РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА
СЕРИЯ 8
НАУКОВЕДЕНИЕ
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ
1999-4
издается с 1973 г. выходит 4 раза в год индекс серии 2.8
МОСКВА 1999
технические программы и распределяется в форме контрактов и грантов. Доля такого финансирования в разных странах различна и составляет, например, 20% в России и 60% в Чехии (с. 83).
Заключительная часть реферируемой работы (Приложения) содержит статистические таблицы. Один из материалов такого рода представлен в тайл. 3.
Таблица 3 (с. 91-92)
Валовые внутренние затраты на ИР в странах с переходной экономикой: 1990 и 1995 гг. (в млн. экю, неизменные цены 1990 г. и в
% к ВВП)
Страны Млн экю % к ВВП
1990 г 1995 г 1990 г 1995 г
Болгария 926,9 258,8 2,38 0,72
Венгрия 947,6 465,2 1,60 0,75
Польша 2464,1 1466,4 1,56 0,75
Россия 17998,6 4402,0 2,03 0,73
Румыния 1227,9 641,9 1,33 0,71
Словакия 673,9 378,8 1,99 1,04
Украина 3597,8 1139,0 1,55 1,01
Чехия 2115,4 1070,7 2,19 1,15
Т. В. Горбунова
99.04.017. МИРСКАЯ Е.З. РОЛЬ МЕЖДУНАРОДНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИЙСКОЙ НАУКЕ.
MIRSKAYA E.Z. The role of international interactions in contemporary science in Russia // Science and publ. policy, Guildford, 1998,- Vol. 25, № 1P. 37-45.
Автор - руководитель сектора социологии науки в Институте истории естествознания и техники РАН. Исследование, результаты которого изложены в реферируемой публикации, проведено при поддержке Российского фонда гуманитарных наук и Российского фонда фундаментальных исследований.
В статье отмечается, что тяжелое положение науки в России побудило развитые страны Запада принять меры к сохранению прежде всего местной базы фундаментальных исследований. 90-е годы подчеркивает автор, дали толчок к появлению “совершенно новой фазы в научном сотрудничестве, когда главной целью стала практическая поддержка исследователей и науки”. Автор полагает, что для такого рода контактов больше всего подходит термин “научное взаимодействие”, предполагающее не только сотрудничество на партнерских началах, но и помощь.
Одной из важных форм поддержки российских ученых стали резко увеличившиеся возможности для участия в зарубежных встречах, семинарах, исследовательских программах. За период с 1991 по 1994 г. заграницей побывали 64 972 российских ученых, причем если в 1991 г. 23% подобных посещений обеспечивала тогдашняя АН СССР, то в 1994 г. РАН покрывала лишь 7% такого рода затрат (с. 37).
Начиная с 1992 г. получает развитие другая форма взаимодействия - финансовая поддержка, которая позволяла российским ученым заниматься собственными ИР у себя на родине. К этому времени, отмечает автор, контроль за международными контактами и их регулирование стали настолько слабыми, что новые формы взаимодействия реализовывались “почти без ограничений”.
Значимость международной поддержки можно оценивать суммой финансовой помощи. К сожалению, статистика такого рода отсутствует, в том числе и потому, что “обе стороны имеют веские основания не декларировать выплаченные суммы”. По оценке экспертов ОЭСР, средства на поддержку научной и технической деятельности, полученные Россией в 1993 г., составили от 100 млн. до 150 млн. долл. (с. 38.). Такого рода оценки, предупреждает автор, не имеют статистической значимости и не могут быть использованы в качестве показателя вклада западных спонсоров в российскую науку. Следует также иметь в виду, что между разногф рода НИИ и группами исследователей существует значительная дифференциация в плане получения средств из зарубежных источников. Автор утверждает, что существуют немногие институты, само существование которых зависит исключительно от зарубежных заказов, соглашений и контрактов.
В 1994 г. Институт космических исследований и Институт спектроскопии сообщили, что зарубежные поступления
соответственно в шесть и в три раза превысили их бюджетное финансирование. В то же время на долю большей части других ведущих учреждении РАН приходится не более 2-3% от суммы подобных поступлений (с. 38). Помимо помощи, направляемой научным организациям, значительные, не поддающееся учету средства распределяется на основе личных связей в форме персональных грантов и контрактов.
Среди учреждений, осуществляющих особенно широкую поддержку российской науке, автор называет Национальный центр научных исследований во Франции, Немецкое научно-исследовательское общество, Международную ассоциацию поощрения сотрудничества с учеными из независимых государств бывшего СССР, Международный совет исследований и обмена. Значительные средства поступают от негосударственных фондов, прежде всего таких, как Фонд Форда, Фонд Мак-Артура и Фонд Дж.Сороса.
