CC BY
17ЦА, они участвовали в гражданской войне в Таджикистане. В 1996 г. в армии насчитывалось 25 тыс. (с. 462-463). Граница с Афганистаном находится под совместным контролем с Россией.
С середины 90-х годов международное положение Узбекистана упрочилось, более благоприятный климат для инвестиций в сочетании с политической. стабильностью создают условия для зарождения демократических институтов.
С.И.Кузнецова
АНДЕРСОН ДЖ.
МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ
ANDERSON J.
The international politics of Central Asia. — Manchester; N.Y.: Manchester univ. press, 1997. — X, 225 p.
В работе Дж. Андерсона (Университет Сент-Эндрю, Великобритания) анализируются не только международные отношения, но кратко излагается история Центральной Азии (ЦА) от ее завоевания Россией до 1996 г. (годы независимости наиболее подробно).
В советский период по большинству показателей модернизации ЦА отставала от СССР в целом: в 80-е годы доля занятых в сельском хозяйстве доходила до 50% (в СССР — 20%), детская смертность была вдвое выше, чем в среднем по стране, доход на душу населения в Таджикистане — вдвое меньше, в Киргизии — на 1/3 меньше (с. 41).
Государство разрушило многие традиционные институты, способствовало распространению русского языка, но в сельской местности власть традиций сохранялась. Верность традициям была единственной возможностью сопротивляться советизации, сохранять свою идентичность. Однако неясно, в какой мере последняя была этнической: нельзя сказать, "в какой мере жители региона ощущают себя теперь в первую очередь узбеками, казахами, киргизами, таджиками или туркменами" (с.47). В руководство в начале усиленно выдвигались местные кадры, но в годы коллективизации и в 1937—1939 гг. национальная элита была истреблена. Ее заменили русскими и одновременно расширили систему образования, чтобы подготовить новое поколение специалистов и руководителей. Последние, будучи лояльными Москве, нередко сохраняли традиционные (региональные и клановые) связи и правили своими республиками как феодальными владениями.
В брежневские годы Москва начала понимать, что ЦА уходит из-под контроля Центра, и Ю.Андропов, а затем и М.Горбачев попытались восстановить его: кампания по борьбе с коррупцией, антиисламская пропаганда, массовая замена республиканской элиты1-1 (в том числе с целью восстановить этническое равновесие, нарушенное в пользу титульных наций). Однако препятствием для этого стали волнения в декабре 1986 г. в Алма-Ате.
Общее положение в ЦА к концу 80-х годов ухудшилось из-за экономического спада. По некоторым оценкам, за 1985-2000 гг. требовалось создать 7 млн. рабочих мест, учитывая, что к 1986 г. фактически безработица достигала 26% в Таджикистане, 23 — в Узбекистане, 19 — в Туркмении и 16% — в Киргизии (с. 59-60). Однако создавать новые рабочие места было невозможно, ибо с середины 80-х годов Центр резко сократил капиталовложения в ЦА.
В ответ началась критика политики Москвы, пересматривались оценки ранее репрессированных или объявленных реакционными национальных деятелей, звучали требования признать государственными языки титульных наций, монокультура хлопка стала символом колониального правления России. Наконец, начали, хотя и медленно, формироваться оппозиционные движения. В 1989—1990 гг. прокатилась волна кровавых столкновений в Ферганской долине, Новом Узене, Душанбе, Оше. Местная элита (особенно в Узбекистане и Казахстане) стала требовать уступок от Центра. Но все пять лидеров ЦА не хотели развала Союза. Когда он все же произошел, республики ЦА вступили в СНГ.
