на родном языке (правда, 5% узбеков и 2% таджиков на русском и 1% русских на узбекском), тогда как на работе узбекским языком пользуются 85% узбеков, 3,5 - русских и 24% таджиков, русским же, соответственно, 13-96,5—9% опрошенных (с. 216). При этом, чем меньше численность русской общины, тем больше ее членов владеют узбекским языком: в Хорезме его хорошо знали более 1/3, а в Ташкенте только 7% (с. 217).
На вопрос, нарушает ли закон о государственном языке 1995 г. конституционные права неузбеков ответили "да" 61% русских, 14 -узбеков и 17% таджиков (с. 218). За придание русскому языку статуса
второго государственного высказались 96% русских, свыше 1/2 таджиков и меньше 30% узбеков (с. 219). Замену советских и русских названий узбекскими одобрило абсолютное большинство узбеков, 3/4 таджиков и 1/2 русских (с. 220). Положительное влияние на межэтнические отношения законодательства о государственном языке отметили 1/2 узбеков, 1/3 таджиков, тогда как негативное — 1/2 русских (с. 222). Тем не менее 70% не знающих узбекского языка русских не выражали желания выучить его.
Автор заключает, что языковая политика ужесточила границы между узбекским и таджикским этносами. Учитывая эмиграцию русских и высокую рождаемость узбеков, "языковая узбекизация" в республике будет продолжаться.
С.И.Кузнецова
ЭТНИЧЕСКИЕ КОНФЛИКТЫ, РЕГИОНАЛЬНАЯ ОБЩНОСТЬ И НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ
1. KUBICEK P. Regionalism, nationalism and real politic in Central Asia // Europe—Asia studies. — Glasgow, 1997. — Vol. 49, №4. — P. 637-655.
2. KUBICEK P.Managing inter-ethnic relations in Central Asia: theory and practice // Eurasian studies. — Ankara, 1996. — Vol. 3, №3. — P. 85-101.
П. Кубичек (Кочский университет, Стамбул, Турция) рассматривает перспективы интеграции государств Центральной Азии (ГЦА). У каждого из них множество труднейших проблем, которые легче решать сообща. Но возможно ли сотрудничество между ними?
Школа неореалистов полагает, что имперская политика России должна сплачивать ГЦА для противодействия ей. Согласно теории гегемонистской стабильности (hegemonic stability), именно Россия как единственный кандидат на роль регионального гегемона должна стать инициатором сотрудничества ГЦА. Сторонники теории взаимозависимости исходят из необходимости совместного решения транснациональных проблем (Аральское море, распределение водных ресурсов).
Решение лидеров ГЦА ввести термин "Центральная Азия" для обозначения региона вместо прежнего советского наименования "Средняя Азия и Казахстан" свидетельствует об осознании необходимости единства (общая история и религия). Лидеры ЦА неоднократно встречались с тем, чтобы создать многосторонние
