Научная статья на тему 'Динамика изменения места и роли контртеррористического направления во внешней политике российской Федерации (1992-2006 гг. )'

Динамика изменения места и роли контртеррористического направления во внешней политике российской Федерации (1992-2006 гг. ) Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

CC BY
109
20
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Аннотация научной статьи по политологическим наукам, автор научной работы — Любачев Александр Викторович

The article examines evolution of approaches of Russian diplomacy towards antiterrorist's fight problems. Place and role of antiterrorist orientation in Russian foreign policy depends on the significance of antiterrorist fight in world politics and also on the level of terrorist threat within Russian Federation. It is concluded that as far as the threat within the country is weakened, Russian diplomacy is becoming freer in choosing approaches to fight against terrorism on the international scene. Under new changed circumstances it is necessary to avoid mistakes in Russian antiterrorist policy making.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Place and Role of Antiterrorist Orientation in Russian Federation's For- eign Policy: the Dynamics of Changes (1992-2006)

The article examines evolution of approaches of Russian diplomacy towards antiterrorist's fight problems. Place and role of antiterrorist orientation in Russian foreign policy depends on the significance of antiterrorist fight in world politics and also on the level of terrorist threat within Russian Federation. It is concluded that as far as the threat within the country is weakened, Russian diplomacy is becoming freer in choosing approaches to fight against terrorism on the international scene. Under new changed circumstances it is necessary to avoid mistakes in Russian antiterrorist policy making.

Текст научной работы на тему «Динамика изменения места и роли контртеррористического направления во внешней политике российской Федерации (1992-2006 гг. )»

Внешняя политика

современной России

А. В. Любачев

ДИНАМИКА ИЗМЕНЕНИЯ МЕСТА И РОЛИ КОНТРТЕРРОРИСТИЧЕСКОГО НАПРАВЛЕНИЯ ВО

ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКЕ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

(1992-2006 гг.)

Проблемы противодействия терроризму занимали во внешней политике Российской Федерации не всегда одинаковое место и имели различную степень приоритетности в зависимости от того, о каком периоде времени идет речь. Место и роль антитеррористического направления в российской внешнеполитической деятельности зависят, с одной стороны, от того, какое место занимает борьба с международным терроризмом в мировой политике в целом, а с другой стороны, от того, в какой степени террористическая угроза проявляется внутри страны. С этой точки зрения, по нашему мнению, во внешней политике современной России можно выделить несколько периодов. Первый период охватывает приблизительно 1992-1994 годы; второй период — 1995-1998 годы; третий — 19992001 годы; четвертый период — 2001-2005 годы; пятый период начался в 2006 г. и продолжается по сей день. В эти временные промежутки подходы российской дипломатии к проблеме борьбы с терроризмом существенно различались между собой. Отношения России с зарубежными странами по вопросам сотрудничества в этой борьбе складывались по-разному.

Первый период (1992-1994) пришелся на первые годы существования Российской Федерации в качестве самостоятельного международного актора, имевшего статус преемника СССР с точки зрения международного права, но одновременно пытавшегося найти свое собственное место в мировой политике. В этот период непосредственной угрозы терроризма в самой России не наблюдалось. Отдельные террористические вылазки чеченских сепаратистов в то время носили уголовный характер, а саму проблему Чечни российское руководство стремилось игнорировать. Левые и правые экстремисты проявляли склонность к использованию насилия, но попытки террористических актов с их стороны ни в этот период, ни в последующем серьезной угрозы для безопасности российского общества не представляли. В международных отношениях терроризм также был в начале 1990-х годов маргинальной проблемой.

