CC BY
30
8. Инцидент на выставке «НОЖ» // Известия. 1922. 1 декабря.
9. Ройтенберг О. Неужели кто-то вспомнил, что мы были. Москва, 2004.
10. Сидоров А. Выставка «НОЖ» // Правда. 1922. 30 ноября.
11. Тугенхольд Я. По московским выставкам // Русское искусство. 1923. № 1.
12. тугенхольд Я. По поводу выставки «НОЖ» // Известия. 1922. 26 ноября.
13. Щукарь М. Ещё раз о выставке «НОЖ» // Правда. 1922. 8 декабря.
14. www.amshey-nurenberg.com.
ББаку в стихотворениях в. а. мануйаова
УДК 7.03
Рамиз Гусейн оглы Багиров
Бакинский государственный университет
Известный литературовед В. А. Мануйлов начал свою творческую деятельность в 1920-х годах в Баку, будучи студентом филологического факультета Бакинского университета. В те же годы из-под пера будущего видного литературоведа вышли пять стихотворений, посвящённых столице Азербайджана.
Ключевые слова: стихотворение, лирический жанр, поэтического дарования русского литературоведа, восточные мотивы в двух стихотворениях, изучения творчества.
Ramiz Gusejn ogly Bagirov
Baku state university
BAKU IN V. A. MANUYLOV'S POEMS
In 1920-th the famous Lermontov literature writer Manuilov was a student on philological faculty in Baku State University оп lived in Baku. In those years the future literature writer was devoted five poems to the capital of Azerbaijan. In this article these poems are analyses and determined there role and place in Russian poetry of the beginning of XX century.
Keywords: modern Lermontov study, a poem, a lyrical genre, poetic endowment of Russian literary critic, Oriental motifs in two poems, the study of creativity.
В. А. Мануйлов — известный русский литературовед, специалист по творчеству М. Ю. Лермонтова. Среди главных его научных трудов назовём следующие: «Михаил Юрьевич Лермонтов. Пособие для учащихся» [3]; «М. Ю. Лермонтов. Семинарий» [2]; «М. Ю. Лермонтов. Летопись жизни и творчества» [1]; «Роман М. Ю. Лермонтова "Герой нашего времени"» [4]. Это был поистине раз-
носторонний учёный. Помимо всего этого, он разрабатывал также и отдельные проблемы, связанные, к примеру, с жизнедеятельностью А. С. Пушкина («Пушкин и наша современность») [5] и некоторых других классиков XIX века.
Необходимо оговорить тот факт, что специально поэзией В. А. Мануйлов никогда не занимался, и потому в русской периодической
1997-0803 ВЕСТНИК МГУКИ 5 (55) сентябрь-октябрь 2013 227-231
227
печати как поэт особо замечен нигде не был. Тем более интересно, что в юношеские годы своей жизни, в период обучения в Бакинском университете он написал пять стихотворений, посвящённых Баку. Стихотворения эти были написаны в период с апреля 1922 года по февраль 1925 года и озаглавлены: «В Бакинской крепости», «По улицам», «Утром», «К Баку» и «Баку». Чем же они примечательны и какие стороны поэтического дарования русского литературоведа раскрываются в ряду большого количества научно-популярных статей и монографий? Следуя принципу хронологии, проанализируем Бакинские стихотворения В. Мануйлова.
В первом стихотворении «В Бакинской крепости» автор, прежде всего, отталкивается от плодотворной мысли о том, что столица Азербайджана — это не только цитадель Востока, но и, если посмотреть внимательными глазами исследователя межнациональных (в критической литературе — русско-кавказских) связей, причудливое сплетение трёх миров: российского, западного и собственно восточного:
Былое здесь неизгладимо —
Россия, Запад и Восток
Переплелись нерасторжимо
В один причудливый клубок [6, с. 25].
