CC BY
190
1974; Медриш Д. О поэтике волшебной сказки //Проблемы русской и зарубежной литературы.— Волгоград, 1971.
4. Каверин В. Много хороших людей и один завистник. Легкие шаги.— Собр. соч. — В 5-ти т. М., 1965.— Т. 5.
5. Немухинские музыканты. Летающий мальчик //Каверин В. Сказки.— М., 1971. (В дальнейшем — Немухинские музыханты); Виткович В., Ягдфельд.Г. День чудес.—Л., 1961; Ро-тенфельд Б. Трое в королевстве заводных человечков. — Иркутск, 1973; Успенский Э. Вниз по волшебной реке.— М., 1972.
6. Горький А. М. Художественные произведения в 20-ти т.—М., 1969.—Т. 4.— С. 177—178.
7. Немухинские музыканты, с. 471.
8. Там же.
9«. Там же, с. 428.
10. Там же, с. 467—468.
11. Там же, с. 474.
Т. А. БКИМОВА (Челябинский университет)
ФОЛЬКЛОРИЗМ А. ПЛАТОНОВА
Й ПРОБЛЕМА ОБРАБОТКИ НАРОДНЫХ СКАЗОК
Устное народное творчество — основа духовной и художественной культуры. Не случайно каждый народ стремился сберечь эту культуру, тщательно собирая, записывая, сохраняя произведения народного творчества.
Но смысл и значение это художественное- наследие имеет только тогда, когда оно служит современному человеку, когда современная культура осмысливает его как основу, когда ^ творчестве художника ощущается «связь времен» и фольклоризм его творчества становится своеобразным оценочный материалом истинной художественности.
Фольклоризм творчества Андрея Платонова, хоть и был рожден эпохой, ее литературными устремлениями, по своему специфическому выражению носит ярко индивидуальный характер. Наверное, поэтому Платонову приходилось в свое время принимать обвинения в антинародности1, а поиски им национальной самобытности человека в свое время были названы даже реакционными2. В настоящее время ученые признают своеобразие фолыслр-ризма А. Платонова и считают,' что «лучшие произведения А. Платонова рождены народным миропониманием, исходя из него и возвращаются к нему в идеале»3. В чем же своеобразие фольклоризма А. Платонова? Л. Шубин назвал Платонова интеллигентом, который так и не вышел из народа4, имея в виду глубинные, прочные исконные связи Платонова с народом, его мышлением, его языком, его культурой. И фольклоризм творчества писателя особый.
Если в настоящее время это понятие в основном предполагает сознательное обращение писателя к фольклору и фольклорной эстетике5, то применительно к творчеству А. Платонова вряд ли можно ограничиться подобным пониманием фольклоризма. У Платонова не только сознательная оррёщадия на стилистику народной поэзии, но и свободное, естественное, идущее из глубины души, даже чисто механическое •— потому что в памяти, на языке — употребление словесных оборотов,-синтаксических конструкций, близких к народной речи или прямо взятых из нее. Фольклоризм А. Платонова качественно однороден., не зависим от жанра, будь то сказка, роман, повесть, если они о жизни' народа и передают народное мироощущение. Фольклоризм творчества Платонова связан не столько с элементами стиля, сколько с идеями писателя, видящего идеалы будущего в народном представлении о счастье, гармонии мира и т. д. и делающего эти народные представления о мире и человеке одним из краеугольных камней своей
собственной философии, своего собственного представления б мире и человеке.
Для Платонова обращение к народной сказке, к фольклору — не уход от современности, а подключение к литературе, к ее способу, методу постижения, понимания и изображения современного мира, современного человека, его психологии, его эстетических, и этических представлений другой эстетической системы — фольклора, ибо без него теряется представление об истоках культуры, истории, психологии нации. По Платонову, идеал счастья был также выработан и воплощен в фольклоре: «Народ, именно благодаря своему практическому и массовому познанию действительности, находится всегда наиболее близко к реальной и наиболее глубокой, объективной истине жизни»6.
Выяснению своеобразия фольклоризма Платонова помогают народные сказки, обработанные им в соответствии с пониманием задач художника, обращающегося к фольклору.
