«Чти отца и матерь твою…» (объяснение 5-й заповеди Закона Божия) Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Санкт-Петербургская православная духовная академия

Архив журнала «Христианское чтение»

Е.П. Аквилонов

«Чти отца и матерь твою...»

(объяснение 5-й заповеди Закона Божия)

Опубликовано:

Христианское чтение. 1911. № 3. С. 273-308.

@ Сканированій и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.

СПбПДА

Санкт-Петербург

2009

„Чти отца твоего и матерь твою...‘‘ (объясненіе 5-й заповѣди Закона Божія).

ВВЕДЕНІЕ.

Совѣсть.—Прирожденномъ ея каждому человѣку.—Безусловная общеобязательность нравственнаго закона.—Сверхчувственное его происхожденіе.—Взаимная связь заповѣдей о любви къ Богу и ближнему.— Оправдываемая голосомъ совѣсти вѣра въ божественное достоинство де-сятословія.—Переходъ къ объясненію пятой заповѣди.

«АЖДОМУ человѣку прирождена способность различенія между добромъ и зломъ, обязанность дѣлать первое и избѣгать второго. На школьномъ языкѣ эта способность t называется «моральнымъ сознаніемъ», а на житейскомъ— ^ «совѣстью», первое утвержденіе которой состоитъ въ безусловномъ надъ всѣмъ превосходствѣ моральнаго міропорядка. Превосходство этого послѣдняго надъ всѣмъ другимъ— очевидная аксіома для всякаго, имѣющаго чистую совѣсть. Христіане или язычники, атеисты или вѣрующіе, образованные или дикари,—всѣ имѣютъ въ сущности одинъ и тотъ же образъ сужденія. Чѣмъ выше поставленъ кто въ интеллектуальной или въ политической области, тѣмъ большимъ презрѣніемъ награждается онъ со стороны другихъ въ случаѣ игнорированія имъ требованія справедливости. Наоборотъ, бывая свидѣтелями добраго дѣла, самоотверженнаго подвига и выдающагося героизма, люди невольно испытываютъ волненіе. Ни поразительныя проявленія внѣшпей силы, ни чудеса знанія, ни что нибудь подобное не имѣетъ привиллегіи производить такое сильное впечатлѣніе. Классическія произведенія литературнаго генія могутъ вызвать послѣднее, но только при одномъ условіи: классическая трагедія производитъ чувство возвышен-

19

наго только тоі’да. когда заимствуетъ свое содержаніе изъ сферы добра и зла и когда производитъ въ зрителѣ иллюзію реальности. Если бы совсѣмъ не существовало нравственнаго міропорядка, п если бы онъ не былъ непререкаемымъ фактомъ, то никогда не появилось бы на свѣтѣ и самаго драматическаго искусства, или, вѣрнѣе сказать, оно осталось бы безъ своего объекта: ничего не было бы извѣстно кромѣ натурализма и промышленныхъ искусствъ...

Всѣ люди, даже и тѣ, которые теоретически отрицаютъ различіе между добромъ и зломъ, въ глубинѣ своей души первое мѣсто предоставляютъ нравственному міропорядку. Правда, онъ понимается далеко неодинаково различными людьми: очень многое въ этой области обусловливается возрастомъ, темпераментомъ, образованіемъ, общественнымъ положеніемъ и т. п. данными, какъ и быть должно. Степень пониманія и формы проявленія разнообразятся на тысячи ладовъ, но, при всемъ томъ, самый принципъ остается неизмѣннымъ: каждый хочетъ лучшаго и стремится достигнуть его всѣми, въ данное время, имѣющимися, способами и средствами. Послѣдній воръ и разбойникъ, самый отчаянный преступникъ и преданнѣйшій рабъ своихъ страстей, извѣрившійся въ возможности земного счастья самоубійца,—каждый изъ такихъ заблудшихъ по-своему стремится, всетаки, къ лучшему и всѣми силами достигаетъ его, ибо нельзя стремиться безъ цѣли, а гдѣ есть послѣдняя, тамъ непремѣнно имѣется въ виду извѣстное содержаніе лучшаго, по сравненію съ наличнымъ, бытія. Думая о прекращеніи своей несчастной жизни, самоубійца тѣмъ самымъ свидѣтельствуетъ о возможности болѣе счастливой, за порогомъ земныхъ отношеній, будущности. Есть только нѣчто, но не ничто. Итакъ, жажда лучшаго представляетъ собой неистребимую потребность человѣческаго духа. Во имя этого лучшаго человѣкъ живетъ и дѣйствуетъ, къ этому стремится и, не обрѣтая его въ земномъ мірѣ, уповаетъ па другой, простирающійся надъ этимъ, лучшій міръ.

Изъ присущей каждому человѣку идеи нравственнаго долга, съ одной стороны, и изъ неистребимой потребности отыскивать полное осуществленіе его въ иномъ мірѣ, съ другой, необходимо слѣдуетъ заключеніе о несостоятельности всѣхъ теорій, пріурочивающихъ происхожденіе этого благороднѣйшаго нравственнаго дѣятеля къ земной дѣйствительности. Такъ, напримѣръ,

заблуждаются тѣ ученые, по мнѣнію которыхъ въ чувствѣ нравственнаго долга нѣтъ ничего другого кромѣ вѣкового отпечатка гражданскихъ отношеній, т. е., прямого слѣдствія инстинкта общественности. Однако, замѣтимъ на это, соціальный инстинктъ самъ находится въ подчиненіи дому, который служитъ ему предѣломъ и регуляторомъ, а вмѣстѣ и гарантіей.

Дѣйствительно, воспитаніе является сильнымъ агентомъ въ образованіи характера и нравственныхъ привычекъ человѣка. Но изъ числа нашихъ способностей еще нѣт> такой, которая не нуждалась бы въ его вліяніи для своего нормальнаго развитія, а его власть не такъ велика, чтобы творитъ (или подавлять) самыя способности.

Что осталось бы отъ совѣсти, если бы она не имѣла другого происхожденія кромѣ необходимости въ общественной жизни и въ сокращеніи своихъ желаній, чтобы не поглотить себя самое? Тогда она сразу лишилась бы своихъ наиболѣе специфическихъ чертъ. Самое имя ея было бы вычеркнуто изъ языка, какъ обманчивая этикетка, ибо наименованіе «совѣсть» не означаетъ знанія міра или чего либо другого, по есть знаніе себя самого. Далѣе, она должна была бы имѣть тѣмъ большее вліяніе, чѣмъ болѣе смягчены нравы, и чѣмъ выше утончена культура. Однако, чаще происходитъ обратное. Вмѣсто дружбы, обыкновенно, рождается непримиримое соперничество между соціальнымъ и моральнымъ инстинктами. Въ своихъ стремленіяхъ и дѣйствіяхъ они являются антиподами одинъ другого. Нравственный инстинктъ служитъ источникомъ силы и независимости для слѣдующихъ его побужденіямъ, между тѣмъ какъ обычай свѣта дѣлаетъ ихъ, большей частью, изнѣженными и малодушными. Обыкновеніе подчиняться большинству голосовъ, руководиться общественнымъ мнѣніемъ, уступать тиранніи числа или моды служило бы къ тѣмъ еще большему приниженію человѣка, какъ нравственнаго существа, если бы оставалось безъ противодѣйствія со стороны безусловнаго велѣнія: «дѣлай должное, что бы пи случилось»/

Къ сожалѣнію, соціальное рабство не довольствуется только тѣмъ, что уменьшаетъ грубости и притупляетъ углы. Оно хочетъ видѣть всѣхъ людей отлитыми по одной формѣ, нивел-лируетъ ихъ и, по мѣрѣ развитія цивилизаціи, довольно содѣйствуетъ порчѣ характеровъ. По многократному свидѣтель-

19*

ствѵ исторіи, упадокъ начинается съ того момента, когда соціальное иго ставится на мѣсто моральнаго, и когда гражданственностью утѣсняется совѣсть. Ясно, что нравственность служитъ существеннымъ условіемъ общественнаго преспѣянія. На важнѣйшій вопросъ: чѣмъ предполагается и что содержитъ такая нравственность?—нельзя удовлетвориться поверхностнымъ отвѣтомъ. Если сослаться па уголовный кодексъ, то онъ, вѣдь, представляетъ собою не болѣе, какъ только своего рода барьеръ, поставленный на случай широкаго разлитія порока, показывая крайній предѣлъ, перейдя который общество не могло бы долѣе существовать. Но такая добродѣтель, которая совершаетъ свое дѣло по принужденію, является чисто отрицательной, потому что быть честнымъ не значитъ только воздерживаться отъ преступленій за недостаткомъ благопріятныхъ для нихъ обстоятельствъ. Истинно добрымъ человѣкъ бываетъ только по принципу, а для этого требуется, чтобы законъ блага получилъ жизнь внутри самого человѣка посредствомъ интимнаго между собою согласія воли и долга.

Но общество, какъ таковое, не имѣетъ никакого отношенія къ интимнымъ чувствамъ; оно не можетъ осуждать эгоизмъ, этотъ опаснѣйшій ядъ общественной жизни, ни внушать безкорыстіе и любовь, ибо въ себѣ самомъ не находитъ гарантій своего существованія. Общественная безопасность и будущность зависятъ отъ условій, которыхъ неспособно породить само общество, и которыя, слѣдовательно, находятся выше его и существуютъ раньше его. Законъ нравственный во всѣхъ отношеніяхъ стоитъ выше гражданскаго закона. Послѣдній имѣетъ критеріемъ интересъ коллективный, въ нѣкоторомъ отношеніи предметъ внѣшній и случайный, тогда какъ законъ нравственный есть внутренній судія, призывающій человѣка къ отвѣтственности во всѣхъ дѣлахъ и, даже, въ сокровенныхъ его помыслахъ,—судья, требующій отъ всякаго чело-вѣжа безусловнаго послушанія, хотя бы за это угрожало полное отлученіе отъ общества.

Какъ видно, совѣсть даетъ человѣку два различныхъ и, на первый взглядъ, противоположныхъ побужденія. Она хочетъ видѣть въ немъ всеобщаго слугу, однако, безъ раболѣпства предъ кѣмъ либо въ частности и въ то же время требуетъ отъ него полнаго самоотверженія. По требованію совѣсти я долженъ отдать всего себя другимъ для обладанія самимъ же собою и, наоборотъ, чтобы всегда обладать самимъ собою, я долженъ принести себя въ жертву другимъ.

Гдѣ же находится верховный синтезъ этихъ двухъ стремленій? Не во мнѣ, потому что, взятый въ смыслѣ центра, самъ я проникнутъ эгоизмомъ, рѣшительнымъ противовѣсомъ закону блага. Нѣтъ его такъ же и въ обществѣ, потому что соціальный инстинктъ долженъ находиться въ подчиненіи моральному и, подчасъ, даже приноситься ему въ жертву. Неподвижная точка опоры, отъ которой зависитъ равновѣсіе, и которая возвышаетъ насъ надъ цѣлымъ міромъ и надъ самими собою, должна быть отыскана въ другомъ мѣстѣ, а, именно, въ личномъ Богѣ. Великая заповѣдь о любви къ ближнему потеряла бы свой подлинный смыслъ безъ предшествующей и оправдывающей ее, первой и главной, заповѣди о любви къ Богу. Вотъ почему всякая попытка отдѣлить мораль отъ ролигіи является ложною въ своемъ принципѣ. Слѣдовательно, возвѣщаемый совѣстью безусловно-повелительный характеръ нравственнаго закона непосредственно свидѣтельствуетъ о божественномъ происхожденіи послѣдняго. Не даромъ совѣсть называется «министромъ-резидентомъ Бога внутри насъ» ‘).

Къ несчастію, совѣетъ осуждаетъ насъ, какъ нарушителей нравственнаго міропорядка, вслѣдствіе’ чего мы боимся Бога и бѣжимъ отъ Его всевидящаго ока. Наше духовное око очень болѣзненно, и небесный свѣтъ является для него невыносимымъ. Не Отецъ свѣтовъ, не духовная организація наша повинны въ томъ, что мы бродимъ во тьмѣ, а наши плотскія сердца. Мы нуждаемся во Врачѣ для того, чтобы Онъ поставилъ насъ въ нормальныя условія духовнаго созерцанія,—нуждаемся въ психіатрѣ, который могъ бы исцѣлить насъ отъ поработившей насъ болѣзни, т. е. отъ грѣха.

