CC BY
15
Санкт-Петербургская православная духовная академия
Архив журнала «Христианское чтение»
Е.П. Аквилонов
«Чти отца и матерь твою...»
(объяснение 5-й заповеди Закона Божия)
Опубликовано:
Христианское чтение. 1911. № 4. С. 405-434.
@ Сканированій и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.
СПбПДА
Санкт-Петербург
2009
13 марта, 1911 года. Печатать разрѣшается. Ректоръ С.-Петербург екой духовной академіи епископъ Георгій.
„Чти отца твоего и матерь твою...“ (объясненіе 5-8 заповѣди Закона Божія) *).
ГЛАВА ПЯТАЯ.
Обязанность попеченія дѣтей о престарѣдыхъ родителяхъ.—Библейскія свидѣтельства.—„Послѣдняя воля“ родителей и сила ихъ благословенія.—Свидѣтельства Слова Божія.—Мѣсто изъ „Повѣсти о Горѣ-Злосчастіи“.
fO ГД А отецъ съ матерью состарятся, дѣти тѣмъ болѣе должны оберегать ихъ покой. «Если кто о своихъ и особенно о домашнихъ не печется», учитъ ап. Павелъ, £ «тотъ отрекся отъ вѣры и хуже невѣрнаго» (1 Тим. 5, 8). I «Сынъ», взываетъ Іисусъ Сираховъ, «прими отца твоего въ старости его и не огорчай его въ жизни его. Хотя бы онъ и оскудѣлъ разумомъ, имѣй снисхожденіе и непренебрегай имъ при полнотѣ силы твоей; ибо милосердіе къ отцу не будетъ забыто; несмотря на грѣхи твои, благосостояніе твое умножится. Въ день скорби твоей воспомянется о тебѣ: какъ ледъ отъ теплоты, разрѣшатся грѣхи твои. Оставляющій отца—то же, что богохульникъ, и проклятъ отъ Господа раздражающій мать свою» (Сир. 3, 12—16). Въ своемъ «Шестодневѣ» св. Василій Великій беретъ назидательный примѣръ изъ природы, безсознательно исполняющей пятую заповѣдь. «Заботливость буселей (перелетныхъ птицъ) о состарѣвшихся достаточна къ тому, чтобы и нашихъ дѣтей сдѣлать отцелюбивыми. Обступивъ отца, у котораго отъ старости вылиняли перья, бусели согрѣваютъ его своими крыльями и, обильно доставляя ему пищу, даже въ летаніи оказываютъ ему сильную • помощь, слегка поддерживая съ обѣихъ сторонъ своими крыльями. И
О Окончаніе. См. мартъ.
это такъ извѣстно всякому, что вмѣсто: „воздать за благодѣянія“ нѣкоторые выражаются: „отбуселить“ ’). Къ несчастью, въ жизни нерѣдки примѣры бѣдственной участки престарѣлыхъ родителей въ домахъ своихъ неблагодарныхъ дѣтей. Легче отцу прокормить шестерыхъ дѣтей, нежели шестерымъ дѣтямъ прокормить одного отца.
Слово Божіе многократно подтверждаетъ, насколько великъ грѣхъ непочтенія къ родителямъ. «Глазъ, насмѣхающійся надъ отцемъ и пренебрегающій покорностью къ матери», пишетъ Премудрый, «выклюютъ вороны дольные и сожрутъ птенцы орлиные» (Прит. 30, 17). Въ ветхомъ завѣтѣ непокорный сынъ наказывался лютою смертью. «Кто ударитъ отца своего, или матерь свою», а такъ же «кто злословитъ отца своего или матерь свою, того должно предать смерти» (Исх. 21, 15. 17). «Если у кого будетъ буйный и непокорный сынъ, неповинующійся голосу отца своего и матери своей, и они наказывали его, но онъ не слушаетъ ихъ,—то отецъ его и мать его пусть возьмутъ его и приведутъ его къ старѣйшинамъ города своего и къ воротамъ своего мѣстопребыванія и скажутъ старѣйшинамъ города своего: „сей сынъ нашъ буенъ и непокоренъ, не слушаетъ словъ нашихъ, мотъ и пьяница“; тогда всѣ жители города его пусть побьютъ его камнями до смерти; и такъ истреби зло изъ среды себя, и всѣ Изральтяне услышатъ и убоятся» (Втор. 21, 18—21).
Страхъ и трепетъ охватываютъ сердце при чтеніи этихъ, идущихъ изъ сѣдой древности, прещеній. Возможно, что многіе упрекнутъ ее въ жестокомъ варварствѣ и благословятъ наше, снисходительное ко всякимъ преступленіямъ, «всепрощающее» время. Дѣйствительно, побіеніе камнями непокорнаго сына, съ главнымъ участіемъ самихъ родителей.—зрѣлище, не поддающееся никакому описанію. Нѣтъ спору, древность была въ высокой степени строга и взыскательна къ нравственнымъ проступкамъ, чѣмъ и засвидѣтельствовала, въ поученіе грядущимъ поколѣніямъ, свою необычайно - высокую моральную зрѣлость. Этого отъ нея не отнять никакими ухищреніями и способами. Но при этомъ необходимо помнить, что нравственно—должное не знаетъ ни древности, ни юности, и наиболѣе обязательнымъ является для тѣхъ, которые гордятся своей высокой «культурностью». Весьма жаль только,
’) Василій В., Вес. на Шестодневъ. Рус. пер. Москва, 1845, стр. 146.
что плоды ея смертельно-ядовиты, а противоядія доселѣ еще нѣтъ, да о немъ почти и не заботятся, потому что, въ противномъ случаѣ, вмѣсто зараженія старались бы объ очищеніи нравственной атмосферы.
Завершительные часы земного странствованія человѣка являются самымъ знаменательнымъ моментомъ его жизни, по одну сторону котораго остается временное, а по другую открывается вѣчное бытіе съ его великими наградами и тяжкими наказаніями. Находящійся при послѣднемъ издыханіи, естественно, оглядывается на весь, имъ пройденный, житейскій путь и голосомъ неподкупной совѣсти теперь, какъ никогда прежде, судитъ о цѣломъ содержаніи оконченной жизни. Тѣлесно немощный, онъ силенъ душевно: ничто земное ужъ не привлекаетъ его вниманія и разсматривается имъ только sub specie aeternitaüs.
Приблизимся къ одру умирающаго, окруженнаго дѣтьми, отца и посмотримъ на его душевное состояніе. Послѣднее характеризуется совершеннымъ равнодушіемъ къ богатству, славѣ и почестямъ. Какимъ ничтожнымъ представляется все это по сравненію съ возвышающимся надъ суетными призраками нравственнымъ міропорядкомъ, представителемъ котораго (и, къ несчастью, нарушителемъ) на землѣ является человѣкъ! И вотъ, отходящій къ праотцамъ и теперь особенно высоко, «ііаче ты-сищъ злата и сребра» (Пс. П8, 72), оцѣнивающій духовныя блага, останавливаетъ потухающій взоръ на своихъ дѣтяхъ, какъ на будущихъ носителяхъ нравственнаго міропорядка: или устроителяхъ его, или разорителяхъ. Теперь этотъ прощальный взоръ становится особенно утонченнымъ и проницательнымъ и получаетъ доходящую до ясновидѣнія способность прозрѣнія будущихъ судебъ ихъ. Родитель становится «пророкомъ.... въ дому своемъ» (Мѳ. 13, 57)—не въ смыслѣ какого-то оторваннаго отъ житейской почвы «прозорливца», но какъ родной отецъ, которому, предпочтительно предъ всѣми другими, вѣ-домы и сердца, и жизнь его дѣтей. Какъ на происходящемъ «свыше» (Еф. 3, 15 ср. Іоа. 19, 11), и на земномъ отчествѣ отражается небесное, и потому слова Христовы: «никтоже знаетъ Сына, токмо Отецъ» (Мѳ. 11, 27) могутъ и должны имѣть приложеніе, въ извѣстномъ смыслѣ, такъ же и къ разсматриваемому событію.
Да, отецъ «знаетъ» сына и, вообще, свойхъ дѣтей, а еще болѣе любитъ ихъ и, особенно въ виду приближающейся разлуки, испытываетъ нравственную потребность выразить имъ
свою «послѣднюю волю», иначе говоря, преподать имъ родительское благословеніе—кому болѣе, кому менѣе благопріятное, смотря по личнымъ качествамъ и достоинствамъ дѣтей.
Вышеуказанныя условія, въ которыхъ происходитъ изъявленіе этой послѣдней воли или родительскаго благословенія, не оставляютъ мѣста сомнѣнію въ его могущественномъ вліяніи на дѣтскую судьбу: подлинно, «благословеніе отчее утверждаетъ домы чадъ» (Сир. 3, 9). А такъ-какъ послѣднее не только не является какимъ-то случайнымъ и безпочвеннымъ дѣйствіемъ,—ибо предъ отцомъ открыты сердца и жизнь его дѣтей,—то двѣ половины пятой заповѣди: повелѣніе («чти») и воздаяніе («да благо ти будетъ») являются, преимущественно въ разсматриваемомъ моментѣ, соединенными одна съ другою крѣпкою причинною связью. Ужъ если когда, то, конечно, предъ смертью предпочтительнѣе всего возлюбить и говорить только одну правду, какою бы сладкой или горькой ни была она! Вотъ почему праотецъ Іаковъ, твердо памятуя, что Рувимъ— «первенецъ, крѣпость и начатокъ силы» его, не безъ огорченія, однако, лишилъ его преимущества за то, что онъ «взошелъ на ложе отца своего». Подобнымъ же образомъ лишены части первородства п двое другихъ старшихъ братьевъ: Симеонъ и Левій, вмѣсто которыхъ оно передано четвертому, въ порядкѣ рожденія, сыну патріарха, Іудѣ (Быт. 49, 1 —11), отъ котораго произошли царь Давидъ и (по плотскому рожденію отъ Дѣвы) Спаситель міра—Христосъ (Лк. 3, 31. 32; Рим. 1,3). Такимъ образомъ, Самъ Господь Своимъ чудеснымъ воплощеніемъ оправдалъ, предъ лицомъ всего міра, непреложность обѣтованія: «благословеніе отчее утверждаетъ домы чадъ» (Сир. 3, 9) и неразрывно соединилъ его съ св. долгомъ почитанія родителей. Слѣдовательно, оно почіетъ только на повинующихся пятой заповѣди дѣтяхъ, имъ принадлежитъ, а нарушающія ее тѣмъ самымъ лишаютъ себя этого великаго напутствія въ лшзнь, такъ что для нихъ и заповѣдь (по противоположенію) гласитъ иначе:.... «а если не почтишь отца твоего и матерь твою, то зло тебѣ будетъ и кратковременнымъ будешь на землѣ». И сбудутся грозныя слова: «не будетъ старца въ домѣ твоемъ никогда, но все потомство твое будетъ умирать въ среднихъ лѣтахъ» (1 Цар. 2, 31—33).
