CC BY
49
УДК 821.161.1.09"20"
Ушакова Оксана Николаевна
Костромской государственный университет 0ks19011986@mail.ru
СЕМАНТИКА ОБРАЗА ЗВЕЗДЫ В СБОРНИКЕ Г.В. ИВАНОВА «РОЗЫ» И ПОЭТИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ
В статье рассматриваются варианты семантики образа звезды, воплощённые в сборнике Иванова «Розы», в соотношении с поэтической традицией. Доказывается, что с образом звезды для лирического субъекта Иванова ассоциируется понятие счастья, которое воспринимается как слияние с некими высшими началами. Такое толкование образа звезды восходит к поэтическому опыту Лермонтова. Отмечается, что трансформация образа звезды в сборнике «Розы» маркирована мотивом «падения». В этом случае очевидна апелляция Иванова к традиции Фета. В статье показывается, что символ звезды связан и с философскими размышлениями поэта о прошлом и настоящем. Такой подход к истолкованию образа звезды близок поэтической системе Байрона и Тютчева. Для обогащения семантики архетипа звезды Иванов ориентируется на традицию использования оценочных и цветовых эпитетов, сформировавшуюся в лирике Блока, Мандельштама, Набокова. Именно этот механизм творческой преемственности обеспечивает эволюцию образа звезды в сборнике «Розы».
Ключевые слова: Г.В. Иванов, «Розы», семантика, образ звезды, лирический герой, цветовая символика, поэтическая традиция, Лермонтов, Фет, Тютчев, Блок, Мандельштам, Набоков, Байрон.
Сборник «Розы» - первый поэтический сборник, изданный Г.В. Ивановым в эмиграции в 1931 году. По мнению Ю. Те-рапиано, эта книга стала «безусловно лучшей не только в эмигрантской, но и в русской поэзии тридцатых годов» [18, с. 161]. Образно-мотивная система ивановского сборника «Розы» ещё не исследована детально, хотя некоторые её особенности были охарактеризованы в работах (М.Ю. Гапеенковой, Е.Р. Варакиной, Т.С. Соколовой, Т.Ю. Хмельницкой). Литературоведы отмечают, что одним из стержневых символов в названном сборнике является образ звезды [18, с. 160]. Однако до сих пор исследователями ещё не раскрыто вполне смысловое наполнение этого образа в контексте «Роз», как не прослежен и его художественный генезис. В нашей статье мы попытаемся выявить варианты семантики образа звезды, воплощённые в первом эмигрантском сборнике Иванова, в соотношении с поэтической традицией.
Топос звезды в сборнике Иванова «Розы» является одним из частотных. Из 41 стихотворения книги образ звезды встречается в 14 произведениях; всего лексема «звезда» используется поэтом 22 раза; эпитет «звёздный» (луч, свет) - 2 раза. Символ звезды в русской литературе Х1Х-ХХ вв. восходит к библейским сюжетам (Вифлеемская звезда). Он продолжает развиваться и переосмысливаться в творчестве Е.А. Баратынского, А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова [4], Ф.И. Тютчева, А.А. Фета, В.В. Маяковского, С.А. Есенина, И.Ф. Анненского, И.В. Северянина, К.Д. Бальмонта [8], О.Э. Мандельштама [15]. Иванов также дополняет ряд перечисленных авторов.
Уже в первом стихотворении сборника Иванова «Розы» «Над закатами и розами...» мир воспринимается лирическим героем в двух измерениях: внутреннем и внешнем. Причём через призму своего внутреннего мира герой видит и красоту реального, внешнего мира. Потрясение от красоты пере-
даётся в стихотворении романтическими по своей природе образами [19, с. 23]: «закаты», «розы», «торжественные звёзды». Эти символы указывают на то, что само понятие счастья связано для лирического субъекта с неким мистическим слиянием с высшими, космическими началами: «Над закатами и розами - // Остальное всё равно - // Над торжественными звёздами // Наше счастье зажжено» [7, с. 255].
