CC BY
53
Завгородняя Н.И. (Барнаул)
БЫТИЕ ЖИТИЯ В БЫТЕ БИОГРАФИИ (Специфика биографических текстов Б.К.Зайцева "Жизнь Тургенева", "Жуковский", "Чехов")
Концепция биографических писаний Б.Зайцева основана на двух основных качествах его позднего творчества:
1) доминирующий агиографический (житийный) элемент, который определяет специфику
жанра,
2) "икокописность" (в ее основных функциях - "возводительной" и поклонной).
Иконопись Б.Зайцева обращает к философии иконы А. Рублева, к "философии
гуманности, добра и красок", "оптимистической философии мира одухотворенного, просветленного, преображенного" [1]. Единство мудрости, человечности и красоты - основной мотив и пафос всего творчества Рублева, как и Зайцева: мудрость в Жуковском, человечность в Чехове, красота в Тургеневе - это Троица Б.Зайцева, с точки зрения художественного кредо, сущность его религиозно-философского сознания
Жанр жития накладывает наибольший отпечаток на писания Б.Зайцева. Евангельская, житийная идея внутреннего преображения реализуется во всех трех биографиях. Традиция жития реализована у Зайцева и в художественном осмыслении понятия ПУТИ. Кроме того, в биографиях появляется житийным элемент, связанный с идеей служения, подвига, испытания. Не случайна связь художественных биографий писателя с его первым произведением в жанре жизнеописания -опытом рассказа о делах и жизни великого святителя Преподобного Сергия Радонежского. Образ Сергия - совершенная личность, в некотором смысле высшее существо, "симфоническая личность, он обращает к понятию Лика, который, по мысли Л.Карсавина, "просвечивает сквозь икону, житие и эмпирическую личность" [2]. Житийное начало осмысляется автором в связи с понятием Лика, проявляющего отношение личности к Богу. В этой связи Личность художника в биографиях, данная в единстве своих ликов, образов, ипостасей, наибольшее свое выражение получает именно в ОБРАЗЕ художника (личность является не во плоти, а в отражаемом ею инобытии). Смысл, который Зайцев вкладывает в понятие "образ художника", расходится с традиционным определением "образа человека". Рамки статьи не дают возможности подробно остановиться на проблеме жанра. В зайцевской концепции житийности выделим три идеи: идею избранности святого как творца своего духа, идею внутреннего совершенствования (надпсихологического, духовного), идею приобщения к Творцу (статус святого мученика). Идея пути универсальна для творчества Б.Зайцева, поэтому образ творчества, пронизанный идеей Пути, получает следующее оформление: "Преподобный Сергий Радонежский" - единственность и завершенность этой идем, "Рафаэль" и "Данте" - ее двойная творческая реализация, "Жизнь Тургенева", "Жуковский", "Чехов" - триединое воплощение ее, "Путешествие Глеба" - тетралогия, вносящая автобиографический контекст и механизм воплощения идеи Пути.
В "Преподобном Сергии Радонежском" - агиографии - Б.Зайцев обращается к русской святости в чистом виде, "Рафаэль" и "Данте" объединяются в единую структуру, поскольку имеют целью проявление идеи художника как мировой сакральной сущности через мотив "надмирности". Книги о Тургеневе, Жуковском, Чехове есть триединство из обозримого пласта русского культурного пространства (ХУШ-ХХ вв.). И, наконец, в "Путешествии Глеба" завершается круг освоения образа художника (сам автор дан "изнутри" и "ИЗВНЕ" В путешествии - пути по Земле"). Использование в заглавии имени "Глеб" свидетельствует о возвращении к идеям святости и мученичества через житийный знак - к "Сказанию о Борисе и Глебе". Переход к тетралогии осуществляется через "Чехова", который концентрирует в себе идею Человека; тогда как зайцевский "Жуковский" - как бы не человек, настолько он надмирен, бестелесен; Тургенев -слишком чувствует присутствие иного мира, поскольку в себе несет роковую, неземную предопределенность, "Чехов" же именно Человек - сомневающийся, отрицающий, и потому, возможно, более других - мученик.