Неизвѣстный древнерусскій (17-го в.) писатель изобразилъ это зло въ дидактической «Повѣсти о Горѣ и Злосчастіи, какъ
Горе-Злосчастіе довело молодца во иноческій чинъ». Непослушный сынъ сидитъ на пиру.
„Говорятъ молодцу люди дэбрые:
Что ѳси ты, добрый молодецъ,
Зачѣмъ ты на пиру невеселъ сидишь,
Кручиноватъ, скорбенъ, нерадостенъ?...
Говоритъ имъ, сѣдя, добрый молодецъ:
Государи вы, люди добрые!
Скажу я вамъ про свою нужду великую,
Про свое ослушанье родительское,
И про питье кабацкое, про чашу медвяную,
Про лестное питіе пьяное.
Язъ какъ принялся за питье за пьяное, —
Ослушался язъ отца своего и матери;
Благословеніе мнѣ отъ нихъ миновалося;
I осподь Богъ на меня разнѣвался,
И на мою бѣдность велись великія Многія скорби неисцѣльныя;
Изсушила печаль мое лицо и бѣлое тѣло:
Ради того мое сердце невесело“...
Невысокая съ художественной стороны, повѣсть, безспорно, проникнута чисто-христіанскою моралью и достойна особаго вниманія со стороны юныхъ нашихъ современниковъ.
Но если такъ, то откуда же происходятъ обратныя и такъ нерѣдко наблюдаемыя въ жизни явленія, что вполнѣ благовоспитанные, трудолюбивые и честные люди, однако, не пробиваются впередъ и терпятъ чуть не сплошныя неудачи? Въ такихъ случаяхъ, обыкновенно, говорятъ: «ему не везетъ», «не судьба», или «онъ не имѣетъ счастья». Но самое выраженіе: «счастье»—совершенно неопредѣленное и неясное понятіе. Справедливѣе будетъ замѣнить малозначащее слово другимъ: «благословеніе», которое послужитъ намъ путеводною нитью къ рѣшенію заданнаго вопроса. Почему же недостаетъ ему благословенія? За отвѣтомъ необходимо оглянуться на минувшія дѣтство и отрочество неудачника, а такъ же освѣдомиться и у родителей, какъ такой-то относился къ нимъ, исполнялъ ихъ волю, чтилъ ли ихъ и, вмѣсто утѣшенія, не причинялъ ли имъ только одни огорченія? Горе такому сыну, который своимъ непослушаніемъ только оскорблялъ родителей, ибо, по господствующему (не въ одномъ фи-
‘) Неизвѣстный, изъ „Повѣсти о Горѣ и Злосчастіи, какъ Горе-Злосчастіе довело молодца во иноческій чинъ“.
зическомъ, а и) въ нравственномъ мірѣ закону отраженія, родительскія горести и слезы свинцовой тучей повиснутъ надъ судьбой ихъ сына и, какъ бы ни былъ онъ талантливъ, разрушатъ или, по крайней мѣрѣ, испортятъ всѣ его житейскіе планы и привлекутъ на голову его праведное возмездіе. И наоборотъ: почему менѣе талантливый, съ нѣкоторыми недостатками, не такъ ловкій и сообразительный въ житейскихъ дѣлахъ юноша, подчасъ, какъ бы на крыльяхъ слѣпой фортуны высоко поднимается къ счастью и преуспѣянію? «Онъ родился въ рубашкѣ», или «баловень судьбы»—обыкновенно говорятъ о такомъ. Но если бы любопытный наблюдатель прослѣдилъ прошлое этого баловня, прогулялся бы въ его родную деревню и, далѣе, до его родительской хаты, то отъ отца и матери узналъ бы назидательную повѣсть о почтительномъ мальчикѣ и юношѣ, который всегда слѣдовалъ приказаніямъ родителей и боялся опечалить послѣднихъ не только дурными дѣлами, но, даже, и неприличными словами.
Нѣтъ спору, что иногда и добрыя дѣти терпятъ житейскія несчастья, какъ, наоборотъ, и негодныя благоденствуютъ. Что же изъ того? Передъ нами, вѣдь, исключительные случаи, не опровергающіе правила, подобно другимъ безчисленнымъ, извѣстнымъ еще съ самой глубокой древности. Такъ, напримѣръ, еще праведный Іовъ спрашивалъ о томъ, «почему беззаконные живутъ, достигаютъ старости, да и силами крѣпки? Домы ихъ безопасны отъ страха, и нѣтъ жезла Божія на нихъ. А, между тѣмъ, говорятъ Богу: отойди отъ насъ, не хотимъ мы знать путей Твоихъ!» (Іов. 21, 7—14). «Доколѣ грѣшницы, Господи, доколѣ грѣшницы восхвалялся?» восклицаетъ Псалмопѣвецъ (Пс. 93, 3). «Почему путь нечестивыхъ благо успѣшенъ, и всѣ вѣроломные благоденствуютъ?» спрашиваетъ пророкъ Іеремія (Іер. 12, 1). Вопросъ о праведномъ воздаяніи, надо замѣтить, всегда служилъ острымъ жаломъ для смущенныхъ совѣстей, иногда приходившихъ въ отчаяніе отъ неумѣнья разобраться въ нелегкомъ дѣлѣ. Отъ того, разумѣется, нисколько не страдаетъ основное правило нравственной (а таковою всегда и во всѣхъ обстоятельствахъ должна быть человѣческая) дѣятельности, управляемой безусловнымъ закономъ, а не какими-то случайными обстоятельствами. Легко представить себѣ, что подучилось бы изъ примѣненія къ жизни такъ называемой «практической» мудрости, которою завтра отрицается то, что превозносится сегодня! Забывая о лич-
иыхъ достоинствахъ, послѣдняя отдаетъ преимущество внѣшнему положенію человѣка и, пока оно находится въ хорошемъ состояніи, «чтутъ» такого; наоборотъ, теряютъ всякое уваженіе къ лишившемуся земныхъ благъ. На мѣсто нравственнаго міропорядка въ этомъ случаѣ устанавливается самая развратная биржа, съ воздвигнутымъ алтаремъ золотому тельцу и съ развѣнчаннымъ, презираемымъ и попираемымъ въ его нравственномъ достоинствѣ человѣкомъ. Избави Богъ, если и въ семью проникнетъ этотъ тлетворный духъ!
ГЛАВА ШЕСТАЯ.
Библейскіе примѣры почитанія дѣтьми родителей.—Исаакъ, Іосифъ и Руѳь.—Свидѣтельства хр. миссіонеровъ о томъ же среди язычниковъ.— Выдержка изъ китайской драмы: „Пипа-Дзи“.—Письмо донского казака.
Священная исторія завѣщала всѣмъ вѣкамъ и народамъ несравненные по красотѣ и силѣ примѣры высокаго до самоотверженія почитанія дѣтьми своихъ родителей. Невозможно безъ слезъ читать эпически-спокойное повѣствованіе св. Библіи ( Быт. 22), напримѣръ, о жертвоприношеніи Исаака. Богъ, сказано (ст. 1), «искушалъ» Авраама. Да, получившій уже въ преклонныхъ лѣтахъ, по особой милости Божіей, «единственнаго (отъ Сарры), любимаго» (ст. 2) сына Исаака и нѣжно взлелѣявшій его отецъ теперь, по грозному повелѣнію свыше, долженъ своею собственной рукою заклать его во всесожженіе. Вникните въ это страшное «искушеніе» и, если можно, взвѣсьте всю тяготу отчаго подвига! Къ сожалѣнію, никакая психологія, ни близкая ей психоневрологія, доселѣ еще не въ состояніи опредѣлить земными мѣрами сверхчеловѣческихъ страданій: эта задача посильна только Тому, Который «вѣтру полагалъ вѣсъ и воду распредѣлялъ по мѣрѣ» (Іов. 28, 25). Однако, не здѣсь, а на другомъ мѣстѣ намъ слѣдуетъ остановить главное вниманіе,—на самомъ возлюбленномъ Исаакѣ. «И взялъ Авраамъ», повѣствуетъ Библія, «дрова для всесожженія и возложилъ на Исаака, сына своего; взялъ въ руки огонь и ножъ, и пошли оба вмѣстѣ. И началъ Исаакъ говорить Аврааму, отцу своему, и сказалъ: отецъ мой! Онъ отвѣ-‘ чалъ: вотъ я, сынъ мой. Онъ (т. е. Исаакъ) сказалъ: вотъ огонь и дрова; гдѣ же агнецъ для всесожженія?» (ст. 6—7). Въ послѣднемъ вопросѣ объ агнцѣ не слышится ли скорбный голосъ самого приговореннаго къ страшной жертвѣ? На этотъ
вопросъ будетъ правильнѣе отвѣтить въ положительномъ смыслѣ, ибо до невозможности трудно допустить, чтобы, въ продолженіе трехдневнаго (ст. 4) пути, смышленый «отрокъ» (ст. 12) не прочиталъ большой задумчивости въ очахъ и на липѣ своего отца (ср. Сир. 13, 31) и, во время восхожденія на вершину горы, своимъ трепетнымъ сердцемъ не прозрѣвалъ ожидающей его участи. Въ самомъ дѣлѣ, не приложимы ли и къ настоящему случаю знаменательныя слова: хоть «я (и) сплю, а сердце мое бодрствуетъ» (Пѣсн. 5, 2)? Не справедливѣе ли согласиться съ тѣмъ, что и въ настоящемъ случаѣ отецъ съ сыномъ могли сказать о себѣ: «не сердце ли наю горя бѣ въ наю?» (Лк. 24, 32). Вѣдь, по словамъ вѣрной поговорки, «le coeur а des raisons que Іа raison ne connait pas», т. e., сердце имѣетъ непостижимыя для разсудка доказательства. Но, въ такомъ случаѣ, Исаакъ прозрѣвалъ себя въ положеніи жертвеннаго агнца и, слѣдовательно, сознательно и самоотверженно,—символизируя «Смирившаго Себя даже до смерти» (Фил. 2, 8),—восходилъ на свою Голгоѳу, чтобы только исполнить родительскую, а въ ней и Божью волю, что и подтверждается дальнѣйшимъ повѣствованіемъ (ст.8—10). «Достоинъ удивленія здѣсь и Исаакъ», читаемъ въ одной изъ бесѣдъ св. Златоустъ ‘). «Какъ отецъ его повиновался Богу, такъ и онъ—отцу; и какъ тотъ, когда Богъ повелѣлъ ему принесть жертву, не потребовалъ объясненія, такъ и этотъ, когда отецъ связывалъ его и возлагалъ на жертвенникъ, не сказалъ: для чего ты дѣлаешь это?—Но преклонился подъ отеческую руку».