Платонов идет своим, оригинальным путем к обработке народной сказки7. Он считал, что обрабатывать народные сказки должен не ученый, а художник.
В подходе к обработке народной сказки у Платонова была целая теория.. Главной особенностью народной сказки Платонов считал ее способность к обновлению, к жизни. Каждьи^ рассказчик— соавтор сказки, он может, внося в нее что-то свое, значительное изменить ее смысл или сюжет. Писатели, благодаря своей «селекционной» работе по выискиванию, и закреплению в современной, литературной форме наилучших вариантов народных сказок, не только «реанимируют» умирающую старую сказку, но дают ей вторую жизнь, обогащая ее, и «силой своего творчества... придают ей то окончательное, идеальное сочетание смысла и формы, в которой сказка остается пребывать надолго и навсегда»8.
По Платонову, народная сказка дальнейшее свое развитие получает под пером профессионального писателя, поэта; так оформляется ее окончательный вариант, и на этом она завершает эволюцию. Итак, Платонов признает право писателя на свой вклад в народную сказочную традицию. .Подобные рассуждения органичны для Платонова. Все его художественное творчество — это утверждение ценности отдельной человеческой личности. «Без меня народ неполный»,— говорит герой расказа «Жена машиниста». Писатель, пересказывая по-своему народную сказку, по Платонову, также приобщается к народному творчеству, складывает сказку вместе с народом и поэтому имеет полное право на творческий подход, изменяя что-то, обогащая варианты, приближая сказку к современности, т. е. по сути «является соавтором сказки».
В отношении русских сказок Платонова мнения разошлись9. Критики после публикации сказок сразу отметили как недостаток нарушение Платоновым сказочной традиции: вольное обращение с сюжетом, сказочным чудом («Безручка»), осовременивание сказок («Умная внучка»),-излишняя психологизация («Финист — ясный сокол»), некоторые лингвистические просчеты (употребление устаревших слов и выражений, диалектизмов и пр.). А. Нечаев увидел в русских сказках Платонова нарушение стилевой манеры, которая «уводит пересказ за пределы сказки». Сказка в пересказе Платонова теряет эпичность и «начинает звучать как рассказ»10 по мотивам народных сказок. Существует и противоположное мнение, утверждающее, что писатель не нарушает сказочных традиций, а дает их в своих пересказах вслед за тенденциями развития современной народной сказки".
Так что же здесь: нарушение сказочной традиции или развитие ее? Наверное, категорично ответить словом «да» или «нет» нельзя. Необходимо уяснить, что дало сказке активное вмешательство писателя в ее традиционную поэтику? 83 И*
В. П. Аникин, высоко оценивая работу Андрея Платонова над русским сказочным фольклором, видит своеобразие в том, что «Платонов приблизил обработку сказки к той грани, за которой следует перемещение в область чистой литературы»12. Видит новаторство Платонова в этом и В. Васильев. «Народная художественность обогатилась новой, книжной эстетикой, но не уничтожилась ею, а как бы возвысилась за ее счет, обретя жизненность и реальность»13. Нарушение Платоновым народно-поэтических сказочных традиций он связывает не с разрушением фольклора, а с поисками новых возможностей традиционной русской сказки: она легко усваивает стиль бытового рассказа и психологической повести. Чем это объясняется: имманентными свойствами народной сказки или индивидуальной манерой писателя?
Когда мы говорим о фолыслоризме писателя, то имеем в виду не только сказки. О национальных истоках творчества Платонова свидетельствует все его художественное наследие. Причем цельность художественного мира Платонова связывает ранние его рассказы с последними художественными опытами-сказками.
Художественное своеобразие творчества Андрея Платонова состоит в стремлении изобразить мир в неких абстрактных, общих контурах. Это характерно и для публицистических произведений, и для произведений малой формы — рассказов, сказок, и для больших произведений («Ювениль-ное море», «Котлован», «Чевенгур»). Эта абстрактная модель мира строится на контрастных силах, на противопоставлении разных жизненных начал (революционная действительность и незрелость классового сознания людей, строительство счастливого социалистического строя и голодные люди, передовые идеи нового общества и неграмотность и т. д.), гротеске — отсюда перебивка тонов («юродивая» фраза Платонова).
