CC BY
88
УДК 821.161.1.09"20"
Ушакова Оксана Николаевна
Костромской государственный университет Oks19011986@mail.ru
КОНЦЕПЦИЯ МУЗЫКИ В ПОЭТИЧЕСКОМ СБОРНИКЕ Г.В. ИВАНОВА «ОТПЛЫТИЕ НА ОСТРОВ ЦИТЕРУ» В СВЕТЕ ТРАДИЦИИ РУССКОЙ КЛАССИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ
В статье рассматривается художественная концепция музыки, развёрнутая в стихах поэтического сборника Г.В. Иванова «Отплытие на остров Цитеру» (1937), позволяющая глубже понять мировоззрение автора. Прослеживается её эволюция. Доказывается, что концепция музыки в сборнике Иванова восходит к творческому опыту многих русских поэтов (Г.Р. Державина, В.А. Жуковского, М.Ю. Лермонтова, И.Ф. Анненского и др.). Показывается, что с ивановской концепцией музыки связано переосмысление устойчивых образов русской классической литературы: моря, луны, свечи, лодки, тройки, которые выстраиваются в «Отплытии на остров Цитеру» в определённый ассоциативный ряд. Подчёркивается, что при формировании концепции музыки Иванов активно соединяет традиции русского романтизма и символизма. Особое внимание в статье уделяется поэтическому диалогу Иванова с А. Блоком, превращающемуся в лирико-философский спор о «музыке» как стихии, владеющей миром.
В работе делается вывод о том, что «музыка» у Иванова в данном сборнике представлена в разных образных воплощениях: в звуках и скрипах, в песне, в напеве, в музыке скрипки, гавайской гитары, в звоне бубенцов, вое ветра. Категория музыки в сборнике «Отплытие на остров Цитеру» является связующим звеном между жизнью и смертью, добром и злом, прошлым и настоящим лирического героя. Выясняется, что отсутствие мотива «музыки» в стихотворениях - это тоже знак: символ пустоты, смерти души героя вдали от родины.
Ключевые слова: Г.В. Иванов, поэзия, концепция музыки, романтизм, символизм, мировоззренческая функция, традиция русской литературы.
В 1937 году выходит сборник стихотворений Георгия Владимировича Иванова «Отплытие на Остров Цитеру» как итог его двадцатилетней поэтической деятельности. Об этом свидетельствует подзаголовок: «Избранные стихи 1916-1936». Сборник «Отплытие на Остров Цитеру» запечатлел путь творческих исканий поэта вдали от родины. Поэтическое творчество стало для Иванова особой формой духовной связи с потерянной Россией. Именно поэтому в сборнике «Отплытие на остров Цитеру» так отчётливо прочерчиваются многообразные нити преемственности лирики Иванова с традициями русской литературы.
К опыту русских поэтов - предшественников и современников Иванова - генетически восходит, в частности, художественная концепция музыки, развёрнутая в стихах названного сборника и позволяющая глубже постичь внутренний мир автора, понять его мировоззрение. Многие исследователи (Е.Р. Варакина [4], А.Е. Рылова [10], А.В. Труш-кина [14]) отмечают своеобразный культ музыки, разнопланово выраженный в творчестве Иванова. Музыкальное начало буквально пронизывает его эмигрантскую лирику. Оно воплощается и в музыкальности стиха, и в особых музыкальных мотивах, образах, ассоциациях.