Однако счастье для лирического героя Иванова сопряжено с драматическими чувствами и переживаниями, что подчёркивается в тексте за счёт глаголов: «мучить или мучиться», «ревновать и забывать». Здесь слышна явная перекличка с традицией Лермонтова. В стихотворении «Выхожу один я на дорогу.» [9, с. 222-223] поэт-романтик противопоставляет божественную красоту мира дисгармонии, захватившей душу героя, страдающего от утраты смысла бытия; своё одиночество в мире людей - единству мира природы. Образ звёзд, имеющих возможность вести беседу друг с другом, передаёт тоску Лермонтова по духовному единению с близким человеком. Точно отмечает М. Н. Эп-штейн: «Всё слитно в мироздании: звезда говорит со звездой, даже пустыня "внемлет Богу" - лишь один человек не находит ответа на мучительные вопросы о смысле своего существования: "Жду ль чего? жалею ли о чём?"» [19, с. 119].
Г.Е. Горланов верно подчёркивает, что образ звезды в лирике Лермонтова участвует в создании своеобразного «космического пейзажа, в центре которого земное существо с человеческим мироощущением» [4, с. 56-57]. Герой стихотворения Иванова так же, как и герой Лермонтова, постигает феномен двоемирия. Он тоже открывает для себя как мир земной («розы»), так и мир небесный («закаты», «звёзды»). Он уверен, что счастье неотделимо от страдания. В этом заключён Божий промысел. Главный философский вывод стихотворения Иванова выражается в тексте жёстко и кате-
114
Вестник КГУ ^ № 4. 2018
© Ушакова О.Н., 2018
горично: через отрицательную конструкцию с глаголом «не бывать»: «Счастье нам от Бога данное, // Счастье наше долгожданное, // И другому не бывать» [7, с. 255].
Уже первые строки ивановского стихотворения «Перед тем, как умереть...» передают настроение предельного отчаяния, овладевшее героем: «Перед тем, как умереть, // Надо же глаза закрыть. // Перед тем, как замолчать, // Надо же поговорить» [7, с. 261]. Здесь меняется и многопланово усложняется семантика образа звёзд: звёзды превращаются в «падающие». С одной стороны, они преображают мир, меняя ритм времени, торопя приход пронзающей душу весны: «Звёзды разбивают лёд. // Призраки встают со дна - // Слишком быстро настает // Слишком нежная весна» [7, с. 261]. С другой стороны, падающие звёзды у Иванова способны разбудить души мёртвых, потревожить их покой («Призраки встают со дна»). Они становятся предвестниками духовной смерти лирического героя, который лишается дара словесного самовыражения: «И касаясь торжества, // Превращаясь в торжество, // Рассыпаются слова // И не значат ничего» [7, с. 261]. В данном поэтическом контексте слово «торжество» становится многозначным, приобретая дополнительную, негативную смысловую окраску: лексема намекает на торжество «мирового уродства», столь болезненно ощущаемое Ивановым.
Обращаясь к образу падающей звезды, Иванов по-своему перекликается со стихотворением А.А. Фета «Звёзды»: «Искра к искре бороздою // Пронесётся иногда, // Но уж знай, ей жить недолго: // То - падучая звезда» [17]. «Падучая звезда» и у Фета, и у Иванова «проживает» яркую, но короткую жизнь - она обречена на смерть. При этом у Фета звезда, тем не менее, становится символом смелости, любви к жизни. У Иванова падающие звёзды тоже обладают преображающей мир энергией, «разбивают лёд», ускоряют приход весны, но при этом они предвещают духовную смерть творца, поэта, лишая найденные им слова смысла: «Рассыпаются слова // И не значат ничего» [7, с. 261].
В стихотворении Иванова «Как в Грецию Байрон, о, без сожаленья.» также появляется образ звезды:
Как в Грецию Байрон, о, без сожаленья,
Сквозь звёзды и розы, и тьму,
На голос бессмысленно-сладкого пенья...
- И ты не поможешь ему.
Сквозь звёзды, которые снятся влюблённым, И небо, где нет ничего, В холодную полночь - платком надушенным.
- И ты не удержишь его.
На голос бессмысленно-сладкого пенья,
Как Байрон за бледным огнём,
Сквозь полночь и розы, о, без сожаленья...
- И ты позабудешь о нём [7, с. 266].
Топос звезды в данном стихотворении становится в образный ряд, характеризующий романтическую картину мира, которую лирический герой постигает вслед за Д. Байроном. Подобно Лермонтову, субъект процитированного произведения Иванова соотносит свою судьбу с духовно-творческими устремлениями выдающегося английского романтика. Образно-мотивная система этого стихотворения реминисцирует со стихотворением Байрона «Неспящих солнце! Грустная звезда!..» (в переводе А.К. Толстого) [12 , с. 493].
