CC BY
11ВОСПОМИНАНИЯ И МАТЕРИАЛЫ К БИОГРАФИИ
УДК 7.072.2
Кононенко Елена Алексеевна, искусствовед, независимый исследователь. [email protected] Kononenko Elena Alexeevna, art historian, independent researcher. [email protected]
ДОБРОЙ ПАМЯТИ ЕЛЕНЫ ОЛЕГОВНЫ ВАГАНОВОЙ IN GOOD MEMORY OF ELENA OLEGOVNA VAGANOVA
Вспоминая ее, говорю скорее о себе в студенческие годы. Те, кто поступил на кафедру несколькими годами раньше, знали ее гораздо ближе, прошли с ней весь путь от малого факультета(школьного кружка), где она вела занятия, до диплома и устройства на работу (с этим она тоже помогала своим выпускникам). Она была моим научным руководителем, но написать у нее диплом мне не довелось. Ее не стало, когда я училась на пятом курсе вечернего отделения. Но если я чему и научилась в профессии, то преимущественно благодаря ей. Чему она научила меня? Читать и понимать прочитанное, формулировать вопросы и искать ответы, писать и говорить по существу. Она повторяла — вы имеете право на любые теории, но извольте представить доказательства. Умение аргументировать — это главный урок, усвоенный на всю оставшуюся жизнь.
Конечно, воспроизвести вагановскую систему воспитания невозможно, слишком многое было личностным, но все же... Она вела немыслимое количество курсов: античность, Средние века, Ренессанс, музееведение, частично введение в специальность (может, я уже что-то и не упомню) на первых-вторых курсах дневного и вечернего отделений, и, конечно, спецсеминар для старшекурсников и научное руководство курсовыми и дипломами. О том, что она потом и Древний Восток читала студентам, я не знала. У нас никакого Древнего Востока не было (просто выкинули из программы), и Елена Олеговна нам сказала — осваивайте сами. Я, кстати, этому совету последовала, но дальше увесистого тома Матье1 по Египту не продвинулась, просто времени не хватило.
Я поступила на истфак в 1979 г. Своей первой встречи с Вагановой я не помню. Вероятно, она состоялась, когда в середине сентября первокурсники отбирались на кафедру истории искусств. Но помню, как на первом курсе лихорадочно конспектировала ее лекции и ужасалась бездонности собственного невежества. Помню, как по воскресеньям мы ходили в Эрмитаж на практические занятия. Именно там началось обучение азам профессии — первые самостоятельные описания и анализ предметов делались на экспозиции.
Дополнительные часы преподавателю, естественно, не оплачивались, но она считала, что для студентов это необходимо, тем более, что именно на нашем курсе существенно урезали программу по специальности. Тут я оказалась полезной и прослыла решительной особой, не стесняясь попросить у музейных смотрителей стул для преподавателя (по слабости здоровья Елена Олеговна не могла долго стоять, а на случай внезапного диабетического криза я была проинструктирована, где взять бутылку со сладким чаем и как напоить им Елену Олеговну).
Помню первые зачеты по вагановским курсам. Это было удивительно. В отличие от всех прочих преподавателей, она разрешала приносить на зачеты и экзамены любую литературу.
1 Матье М. Э. Искусство Древнего Египта. М.: Искусство, 1958. 212 с.
Готовься отвечать и пользуйся, чем хочешь. Но в том-то и дело, что вопросы были сформулированы так, что если ты не готовился, ответить на них было вряд ли возможно. По Средневековью отлично помню свой вопрос — орнамент в средневековом искусстве. Попробуй расскажи, если пропустил весь курс мимо ушей. Мне-то как раз с моей юношеской любовью к теоретизированию и лихим обобщениям это было в самый раз.
Во втором семестре первокурсники, от которых не требовалось посещения спецсеминаров до третьего курса, стали ходить на семинарские занятия старших. Я побывала и у В. А. Бул-кина, и у Н. Н. Калитиной, но «разведка докладывала», что у Вагановой — самые сильные студенты, очень высокие требования, что она заставляет работать на износ. И я решила, что именно это мне и нужно. Кроме того, мне казалось, что искусство ближайших столетий мне более или менее известно (разумеется, юношеское заблуждение), а вот Средневековье и Ренессанс — терра инкогнита. Хочу больше знать об этом, хочу учиться у лучших и с лучшими.
В вагановский семинар я регулярно стала ходить со второго курса. Просто пришла. Никаких вступительных испытаний Елена Олеговна мне не устраивала. Она поинтересовалась, чем именно я хочу заниматься (готового ответа у меня, конечно, не было), и рекомендовала тему по средневековому прикладному искусству. И я даже сделала первый доклад, но к третьему курсу поняла, что хочу изучать итальянское Возрождение.