Категория музыки - вторая по значимости (после символа) в эстетике символизма [11, с. 50-51]. Она связана с идеей синтеза искусств, которая стала одной из доминант Серебряного века. Верно говорит об этом Е.В. Ермилова: «Не только символизм - и другие явления общественной и художественной жизни развиваются в это время под знаком ''синтеза'' - синтеза искусства и жизни,
синтеза разных искусств - музыки, театра, архитектуры, декорационно-оформительского искусства» [5, с. 8]. Примечательно, что А. Блок в статье «Без божества, без вдохновенья» в 1921 году пишет: «Русскому художнику нельзя и не надо быть "специалистом''. Писатель должен помнить о живописце, архитекторе, музыканте; тем более -прозаик о поэте и поэт о прозаике... Так же как неразлучимы в России живопись, музыка, проза, поэзия, неотлучимы от них и друг от друга философия, религия, общественность, даже - политика. Вместе они и образуют мощный поток, который несет на себе драгоценную ношу национальной культуры» [2, с. 32]. Но из разных видов искусств А. Блок, подобно другим символистам, особенно выделял музыку, при этом выводя категорию музыки за рамки традиционных представлений. Как точно отмечает Д.М. Магомедова, «в сознании Блока ''музыкальное бытие" отождествляется с космическим бытием, а "музыкальный космос" описывается диалектически, в определении же сущности музыки подчеркивается момент алогического становления. Блок мифологизирует музыку, говоря уже не о музыке-искусстве, а о Музыке как Первоедином, как универсальной духовной субстанции» [8, с. 104]. З.Г. Минц также справедливо указывает, что «музыкальность» становится для А. Блока одним из главных критериев для оценки людей, событий и явлений [9, с. 505].
Однако категория музыки была востребована и в литературе русского постсимволизма. Так, она многое определила в эмигрантском творчестве Иванова, художественные искания которого были генетически связаны с акмеизмом. Категория музыки активно участвует в создании картины мира
Вестник КГУ .J № 2. 2017
© Ушакова О.Н., 2017
84
в сборнике Иванова «Отплытие на остров Цитеру» (1937). Поэт пытается вслушаться в музыку мира, постичь её тайный смысл. Попробуем это доказать на примере указанного сборника.
Открывает сборник Иванова «Отплытие на остров Цитеру» стихотворение «Это месяц плывёт по эфиру...». И. Болычев в статье «Портрет без сходства» отмечает: «По-настоящему же первое стихотворение книги - "Это месяц плывет по эфиру.". В свете попытки выделения трёх этапов в творчестве Иванова, трёх его гармоний - ''неведения", "опыта" и ''отчаяния" - это стихотворение, как, в сущности, и все новые стихотворения в "Отплытии", своего рода прощание с ''гармонией опыта" и предчувствие ''гармонии отчаяния". Стихотворение было впервые опубликовано в 47 номере "Современных записок" в 1931 году. Любопытно, что в том варианте последние строки читались так: ''Это музыка путь освещает, / Где душа твоя в счастье летит". В 1931 году он ещё верит, что ''музыка спасёт мир". В 1931 году она ещё освещает путь души ''в счастье". Но уже через пять лет музыка освещает путь, ''где погибшее счастье летит". В 1937 году Иванов уже на пороге отчаяния. ''Распад атома" зафиксирует это состояние души» [3].
Действительно, в этом стихотворении музыка предстаёт символом вечности, мистического света и примирения с жизненными утратами: Бесконечность, одна бесконечность В леденеющем мире звенит. Это музыка миру прощает То, что жизнь никогда не простит. Это музыка путь освещает, Где погибшее счастье летит [7, с. 298].
Музыка становится звеном между жизнью и смертью человека, живущего в современном автору мире. Образ смерти в анализируемом стихотворении Иванова сопрягается с метафорой «лодки» («Это лодка скользит по волнам. / Это смерть улыбается нам»). В «Словаре символов» Дж. Тре-сиддера встречается следующее толкование: «Лодка - символ загробного мира, символ последнего пути богов и людей» [13]. Следует отметить, что образ лодки в русской литературе традиционно связан с семантикой смерти (Г.Р. Державин «На выздоровление мецената», В.А. Жуковский «Лодку вижу. Где ж вожатый?...», М.Ю. Лермонтов «Атаман», И.Ф. Анненский «Два паруса лодки одной»). У Иванова лодка - это также символ смерти, которая противопоставлена жизни. Жизнь же - это «детство и счастье твоё», «то, что зовётся любовью», «надеждой», «ветки сосен». Музыка в этом стихотворении иерархически возвышается над понятиями жизни и смерти. Она - «особенная», она всё «миру прощает».