В идее Образа, который включает Лик, Личность, Лицо, у Б.Зайцева объединены религиозные и общехудожесгвенные установки его творчества (что входит, по убеждению С.Булгакова, в задачи искусства: "Видение лика в лице, и даже в личине, и в свидетельстве о нем в образе - заключается задача искусства") [3]. Б.Зайцевым органично усваивается один из главных постулатов религиозного искусства о том, что нельзя изображать человека помимо его духовности. У Б.Зайцева изображение духовности осуществляется "иконописной техникой".
Иконописность становится художественным принципом при создании образов писателей, в которых фокус авторского взгляда сосредоточен не на Лице, а на Лике, проявляющем его Идею. Феномен взаимовнедрения разных культурных пластов в нашем случае - в сферу литературного начала "иконописного") имеет общехудожественную природу и обращает к проблеме интертекстуальности. Обратное влияние литературного текста на живописный также безусловно и не требует специального развернутого доказательства.
ЛИК в ОБРАЗЕ художника у Зайцева - то "означающее" и "совершенное", которое обладает "смысловой глубиной" и "смысловой перспективой" (в терминологии М.М. Бахтина) и именно оно, вмещая такое качество образа, как его "открытость" выводит нас в "знаковый" и "символический" контексты иконы. Если на уровне подтекста Б.Зайцев включен в диалог об искусстве, назначении художества с Тургеневым, Чеховым, Жуковским (как художническими личностями), то иконический контекст их Ликов обнаруживает уже не столько контакт личностей, сколько "текстовый контакт" (текста иконы и текста биографии) на уровне "метаязыка". Так создается новый контекст, в котором сам автор - уже не создатель "образа художника", обретает иное качество (Образ Художника). В Лике заключается то ''символическое знаменование первообраза через образ", о котором пишет и П.Флоренский [4].
Философский мотив Карлейля - видимое как обнаружение невидимого - прочно оформляет зайцевские книги о писателях, в которых Идея Художника есть то "невидимое, что является ядром его образа, кроме идейной сути каждого образа художника, он имеет свое выражение и как определенная модель личности, которую в зайцевских биографиях в большей степени формирует христианский тип культуры. Поскольку житийная основа биографий выводит в качестве моделирующего ориентира "тин святого", то наиболее приближается к нему Жуковский.
В Образе Художника как модели и как идеи решающую роль играет категория "святости". Модель образа художника и его Идея объединяются через смыслы понятий "страдание" и "святость" в категории Лика, при анализе которой приходим к выводу о приоритетной роли житийного начала над биографией. Таким образом, у Б.Зайцева понятие "худжественного образа" включает в себя общий и абсолютный смысл, что становится критерием художественности. Понятие "святости" - сквозное при анализе всех трех текстов, имеет смысл "святости-произрастания", природа которого древнее христианства и времени сложения русского языка. Образ понимается как результат этого "возрастания".
Лик Тургенева (как и Чехова, и Жуковского) осмысляется Зайцевым в категориях "дар" и "благословенность". Первая - знак абсолютного Божества, дар от рождения, вторая - знак участия Божественного начала на протяжении всего Пути (Промысла). Образ Тургенева проявляет "дар любви" ("дар красоты"), Жуковского - "дар веры", Чехова - "дар сострадания". Лик его проступает в "благословенных" произведениях ("Живые мощи") и художественных образах (Лизы Калитиной). Ключом к пониманию Образа Художника в "Жизни Тургенева" является тема красоты, которая, кроме эстетического наполнения, несет в себе идею мученичества. Памятник Тургеневу (память ему) - это памятник "отдавшего жизнь любви", и момент отхода Тургенева -это акт преображения, очищения, восстанавливающий Тургенева в Лике Красоты. "Отошедши, весь преобразился. И не только не осталось на лице следов страдания, но кроме красоты, по-новому в нем выступившей, удивляло выражение того, чего при жизни не хватало: воли, силы... Сохранилась фотография его в гробу - действительно, прекрасен. Может быть, и никогда так красив не был"(234).
