CC BY
91
УДК 821
Р.Г.Багиров БАКУ В ПОЭЗИИ ВЛАДИМИРА ЛУГОВСКОГО
Занимающая важное место в мировой литературе «городская» тема была широко представлена и в русской поэзии. Большая часть «городских» стихов русских поэтов была посвящена Москве и Санкт-Петербургу. Вместе с тем и другие города привлекали и привлекают внимание русских поэтов. С начала ХХ века русская поэзия стала активно осваивать тему, связанную с Баку. В настоящей статье автор рассматривает два стихотворения В.Луговского, связанные с Баку - «Волчьи ворота» (1935) и «Баку! Баку!» (1956). Эти два стихотворения выделяются среди стихотворений о Баку других русских поэтов новизной своих лексико-изобразительных средств.
Ключевые слова: В.Луговской, Азербайджан, литературные связи.
Bagirov R.G. Baku in V.Lugovski’s poetry.
The urban theme which is occupied an important place in world literature, is also extended in Russian poetry. The great part of “urban ” poems of Russian poets is devoted to Moscow and Sankt-Petersburg, at the same time another cities are attracted Russian poets. From XX century in Russian poetry is actively assimilated the theme which is connected with Baku. In given article the author is considered two Baku’s poems of Lugovski - “Volchi vorota ” (1935) and “Baku!Baku! ” (1956). These poems is distinguished with the freshness of thematics and unusual selection of language means among Baku’s poems of Russian poets.
Key words: V.Lugovskoy, Azerbaijan
В конце 1930-х годов произошло событие, которое в скором времени способствовало значительному расширению читательской аудиторию азербайджанской литературы. Это событие было связано с тем, что во второй половине тридцатых годов двадцатого века, по решению только что созданного в 1934 году Союза советских писателей в Азербайджан, как, впрочем, и в другие союзные республики, была послана большая группа мастеров пера, художников слова. Перед этими деятелями русской литературы была поставлена важная задача - перевести на русский язык образцы фольклора и литературы титульных народов советских республик. Владимир Луговской, Па-вел Антокольский, Маргарита Алигер, Николай Асеев, Евгений Долматов-ский, Аделина Адалис и другие поэты много сделали для популяризации азербайджанской литературы, поскольку именно благодаря их переводам с образцами азербайджанского фольклора и литературы ознакомились не только русские, но и русскоязычные читатели, как в Советском Союзе, так и далеко за его пределами. Прожив достаточно долгое время в Азербайджане, интенсивно работая над переложением представленных им подстрочников, эти русские поэты полюбили Азербайджан, Баку, азербайджанский народ. Любовь эта отразилась в целом ряде стихотворений, созданных ими как в Азербайджане, так и после отъезда на свою малую Родину.
Официально эту группу русских советских писателей и поэтов, отправленных в длительную творческую командировку в Азербайджан возглавлял поэт Владимир Луговской, который впоследствии вместе с Азербайджанским поэтом Самедом Вургуном стал редактором двух Антологий азербайджанской поэзии, изданных в течении полутора лет в Москве [1] и Баку [2].
Владимир Александрович Луговской (1901-1957) родился в семье учителя, преподававшего русскую литературу в гимназии. В 1918 г., окончив гимназию, поступил в Московский университет, но вскоре отправился воевать на Западный фронт, где служил в полевом госпитале. После возвращения с фронта продолжил образование в Главной школе Всевобуча, в Военно-педагогическом институте (19191921)., где и начал писать стихи, впервые опубликованные в 1924 году. Во второй половине 1920-ых годов он выпускает свои первые поэтические сборники «Сполохи» (1926) и «Мускул» (1929). Затем им были изданы книги «Страдания моих друзей» (1930), «Европа» (1932), «Жизнь» (1933), «Дангар» (1935), «Каспийское море» (1936).
Иными словами, ко времени приезда в Баку Владимир Луговской был уже достаточно известным и плодовитым поэтом.