В стихотворении «Россия счастье. Россия свет.» возникает образ «музыки, сводящей с ума». Это музыка не душевного счастья и покоя, а леденящего человека страха:
Верёвка, пуля, каторжный рассвет
Над тем, чему названья в мире нет [7, с. 298].
В сознании лирического героя Россия в этом стихотворении предстаёт миражом, неким небытием и ужасом:
А, может быть, России вовсе нет. <...>
Россия тишина. Россия прах.
А, может быть, Россия - только страх [7, с. 298].
Лирический субъект словно находится в состоянии болезненного бреда, абсурда, пустоты, он полностью потерян во времени и пространстве: И над Невой закат не догорал, И Пушкин на снегу не умирал, И нет ни Петербурга, ни Кремля -Одни снега, снега, поля, поля... [7, с. 298].
Тема жизни и смерти продолжает раскрываться через образ «мёртвой» музыки в стихотворении Иванова «Только всего - простодушный мотив.». Категория музыки здесь репрезентирована через такие поэтические символы, как «напев», «умирающий звук», затихающая «песня», «скрипка, падающая из рук». Усиливается трагизм мировосприятия лирического героя стихотворения. И это подчёркивается метафорой «мёртвой скрипки», падающей в «предвечную тьму». Свеча становится свидетелем смерти человека «со скрипкой»: «Только свеча, нагорев, догорев... / Только. И падает скрипка из рук» [7, с. 300].
Символический образ скрипки является сквозным образом в русской литературе (Н.С. Гумилёв «Волшебная скрипка», И.Ф. Анненский «Смычок и струны», цикл стихотворений А.А. Блока «Арфы и скрипки», В.В. Маяковский «Скрипка и немножко нервно.»). Так, например, в стихотворении «Смычок и струны» И.Ф. Анненского через образы скрипки и смычка передан целый пучок смысловых ассоциаций, связанных с темой страданий и боли, сопровождающих любое творчество не только в искусстве, но и в сфере человеческих отношений: "О, как давно! Сквозь эту тьму Скажи одно: ты та ли, та ли?" И струны ластились к нему, Звеня, но, ластясь, трепетали.
"Не правда ль, больше никогда Мы не расстанемся? довольно?.." И скрипка отвечала да, Но сердцу скрипки было больно.
Смычок всё понял, он затих, А в скрипке эхо всё держалось... И было мукою для них, Что людям музыкой казалось [1, с. 7].
Трагизм стихотворения усиливается намёком на присутствие образа музыканта, оказывающегося демиургом, самовластным вершителем двух судеб: Но человек не погасил До утра свеч... И струны пели... Лишь солнце их нашло без сил На чёрном бархате постели [1, с. 7].
Если у Иванова скрипка - это музыкальный инструмент, преданный друг лирического героя, свидетель его предсмертного состояния, то у Ан-ненского скрипка и смычок - это символы мужского и женского начал, носители таинственной гармонии, за которую нужно платить болью и мукой и которой распоряжаются высшие силы бытия.
Образ свечи, как и упомянутые ранее образы лодки и скрипки, является устойчивым в русской классической литературе (М.Ю. Лермонтов «Письмо», «Темно. Всё спит. Лишь только жук ночной.», «Ночь»; Ф.И. Тютчев «Завещание»; И.Ф. Анненский «Свечка гаснет», «Свечку внесли», «Август», «Желание (Когда к ночи)», «Киевские пещеры», «Кошмары», «На закате»). Образ свечи обычно сопровождает тернистый путь поэта, помогает ему перейти из мира реального в мисти-ческо-романтический. Свеча - вечный спутник ночи, мрака, тишины, она освещает художнику путь в неизведанное. Словарь символов так расшифровывает семантику образа свечи: «Свеча -свет во тьме жизни, озарение, живительная сила Солнца, а также - неверная жизнь, которую так же легко погасить, мимолетность» [13].
