CC BY
62
- -ОБЗОРЫ И РЕЦЕНЗИИ
Ю. В. Матвеева
«ЭНЕРГИЯ СВОБОДНОГО ПОИСКА»...
Рец. наш: Кибальник С. А. Гайто Газданов и экзистенциальная традиция в русской литературе. - СПб.: ИД «Петрополис», 2011. - 412 с.1
В контексте современного литературоведения рассматривается научная монография С. А. Кибальника, предлагающая новый взгляд на творчество Гайто Газданова. Отмечается особый философский подход к наследию Газданова, рассматривается структура монографии, используемый автором метод интертекстуального анализа. Ключевые слова: Г. Газданов; С. Кибальник; экзистенциальная традиция; интертекстуальный анализ.
Кто такой Гайто Газданов, сегодня не нужно уточнять. По крайней мере, в кругах читающих. За последние два десятилетия в России немало сделано, чтобы художественное наследие писателя не только вернулось на родину, но и стало любимо, востребовано, популярно. Трехтомное собрание сочинений Газданова дополнилось пятитомным, ежегодно выходят ему посвященные научные сборники, монографии, статьи, защищаются диссертации. Важным и существенным вкладом в дело освоения газдановского наследия стала изданная в Санкт-Петербурге при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда монография С. А. Кибальника «Гайто Газданов и экзистенциальная традиция в русской литературе».
В границах масштабного научного дискурса «Литература русского зарубежья», в большом и разнообразном потоке концептуальных суждений на тему «Молодое поколение русской эмиграции на перекрестье русских и европейских традиций» эта книга явилась развернутой (412 страниц) и аргументированной главой. Само обращение к философскому аспекту газдановского творчества говорит о желании автора рассмотреть Газданова на фоне крепнущего и многолико ветвящегося экзистенциального мышления XIX - XX столетий. С другой стороны, конкретизация и некоторое сужение темы - Газданов и экзистенциальная традиция в русской литературе (при том, что в оглавлении присутствуют и Ницше, и Камю, и Селин, и Габриэль Марсель) - словно заранее подсказывает основной вывод: несмотря на то, что в изучении Газданова наметился «существенный крен в сторону сопоставления с западной традицией» [С. 15], этот прозаик гораздо органичнее вписывается в русскую парадигму экзистенциализма, которой, как видит это С. А. Кибальник, присущ «антиидеологизм и иррационализм, а также понимание смерти как инобытия», «этические и религиозные уста-
новки», «более оптимистический», нежели западной экзистенциальной философии, и «менее индивидуалистический характер» [С. 16].
Двенадцать глав монографии представляют собой развернутую систему доказательств этого тезиса, причем доказательств чисто филологического толка. По сути дела, ученый на наших глазах проводит экспертизу, главным методом которой становится интертекстуальный анализ творчества Газданова, ибо (и это еще один исходный пункт рассуждений) философия в художественном произведении всегда носит образно-опосредованный характер, а ее диалогический регистр по отношению к другим текстам выявляется лишь на уровне художественного обыгрывания чужого. В связи с этим автор книги сравнивает Газданова с огромным количеством русских и европейских художников XIX и XX вв., в чьем творчестве в разном преломлении и с разной интенсивностью проступают черты экзистенциального мирочувствования. Это Толстой и Достоевский, Тургенев и Чехов, Розанов и Шестов, Пруст и Джойс, По и Р.-Л. Стивенсон, Набоков и Камю, Селин и Г. Марсель. Отдельно выделена линия Буддизма. Чаще всего главы так и названы - «Газданов и ...»: «Газданов, Марсель Пруст и Лев Толстой», «Газданов и Джойс», «Газданов и Тургенев», «Газданов, Василий Розанов и Лев Шестов»...
Этот сопоставительно-аналитический подход (а не специфика и даже не динамика экзистенциального мышления Газданова, о чем уже немало написано) и является, на наш взгляд, сильнейшей стороной исследования, которое читается с интересом и увлечением благодаря огромному количеству собранных наблюдений, очень конкретных и очень продуктивных, иногда рискованно смелых, иногда совершенно эвристических. К последним можно отнести череду наблюдений и выводов, касающихся «внутренней взаимосвязи» [С. 233] творчества Газданова и Набокова.
