CC BY
239
А. С. Ким
ДИАСПОРА КАК ТЕРМИН ЭТНОПОЛИТОЛОГИИ
В отечественной политической науке сравнительно недавно возникло, а в последние годы заметно активизировалось этнополитологическое направление. Его прикладное и управленческое значение напрямую определяется степенью разработанности теоретикометодологической базы этнополитологии. Между тем, «... дискурсу современной этно-политологии присущи имманентная нечеткость, непроработанность категориального аппарата, двусмысленность ключевых понятий»1. Смешение понятий наций и этноса, национального и этнического, глубоко укоренившийся примордиалистский подход к трактовке и определению национально-этнических процессов становятся препятствием в разработке и реализации конструктивной этнополитики.
Неопределенность содержания понятий отечественной этнополитологии проявляется, в частности, в весьма вольной интерпретации и использовании термина «диаспора». Как известно, диаспоры как специфические этнические общности, образовавшиеся в результате миграции или изменения государственных границ, стремительно превращаются в такой субъект права и политики, с которым невозможно не считаться в современном взаимозависимом мире. Именно по этой причине они стали объектом многочисленных исследований и повышенного общественного внимания. При этом происходит весьма широкое толкование диаспоры в средствах массовой информации. Так, в Дальневосточном региональном приложении к еженедельнику «Аргументы и факты» в июле 2006 г. можно было встретить сентенции следующего характера: «... в последние годы для цыганских семей, торгующих наркотиками, настали тяжелые времена. Если лет пять назад на долю представителей этой этнической диаспоры приходилось до 60 % наркопреступлений, то сейчас. их стало вдвое меньше»2. Понятие диаспоры начинает служить предметом не только публицистических, но и административнобюрократических и политических спекуляций, «обрастает» множеством сконструированных мифов и стереотипов. Екатеринбургский политолог М. А. Фадеичева обоснованно считает, что «ученым и политикам пора перестать пугать обывателя, просвещенную общественность и самих себя сущностями вроде ‘‘ татарской диаспоры в России’’ или ‘‘ чеченской диаспорой в Москве’’, в которых начинают видеть ‘‘ пятую колонну’’ и источник заговора. Этноцентричный подход к диаспоре... искажает реальную картину, игнорирует социальную стратификацию этнического массива, насаждает антигуманизм, интолерантность и этнонационализм»3.
Между тем, непрекращающиеся дискуссии о содержании понятия диаспоры на страницах издающегося в России с 1999 г. независимого научного журнала «Диаспоры» свидетельствуют о том, что его терминологическая разработка в научном дискурсе принимает схоластический характер. Как справедливо отмечает российский исследователь
А. Милитарев, «в современной литературе термин этот достаточно произвольно применяется к самым разным процессам и явлениям с вкладыванием в него того смысла, который считает нужным придать ему тот или иной автор или научная школа»4. Другой
© А. С. Ким, 2008
автор, В. Д. Попков, говорит о том, «что сам термин (диаспора) никогда не был научно нейтральным и употреблялся чаще всего с эмоционально оценочным оттенком»5.
Между тем, дело не в названии термина, а в его объективном содержании, наличии или отсутствии обозначаемых им явлений. Понятие «диаспора» включает в себя различные моменты общественных процессов — экономические, социальные, культурные. Его можно рассматривать в историческом, цивилизационном, международном аспектах. Многоплановость исследования его содержания проявляется в возможности рассмотрения термина в этнологии, социальной антропологии, этносоциологии, этнографии и других смежных дисциплинах. Если же понятие диаспоры использовать как эвристический инструмент этнополитологии, полагая его «как субдисциплину в рамках политической науки, изучающую политическую обусловленность этнических явлений и процессов»6, то в таком случае необходимо выявить в данном термине этнополитическое содержание. Только при выполнении этого условия возможно придание ему этнополитологического статуса, наряду с такими устоявшимися понятиями, как «этнополитика», «этнополитический конфликт», «этнополитические отношения», «нация», «национализм», «этнонационализм», «этнополитическая мобилизация», «этнократия», «этнические элиты».