Можно предположить, что как руководитель группы Владимир Луговской был волен сам отбирать образцы азербайджанской литературы и конкретных поэтов для собственных переводов. Известно, что до приезда в Азербайджан Владимир Луговской немало переводил из литовской и польской литератур, имел опыт переводческой деятельности. Именно поэтому несомненный интерес представляет факт сделанного им выбора. Среди пятнадцати образцов азербайджанской литературы, переведенных Владимиром Луговским, два принадлежат перу Мухаммеда Физули («Падишах золотой земли», «Хламида безумия»), четыре Молла Панаха Вагифа («Журавли (Задержите в полете удар крыла)», «Амбра кудрей», «Двух красавиц», «Ты Кааба, Кебела, Мекка, Медина моя»), одно произведение Молла Вели Видади («Журавли»), четыре Мирзы-Шафи Вазеха («Сколько на небе», «О ты, что живешь», «Высокая ростом», «Ты, сидя в палатке»). Кроме этого, Владимир Луговской перевел
четыре образца ашугской поэзии, из которых три принадлежат перу ашуга Диварганлы Аббаса («Шел, шел», «В путь, душа моя», «Похитил мою возлюбленную») и одно ашуга Гусейна («Наступил байрам»).
Произведения этих разных и по времени жизни, и по таланту, и по стилю поэтов переведены Владимиром Луговским с высоким профессионализмом.
О высоком качестве этих переводов, об умении Владимира Луговского верно передать смысл и дух переводимого произведения говорит хотя бы тот факт, что в наши дни, спустя семь с лишним десятилетий после появления названных выше его переводов образцов азербайджанской литературы, некоторые его переводы все еще остаются непревзойденными. Этому свидетельство тот факт, что в увидевшую свет в 2009 году трехтомную Антологию азербайджанской поэзии вошли выполненные Владимиром Луговским переводы двух газелей Молла Панаха Вагифа - «Журавли (Задержите в полете удар крыла)» и «Ты Кааба, Кербела, Мекка, Медина моя» [3, т.1, с.297-298].
Столь же поэтичны стихотворения Владимира Луговского, посвященные Баку - «Волчьи ворота» (1935) и «Баку! Баку!» (1956). Здесь читатель сталкивается с подлинным очеловечиванием природы и труда. Так, в «Волчьих воротах» имеет место аспект субъективного разрешения нефтяной тематики, целый свод приёмов поэтического синтаксиса, стилизации, метафоризации и т.д. Иными словами, произведение это выделяется в русской поэзии большим арсеналом художественно-изобразительных средств языка В.Луговского, умело показывает метафору «грандиозного фейерверка»:
И зарычало нутро земли, грянул глубокий гром,
От биллионов свистящих брызг стало темно кругом [2, с.49].
Знаменательно, что в русле сохранения и приумножения основных вышеуказанных принципов и оценок социалистического реализма в анализируемом бакинском цикле стихотворений главное место занимает народ. Но только в отличие, скажем, от послевоенного времени (1945-1950 гг.), он в первой трети XX века не был русскими поэтами персонифицирован, выделен из толпы. Собственно говоря, к тому начальному периоду становления молодых республик в составе Союза время, что называется, ещё «не приспело». Поэтому бакинские нефтяники показаны известным поэтом-переводчиком Владимиром Луговским без индивидуализации, но в едином трудовом порыве:
Камни круша, вгрызается бур вглубь первозданных пород.
В землю, которой владеет мой неукротимый народ [2, с.49].
Веришь, естественно, в искренность любви художника к нашим рабочим, если «трудовую часть» стихотворения в композиционном отношении венчают такие строки:
В землю, которую я люблю, полную вечных сил [2, с.49].
Как и в предыдущем стихотворении, где была создана метафора «нефтяного фонтана», гиперболизация у В.Луговского занимает существенное место:
Словно взбесившийся мастодонт, нефть поднялась на дыбы,
Хоботом чёрным перекрутив столбы.
Чрево земное потрясено,
оно содрогнулось от мук [2, с. 50].
