CC BY
38
ИСЛАМ В СТРАНАХ ДАЛЬНЕГО ЗАРУБЕЖЬЯ
Р. Сикоев,
востоковед
АВТОРИТАРИЗМ И ДЕМОКРАТИЯ В УСЛОВИЯХ АФГАНИСТАНА
Возникновение формы народовластия - демократии, предусматривавшей участие каждого гражданина в управлении государством, никогда не было реальным. Власть государства над личностью всегда оставалась более сильной. Главное, на что следует указать, это то, что с появлением государства как института управления обществом борьба между автократией и демократией не прекращается и по сегодняшний день.
Рассмотрение этой весьма обширной темы мы ограничим рамками афганского исторического опыта начиная со времени образования империи Дуррани (1747) до наших дней. На протяжении более чем двух веков в этой стране менялись правящие династии (садозаев сменили баракзаи (мухаммадзаи)). Абсолютную монархию основателя империи Дуррани Ахмад-шаха и его наследников в начале XX в. сменила конституционная монархия Амануллы-хана, однако сохранявшая тенденции к авторитаризму. Республиканский строй при Мухаммаде Дауде, ликвидировавший в 1976 г. монархию Захир-шаха, на деле представлял собой авторитарную власть президента М. Дауда. Захватившая в результате государственного переворота 1978 г. власть в стране промарксистская Народно-демократическая партия установила в стране диктатуру одной партии. В конце XX - начале XXI в. власть в ходе длительной гражданской войны перешла к лидерам военно-политических группировок муджахидов, установивших в Исламском Государстве Афганистан фундаменталистский теократический режим, который в свою очередь в 1996 г. был свергнут радикальным исламистским движением «Талибан», создавшим на большей части
территории Исламский эмират с военно-теократической формой правления на основе средневековых норм шариата.
Отметим, что при всех указанных режимах главной движущей силой было стремление правителей к авторитаризму, подкрепленному этническим и религиозным факторами.
Полагаем здесь вкратце остановиться на одной важной тенденции, восходящей к глубокой древности, - стремлении к сакрализации верховной власти, что укрепляло власть, представляя верховного правителя как ставленника Бога, наделенного сверхъестественной силой, и даже как его земное воплощение. Сошлемся на авторитетное мнение Джеймса Фразера. В «Золотой ветви» он отмечал, что «соединение царского титула с отправлением жреческих обязанностей было в Древней Италии и Греции обычным делом», и далее он добавлял к этим государствам и Древний Египет, Малую Азию, Китай, Восточную Африку и Центральную Америку, в которых верховный правитель считался божеством.
Подобная тенденция к сакрализации власти была свойственна и афганским монархам. Так, эмир Абдуррахман-хан, типичный автократ, чье слово было законом, в 1895 г. принял звание «светоч народа и веры» и «выступал отныне в качестве высшего духовного авторитета». Британский журналист А. Гамильтон, посетивший Афганистан вскоре после смерти эмира, подчеркивал, что «...только Абдуррахман, установив автократию, окончательно упрочил абсолютизм эмира». Его сын и наследник эмир Хабибулла, также принявший титул «царя ислама», узурпировал религиозные функции, взяв на себя роль первосвященника (шейх уль-ислама), одновременно обладая высшей военной и судебной властью. Король Аманулла-хан, наследник Хабибуллы-хана, объявленный духовенством «царем ислама», взойдя на престол, в своем первом указе от 1919 г. заявил: «Не с легким сердцем я возлагаю на себя это тяжелое бремя имамата (духовной власти) и эмирата (светской власти)». Добавим, что формальным признанием афганского абсолютизма явились: упоминание имени монарха в пятничной молитве (хутбе), выпуск денег от его имени и передача власти по наследству.
