CC BY
101
жны задаваться так, чтобы постоянно заставлять работать их ум, чувства, развивать внимание, наблюдательность, учить видеть главное и одновременно помнить о важности детали.
Таким образом, методические школы и направления XIX века не оказывали вопросам фантастики и фантастического особого внимания, что вполне закономерно. Фантастическая литература как монолитное направление, по сути дела, еще не существует. Элементы и формы выражения фантастического, имеющие место в тех или иных произведениях, самостоятельно, в отрыве от основной методической идеи, тоже не рассматриваются. Несколько пренебрежительное отношение ко всяческим «фантазиям» свидетельствует о рационалистической направленности литературы, науки о литературе и методики, идущей в своем развитии по тому же пути.
Однако несомненно ценным в свете данной работы является наследие психологической школы, представители которой понимали художественное произведение как вымысел, осознавая его условную, виртуальную природу.
Библиографический список
1. Беньковская Т.Е. Развитие методики преподавания литературы в русской школе. ХХ в.: Учебно-методическое пособие и хрестоматия для студентов филолог, фак-в пед. вузов. - Оренбург: изд. ОГПИ, 1999. - 431 с.
2. Буслаев Ф.И. Преподавание отечественного языка: Учебное пособие для студентов педагогических институтов по специальности «Русский язык и литература». - М.: Просвещение, 1992. -512 с.
3. Водовозов В.И. Избранные педагогические сочинения / Сост. В.С. Аранский. - М.: Педагогика, 1986. - 480 с.
4. Данилов В.В. Литература как предмет преподавания. - М., 1917. - 134 с.
5. История русского литературоведения / П.А. Николаев и др. - М., 1980 - 308 с.
6. Ковтун Е.Н. Поэтика необычайного: художественные миры фантастики, волшебной сказки, утопии, притчи, и мифа. - М., Изд-во Моск. ун-та, 1999. - 306 с.
7. Неелов Е.М. Волшебно-сказочные корни научной фантастики. - Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1986. - 200 с.
8. Острогорский В.П. Русские писатели как воспитательно-образовательный материал для занятий с детьми и для чтения народу. - М., 1891. - 301 с.
9. Стоюнин В.Я. Избранные педагогические сочинения. - М., Педагогика, 1991. - 368 с.
10. Стоюнин В.Я. О преподавании русской литературы. - СПб., 1864. - 398 с.
11. Чернышёва Т. Природа фантастики. - Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 1985. - 336 с.
12. Чертов В. Ф. Русская словесность в дореволюционной школе. - М.: М1II У. 1997. - 127 с.
УДК 882.-1.09
Чехунова Ольга Александровна
Якутский государственный университет olga_chehunova@mail.ru
ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ СЕМАНТИКА КАК «ЦИКЛООБРАЗУЮЩАЯ СКРЕПА» В ПОЭТИЧЕСКОМ СБОРНИКЕ ГЕОРГИЯ ИВАНОВА «РОЗЫ»
Статья посвящена рассмотрению сквозных образов и мотивов в сборнике Г. Иванова «Розы» (1931). Они, по гипотезе автора статьи, насыщаются экзистенциальной символикой и в силу этого становятся «циклообразующими скрепами» в означенных поэтических книгах.
Ключевые слова: экзистенциальная семантика, циклическая скрепа, мотив, образ, роза.
Экзистенциализм оказал огромное влияние на литературу, искусство и культуру XX века. Размышления о бытие, конечности человеческого существования и относительности счастья, о подлинной свободе и ценностях жизни стали важным объектом лирико-философских медитаций российских поэтов. Одним из художников ХХ века, в чьем поэтическом сознании интуитивно зарождались и посте-
пенно формировались трагическая концепция мировосприятия, категории экзистенциальной философии, был Георгий Иванов.
Разумеется, для формирования экзистенциального умонастроения необходимы определенные внешние и внутренние предпосылки. Для Иванова первыми стали - эмиграция, отрыв от родины и привычного круга, последующие лишения и болезни. К внутренним предпосылкам
© Чехунова О.А., 2011
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 1, 2011
159
можно отнести особый, трагический тип мировоззрения, склонность к философскому осмыслению собственных лишений, обобщению жизненных ситуаций. Все это способствовало формированию экзистенциального мироощущения Иванова. По словам В.В. Заманской, «поэтом Георгия Иванова сделал серебряный век, большим поэтом - ощущение экзистенциальности бытия» [2, с. 251].