© Любачев А. В., 2007

Изменение подходов российской внешней политики к проблемам борьбы с терроризмом было связано с началом в 1994 г. первой чеченской войны. В период этой войны чеченские сепаратисты неоднократно прибегали к террористическим акциям. И хотя терроризм не рассматривался еще российскими властями в качестве главной угрозы национальной безопасности, но представлял собой серьезную внутреннюю проблему. Эта проблема имела и международный аспект. Дело в том, что первая чеченская война в мире воспринималась неоднозначно. В западных странах действия российских властей рассматривались как массовое нарушение прав человека. Официальные власти многих государств стремились проявлять сдержанность в оценке ситуации в Чечне, хотя их действия не всегда носили дружественный характер. Особенно это касалось Балтийских государств и некоторых стран Центральной и Восточной Европы, где находились различные представительства и информационные центры «независимой Ичкерии».

Руководство крупнейших стран Запада, поддерживавшее тесные контакты с Б. Ельциным, первоначально стремилось игнорировать конфликт в Чечне, но, под воздействием общественного мнения в своих государствах, демонстрировало несогласие с действиями России. Для улучшения международного имиджа России, преодоления негативного отношения к ее действиям по обеспечению собственной безопасности важно было подчеркнуть наличие террористической угрозы со стороны чеченских сепаратистов. Кроме того, необходимо было специально акцентировать внимание на международном аспекте проблемы терроризма, которая в мировом сообществе представлялась актуальной.

Дискуссия по вопросам сепаратизма и терроризма в Чечне испортила отношения Российской Федерации с такими международными организациями, как Совет Европы и ОБСЕ. Первоначально российские власти приветствовали появление и деятельность миссии ОБСЕ в зоне чеченского конфликта, но затем быстро разочаровались в позиции, которую заняли многие представители этой миссии. Это разочарование положило начало охлаждению взаимосвязи между РФ и ОБСЕ и пересмотру российского восприятия перспектив данной организации в негативно-пессимистическом духе (см.: Петраков, 2001; Шелепин, 2000). Присоединение России к Совету Европы, первоначально планировавшееся на 1995 г., было отложено из-за начала первой чеченской войны. Только когда она завершилась, Российская Федерация стала полноправным членом этой старейшей европейской организации.

Вступление в Совет Европы в определенных российских кругах вызвало эйфорию (см.: Лукин, 1996), которая, однако, быстро про-

шла после начала второй чеченской войны. В первые месяцы этой войны обсуждение «неадекватных действий» российских властей стало излюбленной темой на заседаниях Парламентской ассамблеи Совета Европы. В Москве это вызвало раздражение не меньшее, чем позиция миссии ОБСЕ, которая во время второй чеченской войны вообще не была допущена в зону боевых действий. С российской точки зрения, восприятие второй чеченской войны на Западе было еще более неадекватным, чем восприятие первой. Во-первых, полномасштабные военные действия в Чечне в этом случае начались после чудовищных террористических актов в Волгодонске и Москве, унесших жизни сотни ни в чем не повинных людей. Во-вторых, действия федерального центра были лишь ответными мерами на нападение чеченских боевиков, среди которых были иностранные наемники, на Дагестан. В отличие от первой чеченской войны, официально именовавшейся «восстановлением конституционного строя в Чеченской Республике», вторая с самого начала квалифицировалась как «контртеррористическая операция». Хотя поначалу действия чеченских террористов в большинстве стран осуждались, затем на Западе вновь взяла верх тенденция обвинения российских властей и российской армии в «неадекватном применении силы».

Два года — с начала осени 1999 до начала осени 2001 г. — акцентирование опасности со стороны международного терроризма в связи с событиями вокруг Чеченской Республики было одним из важных направлений внешней политики Российской Федерации в ее отношениях со странами дальнего зарубежья. И если у правительств тех стран, которые непосредственно в этот момент сталкивались с террористическими угрозами, позиция России находила понимание, то о руководстве ведущих стран Запада этого сказать было нельзя. В целом наличие угрозы международного терроризма признавалось, как признавалась и необходимость международного сотрудничества в борьбе с этой угрозой, но на ситуацию в Чечне это признание не распространялось.