Предположимъ теперь, что существуетъ такой человѣкъ, въ чистой душѣ котораго, какъ въ зеркалѣ, отразится само небо. Не въ правѣ ли будемъ мы повѣрить ему на слово, восполнить свое невѣдѣніе съ помощью его откровенія, положиться на то свидѣтельство, которое онъ выскажетъ въ пользу истины, и увѣровать въ непреложный законъ того Бога, Котораго онъ назоветъ своимъ Отцомъ? И если онъ объявитъ, что пришелъ въ міръ для того, чтобы спасти насъ, и если всей жизнью и цѣною смерти удостовѣритъ это: будетъ ли безумнымъ поступить въ школу къ такому наставнику и всецѣло подчиниться его авторитету? Люди, совѣсть которыхъ еще не

1) А. Vinet, Essai de philosophic morale, p. 57.

совсѣмъ погасла, на это отвѣтятъ однимъ только рѣшительнымъ «да»! *).

Нелицепріятная исторія, девятнадцативѣковое существованіе христіанской Церкви, безпримѣрное вліяніе галилейскаго Учителя на ближайшихъ и отдаленнѣйшихъ Его послѣдователей, совершенное перерожденіе цѣлаго міра въ религіозно-нравственномъ отношеніи и другіе замѣчательные плоды христіанской цивилизаціи,—все это говоритъ за разумность нашей вѣры въ Евангеліе. Что сказано въ немъ, то непреложная истина, вѣчно-живымъ воплощеніемъ которой служитъ Хрпстосъ-Спа-ситель (Іоа. 14, 6), пришедшій въ міръ «не нарушить, но исполнить» законъ. Имъ же врученный пророку Моисею на Синаѣ (Евр. 7. 38j. А такъ-какъ все нравственное мірозданіе зиждется на двухъ главнѣйшихъ заповѣдяхъ о любви къ Богу и ближнему (Мѳ. 22, 40), а наибольшая близость существуетъ между родителями и дѣтьми (родители—первые «ближніе» для дѣтей), то, естественно, Спаситель не одинъ разъ поучалъ дѣтей чтить своихъ родителей (Мѳ. 15. 3—6; 19, 19) и такимъ образомъ подтвердилъ сказанное въ Моисеевомъ законѣ.

Шпакъ, пятая заповѣдь закона Божія имѣетъ безусловное и непререкаемое значеніе. Голосомъ Божіимъ въ этомъ случаѣ подтверждается свидѣтельство человѣческой совѣсти, и, наоборотъ, это послѣднее находитъ въ положительной заповѣди непоколебимую для себя опору. Слѣдовательно, нарушающіе пятую заповѣдь являются одновременно извратителями своей нравственной природы и дерзкими ослушниками Божіей заповѣди, къ содержанію которой мы теперь и обратимся.

ГЛАВА ПЕРВАЯ.

Отношеніе между пятою и другими заповѣдями.—Срединное положеніе заповѣди въ десятословіи.—Ея общеобязательность -для дѣтей.—Различіе почитанія отъ повиновенія, любви и благодарности.—Почитаніе отца и матери въ дѣйствительномъ ихъ состояніи и, даже, порочныхъ.—Довѣріе

дѣтей къ родителямъ.

Въ первыхъ четырехъ заповѣдяхъ говорится о любви къ Богу, а въ послѣднихъ шести—о любви къ ближнему. Любовь къ Богу является, по непреложному толкованію Самого Спа-

‘) Подробнѣе объ этомъ см. у Berthoud Л., Apologie du Christianisme Lausanne, 1898, pp. 38—46 et, 218—222.

сителя, «первою и большею заповѣдію» (Мо. 22. 38). ибо Господь Богъ есть Податель жизни и Сама присносущная Жизнь. Изъ «первой» заповѣди проистекаетъ другая, «подобная ей» (ст. 39), заповѣдь о любви къ ближнему: на пего премудро указалъ Самъ Законодатель для того, чтобы на этой «отраженной» любви мы научались тѣмъ еще большей преданности п благодарности къ Своему Творцу. Любовь къ ближнему служитъ тѣмъ пробнымъ камнемъ, посредствомъ котораго съ несомнѣнностью свидѣтельствуется наша любовь къ Богу. Въ этомъ смыслѣ поучаетъ апостолъ любви Іоаннъ Богословъ: «кто говоритъ: «я люблю Бога», а брата своего ненавидитъ, тотъ лжецъ; ибо не любящій своего брата, котораго видитъ, какъ можетъ любить Бога, Котораго не видитъ»? (1 Іоа. 4, 20).

Естественно, изъ всѣхъ людей родители являются для дѣтей самыми «ближними». Самъ Богъ призвалъ ихъ къ этой высокой чести и поставилъ надъ дарованными имъ дѣтьми. Въ почитаніи родителей дѣти учатся богопочитанію. Кто не слушаетъ родителей, которыхъ видитъ, какъ будетъ слушать невидимаго Бога?

Божьи заповѣди служатъ человѣку великими благодѣяніями: «благъ мпѣ законъ устъ Твоихъ паче тысящъ злата и сребра» (Пс. 118, 72): «блаженъ человѣкъ, его же аще иакажеши, Господи, и отъ закона Твоего научишн ого» (IIс. 93, 12). Посредствомъ заповѣдей упорядочивается, охраняется, освящается и благословляется вся человѣческая жизнь. Въ частности, пятая заповѣдь Самимъ Богомъ положена въ основу благословенной семьи, которую Самъ же Богъ принялъ подъ Свое особое покровительство (Быт. 1, 27. 38; 2, 23. 24). Устроенная но велѣнію упомянутой заповѣди, семья служитъ приготовительнымъ училищемъ всякихъ добродѣтелей и залогомъ лучшихъ земныхъ благъ.

«Чти» *)! Кратко, сильно, величественно раздается это Божье повелѣніе. Прогремѣвшее на Синаѣ, оно пронеслось

*) По еир.; kabbed—„почитай“, повелит. накл. 3-ей формы (піель) отъ глагола kabad съ первонач. значеніемъ „быть тяжелымъ“ (напр. Пс. 37, б: „беззаконія моя.., яко бремя тяжкое отяготѣша [jikbedü] на мнѣ“і; затѣмъ, оч. часто — „быть почитаемымъ“ („быть съ вѣсомъ“, какъ и греч. ß-tp’j—х!|іо;—„глубокочтимый“, латин. gravis „тяжелый“ и „важный“), а въ 3-ей формѣ: „почитать“; отсюда kaböd „честь“ и „слава“ человѣческая и, особенно, Божественная.

потом7> по всему міру и будетъ раздаваться, доколѣ стоитъ самый міръ. Ясный и рѣшительный тонъ заповѣди не допускаетъ никакихъ отговорокъ, околичностей и компромиссовъ. Она повелѣваетъ въ видѣ естественнаго закона, только спеціально санкціонированнаго Самимъ Богомъ,—и горе законопреступнику, ибо позади безусловнаго «чти» стоитъ Самъ Всевѣдущій и Всемогущій, Который однимъ мановеніемъ Своимъ можетъ возстановить попранную заповѣдь, несмотря на всякія козни и человѣческія ухищренія (ср. Мѳ. 15, 1—11), и побудить исполнять ее посредствомъ тяжкихъ наказаній, если только люди пренебрегутъ ея великимъ обѣтованіемъ. Почитаніе родителей является, слѣдовательно, не такимъ дѣломъ, которое можно, по своему желанію, дѣлать съ надеждой на земное благополучіе, или оставить безъ страха предъ жестокимъ возмездіемъ. Наоборотъ, «чти» означаетъ собою слѣдующее: поступай но высочайшей заповѣди, если тебѣ дорога жизнь: дѣло идетъ о твоемъ «быть или не быть», о преуспѣяніи или о погибели.

«Чти отца твоего и матерь твою»,—чти, а не только повинуйся: почтеніе содержитъ въ себѣ больше по сравненію съ повиновеніемъ. И, дѣйствительно, бываетъ послушаніе безъ любви и почтенія: вѣдь слушаются своего господина но только рабы, но даже и животныя. Внѣшнее повиновеніе, безъ внутренняго расположенія, вынужденное и насильственное, оказываемое съ затаеннымъ или открытымъ ропотомъ, неугодно Богу. «Дѣти», взываетъ апостолъ, «повинуйтесь своимъ родителямъ въ Господѣ, ибо сего требуетъ справедливость» (Еф. 6, 1). Немного требуется отъ дѣтей, а лишь то, къ чему влекутся они по прирожденному расположенію своего сердца. Послушанія требуетъ благодарность, какую должны дѣти родителямъ. Неблагодарность—большой грѣхъ, осуждаемый голосомъ совѣсти. Съ самой первой минуты своего рожденія человѣкъ является во всемъ задолженнымъ своимъ родителямъ. Правда, «всякъ даръ происходитъ свыше» (Іак. 1, 17), отъ Бога, но онъ ниспосылается дѣтямъ посредствомъ родителей, и поэтому первыя являются обязанными во всемъ послѣднимъ.

Чтить не означаетъ только любить, потому что любовь и привязанность дѣтей къ родителямъ—настолько естественное явленіе, что не требуется узаконятъ его особою заповѣдью. Да и въ самомъ дѣлѣ, едва ли можно найти ребенка, не имѣющаго прирожденныхъ ему любви и привязанности къ своимъ

родителямъ и, особенно, къ матери. Даже самыя непослушныя и невоспитанныя дѣти—и тѣ невольно льнутъ къ родителямъ. Не о томъ, однако, рѣчь въ пятой заповѣди, а о признаніи высшаго авторитета и величества, носителями которыхъ являются родители. Любовь имѣетъ свой предметъ какъ бы только около себя, а почитаніе—надъ собою. Ясно, что отцу съ матерью Самъ Богъ предоставилъ исключительную честь пользоваться не только любовью, но и особымъ уваженіемъ со стороны дѣтей. По отношенію къ братьямъ, сестрамъ, кт. роднымъ и ближнимъ нс заповѣдается ничего особаго, кромѣ любви: между тѣмъ какъ отецъ съ матерью нарочито выдѣляются въ высшую категорію: Богъ возвышаетъ ихъ надъ другими лицами на землѣ и въ нѣкоторомъ отношеніи поставляетъ рядомъ съ Самимъ Собою, ибо они—древнѣйшее, существующее на этомъ свѣтѣ, величество. Служащее честью и украшеніемъ монарховъ, величество является, по своей природѣ, не отличнымъ отъ принадлежащаго родителямъ. Различіе относится только къ большей или меньшей сферѣ его распространенія, менаду тѣмъ какъ, по природѣ и содержанію своему, то и другое равны. Итакъ, заповѣданное «чти» правильно поставлено на подобающемъ мѣстѣ и не можетъ замѣниться другимъ глаголомъ. Требуемое заповѣдью почитаніе оказывается, прежде всего, внутреннимъ дѣломъ дѣтскаго помысла п настроенія, т. е., въ умѣ и въ сердцѣ благоговѣй предъ своими родителями, даже, и въ томъ случаѣ, когда бъ ты былъ отличенъ предъ ними своимъ образованіемъ или успѣхами въ различныхъ наукахъ и искусствахъ. Въ словахъ, которыя говоришь, въ совершаемыхъ поступкахъ, въ родѣ и вч. тонѣ обращенія съ отцомъ и матерью, въ устремленномъ на нихъ взорѣ, во всемъ твоемъ поведеніи проявляй высокую почтительность, не смотря на то, что они, подчасъ, не одобрятъ тебя за то или другое слово и дѣло. Ихъ долгъ повелѣвать, а твой — подчиняться и такимъ образомъ исполнять Божью заповѣдь.

Почитаніе нельзя отождествлять съ благодарностью, не смотря на ихъ близкое родство между собою. Обѣ добродѣтели, несомнѣнно, основываются на какомъ либо, воспринятомъ отъ другихъ, благодѣяніи. Самая пламенная благодарность нерѣдко проистекаетъ изъ случайнаго соотношенія одной личности съ другою, между тѣмъ какъ почитаніе возникаетъ па почвѣ болѣе продолжительнаго- соприкосновенія между

людьми и обусловливается установившимся отношеніемъ между даяніемъ и пріятіемъ тѣхъ или другихъ нравственныхъ и матеріальныхъ благъ, напримѣръ, между отцомъ и сыномъ, учителемъ и ученикомъ, отечествомъ и гражданиномъ. Вотъ почему почитаемое мною лицо является для меня вмѣстѣ съ тѣмъ, и достоуважаемымъ, чего не происходитъ непремѣнно въ случаѣ чувствуемой мною къ кому либо благодарности. Слѣдовательно, почитаніе выше благодарности и поднимается на степень благоговѣнія. И въ самомъ дѣлѣ, почтительно относящійся къ другому близокъ къ той премудростп, «начало» которой— «страхъ Божій» (ГІрит. 9, 10), и наоборотъ, для кого нѣтъ ничего досточтимаго и святого, тотъ несклоненъ и Самому Богу воздавать подобающую честь.