Из каких же соображений можно было вывести подобное, казалось бы, парадоксальное умозаключение? Ведь, если приглядеться к каждой строке этого небольшого сочинения, то станут очевидными такие детали городского пейзажа или элементы орнамента, которые присущи исключительно восточному образу жизни? А именно: здесь и главные средства передвижения по узким улочкам бакинской крепости («араба» да «седой ишак»), пики мечетей, упирающиеся в небеса и возносящиеся к Аллаху с не меньшим романтическим задором, нежели это встречается в классике Г. Р. Державина и А. С. Пушкина, когда они писали об Александрийском столпе. минареты в вечерние и предрассветные часы испокон
веков служили местом отправления молитвы с амвона. И наконец, за яркими восточными приметами, на которые не поскупился В. мануйлов, говорится о венце творенья рук человеческих — девичьей башне:
А там, за лёгким минаретом, Уходит в небо, вся в пыли, Озарена горчим светом, Девичья башня — Кыз-Кали! [6, с. 25]
Как же тогда следовать за авторской мыслью, если здесь вроде бы и нет указаний на реалии российско-западного мира? Полагаем, что ответ можно обнаружить только в подтексте. Живя в Москве «необъятной и гулкой», В. мануйлов часто вспоминал встречи с бакинцами, которые оставили у него в памяти самые яркие и светлые впечатления. Баку, по-видимому, представлялся ему хранителем вековых ценностей. Автор, конечно же, имел основания их сравнивать или сопоставлять с теми сооружениями, которыми славятся и гордятся Россия и Запад. Любовь к памятникам, запечат-лённым в веках, легко объяснялась древностью «ветрокрылого Баку». Видимо, отсюда и признания, рассекречивающие, по нашему пониманию, переплетения разных стран и континентов:
Орнаменты мечетей, камни И коридоры тупиков, Как в них отчётливо видна мне Душа нетленная веков! [6, с. 25]
Через несколько месяцев (апрель — август 1922 года) В. Мануйлов пишет своё очередное стихотворение «По улицам». В этом стихотворении В. Мануйлов передаёт ощущения о встречи после небольшой разлуки с городом, о том, как непонятна, но интересна ему речь прохожих на улице. Вернувшись в конце лета, он далеко не всё узнает с первого взгляда. Однако приметные места радуют глаз:
За четырехэтажным домом В дыму почти погас закат...
По переулкам незнакомым
Брожу я, каждой встрече рад [6, с. 29].
Но, разумеется, художник слова не может довольствоваться только ландшафтом, хотя в поэтические рамки такие пассажи вполне укладываются. Все помыслы автора обращены к людям — простым жителям Баку, которые оставили в его душе неизгладимое впечатление, обрывки фраз на азербайджанском языке чаруют его:
Ловлю обрывки чуждой речи В потоке шумных голосов, Как мимолётны эти встречи И как понятно все без слов [6, с. 29].
В искренность поэта можно поверить, если вспомнить, как, к примеру, Гусейн Наджафов в романе «Балаханский май» писал о том, как чутко вслушивался С. Есенин в аллитерацию звуковых эффектов, создаваемых музыкой ашугов. Азербайджанского языка русский «певец берёзового ситца» не знал, к тому же в музыкальном сопровождении с использованием диалектизмов тем более мог окончательно запутаться. Но, как предполагает автор романа, обращаясь к своему сопроводителю П. Чагину, С. Есенин просил не переводить, потому что он чутко прислушивался к мелодике, и ему многое становилось ясно без слов. Во всяком случае, так ему казалось. Как видим, нечто подобное угадывается и в приведённых строках В. Мануйлова.
Непременно стоит заметить, что в этом стихотворении никакой излишне романтической напыщенности и, тем более, иронии не наблюдается. Так, когда писатель говорит о своих нежных чувствах к предметам нематериального мира (домам, улицам, деревьям и проч.), невольно всплывает в памяти искусство шаржа А. П. Чехова. В «Вишнёвом саде» Раневская, давно не видевшая родового поместья, предаётся нежным воспоминаниям и беспрестанно целует и ласкает стол, шкаф, деревья в саду... Понятно, что такой сюжетный поворот совершенно не характерен для
настоящего сочинения.