Переносясь на двѣсти лѣтъ впередъ, одного изъ внуковъ Иссака мы видимъ «возсѣдающимъ на золотомъ тронѣ, по правую руку египетскаго фараона. Стройный, съ гладко остриженными волосами, безъ бороды, облаченный въ бѣлый виссонъ, съ золотыми запястьями, съ обрамляющею его чело золотою змѣей, выражающій чрезъ переводчика суровыя угрозы устрашеннымъ чернобородымъ пастухамъ»2), — не правда ли, какимъ недосягаемо-высокимъ представляется этотъ «полудержавный властелинъ»? Повидимому, онъ долженъ «забыть домъ отца своего». Къ счастью, не такъ былъ воспитанъ и
‘) Златоустъ, Слово V о Лазарѣ. Твор. въ рус. пер. Спб. 1895, т. I, стр. 837.
*) Изъ Bettex'а: Die Bibel Gottes Wort, Stuttgart, 1902, S. 49.
не такъ поступилъ «прекрасный» Іосифъ. Съ величайшимъ смиреніемъ, почтительно встрѣтилъ онъ своего незнатнаго (по Быт. 46, 34: «скотовода») отца, доложилъ о немъ фараону, потомъ самъ «привелъ» (Быт. 47, 7) Іакова во дворецъ и поселилъ, вмѣстѣ съ своими братьями, въ землѣ Гесемъ (ст. 6, 11 —12), а съ приближеніемъ родительской кончины Іосифъ привелъ къ престарѣлому отцу двухъ сыновей своихъ для благословенія (Быт. 48, 1—6), причемъ благоговѣйно «поклонился лицемъ до земли» (ст. 12). Извѣстно также (Быт. 50, 1 —14), съ какою точностью выполнилъ Іосифъ «послѣднюю волю» своего отцѣ. Вся жизнь этого прекраснаго сына, начиная съ ранняго возраста (Быт. 37), представляется, такимъ образомъ, исполненіемъ родительской воли и осуществленіемъ Божьей заповѣди еще раньше начертанія ея на каменныхъ скрижаляхъ.
Третій примѣръ, останавливающій на себѣ вниманіе, является тѣмъ болѣе замѣчательнымъ, что заимствованъ не изъ Боясьяго «виноградника», а какъ бы случайно возросъ на «дикихъ» (ср. Рим. 11, 17) поляхъ Моавитскихъ. Овдовѣвшая, безвѣстная Руѳь значительно уступаетъ въ своей женской скромности величественнымъ образамъ патріарховъ, но зато симпатично выдѣляется своимъ смиреніемъ и безропотной покорностью горькой участи своей и даже до самоотверженія доходящей преданностью не матери родной своей, а свекрови, въ добавокъ еще до нищеты бѣдной, какою была и сама Руѳь. Итакъ, въ отношеніи послѣдней къ Ноемини видна только самая безкорыстная любовь, излившаяся въ слѣдующихъ трогательныхъ словахъ: «не принуждай меня оставить тебя; но куда ты пойдешь туда и я пойду, и гдѣ ты жить будешь, тамъ и я буду жить; народъ твой будетъ моимъ народомъ, и твой Богъ — моимъ Богомъ» (Руѳь 1, 16). Замѣтимъ еще разъ, что такая преданность свидѣтельствуется невѣсткою въ такое время, когда ея свекровь находиласъ въ самомъ бѣдственномъ состояніи и приписывала его особому дѣйствію Промысла: «ибо рука Господня постигла меня» (ст. 13). И, однако, не взирая на это, Руѳь еще продолжаетъ: «гдѣ ты умрешь, тамъ и я умру: одна смерть разлучитъ меня съ тобою»! (ст. 17). Внимая этихъ вдохновеннымъ словамъ чистѣйшей любви и самоотверженной преданности, невольно задаешься вопросомъ: въ возвышенныхъ псалмахъ Давида не звучитъ ли еще голосъ его великой прабабки? Вѣдь «Духъ идѣжѳ хощетъ, дышетъ» (Іоа. 3, 8). Высокій
подвигъ Руѳи достойно оцѣненъ женщинами—виѳлеемитянками, привѣтствовавшими рожденіе внука ея, Овида, слѣдующими замѣчательными словами: «онъ будетъ тебѣ (Ноемини) отрадою и питателемъ въ старости твоей, ибо его родила сноха твоя, которая любитъ тебя, которая для тебя лучше семи сыновей»! (Руѳь 4, 15)...
Не говоря уже о христіанской семьѣ, весьма богатой поразительными примѣрами въ библейскомъ духѣ,—даже и «въ» языческой «тьмѣ свѣтитъ» благодатный «свѣтъ» (loa. 1, 5) и являетъ достопочтенные образцы почитанія старшихъ младшими. Объ этомъ лучше всѣхъ освѣдомлены люди, благовѣ-ствующіе тамъ проповѣдь о Христѣ. Такъ, напримѣръ, протестантскій миссіонеръ Л е х л е р ъ, въ продолженіе пятидесяти лѣтъ жившій среди китайцевъ, указываетъ на одну поразительную черту ихъ нравственнаго облика, безспорно, имѣющую великое значеніе 'для упроченья ихъ государственнаго быта: это—глубокое почтеніе къ старшимъ и благоговѣйное отно-шеніе дгътей къ своимъ родителямъ. «Какъ патріархальный укладъ жизни, такъ и семейныя отношенія, въ Китаѣ упорядоченныя лучше, нежели въ какой-либо другой языческой странѣ», по словамъ упомянутаго миссіонера, «свидѣтельствуютъ о томъ, что наставленія Конфуція, въ этомъ отношеніи, не принизились до пустой фразы, но жизнетворнымъ элементомъ внѣдрились въ народную жизнь» *). «24 примѣра» сыновней почтительности служатъ классическою книгой китайской морали. Въ капищахъ и въ школахъ, въ пріютахъ и въ чайныхъ, въ общественныхъ залахъ и въ частныхъ помѣщеніяхъ они рос-писаны на стѣнахъ съ тою цѣлью, чтобы каждый смотрящій на нихъ, по мѣстному выраженію, „пощупалъ свое сердце и погладилъ животъ“, т. е., испыталъ себя: исполняетъ ли онъ свой, по отношенію къ родителямъ, долгъ согласно съ данными примѣрами» 2).
«Прочность китайской семьи», по словамъ Ревилля, «основывается на священномъ характерѣ отеческой власти. Общепризнанная обязанность сыновняго повиновенія достигаетъ въ Китаѣ абсолютнаго значенія»3). Въ одной китайской драмѣ
*
‘) Lechler, Miss.—Mag. 1888, S. 116.
■) См. Wurm P., Handbuch der Religionsgeschichte, Calw et Stattgart, 1904, S. 131.
3) Reville, A., La Religion Chinoise, p. 170, въ собр. соч. Соловьева Вл., т. YI, стр. 90.
«Пипа-цзи» (Исторія флейты) отецъ спрашиваетъ сына объ его обязанностяхъ по отношенію къ родителямъ и получаетъ слѣдующій отвѣтъ: «батюшка, вотъ въ чемъ состоятъ обязанности сына: онъ долженъ заботиться, чтобы лѣтомъ и зимой родители пользовались всѣми житейскими'удобствами; долженъ каждый вечеръ самъ оправлять постель для родителей; каждое утро, при первомъ крикѣ пѣтуха, обращаться къ родителямъ съ почтительнѣйшими вопросами о здоровьѣ; долженъ въ теченіе дня многократно спрашивать родителей: не безпокоитъ ли ихъ холодъ или жаръ; сынъ обязанъ поддерживать родителей, когда они идутъ; обязанъ уважать то, что они уважаютъ, любить то, что они любятъ, до лошадей и собакъ включительно; сынъ при жизни не долженъ удаляться изъ дому, въ которомъ они живутъ» ’). Подобнымъ же образомъ молодой индусъ всецѣло занятъ только однимъ желаніемъ—помочь своему отцу въ его дѣлахъ и предпріятіяхъ и все, пріобрѣтенное личнымъ трудомъ, считаетъ не своею, а фамильною собственностью 2).
Сколько возвышенной поэзіи, любви и самоотверженія, какая неодолимая нравственная мощь таятся въ этомъ святомъ чувствѣ, изливающемся, подчасъ, въ простѣйшихъ рѣчахъ несравненной прелести и силы. Оставимъ иностранцевъ и обратимся къ своимъ. Ботъ, предъ нами самое безхитростное письмо рядового казака къ своему любимому начальнику. «Эхъ! бывало», пишетъ онъ, «въ чужой землѣ приключится немочь лютая; разведешь щепоть земли Дона-батюшки въ водѣ свѣжей, выпьешь, какъ ни въ чемъ не былъ. А другого морятъ разными кореньями да лѣкарствами: лѣчитъ насъ нашъ милый Донъ.—Вспомнишь мать, отца, дѣтей своихъ. хоть изъ мертвыхъ приподнимешься. Ахъ, бывало, пишешь грамотку на родимую сторону: „ты, отецъ мой, родной батюшка, ты родная моя матушка. Мнѣ не надо ни золота, ни серебра, надо мнѣ ваше благословеніе; вы, родимые, не шлите мнѣ казны златой, а пришлите мнѣ воды Донской; почерпните вы ее хоть въ скляночку, поклонитесь Дону милому“! Ну, да какъ же не любить намъ нашу родину, не любить намъ Дона-батюшки» 3)? Не правда ли,—великолѣпно!..