Не случайно в списке внешних предпосылок формирования экзистенциального мироощущения Иванова мы ставим на первое место именно эмиграцию, а не революции, Первую мировую войну или другие трагические события начала прошлого века. Исследователи (В. Заманская,
О. Федотов, В. Крейд, Т. Хмельницкая, С. Семёнова и др.) практически единодушно сходятся в том, что именно разлука с Россией и вынужденный отъезд стали поворотным моментом для эволюции ивановской философии и поэзии, а последующие события его биографии только усугубили и усложнили философско-экзистенциальную парадигму мировосприятия поэта.
Трагическое мироощущение и миропонимание Георгия Иванова воплощается уже в произведениях его первого эмигрантского сборника «Розы» (1931). В поэзии Иванова возникает экзистенциальная проблематика, размышления о смерти, одиночестве, пустоте, о сущности счастья, появляется тема беспомощности искусства, хрупкости и бессмысленности человеческого бытия.
Однако возникает вопрос, каким образом экзистенциальная картина мира поэта воплощается в его лирике, художественном творчестве. Ведь подчас трудно утверждать, что тот или иной элемент поэтической системы в творчестве художника является экзистенциальным. Так, грусть, тоска, одиночество, страх смерти встречались в литературе во все века, в произведениях большинства авторов, задолго до формирования экзистенциальной философии. Поэтому, на наш взгляд, только в соположении ряда философских понятий, экзистенциальных концептов определенного плана, в их иерархической связи обнаруживается трагическое мировосприятие поэта, его приверженность экзистенциальной философии.
В таком случае последняя должна отразиться в циклических феноменах, поскольку именно цикл в отличие от разрозненных поэтических произведений дает не мозаику настроений и состояний
автора, а передает целостную картину его миро-переживания.
Под циклом мы понимаем «жанровое образование, главный структурный признак которого - особые отношения между стихотворением и контекстом, позволяющие воплотить в системе сознательно организованных стихотворений сложную систему взглядов, целостность личности и / или мира» [5, с. 3].
По утверждению Б.М. Гаспарова, в художественном тексте «каждый компонент, так или иначе, прямо либо в силу ассоциативных сопряжений попавший в орбиту смыслообразуюшей работы мысли, не остается равным самому себе -тем своим свойствам, которые могут у него проявиться вне именно этого, в данную минуту и в данных условиях происходящего процесса. Соответственно, предметом анализа должен быть не сам этот компонент как таковой, но его преображение в качестве мотива, неотъемлемо принадлежащего данному сообщению, имеющего смысл лишь в тех неповторимых сплавлениях с другими мотивами, которые возникают в данном сообщении в процессе его осмысливания» [1, с. 336].
Итак, остановимся на первом эмигрантском сборнике Иванова «Розы». По мнению Ю. Терапиано, эта книга стала «безусловно лучшей не только в эмигрантской, но и в русской поэзии тридцатых годов» [цит. по: 4, с. 115]. В.В. Заманская утверждает, что именно «Розы» стали ивановским «прорывом к экзистенции бытия и экзистенции человека» [2, с. 254].
В книгу «Розы» «впервые входит настоящее», а именно, устойчивая «коллизия» «между безответностью мирового торжества и вечной любовью, вечной весной жизни, которая всё-таки прекрасна» [2, с. 255]. Борьба между настоящим и вечным, земным и небесным, бытовым и бытийным, в которой, как полагает Иванов, обречен существовать человек, вносит в его поэзию «мучительную трагедию» антиномичности мира. Именно эта антиномия делает «Розы» «печальными и прекрасными». При этом мотивно-об-разная организация последующих сборников указывает на то, что трагическое мироощущение поэта с годами только усугублялось.
Необходимо отметить, что для всего творчества Г. Иванова особое значение имеют образы закатного неба, моря, роз и звезд, которые в ряде стихотворений («Мне тело греет шкура тигровая...», «Газеллы», «Здесь волн Коцитовых холод-
160
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 1, 2011
ный ропот глуше...» и др.) тесно взаимосвязаны. Однако если в ранней лирике эти образы олицетворяют традиционные светлые понятия - счастье, цветущую весну, любовное свидание, искусство, жизнь (например, в таких произведениях, как «Ранняя весна», «Заставка», «Неправильный круг описала летучая мышь...», «Г азеллы», «Слово за словом, строка за строкой...», «Кровь бежит по томным жилам...»), то, начиная с «Роз», они попадают во власть «бесплодного Мирового торжества», погружаются в Ничто, олицетворяя таким образом гибель, утрату этих вечных ценностей.