Двойные стандарты в подходах Запада к проблеме терроризма проявлялись на различных уровнях. Например, во время дискуссии по проблемам международного сотрудничества в борьбе с терроризмом, проходившей в декабре 2000 г. в Дипломатической академии МИД Российской Федерации, один из российских чиновников, работавший в Управлении международной безопасности аппарата Совета безопасности России, признавая некоторый прогресс в антитеррористическом взаимодействии на международной арене, констатировал: «Однако эффективность реализации многих между_ 123

ПОЛИТЭКС- 2007. Вып. 3. №3

народных антитеррористических договоренностей пока оставляет желать лучшего. Кроме того, налицо четко выраженная политическая избирательность при подходе к оценке террористических проявлений в различных регионах мира. Например, по Чечне желаемого сотрудничества с Западом не получается, и более того, чеченские события постоянно используются для дискредитации России на международной арене, выдвижения обвинений в "неадекватном" применении силы, в нарушении прав человека и т. д.

В политическом лексиконе государственных и общественных деятелей США и Европы применительно к боевикам в Чечне, невзирая на их национальную принадлежность, больше фигурируют слова "борец за свободу" или "борец за веру", чем террорист. Террористические акции чеченских бандформирований именуются национально-освободительной борьбой. Мы как бы поменялись с Западом местами. Бывший СССР поддерживал национально-освободительные движения по всему миру, абстрагируясь от тех методов, зачастую террористических, которые использовали эти движения. Теперь Запад, исходя из своих стратегических интересов, может квалифицировать, по сути, одни и те же движения по-разному» (Международное сотрудничество, 2001, с. 80-81). Другой участник той же дискуссии добавлял: «Мы неоднократно повторяем, что Запад не должен недооценивать угрозу мирового терроризма. Долг международного сообщества — воспрепятствовать потоку долларов и наемников в зоны конфликтов, в том числе в Чечню, равно как пресечь ложь, которая льется на общественность» (Международное сотрудничество, 2001, с. 83-84). Однако до 11 сентября 2001 г. добиться от западных партнеров большего внимания к проблеме международного терроризма вообще, и к ситуации вокруг Чечни в частности, российской дипломатии так и не удалось.

11 сентября 2001 г., как уже было отмечено, изменило видение проблемы противодействия терроризму в мировой политике кардинальным образом. Неудивительно, что руководство России, напрямую сталкивавшееся с вызовами со стороны исламистских террористических структур, оперативнее, чем руководство большинства других государств мира среагировало на теракты в Нью-Йорке и Вашингтоне. Президент В. Путин оказался первым из зарубежных лидеров, кто лично выразил соболезнование Дж. Бушу и Соединенным Штатам Америки в целом в связи с этими трагическими событиями. Более того, Россия поддержала решение США о проведении контртеррористической операции против движения талибан и «Аль-Каида» в Афганистане. Здесь, правда, следует подчеркнуть, что ситуация в Афганистане беспокоила Россию больше, чем страны Запада, включая США. Если Соединенные Штаты были в определен-

ной степени причастны к появлению в свое время движения талибов, то Россия изначально видела в них угрозу своим интересам в Центрально-Азиатском регионе. С нарастанием террористической угрозы на Северном Кавказе в России стали обращать внимание на то обстоятельство, что на территориях, подконтрольных талибану, располагались лагеря по подготовке террористов. Со стороны России с конца 1990-х годов раздавались призывы к странам Запада и к США предпринять совместные усилия по нейтрализации исходящих от движения талибан опасностей. Еще за год до трагических событий 11 сентября 2001 г. российский дипломат Н. И. Козырев писал в одной из своих статей следующее: «Захватившие до 90% территории Афганистана талибы отбросили страну в средневековье, введя деспотическое военное правление, замешанное на догмах шариата, и уничтожив все мало-мальски оставшиеся там признаки современной цивилизации. Фактически запрещена музыка, кино, развлекательные программы на телевидении, женщинам нельзя учиться и работать, они могут появляться на улицах лишь в сопровождении мужчины и закутанные с головы до ног в паранджу.