Перед лидерами ЦА встал вопрос: что лучше для сохранения обретенной независимости (а также для них лично) — демократия или авторитаризм? Их номенклатурное прошлое (за исключением А.Акаева) не благоприятствовало демократии. В Туркмении власть президента обрела черты культа личности сталинских масштабов, в Узбекистане авторитарное правление оправдывалось необходимостью стабильности (при этом ссылались на угрозу исламского фундаментализма в Таджикистане). Некоторые политические свободы в Казахстане не помешали установлению сильной исполнительной власти, особенно необходимой вследствие этнической структуры страны. Наибольший плюрализм достигнут в Киргизии, ибо Акаев понимал, что бедная,
1) Например, в Узбекистане с конца 1983 г. до января 1985 г. заменены 40 из 65 секретарей обкомов, остались 34 из 177 членов ЦК (с. 58).
непривлекательная для внешних инвесторов республика может получить международную помощь, только продемонстрировав свою преданность демократическим преобразованиям (но плюрализм не принес ожидаемых плодов, и бюрократия восстановила свои позиции).
Современные формы гражданского общества в ЦА еще не сформировались; сохранились неформальные связи, традиционные институты (клан, племя, регион). В последние годы появляются новые организации и партии, причем больше всех зарегистрировано в Киргизии (258 в 1993 г., 520 в 1995 г., с. 93, 111). Однако "ни в одной из пяти стран не сложилась подлинная многопартийная система" (с. 98). Это объясняется позицией правящей элиты, слабостью существующих партий, отсутствием поддержки общественного мнения, наконец, из-за слабости парламентов нет стимула контролировать их с помощью сильной организованной партии.
Парламентские и президентские выборы, референдумы, проведенные в ЦА, не меняют авторитарного характера власти. В ее основе — традиционное и советское наследие, сохранившееся в немалой степени потому, что независимость пришла не в результате народного движения. Президенты имеют исключительные полномочия определять внешнюю и внутреннюю политику своих государств. Более того, и "следующее поколение политических лидеров вырастет в государствах, где авторитаризм является нормой правления... Потенциал нестабильности, видимо, требует сильного руководства, что усугубляется "азиатскими ценностями", как их представляют некоторые региональные лидеры, т. е. предпочтением общественных интересов перед личными, согласия перед конкуренцией" (с. 107-108).
Стабилизация в экономике ЦА наметилась только к концу 1995 г. (в Киргизии даже позже — к концу 1996 г., в Таджикистане ее нет). Но перспективы достижения экономической безопасности туманны. Тем не менее резкое падение уровня жизни не привело к серьезным волнениям или свержению существующих режимов. Взрывы насилия скорее были связаны с проблемами национальной идентичности.
В советский период были созданы эмбриональные нации-государства на основе сочетания этноязыковых принципов с экономической целесообразностью. Однако в действительности их границы оказались в значительной мере искусственными. Например, Бухара и Самарканд, в которых 3/4 жителей были таджиками (на момент размежевания), оказались включенными в Узбекистан, а Ферганская долина с узбекским населением разделена между Узбекистаном,
Таджикистаном и Киргизией. Так были заложены семена потенциальных конфликтов.
Одновременно все же происходило "строительство национальных государств: определялись границы, создавались административные структуры, росла грамотность на титульных языках — все это помогало людям ощутить свою общность" (с. 140). Национальному строительству должны были способствовать законы о превращении языков титульных наций в государственные, "национализация политической элиты", решающее преобладание титульных наций в законодательных органах (например, на выборах в феврале 1995 г. в Киргизии киргизы, составляющие 56% населения, получили в парламенте 75% мест, с. 141). Наконец, росла доля титульных наций в городах и во всем населении республик, что определялось не только высоким естественным приростом, но и начавшимся с 70-х годов отъездом русских.
Лидеры ЦА стремились успокоить славянское население, ибо не хотели лишиться специалистов и иметь осложнения в отношениях с Россией, в политике которой с конца 1992 г. присутствует тема "соотечественников в ближнем зарубежье". Наибольшие усилия по сохранению в республике славян и немцев предпринимал А.Акаев (в начале 1992 г. декрет о двух немецких национальных культурных районах, жители которых имели право на двойное гражданство, в 1993 г., несмотря на протесты националистов, открыт Славянский университет в Бишкеке). В 1992—1993 гг., во время дебатов о новых конституциях снова поднимался вопрос о статусе русского языка, особенно в Казахстане и Киргизии. Несмотря на успокоительные заверения лидеров республик, русскоязычных не удавалось убедить в том, что у них есть будущее в ЦА. Они стояли перед выбором: уехать, остаться и приспособиться к новым условиям, уповая на защиту местных правительств, или искать поддержку у России?