Среди этого образного ряда особенно выделяется образ роз. Он - самый частотный в одноименном сборнике. Причем, начиная с первого эмигрантского сборника, розы меняют свою семантику и эмоциональную окраску: они начинают погружаться в холодный мрак, в чёрно-синее сияние смерти, тонут в «ледяном океане печали». Розы не оправдали надежд поэта на обещанное счастье. Уже в первых строках произведения «Над закатами и розами .», открывающего эмигрантскую книгу 1931 года, появляется образ роз, который связан, как и в доэмигрантской лирике Г. Иванова, с образами звёзд, закатного неба и счастья. Однако само традиционное понятие счастья полностью меняется:
Счастье мучить или мучиться,
Ревновать и забывать.
Счастье нам от Бога данное,
Счастье наше долгожданное,
И другому не бывать [3, с. 255].
Человеческое «счастье» теперь для Иванова -«мучить или мучиться», «счастье» страдать и терять опору в жизни, «счастье» обманываться и не находить подлинных ценностей.
Бывшая когда-то вечной и прекрасной (например, «неувядающие розы» в стихотворении «И всех, и всех давно забытых.»), эта роза теперь прямо связана с мотивом смерти, она олицетворяет собой «сонную вечность», «мировое зло», убивающее жизнь и красоту, грозящее новой бедой. Теперь это роза, брошенная на похоронах: «Когда-нибудь и где-нибудь. / Не все ль равно? / Но розы упадут на грудь, /Звезда блеснет в окно / Когда-нибудь.» [3, с. 273].
Образ розы дважды встречается и в заключительном стихотворении сборника «Все розы, которые в мире цвели...»:
Так чёрные ангелы медленно падали в мрак,
Так чёрною тенью Титаник клонился ко дну,
Так сердце твоё оборвётся когда-нибудь - так Сквозь розы и ночь, снега и весну. [3, с. 294]
Не сложно заметить, что преобладающим цветом при описании окружающей действительности становится для Иванова чёрный цвет. Всё светлое гибнет, уходит в небытие, остаётся там, в дореволюционной России, вместе с надеждами на лучшее и поэтическими мечтами. Эмиграция приводит поэта к потере прежних жизненных ориентиров и ценностей, он окончательно теряет смысл собственной жизни и творчества. Ощущение бытия после революции - это ощущение катастрофы: недаром поэт упоминает Титаник, крушение которого в 1912 году воспринималось современниками как страшное предзнаменование. Для поэта не остаётся ничего, что могло бы удержать его в этом мире - вечное искусство уйдёт вслед за «забытой Богом» страной: «И все корабли, и все имена, / И эта, забытая Богом, страна!» Наступает начало конца света: с этого момента заканчивается жизнь страны, и это неизбежно приведёт к собственной гибели поэта.
По нашему мнению, именно розы становятся «циклическими скрепами» (В.А. Сапогов) одноименного сборника Иванова. Проходящие сквозь всю лирическую книгу, от первого до финального произведения, а также вынесенные в заглавие сборника, розы становятся символическим воплощением таких экзистенциальных категорий, как мучительная ситуация «заброшенности» в жизнь, бессмысленность жизни и неотвратимость человеческой смерти, онтологическое одиночество и страх. В силу этого, розы становятся семантической «скрепой» не только для первого сборника как сверхцикла, но и сквозным лейтмотивом всего эмигрантского творчества поэта. Причем от сборника к сборнику происходит постепенное накапливание экзистенциального потенциала этого образа, который к финалу творческого пути поэта становится одним из ключевых символов трагического бытия.
Библиографический список
1. Гаспаров Б.М. Язык, память, образ: Лингвистика яз. существования. - М.: Новое лит. обозрение, 1996. - 351 с.
2. Заманская В.В. Экзистенциальная традиция в русской литературе ХХ века: диалоги на границах столетий: Учеб. пособие для студентов вузов. - М.: Флинта: Наука, 2002. - 302 с.