Так, в рассматриваемом выше стихотворении Иванова «Только всего - простодушный мотив.» свеча становится символом света в мире изгнанников, в мире тьмы. Благодаря использованию в этом стихотворении лексемы «тысяча» поэт гиперболизирует боль и горе, утрату и безысходность многих русских людей XX столетия, покинувших родину. Эхом отзывается в сердцах, отвергнутых Россией, музыка жизни и смерти противоречивой эпохи: И, неподвластна уже никому, В тысячу раз тяжелей и нежней, Слаще и горестней в тысячу раз, Тысячью звёзд, что на небе горит, Тысячью слёз из растерянных глаз -Чудное эхо её повторит [7, с. 300].
В стихотворении «Музыка мне больше не нужна.» Иванов скрыто полемизирует с поэтом-символистом Александром Блоком, который слышит «музыку революции». Иванов заявляет о своей позиции, полярной позиции Блока:
Ничего не может изменить И не может ничему помочь [7, с. 302].
Музыка «глухо рассыпается», слышится только плач. Теперь музыка для лирического героя Иванова складывается только из неясных и неотчётливых отголосков, растворяющихся в тишине ночи: То, что только плачет, и звенит, И туманит, и уходит в ночь... [7, с. 302].
Образ ночи здесь воспринимается как некое небытие, которое находится за гранью жизни и смерти. Такое смысловое наполнение образа ночи вполне согласуется с традицией поэзии Серебряного века.
В стихотворении «Ни светлым именем богов.» Иванов парадоксально связывает «бессмертную музыку» с трагической гибелью современного
мира. Этот мир поэт уже сравнивает с оплавленной свечой, пламя которой «пальцы обжигает». Значение образа свечи здесь трансформируется. Если в стихотворении «Только всего - простодушный мотив.» свеча - свет, освещающий тьму смерти, то в выше рассматриваемом стихотворении свеча - это напоминание о «гибельном пожаре жизни» (А. Блок), вселенской трагедии, которые рождают «музыку» творческих прозрений поэта: Мир оплывает, как свеча, И пламя пальцы обжигает. Бессмертной музыкой звуча, Он ширится и погибает И тьма - уже не тьма, а свет, И да - уже не да, а нет [7, с. 304].
Используя перевёрнутое изречение «И тьма -уже не тьма, а свет» в этом стихотворении, Иванов отсылает читателя к Евангелию от Луки: «Итак, смотри: свет, который в тебе, не есть ли тьма» (От Луки 11:35).
Таким образом, в стихотворении «Ни светлым именем богов.» звучит вечная для русской классической литературы тема добра и зла. Однако Иванов в разработке традиционной темы акцентирует особый аспект, связанный с проблемой диалектического взаимодействия добра и зла, затрагиваемый в поэзии русских символистов. Он предлагает следующую философскую формулу: Она прекрасна, эта мгла. Она похожа на сиянье. Добра и зла, добра и зла В ней неразрывное слиянье. Добра и зла, добра и зла Смысл, раскалённый добела [7, с. 304].
Такова человеческая природа - соединять в себе светлое и тёмное начало, а современный мир - это зеркальное отражение человеческого начала, которое идёт от сотворения мира Богом.
В стихотворении «Сиянье. В двенадцать часов по ночам.» лирический герой признаётся, что «.музыка. Только она / одна не обманет». Через «шорох ночных голосов» Иванов возвращается в далёкое прошлое:
Сиянье. В двенадцать часов по ночам, Из гроба.
Все - тёмные розы по детским плечам. И нежность, и злоба.
И верность. О, верность верна! Шампанское взоры туманит. И музыка. Только она Одна не обманет.
О, всё это шорох ночных голосов, О, всё это было когда-то -Над синими далями русских лесов В торжественной грусти заката. Сиянье. Сиянье. Двенадцать часов. Расплата [7, с. 306].
Ивановское стихотворение «Сиянье. В двенадцать часов по ночам.» отсылает читателя к сти-
86
Вестник КГУ Ji № 2. 2017
хотворению «В двенадцать часов по ночам из гроба встаёт барабанщик...» («Ночной осмотр») В.А. Жуковского:
В двенадцать часов по ночам Из гроба встаёт барабанщик; И ходит он взад и вперёд, И бьёт он проворно тревогу. И в тёмных гробах барабан Могучую будит пехоту... <...>
В двенадцать часов по ночам Выходит трубач из могилы; И скачет он взад и вперёд, И громко трубит он тревогу И в тёмных могилах труба Могучую конницу будит [6, с. 389].