В восприятии лирического героя Иванова сливаются воедино розы, тьма, поющий голос, небо, полночь. Но оксюморон «бессмысленно-сладкое пенье», использованный поэтом-эмигрантом, становится ключом к пониманию нового смыслового наполнения образа звезды. Теперь звезда перестаёт быть «путеводной». Проводником героя становится голос, зовущий его за собой и завораживающий рационально непостижимой тайной. Эпитет «холодный» становится устойчивым и переходит из стихотворения в стихотворение, формируя один из ключевых лейтмотивов сборника «Розы». Параллелизм синтаксических конструкций - «И ты не поможешь ему», «И ты не удержишь его», «И ты позабудешь о нём» - ещё больше усиливает трагическое настроение стихотворения, создаёт впечатление безысходности. На первый взгляд, есть и небо, есть и звёзды на нём, но через отрицательное словосочетание «нет ничего» создаётся ощущение непреодолимого холода и пустоты окружающего мира. Симптоматично, что в стихотворении Байрона, с которым Иванов ведёт диалог, звезда тоже «холодна» [12, с. 493].
Образы звёзд фигурируют и в стихотворении Иванова «Это только синий ладан.»: «Это только синий ладан, // Это только сон во сне, // Звёзды над пустынным садом, // Розы на твоем окне» [7, с. 267]. Символ звёзд становится частью описания ночного весеннего сада, который наталкивает героя на глубокие размышления о трагической судьбе человека. В сборнике «Отплытие на остров Цитеру» образ звёзд продолжает развиваться. В стихотворении «Только звёзды. Только синий воздух.» Иванов уже создаёт зимний пейзаж («за полярным кругом»), на фоне которого изображена смерть двух «верных», «неразлучных» друзей. По логике лирического сюжета этого ивановского стихотворения души умерших перевоплощаются в звёзды, являющиеся знаками вечности (строка вновь повторяется): «Тише, тише. Не дыши. // Это только звёзды над пустынным садом, // Только синий свет твоей души» [7, с. 305]. У Ф.И. Тютчева в стихотворении «Осенней позднею порой.», центром которого становится описание осеннего царкосельского сада, топос звезды ассоциируется с мимолётным воспоминанием о прошлом: «И сад темнеет, как дуброва, // И при звёздах из тьмы ноч-
ной, // Как отблеск славного былого, // Выходит купол золотой.» [16, с. 211]. Так, у Иванова и у Тютчева образ звезды помогает дополнить образ сада, который, в свою очередь, наталкивает лирического героя на размышления о своей судьбе, о счастливом или трагическом прошлом.
В следующем стихотворении сборника «Роз» «В сумраке счастья неверного...» возникает уже образ «лёгкой звезды»: «Лёгкие тучи растаяли, // Лёгкая встала звезда. // Лёгкие лодки отчалили // В синюю даль навсегда» [7, с. 268]. Т.С. Соколова так трактует данную строфу стиха: «. такие художественные знаки, как "лодки", "звезда", "тучи" ("облака") входят в семантический ряд смерти, формируют топос небытия в лирике Иванова» [14, с. 238]. Действительно, анафористический эпитет «лёгкий» - воздушный, невесомый, эфирный - объединяет эти три образа, намекающих на переход лирического героя в иной мир. Словосочетание «лёгкая звезда» у Иванова связывается с семантикой смерти.
В стихотворении «В комнате твоей.» образ звезды у Иванова маркируется цветовым эпитетом «белая»: «В комнате твоей // Слышен шум ветвей, // И глядит туда // Белая звезда. // Плачет соловей // За твоим окном, // И светло, как днём, // В комнате твоей» [7, с. 269]. Белый цвет имеет разные традиции толкования. Так Е.М. Гуделева отмечает, что «в церковной символике белый цвет - символ Божественного, нетварного света. В нём переливаются все цвета радуги. В Откровении св. Иоанна Богослова ангелы и святые облачены в белые ризы Божественного света; Церковь - "жена агнца" -в таких же светлых одеждах. В иконописи белый цвет обозначает сияние вечной жизни и чистоты в противоположность чёрному цвету ада, духовной тьмы (чёрный одновременно символизирует траур, отречение от мирской суеты и богатства (монашество))» [5, с. 46]. В творчестве русских символистов семантика белого цвета близка православной трактовке: это - «символ воплощённой полноты бытия», знак высокой мистической тайны, слияние всех цветов в единый божественный цвет [1].