Сказка с ее стремлением к философскому и социальному обобщению, к притчевости, несомненно, по духу близка платоновскому миру.
Герои Платонова — люди, ощущающие свое единство с миром — с природой, историей. По Платонову, «это единственная, по-настоящему гуманистическая возможность жизни, достойной величия человека»14. Эта идея нерасторжимости мира проходит через все творчество писателя.
Человек и мир, человек в мире — вот каковы философские и социальные проблемы в произведениях Платонова. Человек социальных низов, с затемненным классовым сознанием, но непременно пытающийся понять мир, философски его объяснить и узнать, в чем «вещество существования»,— герой Платонова. Старая жизнь исковеркала его судьбу, нарушила связи с миром и другими людьми, обрекла на тусклое существование, но и такой человек имеет право на счастье, на определение собственного пути в жизни. Так традиционный сказочный мотив путешествия в поисках правды, счастья или смысла существования становится сюжетной основной многих произведений Платонова: «Усомнившийся Макар», «Луговые мастера», «Чевенгур» и др.
Таким образом, правомерными оказываются утверждения критиков, увидевших в творчестве Платонова национальную определенность (Ф. Сучков) и «лицо Иванушки из сказки с ясными, спокойными глазами: «Всему он свой, близкий, и не поймешь — он ли вышел из этих трав, облаков, деревьев, или они из него»1".
Сказовая манера Платонова, мотивы и традиции сказочного фольклора уже проявились в раннем его художественном творчестве, более того, тяготение писателя к сказовому стилю связано не только с жанрами, формой повествования его произведений, ориентацией на фольклор и фольклорное сознание, но и с литературными устремлениями тех лет. Поиски нового литературного героя, новых литературных форм, способов изображения
этого героя привели к фольклору, его поэтике, ибо уровень сознания и мышления этого героя был именно фольклорным.
Как пишет С. Г. Бочаров, сказовость, «устранение автора в пользу чужого слова» было литературной тенденцией (см. произведения И. Бабеля, Ю. Олеши, Н. Заболоцкого, А. Неверова, Артема Веселого, Вс. Иванова, М. Зощенко). И если сказ часто подвергался критике, когда индентифициро-вали героя, от .имени которого ведется повествование, и писателя (здесь можно говорить не только о Платонове, но и о Зощенко), то совершенно органично воспринимается сказовая манера Платонова со всемй «плато-низмами», метафорами и т. д. в русских народных сказках, обработанных им. Стиль Платонова, вызывающий недоумение и раздражение у критика в рассказах и повестях, здесь оказался единственно возможным и раскрыл все богатство и красоту языка Платонова, уходящего корнями глубоко в народную речь и народное красноречие и в народное сознание. В этом смысле вполне оправдана позиция Платонова, не отделявшего себя от своего героя, ощущавшего всю нерасторжимую связь с народом, и понятна убежденность писателя в праве быть сказителем, хранителем и продолжателем народной сказочной традиции.
Для Платонова сказка — прежде всего воплощение народной мудрости и носитель социально-классового чувства: «Что царю в обиду, то народу в поучение» («Мррока»).
В отличие от народной, сказка А. Платонова — с разветвленным сюжетом и обстоятельствами жизни героя — это не только путь к героическим подвигам, в которых герой побеждает чудовищ, злодеев, разбойников, сколько жизненный путь с горем и радостями, неудачами и счастьем; и события, составляющие жизнь героя и сюжет сказки — это чаще всего обыкновенные дела и поступки: войны, свадьбы, рождение детей, их воспитание, знакомство с миром и нравственным кодексом общества людей: «Однако,— думает Иван,— как сделать, чтоб не вредить человеку до смерти, а научить его еще прежде: пусть жив будет и знает» (сказка «Иван-чудо»).
Стержень сюжета народной сказки А. Платанов оставляет нетронутым, но он обрастает рядом новых эпизодов, отсутствовавших в сказке народной. Писатель свободно обращается со всем русским сказочным фольклором, видя в нем материал для создания новой сказки. (Еще В. Я. Пропп писал, что «в сказке каждая часть может изменяться независимо от других частей»10).