Заповѣдь повелѣваетъ чтить «отца и матерь». Не случайно родители названы каждый отдѣльно. Печальный опытъ говоритъ о томъ, что у нѣкоторыхъ дѣтей существуетъ дурная склонность, при исполненіи того или другого дѣла, сообразоваться съ волей отца или матери, смотря по тому, что въ данныхъ условіяхъ представляется болѣе выгоднымъ или удобнымъ. Часто наблюдаются въ семьяхъ подѣленные между отцомъ и матерью дѣти: «папенькинъ», «маменькинъ»—довольно извѣстные предикаты сыновей и дочерей. Такого раздѣленія не допускаетъ заповѣдь. «Развѣ ты не знаешь», какъ бы такъ говоритъ она, «что твой отецъ и твоя мать для тебя должны быть какъ бы однимъ лицомъ, и что своекорыстнымъ предпочтеніемъ одного изъ родителей другому ты хочешь разлучить то, что сочеталъ Самъ Богъ? Развѣ тебѣ невѣдомо, что. поступая такимъ образомъ, ты тяжко грѣшишь противъ св. союза, которымъ твои отецъ и мать призваны къ единой жизни? ІІлп ты не понимаешь, что проявляемое тобою непочтеніе къ матери падаетъ и на твоего отца, котораго, по тѣмъ или другимъ соображеніямъ, ты ей предпочитаешь?- Итакъ, прочь неразумное и преступное раздѣленіе между родителями!

Чти отца твоего и матерь твою такими, какими они являются въ дѣйствительности, а не какими хотѣлъ бы ты видѣть ихъ. Не въ личныхъ качествахъ родителей, не въ томъ или другомъ складѣ ихъ умственныхъ и нравственныхъ дарованій, не въ болѣе или менѣе видномъ общественномъ положеніи и матеріальномъ обезпеченіи коренится право ихъ на почитаніе со стороны дѣтей, но, прежде и главнѣе всего, оно основывается на Божьей волѣ, на досточтимомъ родительскомъ

имени, свыше дарованномъ имъ. Пускай твой отецъ не блистаетъ положеніемъ и состояніемъ въ обществѣ, пусть онъ — бѣднякъ, добывающій тяжелымъ трудомъ насущный хлѣбъ, а ты славишься своей ученостью, о твоихъ рѣчахъ и дѣлахъ шумятъ газеты, тебѣ открыты двери въ высшее общество, — всѣмъ этимъ, однако, не мѣняется существо дѣла. Наоборотъ, въ такихъ-то обстоятельствахъ ты особенно долженъ чтить благословенную бѣдность родйой хаты и воздать подобающее почтеніе незнатнымъ родителямъ, первымъ, проложившимъ счастливые пути твоей жизни. Вѣдь нужда и незнатность— великія воспитательницы въ родѣ человѣческомъ! И не будь ихъ, вѣроятно, не появилось бы на свѣтѣ очень многихъ «знаменитыхъ мужей», «родившихся», по древней пословицѣ, «въ темномъ мѣстѣ».

Мало того, даже и дѣйствительные нороки, которые были бы присущи твоимъ родителямъ, не освобождаютъ тебя отъ исполненія пятой заповѣди. Спаситель не имѣлъ грѣха, плотскіе же Его родители были не безгрѣшны; однако это не помѣшало Ему находиться «въ повиновеніи у нихъ» (Лк. 2,51) и, надо полагать, такъ же и за это пользоваться «любовью Бога и людей» (ст. 52). Совершаемыя родителями погрѣшности тебя не касаются; на первомъ мѣстѣ поставленъ твой долгъ: «чти отца твоего и матерь твою!» И въ загробномъ мірѣ, предъ высочайшимъ престоломъ, тебя не спросятъ о томъ, какъ ты расцѣнивалъ родительскую жизнь, а потребуютъ отчета въ соблюденіи пятой заповѣди, освященной святымъ примѣромъ Спасителя и положительнымъ ученіемъ евангелія: «ни одна іота или ни одна черта не прейдетъ изъ закона, пока не исполнится все» (Мѳ. 5, 18 ср. 15, 1—-10). Въ какія темныя дебри зайдемъ мы на этомъ свѣтѣ, если почтеніе и послушаніе поставимъ въ зависимость отъ нравственныхъ качествъ носителей извѣстныхъ достоинствъ! Глубокаго сожалѣнія заслуживаетъ общераспространенное теперь заблужденіе—заниматься «переоцѣнкою всѣхъ цѣнностей» и, въ злобномъ недовольствѣ нравственной стороной извѣстныхъ личностей, отказывать въ уваженіи къ носимому ими сану и служебному положенію. Корень этого зла—въ непониманіи различія между лицомъ и занимаемымъ имъ положеніемъ. Роковыя послѣдстія этой нравственной слѣпоты неисчислимы.

Вотъ почему достигшіе высокой духовной зрѣлости отцы и подвижники зорко слѣдили за точнымъ исполненіемъ разби-

раемой заповѣди. «Твердо знайте», учитъ св. Антоній Великій (t 356 г.), «что ни преуспѣть, или возрасти и сдѣлаться совершенными вы не можете, ни умѣть вѣрно различать добро отъ зла вы не будете, если не станете повиноваться своимъ отдамъ. Отцы наши саші такъ поступали: повиновались отцамъ своимъ и слушали ихъ наставленія, почему и преуспѣли, воз-расли и сдѣлались сами учителями, какъ и написано въ Премудрости сына Сирахова: „не отступай отъ повѣсти старцевъ, ибо тіи навыкоша отъ отневъ своихъ: яко отъ нихъ навык-нети разуму, и во время потребно дати отвѣтъ“ (Сир. 8, •11. 12). Итакъ, повинуйтесь отцамъ своимъ—и не падете во вѣки».

Поэтому, имѣя хорошихъ родителей, дѣти должны благодарить Бога за такую милость. Но, въ случаѣ противоположныхъ обстоятельствъ, пусть они проникнутся тѣмъ еще большимъ почтеніемъ къ своимъ родителямъ, являющимся «скудельными сосудами» (1 Петр. 3, 7) богодарованной имъ чести. «Если бы твои отецъ былъ, даже, тяжкимъ преступникомъ»,— читается въ одной проповѣди, — «то и тогда своей непочтительностью ты совершилъ бы великій грѣхъ. И если бы на матери твоей напечатлѣлось клеймо крайняго позора, то и оно не избавило бы тебя отъ сыновнихъ къ ней обязанностей».—Когда-то въ одномъ мѣстечкѣ участились кражи. Власти обѣщали довольно значительную награду тому, кто поймаетъ преступника. И вотъ, явившійся предъ судомъ юноша указалъ на своего отца, какъ на вора, и потребовалъ себѣ условленной платы. Судъ не могъ не выдать обѣщанной преміи, но поступилъ такъ, что послѣдняя всецѣло поглощалась штрафомъ, наложеннымъ на молодого доносчика-сына за то, что онъ оказался неумѣстнымъ сыщикомъ, да, кромѣ того, послѣдній былъ подчиненъ особому полицейскому надзору. Судебное рѣшеніе, по буквѣ закона, неправильно, но за то едва ли про-тиворѣчитъ естественному чувству справедливости.

Высокою почтительностью дѣтей къ родителямъ не только не устраняется, а, наоборотъ, устрояется необходимое въ ихъ взаимоотношеніи довѣріе, въ силу котораго дѣти не должны имѣть никакихъ секретовъ отъ родителей, ничего не дѣлать за ихъ спиной и, вообще, не предпринимать чего-л. такого, чтЬ съ доброй совѣстью не могло быть сдѣлано на родительскихъ глазахъ. Если бъ ты былъ увѣренъ въ томъ, что же-

лаемое тобою удовольствіе не было бы одобрено родителями, то лучше отказаться отъ него, нежели вкушать запрещенный плодъ. Даже и самая невинная забава обойдется слишкомъ дорого въ томъ случаѣ, когда изъ за нея образуется нѣкоторое «средостѣніе» между тобою и родителями, а потому полезнѣе сократиться въ удовлетвореніи, хотя бы и сильнаго, желанія, нежели приносить ему въ жертву родительское спокойствіе. Заботься, главнымъ образомъ, о томъ, чтобы все было ясно и открыто между тобой и родителями. Въ противномъ случаѣ, т. е., допустивъ въ началѣ едва уловимую тѣнь недоразумѣпія между тобой и ими, ты подвергнешься опасности увеличить его въ грозную тучу большихъ непріятностей, концомъ которыхъ явится твое полное отчужденіе отъ родителей. Во избѣжаніе такого печальнаго послѣдствія старайся, съ первой же возможностью, повѣдать свои недоумѣнія родителямъ и будь увѣренъ, что не раскаешься въ такой откровенности.

ГЛАВА ВТОРАЯ.

Ученіе Спасителя о пятой заповѣди,—Почитаніе родителей со стороны взрослыхъ дѣтей,—Особое положеніе юноши по причинѣ различныхъ искушеній,—Выборъ „призванія-1.—Житійные примѣры.—Важность повиновенія родительскимъ совѣтамъ.—Ливингстонъ н Гарфильдъ.—Предѣлъ повиновенія родителямъ.—Исключеніями не опровергается правило.

Въ Евангеліи Самъ Христосъ попутно даетъ толкованіе пятой заповѣди. Несправедливо упрекаемый фарисеями за мнимое нарушеніе «преданія старцевъ» Его учениками (Мо. 15, 1—2), Господь обличаетъ возражателей въ извращеніи упомянутой заповѣди. «Зачѣмъ и вы преступаете заповѣдь Божію ради преданія вашего? РІбо Богъ заповѣдалъ: „почитай отца и мать“, и „злословящій отца или мать смертью да умретъ“, а вы говорите: если кто скажетъ отцу или матери: „чѣмъ бы пользовался отъ меня, то посвящено въ даръ Богу“, тотъ можетъ п но почтить отца своего или мать свою. Такимъ образомъ вы устранили заповѣдь Божію преданіемъ вашимъ» (ст. 3—6).

Изъ приведенныхъ словъ Спасителя очевидно, что Требуемое заповѣдію «почитай» преимущественно относится ?съ взрослымъ дѣтямъ и, далѣе, имѣетъ въ виду не одну только нравственную, но п матеріальную, т. е. проявляющуюся въ Дѣлѣ, почтительность: дѣти должны помогать своимъ родйте-

лямъ и дѣло помощи поставлять на первомъ мѣстѣ, причемъ послѣдняя составляетъ одинъ изъ видовъ почитанія. Изъ тѣхъ же словъ ясно, что такому почитанію не указано границъ, ибо ихъ не положено, а оно, начиная съ безсознательнаго, и потомъ, съ переходомъ въ сознательный возрастъ, продолжается цѣлую жизнь. Вѣдь родители и дѣти навсегда остаются въ своемъ прирожденномъ состояніи и, смѣемъ думать, даже самая вѣчность не только не истребитъ богоустановленныхъ между родителями и дѣтьми отношеній (ср. Еф. 5, 32), а только еще болѣе одухотворитъ ихъ и возвыситъ. Но для этого требуется, въ качествѣ необходимаго условія, еще здѣсь, на землѣ, положить благое начало высоко-моральнымъ отношеніямъ дѣтей къ своимъ родителямъ и, особенно, въ критическій для молодого поколѣнія возрастъ.

Само по себѣ ясно, что дѣтскій возрастъ—не юношескій и что въ первомъ происходило естественно и непосредственно, какъ бы интуитивно, то въ послѣднемъ является обусловленнымъ нѣкоторыми обстоятельствами, совершенно невѣдомыми невинному дѣтству. Ребенку все просто и понятно, юноша надъ всѣмъ задумывается и обо всемъ критически разсуждаетъ, особенно, подъ напоромъ мучительныхъ страстей и сомнѣній, обильно питаемыхъ превратными примѣрами и ученіями и, какъ морской песокъ, расплодившейся безнравственною литературой. «Вино глумливо, сикера буйна» (Прит. 20, 1)— слова Премудраго, справедливо примѣнимыя и къ взятому возрасту. Привыкающій къ сознательному воспріятію происходящихъ явленій, впечатлительный юноша, естественно, начинаетъ подмѣчать слабости и видѣть тѣневую сторону различныхъ лицъ и учрежденій, до сихъ поръ являвшихся предъ нимъ только въ радужномъ освѣщеніи. Вотъ тутъ-то и наступаетъ искушеніе для почитанія: пойдетъ ли юноша по стопамъ почтительныхъ Сима и Іаѳета, или же предпочтетъ имъ отверженнаго Хама? «Плохая птица, что загаживаетъ свое гнѣздо». Плохъ и такой юноша, который не стыдится забрасывать грязыфомъ, въ которомъ онъ выросъ, воспитательное заведеніе, въ' которомъ получилъ образованіе, Церковь, освятившую всю его жизнь, Отечество, вскормившее и оберегающее все его бытіе, старшихъ, положившихъ много заботъ на его преспѣяніе. Такое поведеніе—отвратительная низость, ибо, позорящій родившихъ его отца и мать, еще болѣе позоритъ себя самого.