В каждом талантливом стихотворении по законам лирического жанра должна быть своя «изюминка». Здесь мы обнаруживаем её в самой сердцевине (центральное четверостишие). Это всегда приветливые жительницы города. Не умаляя тех нравственных достоинств, которыми обладали в большинстве своём русские женщины, скромность и девичья честь всегда были особенными украшениями именно женщины Востока. И потому, абсолютно не греша против истины, Мануйлов рисует их добрыми и лукавыми насмешницами, слегка удивлёнными при виде иноземца.
Порой из-под чадры лиловой Лукавый улыбнётся взгляд, И снова прячется, и снова Глаза насмешливо глядят [6, с. 29].
«Чадра лиловая», конечно, является неотъемлемым атрибутом одежды восточной женщины, и облик мусульманки, чей взор лишь на мгновенье может пронзить чужестранца, по нашему мнению, схвачен с достоверностью очевидца.
Очередное стихотворение В. Мануйлова «Утром», хронологически буквально следующее вслед за проанализированным, отличается относительной простотой как в сюжетном отношении, так и в композиции. Вернее сказать, оно почти лишено тематической основы. Это предрассветный час в Баку, который зычным голосом возглашает муэдзин, будя жителей Баку и пугая стаи птиц:
В синем небе с минарета закричит мулла протяжно И спугнёт с девичьей башни Стаю сизых голубей. [6, с. 26].
Однако в это, общем-то, весьма незатейливое четверостишие, тем не менее, следует внести определённые коррективы. Надо отметить, что некоторые русские поэты, в своё время отдавшие дань восточной городской тематике, бакинской в том числе, к со-
жалению, внесли путаницу в религиозные понятия. Ещё со времён Средневековья на Востоке мулла считался всеведущим богословом, в основном трактующим теологию с теоретической точки зрения. А муэдзин (или ближе к арабскому звучанию — муэззин), как правило, обозначал должность певчего при мечетях, впрочем, очень ответственную для горожан. Видимо, тонкий знаток творчества лермонтова не был столь основательно знаком с этими терминологическими нюансами. Но когда В. А. Мануйлов отходит от скользких определений в вопросах мусульманского богослужения и обращается к ясной и всем понятной черте русского гостя, влюблённого в наш город, то получается по-пушкински: рука тянется к перу, перо к бумаге. И вот как легко и непринуждённо льётся стих:
Только солнце горсти искр
Бросит в заспанные стёкла,
Хорошо вскочить с постели
И бежать на пристань в порт [6, с. 26].
Два нижеследующих стихотворения бакинского цикла с почти одноимённым названием («К Баку» и «Баку») существенно отличаются от трёх вышеуказанных. В них, прежде всего, есть мастерски разработанная тематическая основа. В то же время индивидуальные отличия, о которых мы собираемся сказать в конце настоящей статьи, не отвергают собственных поисков в области некоторых смысловых аналогий. Примечательно, что последнее стихотворение бакинского цикла В. А. Мануйлова, исторически венчающее его поездки в столицу Азербайджана, вместе с тем вобрало в себя немалый предшествующий опыт. Это нетрудно предположить: указанные стихотворения имеют строгую дату (месяц или даже точный день написания). Следовательно, они были созданы, что называется, единым духом, под одним конкретным впечатлением от увиденного, услышанного и т.д. «Баку» же растянулось, как «маленькая повесть»; начатое в сентябре 1924 года в нашей столице, оно там же и завершилось в феврале 1925 года.
Несмотря на отмеченный факт, объединение частного (индивидуального) и общего (синтезированного) позволяет нам рассматривать эти стихотворения под одним опусом. В них можно выделить несколько стыковочных мотивов. На центральное место, по нашему мнению, надлежит поставить тему ностальгии по Баку.
город, город, суровый и милый,
Ты мне нужен, как солнце, как хлеб,
Я любил бы тебя, ветрокрылый,
Даже если б навеки ослеп [6, с. 23].