Деятельность последнего заслуживает, на взгляд автора, особого внимания. Программы, финансируемые этим фондом, обеспечили трехлетнюю широкую поддержку “элитарных” фундаментальных исследований в республиках СССР. За три года, отмечает автор, было профинансировано из этого источника 3554 долгосрочных проекта и 15000 ученых. Общая сумма грантов составила 80,5 млн. долл. Большая часть такого рода проектов реализовывалась в России: 2878, или 81%. (с. 38).
Помощь в виде грантов не только стимулирует отдельного исследователя, но оказывает “побуждающее” влияние на все научное учреждение. К 1995 г. количество соросовских грантов стало неофициальным показателем рейтинга института, свидетельством не только высокого качества научного труда, но и определенной гарантией сохранения кадрового потенциала. Если судить по указанному показателю, то приоритет прочно удерживают научные учреждения Москвы: из 50 НИИ, получивших наибольшее число грантов, 35 размещены в Москве, 8 - в Санкт-Петербурге (с. 38).
Проблема роли международного взаимодействия выдвинулась на первый план в ходе специального обследования НИИ, входящих в систему РАН; эта работа была проведена в 1994 г. Полученные результаты ярко продемонстрировали различие между научными коллективами, вовлеченными в активные международные контакты и теми НИИ, которые не участвовали в такого рода взаимодействии.
Первые смогли создать “стимулирующий климат” для своих сотрудников, сделать их заинтересованными в результатах своего труда. Таким образом, вовлечение в международное взаимодействие, подчеркивает г.втор, “становится, по-видимому, новым фактором дифференциации научного сообщества”. В этой связи особое значение приобретают проблемы масштабов, форм и результатов подобного сотрудничества. Между тем объективной информации по перечисленному кругу вопросов - явно недостаточно. Прояснить проблему было призвано специальное социологическое исследование, предпринятое автором.
Из обширного круга вопросов, относящихся к международному сотрудничеству, в качестве объекта изучения отобраны те, которые затрагивают иностранную помощь, позволяющую российским ученым эффективно заниматься наукой у себя на родине. Автор выделяет четыре вида подобного взаимодействия: 1) поддержка зарубежных научных фондов в виде исследовательских грантов; 2) сотрудничество российских и западных НИИ, реализуемое в форме официальных контактов; 3) контакты российских ь западных научных групп на базе прямых, полуофициальных соглашений; 4) обмен информацией между российскими учеными и международным научным сообществом в форме компьютерных телекоммуникаций.
Обосновывая значимость темы, выбранной в качестве предмета исследования, автор подчеркивает, что существуют две радикально противоположные позиции в подходе к роли международной помощи для российской науки. Одни считают такую поддержку благом, другие убеждены, что она вредна, что ведет к разрушению национального научного потенциала, “вымывая” из страны уникальные научные кадры.
Представить объективную картину по указанной проблеме призвано было обследование. В специальных анкетах были сформулированы вопросы, касающиеся мнения респондентов о состоянии отечественной науки, о стимулах научного труда, об организации КР, об участии в международном сотрудничестве и об использовании электронных средств связи. Одной из целей обследования было выяснение связи между степенью вовлечения в международное взаимодействие и эффективностью ИР. Предполагалось, в частности, установить, соответствует ли оценка
степени участия в международных связях другим аспектам профессиональной деятельности. В качестве респондентов выбраны сотрудники восьми московских институтов РАН, осуществляющих главным образом естественнонаучные ИР. Для опроса подготовлено и разослано 302 анкеты. Характеризуя принципы отбора учреждений для обследования, автор отмечает, что для анализа были специально выбраны сектора и лаборатории, имеющие прочные международные контакты (с. 40).
Еще однг особенность обследования касается респондентов: в их числе преобладали доктора наук и руководители подразделений, при этом их доля оказалась значительно более высокой, чем в системе учреждений РАН в целом: 32% против 15 - в первом случае и 23% против 10 - во втором. В то же время среди респондентов оказалось мало молодых ученых и исследователей-женщин. Такая “дискриминация” не случайна. Она отражает особенности группы, наиболее активно вовлеченной в международные связи(с. 40).
Наряду с анкетным опросом обследователи использовали подробные интервью с директорами и замдиректорами соответствующих НИИ. Собранная информация была систематизирована в виде 63 таблиц линейного распределения и 134 таблиц взаимной корреляции (с. 41). Автор отмечает, что хотя даже элитарные московские НИИ имеют весьма небольшую долю ученых, активно взаимодействующих с мировой наукой, тем не менее обследование дало интересную информацию о воздействии международного сотрудничества на российских ученых - участников этого процесса.