В отечественной этнополитологии термин «диаспора» примененяется чаще в политико-публицистическом смысле при рассмотрении проблем миграции или кон-фликтогенности полиэтничных регионов и государств. Более того, в аналогичном (или близком) по содержанию значении нередко употребляются такие понятия, как «этнические (национальные) группы», «этнические (национальные) меньшинства». Так, по мнению группы белорусских политологов под руководством В. А. Бобкова и И. Н. Браима, «понятия ‘‘ этнические (национальные) группы’’, “этнические (национальные) меньшинства” означают совокупность людей той или иной национальности, проживающих (как правило, рассредоточено) в инонациональной среде, например, евреи, цыгане — в Беларуси, белорусы, украинцы и др. — в России»7. Российские конфликтологи А. Я. Анцупов и А. И Шипилов трактуют этническую группу как «часть, ‘‘осколок’’ этноса, которая в силу ряда причин отделена от ядра этноса и функционирует вне его»8. Они считают, что «этническая группа не имеет собственных государственных образований и поэтому лишена правового механизма суверенизации; люди расселены на больших расстояниях друг от друга, однако сохраняют основные этнические черты; это общности людей, отделенные от своего этноса вследствие миграции, эмиграции, депортации, изменения границ; и проживающие в др. регионах, возможно образуя этнокультурные ареалы»9. Синонимично с понятием диаспоры дает толкование этнических меньшинств и И. М. Кривогуз, полагая, что «слабостью современной этнополитической мысли является недостаточное внимание к интересам и устремлениям этносов, не имеющих собственных территорий, этнических меньшинств, рассеянных в иной этнической среде, диаспоры»10. Расширительное толкование понятия диаспоры приводит к тому, что к ним начинают причислять любые разделенные народы, любую проживающую рассеяно этническую общность, не обладающую своей государственностью. Между тем главной отличительной чертой диаспоральности является то, что «Диаспора — это пребывание значительной части нации вне основного исторического региона ее происхождения (места развития)»11. И в этом смысле курды, проживающие в Турции и Ираке, не диаспоры, ибо находятся внутри ареала своего древнего происхождения, в своем социокультурном пространстве. Рассеяние курдов произошло на территории своего исконного происхождения и развития, которая по ряду причин оказалась поделенной между различными государствами. Вместе с тем,
правомерно считать диаспорами курдов, проживающих в Европе и Америке, т. е. вне исторического региона своего происхождения.
Все вышеизложенное побуждает автора поставить целью статьи вычленение этно-политического содержания диаспоры на основе анализа следующих методологических подходов отечественных и зарубежных исследователей диаспоральной проблематики.
Первый подход трактует диаспору как этническое меньшинство, образующееся в результате трансформации части некогда многонациональной империи в суверенное государство с доминированием т. н. титульного этноса. Американский исследователь Р Брубейкер для характеристики такой общности вводит в этнополитологический оборот понятие «диаспоры катаклизма». В отличии от традиционно понимаемых трудовых диаспор, «диаспоры катаклизма»: 1) образуются «движением самих границ»; 2) «рождаются мгновенно, вследствие резкой ‘‘перетряски’’ политического устройства, нередко травматической для ее участников»; 3) «возникают без участия, а часто вопреки желанию вовлеченных в этот процесс людей»; 4) «более компактны... теснее связаны с территорией проживания»; 5) «являются (или становятся) гражданами той страны, где их застали политические катаклизмы»12. Таким образом, в интерпретации Р Брубейкера термин «диаспоры катаклизма» указывает на такой политический момент (фактор) образования диаспор, как реорганизация политического пространства по национально-государственному признаку.