В стихотворении Иванова «В комнате твоей.» «белая звезда» становится и частью ночного весеннего пейзажа, и вестницей из иных миров, заставляющей лирического героя задуматься над тайной мироздания, тайной жизни и смерти, которую не дано разгадать человеку: «Только тишина. // Толь -ко синий лёд. // И навеки дна // Не достанет лот. // Самый зоркий глаз не увидит дна, // Самый чуткий слух // Не услышит час - // Где летит судьба, // Тишина, весна // Одного из двух, // Одного из нас [7, с. 269]. Такая интерпретация белого цвета у Иванова в определённой мере согласуется с православной и символистской колористической традициями (напоминание об инобытии «белой звезды»).
Интересно, что у В.Я. Брюсова в стихотворении «Восход луны» также присутствует образ «белых
звёзд»: «Белых звёзд прозрачное дыханье; // Сине-бархатного неба тишь; // Ожиданье и обереганье // Лунного очарованья, лишь // Первое струящего мерцанье // Там, где блещет серебром камыш» [3, с. 281]. Причём звёзды в брюсовском стихотворении уподобляются живым существам, что в тексте передаётся олицетворяющей метафорой «дышат непрерывно». Белым цветом у Брюсова окрашены не только звёзды, но и облако («облак - дивно-бел»), аллея («в белизне»). Концентрация белого помогает передать восхищение лирического героя красотой и гармоничностью ночного пейзажа, выражает светлые чувства, переполняющие его душу. У Брюсова белый цвет используется в чисто живописной функции, участвует в создании картины ночи, выполненной в импрессионистическом ключе. В стихотворении же Иванова «В комнате твоей.» созерцание белой звезды, носительницы сакрального знания, оказывается импульсом, подталкивающим лирического героя к философской рефлексии, к осознанию непостижимости сроков собственного земного бытия.
В стихотворении Иванова «Начало небо меняться.» в структуру образа звезды включается эпитет «розоватый»:
Начало небо меняться, Медленно месяц проплыл, Словно быстрее подняться У него не было сил.
И розоватые звёзды, На розоватой дали, Сквозь холодеющий воздух Ярче блеснуть не могли.
И погасить их не смела, И не могла им помочь, Только тревожно шумела Чёрными ветками ночь [7, с. 272].
Цветосимвол «розовый» является в сборнике «Розы» сквозным. В толковом словаре Т.Ф. Ефремовой зафиксировано несколько значений слова «розовый»: «1. Соотносящийся по знач. с сущ.: роза, связанный с ним. 2. перен. Такой, который заключает в себе только радостное, приятное; ничем не омрачённый. 3. Приготовленный из лепестков роз. 4. Имеющий цвет бледно-красной розы; светло-алый» [6]. Смысловое наполнение образа «розоватые звёзды» в этом стихотворении соотносится с заголовком ивановского сборника, восходящего к поэтике русского романтизма. Звёзды имеют не определённый, розовый, цвет, а производный от него, близкий к нему - розоватый. «Розоватые звёзды» у Иванова ассоциируются с «не-довоплощённой» красотой и гармонией природы, с некой незавершённостью космической картины мира. Не только звёзды, но и дали имеют этот цвет (лексема «розоватый» употребляется Ивановым в стихотворении дважды). Тем самым создаётся ощущение безмерности границ «розоватого» гори-
зонта. Но опять через проекцию авторского видения звёзды предстают перед читателем блёклыми, они не светят в полную силу (лексема «сквозь» указывает на невидимое препятствие, находящееся на пути света звёзд). И даже ночь, символизирующая в ивановском стихотворении стихийное, активное начало, «не смеет» вмешаться в судьбу «розоватых звёзд»: «И погасить их не смела, // И не могла им помочь» [7, с. 272].