3. Иванов Г. В. Собрание сочинений: В 3 т. Т. 1. Стихотворения. - М.: Согласие, 1993. - 656 с.
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 1, 2011
161
4. Крейд В. Георгий Иванов: Стихотворения // Звезда. - 1993. - №>1. - С. 115-116.
5. Фоменко И.В. Лирический цикл: становление жанра, поэтика. - Тверь: Твер. гос. ун-т, 1992. - 123 с.
УДК 882.-1.09
Чехунова-Блау Ольга Александровна
Якутский государственный университет olga_chehunova@mail.ru
ОБРАЗНЫЙ КОД В ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЙ КАРТИНЕ МИРА ГЕОРГИЯ ИВАНОВА
Статья посвящена отражению экзистенциальной картины мира Г. Иванова в поэтике лирических сборников «Розы» (1931), «Отплытие на остров Цитеру» (1937), «1943—1958. Стихи» (1958). По гипотезе автора статьи, рассматриваемые мотивы и образы раскрывают специфику трагического мировосприятия поэта.
Ключевые слова: картина мира, экзистенциализм, мотив, образ, музыка, зеркало, лодка, туман, свобода, счастье.
Изучение принципов отражения картины мира поэта в его лирике, воплощения в творчестве ключевых категорий авторского мировосприятия - одно из наиболее актуальных и перспективных направлений в современном литературоведении. Исследователи сходятся в мысли, что художественное произведение является «определенной моделью мира, некоторым сообщением на языке искусства» [6, с. 65]. Причем именно рассмотрение творческого достояния поэта как отображения авторской картины мира, признание того, что каждое лирическое произведение - это проекция ряда жизненных установок художника, зачастую позволяет нам наиболее полно и глубоко проанализировать и понять особенности как поэтики, так и философского мировосприятия поэта.
Понятие картины (или модели) мира разработано в литературоведении довольно детально. В.Н. Топоров определяет модель мира как «сокращённое и упрощённое отображение всей суммы представлений о мире внутри данной традиции, взятых в их системном и операционном аспектах» [9, с. 161]. В.Е. Хализев говорит о том, что «в художественных произведениях прямо или косвенно преломляются и бытие как целое (т. е. присутствует картина мира как упорядоченного или дисгармоничного), и его определенные грани: феномены природы и, главное, человеческой жизни» [11, с. 24].
Изучению влияния авторской модели мира, его философского мировоззрения на принципы построения текста, его поэтику посвящены работы Т.В. Цивьян [12], Л.Г. Кихней [4] и других современных исследователей. Л.Г. Кихней, в частности, устанавливает корреляцию между философскими и лирическими способами постиже-
ния мира. «Каждое искусство, - пишет она, - оказывается <.> искусством строить “картину мира из смыслообразов”, отсюда вытекает и правомерность сопоставления художественных и философских систем моделирования мира» [4, с. 11]. Таким образом, реконструкция картины мира поэта представляется одной из актуальных задач современного литературоведения. В данной статье сделана попытка вычленения и анализа некоторых лейтмотивных образов эмигрантской лирики Георгия Иванова, которые, на наш взгляд, выполняют миромоделирующую функцию.
Как пишет Р. Гуль, «если на Георгия Иванова обязательно надо бы было наклеить ярлык какого-нибудь “изма”, то это сделать было бы просто. Георгий Иванов - сейчас единственный в нашей литературе - русский экзистенциалист» [1, с. 112]. Большинство исследователей творчества Георгия Иванова (В.В. Заманская [2], О.И. Федотов [10], В.П. Крейд [5]) сходятся в том, что подлинный трагизм мировосприятия, экзистенциальная проблематика, ощущение конечности бытия, размышления о смерти, пустоте, холоде, о сущности счастья, темы отчаяния и беспомощности искусства появляются в стихах Иванова именно после эмиграции поэта из России в 1922 году. Поэтому для рассмотрения организации лирики Георгия Иванова с точки зрения экзистенциальной философии и мировосприятия наиболее интересны именно его эмигрантские поэтические сборники: «Розы» (1931), «Отплытие на остров Цитеру» (1937) и «1943-1958. Стихи».
В исследовательской литературе выявлялись следующие образы, выражающие трагическое мироощущения поэта: звезда, закат, роза, ветер, сияние, весна и др. Особое значение имеет также
162
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 1, 2011
© Чехунова-Блау О.А., 2011