Второй подход определяет диаспору как транснациональную (трансграничную) общность, подразделения (общины) которой образуются (формируются) всеми этническими группами, находящимися за пределами территории государства происхождения. Он представлен, в частности, израильским исследователем Г абриэлем Шеффером, полагающим, что «в новых местах проживания диаспоры сохраняют свою этнонациональную (а иногда еще и конфессиональную) идентичность и сплоченность крепко спаянного коллектива»13. Он считает, что политической спецификой диаспоральности является способность таких общин создавать трансграничные сети. Выделяется такой аспект трансгосударственности диаспор как поддержка ирредентистски настроенных этнических групп. Как известно, под ирредентизмом понимается стремление этносов или государств к объединению разрозненных и проживающих в соседних странах частей одного народа в единый политический организм14. Известный пример — идея «Великой Албании».
Сходную с Г. Шеффером позицию занимает один из постоянных авторов журнала «Диаспоры» В. Д. Попков, по мнению которого «ключ к пониманию и исследованию феномена диаспоры лежит в понимании и четком определении ее неформально организованной единицы — диаспорной общины»15. В его интерпретации «речь идет об исследовании диаспоральных общин как части диаспоры и диаспоральная община рассматривается как основная категория, с помощью которой охватывается феномен диаспоры»16. Диаспора характеризуется не только наличием множества устойчивых общин, объединенных сетью коммуникаций, но и способностью к сохранению и воспроизведению новых единиц-общин и постоянному обновлению коммуникативных сетей.
В рамках третьего подхода диаспора рассматривается в качестве целого, чужеродного образования в иноэтничной среде, в виде некого самостоятельного субъекта, вынужденного адаптироваться в иноэтничном социальном окружении. Известный российский социолог Ж. Т. Тощенко считает, что «Диаспора — это устойчивая совокупность людей единого этнического происхождения, живущая за пределами своей исторической родины (вне ареала расселения своего народа) и имеющая социальные институты для развития
и функционирования данной общности»17. Несмотря на то что данное определение носит социологический характер, тем не менее из его логики следует, что характерным признаком диаспоры является наличие в том числе и политических институтов, необходимых для реализации ее интересов и потребностей. Таким образом, и в этом случае содержание термина «диаспора» несет определенную политическую нагрузку.
Сходной точки зрения придерживается и известный российский исследователь диа-споральных процессов В. И. Дятлов, полагающий, что термин «диаспора» обозначает «не просто рассеяние, пребывание представителей некой этнической группы вне своего ‘‘ национального очага’’ в качестве национального меньшинства». По его мнению, «Диаспору. можно трактовать и как особый тип человеческих взаимоотношений, как специфическую систему формальных и неформальных связей, основанных на общности судьбы (исход с ‘‘исторической родины’’) или представлениях, исторической памяти и мифах о таком исходе; на совместных усилиях по поддержанию образа жизни ‘‘ в рассеянии’’ — в качестве национального меньшинства в иноэтничном обществе»18. На наш взгляд, логично предположить, что упоминаемая в данной трактовке «система формальных и неформальных связей» диаспоры является ничем иным как предпосылкой или формой существования общественных институтов, в том числе и политических, необходимых для обеспечения и удовлетворения социально-значимых интересов диаспор в принимающем обществе.
При этом оговоримся, что вышеприведенные утверждения правомерны исключительно в ситуации коллективной (общинной), а не индивидуальной формы жизнедеятельности диаспор. В последнем случае мы имеем дело с разрозненными индивидами, целью которых является, как правило, максимальная ассимиляция с доминирующими этносами, полная интеграция в принимающее общество без выдвижения каких-либо (в том числе политических) условий. Им не требуется сохранение и поддержание идентичности, включение в сообщество себе подобных. Именно поэтому в таких случаях не может идти речь о предпосылках образования институтов этнического воспроизводства диаспоры. Естественно, нет и этнополитической проблематики ввиду отсутствия (незрелости) коллективного этнического субъекта (этнической общности, а не простой арифметической совокупности этнических индивидов), который стремится реализовать посредством политического участия свои потребности и интересы, формировать свое этнополитическое пространство.