Прежде чем перейти к вопросу о демократии в исламе и в Афганистане в частности, следует учитывать следующее обстоятельство. Современное афганское общество с началом гражданской войны вот уже более 30 лет расколото на два противоположных лагеря по этноконфессиональному и идейно-политическому
признакам, в том числе относительно устройства государства и формы управления им. По определению кабульской газеты «Пайаме муджахид», общество, особенно его политическая элита, разделилось условно на «автократов» и «демократов». Процесс поляризации сил «Пайаме муджахид» иллюстрировала на примере подхода указанных групп к следующим актуальным вопросам. Так, если «демократы» выступают за «единство религии и политики», - указывает газета, то «автократы» - за «отделение религии от политики»; если «демократы» хотят видеть Афганистан «парламентской республикой», то «автократы» стремятся к единоличной авторитарной власти и выступают за «президентскую форму правления». В административной сфере - «демократы» отстаивают принцип «выборности губернаторов», а «автократы» - принцип назначаемости их президентом. В области судопроизводства «демократы за то, чтобы «кандидатуры судей предлагались президентом, но утверждались бы парламентом, а «автократы» считают, что назначение судей должно быть только прерогативой президента. Далее, «демократы» выступают за «бесплатное высшее образование и медицинское обслуживание народа», а «автократы» - за платные услуги в обеих сферах; «демократы» - за признание всех национальных языков страны «равными и официальными»; «автократы», хотя и признают пушту и дари официальными языками государства, выступают за то, чтобы только пушту получил статус «национального» языка страны.
Остановимся на этом вопросе более подробно. Унитаристы утверждают: федерализм - это чужеродное явление, оно не подходит к традиционному укладу жизни афганцев, эта система только усилит этнические и конфессиональные противоречия, что в конечном счете приведет к распаду страны и утрате Афганистаном суверенитета. Кроме того, федерация отнюдь не означает демократии. Что касается формы правления, то они за сильную президентскую власть.
Со своей стороны, сторонники федеративного устройства государства заявляют: унитаристы мечтают восстановить этнокра-тию - единоличное господство пуштунов времен авторитарного правления «железного эмира» Абдуррахман-хана и сконцентрировать все ветви власти в руках диктатора. Унитаризм с его властной вертикалью порождает диктатуру и тоталитаризм, подавляет права человека. Федералисты же за парламентскую республику, при которой, по их мнению, только и возможно воплотить в стране демократические принципы.
Что касается вопроса о демократии в исламе, и в Афганистане в частности, прежде всего следует напомнить следующее. Пожалуй, ни одна форма государственной власти не получала столько эпитетов, как демократия. В разные времена ее называли «чистой», «буржуазной», «революционной», «социалистической», «западной», «суверенной», «ущербной», «дефектной», «номинальной», «иммитационной» и т.д. Наконец, следует упомянуть о концепциях «исламской демократии», «теодемократии» и т.п.
Все атрибуты этого понятия, как нам представляется, определялись в разные периоды истории и на разных участках ее культурно-цивилизационного пространства прежде всего конъюнктурными политическими или этноконфессиональными интересами. Остановимся на трактовке понятия «исламская демократия». Можно привести множество мнений и определений, высказанных мусульманскими религиозно-политическими авторитетами, в частности о том, что принцип иджма (консенсус) является основой исламской демократии. Ограничимся мнением Абу Ала Маудуди -известного пакистанского религиозно-политического деятеля XX в. Согласно утверждению Маудуди, в исламе нет места для демократии западного образца, она вообще неприемлема для религии ислам. «В идеальном исламском государстве, - говорил он, -суверенитет принадлежит только Богу, в общественной жизни действуют законы шариата - это и есть подлинная Конституция, дарованная Всевышним, а не написанная людьми». Со времен Пророка в исламе были заложены и действовали принципы подлинной демократии, а образцом исламской демократии была эпоха правления пророка и «праведных халифов». Маудуди, как и все исламские идеологи, перечислял принципы социальной справедливости в исламском демократическом государстве: недопущение дискриминации по расовым, языковым, территориальным и иным признакам; гарантия обеспечения народа продовольствием, жильем, трудом, медицинским обслуживанием и т.п. Гражданам в таком государстве гарантировалась безопасность жизни, чести и имущества, свобода вероисповедания и отправления обрядов, личная свобода, свобода слова, передвижения и прочие равные возможности. Заметим, однако, что все эти законы обходили стороной права иноземцев (зимми) и женщин.
«В исламском обществе, - пишет один из современных идеологов исламского радикализма Фатхи Якан, - власть принадлежит не народу, как в "демократическом обществе", не партии, как в "коммунистическом" и прочих "социалистических" общест-
вах, и не отдельному лицу, как это бывает в условиях диктатуры. Она принадлежит Аллаху - Создателю и Властителю всего сущего. В исламе нет места дискриминации, пристрастности, эгоизму, авторитарности, партийности, властности. Все перед законом Аллаха равны».