В 1920 году Владимир Набоков написал стихотворение «Каштаны», в котором, опережая Иванова, использовал топос «розовые звёзды»: «... и тени изумрудные слоистой // листвы и грозди розовые звёзд // в воде отражены» [13, с. 121]. Красота весеннего вечера характеризуется поэтом через образы «цветущих каштанов», «реки», «ветерка», «розовых звёзд». Она сравнивается с храмом, а сам лирический герой становится «юродивым», ждущим чуда. Семантика внешне близких образов: «розовых звёзд» у Набокова и «розоватых звезд» у Иванова - всё-таки различна. У Набокова «грозди розовые звёзд» вызывают у лирического героя восторг и воспринимаются как апофеоз гармонии, разлитой в природе. У Иванова же «розоватые звёзды» сигнализируют о некой непреодолимой статике мира, об истощении энергии вселенной.
В стихотворении Иванова «Когда-нибудь и где-нибудь.» образ звезды вновь меняет своё цветовое наполнение: от белого, розоватого к зелёному: «Летит зелёная звезда // Сквозь тишину. // Летит зелёная звезда, // Как ласточка к окну - // В счастливый дом» [7, с. 273]. Е.М. Гуделева указывает, что «в древности жёлтый и зелёный цвета различались нечётко, смешивались. Когда-то был один корень: зел-ёный, жёл-тый. Он обозначал жёлто-зелёный или золотисто-жёлтый цвета и был связан с растениями, весенним возрождением природы, но также указывал на связь с нижним миром мёртвых. Зеленый цвет был еще и цветом колдовства (отсюда родственные корни зел-ёный - зелье)» [5, с. 45]. В православном мировосприятии «сочетание голубого и жёлтого цветов, знаменующих Духа Святого и Бога Сына, порождают зелёный цвет. Поэтому земная, природная зелень воспринимается религиозным чувством как символ жизни и весны, в ней скрыто живоносное начало» [5, с. 47]. «Зелёная звезда» у Иванова, как и в традиции христианской колористики, является спасительной для лирического героя. Образ звезды трансформируется в образ ласточки, предвестницы весны и новой жизни. «Зелёная звезда» в этом стихотворении Иванова несёт в себе жизнеутверждающее начало.
Символ зелёной звезды встречается также в стихотворениях А.А. Блока и О.Э. Мандельштама. У Блока этот образ беспредельно многозначен. Это - и символ человеческой умиротворённой жизни («Свирель запела на мосту.»), и образ возлюбленной, таинственной незнакомки («Мой милый,
будь смелым.»). В целом семантика образа зелёной звезды у Иванова восходит к поэтическому опыту Блока: она создаёт атмосферу божественного мироздания, символизирует жизнь.
Интерпретация образа зелёной звезды у Мандельштама («На страшной высоте блуждающий огонь.»), наоборот, контрастна толкованию образа зелёной звезды в ивановском стихотворении «Когда-нибудь и где -нибудь.». «Летящая» зелёная звезда в произведении Мандельштама становится приметой гибели, несёт только разрушения («Твой брат, Петрополь, умирает»; «воск бессмертья тает»). Лирический герой сомневается в её спасительной силе: «На страшной высоте блуждающий огонь, // Но разве так звезда мерцает?» [10, с. 121]. У Иванова же - звезда превращается в живую «ласточку», одаривающую счастьем дом лирического субъекта. И.З. Сурат точно расшифровывает семантику образа зелёной звезды у Мандельштама: «. воздушный корабль и одновременно "зелёная звезда" - много в себя вобравший образ. Помимо источников литературных, поэтических ("Корабль призраков" Цедлица, "Воздушный корабль" Лермонтова) есть у него и библейский подтекст: "Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде полынь; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки" (Откровение св. Иоанна Богослова (8:10-11)). Эсхатологические ощущения ищут подтверждения, поэт как будто гадает, та эта смертоносная звезда или не та: "О, если ты звезда."» [15, с. 200]. Так в сборнике «Розы» Иванов вступает в полемический диалог с Мандельштамом, связывая семантику топоса зелёной звезды с идеей спасения и возрождения.