Даже иранские духовные лица, наиболее верные последователи Хомейни, отличающиеся своим исламским экстремизмом, и те признают, что их афганские ученики превзошли учителей и хватили, что называется, через край. Вдобавок талибы превратили Афганистан в базу международного терроризма и наркобизнеса, и это обстоятельство угрожает не только пограничным с Афганистаном странам, в том числе России, но и Европе, и США. Отсюда напрашивается вывод: необходимо объединить усилия, особенно тех, на ком лежит наибольшая ответственность за создание нынешней ситуации, с тем чтобы положить конец режиму беззакония, насилия и попрания прав человека в Афганистане, загнавшему страну в тупик и создавшему условия для процветания торговли наркотиками и экспорта терроризма» (Козырев, 2000, с. 56).

Правда, надежды на урегулирование внутриафганской ситуации Н.Козырев связывал с возможностями США оказать влияние на талибов. «До последнего времени и у нас, и особенно в США, — продолжал он, — существовала недооценка важности афганской проблемы, решение которой уже нельзя дальше откладывать. Можно, конечно, сослаться на объективные причины, как-то: Косово (для США), Чечня (для России), однако это не оправдание. Более того, игнорирование афганского фактора является большой ошибкой, так как идеологическая и военная подпитка экстремизма косовских албанцев, равно как и чеченских сепаратистов, их питательная среда — это нынешний Афганистан, существующий там режим талибов. От_ 125

ПОЯИТЭКС- 2007. Вып. 3. №3

сюда вывод о том, что Россия и США как наиболее вовлеченные в эти события и имеющие рычаги воздействия на талибов (США) и Северный альянс (Россия) должны выступить коспонсорами афганского урегулирования по типу ближневосточного, но с более весомым и реальным участием России» (Козырев, 2000, с. 57). В реальности же США, не сумев добиться от талибов удовлетворения своих требований, решились на проведение военной операции по свержению их режима и ликвидации баз «Аль-Каиды» на территории Афганистана.

Россия не могла не поддержать эти действия, тем более что в начале сентября 2001 г. ситуация на севере Афганистана стала, с точки зрения интересов России, еще более угрожающей. Был убит лидер противостоявшего талибам «Северного альянса» Ахмед Шах Масуд и появилась реальная угроза выхода движения талибан к границам среднеазиатских республик СНГ. Возможностей предотвратить подобный ход событий у России было крайне мало, поэтому американская операция против талибов нашла поддержку в Москве. Причем, в отличие от общих заверений большинства союзников США, Россия оказала реальную помощь. Были осуществлены поставки крупных партий оружия, боеприпасов и другого снаряжения «Северному альянсу», сыгравшему решающую роль в наземной части контртеррористической операции. Сами американцы получили от российской стороны разведывательные данные, необходимые им для действий против талибов и «Аль-Каиды». Такой помощи не смог оказать США ни один из их официальных союзников по НАТО. Без негласного одобрения России США было бы трудно получить доступ к воздушному пространству центральноазиатских государств СНГ, и тем более создать на их территории свои военно-воздушные базы. В свою очередь, Соединенные Штаты после событий 11 сентября 2001 г. несколько скорректировали свою позицию по поводу ситуации в Чеченской Республике. Взаимное признание серьезности угрозы международного терроризма, практические совместные шаги в борьбе с этой угрозой стали импульсом для улучшения российско-американских отношений в целом.

Параллельно улучшению отношений между Россией и Соединенными Штатами Америки произошло ее сближение с другими государствами Запада и такой международной организацией, как НАТО. Несмотря на то, что еще в 1997 г. был подписан основополагающий Акт Россия-НАТО, заложивший политические и организационные основы двусторонних отношений нового типа, после натовской бомбардировки Югославии они были заморожены. Сближение России с Западом позволило не только их разблокировать, но и поднять на еще более высокий уровень. Был создан Совет Россия-

НАТО, который, в отличие от прежних двусторонних отношений, обладал компетенцией принятия совместных решений по целому ряду вопросов.