*) Взято изъ свящ. книги Ли-цзи, см. у Соловьева, Собран. сочин., Т. VI, стр. 117.
-’) Robson, Hinduism and its relations to Christianity. Edinb. 1874, p. 121.
3) »Письмо казака Платову“, см. Рус. Стар., 1905, май, стр. 462—463.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
Переходъ къ обѣтованію въ пятой заповѣди.—Послѣднимъ не рѣшается окончательно вопросъ о побужденіи дѣтей къ отцепочитанію.—Почему же досточтимъ отецъ?—Притча о блудномъ сынѣ.—Причина умолчанія Библіи о матери.—Свидѣтельство современной антропологіи о значеніи материнства въ развитіи альтруизма.
Много причинъ, о которыхъ здѣсь не мѣсто говорить, повинны въ затемнѣніи правильныхъ отношеній между родителями и дѣтьми. Образовалось необоримое средостѣніе, раздѣляющее младшихъ отъ старшихъ, и мѣсто любви и довѣрія уступлено непріязни и скрытности, особенно въ отношеніяхъ болѣе строгихъ отцовъ къ ихъ свободолюбивымъ сыновьямъ. Начавшаяся, подчасъ, съ ранняго дѣтства этихъ послѣднихъ, пагубная раздвоенность острымъ клиномъ проходитъ чрезъ всѣ другіе возрасты сыновней жизни, остающейся до конца дней въ состояніи нераспустившагося, хотя и къ солнцу обращеннаго, цвѣтка. Умъ, авторитетъ, воля и другія отцовскія достоинства высоко цѣнятся сыномъ, но отъ такого признанія ихъ до заповѣданнаго «чти»—большое разстояніе. И остается оно, какъ великая пропасть, между отцомъ и сыномъ, и послѣдній, подчасъ въ продолженіе цѣлой жизни, ни однажды не получалъ счастья, или, вѣрнѣе, блаженства—созерцать плѣнительный образъ своего отца. Выралсеніе: «плѣнительный»— не риторическая прикраса (ибо и на этомъ свѣтѣ существуетъ, слава Богу, далеко превосходящая ее дѣйствительность), а только слабая признательность по отношенію къ тому, кто для человѣка въ этомъ мірѣ долженъ быть драгоцѣннѣе всякихъ сокровищъ.
Подобно тому, какъ великій художникъ слова и, особенно, поэтъ видитъ, что незримо для помраченнаго взора, и слышитъ невнятное для огрубѣвшаго слуха, и въ своихъ мастерскихъ произведеніяхъ открываетъ предъ «средними» людьми новый, доселѣ сокровенный для нихъ, міръ небесной красы, такъ, только въ превосходной степени, и «единый Учитель-Христосъ» (Мѳ. 23, 8), предъ чистымъ взоромъ Котораго самая маленькая птичка и полевая лилія открывалась въ недоступной намъ іфасотѣ (Мѳ. 6, 26—28), въ одной изъ притчъ начерталъ возвышенный образъ отца, излившаго таившуюся въ его сердцѣ любовь на своего раскаявшагося сына (Лк. 15, 11—32). До легкомысленнаго удаленія и, тѣмъ болѣе, до спа-
сительнаго возвращенія послѣдняго въ отчій домъ она находилась въ скрытомъ или, какъ говорятъ, въ потенціальномъ состояніи, какъ бы съ умышленною цѣлью, чтобы тѣмъ пышнѣе развернуться въ своемъ величіи и нѣжнѣйшей красотѣ послѣ того, какъ раскаявшійся юноша, «возставъ», пошелъ къ покинутому отцу, издалека узрѣвшему его и бросившемуся ему на шею въ минуту сладостной встрѣчи. «И когда онъ былъ еще далеко, узрѣлъ его отецъ его и сжалился; и побѣжавъ палъ ему на шею и поцѣловалъ его» (ст. 20), и дальнѣйшее: «принесите лучшую одежду и облеките его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленнаго теленка и заколите: станемъ ѣсть и весилиться, ибо этотъ сынъ мой былъ мертвъ и ожилъ, погибалъ и нашелся» (ст. 22—24) — изображаютъ превосходящую всякое описаніе потрясающую сцену. Подлинно, «николиже тако есть глаголалъ человѣкъ, яко Сей Человѣкъ»! (Іоа. 7, 46).
Приточная форма изображенія нисколько не умаляетъ достоинства расположенныхъ на немъ лицъ: каждое изъ нихъ поставлено на своемъ мѣстѣ и само за себя отвѣчаетъ. Вѣдь изъ дѣйствительной жизни взята притча и ея же улучшеніе преслѣдуетъ. Въ возвышенномъ образѣ отца Спаситель хотѣлъ (буквальный смыслъ притчи) ‘) приподнять только часть завѣсы, за которою скрывается неистощимая въ своихъ сокровищахъ человѣческая душа,—родительское сердце и уступчивое и мягкое (Лк. 15, 12), и милующее и прощающее до поразительнаго самоотверженія (ст. 20—32). Любвеобильный къ вѣрному, отецъ еще болѣе является таковымъ по отношенію къ блудному сыну. И когда промотавшій выдѣленное имѣніе и до крайней степени униженный, послѣдній осиротѣлъ друзьями и знакомыми и опытно извѣдалъ горькую, которой не испытывали пасенныя имъ животныя, нужду и былъ отринутъ даже
') Цѣль цритчи'— показать неизреченное милосердіе Божіе къ раскаивающемуся грѣшнику. Подъ земнымъ отцомъ разумѣется Охецъ небесный. Слушатели должны возноситься отъ образа къ Первообразу, представляя себѣ приписанныя первому свойства увеличенными въ безконечной степини. Въ богословской наукѣ этотъ способъ богопознанія называется via eminentiae. Существомъ самаго дѣда, при антроморфиче-скомъ богознаніи, требуется, чтобы самое eminendum было чуждо всякихъ недостатковъ и соотвѣтствовало идеальной дѣйствительности, отсюда слѣдуетъ, что самый образъ долженъ представлять ее въ реальной (земной) дѣйствительности. Слѣдовательно, въ притчѣ выведенъ наилучгит отецъ.
роднымъ братомъ своимъ, — въ это, именно, критическое время несчастный особенно «милъ бысть» своему отцу. Въ огнѣ родительской любви растворилось совершенное сыномъ беззаконіе, и на мѣстѣ смерти и погибели возгорѣлась новая жизнь.
Притча обращается и къ вѣрнымъ, и къ блуднымъ сыновьямъ (respect, и къ дочерямъ) съ однимъ увѣщаніемъ: почтите отцовъ, вѣрьте любви ихъ, не покидайте ихъ: это необходимо для вашего же счастья, для семейнаго благополучія, для вашего спасенія, потому что земной отецъ—хотя и слабый, но лучшій образъ Небеснаго Отца (ср. Мѳ. 7, 9—11; Лк. 11, 11—13),—истинный, а не извращенный, ибо «отъ Отца Господа нашего 1. Христа именуется всякое отечество на небесахъ и на землѣ (Еф. 3, 14. 15) ‘). Все рѣже и рѣже встрѣчающееся въ дѣйствительности достойное воплощеніе этого образа не измѣняетъ существа дѣла: недостойные носители отчества не уничтожаютъ его святости, чтить которую—всегдашній долгъ дѣтей.
Какъ бы то ни было, однако, по своей психо-физической организаціи, отецъ является въ семьѣ представителемъ, главномъ образомъ, авторитета и силы, верховнымъ блюстителемъ законности и порядка и труженикомъ, обязаннымъ добывать пропитаніе ея членамъ. Поставленный въ необходимость значительную часть времени проводить внѣ своего дома, отецъ, естественно, поручаетъ дѣтей попеченію ихъ матери, которая и является, такимъ образомъ, главною ихъ воспитательницею. Нѣтъ нужды распространяться на тему объ исключительной близости матери къ дѣтямъ, начинающейся съ момента, ей одной прежде всѣхъ открывающагося. Материнская любовь—предметъ общеизвѣстный и не требующій никакихъ доказательствъ. Спаситель только разъ и, надобно сказать, чрезвычайно сильно, по противоположности предшествующаго и послѣдующаго моментовъ, выразилъ эту любовь матери, отъ радости, по случаю
1) Замѣчательное, въ психологическомъ смыслѣ, признаніе дѣлаетъ одинъ, выводимый въ романѣ Бальзака: „Горіо“, старикъ, по имени котораго названъ и самый романъ: „Когда я сталъ отцомъ, я понялъ Бога. Онъ одинъ «повсюду, потому что твореніе Его вышло изъ Него... Я тоже самое чувствую по отношенію къ моимъ дочерямъ, только я люблю ихъ больше, чѣмъ Господь Богъ—насъ (sic!), потому что міръ хуже Господа Бога, а мои дочери лучше меня“! (Собр. сочиненій избранныхъ иностр. писателей. Собр. соч. Бальзака, т. I. Спб., 1896, стр. 105).