Обратимся напередъ къ положительной сторонѣ дѣлѣ,— вопросу объ избраніи рода практической жизни.

«Призваніе»,—какое заманчивое слово! Однако, напередъ требуется поглубже вникнуть въ его смыслъ, чтобы оно повело къ прекрасному дѣлу, ибо гдѣ призваніе, тамъ долженъ бытъ также гі призывающій. Словами: «таково мое призваніе» каждый выражаетъ не иное что, какъ одно: «къ этому я призванъ». Но Призывающій есть Самъ Богъ, и потому, въ вопросѣ о выборѣ призванія, каждый долженъ имѣть увѣренность въ томъ, что его рѣшеніе въ сторону извѣстной карьеры основывается, дѣйствительно, на небесномъ призваніи и находится въ совершенномъ согласіи съ Божьей волей. Какимъ же, спрашивается, образомъ опознать это призваніе? Существуютъ ли болѣе или менѣе опредѣленные признаки послѣдняго, и можно ли болѣе точно опредѣлить ихъ?

Несомнѣнно, бываютъ такіе счастливые молодые люди, которымъ не приходится переживать тяжелыхъ мукъ въ рѣшеніи вопроса о своемъ призваніи. Природныя дарованія, опредѣлившіяся склонности, родительская воля, внѣшнія обстоятельства,—все въ высокой степени благопріятно складывается для нихъ, такъ что они твердо и не колеблясь вступаютъ на предлежащій путь. Такъ, напримѣръ, священническій сынъ становится ревностнымъ служителемъ алтаря, мальчикъ изъ военнаго званія—бравымъ офицеромъ, сынъ врача —продолжателемъ профессіи своего родителя. Въ другихъ случаяхъ, въ которыхъ дѣти хотя и не идутъ по стопамъ отцовъ, довольно рано, однако, проявляются извѣстныя склонности и настолько ясно предопредѣляютъ будущее призваніе, что избраніе послѣдняго не сопровождается никакими особыми затрудненіями. Такимъ дѣтямъ, подлинно, прпрождено призваніе и, такъ сказать, съизмальства начертано въ ихъ сердцѣ. Въ перечисленныхъ случаяхъ, думается, нельзя сомнѣваться въ дѣйствительности «божественнаго» призванія, ибо оно выражается, обыкновенно, не посредствомъ чудесъ и знаменій, а естественнымъ ходомъ вещей, въ которомъ благочестивая душа открываетъ для себя путь въ Божьемъ міроправленіи и попечительномъ промыслѣ.

Въ выборѣ призванія необходимо имѣть предъ глазами три существенныхъ обстоятельства: во первыхъ, личныя дарованія молодыхъ людей', во вторыхъ, желаніе и волю родителей, которыхъ Самъ Богъ поставилъ Своими замѣстителями

для' дѣтей, и, въ третьихъ, многоразличныя внѣшнія условія. Если указанныя три линіи сходятся въ одной точкѣ, то, значитъ, все въ добромъ порядкѣ. Но какъ поступать въ противоположномъ случаѣ, когда эти линіи или совсѣмъ не пересѣкаются въ одной точкѣ, или же расходятся въ совершенно противоположныхъ направленіяхъ въ такомъ, напримѣръ, случаѣ, гдѣ природныя дарованія и горячія симпатіи юноши указываютъ на ученую карьеру, а родительская воля и внѣшнія обстоятельства понуждаютъ приняться за торговое дѣло? Возьмемъ такой случай, въ которомъ молодой человѣкъ ни въ своихъ дарованіяхъ и склонностяхъ, ни въ родительской волѣ, ни въ расположеніи сопутствующихъ обстоятельствъ не получаетъ ясныхъ указаній на избраніе житейскаго пути. Такое неопредѣленное положеніе не можетъ продолжаться въ безконечность, и рано ли, поздно ли, но только всякимъ колебаніямъ долженъ быть положенъ предѣлъ. Какъ же. спрашивается, выйти изъ сложившагося затрудненія? Пусть, этотъ юноша не имѣетъ опредѣленнаго призванія, однако, хотя бы въ довольно общихъ чертахъ, такъ или иначе оно обозначается уже тѣмъ состояніемъ, въ которомъ онъ родился, тою житейскою средой, къ которой онъ при надлежитъ, тѣми условіями, которыми окруженъ онъ, наконецъ, школой, которая воспитала его. Да идетъ таковой во имя Божіе въ указанномъ направленіи; частности и ближайшія нужды выяснятся подъ воздѣйствіемъ окружающихъ обстоятельствъ, разумѣется, подъ условіемъ серьезной вдумчивости въ свое положеніе и дѣятельной вѣры въ благой Промыслъ. Изъ житій святыхъ извѣстно довольное число примѣровъ такого рода. Возмемъ нѣкоторые. Такъ, напримѣръ, сынъ знаменитаго черниговскаго боярина Ѳеодора Бяконта, отрокъ Елеѳерій воспитывался въ родительскомъ домѣ. Одно необыкновенное событіе предуказало его будущую сѵдъбу. Однажды онъ разставлялъ сѣти для ловли птицъ, на этотъ разъ неудачной, іі, утомившись, заснулъ. Вдругъ слышитъ во снѣ слова; «Алексѣй, что всуе трудишься? Тебѣ предстоитъ ловить человѣковъ». Елевоерій пробудился. Непонятны были ему и значеніе словъ, и новое имя Алексія. Съ этого времени въ немъ произошла удивительная перемѣна. Мальчикъ сталъ задумчивъ, молчаливъ, удалялся отъ дѣтскихъ игръ и охотнѣе сталъ читать божественныя книги. Таинственный голосъ пробудилъ его дремавшую душу и отъ дѣтскихъ забавъ обратилъ ее къ болѣе важнымъ занятіямъ. Наклонность

къ чтенію и молитвѣ росла въ немъ съ каждымъ годомъ. Вскорѣ, онъ покинулъ міръ и поступилъ въ московскій Богоявленскій монастырь, гдѣ и постригся въ двадцатилѣтнемъ возрастѣ подъ именемъ Алексія, которому Господь судилъ сдѣлаться знаменитымъ митрополитомъ и оказать безцѣнныя заслуги русской землѣ1). Другой примѣръ. Мать- преп. Ѳеодосія Печерскаго 2) горячо любила своего, по смерти отца осиротѣвшаго, сына, но только долгое время не могла помириться съ его аскетическими наклонностями. Ей казалось унизительнымъ, что Ѳеодосій носитъ бѣдную одежду, что раздѣляетъ крестьянскіе труды,—и она старалась то ласкою, то сильными угрозами отвлечь его отъ такого образа жизни и внушить ему любовь къ земнымъ благамъ. Однако ничто не дѣйствовало на пламенѣвшую любовью къ Богу душу отрока. Много пришлось ему претерпѣть отъ гнѣвавшейся матери. Однажды онъ рѣшился тайно уйти съ богомольцами въ Іерусалимъ; но мать поспѣшила за нимъ, настигла его и, жестоко наказавъ, привела домой. Много тяжкихъ огорченій и побоевъ пришлось перенести набожному сыну отъ родной матери, пока, наконецъ, благодаря твердымъ убѣжденіямъ и молитвамъ сына, и она сама поступила въ одинъ изъ кіевскихъ монастырей 3).

Существенныя затрудненія возникаютъ въ послѣднемъ случаѣ, т. е., когда три линіи расходятся въ противоположныхъ направленіяхъ. Какъ опредѣлить тогда истинное призваніе и чѣмъ удостовѣриться въ требующемся для него Божьемъ благословеніи? Повторимъ вышеуказанный примѣръ, въ которомъ сынъ стремится къ ученой карьерѣ, а его родитель хочетъ видѣть въ немъ будущаго коммерсанта. Какъ быть? Отецъ отказывается выдавать сыну средства для продолженія образованія въ учебномъ заведеніи, а житейскій бытъ «нищаго-студента» весьма печаленъ, не говоря уже о другомъ, что. въ случаѣ сыновней настойчивости и рѣшимости—выйти на излюбленный путь, послѣдняя обойдется чрезвычайно дорого для семейнаго мира. Въ данномъ случаѣ ничего болѣе не остается, какъ только разсѣчь Гордіевъ узелъ въ направленіи подчиненія родительской власти и, хотя съ утѣсненнымъ сердцемъ, однако приняться за указанный родителемъ трудъ, предоставивъ даль-

s) т 1378 г., 12 февраля, подъ каковымъ числомъ см. его Житіе.

2) f 1074 г.

3) См. Житіе пр. Ѳеодосія подъ 3 мая.

нѣйшее Божьей волѣ, которая можетъ измѣнить родительское расположеніе въ желательномъ сыну направленіи йодъ условіемъ, что, дѣйствительно, въ ученой сферѣ долженъ пролегать житейскій путь взятаго въ нашемъ примѣрѣ юноши.

Къ счастью, въ обыденной жизни не такъ многочисленны подобные примѣры. Въ болѣе 'частыхъ случаяхъ юношеское стремленіе наталкивается на противоположное ему желаніе отца, подчасъ соглашающагося, хотя и не совсѣмъ охотно, уступить настойчивому стремленію сына. Нѣтъ спору, что находящійся въ такихъ обстоятельствахъ молодой человѣкъ сошлется на примѣры, когда тотъ или другой изъ знакомыхъ ему сверстниковъ, благодаря усиленной настойчивости, съ какою онъ добился родительскаго соизволенія на избраніе любимой карьеры, блистательно оправдалъ въ будущемъ свои симпатіи и занялъ видное положеніе въ обществѣ. Какъ бы то ни было, не будемъ возводить въ правило исключительныхъ примѣровъ, не обойдемъ такъ же и противоположныхъ имъ и потому совѣтуемъ молодымъ дюдямъ не относиться легкомысленно къ завѣтнымъ родительскимъ желаніямъ. Каждый, идущій наперекоръ родительскому желанію, сынъ нравственно обязанъ отвѣтить по чистой совѣсти на вопросъ: побудительныя причины къ избранію извѣстнаго рода жизни настолько ли безупречны и важны, чтобы изъ-за нихъ вступать въ столкновеніе съ родителями? Расходящееся съ ними стремленіе молодого человѣка дѣйствительно ли является внутреннимъ призваніемъ? Не слышно ли здѣсь предательскаго внушенія лукавой совѣсти, уязвленнаго самолюбія, болѣзненнаго позыва къ болѣе спокойной и беззаботной жизни, къ пріумноженію внѣшнихъ благъ и мірскихъ почестей? Справедливо ли призваніе, долженствующее по его смыслу являться осуществленіемъ безкорыстной любви къ ближнимъ, начинать оскорбленіемъ этой послѣдней—и по отношенію, именно, къ самому близкому изъ всѣхъ ближнихъ—родному отцу?