Что же мы имеем в лице Владимира Луговского и его стихотворений о Баку? Если аккумулировать отражённые им идеи, то они, бесспорно, отвечали запросам официальной партийной идеологии того беспокойного времени напряжённых творческих исканий. В первую очередь следует подчеркнуть, что в этих «маленьких творениях» наличествует неповторимая оживлённая и тёплая атмосфера. В то же время сколь ни условны формы, как, на наше усмотрение, сугубо индивидуально не воссоздана по субъективному велению Владимира Луговского бакинская действительность, даже фантасмагорические элементы - это для авторов есть своеобразный трамплин в мир конкретный и реальный. Метафоры «нефтяного фонтана» и «грандиозного фейерверка» - это вовсе не бесплотные символы, не умозрительная схема с компонентами сухой и голой абстракции, но художественное явление данного периода большой значимости, когда детали и конкретно-ценностные черты, в конечном счёте, приобретают цельный и реалистический образ. А возможно такое было, по нашему разумению, за счёт добросовестного исполнения законов и канонов ведущего метода в первой трети XX века в русской поэзии, литературе, культуре и искусстве вообще. Ведь в столице Азербайджана русские поэты могли воочию наблюдать последствия грандиозного общественного катаклизма - социалистической революции. По существу дела небывалая действительность нового витка истории потребовала также и
новаторских интенсивных художественных поисков, чтобы адекватно воплотить грандиозность того, что совершалась на их глазах и перед чем, между прочим, оказался явно бессильным арсенал средств устаревшего классического искусства. Задача, которая стояла в тот период перед русскими поэтами, прежде всего, заключалась в том, чтобы правдиво - и в историко-художественном, и эмоциональнооценочном отношении - отразить то, что происходило в «малых государствах» Союза, в Азербайджане -в частности.
В следующем стихотворении В.Луговского под названием «Баку! Баку!» разрабатываются уже принципиально иные темы. Прежде всего, хотим отметить, что второе сочинение бакинского цикла уникально тем, что создавалось на протяжении тринадцати (!) лет. Оно было начато в самый разгар Отечественной войны, в 1943 году, а завершено только в так называемую хрущевскую оттепель, в 1956 году. Понятно, что подобного рода произведения вмещают в себя огромный опыт и множество разнородных впечатлений. Поэтому считаем возможным и целесообразным разделить это стихотворение на три части:
A). Гимн Баку;
B). Описание Бакинских погромов;
C). Наставление потомкам.
Все эти три части, по нашему мнению, объединяет глубокая идея: люди, опомнитесь, обернитесь назад, не забывайте и не повторяйте ошибок прошлого. Прошлое, как тени, оно взывает к изменению настоящего. Теоретическая парадигма «раньше - теперь» разрушена, потому что оказались разорванными звенья единой цепи. По всей видимости, с такими мыслями русский поэт и обращается к своим читателям.
Наш город, в отрывках запечатлённый автором на протяжении указанных лет (поясним, что данному стихотворению предпослана жанровая форма - «отрывки»), в первой части предстаёт могущественным оплотом Востока, его «воротами» в большой мир, как несколькими годами ранее образно выразился другой русский поэт, также посвятивший Баку стихотворение, Василий Каменский (1884-1991). Стихотворение В.Каменского «Город 26 - ворота Востока» было опубликовано до Великой отечественной войны, в 1932 году. В стихотворении «Баку! Баку!», которое было начато В.Луговским в 1943 году, то есть, в военные годы, столица Азербайджана распростёрла гостям свои объятья:
Могучий город, сгорбленный желонщик,
Сидящий на седом от зноя камне,
Владыка промыслов, отец богатства,
Земля святых огней, порог Востока [1, с.201].
Необычные краски находит поэт для выражения всей прелести гордой и непокорной столицы не только республики, но и всего Востока. Баку - это «музыка на нотах ветра», «загадка стран полдневных», которую веками предстоит разгадывать потомкам, «сладостный сон» и «путеводитель по Востоку» («марево путей Востока» дословно). Однако этот «могучий город», «Земля святых огней», как подчёркивает В. Луговской, осквернили армянские коррупционеры, отчего Баку оказался «залитым чёрной и багровой кровью». Эта тема второй части стихотворения. Могильным холодом веет от строк, в которых мирный «владыка промыслов» оказался погребённым вместе с живыми людьми:
Остыли мёртвые, остыли груди Армянских жён и жён азербайджанских,
И девушек весёлых и невинных,
Безжалостно убитых этой ночью,
В часы шакальей, бешеной резни.