Антитеррористическое направление сотрудничества между Россией и Североатлантическим альянсом приобрело особое значение и стало динамично развиваться. Это особо отметил тогдашний генеральный секретарь НАТО Дж. Робертсон (см.: Робертсон, 2003). Однако в условиях эйфории, вызванной сближением позиций России, США и Запада в целом по вопросам борьбы с международным терроризмом, высказывались и опасения в том, что у этого сближения отсутствуют достаточно прочные позиции (см.: Примаков, 2002). Как показали события вокруг Ирака, такие опасения были не напрасными.

Американское вторжение в Ирак положило конец короткому периоду эйфории в российско-американских отношениях, но общие интересы России и США в сфере борьбы с терроризмом сохранились, как сохранились и проблемы взаимодействия двух стран в данной сфере. Характеризуя эту ситуацию и положение России на международной арене, российский политолог А. Крылов пишет: «После иракской войны характер отношений между Россией и США коренным образом изменился, но было бы неправильным утверждать, что оба государства оказались на пороге новой холодной войны. Хотя Россия и сохранила унаследованный от СССР статус ядерной сверхдержавы, такая война ей явно не по силам. А главное, она противоречит российским государственным интересам. США обладают беспрецедентным в современном мире экономическим и военным потенциалом, и это во многом определяет их ведущую роль в решении вопросов международной безопасности. Поэтому для современной России именно Соединенные Штаты являются естественным союзником в борьбе против международного терроризма и других угроз безопасности. Но главная проблема для РФ, да и всего мирового сообщества, состоит в том, что американская политика слишком заидеологизирована и часто не адекватна реалиям. Поэтому она может влиять на ситуацию не только в позитивном плане — Афганистан, но и в сугубо негативном — Ирак» (Крылов, 2006, с. 92).

Первые два года, прошедшие после начала американской военной кампании в Ираке, борьба с терроризмом оставалась наиболее важной проблемой обеспечения национальной безопасности России в сфере внутренней политики, и это не могло не сказаться на ее внешней политике. На этот период пришлись несколько громких террористических актов на Северном Кавказе, в Москве и дру-

гих местах Российской Федерации, включая чудовищное преступление в Беслане. Это требовало сотрудничества со всеми партнерами, несмотря на имеющиеся разногласия. Антитеррористическое взаимодействие продолжалось и продолжается в разных форматах, включая «большую восьмерку» (см.: Змеевский, 2006), а также сотрудничество по линии Россия-НАТО (см.: Беблер, 2006). Правда, отношения с Североатлантическим альянсом стали вновь усложняться. Помимо традиционной проблемы расширения блока на восток возникла проблема эффективности контртеррористической деятельности НАТО в Афганистане. После того как США сосредоточили свои усилия на Ираке, иностранное военное присутствие в Афганистане стало в большей степени коалиционным. В составе международного военного контингента здесь сегодня преобладают не американские войска, а военнослужащие стран-союзников США по НАТО. Если свержение режима талибов полностью соответствовало интересам национальной безопасности Российской Федерации, то дальнейшее развитие событий в Афганистане вновь поставило эту безопасность под угрозу.