появленія въ міръ младенца, забывающей смертельныя муки рожденія. Для изображенія ожидающаго плачущихъ и рыдающихъ учениковъ Его блаженства (Іоа. 16, 20) Онъ употребилъ не какое-либо другое, а именно, это сравненіе ихъ съ рождающей женой (ст. 21—22). Ея радость проистекаетъ изъ чистѣйшей любви къ рожденному младенцу, едва узрѣвшему свѣтъ и всецѣло предоставленному ея материнскому попеченію. Младенецъ еще ничѣмъ не заявилъ себя, кромѣ крика о своей безпомощности, а она его уже любитъ, какъ никто на свѣтѣ. Такова безкорыстная любовь,—и какъ же младенцу не отвѣтить на нее любовью? Младенецъ, отрокъ, юноша, зрѣлый мужъ,—сынъ навсегда останется таковымъ по отношенію къ матери и не долженъ «оставлять свою къ пей первую любовь» (ср. Апок. 2, 4). А если послушать голоса современной антропологіи (изъ устъ достойнѣйшихъ ея представителей), то еще болѣе станетъ ясною причина, по которой должно чтить свою мать. Предоставляя спеціалистамъ спорить о временахъ и срокахъ міротворенія, обратимъ вниманіе на главнѣйшее, составляющее нравственную красоту человѣчества, о чемъ у насъ такъ любятъ распространяться,—па происхожденіе гуманности, или. по другому выраженію, альтруизма. Послѣдній имѣетъ свою очень продолжительную генеалогію и культивированъ, главнымъ образомъ, матерью. ГІо словамъ Ге при Дрѵммонда, «переходъ отъ дружества (Other—ism) въ физіологическомъ смыслѣ къ альтруизму въ моральномъ совершается въ связи съ измѣненіемъ естественной задачи той, для которой предназначена борьба за жизнь другихъ. Выражаемая однимъ великимъ словомъ, эта задача—материнство (Maternity), представляющее собою только видоизмѣненную и перенесенную въ нравственную область борьбу за жизнь другихъ. Если прослѣдить развитіе материнства, начиная съ его обнаруженія на низшихъ ступеняхъ природы, и затѣмъ посмотрѣть на его возвышенныя качества въ человѣческомъ родѣ, то его характеръ, а равно и характеръ процессовъ его развитія предстанутъ въ ихъ совершенной божественности. По отношенію къ чему материнство служитъ матерью? Къ дѣтямъ? Нѣтъ, ибо они являются только покровомъ его духовнаго обнаруженія. Кт. аффекціи между мужемъ и женой? Нѣтъ, ибо аффекція, вопреки общепринятому мнѣнію, имѣетъ мало мѣста въ первоначальныхъ сексуальныхъ отношеніяхъ. Къ чему же? Къ самой любви, къ любви, какъ къ любви, къ любви, какъ къ
жизни, къ любви, какъ къ гуманности, къ любви, какъ къ чистому и неиспорченному роднику всего того, что только имѣется вѣчнаго въ этомъ мірѣ» *). «Природѣ было легче, въ тысячу разъ легче, произвести милліонъ дѣтенышей, нежели одну мать» 2). Нельзя не почтить «вѣчное въ этомъ мірѣ», и, по естественной близости къ своей матери, дѣти, прежде другихъ обязаны ей почитаніемъ. Такъ быть должно но Божескимъ и по человѣческимъ законамъ.
Предоставляя дѣтямъ самимъ поразмыслить о causa efficiens почитанія родителей, пятая заповѣдь ясно говоритъ объ его causa finalis: для чего дѣти должны чтить ихъ? Къ послѣднему вопросу мы и перейдемъ теперь.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
Двѣ части обѣтованія и взаимоотношеніе ихъ.--Обезпечиваемыя правильнымъ дѣтскимъ воспитаніемъ душевныя качества въ значеніи моральнаго „блага“.—Отрицательное доказательство въ возмездіи дѣтей родителямъ, нарушавшимъ требованіе заповѣди.—Генезисъ патріотизма, начиная съ дѣтской колыбели.—Отношеніе послѣдняго къ „всечеловъ-честву“.—Литературныя справки.
Обратимся къ обптованію. Оно состоитъ изъ двухъ частей: «да благо 3) ти будетъ»—это первая часть, а «да долголгьтенъ будеши па земли»—вторая, совокупностью которыхъ образуется одно нераздѣльное ц ѣлое. Обѣ части соединены между собою не внѣшне, а внутреннею органическою связью: изъ «да благо ти будетъ» естественно слѣдуетъ земное долголѣтіе, какъ и наоборотъ послѣднимъ предполагается первое, т. е. «благо». Добродѣтель и награда соединены здѣсь не такъ, какъ въ другихъ случаяхъ. Напримѣръ, земледѣльцу говорятъ: трудись, какъ можно усерднѣе, надъ обработкою пашни, чтобы она принесла тебѣ большій урожай; или коммерсанту: умѣй «показать товаръ лицомъ», чтобъ получить больше прибыли; солдату:
*) Drummond Henry, The Lowell Lectures on the Ascent of Man. London, 1906. p. 331.
-) Тамъ же, стр. 348.
3) jitab „хорошо будетъ“—3-е лицо единств. числа (безлично) несовершеннаго времени (2-го аориста) 1-й формы (каль) отъ глагола jatab— „быть хорошимъ“, а глаголъ отъ прилагательнаго töb „хорошій“ въ смыслѣ: „угодный, пріятный, соотвѣтствующій идеалу, добрый, благостный, счастливый“; здѣсь: „чтобы тебѣ быть счастливымъ“.
сражайся отважнѣе, чтобы украситься знакомъ военнаго отличія: или общественному дѣятелю: чаще появляйся въ публичныхъ собраніяхъ. чтобъ достать себѣ громкую извѣстность и т. д. Дѣйствія въ приведенныхъ примѣрахъ довольно внѣшне связаны съ наградами, и. по свидѣтельству многократнаго опыта, очень многіе поступаютъ по такимъ правиламъ «житейской мудрости», пожиная, подчасъ, гдѣ не сѣяли, и собирая, гдѣ не расточали (Мѳ. 25, 24). Вѣдь сколько на свѣтѣ такихъ баловней счастья, героевъ безъ подвиговъ, сановниковъ безъ заслугъ, знамени тостей по бездѣлью, милліонеровъ изъ-за обманутаго довѣрія другихъ! По числу ихъ «цѣлый обликъ» (Евр. 12, 1), а по дѣламъ они—«безводныя тучи» (Іѵд. 12).
Если внимательно вглядѣться въ семейную жизнь, то обѣщанное благо усмотрится въ ней такъ же ясно, какъ, напримѣръ, кратчайшее разстояніе между двумя точками въ прямой линіи, или теплота въ огнѣ, польза въ разумномъ трудѣ и т. д. Въ самомъ дѣлѣ, уже съ издѣтства подчиненіе младшихъ старшимъ служитъ лучшимъ воспитаніемъ воли, этой величайшей силы человѣческаго духа. Кто предварительно не научился повиновенію самъ, тотъ никогда не будетъ въ силахъ повелѣвать другими—не слѣпо и деспотически, а такъ, какъ это требуется разумностью нашей природы. Избалованный безхарактерными родителями и привыкнувшій своевольничать можетъ сдѣлаться капризнымъ тиранномъ, несноснымъ деспотомъ, врагомъ всякаго повиновенія Божескимъ и человѣческимъ законамъ, но только не „повелителемъ“ въ подлинномъ значеніи этого слова. Чтобы первенствовать, для этого необходимо быть всѣмъ слугой (Мр. 10, 43). И лишь таковой окажется полезнымъ гралданиномъ своей страны; что же до своевольныхъ дѣтей, то нѣтъ данныхъ уповать на ихъ полезное для общества гражданство. Неутомимые глашатаи гражданской свободы, они первые посягнутъ на нее. что и доказывается тысячекратными примѣрами.
Обращаясь къ любой другой способности, напримѣръ, къ совѣсти, еще разъ убѣдимся въ неоцѣненныхъ услугахъ ея воспитанія по смыслу пятой заповѣди. Еще не родившійся на свѣтъ, а только формирующійся въ материнской утробѣ младенецъ живетъ одною жизнью съ матерью, и его маленькое сердце бьется въ унисонъ съ ея сердцемъ. Вспомните чудное повѣствованіе евангелиста о свиданіи Богоматери съ праведною Елисаветой и, особенно, эти трогательныя строки: «се бо
яко бысть гласъ цѣлованія Твоего (Маріина) во ушію моею, взыграся младенецъ радощами во чревѣ моемъ» (Лк. 1, 44), и вы поймете, что, подлинно, въ разсматриваемомъ, какъ и въ подобныхъ ему, случаяхъ «сердце сердцу вѣсть подаетъ». Дивно-премудрымъ своимъ устроеніемъ сама природа сроднила, только не слила, между собою двѣ души, двѣ совѣсти, не для того, чтобы потомъ порвать родственную между ними связь, а для другого (природа, вѣдь, ничего не творитъ напрасно), чтобы и по рожденіи своемъ младенецъ почиталъ родившую его вначалѣ безсознательно, а потомъ, когда придетъ въ разумъ и сознательно. Смотрѣть всегда въ любвеобильные глаза матери своей, говорить ей чистую правду, не допускать никакой лжи и притворства,—какъ все это естественно и въ то же время плѣнительно и какъ высокополезно для будущаго гражданина! Счастливы и сладостны эти блаженные часы духовнаго единенія дѣтей съ своей матерью, цѣлительна эта, наступающая иногда послѣ продолжительнаго молчанія, исповѣдь на ея груди, очистительны покаяиыя слезы, ибо онѣ являются «омывающею совѣсть банею» (Акаѳ. Пр. Богор., Ик. 11). Еслибъ мы продолжили разсмотрѣніе другихъ душевныхъ способностей младенца, то опять убѣдились бы въ чрезвычайно-благодѣтельномъ вліяніи на нихъ родителей. Съ измлада привитое почтеніе къ послѣднимъ, повиновеніе, подчиненіе имъ дѣтской воли, охраненіе ихъ чести и достоинства, покорность и преданность имъ, безпрекословное исполненіе ихъ приказаній, предупредительность и вѣжливость, сдержанность въ сужденіяхъ и поступкахъ, чувство тѣснѣйшаго родства и солидарности,—вѣдь это неоцѣненныя моральныя блага, служащія украшеніемъ и счастьемъ человѣческой души не только во время пребыванія дѣтей подъ родительскимъ кровомъ, но и «въ долготу дней» ихъ общественнаго служенія. Тѣмъ болѣе необходимо помнить объ этомъ, что, по словамъ нашего выдающагося психіатра, «новѣйшія наблюденія надъ развитіемъ въ раннемъ дѣтствѣ открыли фактъ чрезвычайной важности, состоящій въ томъ, что многія неправильности въ характерѣ человѣка и въ его способностяхъ получаютъ свое начало въ раннюю пору, въ первые мѣсяцы и годы жизни и ведутъ къ стойкимъ особенностямъ душевнаго склада будущаго взрослаго человѣка» *). Повторяемъ,
‘) Сикорскій И. А., лроф.: Психологическія основы воспитанія. Рѣчь произнесенная въ торжественномъ засѣданіи Второго Съѣзда Отечествен-
что правильно развитыя душевныя способности въ дѣтствѣ составятъ цѣлый капиталъ на всю трудовую жизнь молодого поколѣнія. когда оно призвано будетъ вершить ея судьбы; явятся тѣмъ самымъ «благомъ», которое обѣщано дѣтямъ за исполненіе пятой заповѣди,—и не напрасно, потому что нѣтъ еще ничего другого на свѣтѣ прекраснѣе душевной красоты. Въ какую страшную бездну паденія ни устремлялись бы люди, даже и въ такомъ состояніи, а, можетъ быть, благодаря ему и утратѣ своего «блага», они особенно высоко цѣнятъ его въ другихъ и потому относятся къ нимъ съ подобающимъ уваженіемъ.