В дополнение к вышеупомянутой практике употребления термина «диаспора» существуют и такие подходы, которые усматривают в диаспоральных формах организации жизнедеятельности глобальную тенденцию: люди эпохи глобализации самоопределяются множественным образом, причисляя себя единовременно к несовпадающим религиозным, профессиональным, экономическим и духовным сообществам, которые в настоящее время не имеют, как правило, ни территориальной, ни этнической отнесенности. На них указывает Р. Брубейкер, полагая, что «в большинстве современных научных дискуссий термин диаспора. вызывает в сознании образ. мобильного мира без корней и границ»19. Таким образом, диаспора как глобальный политический проект рассматривается в контексте появления новых оснований самоопределения этнических индивидов в современном мире. И вызываются эти основания феноменом диаспоральной организации человеческих сообществ, которая постепенно заменяет доминировавшую до недавнего времени форму раздельно-компактного национально-государственного проживания этнических сообществ. По сути дела речь идет о новой, диаспоральной форме этничности.
В то же время существует и подход, в рамках которого отрицается правомерность трактования диаспоры как специфической этнической общности, проживающей на территории
определенного государства. В этой связи интересным представляется высказывание
В. А. Тишкова о том, что «Процесс ‘‘ диаспоризации всей страны’’ должен быть остановлен. Граждане государства, проживающие на его территории, не могут считаться диаспорой, как не являются диаспорами татарская или чеченская общины в Москве. Иначе нам придется причислить к диаспорам половину населения страны»20. По мнению известного российского этнолога, «внутри государства граждане не могут делиться на диаспоры, за исключением новожителей — иммигрантов или старожителей, продолжающих считать своей основной родиной страну исхода и соответственно демонстрирующих это в своем поведении»21. В. А. Тишков полагает, что понятие диаспоры применимо также «в отношении зарубежных российских соотечественников, под которыми понимаются проживающие вне пределов Российской Федерации лица, связанные с Россией историческими, этнокультурными и духовными связями и стремящиеся сохранить их независимо от гражданства и этнической принадлежности, языка, вероисповедания, социального и имущественного положения»22. Таким образом, «диаспора или зарубежные соотечественники — это прежде всего состояние самосознания, а значит, это подвижное явление .»23.
При всем уважении к вышеупомянутой позиции известного и авторитетного отечественного исследователя этнических и национальных процессов, позволим себе не согласиться с утверждением о том, что «внутри государства граждане не могут делиться на диаспоры». На наш взгляд, неправомерно в качестве решающего критерия диаспорально-сти выдвигать гражданство. С учетом того, что Россия является федеративным государством и в основе такого устройства исторически заложен в том числе и этнический принцип (как бы к этому не относиться), этнополитической реальностью нашей страны стала много-национальность. Последняя характеризуется наличием внутри единого политического поля федеративного государства определенного количества автономных территориальных сообществ с проживанием т. н. титульных этносов, обладающих фактически определенными атрибутами государственности. Отрыв от таких сообществ некоторой их части, длительное проживание, укоренение этих частей среди других народов, в других национальных образованиях, пусть и на территории одного государства, превращают их в диаспоры по характеру и способу этнического функционирования (например, те же упоминаемые В. А. Тишковым, татарская и чеченская общины в Москве). Именно по этой причине целесообразно и правомерно говорить не только о диаспорах вне национальных государств, но и о диаспорах внутри крупных многонациональных (в том числе федеративных) государств.