Что бы ни приводили въ свое оправданіе пылкіе молодые люди, — имъ никогда не удается опровергнуть той истины, что родители лучше знаютъ дарованія своихъ дѣтей, нежели сами обладатели, и что едва ли рѣшатся направлять послѣднихъ туда, куда имъ нѣтъ никакихъ основаній устремляться. Вѣдь слѣдуетъ имѣть въ виду и то, что такпхъ дѣтей очень мало, природныя способности которыхъ направлялись бы только въ какую-либо одну сторону и могли бы развернуться во

всей красѣ лишь на какомъ-либо опредѣленно-очерченномъ поприщѣ. Отсюда вполнѣ справедливымъ является предположеніе, что природныя дарованія этихъ, именно, дѣтей не отличаются строгою опредѣленностью или односторонностью, п потому, особенно при добромъ прилежаніи, мнившій себя на профессорской каѳедрѣ можетъ пожать болѣе пышные лавры за коммерческимъ предпріятіемъ—дѣломъ, весьма почтеннымъ въ себѣ самомъ и ничуть не повинномъ въ его приниженіи безчестными его исполнителями. Да не всегда и въ будущемъ, при отцовскомъ занятіи, встрѣтятся затрудненія — отдаваться любимому дѣлу. Такъ, напримѣръ, подчасъ профессоръ или священникъ занимаются живописью и музыкой, или послѣдній подаетъ своимъ пасомымъ медицинскіе совѣты, врачъ выступаетъ въ качествѣ моралиста, коммерсантъ является въ роли мецената, королева пишетъ романы, императоръ становится на мѣсто пастора... Въ одномъ музеѣ нѣкогда была выставлена картина, изображающая земной таръ и восходящаго на него, съ гордымъ лицомъ, разодѣтаго и самоувѣреннаго, молодого человѣка. «Такъ разсудилъ я самъ съ собой-—пройти туристомъ шаръ земной»—гласила подпись съ одной стороны изображенія, а съ другой—другая картина: тотъ же молодой человѣкъ является предъ зрителемъ въ очень плачевномъ видѣ: согбенный, усталый и въ жалкомъ рубищѣ. Надпись: «вокругъ мой путь такъ труденъ былъ, что я все счастье погубилъ».

Совершенно особыя задачи и трудности возникаютъ въ томъ случаѣ, когда природныя дарованія и склоности къ извѣстному призванію находятъ опору въ родительскихъ волѣ и желаніи, за то великое препятствіе — во внѣшнихъ обстоятельствахъ. Такъ, напримѣръ, даровитый юноша можетъ имѣть пламенное стремленіе къ научнымъ занятіямъ, но испытываетъ неодолимый гнетъ бѣдности. Утѣшить такого возможностью снискать пропитаніе личнымъ трудомъ, въ сущности, значитъ только признать наличность горькой нужды, потому что «возможность»— весьма растяжимое понятіе. Одинъ видитъ возможность лишь въ томъ случаѣ, когда напередъ уже все представляется ровнымъ и яснымъ, и когда возникающія затрудненія такого рода, что съ ними легко бороться и преодолѣть ихъ. Другой, наоборотъ, не хочетъ признавать никакой невозможности и рѣшительно убѣжденъ въ томъ, что не существуетъ такихъ затрудненій, которыхъ нельзя было бы одолѣть прилежаніемъ, выносливостью и терпѣніемъ. Перваго рода молодые люди только

тогда движутся впередъ, когда имъ благопріятствуютъ обстоятельства. Да и позднѣе, уже нашедшіе опредѣленное призваніе, они совершаютъ лишь то, что едва только возвышается надъ самымъ зауряднымъ: для отвѣтственныхъ положеній они пока еще не выроетаютъ. Наоборотъ, люди выдающейся предпріимчивости, видящіе въ различныхъ затрудненіяхъ Самимъ Богомъ указанную для рѣшенія задачу, нерѣдко съ поразительнымъ успѣхомъ преодолѣваютъ ихъ и выходятъ потомъ на свѣтлый житейскій путь.

Знаменитый шотландскій миссіонеръ и путешественникъ по Африкѣ Давидъ Ливингстонъ, былъ сыномъ бѣднаго торговца и не имѣлъ ровно никакихъ средствъ хотя бы для элементарнаго обученія. Начиная съ девятилѣтняго возраста онъ вынужденъ былъ цѣлыми днями работать на фабрикѣ, чтобы облегчить родителямъ житейскую нужду. Отъ шести часовъ утра начинался фабричный день и продолжался до восьми вечера. Откуда взять мальчику времени для науки? Рѣшившійся на сомоножертвованіе, Ливингстонъ отнялъ у себя часы покоя: отъ восьми и до двѣнадцати, а иногда и за-полночь онъ отдавался наукѣ. Озабоченная мать нерѣдко закрывала книжку и насильно уводила мальчика на постель. Да и самыя книги-то онъ долженъ былъ добывать съ большимъ трудомъ. Получивъ недѣльный заработокъ н отдавъ часть его матери, на оставшуюся онъ купилъ латинскую грамматику, которой и занимался въ ночное время, причемъ достигъ столь поразительныхъ успѣховъ, что въ шестнадцатилѣтнемъ возрастѣ могъ свободно читать и основательно усвоилъ Вергилія и Горація. Дальше—новое затрудненіе; какъ получить медицинское образованіе? Вечернихъ курсовъ на это не хватало, и вотъ неутомимый Ливингстонъ хитроумно изобрѣтаетъ другой путь. Работая на прядильной машинѣ, онъ помѣщалъ книгу на ней такъ, что молено было во время самой работы постепенно читать строки, между тѣмъ какъ вокругъ шумно бурлила фабричная жизнь. Усвоенное такимъ образомъ знаніе Ливингстонъ дополнялъ въ зимнее время, поступивъ для этого въ Гласгов-скій университетъ, право обученія въ которомъ трудолюбивый студентъ оплачивалъ заработанными на фабрикѣ деньгами. Такъ, въ концѣ концовъ, Ливингстонъ сдѣлался врачемъ и путешественникомъ, ни отъ кого не получивъ для этого ни одного гроша. И когда, впослѣдствіи, знаменитый африканскій путешественникъ въ дѣвственной чащѣ первобытныхъ лѣсовъ,

среди многочисленныхъ неодолимыхъ препятствій, велъ свой дневникъ и писалъ любопытныя наблюденія, то ему посчастливилось это исполнить только благодаря раньше пріобрѣтенному навыку—заниматься подъ стукъ фабричныхъ машинъ.

Замѣчательна такъ же судьба павшаго отъ предательской руки (въ 1881 г.) президента Сѣверо-Американскихъ Соединенныхъ Штатовъ Джемса Гарфилъда. Вся его жизнь служитъ яснымъ свидѣтельствомъ особаго Божія промышленія объ избранномъ человѣкѣ, восходящемъ отъ силы въ силу, не взирая на множество неодолимыхъ препятствій. И, подлинно, этотъ человѣкъ гигантскимъ шагомъ отъ простого блокгауза поднялся на президентское кресло. Поразительная тайна этого восхожденія кроется въ добросовѣстномъ использованіи Барфильдомъ своихъ талантовъ и неустаннымъ трудолюбіи въ положеніяхъ земледѣльца, моряка, плотника, учителя, и въ непоколебимымъ упованіи на благой Промыслъ. Разумѣется, далеко не всякій предназначенъ къ высокому служенію; но за то каждый долженъ помнить непреложныя слова: «да будетъ воля Твоя!»

Мудрая пословица учитъ: «на Бога надѣйся, и самъ не плошай!» Къ несчастью, многіе перетолковываютъ ее въ антирелигіозномъ смыслѣ, предоставляя самому человѣку, съ его ограниченными силами, устроеніе своей жизни и нисколько не озабочиваясь всемогущимъ участіемъ въ ней Божественнаго Промышлепія. Не таково христіанское ученіе, по смыслу котораго каждый долженъ молиться о небесной помощи, твердо уповать на нее и во всемъ поступать по разуму своей вѣры, не смотря на всевозможныя препятствія. «Богъ намъ прибѣжище и сила, Помощникъ въ скорбехъ обрѣтшихъ ны зѣло», воспѣваетъ Св. пророкъ Давидъ. «Сего ради не убоимся, внегда смущается земля, и прелагаются горы въ сердца морская» (Ис. 45, 1. 2):

По народной поговоркѣ, «всякій—кузнецъ своего счастья». С-мысль ея не тотъ, что человѣкъ можетъ обойтись безъ небесной помощи, потому что, по еще болѣе достовѣрному свидѣтельству, «аще не Господь созиждетъ домъ, всуе трудишася зиждущій» (ІІс. 126, 1), а другой: „кузнецомъ“ своего счастья каждый является не потому только, что въ старости пожинаетъ посѣянное въ молодости, но и по другой причинѣ, ибо ковка желѣза—тяжелый трудъ, требующій большого напряженія. Не во снѣ и лѣни приходитъ счастье, а только въ про-

цессѣ напряженнаго усилія, труда и неослабной борьбы съ противными обстоятельствами, а для этого необходима сверхъестественная помощь.

Для послѣдующей жизни дѣтей ихъ чистосердечіе по отношенію къ родителямъ имѣетъ чрезвычайно важное значеніе. Какъ часто только одно воспоминаніе о давно уже почившей матери, ея мысленный образъ или одно, когда-то сказанное слово, удерживало многихъ отъ страшныхъ преступленій! Кто не знаетъ такихъ примѣров'ь?

Однако, возражаютъ, всякому почитанію должны быть по-ложепы предѣлы. Развѣ нѣтъ случаевъ, особенно въ нашъ безумный вѣкъ, что сами родители оказываются крайними губителями и развратителями своихъ дѣтей? Вотъ отецъ пріучаетъ, мальчика—сына къ хмѣльному питью: тамъ мать посылаетъ свою дочь на легкій промыслъ; то воровству, то попро-шайсгву, то разврату сами же родители обрекаютъ своихъ дѣтей. Статистика преступленій изобилуетъ такими вопіющими фактами.

Дѣйствительно, отрицать этихъ ссылокъ нельзя. Чѣмъ дальше, тѣмъ больше преступленій выходитъ изъ тѣхъ мѣстъ, откуда должно было бы проливаться одно благословеніе. Но, спрашивается, какое значеніе имѣютъ эти случаи для нашего дѣла? Можно ли, опираясь на нихъ, отрицать или хотя нѣсколько видоизмѣнить основное требованіе пятой заповѣди? Сколько, напримѣръ, случаевъ злого банкротства, никакого коммерсанта не обязывающаго, однако, къ отрицанію добросовѣстности въ торговомъ дѣлѣ; сколько злоупотребленій въ финансовыхъ операціяхъ, не уничтожающихъ, однако, пользы биржевыхъ комитетовъ; какъ, подчасъ, погрѣшаютъ самые прозорливые судьи, и, не смотря на то, ищущій справедливости не можетъ обойтись безъ ихъ услугъ; какія потрясающія драмы происходятъ на моряхъ изъ-за непростительной небрежности капитановъ, однако, они остаются полными распорядителями морскихъ гигантовъ.... и должны оставаться каждый на своемъ мѣстѣ, пока люди еще въ состояніи различать между лицами и должностями. Говоримъ объ основныхъ правилахъ жизни, а не объ исключеніяхъ. Чтожъ касается послѣднихъ, то, по свидѣтельству печальнаго опыта, и «въ семьѣ не безъ урода». Нъ случаѣ, окажется такимъ отецъ или мать,—дѣтямъ предоставляется возможность, нисколько не оскорбляя родительскихъ чувствъ, помнить мудрый отвѣтъ апостоловъ синедріону: «справедливо ли предъ Богомъ слушать

2 9 Г)

пасъ болѣе, нежели Бога»? (Дѣя. 4. 19). Необходимо только нриэтомъ имѣть въ виду слѣдующее, что, для ссылки на Все-праведнаго Судію, требуется напередъ слышать въ совѣсти своей Его повелительный голосъ. Принимаемая на себя дѣтьми отвѣтственность въ исключительныхъ случаяхъ чрезвычайно велика и опасна. Такъ, напримѣръ, превосходившая женскую любовь Іонаѳана къ Давиду (2 Цар. 1, 26), въ связи съ бурными обстоятельствами ихъ жизни и съ предпочтеніемъ вдохновеннаго Духомъ Божіимъ друга истерзанному злымъ духомъ отцу, уполномочивала царственнаго сына на особыя отношенія къ своему другу. Но совсѣмъ иначе обстояло дѣло съ измѣнникомъ Авессаломомъ, поднявшимъ народное возмущеніе противъ своего отца и задумавшимъ насильственно, хотя бы цѣною жизни Давида, сѣсть на его престолѣ, «Я убью царя», говоритъ мятежному сыну Ахитофелъ. И что же отвѣчаетъ Авессаломъ? «И понравилось это слово Авессалому», читается въ книгѣ царствъ (2 Цар. 17, 2. 4). Но замѣчательно-краснорѣчивому толкованію Златоуста, «злобаАвессалома не достигла цѣли, чтобы отцеубійцы не приняли его поступка за правило отцеубійства; но, послуживъ какъ исполнитель наказанія, онъ самъ убитъ, какъ осужденный. Подобно тому, какъ па зрѣлищахъ дикія звѣри на однихъ нападаютъ, а другими сами убиваются,—такъ Авессаломъ, напавши на Давида, былъ пораженъ Іоавомъ (2 Цар. 18, 14), и на высокомъ деревѣ повисъ тотъ, который превозносился передъ отцомъ; растеніемъ удержанъ тотъ, который возсталъ противъ корня; въ вѣтвяхъ запуталась вѣтвь, отломившаяся отъ родительскаго расположенія; за голову былъ удержанъ тотъ, который домогался главы отца; висѣлъ, какъ плодъ отъ растенія, тотъ, который хотѣлъ истребить виновника своей природы; пораженъ былъ въ сердцѣ и убитъ въ то самое мѣсто, гдѣ умышлялъ убійство» ‘). Наоборотъ, какъ ни страшенъ былъ въ своей ярости одержимый злымъ духомъ Саулъ, сынъ его Іонаѳанъ, всетаки, раздѣлилъ съ отцомъ трагическую 9

9 Златоустъ, Творен. въ рус. пер. Саб. 1899, Т. 5, стр. 9. „Богомъ дана заповѣдь: „чти отца твоего и матерь“ (Исх. 20, 12), и ее преступилъ сынъ Давидовъ. Почему послѣдній, (т. е. Давидъ), для исправленія его (Авессалома' и для вразумленія многихъ, молитъ Бога не долготерпѣть, но востать гнѣвомъ, воставъ, отомстить за Свою заповѣдь (Пс. 7. 7). Онъ говоритъ: отомсти не за меня, но за пренебреженіе заповѣди, которую Самъ Ты далъ“ (Васил. Вел. Толк. на пс., рус. пер., Моск., 1845, стр. 199>

смерть на бранномъ нолѣ: «Саулъ и Іонаѳанъ», какъ оплакивалъ ихъ Давидъ, «не разлучились и въ смерти своей» (2 ІДар. 1. 23). Подлинно, выразимся словами старца 3 о си мы, даже «и отъ самаго дурного семейства могутъ сохраниться воспоминанія драгоцѣнныя, если только сама душа твоя способна искать драгоцѣнное* ‘).