Твердая воля, чистая совѣсть! Произнося эти слова, не проникнемся ли мы глубокимъ уваженіемъ, больше того: благоговѣніемъ къ высокимъ носителямъ названныхъ качествъ? И, далѣе, какимъ болѣе подходящимъ именемъ назовемъ эти качества, какъ только «благо.мг»? Да, они—благо, превосходящее все другое, такъ высоко цѣнимое людьми въ земномъ мірѣ! Этихъ - то, именно, благъ и не достаетъ современному поколѣнію, а безъ нихъ всѣ напряженныя усилія и всѣ огромныя затраты для житейскаго строительства не приведутъ къ желанной цѣли.
Чего не знаешь самъ, тому не научишь другого: «если слѣпой поведетъ слѣпого, то оба упадутъ въ яму» (Мо. 15, 14). Не научившійся чтить родителей въ молодости и самъ, когда будетъ имѣсь своихъ дѣтей, не преподастъ имъ спасительной заповѣди. Что посѣялъ, то и пожнетъ. Рано ли, поздно ли, а наступитъ время тяжкаго возмездія, исполнителями котораго явятся собственныя же дѣти. Трагизмъ положенія начнется съ ихъ непослушанія родительской волѣ, съ презрѣнія ихъ къ совѣтамъ и распоряженіямъ старшихъ, съ грубыхъ и злостныхъ надъ ними насмѣшекъ и издѣвательствъ, пока отъ словъ дѣти не перейдутъ къ самому дѣлу и не подымутъ рукъ не только на родительское стяжаніе, но и па честь, на общественное положеніе и, даже, на самую жизнь имъ давшихъ ее. А каково будетъ душевное состояніе такихъ родителей, и какими словами горечи и раздраженія могутъ опи, подчасъ, разражаться противъ непочтительныхъ дѣтей,—пусть скажетъ объ этомъ
ныхъ Психіатровъ въ Кіевъ профессоромъ Психіатріи при Университетѣ Св. Владиміра. Кіевъ, 1905, стр. 3.
выводимая великимъ драматургомъ обиженная мать. Ботъ ея проклятья родному сыну:
„Родился ты, чтобъ превратить міръ Божій Мнъ въ темный адъ. Твое рожденье стало .Мнъ бременемъ. Ребенкомъ своеволенъ Ты былъ и золъ; въ года ученья буенъ,
Капризенъ, грубъ; въ дни юности вселились Въ тебя порывы дерзости, вражды;
Когдажъ достигъ ты зрѣлыхъ лѣтъ—проникся Коварствомъ весь, неумолимой жаждой Лить крові. людей, и это все скрывалъ Наружнымъ лишь смиреньемъ. Въ самой злости Казался добрымъ ты, чѣмъ сдѣлалъ злость Свою еще онаснѣн.--Вылъ ли мигъ,
Когдабъ могла сказать я, что вкусила Покой въ твоемъ присутствіи?
Жилъ ты кровью
Всю жизнь свою,—въ крови погибнешь самъ“1 ‘)
Однако, этимъ далеко еще не исчерпывается содержаніе завѣщаннаго блага. По многократному опыту извѣстно, что, любя человѣка, мы вмѣстѣ любимъ и то, что такъ пли иначе связано съ нимъ, особенно, когда провожаемъ его въ «страну, откуда нѣтъ возврата». Бъ такомъ случаѣ даже самый ничтожный предметъ становится для насъ драгоцѣнною святыней. Нѣчто подобное происходитъ и въ благоденствующей семьѣ. Вмѣстѣ съ почтительностью къ родителямъ возгарается любовь и къ родному дому. Это происходитъ вначалѣ безсознательно. Вотъ, предъ нами питающійся у материнской груди младенецъ, потомъ безмятежно почивающій въ своей колыбели. Маленькая, завѣшенная пологомъ, темненькая, послѣдняя представляетъ для почивающаго въ ней, какъ и для бодрствующаго, цѣлый міръ. Это—его отечество, которое онъ начинаетъ любить и къ которому привязывается, потому что чувствуетъ себя здѣсь очень спокойно. Пройдутъ нѣсколько мѣсяцевъ.—дѣтскій міръ постепенно начинаетъ расширяться: отъ колыбели онъ возрастаетъ до размѣровъ хаты, потомъ своего двора, цѣлой деревни съ ея окрестностями, далѣе—мѣстной волости, уѣзда, губерніи, мѣстнаго края и, наконецъ, родного отечества. Непрерывный процессъ развитія сыновней любви къ
’) Шекспиръ, Король Ричардъ III, слова герцогини. Пер. Соколовскаго. Спб., 1896, Т. VI, гтр. 381.
родинѣ происходитъ съ такою же постепенностью, какъ, напримѣръ, незамѣтное произрастаніе злака изъ сѣмени, «ибо земля сама собою производитъ сперва зелень, потомъ колосъ, потомъ полное зерно въ колосѣ» (Мр. 4, 28), причемъ послѣдующее обусловливается предшествующимъ. Такъ и въ духовномъ мірѣ одно соединено съ другимъ органически: послѣдующія стадіи обусловлены предшествующими, но всѣ онѣ— изъ одного зерна, слѣдовательно, и любовь къ отечеству. Другими словами, патріотизмъ — это только старшій {по значенію) братъ первоначальной любви къ колыбели. Онъ настолько же законорожденный сынъ, какъ и та—законная дочь естественной любвп къ родному гнѣзду. Поэтому совершенно неправы тѣ боздомники или (какъ называютъ ихъ) «космополиты», для которыхъ слово «патріотизмъ», — звукъ пустой. Нѣтъ, это не звукъ, а подлинная, неискалѣченная предвзятыми теоріями, дѣйствительность! Не звукъ, а пламенная любовь къ родному очагу, какимъ бы незначительнымъ ни представлялся онъ для стороннихъ зрителей. Пусть для другихъ онъ ничтоженъ,—для родившагося дѣло обстоитъ совсѣмъ иначе: «палату ѵбо гноище вмѣняше»—выраженіе до нѣкоторой степени примѣнимое и къ разсматриваемому случаю.
«Линейная безконечность семьи можетъ находить свою нравственную полноту лишь въ другомъ болѣе широкомъ цѣломъ, какъ и геометрическая линія реализуется только какъ предѣлъ плоскости, которая для линіи есть то же, что сама линія для точки. И если нравственная точка—единственное лицо—имѣетъ настоящую дѣйствительность только какъ носитель родового преемства, то и вся линія этого преемства получаетъ реальное содержаніе бытія ближайшимъ образомъ лишь въ связи со множествомъ собирательно сосуществующихъ семей, составляющихъ народъ. Если мы все наше физическое и духовное достояніе получили отъ отцовъ, то отцы имѣли его только чрезъ отечество. Семейныя преданія суть дробь преданій народныхъ, и будущность семьи нераздѣльна съ будущностью народа. Поэтому необходимо почитаніе отцовъ переходитъ въ почитаніе отечества, или патріотизмъ, и семейное воспитаніе примыкаетъ къ воспитанію національному» 1).
Только тотъ, кто научился любить свой, хотя бы и убогій, домъ, способенъ оцѣнить такъ же и въ другихъ соотвѣт-
') Соловьевъ. Вл. С., собрац. сочин., т. ѴШ, стр. 434р
ствуюшую этому любовь къ родному дозгу. Только тотъ, кто возрастилъ въ себѣ патріотизмъ, въ состояніи понять и оцѣпить ото такъ же и въ другихъ. Какъ невозможно уважать ближнихъ, предварительно не научившись уважать себя самого, т. е., чтить свое человѣческое достоинство и жить сообразно съ нимъ, такъ и въ гражданской области одни только патріоты способны къ «всечеловѣческой» любви. Истинная жизнь распространяется отъ центра къ периферіи, а не наоборотъ. «Несчастіе Рудина (безпріютнаго космополита) состоитъ въ томъ, что онъ Россіи не знаетъ, и это точно большое несчастіе. Россія безъ каждаго изъ насъ обоіттсь можетъ, но никто изъ насъ безъ нея не можетъ обойтись. Горе тому, кто ото думаетъ, двойное горе тому, кто дѣйствительно безъ нея обходится! Космополитизмъ—чепуха, космополитизмъ—нуль, хуже нуля; внѣ народности ни художества, ни истины, пи жпзнп, ничего нѣтъ» ’)!
Но любить родину; отечество, любить народъ свой, вѣру, преданія, родную исторію, добрые обычая, — развѣ ото не «благо»? Великое и неоцѣненное! Въ томъ-то и бѣда, что мы разучились этой отеческой добродѣтели и, въ погонѣ за «всеобъемлющею» любовью, н этой не достигли, и патріотизмъ вытравили.
Всякому государству полезны великіе, а не обиженные душой люди; нужны зиждущіе, а не разрушающіе граждане, истинные патріоты, а не безличные утописты. Какъ въ міровой жизни, по извѣстной формулѣ, побѣждаютъ только сильные, а слабые представляютъ собою «погибельную массу», такъ и въ политикѣ только однѣ сильныя натуры выходятъ побѣдителями на поприщѣ мірового соревнованія, будетъ ли оно мирнымъ, или воинственнымъ,—безразлично. Отсюда понятно, почему, въ связи съ указанными благами, или, какъ въ заповѣди, съ «благомъ» поставлено въ тѣсную связь долголѣтіе на земли. Послѣднее является естественнымъ слѣдствіемъ перваго, и другимъ быть не можетъ. Какъ должно происходить (и, дѣйствительно, происходитъ) въ маломъ, такъ и въ великомъ.
У) Тургеневъ, „Рудинъ“, см. Собр. соч., Моск., 1880, т. III, стр. 123.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
Соціальной значеніе пятой заиопѣди. — Безсиліе соціологіи къ уврачеванію общественныхъ золъ и необходимость обращенія къ содѣйствію морали. — Происхожденіе рабства изъ „хамства“. — Слова Златоуста.—Студенческія волненія и происхожденіе ихъ, —Письмо Хомякова. -Сравненіе нашего студенчества съ англійскимъ.—Заключеніе.