Екатеринбургский этнополитолог М. А. Фадеичева идет в своих рассуждениях о феномене диаспоры еще дальше В. А. Тишкова. Она вообще отрицает возможность существования диаспоры как этнической общности: «Диаспора — это не целое, которое живет своей жизнью: рождается, взаимодействует, зреет, стареет и умирает, но рассеянные части целого». Рассмотрение диаспоры как целого — следствие коммуни-тарной парадигмы, мыслящей категориями общности, гипертрофирующей ее значимость, и этноцентризма — мировоззренческой установки и методологического принципа, утверждающего приоритет этнической общности по отношению к этническому индивиду, рассматривающего этнос как целое, как общность; абсолютизирующего его количественные характеристики, представляющего этническое самосознание по принципу «мы — они». В рамках такого подхода изучаются «менталитет диаспоры», «идентичность диаспоры», «положение диаспоры» и пр.24
М. А. Фадеичева решительно возражает против представленной в позициях Г. Шеффера и В. Д. Попкова связки «диаспора — община», считая что это
принципиально различные явления. «Всякая община является групповой формой жизни. Диаспора же — индивидуальная форма жизни. Нельзя людей, находящихся ‘‘ за пределами своей исторической родины’’, считать ‘‘ членами диаспоры’’, поскольку это не организация. Диаспора не может стать той институциональной формой, которая позволяет одновременно существовать ‘‘ в двух средах’’». Рассеяние неверно полагать институциональной формой, поскольку диаспора — отсутствие таковой; она не служит, как всякий социальный институт, организации совместной деятельности людей для удовлетворения их социальных потребностей. Наоборот, в диаспоре индивид разобщен и его этнокультурные нужды не находят поддержки»25.
Вместе тем, существует мнение, что «диаспора» и «община» не противопоставляются, а логически совмещаются. Так, В. Д. Попков рассматривает диаспору как социальную систему, которая принадлежит к разряду «самосоздающихся» систем. Согласно такому подходу, «диаспора представляет собой закрытую социальную систему и сама продуцирует компоненты, из которых она состоит, с помощью которых поддерживает себя и благодаря которым существует как единая система»26. Автором выдвигается тезис о том, что диаспора означает существование оболочки из коммуникативных сетей, которая объединяет разрозненные группы людей по этническому признаку, образуя общины диаспоры. Таким образом, наличие множества общин является одним из ключевых признаков существования диаспоры.
На наш взгляд, вышеупомянутые точки зрения нисколько не противоречат, а взаи-модополняют друг друга. В самом деле, историческая практика показывает, что люди, оторвавшиеся от исторической родины, особенно по причинам социально-экономической миграции, попадая на чужбину, зачастую действительно рассеиваются и ведут индивидуальный образ жизни, замыкаясь на проблемах собственного выживания и самообеспечения. Опыт СССР наглядно продемонстрировал ассимиляцию представителей многих диаспоральных общностей. И в этом смысле диаспора является формой индивидуального существования. Вместе с тем, невозможно отрицать и факты компактного поселения, поддержания идентичности с помощью деятельности диаспоральных организаций, существования семейных, клановых, патриархально-родовых форм диаспоральности. Об этом свидетельствует, например, уникальный феномен корейской ассоциации Ростовской области, объединяющей посредством своих первичных организаций общины корейцев, компактно проживающих в донских станицах27. Таким образом, диаспора в зависимости от ситуации может рассматриваться как форма индивидуальной и как форма групповой (общинной) жизни.
Даже если рассматривать диаспору исключительно как индивидуальное состояние, невозможно не признать, что в мировой политике формируются мощные факторы, делающие его нестабильным. В условиях политических катаклизмов, распада империй и многонациональных государств на повестку дня встает кризис идентичности, в основе которого — утрата старых и необходимость поиска новых ориентиров для осознания человеком своего места в обществе и своих связей с государством. Именно поэтому возникает потребность в самоидентификации, отнесении себя к определенным общностям, в том числе и к диаспоральным. Так, люди иностранного происхождения, предки которых проживали еще в дореволюционной России, ставшие полноправными гражданами в эпоху СССР, с его распадом в одночасье попали в ситуацию «двойной» диаспоры. Будучи «чужим», русскоязычным населением в странах СНГ, они, переселившись в Россию, находятся в статусе иностранцев. Миграция в Россию представителей советских диаспор (немцы, корейцы,
греки и т. д.) в составе русскоязычного населения актуализирует проблему идентичности у их соплеменников, уже проживавших до распада СССР в России. Массовый приток людей одного с ними этнического происхождения привел к тому, что местное население стало воспринимать их как пришлых. Такая ситуация сложилась, например, в Приморском крае, когда массовая миграция корейцев из Средней Азии «реанимировала» восприятие старожильческим населением местных корейцев как специфической этнической группы. Большую роль в «реанимации» проблемы диаспоральной идентичности сыграло также падение «железного занавеса», которое вызвано интенсификацию связей России с государствами исторической родины многих диаспор (например, Германия, Израиль, Южная Корея и др.).