Главным преимуществом «исламской демократии» современная афганская газета «Муджахид» считает два принципа: бейат (присяга на верноподданность верховному правителю) и шура (совет или парламент, чьи функции исключительно сводятся к исполнению норм шариата и закона Божьего, и контролю за тем, чтобы народ следовал этим установкам). «Важно то, что в политической системе ислама, - подчеркивает дальше газета, - главенствует принцип выборности имама или эмира. Выборы четырех первых халифов проходили при участии народа, где каждый правоверный мог высказать свое мнение о кандидате на звание халифа». При этом «Муджахид» цитирует слова халифа Абу Бакра, якобы сказанные им после его избрания: «Если я буду совершать добрые дела - поддержите меня, если я совершу неправильные действия -направьте меня на правильный путь».
Суммируя, можно сделать следующие выводы.
Во-первых, исторический опыт Афганистана свидетельствует, что все существовавшие политические системы государственного управления неизменно тяготели к авторитаризму. Эта тенденция сохраняется и поныне, завуалированная такими институтами, как парламент и Лойя Джирга - всеафганское собрание. Утверждение сторонников «демократии по-исламски» о том, что в исламе заложены институты, играющие роль противовеса тенденции к авторитаризму («шура» - совет, кораническое предписание советоваться с общиной), сегодня трактуется мусульманскими улемами по-разному: одни, настроенные более либерально, считают, что шура, действительно, является основой для установления демократических норм в обществе, поскольку дает свободу волеизъявления народу при выборе лидеров государственных институтов, отражающих интересы народа; другие - сторонники консервативного подхода - считают, что шура, основывающийся на безоговорочном признании божественного суверенитета, является лишь инструментом воплощения в жизнь законов традиционного ислама, без элементов демократии. Обращаясь вновь к афганским реалиям, считаем, что в Афганистане при всех режимах шура, или шурайи мелли, так же как и Лойя Джирга всегда играли роль консультативно-совещательных органов и не влияли, или влияли крайне
слабо, на решения сильной исполнительной власти. По мнению афганского ученого Сейида Абдуллы Казема, причина неспособности подобных институтов добиться прекращения войны и установления мира, прежде всего, обусловлена утратой доверия к ним народа и некомпетентностью их участников. Как отмечала кабульская газета «Джамаа», в парламент всегда попадают те представители партий, которые никогда не думают о благе народа, никогда не исполняют своих предвыборных обещаний и не дают дорогу молодым и беспартийными. А еженедельник «Кабул» прямо заявлял, что в парламент попадают лишь те, кто поддерживает президента и работает в интересах США. «Ключевые посты в структурах власти занимают прежние полевые командиры муджахидов, -пишет афганская эмигрантская газета "Машал". - Большинство министров и губернаторов назначаются под давлением определенных военно-политических группировок и под именем "героев джихада" используют силу, чтобы набивать карманы, и не собираются уступать власть на местах».
И последний вопрос, на котором следует остановиться, заключается в следующем: почему демократия (в форме так называемой классической модели) не приживается в Афганистане?
Во-первых, в исламе, где отсутствует разделение религии и политики, по мнению мусульманских богословов, все сферы жизнедеятельности мусульманина определяются от рождения до смерти не рукотворными конституциями, а ниспосланным свыше Священным Кораном и шариатом, в которых закреплены все основные принципы подлинного народовластия, и необходимости в иных его формах нет.
Во-вторых, принципы демократии в ее классическом понимании не отвечают устоявшимся принципам патриархального, традиционного общества, представляющего сочетание родопле-менных и феодальных отношений и привыкшего жить по своим национальным обычаям и понятиям. Особенно наглядно это видно на примере пуштунского этноса, который считает свой кодекс чести «Пуштунвали» высшим регулятором жизни пуштунских племен и образцом народовластия.