Данные об отъезде русских Андерсон приводит, в основном, из российской периодики как по отдельным республикам, так и итоговые: к началу 1996 г. уехали примерно 3 млн. русскоязычных, или почти 1/4 славянского населения (с. 151) . Оставшиеся в ЦА создали ряд институтов по защите своих интересов: в Казахстане "Русская община", казачьи организации носили радикальный характер, "Лад" — более умеренный, в Киргизии — "Согласие".
Среди факторов, вызывающих социальную неудовлетворенность славян, обычно называют возрастание роли ислама. Автор присоединяется к мнению М. Олкот, что лидеры независимых государств
поддерживают исламское возрождение как часть культурного наследия, но они против политизации ислама (запрет исламских партий, госконтроль религиозных институтов)1-1. Подобное отношение к исламу разделялось населением. Например, опросы в Узбекистане и Казахстане (середина 1993 г.) выявили, что религиозная идентичность ставится ниже лояльности семье и местной общности; только 11% опрошенных мусульман в Узбекистане и 2% в Казахстане называли желательным исламское государство (с. 155). В Узбекистане наибольшее влияние приобрели исламские радикалы в Ферганской долине, но правительство принимает меры по ограничению их влияния в республике в целом.
Таким образом, предсказания многих комментаторов об "исламской угрозе" в ЦА оказались преувеличенными. "Лидеры региона хотели использовать ислам для подкрепления своей легитимности дома и за рубежом, но они неоднократно показывали, что религии нет места в политической жизни. Они также не хотели проводить происламскую внешнюю политику. Экономический спад пока не привел к массовым беспорядкам, в которых исламские призывы могли бы использоваться как объединяющая идея или мобилизующая сила ... Главное желание лидеров региона — сохранить стабильность в своих государствах и регионе в целом" (с. 159). Всех напугал таджикский вариант развития событий. Он не был типичным для ЦА, но предостерег лидеров региона, что может случиться, если они не сумеют сдержать этнические, региональные и религиозные противоречия.
В последней главе автор подчеркивает, что страны ЦА, стремясь к реальной независимости, ставили задачу избавиться от гегемонии России путем поиска новых партнеров. В первую очередь они думали о Западе как возможном источнике инвестиций. Надежды на помощь Запада выражала не только элита. По данным обследований в Казахстане и Узбекистане в 1992 г. большинство рассчитывало на поддержку "Запада, а не России, исламского мира или Китая" (с. 190). Однако Запад (в том числе США) был менее заинтересован в ЦА, чем в других государствах бывшего СССР, и к середине 90-х годов лидеры ЦА осознали это.
В Турции появление новых тюркских государств было воспринято как возможность расширить зону своего влияния: в ЦА заторопились турецкие делегации с предложениями кредитов, экспертиз, торгового сотрудничества; в свою очередь, для элиты ЦА, получившей советское образование, светская модель развития Турции была наиболее
^ Muslim Eurasia — conflicting legacies/ Ed. Roy Y. — L. 1995. - Опис. по реф.источ.
30
привлекательной. Однако финансовые трудности не позволили этой стране глубоко внедриться в регион. Кроме того, для Турции были важнее отношения с Россией (объем торговли с ней в десять раз больше, чем с ЦА). Одновременно выяснилось, что языковая близость ЦА и Турции не столь тесна, а центральноазиаты более советизированы, чем предполагалось.
Иран по языку и культуре близок к Таджикистану, но практические интересы (транспортировка нефти и газа) связывают его скорее с Туркменией и Казахстаном. В числе других мусульманских стран наиболее активен в ЦА Пакистан. "В отдаленной перспективе, вероятно, Узбекистан и Туркмения могут больше втянуться в ближневосточную или исламскую сферу влияния, но сейчас, особенно учитывая важность России в регионе, это представляется отдаленной возможностью" (с. 195).