И кровь, рябя, бежит по переулку [1, с.201].
Владимир Луговской, разумеется, не мог знать или предположить, что в конце 1980-ых годов армянские фашисты, приступив к политике создания мононационального государства, снова примутся за геноцид против своих соседей, азербайджанцев, последствия которого ясно ощутимы и видны и сегодня, в начале двадцать первого столетия.
В заключительной части этого сочинения языком символики В. Луговской предостерегает потомков от тех страшной политической близорукости властей, которая и привела к печально известной резне в Баку. «На плоских крышах возникают тени» - это «облики тех людей», что безвинно полегли в столице в 1918 году. Знаменательно, что поэт облекает строки о крови убиенных в форму сопроводительного и грозного барабанного боя; это плач по усопшим:
Полночный барабан гудит и бредит.
На плоских крышах молча ходят тени,
И вот он бьёт то глуше, то прозрачней,
Полночный барабан, кровавый бубен,
Над изумрудным пологом залива [1, с.202].
У В.Луговского в «Волчьих воротах» налицо отработанные футуристами и имажинистами приёмы космизма, которые сами по себе, то есть в изолированном виде, не противоречат центральной идее этого стихотворения. Но здесь важен и учёт того контекста, в который эти приёмы оказываются активно вовлечёнными. А в данном случае строки о том, как «люди бегут, и уже не хватает рабочих рук» затушёвываются тем, что нет в русской городской поэзии места проявлению обычных человеческих чувств. И потому самому поэту в конце 1920-х - начале 1930-х годов, по-видимому, не казались зазорными и не воспринимались как насилие над поэтическим материалом нижеследующие призывные слова:
Песню услышу -напев повторяю, речь - повторю слова, стала прозрачна и весела большая моя голова,
А сердце начало каменеть,
Выпариваясь, как соль.
Камень кипел На зубчатом огне -Так сердцу было дано,
Чтобы в десятую мудрую ночь
стало стальным оно [2,48].
Так и вспоминается речитатив из популярной песни тех лет:
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор,
Нам разум дал стальные руки-крылья,
А вместо сердца - пламенный мотор.
Как говорится, человек не может выбрать эпоху, в которую хотел бы жить. Владимир Луговской жил в трудную эпоху, вместившую и репрессии второй половины 1930-х годов, и Великую Отечественную войну, и начало так называемой хрущевской оттепели. Ему было сложно. И эта сложность оставила следы в его творчестве.Характерно, что, когда создавалось произведение Владимира Луговского «Баку! Баку!» известный французский писатель-реалист Ромен Роллан писал: «Крупный художник - всегда око своего времени. Этим оком смотрит и видит себя эпоха» [6, с.511].Так происходит перекличка между двумя талантами, живящими в одну эпоху, но в разных странах.
Литература
1.Антология азербайджанской поэзии. Под редакцией В.А. Луговского и Самед Вургуна. Москва, ГИХЛ, 1939, 426 с..
2.Антология азербайджанской поэзии. Под редакцией В.А. Луговского и Самед Вургуна. Баку, Азернешр, 1940, 587 с.
3.Антология азербайджанской поэзии в 3-х томах. Баку, Нурлан, 2009, т.1, 441 с.
4.Луговской В.А. Баку! Баку! - в кн.: Луговской В. Собрание сочинений в 3-х томах, т. 3. Москва: Художественная литература, 1971, 262 с.
5.Луговской В.А. Волчьи ворота - в кн.: Луговской В. Собрание сочинений в 3-х томах, т. 2. Москва: Художественная литература, 1971, 234 с.
6. Роллан Ромен. Собрание сочинений в четырнадцати томах, т. 14. Вопросы эстетики. Театр.
Живопись. Литература. Москва: Гослитиздат, 1958, 832 с.