В ходе анализа материалов респонденты были отнесены к одной из пяти групп. Воздействие фактора международного сотрудничества автор анализирует применительно к каждой из таких групп.
В группе “А” оказались ученые, отнесенные к научной элите: их отличает не только высокая активность на международной арене, но и видная роль в национальной науке. Для данной группы респондентов характерен наиболее высокий показатель удовлетворенности своей работой (33%). Основной контингент респондентов - научные сотрудники и руководители научных подразделений; руководители более высокого ранга здесь практически не присутствуют.
В группе “Б” представлены те, кого принято считать “будущей элитой”, “завтрашними руководителями науки”. Их отличает высокая активность в международных взаимодействиях; представители данной группы пользуются наибольшим расположением западных партнеров. Пока они не имеют столь высокой международной репутации, как сотрудники из группы “А”. Обнаружилось, что их деятельность на сцене национальной науки не столь эффективна, как ожидалось: публикации присутствуют
главным образом в виде статей, а вовлеченность в ненаучные занятия оказалась в данной группе самой высокой - 28% (с. 42).
Ученые, отнесенные к группе “В”, уверенные в себе, профессиональные исполнители. Их преданность науке и уровень удовлетворенности своей работой - почти такие же, как в группе “А”.
Респонденты из групп “Г” и “Д” имеют много общего. Так, их участие в международных контактах не компенсируется эффективной работой на национальной арене. При этом, однако, ученые из группы “Е” обнаруживают довольно высокий уровень удовлетворенности собственной работой (52%). А группа “Г” демонстрирует, напротив, самый высокий уровень неудовлетворенности - 67% (с. 43).
Данные обследования подтвердили первоначальную гипотезу о зависимости между вовлечением ученых в международные связи и их видной позицией в национальной науке. Однако эта зависимость характерна не для всех групп респондентов. Так, ученые из группы “Б” с их активными интернациональными контактами или из группы “Г”, в которой уровень таких связей весьма невысок, не обнаружили в своих ответах прямой связи между степенью международного взаимодействия и эффективной научной работой в своем НИИ.
Тот фак/, что ученые из трех остальных групп сохранили в новых условиях свою традиционную модель профессионального поведения, лишь модифицировав ее в соответствии с условиями “открытой науки”, демонстрирует, на взгляд автора, прямую связь между национальными и интернациональными аспектами их научной деятельности. В то же время в группе “Б” такого рода активная международная ориентация не может рассматриваться как долговременная и продуктивная. Что касается ученых из группы “Г”, то их профессиональная ориентация связана исключительно с национальной наукой.
Обследование выявило еще одну обещающую тенденцию: большинство респондентов (в том числе и тех, кто поддерживает широкие международные контакты) не испытывают желания покинуть Россию. Таким образом, резюмирует автор, несмотря на локальный характер обследования, можно сделать вывод о несостоятельности опасений о разрушительном воздействии международных связей на российскую науку: лишь 2% респондентов заявили о желании эмигрировать, подчеркнув при этом, что не имеют возможности реализовать это желание (с. 43).
Противники расширения международных взаимодействий выдвигали в качестве аргумента возможное разрушение “духа коллективизма” в проведении ИР. Оказалось, что 33% респондентов, желающих пользоваться зарубежными грантами, готовы участвовать в коллективных исследованиях (с. 43).
В российской науке, пишет в заключение автор, действительно происходят разрушительные процессы, требующие своего изучения. Сохранение и продуктивные изменения национальных ИР невозможны без целенаправленной государственной поддержки и эффективной научной политики.
Т.В. Горбунова
99.04.018. ТРАНСФОРМАЦИЯ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В РЕСПУБЛИКЕ ЧЕХИЯ: СТАНОВЛЕНИЕ СИСТЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЙ, ЕЕ РОЛЬ В ЭКОНОМИЧЕСКОЙ И КУЛЬТУРНОЙ ЖИЗНИ СТРАНЫ / ПРОВАЗНИК С., ФИЛАЧЕКА., КРИЗОВА-ФРИДОВА Е., ЛОУДИН Й„ МАХЛЕИД П.
Transformation of science and research in the Czech Republic: the emerging research system and its role in the country's economic and cultural life / Provaznik S., Filacek A., Krizova-Frydova E., Loudin J., Machleidt P. // Science and publ. policy. -Guildford, 1998,- Vol. 25, № 1. - P. 23-35.
Авторы реферируемой статьи - научные сотрудники Центра по исследованию науки, технологии и общества при Институте философии Чешской АН в Праге. Рассматриваемую тему они излагают в нескольких аспектах, посвящая каждому особый раздел реферируемой публикации.