CC BY
12НОВОЕ ИСКУССТВОЗНАНИЕ 02/2020. ПРИЛОЖЕНИЕ
УДК 7.072.2
Воробьева Наталия Николаевна, методист I категории. Государственный Эрмитаж, Россия, Санкт-Петербург, Дворцовая набережная, 34. 190000. nv@hermitage.ru
Vorobieva, Nathalia Nikolayevna, methodologist. The State Hermitage Museum, Saint Petersburg, Dvortsovaia nab., 34, 190000 Saint Petersburg, Russian Federation. nv@hermitage.ru
ВОСПОМИНАНИЯ О ЕЛЕНЕ ВАГАНОВОЙ MEMORIES ABOUT ELENA VAGANOVA
Хочу начать с благодарности — моему поколению очень повезло, нас учила блестящая плеяда университетских преподавателей: Нина Николаевна Калитина, Татьяна Валерьяновна Ильина, Валентин Александрович Булкин, Юрий Михайлович Денисов. И среди них самой младшей, двадцатипятилетней была Елена Олеговна Ваганова, которую мы в неофициальной обстановке звали просто, но очень уважительно Леной. Если около кафедры был замечен водоворот студентов, а преподавателя не было сразу видно, то это вокруг маленькой, напоминающей девочку Лены (мы даже ласково называли ее Дюймовочкой) толпились студенты, раздавался ее голос с характерным придыханием, «всхлипами» смеха, остроумными замечаниями, но до панибратства никогда не доходило. Лена была всего на пять-шесть лет старше нас вечерников, вполне уже сформировавшихся людей, работающих в разных музеях. Несмотря на ее молодость и не очень представительный вид, мы сразу оценили ее профессионализм и, главное, преданность преподавательскому делу. Она читала нам курс лекций по истории искусства Средних веков и эпохи Возрождения, за одну пару мы исписывали 8-10 страниц, едва поспевая за речью Лены. Наклонив к плечу голову и расхаживая из угла в угол по затемненной аудитории № 66, она начитывала, ни на секунду не прерываясь, огромный материал с определенной методичностью, не теряя ни минуты на пустословие или долгие введения. Мы были поражены ее памятью, ведь это была не совсем сфера ее научных интересов: Лена занималась искусством Испании XVII в. Во внелекционное время она стремилась помочь каждому, стремящемуся к знаниям, но была очень «колкой» в общении с нерадивыми. Не щадила своего слабого здоровья, тратя свое время на подготовку студентов к докладам в семинаре по истории западноевропейского искусства и на работу над курсовыми и дипломами, помогая даже тем студентам, которые официально не находились под ее опекой.
В связи с этим хочу с ностальгией и благодарностью вспомнить практику студентов искусствоведов и историков ЛГУ в Венгрии 1978 г., руководителем которой была назначена Елена Олеговна (я уже училась на дневном отделении).
После хлебосольного приема и обширной культурной программы венгерских студентов в Ленинграде, мы отправились в Венгрию. Для многих из нас это был первый выезд за границу. Стоял очень жаркий август 1978 г., 6 августа скончался римский папа Павел VI; увидев траурные флаги в Будапеште, мы воочию увидели роль католической церкви в мире на примере отношения к ней в Венгерской Народной республике, что для атеистически воспитанных студентов идеологического факультета было неожиданно и удивительно. Люди искренне соболезновали и плакали. Таковы парадоксальные сюрпризы судьбы, ведь Лена занималась творчеством Мурильо, и католическая церковь перестала быть чем-то абстрактным, в частности и для нее.
Руководителем нашей практики со стороны Будапештского университета был товарищ Шандор, который вел занятия
в церквях и музеях исключительно на немецком языке, поскольку русским не владел, а из венгерского за месяц пребывания в Венгрии мы с трудом могли выучить лишь несколько слов. Практика, помимо искусствоведческой, стала и филологической. Елена Олеговна считала, что немецкий язык — язык великих теоретиков искусствознания — должен знать или, во всяком случае, стремится его учить каждый историк искусства. Поначалу она синхронно переводила, а затем мы стали сами понимать, чем "romanische Kirchen" отличаются от "gotische Kirchen", убранство которых мы изучали. Помимо чрезвычайно насыщенной дневной программы, почти каждый вечер нас ждал сюрприз, и мы отправлялись смотреть еще какой-нибудь интересный памятник, например, средневековую синагогу, преодолевая жару и боль в ногах, и приступы голода. Но поздно, почти ночью, за бутербродами из привезенных из дома шпрот, (а жила она в одной комнате со студентами), мы так весело обсуждали дневные туры по достопримечательностям и немного злословили по поводу того, что студенты-историки не проявляли такую жертвенную стойкость, как искусствоведы. Практика не ограничивалась Будапештом, мы побывали на Балатоне, в Вышеграде, Секешфехерваре. Из пограничного городка Кесега мы видели холмы Австрии, загадочного закрытого капиталистического мира. Всюду Елена Олеговна следовала заранее разработанной программе и корректировала Шандора, чтобы мы не пропустили наиболее значимого. Лена Ваганова оказала огромное влияние на формирование нас как личностей и профессионалов своим примером, несмотря на то, что состояние ее здоровья годилось скорее для госпитализации, чем для руководства такой длительной практикой. Лена также учила нас этикету поведения за границей, и, несмотря на то, что венгры выделили нам весьма скудное содержание (мы не всегда могли себе позволить пообедать), она изредка водила нас посидеть в будапештском кафе за стаканом холодного оранжа и почувствовать себя «белым» человеком, созерцая уличную жизнь Будапешта, вместо того, чтобы на сэкономленные деньги на блошином рынке купить джинсы — мечта всех студентов того времени.
Помимо целей коллективной практики, Лена стремилась помочь нам осуществить и индивидуальные планы, очень нам доверяла в то время, когда за рубежом было принято ходить «звездочками». Я очень признательна Елене Олеговне за то, что она сумела договориться с египтологом Будапештского университета, который поделился со мной новыми публикациями по теме моего диплома.
И в заключении хочется отметить немыслимую силу воли этой хрупкой женщины, которая до обмороков доводила себя своей целеустремленностью и жаждой жизни, как будто предчувствуя, что ей отведено всего 35 лет, в течение которых следовало оставить свое наследие — многочисленных учеников, добрую о себе память и дочь Машу.