Таким образом, варианты семантики образа звезды, воплощённые в эмигрантском сборнике Иванова «Розы», можно рассматривать в соотношении с поэтической традицией. С образом звезды для лирического субъекта Иванова ассоциируется понятие счастья, которое воспринимается как слияние с некими высшими, мистическими, космическими началами. Такое толкование образа звезды восходит к поэтическому опыту Лермонтова. Трансформация образа звезды в ивановском сборнике «Розы» маркирована мотивом падения, предсказывающим смерть лирического героя. В этом случае очевидна апелляция Иванова к традиции Фета. Символ звезды связан и с его философскими размышлениями о прошлом и настоящем. Такой подход к истолкованию образа звезды близок уже поэтической системе Байрона и Тютчева. Для обновления и обогащения семантики архетипа звезды Иванов ориентируется на традицию использования оценочных и цветовых эпитетов, сформировавшуюся в лирике Блока, Мандельштама, Набокова. Именно этот механизм творческой
преемственности обеспечивает эволюцию образа звезды в сборнике «Розы». «Лёгкая звезда» в ивановских стихах передаёт семантику смерти, которая собственно соотносится с экзистенциальными воззрениями самого поэта. Интерпретация Ивановым образа «белой звезды», наоборот, опирается на опыт православной и символистской (блоковской) колористических традиций: она носительница сакрального знания. Именно «белая звезда» заставляет задуматься героя о непостижимости сроков собственного земного бытия. «Розоватая» звезда в смысловом пространстве, очерченном в сборнике «Розы», характеризует душевные муки героя, вызванные внутренней дисгармонией. «Зелёная» звезда, наоборот, выступает символом спасения.
Библиографический список
1. Безрукова В.С. Основы духовной культуры [Электронный ресурс]. - М.: Аспект-Пресс, 2003. -Режим доступа: https://spiritual_culture.academic. ги/281/Белый_цвет (дата обращения 25.02.2018).
2. Белый А. Священные цвета // Белый А. Символизм как миропонимание / сост., вступ. ст. и прим. Л. А. Сугай. - М.: Республика, 1994. - С. 20-209.
3. Брюсов В.Я. Собрание сочинений: в 7 т. Т. 2. -М.: Художественная литература, 1973. - 496 с.
4. Горланов Г.Е. Символика звезды в творчестве М.Ю. Лермонтова // Известия высших учебных заведений: Поволжский регион. Сер.: Гуманитарные науки. - 2009. - № 2 (10). - С. 52-59.
5. Гуделева Е.М. Символика цвета в творчестве Е.И. Замятина: дис. ... канд. филол. наук. - Иваново, 2008. - 204 с.
6. Ефремова Т.Ф. Толковый словарь русского языка [Электронный ресурс]. - Режим доступа: https: //slovar. cc/rus/efremova-tolk/3 53358. html (дата обращения: 01.02.2018).
7. Иванов Г.В. Собрание сочинений: в 3 т. Т. 1. -М.: Согласие, 1993. - 656 с.
8. Крохина Н.П. «Религия звёзд и цветов» в поэзии К. Д. Бальмонта // Известия высших учебных заведений: Поволжский регион. Сер.: Гуманитарные науки. - 2012. - № 4 (24). - С. 68-76.
9. Лермонтов М.Ю. Сочинение: в 2 т. Т. 1. / сост. и комм. И. С. Чистовой. - М.: Правда, 1988. - 720 с.
10. Мандельштам О.Э. Собрание сочинений: в 2 т. Т. 1. - М.: Художественная литература, 1990. - 623 с.
11. Манн Ю.В. Динамика русского романтизма. - M.: Аспект Пресс, 1995. - 384 с.
12. Мастера стихотворного перевода / вступ. ст., подг. текста и примеч. Е.Г. Эткинда. - Л.: Советский писатель, 1968. - Т. 1. - 526 с.
13. Набоков В.В. Стихотворения и поэмы / сост., вступит. статья, подготовка текстов и примеч. В.С. Фёдорова. - М.: Современник, 1991. - 574 с.
14. Соколова Т.С. Категории бесконечности, пустоты, вечности в эмигрантской лирике Геор-
гия Иванова // Известия РГПУ им. А.И. Герцена. -2017. - С. 237-242.
15. Сурат И. З. Поэт и город. Петербургский сюжет Mандельштама // Звезда. - 200S. - № 5. -C. 17S-203.
16. Тютчев Ф.И. Стихотворения / сост., вступит. статья и примечания В.В. Кожинова. - M.: Советская Россия, 197б. - 33б с.
17. Фет А.А. Полное собрание стихотворений [Электронный ресурс]. - Режим доступа: https:// profilib.net/chtenie/12S7S4/afanasiy-fet-polnoe-sobranie-stikhotvoreniy-37.php (дата обращения: 17.02.201S).
1S. Чехунова О.А. Экзистенциальная семантика как «циклообразующая скрепа» в поэтическом сборнике Георгия Иванова «Розы» // Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова. - 2011. - № 1. - С. 159-1б1.