Не все органично в сказках Платонова. Когда Платонов пытается дописать, продолжить сюжет народной сказки за счет обстоятельств и понятий, близких современному человеку, это не достигает своей цели, ибо в идейно-содержательном плане несет интонации дидактики, назидания, поучения, а в эстетическом отношении нарушает законы народной сказочной поэзии, в частности, законы сюжетостроения сказки, например, финал сказки «Умная внучка». В сказке появляются длинноты, ничем не мотивированные, и сказка теряет свою смысловую и сюжетную завершенность.
Сюжет осложняется за счет введения диалогов, описания портретов и внутреннего состояния героев, часто это дается в формах чисто книжных. Это явный отход от фольклорной сказочной традиции в сторону психологической повести.
Повествование в сказках обрастает рядом деталей и подробностей, имеющих эстетический, социальный или философский смысл.
Многомерный мир А. Платонова не умещается в рамках сказочных пространственно-временных канонов: в его сказках человек всегда в единении с миром. Он для него и макромир — с другими царствами и народами, с великими морями и горами, и микромир — родная земля, свой дом, своя земля. Но между ними единство, основа которого — человек, его жизнь, его труд, его отношение к этому миру. И нет у Платонова деления на мир иной
и мир свой, как в народной сказке: все его герои, и чудесные персонажи в том числе, живут в одном мире, и в этом мире действуют единые социальные и нравственные законы.
Герои Платонова сохраняют связь с традиционными типами народных сказок: солдат, бедная девушка, умная внучка, царь, но это уже люди с резко определенными характерами и собственными именами.
Изменения в характере героя связаны с обогащением его кругозора, с постижением им определенного комплекса нравственно-этических норм и социально-общественных понятий, а также — с проверкой собственного характера, утверждением ценности собственной личности, что происходит в противопоставлении темным силам и преодолении их.
Есть и дурак в сказке, но это не традиционный сказочный дурак: дурак живет при войске и, хоть и называют его дураком, он далеко не дурак. Он дает солдату совет, а .в случае неудачи у него есть оправдание: «...я в дураках хожу — какой с меня спрос». Это скорее тип шута, известный скорее литературе, нежели устному народному творчеству («Безручка»).
Социально или нравственно униженные и обездоленные герои в соответствии с народной сказочной традицией получают в финале иную судьбу («Безручка», «Иван-чудо»).
Платоновская сказка, в отличие от народной, которая идейно и сюжетно завершена, завершив повествования сюжетно, может кончиться на тревожной ноте («Умная внучка», «Безручка»).
Углубление и осовременивание социального смысла, обнажение социальных противоречий до антагонизма, откровенный бунт против царя, святая вера в человека, в его возможности — вот что вносит А. Платонов в идейное содержание народных сказок.
Но если в рассказах и повестях Ацдрея Платонова действуют герои, которые только пробуждаются для новой жизни, «восстанавливают» свою личность, разрушенную социально несправедливым обществом, учатся думать, говорить и впервые философски осмысливают «вещество существования» и свое место в жизни, то в сказках у Платонова герои твердо стоят на ногах и знают, что им надлежит делать. Открытие ими смысла ждани и своего пути в нем — не конечная точка сюжета, а начальная. Идея преобразования жизни, очень дорогая Платонову, хорошо укладывается в рамки условно-сказочных сюжетов. Жалкая душа просыпающегося человека претерпевает сказочные превращения: человеку в сказке Платонова открывается главная тайна — смысл его существования, и отныне его путь имеет цель — и одухотворен высокими идеалами, борясь за которые, он совершает свои героико-сказочные подвиги. А мир Платонова — это и традиционный мир русской сказки, где правят добро и справедливость, добродетель и мудрость, и реальный, земной мир, где ценятся добрые сердца и больше надеются на работяющие, «золотые руки», настойчивость, поэтому человек в сказках Платонова осознает не только свою связь с окружающим миром, но и свою власть над ним. Отсюда добрый светлый тон повествования и юмор, который, несомненно, имеет народные истоки, ибо весь пронизан народным духом и отражает народное мировосприятие.
Его герои значительно приближены к реальной жизни за счет введения деталей, подробностей, конкретизирующих, индивидуализирующих их жизнь, быт, поведение, психологию, речь. Они мотивируют их поступки, объясняют повороты в судьбе, т. е., стремясь приблизить сказку к реальной жизни, Платонов сближает ее поэтику с поэтикой литературы, две эстетические системы сосуществуют в пределах одного произведения — сказки.