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.

Проистекающее изъ почитанія родителей храненіе дѣтьми „отеческихъ преданій“.—Происходящее отъ нарушенія послѣднихъ зло.- Пояснительные примѣры,—Сократъ и Главконъ.

Итакъ, «чти отца твоего и матерь твою» въ полнота, ихъ духовнаго бытія, ихъ нравственнаго облика, ихъ желаній, стремленій, священныхъ идеаловъ и надеждъ ихъ. Находятся ли родители въ живыхъ, или отошли въ лучшій міръ,—этимъ не измѣняется, по существу, долгъ почитанія; а что касается до окончанія ими земного поприща, то это послѣднее обстоятельсво, особенно въ связи съ предсмертнымъ родительскимъ завѣщаніемъ, обязываетъ дѣтей къ тѣмъ еще большему почитанію блаженной памяти почившихъ.

Благоговѣя предъ послѣднею, разумныя дѣти отнюдь не дерзнутъ на весьма опасное «передвиженіе давней, отцами проведенной, межи» (Прит. 22, 28), и, какими незначительными по ихъ общественному положенію ни были бы послѣдніе, со страхомъ воздержатся отъ пагубнаго самопревозношенія, которымъ заклеймилъ себя и расточилъ доставшееся ему отцовское достояніе непочтительный наслѣдникъ: «мой мизинецъ толще чреслъ отца моего»—говорилъ онъ (3 Цар. 12, іо). Другими словами: пятая заповѣдь обязываетъ дѣтей хранить родительскія (respect.: «отеческія») преданія, не порывать установившейся связи съ сѣдою стариной и не набрасываться съ жадностью на новое и заимствованное, о чемъ съ неподражаемою силой молитвеннаго вдохновенія сказано въ извѣстномъ молебствіи: «оставихомъ путь правды Твоея и ходихомъ въ воляхъ сердецъ нашихъ: еще же и отеческая преданія ни во чтоже вмѣнивше,

■ прогнѣвахомъ Тя о чѵждихъ. Ихже ради, якоже древлѳ сыновъ исраилевыхъ, тако и насъ объятъ лютое обстояніе, и о ихже

) Достоевскій, Братья Карамазовы, Спб. 1882, Т. I, стр. 324).

ревновахомъ паставленіпхъ, сихъ враговъ имѣяхомъ буіихъ и звѣронравныхъ» *).

Отъ природы надѣленныо замѣчательными душевными способностями и силою историческихъ обстоятельствъ вынужденные къ чужеземнымъ заимствованіямъ, русскіе люди въ этомъ отношеніи дошли до преступной и недостойной великой страны подражательности. Страшно и стыдно вспомнить, напримѣръ, дикую вакханалію извращенно-понятой „свободы“, тому назадъ пять лѣтъ происходившую въ Царствующемъ Градѣ Св. Петра. Кто не видѣлъ тогда этихъ развѣвающихся красныхъ флаговъ на столичныхъ улицахъ, оглашаемыхъ пѣніемъ марсельезы? Неужели это раздавалась похоронная пѣснь нашему Самодержавію, а въ царелюбивую Россію приглашалась страшная гостья— въ видѣ революціи, бурно пронесшейся сто лѣтъ тому назадъ въ «дружественной» намъ странѣ? Если «да», то оставалось, для большаго сходства въ подражаніи, воздвигнуть на одной изъ столичныхъ площадей гильотину и приставить къ ней усердныхъ палачей. Но скажите ради Бога: какое отношеніе имѣетъ къ намъ, русскимъ людямъ, французская марсельеза? Неужели еще и до сихъ поръ мы не въ силахъ освободиться отъ рабскаго подражанія всему чужеземному и настолько отупѣли, что не можемъ обойтись, даже, безъ заимствованія чуждой намъ революціонной пѣсни? Такова ли наша исторія, все наше прошлое, чтобы и намъ легкомысленно пробавляться взятыми напрокатъ обычаями и терминами, изобличающими только нравственное убожество извѣстныхъ «ревнителей» отечественнаго блага, надѣющихся добыть ихъ огнемъ и кровью, буйнымъ насиліемъ и всѣми ужасами производимыхъ у насъ погромовъ? Все это въ высшей степени ужасно и странно, но, къ сожалѣнію, дѣйствительно!

Въ западной Европѣ—тамъ свое и намъ совершенно-чуж-оое прошлое. Тамъ своя особая исторія, свои особые счеты съ былой феодальной системой, съ особыми экономическими нуждами, съ омірщеннымъ римско-католическимъ духовенствомъ, съ темными іезуитскими кознями, съ реформаціонными движеніями, съ невообразимыми ужасами «священной инквизиціи» и съ другими обстоятельствами, насъ не касающимися. Поэтому,

Уі „Послѣдов. благодарств. и молебнаго пѣнія... въ воспоминаніе імбавл. Церкве и Державы Россійскія отъ нашествія галловъ и съ ними Д^адееяте языкъ“.

распространенныя теперь у насъ выраженія: «отдѣленіе церкви отъ государства», «секуляризація церковныхъ имуществъ», «клерикализмъ», «соціалъ-демократія» и проч. только еще разъ обличаютъ насъ въ крайней некультурности, въ какой-то японской подражательности и въ болѣзненномъ аппетитѣ къ соблазнительнымъ кушаньямъ за чужимъ столомъ *).

Происходившее въ большомъ происходитъ и въ маломъ: рѣдкая семья свободна отъ упомянутаго злого недуга. Не успѣетъ еще охладѣть тѣло почившаго родителя, какъ почувствовавшій свободу сынъ спѣшно заявляетъ о своихъ правахъ и осуществляетъ ихъ въ «модномъ» направленіи. Вскорѣ же проносится семейная революція. Богатый наслѣдникъ доставшихся ему капиталовъ преобразуетъ старинный, напримѣръ, купеческій домъ на барскій ладъ и самъ придаетъ себѣ до смѣшного изысканную внѣшность. Для собственнаго удовольствія заводятся рысаки и пышный выѣздъ. Какъ сорвавшійся съ привязи конь, молодой юнецъ мчится въ театръ, въ циркъ, на скачки, въ общество продажныхъ женщинъ. Праздники, посты іі благочестивые церковные обычаи,—все это пренебрегается, подчасъ, не столько искренно, сколько по подражанію «буіимъ и'звѣ-ронравнымъ». И такъ проходятъ мѣсяцы, а за ними и годы, пока (а это происходитъ довольно часто) надъ нѣкогда пышнымъ мотомъ не разразится гроза, и онъ не испытаетъ злой участи блуднаго сына: «и жедаше насытити чрево свое отъ рожецъ. яже ядяху свинія: и никтоже даяше ему» (Лк. 15, 16).

Сколько печальныхъ примѣровъ даютъ тѣ крестьянскія семьи, дѣти которыхъ отправляются на «отхожій промыслъ» и тысячами гибнутъ въ фабричныхъ омутахъ, главнымъ образомъ, изъ-за увлеченья «веселой жизнью» и пренебреженья добрыми обычаями и преданьями родного дома. Вотъ, какъ разсуждаетъ объ этомъ одинъ изъ серьезныхъ печальниковъ нашей деревни. «Оторвите крестьянина отъ земли, отъ тѣхъ заботъ, которыя она налагаетъ на пего, отъ тѣхъ интересовъ, которыми она волнуетъ крестьянина—добейтесь, чтобъ онъ забылъ „крестьянство“,—и нѣтъ этого народа, нѣтъ народнаго міросозерцанія, нѣтъ тепла, которое идетъ отъ него. Настаетъ душевная пустота, „полная воля“, т. е. невѣдомая пустая даль, безграничная пустая ширь, страшное „иди, куда хошь“» 2). Что касается

‘) Аквилоновъ Е., Ироф.-прот.: Объ истинной свободѣ и нрав. долгѣ. Спб. 1905, стр. 15.

'") Успенскій Гл. II.: изъ „Власти Земли“.

нашей «интеллигенціи», то ея преступную измѣну родинѣ за-клеймилъ поэтъ въ слѣдующемъ стихотвореніи:

,Никто поклониться ему 9 не придетъ,—

Забыли потомки свой доблестный родъ!

Въ блестящей столицѣ иные изъ нихъ Съ ничтожной смѣщались толпой;

Повѣтрія моды умчали другихъ Изъ родины въ міръ имъ чужой.

Тамъ русскій отъ русскаго края отвыкъ,

Забылъ свою вѣру, забылъ свой языкъ"1. -)

Главный недостатокъ современнаго юношества—это отсутствіе почтенія къ тѣмъ лицамъ и учрежденіямъ, которыя составляли драгоцѣнную святыню для молодыхъ людей сравнительно еще недавняго прошлаго. Наиболѣе почтенные воспитатели, коротко знающіе теперешнихъ юношей, всѣ единогласно жалуются на поразительный упадокъ уваженія въ младшихъ по отношенію къ старшимъ. Доказательствъ этого печальнаго явленія, къ сожалѣнію, слишкомъ много. Непочтительныя замѣчанія по отношенію къ родителямъ, неуваженіе и резонерство по адресу своихъ воспитателей и школы, высокомѣрное сужденіе о распоряженіяхъ начальствующихъ лицъ, презрительное отношеніе къ общественнымъ учрежденіямъ и законамъ, отрицаніе добрыхъ преданій и обычаевъ прошлаго,— вотъ, чѣмъ занимается нынѣшняя молодежь въ большинствѣ случаевъ, не считая, конечно, исключеній. Что касается, въ частности, Церкви, этой общей всѣмъ духовной матери, то къ ней они совершенно равнодушны, а то и рѣшительно враждебны и ня мало не озабочены исполненіемъ ея уставовъ и обычаевъ. По требованію принудительныхъ обстоятельствъ они, скрѣпя сердце, еще подчиняются обязательнымъ постановленіямъ и лицамъ, отъ которыхъ зависитъ ихъ будущая судьба; однако, нетерпѣливо ждутъ времени, въ которое свергнутъ съ себя тяжкое иго и, по достиженіи цѣли, стараются забыть о своихъ воспитателяхъ и, даже, не узнаютъ ихъ при случайныхъ встрѣчахъ.

Въ своихъ «Воспоминаніяхъ» о Сократѣ Ксенофонтъ разсказываетъ поучительную исторію одного молодого аѳинянина, который, не имѣя еще и двадцати лѣтъ отъ роду, задумалъ * 2

*) Забытому дому.

2) Гр. А. Толстой, стих.: „Пустой домъ“. См. Поли, собран. Соч., изд. Маркса, Спб., 1907, Т. I, стр. 368.