И можно быть только благодарным русскому филологу за то, что на узком языковом пространстве он сумел вместить чуть ли не максимально возможное количество эпитетов с положительной коннотацией и связанных с бакинской тематикой. «Город милый», «город любимый и родной», «ветрокрылый», «город, нужный поэту, как солнце и хлеб», наконец, город, радующий глаз «кружевными мечетями». Тоска в разлуке с ним столь щемящая, что готова прорвать временные преграды:
Сердце рвётся к верблюжьему раю,
И ничем не унять мне тоску [6, с. 35].
Понимая или интуитивно предчувствуя, что с лета 1924 года в накалённой политической обстановке России В. Мануйлов может более и не увидеть нашей столицы, он с горечью утраты и, одновременно с тем, с призрачной надеждой завершил послание следующими строками:
Суждена ли нам встреча — не знаю,
Мне бы только увидеть Баку [6, с. 35].
Вряд ли сказанное в финале стихотворения «К Баку» могло быть вызвано сиюминутными терзаниями души. Отметим также, что такую сильную любовь к Баку, соединённую с ностальгическими чувствами, блестяще сумел выразить уже в наши дни популярный поэт Роберт Рождественский.
«.если ты Баку не видел, — Что тогда ты видел? Что?» [7]
азербайджанских искусствоведов, отлита «в камне и бронзе». И об этом есть характерное упоминание в последнем стихотворении:
Следующим совместным мотивом выделим «музыку Баку». Приведём в целях сравнения один, как нам представляется, обескураживающий факт. Видные современные азербайджанские критики — литераторы и языковеды вполне искренне удивлены тем, что, к примеру, в романе М. Асад-бека «Али и Нино» не звучат национальные народные инструменты. Среди перечисленных восточных инструментов, увы, не нашлось места зурне, тару, ке-манче, бубну и т.д. А у В. А. Мануйлова этот вопрос решается легко и просто и выдержан в традиционном ключе. Колоссальные музыкальные возможности столичной России первой четверти XX века, тем не менее, не приглушают, по его воспоминаниям, прекрасного и звонкого «зова зурны». В первом из названных нами стихотворении читаем:
И в Москве необъятной и гулкой, Забывающей плен старины, В лабиринтах её переулков Слышу зовы далёкой зурны [6, с. 35].
К слову заметим, что есть ведь и музыка, которая, по словам современных русских и
Пахнет морем, и нефтью, и дымом, И горячим дыханьем земли, И в порту перезвоном любимым Плещут склянками корабли [6, с. 23].
Наконец, сопоставляя восточные мотивы в двух стихотворениях, не можем пройти мимо такой темы, которую журналисты называют «информационным голодом». Когда поэт открывает «Известия» («К Баку»), несмотря на бесспорное наличие другой информации, он отыскивает глазами материалы из Баку. Точно также ему не хватает и живого общения. Поэтому, вспоминая наш город, он, прежде всего, мечтает «окунуться в кипение дня» («Баку»). Только такое каждодневное общение, по его мнению, придаёт силы художнику слова, питает его воображение, направляет, подталкивает к созданию новых произведений. Это для него — поистине чудо:
Каждый день начинается с чуда, И сегодня он так удался. Над потоком рабочего люда Голоса, голоса, голоса [6, с. 23].
Примечания
1. Мануйлов Б. А. М. Ю. Лермонтов. Летопись жизни и творчества. Москва ; Ленинград : Наука, 1964. 198 с.
2. Мануйлов Б. А. М. Ю. Лермонтов. Семинарий. Ленинград : Учпедгиз, 1960. 460 с.
3. Мануйлов Б. А. Михаил Юрьевич Лермонтов. Пособие для учащихся. Ленинград : Просвещение, 1976. 176 с.
4. Мануйлов Б. А. Роман М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». Ленинград : Просвещение, 1975. 280 с.
5. Мануйлов Б. А. Пушкин и наша современность. Изд. 2-е. Ленинград : Просвещение, 1958. 47 с.
6. Мануйлов Б. А. Стихи разных лет (1921-1983). Ленинград : Просвещение, 1984.
7. Рождественский Р. «Если ты Баку не видел.» // Баку. 1964. 26 мая.