Таким образом, А. Платонов при обработке русских народных сказок выступает не просто рассказчиком, он как бы пересоздает сказку, изменяя ее, нарушая ее традиции.
Следование фольклорной поэтике, с одной стороны, и книжные приемы изображения героя и действительности, взятые Платоновым из бытовой и психологической прозы, свободный стиль повествования — явная оппозиция фольклору, с другой стороны,— все говорит о том, что перед нами новое явление, появившееся в процессе обработки русской народной сказки писателем, и, наверное, можно вести речь не столько о литературной обработке, сколько о создании новой сказки, отличной от фольклорной, т. е. о сказке литературной.
Типология жанров у Платонова — вопрос в литературоведении неразработанный. Исследователи отмечают похожесть романов, повестей, рассказов, сказок по способу организации сюжета, повествования, авторского присутствия. Е. А. Яблоков говорит о неком философском метажанре, вбирающем в себя элементы многих жанровых образований17.
Сказка не избежала подобной участи.
Сказка Платонова — тот- жанр, в котором ярко проявилось все «платоновское»: философско-поэтическое освещение жизни, стремление к обобщенности и концентрация этой обобщенности, глубокая вера в торжество нравственных начал, в чудо преображения жизни и социально забитого человека, надежда на восстановление гармонии в мире. Так сказка отражает своеобразие мироощущения писателя и его глубинные связи с фольклором и жизнью русского народа.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. См.: Гурвич А. А. Платонов // Красная новь.— 1937.— кн. 10.
2. См.: Мессер Р. Попутчики второго призыва // Звезда.— 1930.— № 4.
3. Васильев В. Андрей Платонов.— М., 1982.— С. 175.
4. Шубин Л. Поиски смысла отдельного и общего существования.— M., 1987.
5. Далгат У. В. Литература и фольклор.— М.: Наука, 1918.— С. 15.
6. Цит. по кн.: Васильев В. Андрей Платонов.— С. 174.
7. Об истории обработки народных сказок писателями, начиная с XVIII вп и различных приемах литературного редактирования сми Об изданиях сказок для детей.— M., 1955.
8. Платонов А. Сказки русского народа // Огонек.— 1947,— № 26.— С. 24.
9. См. рецензий Пушкарева А. Н., Нечаева А.
10. Нечаев А. О народных сказках в детской литературе // Об изданиях сказок для детей.— С. 44.
11. Кредов А. И. А. Платонов в работе над сборником сказок «Волшебное кольцо» //• Творчество Платонова: Статьи и сообщения.—Воронеж, 1970.
12. Аникин В. Писатели и народная сказка // Русские сказки в обработке писателей.— М., 1970.—С. 15.
13. Васильев В. Андрей Платонов. Указ. соч. С. 176.
14. Фоменко Л. П. К вопросу о концепции героя в повести А. Платонова 20-х it.// 'Творчество Платонова.— Воронеж, 1970.— С. 52.
15. Бочаров С. «Вещество существования». Выражение в прозе // Проблемы художественной формы социалистического реализма: В 2-х тт.—Т. 2.— М.: Наука, 1971.
16. Пропп В. Я. Трансформация волшебных сказок // Пропп В. Я. Фольклор и действительность,— М., 1976.— С. 155.
17. Яблоков Е. А. О поэтике романа «Чевенгур» в связи с платоновской концепцией мира // Проблемы' взаимодействия метода, стиля и жанра в литературе.— Свердловск, 1989.
Г. А. ГУБАНОВА (Челябинский институт культуры и искусства)
ФОЛЬКЛОР И ФОЛЬКЛОРИСТИКА: СОВРЕМЕННАЯ ИНФОРМАЦИОННАЯ СИТУАЦИЯ
Специалисты, занимающиеся научными исследованиями, будь то ученый, преподаватель вуза, аспирант, неизбежно сталкиваются с проблемой библиографического поиска необходимой литературы. Легким он будет или затруднительным, быстрым или займет много времени, зависит от того, насколько рационально организована библиографическая служба в данной отрасли знания.