Главные герои Жуковского - барабанщик и трубач, которые поднимают из могил мёртвые души солдат пехоты, конницы. С одной стороны, рисуется страшная, ужасающая картина мертвецов, а с другой стороны, показана мощь французских солдат, которые отдали жизнь за своего императора. В этом стихотворении мистической оказывается музыка барабанщика и трубача, которая становится неким сигналом восстания мёртвых из своих могил. В стихотворении Иванова мы видим лишь намёки, ассоциации на поэтическую картину Жуковского «В двенадцать часов по ночам, / Из гроба.», «И верность. О, верность верна!», «всё это было когда-то над синими далями русских лесов», «Расплата». Для Иванова важна не подробная передача действий, а таинственность, мистический смысл происходящих событий. В этом стихотворении романтические традиции тесно переплетаются с символистскими («тёмная роза», «двенадцать часов ночи», «торжественная грусть заката»).
В стихотворении «Замело тебя счастье снегами.» композиционным стержнем становится мотив поиска потерянного счастья. Уже традиционно через хаос и беспорядок заметающего снега звучит «белая музыка», но она не просто звучит, а «бьётся». Музыка становится надеждой, жизнью, свободой для героя. Символ веры связан с наступлением нового времени («Нового Года»), но в подтексте чувствуется некий скрытый трагизм: «.счастье., / Унесло на столетья назад». Поэтому выхода нет: «Но снегами меня замело» [7, с. 307]. Русскому человеку, перенёсшему потрясения Октябрьской революции, остаётся только память о былой счастливой жизни в прежней России. Отсюда мотив смерти, безысходности всё усиливается - счастье становится недостижимым: Затоптало тебя сапогами Отступающих в вечность солдат [7, с. 307].
Так, образ солдат вводит тему мира и войны, где смерть - само собой разумеющееся явление. Не случайно у бьющейся «белой музыки» только лишь одно «крыло».
В стихотворении «Над розовым морем вставала луна.» музыка разделяет мир героя на прошлое
и настоящее. «Жалобный рокот гавайской гитары» помогает окунуться влюблённым в романтическую атмосферу воспоминаний минувших дней: Послушай. О, как это было давно, Такое же море и то же вино [7, с. 312].
Символы моря и луны - это топосы, характерные для многих писателей-романтиков (В.А. Жуковский, М.Ю. Лермонтов). Герои-влюблённые в ивановском стихотворении также находятся под чарами моря, луны, гавайской гитары, они предаются воспоминаниям:
Мне кажется, будто и музыка та же. Послушай, послушай, - мне кажется даже...
[7, с. 312].
Приём умолчания вызывает в воображении каждого читателя свои светлые воспоминания, но героиня стихотворения всё расставляет по своим местам:
- Нет, вы ошибаетесь, друг дорогой.
Мы жили тогда на планете другой.
И слишком устали, и слишком мы стары
Для этого вальса и этой гитары [7, с. 312].
Музыка в этом поэтическом произведении является неким проводником, соединяющим два отрезка времени героев стихотворения: прошлое и настоящее. Но ностальгическая музыка оставляет возлюбленных именно «на этой планете» («другая планета» - это счастливое прошлое).
Тоска по утраченной родине выливается у Иванова в звон бубенцов (в стихотворении «Этот звон бубенцов издалека.»), а образ тройки «с широким разбегом» напоминает читателю о дореволюционной России. И вновь Иванов подключается к традиции русской классической литературы, в которой образ тройки выступает как весьма частотный и ёмкий по своему смысловому наполнению символ. Сразу же вспоминается гоголевский образ птицы-тройки из поэмы «Мёртвые души», олицетворяющий Россию, несущуюся вперед. Но Иванов как будто возвращает читателя из дореволюционной патриархальной России в суровое настоящее. Так, предельно трагичное звучание стихотворения связано с использованием метафоры «чёрная музыка Блока». У читателя сразу возникает ассоциативный ряд: революция - Блок - «слушая музыку революции» - поэма «Двенадцать».