Внимание, проявленное автором статьи к этнополитическому содержанию понятия «диаспора», объясняется не только научно-исследовательским интересом к объективным проявлениям диаспоральности, по поводу которых высказываются представители отечественного и зарубежного обществознания. Существует и практически-политическая причина. Вызывает беспокойство то, что понятие диаспоры в современном этнополитическом дискурсе употребляется преимущественно в конфликтогенном контексте. Как в научных, так и в публицистических статьях весьма часто фигурируют рассуждения, основанные на предубеждениях об изначальной опасности этнической миграции, негативных свойствах, имманентно присущих любым иммиграционным сообществам, диаспорам. Так, в духе мрачного прогноза выдерживаются рассуждения демографа О. Слоботчикова: «... только в Москве за последние 15 лет корейцев стало больше в два с лишним раза, армян, грузин и арабов — в 3 раза, азербайджанцев и молдаван — в 5 раз, ингушей — в 6, чеченцев — в 7, таджиков — в 12. Привнося элементы своей культуры, мигранты размывают культуру традиционного общества. После этого могут начать требовать присутствия своих представителей в органах власти, затем предоставление автономности, а в дальнейшем возможно и присоединения к исторической родине»28.
Распространенности таких суждений есть простое объяснение: в мировой истории и современности, к сожалению, преобладают примеры национально-этнического разобщения и противоборства, а не интеграции и консенсуса. Отсутствие (за редким исключением) традиций разрешения возникающих противоречий между т. н. титульными этносами и этническими меньшинствами, диаспорами, автохонным (старожильческим) населением и сообществами иммигрантов с участием всех заинтересованных сторон и применением лишь переговорных методов, опыта использования конструктивного национально-этнического взаимодействия в управлении этнополитическими конфликтами предопределили концептуальную монополию конфликтогенного подхода. Последний исходит из представления о конфликтности, имманентно присущей любым межэтническим отношениям, о неизбежности столкновения и противоборства этнических общностей при их взаимодействии.
Опасность конфликтогенного вхождения понятия диаспоры в этнополитический лексикон заключается в том, что «через новые слова или новые смыслы старых слов может формироваться новая реальность, новые социальные связи и отношения. Вот почему расширяющееся применение термина ‘‘ диаспора’’ в социально-политической практике, чрезвычайно свободная его трактовка вкупе с широко распространенным общинно-сословным пониманием природы, человека и общества может чрезвычайно осложнить и без того непростые межнациональные отношения»29. Именно по этой причине политологическому сообществу следует не оставлять «безнадзорным» содержание этого термина, а вести
мониторинг динамики диаспоральных политических процессов, выявляя в них не только конфликтогенный, но и позитивный, консенсусный потенциал.
Как мы увидели, становление понятия «диаспора» как этнополитологического термина, происходит по следующим двум направлениям. С одной стороны, существуют объективные проявления диаспоральности, которые закладываются в этнополитическое содержание термина «диаспора» как зарубежными, так и отечественными исследователями, что нередко приводит к его широкому толкованию. С другой стороны, данное понятие часто рассматривается в рамках конфликтогенного подхода, что явно не способствует разработке и реализации конструктивной этнополитики. Более того, в определенных ситуациях это может создать предпосылки для наполнения понятия «диаспора» этнонационалистическим содержанием, его целенаправленной экспансии с целью формирования этнополитической напряженности. Терминологическая разработка диаспоральной проблематики предполагает выявление позитивного содержания этого термина. При таком подходе повысится качество разработки категориального аппарата этнополитологии в целом, усилится научное и общественное внимание к изучению конструктивных сторон межэтнических взаимодействий и этнополитических процессов.