19. Эпштейн М.Н. «Природа, мир, тайник вселенной.»: Система пейзажных образов в русской поэзии. - M.: Высш. шк., 1990. - 303 с.
References
1. Bezrukova VS. Osnovy duhovnoj kul'tury [EHlektronnyj resurs]. - M.: Aspekt-Press, 2003. -Rezhim dostupa: https://spiritual_culture.academic. ru/2S1/Belyj_cvet (data obrashcheniya 25.02.201S).
2. Belyj A. Svyashchennye cveta // Belyj A. Simvolizm kak miroponimanie / sost., vstup. st. i prim. L.A. Sugaj. - M.: Respublika, 1994. - S. 20-209.
3. Bryusov V.YA. Sobranie sochinenij: v 7 t. T. 2. -M.: Hudozhestvennaya literatura, 1973. - 49б s.
4. Gorlanov G.E. Simvolika zvezdy v tvorchestve M.YU. Lermontova // Izvestiya vysshih uchebnyh zavedenij: Povolzhskij region. Ser.: Gumanitarnye nauki. - 2009. - № 2 (10). - S. 52-59.
5. Gudeleva E.M. Simvolika cveta v tvorchestve E.I. Zamyatina: dis. ... kand. filol. nauk. - Ivanovo, 200S. - 204 s.
6. Efremova T.F. Tolkovyj slovar' russkogo yazyka [EHlektronnyj resurs]. - Rezhim dostupa: https ://slovar.cc/rus/efremova-tolk/3 5335 S .html (data obrashcheniya: 01.02.201S).
7. Ivanov G.V Sobranie sochinenij: v 3 t. T. 1. -M.: Soglasie, 1993. - б5б s.
S. Krohina N.P. «Religiya zvyozd i cvetov» v poehzii K.D. Bal'monta // Izvestiya vysshih uchebnyh zavedenij: Povolzhskij region. Ser.: Gumanitarnye nauki. - 2012. - № 4 (24). - S. 6S-76.
9. Lermontov M.YU. Sochinenie: v 2 t. T. 1. / sost. i komm. I.S. CHistovoj. - M.: Pravda, 19SS. - 720 s.
10. Mandel'shtam O.EH. Sobranie sochinenij: v 2 t. T. 1. - M.: Hudozhestvennaya literatura, 1990. -б23 s.
11. Mann YU.V. Dinamika russkogo romantizma. -M.: Aspekt Press, 1995. - 3S4 s.
12. Mastera stihotvornogo perevoda / vstup. st., podg. teksta i primech. E.G. EHtkinda. - L.: Sovetskij pisatel', 196s. - T. 1. - 52б s.
13. Nabokov V.V. Stihotvoreniya i poehmy / sost., vstupit. stat'ya, podgotovka tekstov i primech. V.S. Fyodorova. - M.: Sovremennik, 1991. - 574 s.
14. Sokolova T.S. Kategorii beskonechnosti, pustoty, vechnosti v ehmigrantskoj lirike Georgiya Ivanova // Izvestiya RGPU im. A.I. Gercena. - 2017. -S. 237-242.
15. Surat I.Z. Poeht i gorod. Peterburgskij syuzhet Mandel'shtama // Zvezda. - 2008. - № 5. - C. 178203.
16. Tyutchev F.I. Stihotvoreniya / sost., vstupit. stat'ya i primechaniya VV Kozhinova. - M.: Sovetskaya Rossiya, 1976. - 336 s.
17. Fet A.A. Polnoe sobranie stihotvorenij [EHlektronnyj resurs]. - Rezhim dostupa: https:// profilib.net/chtenie/128784/afanasiy-fet-polnoe-sobranie-stikhotvoreniy-37.php (data obrashcheniya: 17.02.2018).
18. CHekhunova O.A. EHkzistencial'naya semantika kak «cikloobrazuyushchaya skrepa» v poehticheskom sbornike Georgiya Ivanova «Rozy» // Vestnik KGU im. N.A. Nekrasova. - 2011. - № 1. -S. 159-161.
19. EHpshtejn M.N. «Priroda, mir, tajnik vselennoj...»: Sistema pejzazhnyh obrazov v russkoj poehzii. - M.: Vyssh. shk., 1990. - 303 s.