Афганистан уже давно превратился в один из главных мировых центров производства наркотического сырья, поскольку никакой эффективной государственной власти в стране долгое время не было. Там появились и укрепились центры по производству наркотиков, сформировались маршруты их транспортировки за рубеж. Большая часть этих маршрутов проходит через территорию постсоветских государств Центральной Азии, а затем попадает на территорию России. В нашей стране данную ситуацию воспринимают с беспокойством. Режим талибов, при всей его одиозности, пусть и по религиозным причинам, все же пытался бороться с наркотиками, правда, без заметных успехов. После свержения этого режима положение в сфере производства и транспортировки наркотиков не улучшилось, а еще более ухудшилось. Администрация президента Карзая не способна контролировать всю территорию Афганистана, а силы НАТО не предпринимают достаточных мер по пресечению наркопроизводства и наркотрафика, поскольку опасаются еще больше испортить отношения с местным населением и многочисленными «полевыми командирами», контролирующими ситуацию на местах. Такое положение не устраивает Москву, но ее озабоченность не находит должного отклика у западных партнеров. В последнее время в дополнение к прежним опасениям добавились опасения по поводу возможного изменения внутриполитической ситуации в пользу талибов и поддерживающих их представителей международных террористических структур исламского толка (см.: Козырев, 2007).

Причина неблагоприятной для Российской Федерации, да и для

всего мира динамики развития событий в Афганистане заключается в неэффективности действий сил НАТО в этой стране. Это обстоятельство вместе с другими негативными для России факторами во внешней политике стран Запада («цветные революции», расширение НАТО, планы размещения ПРО в Восточной Европе) отражаются, на наш взгляд, и на взаимодействии в сфере борьбы с терроризмом. Изменения в подходе к проблеме противостояния террористической угрозе во внешней политике России наметились в 2006 г. Этот год был ознаменован не только формальным председательством России в «большой восьмерке», но фактическим возвращением ей статуса одного из важнейших центров всей системы международных отношений. Тем более, что структура этой системы все отчетливее эволюционирует в сторону ярко выраженной многополярности. Все это стало предпосылкой формирования новых подходов российской дипломатии к ряду старых вопросов мировой политики, в том числе и к вопросам урегулирования конфликтов и противоборства с терроризмом. Кроме того, ослабление непосредственной угрозы терроризма внутри самой России во многом способствовало активизации российской внешней политики и в международных аспектах борьбы с этой угрозой.

Широкий резонанс вызвали такие события, как визит в Москву делегации победившего на выборах в Палестинской национальной автономии движения Хамас, а также роль, которую сыграла Россия в урегулировании летнего кризиса вокруг Ливана (см.: Сатановский, 2006; Озеров, 2006; Тройной кризис, 2007). Все эти факты свидетельствуют о несомненном возрастании степени самостоятельности России в международных делах и ее стремлении играть более заметную роль в мировых событиях в целом и в решении региональных проблем Ближнего Востока, вновь становящегося приоритетным направлением российской внешней политики (см.: Исламский мир, 2005; Современный мир, 2007). В то же время эти факты еще раз демонстрируют всю политическую сложность и неоднозначность такого феномена, как терроризм.

Особенно это заметно на примере ситуации, сложившейся вокруг движения Хамас. Как большинство других палестинских организаций, Хамас был причастен к терроризму. И в СССР, и затем в России, и в США, и в других странах в научной и публицистической литературе эту организацию традиционно причисляли к террористическим. Однако в США, кроме этого, существует официальный список группировок, причастных к терроризму, куда уже давно включен тот же Хамас. В России есть аналогичный список, составленный Верховным судом Российской Федерации. Но Хамас среди

террористических организаций в нем не упомянут (см.: Российская, 2006). Это обстоятельство позволило российской дипломатии оправдать сам факт приглашения делегации Хамас в Москву тем, что он не является террористической организацией. И дело заключается не только в этом. Хамас был причастен к терроризму, так же как и противостоящая ему организация ФАТХ. Но, в отличие от Хамас, ФАТХ и его лидеры уже давно имели прямые контакты не только со странами Запада, но и с руководством Израиля. Пока ФАТХ находился у власти в Палестинской национальной автономии, эта автономия получала от США, от других стран Западной Европы и даже от Израиля немалую помощь. После победы Хамас на выборах эта помощь была прекращена.