попасть въ государственные людн и сталъ усердно произносить публичныя рѣчи, въ надеждѣ привлечь къ себѣ народное расположеніе. Сократъ, когда молодой человѣкъ пришелъ къ нему, спросилъ его: «слышу я, Главковъ, что тебѣ очень хочется имѣть власть въ государственномъ управленіи?»—«Да, признаюсь, хочется».—«Какая прекрасная доля», сказалъ ему Сократъ, «управлять государствомъ! Только, я думаю, и ты согласенъ со мною, что такая честь не дается даромъ: надо чѣмъ-нибудь заслужить ее».—«О, конечно!». — «Скажи-ка мнѣ»,—продолжалъ Сократъ,—«съ чего-жъ бы ты началъ, напримѣръ?»—Молодой человѣкъ не далъ отвѣта: онъ еще ни разу не думалъ, съ чего начать.—Путемъ дальнѣйшихъ вопросовъ мудрый философъ привелъ своего юнаго собесѣдника къ сознанію непониманія послѣднимъ самыхъ основныхъ предметовъ государственной жизни, и Главковъ образумился, началъ учиться и пересталъ ораторствовать въ народныхъ собраніяхъ.

Эту простую и старинную исторію кстати припомнить и въ настоящее время, когда всА земля кишитъ Главкомами; когда, едва покинувшіе школьную скамью, да притомъ еще плохо обсиженную, юноши начинаютъ уже строчить въ канцеляріяхъ полуграмотные проекты новыхъ уставовъ, или произносятъ рѣчи, нанизывая фразу за фразой. Только въ ту пору былъ Сократъ, а въ нашу нѣтъ ею, да если бъ и появился, то едва ли пошли бы къ нему современные Главконы за поученіемъ *)...

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.

Причины непочтительности дѣтей къ родителямъ.—ІІагубвое вліяніе Руссо и современнаго матеріализма.—Господство нравственнаго детерминизма.—Воспитаніе воли.—Значеніе домашней культуры и дисциплины.—Правильныя отношенія между братьями и сестрами.

Откуда произошло столь бѣдственное положеніе вещей? Главнымъ источникомъ заблужденій, отъ которыхъ страдаетъ современное общество, служитъ ложная гідея объ исконномъ совершенствѣ человѣческой природы, овладѣвшей умами со словъ Руссо * 2). Изъ этой идеи произошли ложные дог-

') Взято изъ книги: „Московскій Сборникъ“, изд. К. II. Побѣдоносцева, Москва, 1896, стр. 244—246.

2) Въ 1789 г.

маты свободы, равенства, нрава на возстаніе противъ власти... Отсюда дикія насилія, анархія и варварство. Какой законъ, какое учрежденіе, какое общество, какое правительство могутъ устоять при овладѣвшей умами мысли, что стоитъ лишь оставить человѣка на волю его натуральнымъ наклонностямъ,— и онѣ приведутъ его къ добродѣтели? Всякая кормилица знаетъ по опыту, какъ въ маломъ ребенкѣ, съ первыми проблесками сознанія, уже появляются страсти, и гнѣвъ, и зависть, а затѣмъ и насиліе, и притворство. Опытъ свидѣтельствуетъ не о самовозрастаніи добродѣтели, а, напротивъ того, о необходимости воспитывающей и исправляющей дисциплины. Вотъ начало и основаніе родительской власти, и кроткой и твердой. Родители призваны продолжать Божье дѣло творенія на землѣ, призывая новыя существа къ жизни. Если они не воспитаютъ человѣка для общества въ чувствѣ долга, то введутъ въ общество паразита или варвара. И еще того важнѣе: Богъ поручаетъ имъ душу безсмертную, которую они должны вести къ вѣчности. Вотъ почему родительская власть, единственная установленная Богомъ въ законѣ десяти заповѣдей, есть самая высокая власть, незамѣнимая никакою другою ‘).

Этимъ, однако, далеко не вполнѣ объясняется занимающій насъ предметъ. Самый духъ времени теперь весьма неблагопріятенъ развитію почтительности однихъ къ другимъ. Поразительныя открытія въ области разнообразныхъ наукъ и искусствъ, въ техникѣ и естествознаніи, включительно до воздухоплаванія, очень многимъ вскружили голову до такой степени, что они, восхищаясь земными пріобрѣтеніями, забыли о надземномъ мірѣ. И, какъ это всегда было и будетъ, меньше другихъ оказавшіе услугъ въ перечисленныхъ областяхъ больше всѣхъ вознесли главу свою и думаютъ обойтись безъ соблюденія древнихъ добродѣтелей. Все счастье здѣсь: для чего же заботиться о какомъ-то потустороннемъ мірѣ?

Понятно, что такое безотрадное положеніе вещей настолько удручающе дѣйствуетъ на многихъ современниковъ, что они готовы проповѣдывать «всепрощеніе» * 2) всѣмъ, находящимся подъ гипнозомъ такого духа и утратившимъ смыслъ пятой заповѣди. «Справедливо-ли требовать почтенія отъ меня»,

*) Ле-Пле, Основная конституція человѣческаго рода. Изд. К. II, Побѣдоносцева, Москва, 1897, стр. XVII.

2) Позволяю себѣ употребить это истрепанное выраженіе.

возражаетъ свободолюбивый юноша, «когда я поневомъ являюсь сыномъ своего вѣка?» Итакъ, ссылка на тлетворный духъ приводится въ качествѣ оправданія. Если угодно, она служитъ только указаніемъ на обстоятельства, способствующія произрастенію убійственнаго яда, но никакъ не извиняетъ современныхъ хамовъ. Горе тому, кто является только сыномъ своего вѣка! Горе ему, что онъ не можетъ, а вѣрнѣе не желаетъ быть чѣмъ-либо большимъ; что въ немъ не тлѣетъ та спасительная искра, которая могла бы, при нѣкоторомъ напряженіи воли, вспыхнуть яркимъ пламенемъ и не только вознести его надъ духомъ времени, но и противодѣйствовать ему. Кто не рѣшается на благородный подвигъ,—о такомъ можно сказать, что «бѣдна сила» его (Прит. 24, 10): онъ не сможетъ выполнить въ жизни Самимъ Богомъ указанной ему задачи, ибо для того требуются закаленные характеры, а не безсильные нули. Величественное сооруженіе жизни созидается изъ крѣпкаго матеріала, а не изъ колеблемаго вѣтромъ тростника. Было бы вопіющимъ заблужденіемъ не относить этихъ словъ къ современной молодежи: она-то, именно, въ смыслѣ лучшей надежды общества, и не должна уподобляться «трости, вѣтромъ колеблемой» (Мѳ. 11, 7), но чѣмъ больше будетъ вѣровать въ нравственные идеалы и настойчиво проводить ихъ въ жизнь, тѣмъ меньше будетъ обуреваема пагубными ученіями. Наоборотъ, вдохновенное, крѣпкое морально и физически, выносливое, съ еще не окаменѣвшимъ сердцемъ, юношество (и оно-то преимущественно) станетъ въ защиту попираемыхъ святынь и спасетъ ихъ, при должной настойчивости, отъ всякаго поруганія. Пусть только молодежь начнетъ съ оказанія почтенія тамъ, гдѣ ему наиболѣе приличествуетъ находиться,— съ Высочайшаго Бога и съ твердой вѣры въ Него, которою наши предки «побѣдиша царствія, содѣяша правду, быша крѣпцы во бранехъ, обратиша въ бѣгство полки чуждихъ» (Евр. 11, 33. 34). Въ такомъ случаѣ никакая фривольность, никакая грубость, ни разнузданность, ни ослушаніе, ни пренебреженіе и ничто подобное не найдетъ отклика въ благородныхъ душахъ, для которыхъ высшей честью послужитъ ея отданіе отрицаемымъ авторитетамъ и сильнѣйшимъ обнаруженіемъ воли—уничтоженіе всякаго самоволія съ подчиненіемъ старшимъ.

Воспитанный въ почитаніи родителей сынъ, въ свою очередь, воспитаетъ въ почтительности къ себѣ такъ же и своего

сына, какъ и этотъ—своего и т. д., въ родовомъ преем-с т в ѣ, постоянно будетъ воздѣлываться пренебрегаемая теперь добродѣтель, отъ упражненія въ которой зависитъ благосостояніе человѣческихъ обществъ. Вѣдь и въ духовной области неизбѣжно происходитъ своя «эволюція», подобно всѣми признаваемой въ физической природѣ. Какъ въ послѣдней, такъ и въ первой, съ теченіемъ времени, постепенно накопляются п развиваются заложенныя въ самой природѣ рхъ силы; слѣдовательно, пріумноженіемъ послѣднихъ обезпечивается благополучный ростъ самой жизни. Въ одномъ изъ посланій ап. Павелъ пишетъ своему любимому сотруднику Тимоѳею: «желаю видѣть тебя, приводя на память нелицемѣрную вѣру твою, которая прежде обитала въ бабкѣ твоей Лойдѣ и матери твоей Евникѣ: увѣренъ, что она и въ тебѣ» (2 Тим. 1, 5). Такъ выразительно и просто Словомъ Божіимъ удостовѣряется получившій теперь всеобщее признаніе законъ наслѣдственности въ духовномъ мірѣ, имѣющій чрезвычайно важное значеніе такъ же и по отношенію къ разсматриваемому предмету. Смыслъ закона ясенъ: отъ старшихъ переходитъ къ младшимъ сокровище (къ несчастью и зло) ихъ внутренней жизни. Подобно переселяющемуся изъ одной въ другую квартиру постояльцу, и религіозная вѣра, какъ и вообще все духовное содержаніе старшихъ поколѣній передается младшимъ. Вѣра, обычаи, порядки, міропониманіе, отношенія къ ближнимъ, привычки, опытно добытые практическіе пріемы и т. п.,—все это мало-по-малу переходитъ отъ родителей къ дѣтямъ.

Такимъ образомъ, по самому естественному порядку вещей, создается могучее средство къ семейному, а за нимъ и ко всякому другому благополучію, называемое преданіемъ. Какъ уже показываетъ самое слово; «преданіе», имъ означается то, что предано, а передать можно лишь то, что напередъ получено. Если у кого ничего нѣтъ, то и чего либо передать другому такой не можетъ, какъ и наоборотъ, однимъ уже фактомъ своего психофизическаго бытія дѣти свидѣтельствуютъ о полученіи своей жизни отъ родителей.

Не одинъ мужъ и не одна жена, каждый самъ но себѣ, въ состояніи произвести младенца, но только изъ соединенія супруговъ между собою рождается послѣдній, являясь продолженіемъ даннаго рода. Таково неизмѣнное устроеніе природы, по благословенію Самого Творца, относящееся не только

къ тѣлесному, но въ еще большей степени и къ нравственному общенію супружеской любви. Порожденіе психо-физическаго влеченія сравнительно малое время довольствуется молокомъ матери и вскорѣ предъявляетъ права на другой продуктъ, существенно необходимый для поддержанія его жизни.— на моральное жизнеобщеніе своихъ родителей. Вотъ почему вслѣдъ за рожденіемъ начинается воспитаніе ребенка. Но п въ послѣднемъ отношеніи подлиннымъ воспитателемъ младенца являются не отецъ съ матерью, а животворящій духъ семьи и домашняя культура. Гдѣ не въ достаточной степени проявляется нравственное общеніе родителей, или же и совсѣмъ отсутствуетъ, для произведенія требуемаго семьей моральнаго настроенія, тамъ дѣти лишены самаго существеннаго условія духовнаго роста. И хотя бы они были разодѣты въ шелкъ и бархатъ и ѣли на серебрѣ и золотѣ, всетаки имъ не доставало бы самаго драгоцѣннаго блага, которымъ изобильно насыщаются послѣдніе бѣдняки,—воспитательной силы домашней стихіи. Въ такихъ печальныхъ обстоятельствахъ родители начинаютъ терзаться заботами и печалями о своихъ дѣтяхъ вмѣсто того, чтобы внимательнѣе всмотрѣться въ себя самихъ, ибо корень зла—въ ненормальныхъ супружескихъ взаимоотношеніяхъ. Вмѣсто этого съ родительской стороны все упованіе возлагается на гувернеровъ и домашнихъ учителей, на подарки и угрозы, на пансіоны и педагогическія общества, къ сожалѣнію, никогда не достигающія такихъ благихъ результатовъ, какіе легко и безъ особыхъ хлопотъ рождаются изъ незримыхъ нѣдръ здороваго домашняго духа, — разумѣются ласковое послушаніе дѣтей и безпечальная ихъ рѣшимость къ усовершенствованію своей духовной жизни. Только въ такомъ семействѣ, въ которомъ изъ нравственнаго общенія родителей произошла духовная атмосфера, находится главное условіе правильнаго дѣтскаго воспитанія. Только такимъ образомъ старшее поколѣніе исполняетъ свой долгъ въ отношеніи къ младшему; только этимъ способомъ младшіе возрастаютъ въ почтительномъ отношеніи къ старшимъ.

