CC BY
25
ЕЛЕЦ В НАСЛЕДИИ В.В. РОЗАНОВА
© Поваляева О.Н.*
Елецкий государственный университет им. И.А. Бунина, г. Елец
Взгляды на педагогические проблемы сформировались, в значительной степени, под влиянием педагогической деятельности мыслителя в г. Ельце. Следовательно, можно предположить, что изучение педагогической составляющей творчества В.В. Розанова способно приблизить нас к пониманию особенностей культурно-образовательной среды Ельца - города, который навсегда остался в памяти писателя как его подлинная нравственная родина. Думается, что и те деятели русской культуры, которые либо непосредственно испытали в Ельце влияние В.В. Розанова (Первов, Пришвин, Булгаков), либо восприняли ту же, что и Розанов, атмосферу духовной жизни города (Бунин), свидетельствуют своим творчеством о глубинном родстве розанов-ского мировоззрения с духовными традициями русского Подстепья (любимое слово И.А. Бунина), о совпадении его личных духовных исканий с нравственными, религиозными, педагогическими запросами его елецкого окружения. У каждого из этих мыслителей можно обнаружить в чём-то сходные с розановскими мысли и даже интонации.
Розанов В.В. часто возвращается к мысли, что педагогическая деятельность, как и всякое духовное движение, всегда осуществляется в определённых условиях, в определённом «культурном ландшафте», и учёт этих особенностей необходим, если педагог стремится выявить и развить способности и творческие силы ребёнка, обусловленные его естественной средой и культурным окружением. «Региональное измерение» является в педагогике необходимым условием жизненности мысли и действия, интерес к нему -не праздное краеведческое любопытство, а важнейшее условие адекватности педагога ситуации, в которой он находится.
Отношение В.В. Розанова к жизни в провинции не было простым. Общеизвестны как его признания в том, что именно в Ельце он «вновь родился», так и те характеристики отсталости и мещанства уездных городов, которые сопровождали, например, его просьбы о содействии в переезде в столицу, содержавшиеся в письмах к Н.Н. Страхову. Подобная амбивалентность характеристик провинции никак не может быть объяснена пресловутой «беспринципностью» Розанова или какими-либо другими случайными для Розанова-автора факторами. Её основания лежат глубже: действительно, «в эпоху железных дорог» всё значимое в жизни народа концентрируется в столицах, в «мегаполисах», однако - лишь «концентрируется», то есть «свозится» со всей страны, но не рождается там.
* Старший преподаватель кафедры Педагогики, кандидат педагогических наук.
Провинция, естественный ход жизни на живой земле продолжает оставаться единственным источником духовной жизни народа и его творчества. Поэтому как бы ни стремился образованный человек к столичной жизни, он должен понимать, что в ней он сможет раскрыть лишь то, что накопила его душа в тишине далёкой от «злобы дня» провинции. Думается, отсюда - и розановское негодование на провинциальную жизнь, и его тяга к простоте и естественности этой жизни, в которой легче всего обретает свой голос чуткая душа мыслителя и художника. Возможно, в какой-то мере отсюда происходит и его пиетет перед семейной и вообще «частной» жизнью как сферой рождения подлинно оригинальной мысли в противоположность заполненной штампами - то есть «пустой» - публичной жизни. Парамонов Б. точно отмечает, что «провинция предстала у Розанова не как «второй сорт» и подражание далеким столицам, а как пласт первореальности, как плодоносящий чернозем, как некое онтологическое начало». В конце жизни В.В. Розанов понимал совершенно явственно, что истоки той творческой энергии, которая в течение нескольких десятилетий по капелькам стекала с его пальцев (где, по Розанову, на самом деле и обитает писательский талант), лежат в его молодости и в провинции: «Я возвращаюсь к тому идеализму, с которым писал «Легенду» (знакомство с Варей) и «Сумерки просвещения» (жизнь с нею в Белом). К старому провинциальному затишью. Петербург меня только измучил...». Так, совершенно по-новому, открывается теперь и смысл сетований молодого Розанова на провинциальную жизнь: «Только оканчивая жизнь, видишь, что вся твоя жизнь была поучением, в котором ты был невнимательным учеником». И здесь амбивалентность розановских признаний не препятствует пониманию писателя, а напротив, делает возможным восприятие его неповторимой индивидуальности.