Глава «Газданов и Набоков» вообще представляется одной из наиболее интересных в книге. Впервые так глубоко и приметливо раскрывается тайнопись литературного общения двух писателей. Например, «История одного путешествия» Газданова прочитывается как претекст романа «Подлинная жизнь Себастьяна Найта», в котором Набоков, с одной стороны, заметил и оценил «транскультурную поэтику» [С. 239] Газданова, а с другой - выбрал газдановский текст в качестве предмета пародирования. В «Призраке Александра Вольфа», считает С. А. Кибальник, в противостоянии автора-повествователя и Вольфа запечатлелось противостояние Г азданова и Набокова, совершенно к тому времени разошедшихся в разные стороны литературного и философско-этического пространства; в образе же писателя Александра Вольфа собраны черты самого Набокова. Продолжает «интертекстуальную дуэль» [С. 274], как убеждает нас автор.
- -роман «Лолита», где в эпизодическом образе Максимовича представлена «убийственная криптопародия на Газданова» [С. 270].
Безусловно, не все из предложенных доказательств следует безоглядно принимать на веру, но все они не лишены интерпретаторской привлекательности, демонстрируют творческое мышление исследователя, способного не только выстроить оригинальную логику анализа, но и создать почти детективную интригу затекстовых отношений своих героев. Так, например, одной из черт, сближающих Александра Вольфа с его, как считает ученый, прототипом-Набоковым, является то, что Вольф - русский писатель, живущий в Англии и пишущий по-английски. Но почему же тогда в фамилии Вольф спрятано имя Набокова скорее на немецкий манер - Вольдемар? Да и неизвестно в точности, когда Газданов прочел «Подлинную жизнь Себастьяна Найта». Вряд ли он сделал это в 1941 г., когда роман вышел на английском, как вряд ли и вообще читал роман в годы войны. А ведь текст «Призрака Александра Вольфа» уже к 1944 г. вполне сложился.
Вообще полемических возражений относительно некоторых моментов книги и, соответственно, некоторых интертекстуальных интерпретаций газдановских текстов возникает немало. Спорным, к примеру, представляется вывод о том, что Газданов сознательно ориентировался на Толстого и его любимых героев «в выборе жизненного пути и литературной стратегии» [С. 64], ведь русское общество начала XX в. находилось под мощным влиянием идей и книг Толстого, а потому и воздействие на Газданова было, скорее всего, именно опосредованным, хотя от этого не менее сильным. Точно так же спорным кажется и стремление увидеть во всех «любовных треугольниках» газдановских сюжетов (конкретно речь идет о романах «История одного путешествия» и «Призрак Александра Вольфа») схему «Мышкин - Настасья Филипповна - Рогожин». Сомнительно, чтобы в романе «Вечер у Клэр» был реализован мифологический подтекст, пришедший к Газданову через знаменитый роман Джойса: Соседов - Одиссей, Клэр - нимфа Калипсо, мать героя - Афина Паллада.
Зато какое поле для развития филологической эрудиции, какая возможность напрячь нашу культурную память и сделать Газданова немножечко постмодернистом! Думается, такая установка при всей академической ответственности и научной тщательности монографии была важна и существенна для ее автора, не случайно он называет Газданова вслед за Набоковым «одним из предшественников концептуализма» [С. 145]. С этим трудно согласиться однозначно. Однако подобный взгляд на Газданова, конечно, неизбежен с позиции читателя начала XXI в. А вся эта блестящая экспансия филолога постмодернистской эпохи, вся эта «энергия свободного поиска» (В. Шкловский), лишенная филологической косности и научного глянца, догматической окончательности и скучной предсказуемо-
сти, в конце концов, значительно обновляет и обогащает наше понимание Газданова.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Далее ссылки на книгу С. А. Кибальника даются по этому изданию, с указанием страниц в квадратных скобках после цитат.