Образ Жуковского оформляется у Зайцева а нескольких понятиях: "облик", "склад" "натура". Понятие склада включает "текст души" Жуковского, "натура" имеет смысл творческого потенциала его личности, "облик" же являет суть образа (как "образ лика"). Идея слияния Бога и Поэзии, органически воплощенная Зайцевым в образе художника, обретает форму у самого Жуковского: "Я ПОЖИЛ СО СВЯТОЮ ПОЭЗИЕЙ СЕРДЦЕМ, МЫСЛЬЮ И СЛОВОМ - этого весьма довольно"(317).
По Зайцеву, питающая сила "облика" позволяет Жуковскому неущербно и незамкнуто, но уединенно и сосредоточенно пребывать в себе - он изначально самодостаточен, ядра его души менее всего тревожат влияния внешней жизни. Трижды у Зайцева, по житийной традиции, явлено Божество. Третий раз - в лике Красоты (Сикстинской Мадонны): "Для Жуковского в тот час встреча с Мадонною была не только встречей с красотой, но и самим БОЖЕСТВОМ... " (342).
Голубой цвет, приобретающий смысл и качество иконического, знаменующий лик Тургенева, в "Жуковском" дается уже как "лазурный": "Лазурность его есть одновременно и его разреженность" [4].
Зайцевский Жуковский на смертном одре не преображается (как Т'ургенев, в Лике очищающийся от земных видов), а сохраняет то "таинственное благообразие" которое было его существом и в земном воплощении, т.е. незамутненным Ликом.
В книге о Чехове религиозный дух зайцевского творчества и летописное его воплощение не только не ослабевает, но возрастает, Чехов в книге Зайцева - не человек, а Человек, т.е Идея Человека как поля "интимного взаимодействия между человечеством и божеством" (Н Бердяев) [5]. Рождение Чехова представлено с усилением бытийного, всечеловеческого смысла события: "В лето от Рождества Христова 1860 явился в наш мир Чехов Антон..." (331).
Главный нелитературный дар, данный Чехову в рождении - это, по Зайцеву, дар Божьей Любви, который и высвечивает Лик его: "Может быть, Бог больше любил его, чем он Бога" (342). Автор утверждает, что Любовь Божья к Человеку, определившая духовное качество его таланта, помогает сложиться "облику настоящего Чехова", который не мог уже "сойти со своего пути". Зайцевский Жуковский отдает жизнь Служению, Тургенев - Любви, Чехов - единственно и нераздельно Литературе. Все три книги представляют единую философско-эстетическую концепцию творчества Б.Зайцева: Любовь к Истине в "Чехове" есть сама Истина в "Жуковском", Любовь к Красоте в "Тургеневе" есть сама Красота в "Жуковском", где Бог явлен в Красоте и истине. Таким образом, семиотическое поле "трилогии" Б.К.Зайцева проявляет через образ личности (ее Лик) - Образ Бога, понятого как Образ Творца (Художника жизни).
Религиозный символизм книг Б.Зайцева с наибольшей полнотой проявляется через иконописную и житийную образность его текстов. Иконописный принцип - "запечатление лика" и моделирует и структурирует "образ художника" в зайцевских жизнеописаниях.
Примечания
1. Бычков В.В. Духовно-эстетические основы русской иконы. М., 1985. С. 43.
2. Карсавин Л. Религиозно-философские сочинения. Т.1. М., 1992. С.24.
3. Философия русского религиозного искусства XVI-XX вв. Антология. М., 1993. С.292
4. Там же. C.259
5. Бердяев Н.А. Самопознание. Опыт философской автобиографии. М., 1990. С.58.