В настоящее время укрепляются связи Китая с Казахстаном и Киргизией. Обе стороны подчеркивают, что они не намерены угрожать интересам России в регионе, но в случае ослабления ее влияния роль Китая возрастет.
Многочисленные попытки договориться о внутрирегиональном сотрудничестве не поддерживаются Туркменией и осложняются различиями в стиле руководства более демократичных и более авторитарных режимов, соперничеством Назарбаева и Каримова за лидерство в регионе, а также проблемами этнических меньшинств.
Наконец, решающий фактор — продолжающаяся зависимость ЦА от России. При этом, в отличие от Туркмении и Узбекистана, Казахстан и Киргизия считают, что значительная степень экономической интеграции с ней отвечает их интересам (с. 204). Поэтому подписан их экономический союз с Россией и Белоруссией в марте 1996 г. Все страны ЦА, учитывая вооруженный конфликт в Таджикистане и вторжения из Афганистана, "естественно, смотрят на Россию как на гаранта своей безопасности" (с. 204). Отсюда ряд двусторонних соглашений об общем оборонном пространстве, указ Ельцина в сентябре 1995 г., в котором подразумевалось право России защищать границы бывшего Союза.
Таким образом, в ЦА не удалось выработать региональную политику, и каждая страна строит свои отношения с Россией самостоятельно. Таджикистан зависит от нее полностью, Казахстан и Киргизия поддерживают тесные отношения, Туркмения и Узбекистан более недоверчивы, но не могут игнорировать Москву.
"К концу 1996 г. перспективы Центральной Азии оставались неясными, регион находился в переходном периоде без четко
определившегося выхода. Процесс определения интересов и потребностей не завершен, чему препятствует до известной степени возобновившееся вмешательство России. Хотя она могла быть частично отвлечена событиями в Чечне и неопределенностью в среде российской элиты из-за плохого здоровья Бориса Ельцина, Москва ясно останется ключевым игроком в регионе в обозримом будущем" (с. 208). Поэтому элиты ЦА должны стремиться использовать данную ситуацию в своих интересах, убеждаясь, что они пользуются той ограниченной степенью суверенитета, которая доступна каждому государству в современном мире. При этом они вынуждены полагаться на современное поколение лидеров, воспитанных в советскую эпоху. Соответственно переходный процесс затягивается, пока не появится новая элита, способная обеспечить внутреннюю стабильность и "иметь дело с великодержавными устремлениями возродившейся России" (с. 209).
С.И.Кузнецова
БОР А.
УЗБЕКИСТАН: ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА
BOHR A.
Uzbekistan: Politics a. foreign policy. - L.: Roy. inst. of intern. affairs.
Russ. a. Eurasia progr., 1998. - X, 70 p.: (Central Asian a. Caucasian prospects). - Bibliogr.: p.70
Аннет Бор (Кембриджский университет, Великобритания) уделяет особое внимание роли "сильного президента" Узбекистана - И.Каримова, в руках которого сосредоточена огромная исполнительная и законодательная власть. Его полномочия были продлены в 1995 г. до 2000 г. с "советскими показателями": 99,3% участвующих в голосовании, из них 99,6% - за. Поскольку конституция ограничивает полномочия президента двумя сроками, продление первого президентского срока дает ему право участвовать в выборах 2000 г. В стиле старых коммунистических времен его портреты висят повсюду, цитаты из речей повторяются на плакатах, книги продаются в спецотделах книжных магазинов. В конце 1997 г. с огромным шумом издана за рубежом книга Каримова под названием "Uzbekistan on the threshold of the twenty first century", рассчитанная на то, чтобы представить его "не только выдающимся политиком, но и выдающимся мыслителем" (с.5). Он деятельно искореняет потенциальных соперников и местные