Остановимся вкратце на вопросе «народной» или «племенной» демократии. В течение веков в результате совместного проживания общество выработало собственные нормы поведения, морали и быта, определявшие роль индивида и общины в целом. Пуштунские племена воплотили в «Пуштунвали» - неписаном кодексе чести - обычаи, нравы, традиции и морально-нравственные
понятия. В числе основных принципов этого кодекса находится и понятие равенства и демократии (мосават). По мнению пуштунов, другим демократическим племенным институтом является джирга -«сход», на котором важнейшие политические, правовые, военные и другие жизненные проблемы решаются на основе консенсуса.
Ныне в условиях войны обострилась борьба между той частью общества, которая выступает за демократические перемены, и консерваторами-ретроградами, особенно религиозными деятелями, которые противятся любым попыткам изменения общественных отношений. Так, например, в октябре 2010 г. афганское телевидение показывало известную игру «Кто хочет стать миллионером», расценив ее как проявление прогресса в общественной жизни. Однако выступивший затем мулла назвал это безнравственным занятием, лишь отвлекающим мусульман от изучения религиозных догм и разжигающим страсть к наживе.
Добавим к этому высказывания кабульских газет. Если газета «Армане мелли» после парламентских выборов 2004 г. писала, что наконец-то открылся путь для демократии и отныне демократические нормы начнут претворяться в жизнь, то другая газета «Фаджре Омид» призывала сделать выбор: или остаться верными принципам ислама, или пойти по пути секуляризма, либерализма и демократии, что, по сути, представляет собой поощрение к образу жизни без морально-этических правил (призыв к отказу от чадры, сексуальную распущенность, популяризацию алкоголя и т.п.). «Подобная демократия, - заключила газета, - это власть без социально-политических и морально-культурных ограничений, и она есть оскорбление ислама».
Вопрос о форме государственного правления и дискуссия о том, какая из них (авторитаризм или демократия) более необходима и полезна обществу на определенном этапе его развития, начались не сегодня и закончатся не завтра. Сошлемся еще на один факт. Скотт Спер - адъюнкт-профессор политических наук Казахстанского института управления, экономики и стратегических исследований опубликовал статью «Позиция в отношении демократии и авторитаризма в мусульманском мире», в которой утверждает, что в ряде мусульманских стран (Ирак, Египет, Иордания, Марокко) наблюдается тенденция к демократизации общества. Особый интерес представляет его высказывание о том, что в Турции и Иране, в большей или меньшей степени, применяется демократическая практика. Оставляя эти его выводы без комментариев, мы скорее согласимся с теми, кого он называет пессимистами.
«Пессимисты утверждают, - говорит С. Спер, - что демократия никогда не сможет возникнуть в арабских обществах, поскольку демократическая практика несовместима с арабскими верованиями и ценностями».
«Мусульманское пространство по периметру границ Кавказа и Центральной Азии», М., 2012 г., с. 128-134.
Александр Аксененок, кандидат юридических наук ЕГИПЕТ: ОСОБЕННОСТИ ПЕРЕХОДНОГО ПЕРИОДА
Беспрецедентные по своему размаху и численности народные выступления в Египте в январе-феврале 2011 г. создали ту критическую массу, которая смела казавшийся незыблемым режим Хосни Мубарака. С отрешением египетского президента от власти Египет, как это было не раз в его истории, совершил «прыжок в неизвестность». Полный обвал политической конструкции авторитарного государства, каким Египет по сути оставался после свержения монархии в 1952 г., знаменовал собой, при отсутствии созревшей альтернативы, начало качественно новой, во многом непредсказуемой эпохи в современном развитии этой ключевой страны Ближнего Востока. На протяжении всей современной истории Каир был лидером арабского мира, центром, от которого расходились круги политических перемен. От того, какая модель развития возобладает в Египте, во многом будет зависеть ход трансформационных процессов и в других арабских странах.
Уличные демонстрации, митинги и другие проявления массового протеста сотрясали арабский мир и раньше. Особенно часто в период четырех арабо-израильских войн, непрерывной смены режимов и внутренних потрясений 50-70-х годов прошлого столетия. Отдельные протестные выступления носили экономический характер. Теперь старый режим был свергнут не в результате военного переворота, внешнего или внутреннего «дворцового заговора». Впервые верховная власть, освященная в Египте веками ореолом если не божественности, как при фараонах, то во всяком случае непререкаемости, пала в одночасье под давлением снизу. В этом главное отличие «арабской весны» в Египте от предыдущих верхушечных перемен.