Однако изоляция Палестинской национальной автономии сама по себе не может решить сложных проблем арабо-израильского урегулирования. Именно из этого исходили в Москве, приглашая представителей Хамас. Конечно, нынешние позиции руководства этого движения неприемлемы не только для Израиля, США, стран Западной Европы, но и для России. Но российская дипломатия, видимо, надеялась на эволюцию этих позиций, как это произошло с руководством Организации освобождения Палестины. Еще несколько лет назад такой смелый шаг России навстречу исламской группировке Хамас был бы невозможен из-за ситуации, складывающейся в Чечне. Теперь же рамки действий российской дипломатии как на палестинском направлении в частности, так и на ближневосточном направлении в целом, как уже отмечалось, раздвинулись. Активная и самостоятельная роль России в ближневосточных делах, очевидно, улучшила ее имидж в арабо-мусульманском мире.

Одновременно существует опасность не только ухудшения отношений с Израилем, но и новых сложностей в отношениях с США. Вот как пишет об этом российский политолог Н. Загладин: «Политика России на Ближнем Востоке, в частности ее отказ признать Хамас террористической организацией, рассматривается как недружественная акция в отношении близкого союзника США — Израиля. Как отмечалось в американской печати, продажа ракет земля-воздух Сирии и приглашение в Москву руководства «Хамас» в правящих кругах Израиля расценили как удар в спину. Отсюда следовал вывод — произраильское лобби в США будет негативно настроено по отношению к России. Данная оценка, возможно, и не отражает позицию американской еврейской общины, но, видимо, должна приниматься во внимание» (Загладин, 2007, с. 75).

Как видно из всего вышесказанного, несмотря на то, что и в России, и в других ведущих странах современного мира борьба с международным терроризмом декларируется в качестве важней-

шей внешнеполитической проблемы, на практике подходы к решению реальных задач этой борьбы зависят и от степени актуальности террористической угрозы для каждого государства в данный момент, и от текущей ситуации в мировой политике. Двойные стандарты в оценке террористов и террористических организаций, вытекающие из самой природы политики как общественного явления, время от времени дают о себе знать. В отношениях между Россией и странами Запада за последние десять лет это нередко можно было наблюдать как с одной, так и с другой стороны.

Литература

Беблер А. НАТО и транснациональный терроризм // Мировая экономика и международные отношения. 2006. № 10.

Загладин Н. Политика США в отношении России: факторы формирования и динамика // Мировая экономика и международные отношения. 2007. № 3. С. 75.

Змеевский А. Антитеррористическое партнерство «восьмерки» // Международная жизнь. 2006. № 8.

Исламский мир и внешняя политика России // Международная жизнь. 2005. № 5.

Козырев Н. Афганистан. Вернутся ли талибы? // Международная жизнь. 2007. № 3.

Козырев Н. Размышления об афганских делах // Международная жизнь. 2000. № 10.

Крылов А. Новые перспективы России на международной арене // Мировая экономика и международные отношения. 2006. № 7. С. 92.

Лукин В. Вот мы и в Совете Европы // Международная жизнь. 1996. № 3.

Международное сотрудничество в борьбе с терроризмом. // Международная жизнь. 2001. № 3.

Озеров О. Жаркое лето на Ближнем Востоке // Международная жизнь. 2006. № 11.

Петраков В. «Учителя» и «ученики» в ОБСЕ? // Международная жизнь. 2001. № 5.

Примаков Е. Долговечно ли сближение с США? // Международная жизнь. 2002. № 11.

Робертсон Дж. Ядро коалиции составляют НАТО и Россия // Международная жизнь. 2003. № 1.

Российская газета. 2006. 28 июля. № 4130.

Сатановский Е. Большая игра — XXI век // Международная жизнь. 2006. № 3.

Современный мир и Россия // Международная жизнь. 2007. № 1-2.

Тройной кризис на Ближнем Востоке // Мировая экономика и международные отношения. 2007. № 4.

Шелепин М. Равная безопасность для стран ОБСЕ // Международная жизнь. 2000. № 2.

ПОЯИтЭКС. 2007. Вып.. 3. №3

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.