Итак, проведенный обзорный анализ различных теоретических подходов показал, что за термином «диаспора» скрывается огромный пласт этнополитической реальности. Она характеризуется следующими обстоятельствами. Во-первых, диаспоральность определяет жизнь вне тех государственной, гражданской, территориальной и политикокультурной целостности, с которой связано происхождение индивида. Во-вторых, диаспора предполагает как индивидуальную, так и групповую формы существования, т. е. рассеяние может быть как точечным (индивидуальным), так и коллективным (общинным). В-третьих, диаспоральность по мере своего распространения в условиях глобализации постепенно превращается в некую альтернативу другим видам этничности. и в этом смысле диаспо-ральные общности выступают как субъекты политики наряду с исторически сложившимися нациями и этносами. В-четвертых, явление диаспоры вызывает множественную идентичность, которая должна оформляться в соответствующих политических практиках и тем самым порождает проблему политизации культурных различий.
Вышеизложенное позволяет с достаточной степенью уверенности полагать, что у понятия «диаспора» все-таки существует собственное этнополитическое содержание. Мы убедились в том, что оно вбирает в себя реальные явления, процессы, отношения, связанные с политическими моментами функционирования диаспор. В этом смысле как у термина этнополитологии у него есть определенная эвристическая функция, а следовательно, научно-исследовательская перспектива.
1 Фадеичева М. А. Университетская этнополитология а<1 шащтеш // Политические исследования. 2007. № 6. С. 46.
2 Щукин Р. Вместо опия-сырца героин и экстези // Аргументы и факты. Дальинформ. Региональное приложение для читателей Хабаровского края и Еврейской автономной области. 2006. № 31.
3 Фадеичева М. А. Диаспора и состояния этнического индивида // Диаспоры. 2004. № 2. С. 146.
4МилитаревА. О содержании термина «диаспора» // Там же. 1999. № 1. С. 24-26.
5 Попков В. Д. Феномен этнических диаспор. Калуга. 2003. С. 11-12.
6Ачкасов В. А. Этнополитология: Учебник. СПб., 2005. С. 5.
7Бобков В. А., Браим И. Н., Егоров А. Н. Политология: Учебник. Минск, 2003. С. 304.
8Анцупов А. Я., Шипилов А. И. Словарь конфликтолога. 2-е изд. СПб., 2006. С. 501.
9 Там же.
10 Кривогуз И. М. Политология: Учебник. М., 2003. С. 12Q.
11 ВасиликМ. А. Политология: Словарь-справочник. М., 2000. С. 79-80.
12Брубейкер Р. « Диаспоры катаклизма» в центральной и восточной Европе и их отношения с родинами (на примере Веймарской Германии и постсоветской России) // Диаспоры. 2000. № З. С. 8-9.
13 Шеффер Г. Диаспоры в мировой политике // Там же. 200З. № 1. С. 177.
14 Там же. С. 1б8.
15 Попков В. Д. Диаспорные общины в межкультурном взаимодействии: пути формирования и тенденции развития: Автореф. дис. ... докт. социол. наук. М., 200З. С. 22-2З.
16 Там же. С. 22.
17 Тощенко Ж. Т., Чаптыкова Т. И. Диаспора как объект социологического исследования // Социологические исследования. 199б. № 12. С. З7.
18 Дятлов В. И. Диаспора: экспансия термина в общественную практику современной России // Диаспоры. 2004. № З. С. 127.
19Брубейкер Р. Указ. соч. С.б.
20 ТишковВ. А. Этнология и политика: Статьи 1989-2004 годов. М., 2005. С. З57.
21 Там же. С. 287.
22 Там же. С. 87.
23 Там же. С. 88.
24 Фадеичева М. А. Диаспора... С. 144-145.
25 Там же. С. 145.
26 Попков В. Д. Диаспорные общины... С. 12З.
27 Ким А. С. Транснациональность корейской диаспоры Ростовской области // Научная мысль Кавказа. Приложение. 200б. № 14.
28 Сколько приезжих может переварить Россия // Аргументы и факты. 2005. № 4б.
29 Дятлов В. И. Указ. соч. С. 1З8.