Преступно, поэтому, думать, что пятая заповѣдь имѣетъ въ виду благоустроеніе только одной семейной жизни и своимъ обѣщаніемъ «блага» утѣшаетъ будущимъ почтительныхъ дѣтей исключительно въ положеніи членовъ взятой семьи. Заповѣдая почитаніе родителей, Господь прозрѣваетъ весьма далеко впередъ, въ то отдаленное будущее, когда, не порывая связи сь родителями и сдѣлавшись взрослыми, дѣти выступятъ за порогъ родного дома на общественную дѣятельность и станутъ полноправными гражданами. Иначе говоря, сфера дѣйствія пятой заповѣди простирается за ограниченный кругъ семьи въ соціальную область. Намѣренно говоримъ: «соціальную», чтобы самымъ терминомъ возбудить (такъ или иначе, а возбудить необходимо) вниманіе къ первостепенной важности предмету. Ибо, спрашивается, чѣмъ болѣетъ современное общество? Неумѣніемъ наладить и регулировать соціальныя отношенія между отдѣльными общественными группами и единичными лицами. Вотъ почему самою модною наукой современнаго человѣчества является соціологія,—модною, хотя, къ сожалѣнію, безсильною преодолѣть укоренившееся зло. Не даромъ гр. Л. Толстой безпощадно высмѣялъ эту модную науку, «состоящую», по его словамъ, «въ изученіи того, какъ различно дурно жили прежніе люди», отъ чего, разумѣется, нисколько не легче живется теперешнимъ1). Не отрицая относительнаго значенія этой науки, при болѣе внимательномъ взглядѣ на общественную жизнь, корень зла легко увидѣть въ нерадѣніи о другой, болѣе важной, наукѣ о томъ, какъ жить въ семьѣ и какъ научить дѣтей почитанію своихъ родителей, а потомъ и старшихъ, на всѣхъ ступеняхъ общественной жизни. Изъ-за соціологіи не надо забывать (назовемъ въ соотвѣтствіи съ нею эту другую науку новымъ терминомъ) «теологіи». Если кто не научился основнымъ добродѣтелямъ въ родной семьѣ, то не помогутъ бѣдѣ ни-
Б Толстой Л. Н., Возстановленіе ада. Берлинъ, 1903, стр. 39.
какія соціологіи. Для подтвержденія сказаннаго обратимся къ животрепещущему вопросу о порабощеніи богатыхъ бѣдными и сильными слабыхъ, или. въ болѣе широкомъ масштабѣ, о соціальномъ рабствѣ. По словамъ соціологіи, послѣднее возникаетъ на. почвѣ неравномѣрнаго распредѣленія труда и капитала, или, общѣе, матеріальныхъ благъ. Нѣтъ спору, что изъ этого рождаются великія общественныя бѣдствія, вражда классовъ, непримиримая между ними злоба, грабежи, насилія и убійства, вопіющіе пороки и полная нравственная разнузданность. Однако, это еще не все, корень зла лежитъ глубже; забыто главное', вѣдь надъ матеріальнымъ возвышается нравственное, т. е., то, выше чего пѣтъ ещо другого на свѣтѣ. Невольно закрадывается въ сердце сомнѣніе: не здѣсь ли, именно, въ попраніи нравственнаго закона, корень зла? И не родилось ли зло раньше, чѣмъ появилась па свѣтъ экономическая зависимость?
Основательный отвѣтъ мы находимъ у человѣка, нравственная зрѣлость котораго стоитъ неизмѣримо выше очень многихъ изъ современныхъ печальниковъ общественныхъ золъ, а что касается умственной (образовательной), то она стоитъ выше всякихъ подозрѣній. Разумѣемъ одного изъ свв. отцовъ четвертаго вѣка. «Вамъ надобно узнать, откуда произошло рабство», произноситъ Златоустъ въ одномъ изъ своихъ словъ. «Спустя немного времени (послѣ потопа) взошелъ проклятый сынъ его (Ноя) и увидѣлъ наготу отца. Слѣдовало бы прикрыть ее, накрыть платьемъ, ради старости, ради горя, ради несчастія, ради того, что это—отецъ его (Хама); а онъ вы-шедіпи разгласилъ и сдѣлалъ изъ того печальное зрѣлище. Но прочіе братья его, взявъ одежду, вошли, смотря назадъ, чтобы не видѣть того, о чемъ разглашалъ тотъ, и прикрыли отца. Послѣдній, вставши, узналъ все и сталъ говорить: „проклятъ Ханаанъ отрокъ: рабъ будетъ братіямъ своимъ4, (Быт. 9, 25). Смыслъ словъ его такой: ты будешь рабомъ, потому что обнаружилъ срамоту отца своего. Видишь ли, что рабство—отъ грѣха, что отъ нечестія произошло рабство?» '). Хамъ смѣется надъ наготою отца, смѣется потому, что, по глубоко-вѣрному замѣчанію русскаго философа исторіи, «его собственное нравственное чувство не оскорблено. Въ его смѣхѣ
') Златоустъ, Тиорин. иъ рус. иер., Сііб., 1895, Т. I, стр. 851.
есть сочувствіе съ міромъ вещественнаго упоенія: онъ не зналъ стыда» 1J.
Въ томъ-то и состоитъ главная бѣда, что хамы и подобные имъ не знаютъ стыда; ихъ совѣсть потемнена; она сговорчива на низости, входитъ въ сдѣлку съ чувственностью, этимъ ядовитымъ порожденіемъ нравственнаго одичанія, и услаждается тѣмъ, отъ чего бѣжитъ прочь цѣломудріе. Ясно, что и съ мо-лоду, и въ зрѣлости хамы остаются, обыкновенно, вѣрными себѣ самимъ и, отверженные въ семьѣ, являются негодными отщепенцами и въ обществѣ. Тутъ не помогутъ никакія экономическія уравненія, никакая самая модная соціологія, а вся надежда возлагается только на одно нравственное, гіздѣтства прививаемое, воспитаніе, краеугольнымъ камнемъ котораго служитъ разсматриваемая заповѣдь.
Обратимся къ докучнѣйшему явленію нашихъ дней—студенческимъ, волненіямъ и спросимъ: изъ какого источника проистекаютъ они? Ужъ черезчуръ легкомысленно было бы отвѣтить: изъ «гражданской скорби» молодежи по нестроенію въ общественной жизни, ибо одно зло не вылечить множествомъ другихъ. Да и что смыслятъ молодые люди въ политической области? Можно сказать: ничего, потому что гражданская зрѣлость воспитывается самою жизнью, а не заимствованнымъ изъ печати или изъ устъ добровольныхъ «страстотерпцевъ» резонерствомъ; она рождается въ процессѣ житейскаго подвига, изъ не краткаго и, подчасъ, мучительнаго опыта. Ничего подобнаго нѣтъ въ нашихъ юныхъ реформаторахъ, за то сколько самоувѣренности, нетерпимости къ чужимъ мнѣніямъ, сколько нелѣпаго отрицанія религіозной и всякой другой вѣры, добрыхъ обычаевъ и т. д. И все это, главнымъ образомъ, отъ недостатка семейнаго воспитанія, отъ небреженія заповѣдью, предусматривающей горькія послѣдствія сыновней непочтительности. Но постоянно происходящія волненія молодежи—развѣ это не соціальный вопросъ, и развѣ можно теперь сомнѣваться въ тѣснѣйшей связи между соблюденіемъ пятой заповѣди и всѣмъ наскучившими, а еще болѣе всѣхъ удручающими волненіями со стороны юной надежды нашего общества? Горе обществу, живущему ея обманчивымъ пустоцвѣтомъ! Рано ли, поздно ли, но только наступитъ пора тяжелаго пробужденія,
•) Хомяковъ А. С., Заи. о всемірн. исторіи, см. Поли. собр. еочии., изд. третье, Москва, 1900, ГГ. V, стр. 266.
и какими горькими упреками себѣ самому разразится общество, теперь не «восхотѣвшее разумѣть» времени исключительнаго Божьяго посѣщенія. Чѣмъ жить на вулканѣ, несравненно лѵчше позаботиться объ исцѣленіи отъ этого соціальнаго недуга. Но. по справедливому замѣчанію Хомякова, «болѣзни не вылечишь, пг узнавъ ея причины». «Позволяю себѣ сообщить вамъ», пишетъ онъ графинѣ А. Д. Блудовой, «свое мнѣніе. Во время оно въ Россіи преобладало семейное воспитаніе. Правительство, усомнившись въ просвѣщеніи молодыхъ дворянъ, положило имъ экзамены, такъ называемые комитетскіе. Видя злоупотребленіе этихъ экзаменовъ, оно отмѣнило ихъ и потребовало ото всѣхъ университетскаго курса. Семейное воспитаніе было стѣснено, но не совсѣмъ еще уничтожено: для студента оставалась возможность оставаться еще при семьѣ своей, или примыкать къ чужой семьѣ. Наконецъ, оподозрѣны и университеты, и свобода воспитанія: всѣ привилегіи, всѣ мѣста по службѣ предоставлены замкнутымъ школамъ. Дѣти чуть-чуть не изъ пеленокъ переданы въ казармы общественнаго воспитанія; дѣти оторваны окончательно и навсегда отъ заподозрѣн-ной семьи, отъ привычекъ и отъ святости семейной жизни; семьѣ объявлено во всеуслышаніе, что она недостойна правительственнаго довѣрія, и что образованіе слугъ правительственныхъ можетъ совершаться благонадежно только въ фалансте-ріальномъ устройствѣ замкнутыхъ школъ; премія дана коммунистическому началу, и сильнѣйшій оплотъ противъ него уничтоженъ. Дальнѣйшій выводъ сдѣлаете вы сами: но даю вамъ слово, что сынъ мой не будетъ лишенъ семьи, хотя бы ему пришлось отказаться отъ всякой службы государственной. Этого требуетъ отъ меня совѣсть, этого требуютъ, начала Русской жизни, которыхъ корень въ семьѣ» ‘).
Какъ и въ настоящемъ случаѣ неподражаемъ св. Златоустъ. Читая его пламенную проповѣдь, направленную противъ тогдашнихъ возмутителей, невольно поддаешься впечатлѣнію, что она пророчески сказана въ назиданіе и нашему вре мени. «Бесѣдущій и сь земнымъ царемъ говоритъ только о томъ, о чемъ тотъ хотѣлъ бы слышать», поучаетъ св. отецъ, «а ты. бесѣдуя съ Царемъ царствующихъ, разговариваешь о грязи, о пыли и паутинѣ? Но, скажешь, дѣла и управленіе находятся
\) Хомяковъ A. С., Поли. coop, сочпп. Москіііц 1900, 'Г. VIII. стр. .39:5 394.