Говоримъ не о какомъ-то мгновенномъ преображеніи дѣтей, а только указываемъ на неотложное требованіе, чтобы сами родители, посредствомъ строгой въ отношеніи къ себѣ дисциплины, позаботились о созданіи такой нравственной стихіи, которая составляла бы облагораживающее и возвышающее содержаніе молодой жизни, естественно располагая дѣтей къ

любви и почитанію своихъ родителей. Гдѣ дѣло обстоитъ, именно, такъ, тамъ въ большей степени исполняются слова пятой заповѣди. Вѣдь на свѣтѣ пѣтъ еще такого драгоцѣннаго блага, какъ жизнь; но ея содержаніе далеко не исчерпывается одною длительностью времени изо дня въ день, изъ года въ годъ. Мы дорожимъ жизнью въ смыслѣ болѣе или менѣе богатаго сокровища своего безсмертнаго духа, что и доказывается (отрицательно) тысячекратными примѣрами постоянно увеличивающагося числа самоубійствъ: душевная пустота невыносима. Отсюда ясно, что каждый стремящійся къ истинной «жизни», долженъ крѣпко хранить преданное ему ея содержаніе. Другими словами: «стоять и держать преданія» (2 Сол. 2, 15), ибо безъ нихъ невозможна ни религіозная, ни семейная, ни общественная и никакая другая жизнь. Органическій ростъ и цѣлесообразность послѣдней обусловливаются преемственностью составляющихъ ее моментовъ; а развѣ можетъ быть какая либо преемственность при ихъ постоянномъ или часто происходящемъ разрывѣ? Наоборотъ, вмѣсто органической жизни, въ такомъ случаѣ, наступитъ атомистическая, конецъ которой смерть и разрушеніе.

Очевидно, что съ такимъ нищенскимъ багажемъ невозможно пріобрѣсти ясное и твердое самосознаніе, безъ котораго теряется всякая цѣнность какъ личной, такъ и общественной жизни. Потерявшій его мало чѣмъ отличается отъ бездыханнаго трупа; такъ и въ составляющихъ государство соціальныхъ единицахъ потемнѣніе или окончательная утрата политическаго самосознанія знаменуетъ собою начало конца: «идѣ же бо аще будетъ трупъ, тамо», по словамъ Спасителя, «соберутся орли» (Мѳ. 24, 28) и, конечно, растерзаютъ его.

Такъ сбываются со всей строгостью слова Писанія: «кто соблюдаетъ весь законъ и согрѣшитъ въ чемъ-либо одномъ (въ разбираемомъ случаѣ—въ нарушеніи перваго слова заповѣди: «чти»), тотъ становится виновымъ во всемъ» (Іак. 2, 10). Въ томъ-то и состояла крѣпость нѣкогда могущественныхъ государствъ, что дѣти почитали родителей, что въ младшихъ воспитывались родовыя преданія, что старшіе съ особенной настойчивостью повѣствовали имъ о родной сторонѣ и воспитывали ихъ въ благоговѣйномъ къ ней уваженіи. «Боже, ушима нашима услышахомъ, и отцы наши возвѣстиша намъ дѣло, еже содѣлалъ еси во днехъ ихъ, во днехъ древнихъ», восклицаетъ Псалмопѣвецъ (Пс. 43, 1). Не по легкомысленному

21

тщеславію новѣтствовали «отцы» своимъ сыновьямъ о минувшихъ дняхъ, а по особому, заповѣданному Самимъ Богомъ, повелѣнію. «И сказалъ Господь Моисею: войди къ фараону, ибо Я отягчилъ сердце его..., и чтобы ты разсказывалъ сыну твоему и сыну сына твоего о томъ, что Я сдѣлалъ въ Египтѣ» (Исх. 10, 1. 2); «и когда скажутъ вамъ дѣти ваши: что это за служеніе? отвѣтьте имъ: это—пасхальная жертва Господу, Который прошелъ мимо домовъ сыновъ Израилевыхъ въ Египтѣ, когда поражалъ египтянъ и домы наши избавилъ» (Исх. 12, 26. 27). ІІовелѣніе Господне настойчиво повторяется еще нѣсколько разъ (Исх. 13, 14; 14, 15 и др.) въ несомнѣненное удостовѣреніе чрезвычайной важности его для народной жизни. «И да будутъ слова сіи», еще настойчивѣе повелѣваетъ Господь Своему пророку, «въ сердцѣ твоемъ и въ душѣ твоей; и внушай ихъ дѣтямъ твоимъ и говори о нихъ, сидя въ домѣ твоемъ и идя дорогою, и ложась и вставая; и навяжи ихъ въ знакъ на руку твою, и да будутъ они повязкою надъ глазами твоими, и напиши ихъ на косякахъ дома твоего и на воротахъ твоихъ» (Втор. 6, 6—9). Въ крѣпости семейной дисциплины, главнымъ образомъ, и состоитъ изумительная живучесть Израильскаго народа; и если бы кто указалъ на трагическій конецъ его государственнаго бытія, находящійся въ явномъ противорѣчіи съ строгимъ соблюденіемъ пятой заповѣди, то въ отвѣтъ возражателю укажемъ, во первыхъ, на особые, непостижимые для насъ (Рим. 11, 33— 36), пути Божьяго Промысла и, во вторыхъ, на будущее возстановленіе временно отринутаго народа (ст. 12). Высказанныя мысли кратко резюмируются слѣдующими словами св. I. Златоуста: «дитя, повинуйся родившимъ тебя, какъ слуга господину. Вѣдь, чѣмъ ты сможешь воздать за то, что опи дали тебѣ? Тебѣ нельзя, въ свою очередь, родить ихъ*. Обращаясь, затѣмъ, къ родителямъ, святой отецъ замѣчаетъ: «если ты хорошо воспитаешь ребенка, то и онъ такъ же своего сына, а' тотъ—своего,—и до самаго края будетъ простираться какъ бы нѣкая цѣпь и послѣдовательность превосходнѣйшей жизни, берущая отъ тебя начало и корень и тебѣ же приносящая плоды отъ усердія потомковъ» *).

Наряду съ отношеніемъ господства и подчиненія между родителями и дѣтьми, въ семьѣ существуетъ такъ же и дру-

') Златоустъ, Творен. въ рус. пер., СПБ. 1906, Т. XII, стр. 720. 721.

гое отношеніе—равенства между братьями и сестрами. Эти, въ горизонтальномъ направленіи проводимыя, линіи, вмѣстѣ съ вертикальными, образуютъ одну стройную схему нормальнаго семейнаго быта, потому что, при всей неоспоримой важности почитанія дѣтьми родителей, миролюбивое взаимоотношеніе между дѣтьми составляетъ драгоцѣнный элементъ семейнаго благополучія и проистекаетъ, какъ необходимое слѣдствіе, изъ одного источника—обязательнаго исполненія пятой заповѣди. Въ самомъ дѣлѣ, что можетъ быть естественнѣе, какъ не миръ и любовь среди дѣтей, имѣющихъ общихъ имъ родителей? Взаимное согласіе между братьями и сестрами обусловливается физически однимъ уже ихъ рожденіемъ и наслѣдованіемъ отъ родителей болѣе или менѣе одинаковыхъ природныхъ свойствъ и расположеній. А такъ какъ человѣкъ состоитъ не изъ одного тѣла, но, главнѣе, того, еще и изъ души, то физическое взаиморасположеніе одного къ другому дѣтей возводится на высшую степень нравственнаго единомыслія: братья и сестры образуютъ между собою не только «едино тѣло», но и «единъ духъ» (Еф. 4, 4).

По свидѣтельству тысячи наблюденій, почтительные сыновья, обыкновенно, оказываются также и любвеобильными братьями, какъ и наоборотъ, взаимное несогласіе между дѣтьми является естественнымъ слѣдствіемъ ихъ непочтительности къ родителямъ *). Искалѣченныя въ семьѣ, враждебныя отношенія другъ къ другу дѣтей, къ несчастью для нихъ же, сопровождаются такими же, если только не горшими, послѣдствіями и для общественной ихъ жизни. Тяжелая обуза для семьи, непочтительныя дѣти становятся такою же и для общества; и здѣсь, какъ и тамъ, они всѣми недовольны, ко всѣмъ непріязненны, ни къ кому не дружелюбны. Они все знаютъ лучше

‘) Вотъ, взятый изъ русскихъ житій примѣръ. Святитель Тихонъ Задонскій (f 1783 г.) родился въ семьѣ бѣднаго дьячка Новгородской губерніи и еще въ дѣтствѣ лишился отца. Трудно было вдовѣ содержать многочисленную семью, и дѣти извѣдали много горя и нужды. Старшій изъ сыновей сдѣлался дьячкомъ, второй попалъ въ солдаты; третьяго, Тимоѳея, мать хотѣла было отдать къ ямщику, но старшій «ынъ на колѣняхъ умолялъ мать не отдавать брата. „Я готовъ идти по міру съ сумой“, говорилъ онъ, „только чтобы Тима выучился гра-мотѣ; тогда мы опредѣлимъ его въ дьячка или пономаря“. Мальчика <Миіть взяли домой, и онъ иногда изъ-за хлѣба цѣлыми днями боро-нилъ пашню у сосѣдняго крестьянина (см. Житіе св. Тихона подъ 13 августа).

21*

другихъ, которыхъ чуть не презираютъ; у нихъ всегда и на всѣхъ готова безпощадная критика, и они, обыкновенно, поставляютъ цѣлую армію непримиримыхъ противниковъ правительства и различныхъ установленій * *). Наоборотъ, кто еще въ семьѣ навыкъ къ миролюбію, тотъ приноситъ его и въ общественную жизнь, являясь для нея не разрушительнымъ динамитомъ, а строительнымъ цементомъ. Вѣдь какъ ни говорите, а всякая жизнь развивается и крѣпнетъ путемъ спокойнаго и послѣдовательнаго развитія {эволюціи), а не бунтовъ и насилій (революціи): «всѣ, взявшіе мечъ, мечемъ погибнутъ»

(Мѳ. 26, 52). Не даромъ и св. Псалмопѣвецъ восклицаетъ: «се, что добро, или что красно, но еже жити братіи вкупѣ» (Пс. 132, 1).

И, подлинно, на этомъ свѣтѣ едва ли что другое можетъ сравняться съ любвеобильною и миролюбивою жизнью родныхъ сестеръ и братьевъ! Сколько самаго трогательнаго вниманія, сколько безкорыстной дружбы, сколько нѣжной ласки и самоотверженной преданности произрастаетъ въ . такомъ семейномъ раю! И радость и горе—все пополамъ. Здѣсь нѣтъ мѣста ни зависти, ни корысти, ни дурному слову, ни лукавой мысли. При взглядѣ на такую семью, невольно возникаетъ вопросъ: сама природа, съ напряженіемъ своихъ лучшихъ силъ, не хотѣла ли предвосхитить въ разсматриваемомъ случаѣ тотъ идеальный строй жизни, который только съ при-шестіемъ на землю Христа, да и то ненадолго, разъ проявился въ юной іерусалимской общинѣ, гдѣ «у множества увѣровавшихъ было одно сердце и одна душа?» (Дѣя. 4, 32). О, если бы побольше было такого братолюбія въ семьяхъ,— тогда своими животворными лучами оно согрѣло, возродило и умиротворило бы нашу мятежную жизнь *).

Протопресвитеръ Е. Аквилоновъ.

*) «Усобица княземь на поганыя погыбе>,—печалуется еще составитель „Слава о полку Игоревѣ“,—«рекоста бо братъ брату: „се мое, а то—-мое же“. И начата князи про малое „се великое“ мълвити, а сами на себе крамолу ковати; а погавіи съ вьсѣхъ странъ прихождаху съ побѣдами на землю Русьскую».

*) Окончаніе слѣдуетъ.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ

Санкт-Петербургская православная духовная акаде-мия — высшее учебное заведение Русской Православной Церкви, готовящее священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области бо-гословских и церковных наук. Учебные подразделения: академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет иностранных студентов.

Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»

Проект осуществляется в рамках компьютеризации Санкт-Пе-тербургской православной духовной академии. В подготовке элек-тронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта — ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор проекта — про-ректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Материалы журнала готовятся в формате pdf, распространяются на DVD-дисках и размещаются на академическом интернет-сайте.

На сайте академии

www.spbda.ru

> события в жизни академии

> сведения о структуре и подразделениях академии

> информация об учебном процессе и научной работе

> библиотека электронных книг для свободной загрузки