Стихотворение «Жизнь бессмысленную прожил.» является последним стихотворением сборника «Отплытие на остров Цитеру». В этом произведении герой не слышит музыки, он воспринимает только звуки обыденного, не преображённого поэтическим вдохновением мира: «В доме скрипнет половица, / На окошко сядет птица, / В стенке хрустнет. Это - он» [7, с. 297]. Лирический субъект Иванова признаётся, что он прожил бессмысленную жизнь «на ветру и на юру». Здесь образ ветра символизирует запутанность жизненного пути героя, потерявшего родину, омертвевшего («он, не споря, покорился и теперь в земле
лежит») и лишившегося дара улавливать музыкальную стихию бытия.
Таким образом, концепция музыки в сборнике Иванова «Отплытие на остров Цитеру» полиге-нетична, она соотносится с весьма широким поэтическим контекстом и выполняет важную мировоззренческую функцию. С концепцией музыки связано переосмысление традиционных образов русской классической литературы: моря, луны, свечи, лодки, тройки, которые выстраиваются в «Отплытии на остров Цитеру» в определённый ассоциативный ряд. «Музыка» у Иванова в данном сборнике представлена в разных образных воплощениях: в звуках и скрипах, в песне, в напеве, в музыке скрипки, гавайской гитары, в звоне бубенцов, вое ветра. Категория музыки является связующим звеном между жизнью и смертью, добром и злом, прошлым и настоящим лирического героя. Отсутствие мотива «музыки» в стихотворениях -это тоже знак, символ пустоты, смерти души героя вдали от родины.
Библиографический список
1. Анненский И.Ф. Кипарисовый ларец. - М.: Public Domain, 1909. - 38 с.
2. Блок А.А. Собрание сочинений: в 8 т. - М.: Гос. изд-во худож. лит., 1960. - Т. 6. - 556 с.
3. Болычев И. Портрет без сходства (Лирика Георгия Иванова в 20-30-е годы) [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://magazines.russ. ru/kreschatik/2006/4/bo26.html (дата обращения: 1.12.2016).
4. Варакина Е.Р. Картина мира в лирическом произведении: на материале творчества Г. Иванова и Странника (Д. Шаховского): дис. . канд. филол. наук. - М., 2009. - 183 с.
5. Ермилова Е.В. Теория и образный мир русского символизма. - М.: Наука, 1989. - 176 с.
6. Жуковский В.А. Собрание сочинений: в 4 т. -М.; Л.: Гос. изд-во худож. лит., 1959-1960. - Т. 1. -480 с.
7. Иванов Г.В. Собрание сочинений: в 3 т. - М.: Согласие, 1993. - Т. 1. - 656 с.
8. Магомедова Д.М. Автобиографический миф в творчестве А.А. Блока. - М.: Мартин, 1997. - 221 с.
9. Минц З.Г. Александр Блок и русские писатели. - СПб.: Искусство - СПб., 2000. - 784 с.
10. Рылова А.Е. Георгий Иванов и русский символизм: дис. . канд. филол. наук. - Шуя, 2006. - 221 с.
11. Сарычев В.А. Эстетика русского модернизма: Проблема «жизнетворчества». - Воронеж: Изд-во Воронежск. ун-та, 1991. - 320 с.
12. Струве Г. Русская литература в изгнании. Краткий биографический словарь Русского Зарубежья [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.rp-net.rU/book/publications/g.struve/ (дата обращения: 1.12.2016).
13. Тресиддер Дж. Словарь символов [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www. studfiles.ru/preview/5601664/ (дата обращения: 10.11.2016).
14. Трушкина А.В. Особенности поэтического мира Георгия Иванова 1920-50 гг.: дис. . канд. филол. наук. - М., 2004. - 221 с.
Вестник КГУ .J № 2. 2017
88