въ худомъ положеніи; о нихъ мы и говоримъ много, и сильно безпокоимся. Какая же причина? Отвѣтишь: неблагоразуміе правителей? Не неблагоразуміе правителей, а наша грѣховность. Она низвратила дѣла, она привлекла всѣ бѣдствія, она вооружила враговъ, она доставила намъ пораженіе. Не отъ ьего-нибудь другого постигъ насъ рядъ бѣдствій, какъ только отъ этой причины. Хотя бы нашимъ правителемъ былъ какой-нибудь Авраамъ, хотя бы Моисей, хотя бы Давидъ, хотя бы мудрѣйшій Соломонъ, хотя бы праведнѣйшій изъ всѣхъ людей, но если мы живемъ худо, то все другое безразлично въ отношеніи къ причинѣ золъ. Какъ и какимъ образомъ? Если бы онъ былъ изъ числа людей беззаконнѣйшихъ и поступающихъ безразсудно и безчинно, то вѣдь наше собственное безразсудство и безчинство произвели такого правителя. Получать правителей но сердцу своему значитъ не что иное, какъ то, что мы, согрѣшивъ напередъ, получаемъ такого и предстоятеля, будетъ ли онъ изъ лицъ церковныхъ, или изъ мірского званія. А, съ другой стороны, хотя бы онъ былъ весьма праведенъ, и такъ праведенъ, что равнялся бы добродѣтелью съ Моисеемъ, — его личная праведность не можетъ покрыть безмѣрныхъ грѣховъ подчиненныхъ. Это можно ясно видѣть на примѣрѣ самого Моисея, который много страдалъ за израильтянъ и усердно молилъ за нихъ Бога, чтобы наслѣдовали обѣтованную землю; но такъ-какъ они собственными грѣхами сдѣлали себя недостойными этого обѣтованія, то молитва его не могла измѣнить праведнаго опредѣленія Божія, по которому весь народъ погибъ въ пустынѣ. Между тѣмъ, кто праведнѣе Моисея? Хотя и говорится въ Писаніи, что „много можетъ молитва праведнаго“ (Іак. Г>, 16), однако „поспѣшествуема“, т. е., воспособляемая раскаяніемъ и исправленіемъ тѣхъ, за кого возносятся. А у кого образъ жизни нераскаянный и неисправимый, тѣмъ какъ можетъ она принести помощь, когда они сами препятствуютъ этому своими дѣлами» *)?
Къ сожалѣнію, мы живемъ въ такое время, въ которое „широкіе круги“ отчужденнаго отъ церкви общества съ полнымъ упованіемъ взираютъ на «интеллигентовъ», особенно на университетскихъ, и ожидаютъ отъ нихъ руководственнаго слова въ важныхъ вопросахъ культуры и жизни. Но если повнима-
') Златоустъ, Творенія въ рус. перев. Спб., 1900, т. \ І. стр. 380.
тельнѣе всмотрѣться въ этихъ «интеллигентовъ», то окажется, что едва ли еще когда было такое время, когда ученый былъ менѣе, чѣмъ теперь, готовъ къ принятой имъ на себя руководящей роли. Никогда еще господство односторонней спеціализаціи не являлось столь преобладающимъ, какъ теперь.—и даже самая философія, нѣкогда съ высокой башни стремившаяся обозрѣть и осмыслить цѣлую жизнь, теперь такъ же грозитъ роковымъ распаденіемъ на множество спеціальныхъ дисциплинъ. Съ научной точки зрѣнія это, можетъ быть, и необходимо, но только находится въ яркомъ противорѣчіи съ громкимъ лозунгомъ нашихъ дней, по которому культурно-руководящую роль церкви приняла на себя наука. Дженна Эдемсъ, основательница Hull-house-settleinents въ Чикаго, справедливо замѣчаетъ: «современные ученые всячески утоляютъ жажду къ такому знанію, которое не состоитъ ни въ какомъ отношеніи къ дѣйствительной жизни, и передаютъ шарлатанамъ рѣшеніе проблеммъ, особенно глубоко затрогиваю-іцихъ человѣческое благополучіе». Оборотную сторону медали, къ сожалѣнію, составляетъ другой фактъ: въ нашихъ высшихъ школахъ, наряду со многими полезными занятіями, довольно много времени удѣляется такъ же и духовной праздности, усердной разработкѣ задачъ, не состоящихъ ни въ въ какомъ отношеніи къ насущнѣйшимъ культурнымъ запросамъ. Если бы наши молодые академики со времени своего студенчества прониклись болѣе глубокимъ сочувствіемъ къ дѣйствительному человѣку и къ дѣйствительнымъ состояніямъ общества, то отсюда проистекла бы такая, именно, польза, что сама паука обогатилась бы живыми проблеммами, а при выборѣ научныхъ занятій обратило бы больше вниманія на различіе между главнымъ и второстепеннымъ. Теперь много разсуждаютъ объ академической важности, которая должна удерживать университетъ отъ слишкомъ близкаго соприкосновенія съ конкретными житейскими обстоятельствами. Но въ томъ ли, дѣйствительно, состоитъ истинное величіе духа, чтобы бѣжать отъ міра, а не въ другомъ ли, наоборотъ, чтобы въ самую жизнь вносить это величіе и облагораживать ее?
Мы, находящіеся на материкѣ академики, съ завистью смотримъ на замѣчательныя благотворительныя учрежденія При англійскихъ университетахъ и на многомилліонныя пожертвованія американскихъ крезовъ въ пользу высшихъ школъ. Но сами же мы и виновны въ томъ, что у насъ дѣло обстоитъ
434
иначе, потому что народъ только тогда участливо отнесется къ университетамъ, когда и эти послѣдніе, въ свою очередь, примутъ участіе въ народѣ—нс одними словами, но и дѣлами. А р н о л ь д ъ Т о й н б и (извѣстный англійскій меценатъ) сказалъ однажды: „если народъ не въ состояніи достигнуть универси-тотовъ-то университеты должны придти къ народу11. Вотъ этимъ-то духомъ и проникнуто распространившееся въ Англіи и Америкѣ „University extension—movement“. Названное движеніе родилось во время крайняго недовѣрія рабочихъ классовъ по отношенію къ просвѣщеннымъ и своимъ главнѣйшимъ слѣдствіемъ имѣло примиреніе народа съ носителями духовной культуры, которые, дѣйствительно, житейскимъ опытомъ научились тому, какъ и чѣмъ слѣдуетъ служить родному пароду и о чемъ съ пользой разсуждать въ представительныхъ учрежденіяхъ» *).
Съ первыхъ дней студенчества знакомящіеся съ подлиными духовными и матеріальными потребностями своего парода, тамошніе студенты, далеки отъ бурныхъ выступленій съ взятыми на прокатъ программами и не склонны рядиться въ реформаторскія тоги, съ провозглашеніемъ гибели всему, что свято чтитъ и чѣмъ, какъ зеницей ока, дорожитъ простой народъ. Правильно воспитанная англо-американская молодежь больше, чѣмъ кто другой, чтитъ свои святыни и очень деликатна въ отношеніи къ народнымъ. Религія, вѣра, отечество законность, преданные обычаи, трудъ, трезвость, воздержаніе и под. добродѣтели являются лучшимъ украшеніемъ англо-американскаго юношества, обезпечивая за нимъ въ высшей степени плодотворное будущее, когда, по выходѣ изъ университетовъ, молодые люди вступятъ въ число полноправныхъ гражданъ и на серьезномъ дѣлѣ, дѣйствительно, докажутъ себя высокими народниками и патріотами.
Такова тамошняя молодежь, при болѣе внимательномъ взглядѣ на которую надобно признаться, что секретъ успѣшно производимаго ею дѣла коренится въ исполненіи пятой заповѣди, ибо что же другое, какъ не «чти отца твоего и матерь твою», можетъ означать это предупредительное отношеніе тамошняго студенчества къ народу, взятому въ его цѣ-
*) См. объ этомъ въ очень содержательной книгѣ: hoerstcr 7>Ѵ \у Christentum und Klassenkampf. Sozialethisclie und sozialpädagogische Betrachtungen. Zürich, 1898, s. 55 ff'.
ломъ, въ полнотѣ христіанской вѣры и житейскаго труда, праотеческихъ обрядовъ и обычаевъ, вкусовъ и симпатій, цѣлей и стремленій? И все это не отрицается безпощадно и съ злобнымъ издѣвательствомъ, во имя какого-то «невѣдомаго бога», не приносится въ жертву грубѣйшему матеріализму и нигилизму, а наоборотъ, культивируется и облагороживается. Когда-то отчужденные одинъ отъ другого, Уэстъ-и Ост-Лондонъ братски протянули другъ-другу руки,—и стучавшаяся въ ворота революція должна была покинуть эти страны и на европейскомъ материкѣ искать себѣ благопріятной почвы. Очень жаль, что берега Невы оказались для нея привѣтливѣе береговъ Темзы!. Впрочемъ, «подобаетъ бо и ересемъ бытп» (1 Кор. 11, 19) не въ церковной только, но и въ гражданской жизни для того, чтобы явились «искусніи». Наученные горькимъ опытомъ, они будутъ жить своимъ русскимъ умомъ и твердою вѣрой въ необходимость практическаго осуществленія для человѣческаго благополучія дарованной заповѣди. Самъ Христосъ да «сниметъ покрывало съ ослѣпленныхъ» умовъ, и да озарятся они Господнимъ Духомъ, единымъ Подателемъ истинно-христіанской «свободы»! (2 Кор. 3, 14—17).
Протопресвитеръ Е. Аквилоновъ.
9 февраля 1911 г.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ
Санкт-Петербургская православная духовная акаде-мия — высшее учебное заведение Русской Православной Церкви, готовящее священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области бо-гословских и церковных наук. Учебные подразделения: академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет иностранных студентов.
Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»
Проект осуществляется в рамках компьютеризации Санкт-Пе-тербургской православной духовной академии. В подготовке элек-тронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта — ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор проекта — про-ректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Материалы журнала готовятся в формате pdf, распространяются на DVD-дисках и размещаются на академическом интернет-сайте.
На сайте академии
www.spbda.ru
> события в жизни академии
> сведения о структуре и подразделениях академии
> информация об учебном процессе и научной работе
> библиотека электронных книг для свободной загрузки