Повышенные требования оказались сущей правдой, но и лучшим стимулом к совершенствованию. Мне нравилось, что раз в семестр нужно сдавать рецензию на монографию по теме научной работы на иностранном языке (желательно каждый раз на другом). Раз уж занимаетесь зарубежным искусством, говорила Елена Олеговна, извольте читать на иностранных языках. С английским у меня проблем не было, но пришлось заняться итальянским (первые уроки мне дала Маша Козловская, наш семинарский полиглот, а дальше сама — по самоучителям и словарям), читать на французском и немецком училась сама.
С курсовыми работами все оказалось гораздо сложнее. За первые два года в университете я так и не поняла, чем курсовая отличается от школьного сочинения. Работы по истории КПСС и советскому искусству (обязательные на первых курсах в 1980-х гг.) не помогли освоить навык самостоятельной научной работы.
Выбор темы на третьем курсе уже сам по себе был творческим актом (до того нам просто «спускали» готовые темы, ни одна из которых меня, мягко говоря, не интересовала). Я придумала себе: «"Клевета Апеллеса" Боттичелли (к вопросу о сюжете)». Интересная тема, но сама работа оказалась полной катастрофой. Несмотря на призывы научного руководителя приходить и обсуждать курсовую поэтапно, я, как и большинство студентов, уговорам не вняла и принесла текст в последний момент. Елена Олеговна его не приняла, но, после выволочки я,
НОВОЕ ИСКУССТВОЗНАНИЕ 02/2020. ПРИЛОЖЕНИЕ
наконец, уяснила, что и как делать. Пришлось перенести защиту. Все лето я провела в библиотеке. К середине сентября был сдан честно сделанный текст, и проблем со следующими курсовыми, докладами и прочим у меня уже не возникало. Принцип работы стал понятен.
Не все были так понятливы. Одна девица с моего курса сдала работу, списанную с монографии Б. Р. Виппера. Ответ был жестким. По представлению Вагановой с кафедры девушку немедленно отчислили.
Конечно, главное воспоминание — это семинар. Вагановский семинар был уникален. Пропустить субботнее заседание было просто невозможно. Два часа слушали и обсуждали доклады. Особенно блистали «звезды» — Аркадий Ипполитов и Лида Ляхова. Потом чаепитие на кафедре в совершенно пустом здании факультета и разговоры «за жизнь». Ваганова много рассказывала и о себе, и о своем учителе — Татьяне Петровне Знамеровской, от которой во многом унаследовала отношение к студентам. Для Елены Олеговны, да и для большинства из нас, семинар стал частью семьи.
Факультетскими субботами жизнь семинара не ограничивалась. Были еще совместные походы на выставки. Мне запомнился вдохновенный доклад Оли Сажиной о Паоло Уч-челло, прочитанный у «Портрета рыцаря» на выставке из коллекции Тиссен-Борнемиса.
Еще была всесоюзная конференция в Москве весной 1981 г., куда семинар в полном составе выехал, чтобы послушать Л. М. Баткина и поддержать Е. О. Ваганову, которая вместе со своим мужем Е. В. Мавлеевым читала доклад по «Лаокоону»
Эль Греко. Наверное, это был единственный раз, когда я слушала научное выступление Елены Олеговны.
Была еще всероссийская студенческая конференция на 4-м курсе, где от нашего семинара выступали Аня Солохова, Оля Сажина и я. Кажется, Елене Олеговне понравился мой доклад о «Преображении» Рафаэля и Себастьяно дель Пьомбо, хотя лично она мне комплиментов не делала.
Были и выездные семинары на зимних каникулах — всего два. На первом (в Киеве) я не была (кажется, я тогда еще училась на первом курсе), но старшие часто о нем вспоминали. А вот во Львове мне посчастливилось побывать. И это был незабываемый опыт близкого общения с Вагановой в самом прямом смысле слова. Кажется, нас приютили в каком-то общежитии, где все разместились в одной комнате, и моя койка была где-то поблизости от Елены Олеговны. Правда, из шести дней только три она ходила с нами по городу, а потом плохо себя почувствовала и оставалась в постели. Студенты самостоятельно ездили осматривать «запланированные объекты» и вечером делились впечатлениями.
После смерти научного руководителя осиротевшая группа еще года два собиралась на квартирах семинаристов. Готовили и обсуждали доклады, но это уже было не то. И все же «своих» не бросали и помогали друг другу по возможности. Мне, например, когда я писала диплом, Аркадий Ипполитов, работавший в Эрмитажной библиотеке, очень помог с литературой.
Все закончилось, когда последние вагановцы защитили дипломы и начали самостоятельную профессиональную жизнь, но мне кажется, что «вагановское клеймо» осталось на каждом.