Нечто сходное следовало бы сказать и об отношении В.В. Розанова к педагогической деятельности.С одной стороны, сам Розанов очень часто говорил о своей «несовместимости» с гимназией («Не ко двору корова» или «двор не по корове» - что-то из двух, читаем в его автобиографии), даже о том, что гимназия «отвратительна» для него, что в преподавательской деятельности происходит взаиморазрушение «должности» и «человека» и т.д. С другой стороны, феномены воспитания и образования не только являются постоянными объектами размышлений В.В. Розанова, но и всё его творчество в целом современные исследователи, как отмечалось выше, склонны рассматривать, прежде всего, в контексте развиваемого им философско-педагогического подхода. Что же касается педагогических публикаций, собранных в «Сумерках просвещения», то нельзя не отметить того знаменательного обстоятельства, что много лет спустя, в «Опавших листьях», В.В. Розанов чрезвычайно высоко их оценивал: он называет «Сумерки просвещения» таким же «отмщением за гимназистов» (очевидно, «отмщением» - бездушной системе образования), каким «отмщением за женщин» был «Семейный вопрос в России». На наш взгляд, адекватной интерпретации этого, по-види-
мому, лишь противоречивого, отношения Розанова к педагогической деятельности до сих пор не предложено, хотя в литературе последних лет философско-педагогический аспект его творчества рассматривался весьма часто.
В целом знакомство с научной литературой позволяет сделать вывод, что рассмотрение вопроса о философско-педагогическом наследии В.В. Розанова осуществляется сегодня на двух различных по степени теоретического обобщения уровнях. Во-первых, предметом анализа исследователей-розановедов, озабоченных проблемами воспитания и образования, становятся те его работы, в которых непосредственно анализируются эти вопросы. На этом уровне философско-педагогическая концепция Розанова предстаёт как «проявление философско-педагогического мышления, то есть в качестве мышления, осознающего себя в качестве такового». В этих - собственно «педагогических» - работах В.В. Розанов осознаёт «необходимость дать в качестве идейной опоры политике в области просвещения специальную «философию воспитания и образования», определяя последнее как «обсуждение самого образования, самого воспитания в ряде остальных культурных факторов и также в отношении к вечным чертам человеческой природы и постоянным задачам истории»».
Но давно замечено и то, что философско-педагогическое мировоззрение Розанова не ограничивается взглядами, изложенными, например, в «Сумерках просвещения». Недаром исследователи относят всё творчество Розанова к преобладающему в России философскому направлению, определяемому как «учительно-просветительское». В творчестве В.В. Розанова это направление русской мысли приходит к адекватному самосознанию, вследствие чего и возникает неизбежно впечатление, что «понятия Учитель и Просветитель наиболее точно соответствуют сути жизнедеятельности Розанова».
Список литературы:
1. Пришвин М.М. О В.В. Розанове // В.В.Розанов: proetcontra. Личность и творчество Василия Розанова в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология / Сост., вступ. статья и примечания В.А.Фатеева. -СПб.: РХГИ, 1995. - Кн. I. - С. 124.
2. Розанов В.В. Опавшие листья. Короб первый // Розанов В.В. Уединённое / Сост., вступ. статья, коммент., библиогр. А.Н. Николюкина. - М.: Политиздат, 1990. - С. 141.
3. Розанов В.В. Опавшие листья. Короб второй и последний // Розанов В.В. Уединённое / Сост., вступ. статья, коммент., библиогр. А.Н. Николюкина. - М.: Политиздат, 1990. - С. 297.
4. Белозерцев Е.П., Крикунов А.Е., Павленко А.И. Школа и семья в философско-педагогической публицистике В.В. Розанова (1890-е гг.). - Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2002. - С. 5.
